Текст книги "Игра киллера"

– Лем, помоги мне встать. – Джо схватился за плечо Лема и с трудом поднялся на ноги. – Теперь слушай меня, слушай очень внимательно. Я должен выбраться отсюда ко всем чертям, пока с твоей семьей больше ничего не случилось.

– Джо, что происходит, черт возьми?

– Слушай меня! – Джо схватил Лема за плечи и встряхнул. – Если все это прошло по открытой радиосвязи, то в любую минуту могут показаться остальные бандиты. Если хочешь защитить свою семью, делай то, что я тебе скажу. Ты понял меня?

Лем молча кивнул.

– Поднимись наверх и позвони в ближайшее отделение ФБР, а потом… Сверху что-то упало.

Это был металлический треск, будто ударом снаружи сорвали с петель застекленную дверь, и кто-то вскрикнул. Кричала Аннет Куган, и звук ударил в уши, будто в подвале взорвалась динамитная шашка. Лем посмотрел на Джо, Джо посмотрел на Лема, и Лем произнес:

– О Господи! Аннет!..

Лем был уже на полпути к выходу, когда Джо заставил свои ноги двигаться.

Он подошел к дальней стене и вытащил кольт из-под полок.

На этот раз Джо проверил, что револьвер заряжен.

11

Джо вошел в гостиную с поднятым револьвером и взведенным курком. В ушах стучал пульс, мозг принимал данные и немедленно оценивал обстановку умение, отточенное годами в Игре. Три человека застыли в комнате живой картиной. Лем возле софы чуть поодаль, руки подняты и дрожат, вытаращенные от ужаса глаза в полдоллара. Еще двое у двери. Темнокожая красавица в кожаной юбке и жакете, правая рука вокруг шеи Аннет Куган, в левой десятимиллиметровый полуавтоматический «смит-вессон», ствол прижат к виску Аннет Куган. Аннет тихо плачет.

– А, Брунетта, как жизнь? – спросил Джо, нацелив револьвер ей в лицо.

Джо знал Брунетту Джоунс только по ходящим о ней слухам, но, увидев, тут же узнал ее. В точности такая, как ему и говорили. Похожа на модель высокие скулы, изысканные губы, безупречная прическа и какой-то неопределенный евразийский шарм. Все в ней было прекрасно, кроме глаз. Это были две холодные черные пуговицы. За последние пять лет эти черные пуговицы не раз были тем, что последним видели в своей жизни многие гангстеры среднего звена, уютно пригревшиеся под крылом программы защиты свидетелей. В подпольном мире как грипп расходились слухи, что эта очаровательная киллерша дала новое значение словам «убийственная красота».

Брунетта Джоунс улыбнулась ледяной улыбкой:

– Более чем прекрасно, Слаггер.

– Так в чем же дело?

Темнокожая красавица взвела курок.

– Дело в том, что я хочу, чтобы ты бросил пушку, иначе я сделаю дыру в голове этой милой дамы.

– Пожалуйста, прошу вас, только не трогайте моего мальчика, – тихо простонала Аннет.

– Сделайте мне одолжение, леди, – прошипела ей на ухо Брунетта, отключите на секунду ваш водопровод.

Аннет закрыла глаза, и выдавленные веками слезы потекли по щекам.

– Не трогай ее! – Лем Куган шагнул к двери, но Брунетта ткнула стволом в голову Аннет, и голова качнулась в сторону.

Джо легким кивком дал знак Лему отойти назад.

– Ладно, Лем, этого хватит.

– Совершенно верно, Лллеммм, – пропела Брунетта, растянув слово, чтобы поиздеваться.

– Давайте к делу, люди, – сказал Джо, держа пистолет направленным точно в переносицу Брунетты.

Между ними было десять футов ковра, не больше. Первый, кто выстрелит, запишет очко в свою пользу, в этом сомневаться не приходилось. В груди Джо пульсировала уверенность, кровь бежала по жилам, шумела в ушах в такт красно-синему миганию пустой полицейской машины за окном.

Шахматная партия.

– О'кей. Лем, где Мики?

Джо говорил нарочито спокойным голосом, как дрессировщик в клетке с парой бенгальских тигров.

– У себя в комнате, думаю, прячется, – ответил Лем, сжимая кулаки.

Голос Аннет, такой же тихий и полный смертельной тоски:

– Умоляю, не трогайте моего мальчика! Умоляю… Джо не отрывал взгляда от киллерши.

