Текст книги "Игра киллера"

Тогда он кончит это дело раз и навсегда.

* * *

– Да включи ты эти дурацкие фары, Марион! – гаркнул Том Эндрюс с пассажирского сиденья «блейзера», щурясь в попытке что-нибудь разглядеть сквозь полотна тумана, бегущие по ветровому стеклу. – Ни хрена же не видно.

Человек по имени Марион щелкнул тумблером, включая фары.

– Как гороховый суп, – буркнул адвокат, откидываясь на сиденье.

Они уже четверть мили тянулись за тюремным конвоем, держа его под наблюдением. Хайвей отсвечивал желтой серой в свете фар "блейзера, дворники размывали на стекле свет хвостовых огней конвоя. Том Эндрюс зажег сигарету и выпустил струйку дыма из уголка рта.

– А чуть ближе, Марион, как ты думаешь?

Человек за рулем что-то буркнул и дал газу, обогнав чей-то жилой фургон, потом вернулся в поток машин, оставаясь не менее чем в полудюжине машин от грузного тюремного фургона и пары полицейских машин впереди и сзади него. Светловолосый голем в полиэфирной спортивной куртке, Марион Майкл Моррисон крепко сжимал руль большими мозолистыми руками, голубые глаза его впились в дорогу, как ледяные лазеры. Лицо его было как вырубленная из гранита стена с таким карнизом бровей, что на него можно было стакан поставить.

Марион был силовиком универсального назначения, которого мелкие сошки Палаты назначили сопровождать Тома Эндрюса по пути на юг в этой необычной дипломатической миссии. Обученный в войсках спецназа, Марион был из тех анонимных силовиков, которые могли сегодня снарядить самолет с контрабандными лекарствами, а завтра отправиться в Панаму выбивать кому-то мозги. Тому Эндрюсу не нравилось общество этого человека. Честно говоря, ему все задание не нравилось. Ни капельки не нравилось.

– Не слишком близко, друг, – неожиданно сказал адвокат, ткнув сигаретой в сторону ветрового стекла.

Впереди примерно в сотне ярдов тюремный конвой проезжал знак: «Кейп-Жирардо – 5 миль, Мемфис – 110 миль». Тюремный фургон набирал скорость, его огромная корма опасно раскачивалась на ветру, по крыше хлестал дождь. Что-то должно было произойти; у Эндрюса по рукам побежали мурашки, как от статического электричества.

– Вот так, – проворчал адвокат. – Держись на этой дистанции.

Сквозь дождь Эндрюс глядел на идущую в отдалении колонну и думал о несправедливости мира и об этом мерзком задании. Заставить его скормить Слаггера шайке подонков. Это неправильно. Человеку-легенде, такому, как Слаггер, дать надежду, хотя на самом деле он обречен на смерть, что бы он ни делал. Все, чего хотела Палата, – это расчистить поле и начать заново.

«Жулик на жулике», – горько подумал про себя Эндрюс.

– Повтори?

Марион оглядел адвоката своими холодными голубыми глазами.

Эндрюс моргнул:

– Что?

– Ты что-то говорил про жуликов?

– А… – Адвокат судорожно сглотнул и загасил сигарету в дверной пепельнице. Оказывается, он бормотал себе под нос. – Так, вспомнил одну старую историю.

Эндрюс снова стал смотреть на дальнюю колонну машин с мигалками и ждать, когда начнется потеха.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ

Тогда говорит ему Иисус: возврати меч свой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут.

От Матфея 26:52

16

Офицер полиции Уэйн Нидхэм был первым, кто увидел далеко впереди задние огоньки машины, и от этого зрелища еще сильнее нахмурились его и без того сведенные брови. Огни плавали в темноте разделительной полосы примерно за милю от него.

И быстро приближались.

Пятидесятипятилетний Нидхэм только что проехал аварийный сигнал примерно в миле отсюда и передал по радио идущему сзади напарнику: «Оставайся на курсе, там просто кто-то загорает, оставь его так». Но сейчас Нидхэм подъезжал к чему-то вроде серьезного происшествия: одна машина, если не больше, стояла среди болотистой травы разделительной полосы, и это Нидхэму очень не понравилось. Старому зубру было меньше года до пенсии, и он не собирался портить себе послужной список. Он понятия не имел, что за горилла сидит сзади в фургоне, знал только, что не мелкая сошка. Федералы не поехали бы в Сент-Луис за карманным воришкой. И никакие дорожные происшествия не должны помешать Нидхэму выполнить доставку.

