Текст книги "Австралия. Полная история страны"

«Каторжный континент»

В 1800 году две трети колонистов были свободными людьми, которые вели собственное хозяйство или же работали по найму. Приток добровольных поселенцев пока оставался небольшим, число свободных людей увеличивалось за счет каторжников, у которых истек срок наказания (были и такие, кого приговорили к пожизненному заключению, но большинство приговаривалось к сроку от 7 до 14 лет).

Очередная партия каторжников прибывает к берегам Австралии

Надо сказать, что положение австралийских каторжников было довольно вольготным. В тюрьмах содержались лишь те, кто показывал себя с плохой стороны, а все остальные проживали на съемной жилплощади, которую они оплачивали из своего заработка. Возможность заработка была не только у тех каторжников, которые работали у фермеров, но и у тех, кто трудился на государственных фермах. Порядок был таким: до обеда каторжник работал на государство, а после обеда – на себя. Старательные и умелые работники жили довольно богато.

Наградой за усердный труд (и хорошее поведение) могло стать досрочное освобождение, а вот тех, кто вел себя плохо или совершал новые преступления, отправляли в тюрьмы или штрафные поселения, в которых условия были крайне суровыми.

Каторжное прошлое не считалось пятном на репутации, поскольку бывшие каторжники составляли в колонии большинство и никак не дискредитировались: считалось, что отбытое наказание не должно портить человеку дальнейшую жизнь. Они даже могли поступать на государственную службу, что было выгодно и для них, и для британского правительства, которому командированные чиновники обходились весьма дорого: им приходилось оплачивать проезд (вместе с семьями), выдавать подъемные и выплачивать надбавку за службу «на краю света».

Нравы в Новом Южном Уэльсе были весьма свободными (не сравнить с британскими), но в обществе ощущалась некоторая напряженность, создаваемая озлобленностью бывших каторжников, часть которых не могла смириться с насильственной высылкой из родных мест. Далеко не для каждого из них Австралия становилась новой родиной, многие считали ее «большой тюрьмой, со всех сторон окруженной морем».

После отбытия наказания люди могли вернуться в метрополию, но большинство оставалось в Австралии. Во-первых, многим некуда было возвращаться. Во-вторых, проезд на корабле до Британии стоил примерно столько, сколько австралийский работник в среднем зарабатывал за год. В-третьих, бывшие каторжники понимали, что на родине к ним будут относиться как к людям второго сорта и при каждом удобном случае тыкать в глаза их криминальным прошлым.

Восстание 1804 года

Крупных проблем каторжники не создавали, поскольку их неподчинение установленным порядкам носило единичный характер, однако в 1804 году в колонии произошло единственное в австралийской истории восстание ссыльных, а именно ирландцев, осужденных за участие в восстании 1798 года [40]40
  Ирландское восстание 1798 года – восстание ирландцев против британского владычества, которое поддерживалось французами. 21 июня 1798 года в сражении при Винегар-Хилл основные силы повстанцев были разгромлены британскими войсками.


[Закрыть].

Неизв. художник. Восстание в Касл-Хилл. 1804

На тот момент ирландцы составляли примерно пятую часть от населения колонии и при этом были хорошо организованы и связаны множеством тайных нитей.

Сигналом к началу восстания послужил огонь, зажженный на холме Касл-Хилл близ Сиднея в ночь на 4 марта 1804 года (один из ирландских каторжников пожертвовал ради этого своей хижиной). По сигналу на Касл-Хилл собралось около 200 повстанцев, которые двинулись к Сиднею, рассчитывая на то, что по мере продвижения их ряды будут расти. Однако уже днем 5 марта сотня солдат Новоюжноуэльского корпуса под командованием майора Джонстона их разгромила. 9 зачинщиков казнили, остальных наказали сообразно степени их вины: кого-то выпороли, а кого-то отправили на угольные шахты Ньюпорта [41]41
  Ныне Ньюпорт является северным пригородом Сиднея.


[Закрыть] (это наказание считалось в колонии одним из наиболее строгих, потому что выживали в шахтах немногие).