– Кажется, твой ход, подруга.

Брунетта подняла точеные брови.

– Мне кажется, я просила тебя бросить пушку.

– Неужели?

– Да, именно так, если не ошибаюсь. А значит, ход твой.

– Кажется, ты права, – согласился Джо. – Не возражаешь только, если я кое-что спрошу сначала?

Брунетта пожала плечами.

– Ты нашла меня, идя за Каджуном? – спросил Джо.

– Полиция раструбила новости по всем диапазонам.

Джо кивнул:

– Похоже, это значит, что начинается гала-концерт.

– Похоже.

Пуговичные глаза Брунетты не отрывались от Джо.

Джо чувствовал, как растет напряжение в комнате, будто стены на него надвигаются. В животе клубился горячий ком, от ножевой раны немела сзади вся нога, в носке хлюпала кровь. Порез на запястье горел, но пальцы держали рукоять револьвера как железные обручи. Выделившийся в кровь адреналин брал свое, и хотя колени все еще чуть дрожали, грозя подогнуться, Джо, не отводя пистолета от Брунетты, сделал следующий ход.

– Есть у меня кое-какие неприятные новости, Брунетта, – сказал Джо.

– Да?

– Да. – Джо тяжело вздохнул. – Я не собираюсь бросать револьвер.

Наступила неловкая пауза, будто в голове у Брунетты заело запись. Она поджала губы, глаза ее сузились. С улицы слышались приближающиеся сирены с востока. Джо оценил, что они где-то в миле и приближаются быстро. Он не знал, сколько еще сможет простоять на ногах, но что-то поддерживало его в этой игре, что-то в горячечном взгляде Брунетты. И тут он понял, что же именно происходит. Брунетта Джоунс была хладнокровным киллером, это правда, но не бойцом. О ней знали, что она заманивает бедных дураков в свои сети и наносит удар раньше, чем они разберутся, что к чему. Но вряд ли она когда-нибудь стояла лицом к лицу с другим стрелком. Эта игра для нее была новинкой, что давало Джо преимущество.

– БРОСЬ ЭТОТ ДОЛБАНЫЙ КОЛЬТ!

Первобытный вопль Брунетты потряс напряженное молчание, и Аннет снова залопотала, и Лем подступил еще на шаг.

– Стой, Лем! – командным голосом рявкнул Джо, не сводя глаз с изящного указательного пальца Брунетты, согнутого на спусковом крючке. Лем нарывался на гибель. – Спокойствие решает все.

Лем остановился, и Джо кивнул.

– Ты должен понять одну вещь, Слаггер, – прошипела Брунетта и ткнула стволом в голову Аннет, подчеркивая свои слова. – Еще две секунды, и у этой деревенщины вылетят мозги, а будет это на твоей совести, Слаггер, и я тебе настоятельно рекомендую удовлетворить мою покорнейшую просьбу и бросить к черту свою шестизарядку.

– Нет, – отрезал Джо.

– Черт побери, Джо, что ты делаешь?

Гневный крик Лема плеснул через всю комнату как ведро холодной воды.

– Спокойно, Лем, на напрягайся, – ответил Джо. – Эта леди никоим образом не собирается убивать твою жену. И знаешь почему, Лем? Я задал тебе вопрос. Ты знаешь, почему эта леди не собирается убивать твою жену?

Лем покачал головой.

– Потому что эта леди – профессионал, и как профессионал она умеет распознать безнадежную ситуацию.

Брунетта облизала губы.

– Что ты плетешь, мать твою?..

Воздух, казалось, стал твердым. Джо чувствовал бисеринки пота на лбу, слышал приближающиеся сирены, а в живот вонзались огненные кинжалы, и он держал револьвер направленным точно в лоб Брунетты. Это было и страшно, и чудесно одновременно, будто вдруг перед ним развернулась шахматная доска. Он видел, что будет: конец игры всего через несколько ходов, полный прорыв защиты противника, он видел, как его конь бьет ее слона, и знал, что уже выиграл, знал как теоретический вариант.

– Ты малость завязла, Брунетта, – мягко произнес он, – потому что, видишь ли, ты направила керогаз на нее, а я на тебя, и как ты ни строй игру, ты падаешь первой. Понимаешь, к чему я клоню?