Нидхэм схватил аппарат УКВ-связи:

– Бэйкер двадцать четыре, это двадцать первый, прием… Из динамика затрещало:

– Говори, Уэйн.

– Рич, впереди происшествие. Примерно в полумиле. Похоже на машину в кювете. Ты понял меня?

– Понял, двадцать первый. Что ты собираешься делать?

По мере приближения огни стали видны яснее. На обочине мигал аварийный сигнал, как расцветающий под дождем алый цветок. Где-то в пятидесяти ярдах от него в траве и струях дождя двигалась какая-то тень. Кажется, в болото влетел старый пикап, наверное, местная деревенская семья возвращалась с плато Озарк. Нидхэм уже миллион видал таких жалких людишек, глупого белого отребья. Слетели с дороги под дождем.

– Наш свадебный поезд останавливать не буду, – сказал Нидхэм в микрофон. – Придется вызывать помощь.

– Вас понял, – ответил голос напарника. – Мне их вызвать?

– Согласен, Ричи. Дай знать диспетчеру и сообщи координаты.

Сквозь статику:

– Аварийную службу вызывать, Уэйн?

– Готовься…

Полицейский Нидхэм приближался к месту происшествия в вихре ветра, туман клубился вокруг его джипа, и Нидхэм отвернул в сторону боковой прожектор на разделительную полосу посмотреть, нет ли тел или пострадавших.

Женщина появилась перед ним из ниоткуда.

Нидхэм чуть не пробил пол педалью тормоза.

Джип пошел юзом, завертелся в струях дождя луч прожектора. Эта старуха стояла прямо на дороге! Она завернулась в мокрые шаль и шарф и размахивала в воздухе трясущимися руками, а за ней на траве валялись ее жалкие детишки. Нидхэм заорал, микрофон повис на шнуре, и Нидхэм еле смог снова овладеть управлением.

Джип с визгом тормозов остановился почти поперек скоростной полосы.

Машина миновала старую женщину на какой-то десяток футов. Она инстинктивно попятилась и теперь стояла на ближней обочине, дрожа, как перепуганный воробей, и рядом с Нидхэмом вдруг раздался визг тормозов и шипение резины по мокрому цементу, и в зеркале заднего вида он успел заметить заполняющий все поле зрения фургон. Потом фургон ударил его в задний бампер, толкнув вперед еще на тридцать футов, как хоккейную шайбу.

Еще через секунду джип остановился на краю обочины.

Нидхэм поднял голову, в груди, не отошедшей от недавнего коронарного шунтирования, сдавило сердце, будто слон наступил ему на грудину. Слишком много случилось сразу всего, чтобы охватить сразу все: движение влево, высунуться из окна. Старуха приближалась, хромая и дрожа, и за спиной вдруг небо разорвал звук пальбы, фейерверк, римские свечи, и завопил, как припадочный, напарник по рации:

– Уэйн! Отвечай! Отвечай! Они… Останови… ВОТ ОНО!

Голос исчез в шуме статических помех, а Нидхэм протянул руку к пистолету, и тут старуха неожиданно выступила в свет его фар, лицо ее переменилось, и голос ее оказался грубым баритоном, и говорил этот голос по-итальянски.

Старуха сбросила шаль и оказалась мужчиной – очень жирным, очень сицилийского вида, вытаскивающим темный предмет из своей маскировочной одежды – предмет, похожий на «АК-47».

Человек открыл стрельбу.

Когда ветровое стекло разлетелось в пыль, Нидхэму показалось, что это дождь сменил направление.

* * *

Джо дернулся на звук автоматных очередей, пытаясь оторвать лицо от железа. В это горячечное мгновение мелькнула мысль, что запах пола тюремного фургона на удивление чист – среднее между запахом замазки и подноса для кубиков льда.

– Черт… ЧЕРТ!

Судебный исполнитель корчился от боли у другой стены, проклиная свое невезение.

Удар сбросил их обоих на пол, лампа на потолке замигала, перегрузка бросила полицейского на переднюю стену, ружье полетело в другую сторону и остановилось под животом Джо. Наручники удержали Джо на месте, так что перегрузка просто бросила его тело лицом вперед на рифленый пол, заставив съесть дневную порцию железа. Но теперь Джо, изворачиваясь, поднимался на колени, текла кровь из рассеченных губ; из-за металлической сетки сзади неслись звуки выстрелов, в раненой ноге пульсировала боль, глаза лихорадочно обшаривали пол в поисках выпавшего ружья.

Судебный исполнитель внезапно нырнул за ружьем, вцепляясь ногтями в пол.