Развитие овцеводства

На первый взгляд могло показаться, что жизнь в Сиднее начала XIX века ничем не отличалась от жизни в Плимуте или, скажем, в Брайтоне. Развитие торговли наполнило Сидней всевозможными благами жизни, рабочие руки требовались повсюду, условия, создаваемые местным фермерам, не шли ни в какое сравнение с теми, что были в метрополии. Однако было одно крайне важное обстоятельство, отравлявшее жизнь большинству колонистов, – необходимость постоянной борьбы с суровой австралийской природой. Урожаи, в большинстве своем, не отличались обилием и требовали большого труда, животноводство тоже было весьма непростым делом. Но люди старались изо всех сил, потому что другого выхода у них не было.

Стрижка овец каторжниками в Австралии

Наиболее перспективной отраслью австралийского сельского хозяйства стало овцеводство, начало которому положил в 1797 году упоминавшийся выше Джон Макартур. Спустя три года он имел уже более 1 000 овец. А в середине XIX века Австралия стала главным поставщиком шерсти в метрополию, экспортируя ежегодно около 30 миллионов фунтов! И это при том, что для Австралии характерны низкие нормы содержания поголовья по отношению к площади хозяйств, иначе не получится обеспечить животным достаточное количество корма и воды. Овцеводы имели определенные преимущества перед остальными фермерами, поскольку колониальная администрация рано разглядела перспективы овцеводства и возлагала на него большие надежды (которые, к счастью, сбылись). Поэтому лучшие земли отводились на пастбища, а фермеры, разводившие овец, снабжались работниками в первую очередь.

Мягкие зимы, во время которых овцы могли продолжать пастись, и дешевая или вовсе бесплатная земля делали овцеводство весьма привлекательным и способствовали притоку свободных поселенцев, желавших недорого обзавестись собственным поместьем. Но, как известно, «в мази всегда найдется муха» [42]42
  Английское выражение, аналогичное русскому «ложка дегтя в бочке меда». Берет начало от библейского «Мертвые мухи портят и делают зловонною благовонную масть мироварника: то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростью и честью» (Екклесиаст, 10:1).


[Закрыть] – мягкие зимы оборачивались летними засухами и пожарами, постоянно приходилось искать новые пастбища, потому что овцы вытаптывали почву, а грязная вода (другой подчас не было) служила источником инфекционных болезней. А если добавить к этому периодические снижения спроса на шерсть в метрополии, то станет ясно, что по надежности овцеводство не сильно отличалось от игры в покер.

Глава седьмая
Эпоха Маккуори

Лаклан Маккуори

Подполковник Лаклан Маккуори происходил из старой шотландской помещичьей семьи, положение которой во второй половине XVIII века пошатнулось настолько, что его отец, предводитель клана Маккуори, был вынужден продать наследственные владения, когда Лаклану исполнилось 14 лет. В таком положении пытливому юноше оставалось уповать лишь на карьеру. Лаклан мудро избрал военную стезю, на которой небогатому человеку было легче продвинуться, чем на гражданской службе, и в 1810 году достиг пика своей карьеры, став губернатором колонии Новый Южный Уэльс.

В какой-то мере этот суровый служака, обладавший крайне властным характером, был идеалистом. Он верил в то, что в самой заблудшей душе непременно теплится искра добра, и всячески старался разжечь эти искры, предоставляя эмансипистам [43]43
  Эмансипистами в «каторжной» Австралии называли преступников, отбывших срок наказания или получивших помилование от губернатора.


[Закрыть] возможность стать достойными членами общества. Эта – безусловно, правильная – позиция вызывала недовольство у богатых свободных поселенцев, считавших себя creme de la creme[44]44
  Дословно – «сливки со сливок» (франц.). Выражение употребляется в переносном значении, обозначая «сливки общества».


[Закрыть] австралийского общества. Людям, приехавшим в Австралию с капиталом или сколотившим его во время службы в колонии (привет «Ромовому корпусу»!), было неприятно видеть возвышение выскочек-каторжников. В свое время это недовольство приведет к фатальным последствиям для Маккуори, но в начале его правления австралийская элита воспринимала нового губернатора как энергичного чудака и не рисковала сразу же вступать с ним в конфликт, поскольку Маккуори получил от правительства карт-бланш на наведение порядка в колонии и всемерное укрепление авторитета центральной власти.