Брови Брунетты нахмурились, шестеренки в мозгу провернулись, и до нее дошла серьезность положения, тот факт, что Брунетта Джоунс, Черная Вдова Бостона, попала в одну из самых старых в мире ловушек. Поверни она оружие к Джо – она мертва. Застрели Аннет Куган – мертва точно так же. Как ни верти, а она уже мертва – потому что ствол ее не направлен на того единственного в этой комнате человека, который может ее свалить.

– Блин!!

Это слово вылетело из горла Брунетты одним дыханием, когда она дернула стволом в сторону Джо.

Джо выстрелил.

Огонь из дула рявкнул через всю гостиную и оторвал Брунетту от Аннет; удар пули вырвал кусок ее лба, кровь из черепа расплескалась по стенам, пуля «смит-вессона» ушла в потолок, и уже визжала Аннет, отползая в сторону по ковру. Лем Куган бежал к жене. Брунетта Джоунс свалилась грудой у двери, уже мертвая.

Джо подошел к телу и посмотрел на нее сверху вниз.

Он еще не слышал приближающихся сирен, шума идущих со стороны Йорк-стрит машин, истерического голоса Аннет. Снова звенело в ушах, и он видел только одно: скрюченное тело женщины у своих ног с мирно лежащей в овальной луже головой. Почему она? Почему ей досталась эта судьба в захолустном городке, а не ему? А кстати, ведь ему же на нее глубоко плевать, так откуда такие мысли? Что за религиозное ханжество вдруг на него накатило?

Именно в этот момент за окном остановились снаружи приближающиеся огни и шум.

Джо выглянул сквозь разбитое зазубренное стекло входной двери и увидел, как подъезжает первая патрульная машина в шуме и облаке выхлопных газов. Но не это остановило его глаза, загорелось на сетчатке и в зрительном центре мозга. Его глаза остановили другие машины, отставшие примерно на квартал по Шестой улице. Одна из них – это был телефургон, направлявшийся к месту действия. А другие держались еще дальше, возле выезда на четырехрядное шоссе, ворча двигателями, как голодный медведь гризли. Прокатные машины, дорогие – «кадиллак», спортивная машина и, кажется, еще одна арендованная. Стрелки. В этом Джо был уверен.

По двору Куганов метнулся прожектор, и голос из усилителя повис над домом:

ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ШТАТА ИЛЛИНОЙС. ВСЕ, КТО НАХОДИТСЯ В ДОМЕ ДВАДЦАТЬ ОДИН-СЕМНАДЦАТЬ, ВЫХОДИТЕ ПО ОДНОМУ, ЗАЛОЖИВ РУКИ ЗА ГОЛОВУ!

– Джо!

Внезапный голос рывком вернул Джо в хаос гостиной. Это был Лем Куган. Он одной рукой держал Аннет, а другой что-то искал в кармане.

– Оставайтесь на полу, пока я не уйду! – приказал Джо. – Лежите и не двигайтесь!

– Дверь в гараж с той стороны холодильника, – сказал Лем, вытаскивая из кармана кольцо ключей. – Там мини-фургон. Стучащий и разболтанный, но бегает, как призовой рысак.

– ДАЕМ ВАМ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС, А ПОТОМ НАЧНЕМ ШТУРМОВАТЬ ДОМ!

– Не вставайте с пола!

Джо махнул револьвером Куганам и направился в кухню. В дверях он остановился и повернулся к перепуганной паре.

– Простите меня за то, что я на вас навлек… Вылетело окно входной двери.

Сквозь разбитое стекло влетел баллон со слезоточивым газом, запрыгал на полу, налетая на стены и разбрызгивая молочно-белый дым. Джо повернулся, бросился через кухню, нащупал боковую дверь рядом с холодильником, рванул ее на себя и нырнул в тусклый свет и облака газа.

Машина оказалась старой молотилкой фургоном «понтиак темпест» семьдесят девятого года выпуска, со следами ударов от небрежного или пьяного вождения, с пятнами от смазочных шприцев, блестящих в полумраке, как позорный деготь на воротах. Джо открыл дверцу, влез за руль, бросив кольт на сиденье, вставил ключ в замок зажигания, тяжело дыша и прислушиваясь к шуму за пределами гаража. Еще сирены, еще машины. Джо повернул ключ, и мотор сразу завелся, рыча величественно, как Царь Джунглей. Благослови Господь Лема Кугана и его золотые руки механика.