Джо опустил ему на руку подкованный ботинок, полицейский заорал, инстинктивно отпрянув, хватаясь за кобуру, и Джо увидел в мигающем свете перегорающей лампы свой единственный шанс: ружье, повисшее на краях канавки пола, темная тень вороненого ствола и черного дерева ложи сверкнула в тусклом свете. Джо подхватил ствол носком левой ноги, а правой ударил по выступающему краю.

Ружье прыгнуло ему в руки.

Джо одной рукой передернул затвор, досылая патрон в казенник.

– Стой! – Судебный исполнитель поднимался на колени, руки его были подняты вверх. – Ради Бога! У меня семья!

Джо направил на него ружье:

– Твой «смит-вессон», шеф, и ключи. Толкни их по полу.

Судебный исполнитель глянул на свою кобуру, потом опять на Джо.

– Как далеко ты собираешься зайти?

– Дай мне оружие, шеф.

Канонада снаружи грохотала, как на войне – прерывистая трель пулемета, грохот металла, звон бьющегося стекла, скороговорка полицейских пистолетов, приближаясь и удаляясь, приближаясь и удаляясь, и добавились новые звуки где-то поблизости – завыл заклиненный клаксон, вскрикнула женщина, зазвучали другие голоса, один из них кричал по-японски. Кровь Джо вскипала от боли и прилива адреналина. Надо выбраться из этого металлического гроба пока не поздно.

– Подумай как следует, – сказал судебный исполнитель, все еще не опуская трясущихся рук.

Джо направил ствол ружья ему в лицо.

– Если хочешь, чтобы та кроха мозгов, что у тебя в голове, осталась на месте, кидай свою пукалку и ключи немедленно.

– За этим фургоном следит целый отдел, – ответил судебный исполнитель, и руки его теперь тряслись как в лихорадке, а глаза остекленели и забегали, будто он прикидывал про себя возможность геройской смерти.

– Черт побери! – Джо чуть не двинул прикладом в морду чиновника, но тут услышал звук.

Это случилось очень быстро, почти слишком быстро, чтобы Джо успел среагировать, но в момент внезапного панического страха этот звук – этот скользящий звук – пронзил барабанные перепонки, заставил мошонку сжаться, а тело – рывком выпрямиться, как удар электрошоковой погонялки. Реакция была почти первобытной, будто камертон, настроенный в лад с его нервной системой, заставил все инстинкты работать на форсаже, включил нейропептиды и заставил подняться каждый волосок на коже. Будь Джо котом, у него бы спина выгнулась.

– Твою мать!..

Джо рывком вскочил на ноги и глянул в окно задней сетки. Сквозь решетку он заметил сразу несколько одновременных событий – тень тощего японца, стоящего среди развалин горящей полицейской машины, подсвеченного языками пламени среди клубов густого дыма и держащего миниатюрное устройство с антенной, и звук – скрежет твердого пластика, юзом скользящего по мостовой, по лужам и мокрому цементу, и Джо взглянул вниз на дорогу и сквозь сетку увидел: маленький черный диск, не больше хоккейной шайбы, скользил к фургону, скользил под фургон, и Джо знал, что уже слишком поздно.

Он спрятал голову между колен и прикрыл ее руками.

Взрыв прогремел немедленно.

Мир качнулся в сторону, будто кулак великана ударил по фургону снизу, днище вспоролось дырой размером с «фольксваген», фургон подбросило в воздух и шлепнуло набок, как детскую игрушку. Стена встала и ударила судебного исполнителя в лицо, как трамплин, кроша кости черепа.

Джо повезло – его цепи сыграли роль ограничительного устройства.

Его в буквальном смысле перевернуло вверх ногами и ударило о скамью, которая стала теперь частью стены. Там он завис на несколько яростных мгновений, подвешенный над разгорающимися языками пламени, как муха в металлической паутине, ноги перепутались с цепью наручников, стальные кольца впились в запястья и лодыжки.

К заднему входу фургона бежали чьи-то тени, и Джо стал искать глазами «моссберг». Лицо горело от жара, Джо ловил ртом воздух, вдыхая густой дым кордита, все тело сводило болью. Он ничего не слышал, но видел тень, влезающую в дверь задней сетки, которая стала теперь зияющей зазубренной дырой, и Джо подумал: «Что ж, суки, берите меня тепленького. Я готов».

Он посмотрел вниз и увидел, что ружье запуталось в цепи ножных браслетов.

Джо попытался его достать, но рука не слушалась от боли, она почти онемела. Тени придвинулись ближе, шаги их звучали как удары песта, перемалывающего стекло в ступе.