Второй важной задачей, поставленной перед новым губернатором, было выведение Нового Южного Уэльса на полную самостоятельную самоокупаемость и постепенное превращение его из каторжной колонии в обычную. Разумеется, никто не собирался отказываться от дальнейшей отправки сюда каторжников, поскольку их содержание в колонии обходилось вдвое дешевле, чем в метрополии и к тому же позволяло «очищать старую добрую Англию от всякого мусора», как однажды выразился несчастный премьер-министр Спенсер Персиваль [45]45
  Спенсер Персиваль (1762–1812), занимавший пост премьер-министра в 1809–1812 годах, пока остается единственным в истории главой британского правительства, убитым в результате покушения. 11 мая 1812 года он был застрелен в вестибюле Палаты общин ливерпульским торговцем Джоном Беллингемом, которому Персиваль отказал в выдаче компенсации за злоключения, перенесенные во время коммерческой деятельности в Архангельске.


[Закрыть].

Начало правления Маккуори совпало с кульминацией наполеоновских войн, изрядно поспособствовавших разорению Европы. Выбитые из привычного жизненного уклада европейцы обратили свои взоры к южному материку, который издалека представлялся чуть ли не райским местом. Больше всего переселенцев привлекала дармовая земля (тут они не ошибались) и мягкий климат, который при близком знакомстве сильно разочаровывал. Но, так или иначе, в истории Нового Южного Уэльса наметился позитивный перелом: приток свободных поселенцев начал доминировать над притоком каторжников, и к 1819 году отбывавшие наказание составляли «всего» 38 % от населения колонии, которое успело вырасти до 26 000 человек!

Джон Опи. Портрет Лахлана Маккуори. XIX век

Благодарные потомки прозвали Лаклана Маккуори «отцом Австралии». Этот почетный титул, высеченный на его надгробии, он делит с первым губернатором Артуром Филлипом и еще некоторыми достойными людьми, речь о которых пойдет дальше. Но если уж говорить начистоту, то Маккуори заслуживает называться «отцом Австралии» больше остальных. Артур Филлип, честь ему и слава, основал колонию на краю света и мужественно преодолевал все трудности, выпадавшие на долю первопроходца (особенно в таком дьявольском краю). Но Филлип был основателем каторжного поселения, не более того. В «нормальную» колонию каторгу превратил Маккуори, а Австралийский Союз впоследствии был создан на том фундаменте, который заложил он.

Реформы Маккуори

Это может показаться удивительным и даже невероятным, но на протяжении первых тридцати лет своего существования Новый Южный Уэльс как-то обходился без своего банка. Первый австралийский банк – Банк Нового Южного Уэльса – был открыт в Сиднее в 1817 году стараниями Маккуори. Кстати говоря, в том же году Маккуори, с подачи уже умершего к тому времени Мэтью Флиндерса, предложил переименовать материк в Австралию. Британскому правительству и Адмиралтейству понадобилось «всего-навсего» семь лет для официального принятия этого названия, введенного в обиход в 1824 году.

Но главным достижением Маккуори стали не банк, не введенный им налоговый кодекс и даже не учрежденная им полиция и меры, направленные на развитие судебной системы, а организация крупномасштабных общественных работ, которые за какие-то десять лет полностью изменили лицо колонии. Было построено множество социальных объектов, начиная с больниц и заканчивая мостами. В колонии появились благоустроенные дороги, моряки по достоинству оценили новые маяки, а обыватели – новые церкви и школы. Вишенкой на торте, преподнесенном губернатором Маккуори австралийскому обществу, стал Сиднейский Королевский ботанический сад, основанный в 1816 году как часть губернаторского имения. С этого момента началось систематическое научное изучение австралийской флоры, которое сопровождалось работами по акклиматизации растений, привезенных с других материков.

Вместе с внешними изменениями менялась и духовная, точнее моральная, атмосфера в колонии. Эмансиписты, которых губернатор всячески привечал и способствовал их продвижению в обществе, снизили градус напряжения, существовавшего с момента основания колонии, между осужденными преступниками и свободными колонистами. Каторжники получили наглядное подтверждение тому, что у них есть реальная возможность интеграции в общество. Разумеется, Маккуори отдавал предпочтение образованным людям, но и обычный работник мог быть твердо уверен в том, что никто не станет попрекать его прошлым (а если и попробует попрекнуть, то услышит в ответ: «Теперь я такой же, как вы»).