Еще голоса через мегафон.

Джо добавил газу, глядя на тонкие тени, движущиеся по двери гаража, полосы дневного света с темными пылинками. Идея ударила внезапно, как химическая реакция, врубился инстинкт выживания. Джо глубоко вдохнул и приготовился. Запястье было как стянуто раскаленной стальной полосой, живот сводило позывами на рвоту. К козырьку фургона была прикреплена электрическая кнопка, и Джо потянулся к ней, а в мозгу жужжала мысль: «Подожди, пока не увидишь их глаза в глаза, сынок». И Джо знал, что ему делать.

Взгляд в зеркало заднего вида, резкий рывок рычага на задний ход.

И удар по педали газа.

Машина рванулась назад, перегрузка прижала кишки к грудной клетке. Удар был как раскат грома, и Джо вдавило в спинку сиденья. Задняя стенка отвалилась, в окно ворвались осколки стекла с древесной крошкой, и яркий, как от юпитера, дневной свет внезапно залил фургон, задние колеса завизжали на росистой траве… И в этот безумный миг Джо был на заднем дворе один, увязая в сломанных жердях и постиранном белье Аннет Куган, и колеса блевали кусками дерна. Потом все колеса оказались на земле, фургон вырвался из гаража и откатился назад, как вратарь на мяч.

И вырвался за изгородь, сбив ее, как кегли.

Джо вывернул руль вправо, и фургон круто завертелся. Звук шин по гравию поднялся до визга. Джо на миг потерял ощущение пространства и времени, изгороди и дома сливались в вертящиеся полосы, бешеную карусель за окнами, центробежная сила отбросила Джо на подлокотник. Машина врезалась в чей-то еще гараж. Голова Джо стукнулась о козырек, перед глазами вспыхнула полная искр тьма. Джо передернул рычаг передач вперед и не отпускал газ.

Машина пропахала газон чьего-то заднего двора.

Джо вздрогнул.

Фургон прорвался сквозь шпалеры, усики и лозы хлестнули по стеклам, разлетелась взорвавшейся бомбой древесная пыль, часть ее всосало в приоткрытое боковое окно вместе с лепестками засохших цветов, опилками и щепками, и сердце Джо пропустило удар, когда руль задергался у него в руках, и он вцепился в него тисками. Фургон пролетел еще пятьдесят футов и подпрыгнул на низком бугре.

И приземлился точно в середине Йорк-стрит.

Джо резко вывернул руль влево, уходя от столкновения со встречным грузовиком, и свернул в сонный переулок. Полицейских машин не было. Стрелков тоже. И прохожих. Только длинная полоса серого асфальта. Гамбит Джо сработал, по крайней мере пока что. Джо не сразу смог вернуть нормальное дыхание, и взгляд его был приклеен к зеркалу заднего вида в ожидании неизбежного появления полицейских сил за спиной.

Наконец он выехал на пятьдесят седьмой хайвей и пристроился за кормой восемнадцатиколесного трейлера.

– Ладно, ладно, не все сразу, не все сразу.

Джо говорил вслух, успокаивая сам себя. Рана сзади на бедре саднила, сиденье стало скользким от крови. И пахло кровью, сладковатый медный запах. Очень много раз слышал Джо этот запах, но никогда это не была его собственная кровь – всегда предсмертная кровь какого-нибудь другого несчастного сукина сына. Что ж, удача переменилась. Боль становилась резче – созвездие жгучих огоньков по всему бедру, на запястье и в животе. Нутро сводило тошнотой.

– Ладно, спокойней, спокойней…

– Т-т-ты это с-с-сделал!

Глаза Джо чуть не выпрыгнули из орбит, он посмотрел в зеркало заднего вида и подавил в себе приступ внезапной паники. Галлюцинации, головокружение и галлюцинации, а значит, надо куда-то деваться, потому что, если ты слышишь голоса, то ты на волосок от смерти.

– Я з-з-нал, что т-ты с-с-сможешь!

С заднего сиденья вынырнула уродливая голова с грязно-белыми волосами и низко посаженными ушами, блеснули простодушные монголоидные глаза, лицо азартно дергалось. Мальчишка прятался сзади, сложившись на полу, как вчерашняя газета.

– Я говорил м-м-м-маме, что ты настоящий Бэтмен, я говорил, но она не поверила. Теперь я точно знаю! Т-только н-настоящий Бэтмен м-м-м-мог так ус-с-скользнуть от плохих людей! Эт-то ты! Ты н-н-настоящий Б-бэтмен!

12

Джефферсон Лайл выполнил половину своей утренней нормы на гребном тренажере, когда по интеркому раздался голос секретарши:

– Мистер Лайл?

– В чем дело, Мелани?

Лайл пыхтел и пыхтел, очень недовольный, что его прервали. Безупречно подстриженные под бритву волосы были зачесаны назад, на загаре, полученном от крема «Бока Ратон», выступили бисеринки пота – Лайл был хорошо налаженным механизмом. Сердце его проверялось ежедневно. Диета была тщательно спланирована специалистом по питанию и гомеопатом совместно. День его был упорядочен и организован максимально эффективным образом. Постороннему это могло показаться эксцентричным, но только так смог Лайл превратить свой бизнес из компьютерной мастерской в угловом магазинчике в начале семидесятых в одну из богатейших компаний по программному обеспечению для персоналок, входящую в список пятисот лучших компаний мира журнала «Форчун». И он не собирался позволять мелким происшествиям ежедневной коммерции нарушать свой распорядок.

– Сэр, я прошу прощения, что вас беспокою, но приехал мистер Окуда для встречи с вами.

Лайл перестал грести.

Окуда?

Лайл не помнил, чтобы назначал на сегодня встречу с Окудой. Уже несколько месяцев он с профессором даже не говорил. Накануне было письмо по электронной почте, и его было вполне достаточно, чтобы продолжать работу. Для встречи определенно не было никакой причины. Что за чертовщина случилась? Что-то неправильно. Так не делается. Есть очень конкретные правила насчет незапланированных встреч. Палата – священное товарищество доверия, а неожиданные встречи не только рискованны, они полностью контрпродуктивны. Палата требует спокойной и разумной осторожности. Лайл повернулся к интеркому.

– Гм, да, ладно, Мелани, – сказал он наконец, замолчал и на минуту задумался. – Проведите его в восточный конференц-зал. Закуски и минеральную воду. Скажите ему, что я приду прямо туда.

Сойдя с тренажера, Лайл растерся полотенцем и оделся.

Несколько минут спустя он шагал по внешнему коридору в кирпичного цвета костюме от Версаче и туфлях от Гуччи за триста долларов. Коридор был сделан в виде пояса орудийной башни из хрома и стекла, охватывающего здание офиса в Вашингтоне. Лайл настоял, чтобы дизайнером была Элизабет Чанг, и даже выдал несколько шелковых лихтенштейнских гобеленов из личной коллекции для украшения офиса. В конце концов не обязан же Лайл только из-за того, что он самый скандально знаменитый левый либерал в стране, жить по-пролетарски.

Лайл подошел к двери восточного конференц-зала и вошел.

В комнате, отделанной дубовыми панелями, ждал профессор Теодор Луис Окуда.

Профессор был не один.

– Джефф, как дела? – Маленький азиат вскочил на ноги и вытер руки салфеткой. Чуть выше пяти футов, с круглым добродушным лицом и глазами, в которых светился ум, Окуда был старшим преподавателем английской литературы в Джорджтауне и одним из основателей Палаты. – Сожалею, что пришлось так на тебя навалиться.

Лайл подошел к профессору и пожал ему руку.

– Не говори глупостей, Тедди. Только не пытайся у меня выиграть в теннис.

– Я с тобой близко к корту не подойду.

– Мудро.

В дальнем конце зала стоял еще один человек, разглядывая залитые солнцем берега Потомака. Помоложе, в костюме от «Брукс Бразерс». Он повернулся и улыбнулся Лайлу.

Окуда показал на него рукой:

– Джефф, это Том Эндрюс из адвокатской фирмы «Уилбер и Майклз» в Чикаго.

Лайл кивнул, подошел к окну и обменялся с Эндрюсом рукопожатием.

За те секунды, пока еще не было ничего сказано, Лайл быстро оценил в уме игроков этой конкретной Игры. Этот молодой индюк был единственным контактом Палаты на Среднем Западе. Другими словами, когда Палата предназначала какого-нибудь фашиствующего экстремиста к ликвидации, именно этот парень занимался контрактом и нес окончательную ответственность за его быстрое и профессиональное выполнение. И Лайл обычно предпочитал держать таких людей на расстоянии вытянутой руки, общаясь с ними посредством стандартных подпольных каналов, но Компания предприняла серьезные усилия, чтобы этот конференц-зал был без подслушивающих устройств. Может быть, единственный такой зал во всем Вашингтоне. Значит, не страшно говорить открыто. А кроме того, Лайл почти наверняка знал, зачем этот юноша сюда пожаловал.