Королевский ботанический сад Сиднея. Ок. 1908

Кроме сглаживания противоречий между эмансипистами и свободными колонистами, губернатор пытался проводить аналогичную политику для сближения британцев с аборигенами. Вопреки бытующему мнению, белое австралийское общество никогда не отталкивало аборигенов, готовых к сотрудничеству. Другое дело, что аборигены, при всех их достоинствах, не могли сравняться в статусе с самым последним из британцев. Маккуори не смог переломить этого неравенства, но он прикладывал много усилий для выправления ситуации: ввел совместное обучение детей в школах, принимал аборигенов на государственную службу, всячески приветствовал принятие ими христианства…

О христианстве и вере в колонии надо сказать особо. Новый Южный Уэльс со дня своего основания не отличался особым благочестием. Попытки обращения аборигенов в христианство чаще всего оказывались безуспешными, поскольку неофиты не видели достойных примеров для подражания и не понимали глубинного смысла происходящего. Аборигены смотрели на вещи просто: если хочешь заручиться расположением белых людей, то нужно принять их веру. После крещения неофит мог спокойно участвовать в каком-нибудь исконном ритуале своего племени – например, в обряде посвящения мальчиков в мужчины. Ничего предосудительного он в этом не видел, ведь дань уважения традициям белых людей не означала отказа от собственных традиций.

Главным благом, которое принесли на австралийский материк миссионеры, стало не столько приобщение к христианской вере, сколько создание миссионерских пунктов-резерваций, в которых аборигены могли получить защиту от «наступления белого человека» и адаптироваться к новой цивилизации. Нередко миссионеры становились главными (а то и единственными) защитниками аборигенов, страдавших от политики, проводимой австралийскими властями. Политика эта, при всем ее кажущемся разнообразии, носила один и тот же характер: уступите добровольно нам свои земли, и мы на время оставим вас в покое.

Земельная лихорадка

Раз уж речь зашла о земле, то можно забежать немного вперед – в 1824 год, когда много мудрое британское правительство наконец-то созрело для того, чтобы ввести продажу коронной земли в Австралии. Прежде земельные владения предоставлялись в долгосрочную аренду. По сути, разница между такой арендой, право которой переходило по наследству, и продажей была небольшая, но с точки зрения одной отдельно взятой личности свое гораздо предпочтительнее арендованного. На освоенной части материка вспыхнула настоящая земельная лихорадка, ставшая предшественницей золотой лихорадки 1851 года. В течение восьми лет в Австралию прибыло более 30 000 колонистов. Многие австралийцы забросили свои дела и начали увлеченно спекулировать земельными участками. Удачливые спекулянты получали десятикратную прибыль от вложенных средств. Ну, а продажа участка по цене, вдвое превышающей цену покупки, считалась неудачным предприятием. У этой нездоровой лихорадки была и хорошая сторона: она стимулировала открытие и освоение новых земель на малоисследованном материке.

Интриги плантаторов

Будучи потомственным помещиком, Маккуори хорошо понимал роль простых фермеров в экономике государства и делал ставку на них, а не на крупных землевладельцев, которые практически сразу же стали в оппозицию к нему. «Плантаторы» (назовем их так по аналогии с бразильскими магнатами) терпели унижение со стороны власти, предпочитавшей им, достойным и почтенным, каких-то вчерашних каторжников, а также несли убытки из-за расширения сельскохозяйственной деятельности этих вчерашних каторжников. Олицетворением зла, его корнем и первопричиной был губернатор Маккуори, предпочитавший опираться не на аристократов, а на плебеев.

Изображение Джона Макартура на банкноте в 2 австралийских доллара

Плантаторы не стали поднимать восстания, а избрали более удобный и менее опасный способ борьбы: сообщили в Лондон о «многочисленных злоупотреблениях» и «недальновидной политике» губернатора. Результат не заставил себя долго ждать – в 1819 году в Новый Южный Уэльс прибыл специальный уполномоченный по проверке правительства колонии Джон Томас Бигдж, прежде занимавший пост главного судьи Тринидада[46]46
  Остров Тринидад был британской колонией с 1797 года.


[Закрыть]. Одним из главных противников Маккуори был Джон Макартур, вернувшийся в колонию в 1817 году. Этот «столп общества», замаравшийся в различных неблаговидных делах – коррупции, контрабанде, шантаже, мятеже, – искренне считал себя честным человеком и крайне болезненно воспринимал «возвышение преступников», практикуемое губернатором (но самой большой обидой было то, что губернатор направлял казенные средства для помощи эмансипистам и благоустройства колонии, а не для финансирования магнатов). Маккуори искренне верил в то, что «эта страна должна стать домом, и при этом счастливым домом, для каждого освобожденного заключенного, который этого заслуживает». Столпы австралийского общества считали иначе – что Австралия принадлежит им, а не каторжникам.