– Присаживайтесь, мистер Эндрюс.

Лайл показал на кресло вишневого дерева.

Человек сел.

– В обычных обстоятельствах, – начал он, – мне бы в голову не пришло лететь сюда и вас беспокоить таким… э-э… нелогичным делом. Но я полагаю, что, услышав всю историю, вы поймете, зачем я здесь.

Лайл ждал.

– Видите ли, ситуация такова, что… тот джентльмен, которого я использую в Чикаго для различных проектов… этот джентльмен оказался в несколько затруднительном положении.

– В затруднительном положении, – повторил Лайл с рассудительным видом. Он уже точно знал, о чем говорит адвокат, но предпочел выслушать весь рассказ.

– Да, именно так, в весьма затруднительном. Видите ли, он принял несколько… скажем, спорное деловое решение, скажем так… и он ищет способ некоторым образом… реструктуризовать свой контракт.

Эндрюс переплел пальцы перед собой, очень тщательно подбирая слова. Эвфемизмы лились рекой, как вино на вакханалии. Адвокат умел лицемерить не хуже пресс-секретаря Пентагона под действием стимуляторов.

– И?.. – спросил Лайл, все еще ожидая кульминации.

– Ну, видите ли, причина того, что я приехал, узнать ваше мнение… Эндрюс искал слова, – …поскольку, скажем, этот джентльмен недавно пришей ко мне с предложением весьма неожиданным. Даже, я не боюсь этого слова, неортодоксальным.

– Это правильное слово? – спросил Лайл.

Он оглянулся на профессора и увидел, что глаза азиата слегка прищурены, а на губах играет улыбка, будто ему рассказывают анекдот.

– Да, неортодоксальное, – повторил Эндрюс. – Именно так я бы и сказал.

– Мистер Эндрюс, – мягко сказал Лайл. – Эта комната безупречно чистая. Почему бы вам не изложить ваше дело простым английским языком?

На минуту повисла неловкая тишина, а Эндрюс, казалось, что-то рассчитывает в уме.

Потом молодой адвокат рассказал все – состязание, организованное Джо, телефонные звонки – все.

Когда он закончил свой рассказ, Лайл встал из-за стола и подошел к окну. Он стоял и смотрел на цветущие вишни по берегам Потомака. Весна в этом году пришла в Вашингтон под фанфары цвета, симфонией яркой зелени, розового и желтого, и утреннее солнце посверкивало на воде, как на бриллиантовой ленте.

Лайл вздохнул и спросил:

– И теперь он хочет отменить свое маленькое состязание? В этом состоит ситуация, мистер Эндрюс?

Адвокат встал.

– Да, совершенно верно.

Лайл повернулся, посмотрел Эндрюсу в глаза и улыбнулся.

– Мы свяжемся с вами по этому вопросу, Том.

Адвокат удивленно вытаращил глаза.

– Простите?

Лайл продолжал улыбаться.

– Мы свяжемся с вами, Том.

– Но…

– Ждите наших сообщений, – сказал Лайл и направился к двери. – Всего доброго.

* * *

– Ну, как сейчас, Бэтмен?

Мики прилежно трудился на трясущемся заднем сиденье фургона, перегнувшись вперед и оборачивая запястье Джо полосой клейкой ленты. Он нашел у задней дверцы фургона под запаской аптечку первой помощи и старое потертое одеяло, и разорвал это одеяло на самодельные бинты. Теперь мальчик заканчивал бинтовать запястье Джо с неуклюжей старательностью ребенка, складывающего мозаику.

– В-вот. – Мальчик сумел завязать узел, – теперь ты как новый, Бэтмен, и готов биться с преступниками!

– Это точно, малыш, преступники меня как огня боятся.

Джо глубоко вздохнул, стер пот со лба, стараясь сосредоточиться на дороге.

Черной, опаленной солнцем полосой убегала под колеса дорога, бешено и ритмично мелькали линии белой разметки. Машина шла на юг по хайвею 336, к реке, к самому пустынному району штата Иллинойс. Дорога лентой выщербленного асфальта вилась сквозь коридор гранитных обрывов. Джо понятия не имел, сколько он сможет проехать на заполненном всего на четверть баке. Он полагал, что, несмотря на любящие руки Лема, машина жрет бензин как свинья. Плюс к тому сама величина машины делала ее легкой целью. Одна крупнокалиберная разрывная пуля по колесам – и тачка опрокинется. Джо сосредоточил внимание на линии горизонта и постарался мыслить нормально. Они ехали в сторону Сент-Луиса, но Джо не знал точно, куда ведет именно этот хайвей. В этой части штата хайвей образовывали лоскутное одеяло, сужаясь до занюханного двустороннего шоссе примерно каждые пять миль.

Джо буквально на секунду взглянул в зеркало заднего вида, щурясь от света в лицо. Сзади было несколько безобидных с виду автомобилей: грузовик, седан и спортивная машина. Есть ли среди них стрелки? У Джо начинала кружиться голова от неотрывного глядения вперед на дорогу, ярких солнечных зайчиков, игравших на ограждении, как грязная жидкая ртуть. Ум его беспомощно вертелся, как часы со спущенной пружиной. Шок от потери крови? Столько ее ушло, что он начинает отключаться? Или что-то другое, что-то, что пробудил в нем этот лопоухий ребенок?

– Они гонятся за нами, да?

Пацан заметил взгляды Джо в зеркало.

– Кто?

– Т-ты же з-знаешь – Р-р-р-ридлер, Д-д-д-джокер и Пингвин.

– Ты имеешь в виду плохих парней?

– Да, п-п-п-плохих парней. Они ведь гонятся за н-н-н-нами?

Джо сказал мальчику, что это вполне возможно. Плохие парни более чем вероятно гонятся за ними, а уж в том, что они действительно плохие, сомневаться не приходится.

– А потому, – добавил Джо, глянув на отражение Мики в зеркале, – будет очень неплохо, если Мальчик-Чудо затаится и будет сидеть тихо, пока Бэтмену не представится шанс высадить его где-нибудь в безопасном месте.

Парень какое-то время напряженно молчал, потом наморщил нос, будто задумался.

– Ты их не б-б-боишься, н-нет?

– Конечно же, боюсь, малыш.

– Правда?

– Правда. Все люди кого-то или чего-то боятся. Даже Бэтмен. Чтобы никогда ничего не бояться, надо быть психом.

– А м-м-мой п-п-апа говорит, что т-только чего н-не понимаешь, т-того и н-надо бояться.

– Поверь мне, малыш, этих плохих парней я чертовски хорошо понимаю, а все равно боюсь до чертиков.

– Т-то есть м-мой п-папа м-мне врал?

Джо снова посмотрел в зеркало на парня, на его круглое, похожее на пирог лицо, на его невинные глаза – чахлый маленький херувим в желтом шелковом маскарадном костюме Робина. Правду сказать, дети никогда не играли в жизни Джо особой роли. Они всегда были частью другой культуры, роскошью, которую позволяли себе обычные люди. В его работе они были радиоактивной зоной, препятствием. Профессионал никогда не ударит по цели ближе чем за десять миль от ребенка. Дети были табу. А Джо, кажется, нарушает еще одно правило: слушает ребенка. Слушает внимательно. Это странное ощущение, будто Джо вывернулся наизнанку и посмотрел на себя глазами Мики.

– Твой папа говорил правду, – наконец ответил Джо. – Он говорил о том, чтобы быть храбрым, и это ты от него унаследовал. Поверь мне, твой папа один из самых правдивых людей, которых я видел.

Мики облизал губы.

– Но он не т-такой, к-как ты. Он не с-с-с-супергерой.

Джо горько улыбнулся:

– Знаешь, малыш, быть супергероем – это далеко не самое лучшее.

– А я хочу б-б-быть к-как ты, когда вырасту.

– Нет, малыш, ты этого не хочешь, поверь мне.

– Н-нет, х-хочу. Т-ты самый храбрый человек в м-м-м-ире. Т-т-ты з-з-застрелил эту плохую леди и т-ты н-н-напугал х-хулиганов, и т-т-ты м-м-можешь победить любого п-п-плохого…

– Послушай меня, малыш. Послушай. Убить человека – это ерунда. Ничего в этом нет, кроме того, что кто-то стал мертвым. Все дело в том, кого ты убиваешь и зачем убиваешь. К тому же это не способ прожить жизнь.