«Расследование» Бигджа

Бигдж был настроен весьма решительно. Он прибыл не разбираться, а обличать злоупотребления, на которые ему заранее указали из Лондона. Маккуори обвиняли в чрезмерном потакании эмансипистам в ущерб интересам «достойных членов общества» и необоснованной трате казенных средств, которая была следствием этого потакания: вместо того, чтобы заставлять бывших каторжников искать работу в частных хозяйствах, губернатор создавал для них «теплые места» за казенный счет.

Но, при всей своей предвзятости, Бигдж должен был продемонстрировать видимость объективности, поэтому он с выводами не спешил и начинал с малого. Например, с назначения одного из эмансипистов мировым судьей (бывшие каторжники среди судей и адвокатов раздражали столпов австралийского общества сильнее всего, считалось, что пребывание каторжников на подобных должностях подрывает доверие общества к ним). Доводы вроде того, что отбытие наказания и раскаяние в содеянном снимают с человека вину за совершенные преступления, на Бигджа не действовали. Он рассматривал каторгу Нового Южного Уэльса не в качестве условного чистилища, где осужденные преступники могут получить второй шанс, а как место сурового наказания, которое должно доставлять как можно больше страданий осужденным и устрашать тех, кто только готовится совершить преступление. Ни о каком исправлении и речи быть не могло, ведь недаром же говорится, что «разбойника исправит только веревка». По отбытии наказания эмансиписты могли рассчитывать только на одну «привилегию» – работать на достойных членов общества, которых Бигдж в своих отчетах называл «людьми, обладающими реальными капиталами». Короче говоря, в каторжниках верховная британская власть того времени видела не людей, а только рабочие руки (надо отметить, что на первых порах существования колонии отношение к осужденным было лучше).

Подобно многим военным, Лаклан Маккуори был плохим политиком. Он чересчур полагался на свои полномочия и недооценивал важность поддержки столпов общества, за что и пострадал. Поняв, что хорошего от инспекции ждать нечего, он подал в отставку весной 1822 года, еще до публикации первого отчета о выявленных злоупотреблениях. Бигдж пробыл в Сиднее с сентября 1819 года по февраль 1821 года, после чего отбыл в метрополию, где и опубликовал свои отчеты.

Первый отчет был наиболее интересным, так что ему следует уделить внимание. Изучив положение дел в колонии, Бигдж пришел к следующим выводам:

– непродуманная эмансипистская политика губернатора привела к необоснованным тратам казенных средств и падению нравов в колонии, отправку в которую осужденные скорее считают эмиграцией, чем наказанием;

– назначение осужденных на работы к бедным поселенцам носит «крайне пагубный характер», поскольку мелкие хозяева не могут осуществлять необходимого контроля за своими работниками и нередко сами попадают под их влияние;

– подавляющее большинство осужденных следует направлять на работы к богатым землевладельцам, в хозяйства, расположенные вдали от городов и городских соблазнов (выпивки, падших женщин и азартных игр);

– осужденные не должны получать плату за их труд, достаточно того, чтобы они были сыты, одеты и имели кров;

– отбывшим наказание не следует предоставлять земельные наделы и уж тем более – какие-либо должности.

Выводы подкреплялись соображениями практической пользы: подобная политика позволила бы снизить правительственные расходы на содержание осужденных, увеличить производство шерсти и восстановить пошатнувшийся порядок в колонии. Разумеется, все предложения были приняты.

После ухода Маккуори в отставку кардинально изменилось отношение к осужденным и эмансипистам, была восстановлена штрафная тюрьма на острове Норфолк и созданы штрафные поселения в Порт-Маккуори (ирония судьбы!) и на полуострове Редклифф, но многое из сделанного прогрессивным губернатором сохранилось, точно так же, как сохранилась память о нем в народе. В 2012 году у северного входа в сиднейский Гайд-парк был установлен памятник Лаклану Маккуори, созданный известным скульптором Терренсом Плоурайтом по заказу правительства штата Новый Южный Уэльс.