Джо крепко стиснул руль и проглотил кислый комок, застрявший в горле. Не способ прожить жизнь. Не это ли говорила ему мать в последние свои часы, лежа на смертном одре в нищем бунгало на Ларчмонт-стрит? Тогда Джо посчитал, что это старческое слабоумие. Церковная промывка мозгов. Отупение от горечи всей жизни.

Эти воспоминания были как вкус пепла на языке.

Ее комната…

* * *

Старая, изъеденная древоточцем мебель французского колониального стиля, пожелтевшие от времени кружева, свисающие с крючков платяного шкафа, кислый сырный запах ментоловых капель и бараньего жаркого, и самое главное – иконы. Куда ни повернись – на стенах, в углах – повсюду лики Христа, Богоматерь, Тайная Вечеря. Распятия черного дерева, изречения из Священного Писания, выжженные на дереве и покрытые лаком. Кэтрин Флад к своему закату стала нелюдимой и религиозной старой каргой. В последние недели тело ее пожирал рак, ум покидал ее, как уходит вода во время отлива, и она отказалась ложиться в больницу.

Последний раз, когда Джо видел ее живой, она сидела на кровати, прислонившись к подушкам, на морщинистом лице была свежая косметика, ресницы слипались от туши, губы накрашены иссиня-алой помадой.

– Что случилось, Джо? – спросила Кэтрин, и рука ее вздрогнула в воздухе – раненая птица, пытающаяся взлететь.

Джо подошел ближе к кровати, настолько близко, что услышал запах кольдкрема и духов.

– Мама, послушай. – Он сделал глубокий вдох и посмотрел матери прямо в глаза. – Я никогда не говорил тебе, чем зарабатываю на жизнь.

– Ты занимаешься строительством.

– Не совсем так, мама.

– Ты мне говорил, что работаешь в строительстве, с большими кранами, которые строят, и ты строишь, все время строишь. – Кэтрин дрожала, но старалась прямо держать голову. – Что ты хочешь сказать, Джо? Что мой сын не занимается строительством?

– Я не занимаюсь строительством, мама. – Джо, глядя на мать, тяжело вздохнул. – Что я делаю, это убиваю людей. Плохих людей. Я избавляю их от их собственного ничтожества.

Кэтрин вытаращилась на сына, губы ее сжались, она не могла понять. Джо начал объяснять, говорить о Вьетнаме и о «мяче в лунке», и помощи человечеству, когда стирает с лица земли эту заразу.

– Не может быть.

Этот ответ прозвучал неожиданно ровным и ледяным голосом, будто говорил неисправный робот. И если бы не поворачивалась голова матери из стороны в сторону жестом отрицания, Джо мог бы поклясться, что она мертва.

– Мама…

– Не может быть.

– Мама, выслушай меня.

– Это неправда, это ложь, мой сын не убивает людей.

Глаза Кэтрин были крепко зажмурены, смазанные алые губы сжались сурово и больно.

– Я не знаю, зачем ты мне такое говоришь, Джо? Это жестоко. Прийти навестить мать и довести ее до безумия такими рассказами.

– Мама, я просто пытался тебе сказать…

– Нет. – Старуха махала обеими сморщенными руками, будто отгоняя дурной запах. – Нет. Нет. Нет.

– Черт возьми, я же пытаюсь сказать тебе правду! – рявкнул на нее Джо.

Мать сразу замерла.

– Твой сын – ликвидатор, мама. – Джо бил в нее словами. – Полдюжины ликвидации в год с конца шестидесятых годов. Все и каждый из этой полудюжины – негодяи. Убийцы, мама. Эти парни – звери, мама. Звери, которые убивают снова и снова. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я избавляю их от их собственного ничтожества!

Джо протянул руки, взял ее за костлявые плечи.

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

Громкий крик матери хлестнул его по лицу ушатом ледяной воды. Сам этот звук, вопль кошки, с которой сдирают шкуру, был таким неожиданным, таким невозможным для слабой маленькой женщины, что Джо отдернулся назад, как от удара тока. Кэтрин отвернулась. Отвернула иссохшее лицо к падавшему из окна свету и стала тихо повторять: "И сказал Господь Давиду: «Если дети твои отринут закон Мой, и не станут ходить путями Моими, жезлом поражу Я семя их».