– Все, я его делаю, – сказал голос снаружи двери, и раздалось безошибочно узнаваемое «клик-клик!» мощного автомата, и Джо узнал голос Крейтон Лавдел, Бомбист из Бронкса, и Джо попытался вытащить «моссберг» ногами, выпутать из цепей, подбросить, чтобы он прыгнул в руки. Бесполезно. Ружье запуталось намертво.

В проеме задней двери появился Лавдел, вытирая с лица капли дождя. Он был окружен огненным нимбом, языками желтого света с дымом, и что-то ангельское было в его облике от этого нимба.

– Черт меня побери, кажется, этот узкоглазый паразит свое дело знает!

– Уж не то что братец Лавдел, – ответил Джо, и голос его прозвучал как-то очень издалека в звенящих ушах.

Лавдел посмотрел вверх, ухмыльнулся и нацелил свой кольт прямо на Джо.

– А ты скользкий парень, Флад. Этого у тебя не отнимешь.

– Работа такая.

– Ты был гордостью профессии.

– Колени стали не те, что прежде.

Джо скривился от внезапного удара боли.

– Все мы стареем, – утешил его Лавдел.

Стрельба пошла на убыль, послышались шаги по гравию обочины собирались остальные стрелки.

– Да, ребята, кажется, вы меня поймали, – признал Джо, стараясь продохнуть сквозь жгучую боль, стараясь краем глаза следить за киллером в дверях.

– Это будет для меня огромная честь, – сказал Лавдел, поднимая револьвер к лицу Джо. – Честь забить последний гвоздь.

– Очень мило с твоей стороны… – Джо закрыл глаза, готовясь умереть, и по артериям его бежали, сменяя друг друга, сожаление и гнев, – учитывая, как тебе пришлось самоорганизоваться, чтобы меня убрать.

Лавдел осклабился, готовясь выстрелить.

– Я подумываю организовать союз.

– Ага, отличная идея. Льготы, коллективный договор, социальное страхование.

– Вот об этом я и думаю, – ответил Лавдел.

В свете пламени блеснул его золотой зуб. Сзади сквозь дождь приближались тени Сабитини и Сакамото. Они перезаряжали оружие, готовясь принять участие в потехе.

Джо глянул на них, опустив глаза, и второй раз за эту ночь ему повезло.

Это случилось в одно мгновение, которое потребовалось ему, чтобы последний раз взглянуть вниз на ружье и увидеть: цепь зацепилась за спусковой крючок. Он не знал, когда это случилось, – то ли при взрыве, то ли после, когда он пытался выдернуть ружье ногами. Не важно. Важно было другое: цепь от его лодыжки зацепилась за спусковой крючок «моссберга» и теперь достаточно было дернуть левой ногой. Джо поднял глаза на Лавдела.

– Ты не против, если я спрошу у тебя еще одну вещь? – спросил Джо. Пока ты меня не пристрелил?

– Что хочешь.

Лавдел пожал плечами, держа пистолет наведенным на цель. Он мог бы уже и выстрелить, но слишком приятен был этот момент, слишком сладок, чтобы спешить.

– У вас в Нью-Йорке все киллеры такие тупые? – Джо натягивал ногой цепь. – Или только ты?

Джо резко дернул ногой.

Из дула вырвалась вспышка ярче магния.

Удар разнес верх дверной коробки над Лавделом, ударил ему в лицо горячей шрапнелью, бритвами впился в тело, выбросив обратно на дождь. Револьвер вылетел из его руки, пуля ушла в небо. Двое других киллеров резко остановились и бросились под прикрытие обломков на обочине. Джо знал, что это его первый и последний шанс освободиться, и из последних сил согнулся и схватил рукой ружье. Ладонь охватила ствол, и Джо вскрикнул тот был горяч, как паропровод, пальцы обварило кипятком. Перевернув ружье в руках, Джо направил его на цепь, отвернулся, взвел курок и крепко зажмурил глаза.

И выстрелил.

Выстрел пробил пол, горячий металл ужалил Джо в лодыжки и икры.

Джо вскрикнул от боли и радости, потом открыл глаза и посмотрел на цепи. От выстрела кандалы распались, цепь лежала на полу, разваленная надвое. Джо вытащил ее из цепи наручников, и она с шумом упала на пол. По телу ползли мурашки, многие швы открылись, в животе бурлила боль, поднималась тошнота, грозившая рвотой. Кто-то что-то вопил снаружи, орал по-японски, и Джо бросился к скрюченному телу полицейского и нашел ключи. Голова его кружилась, когда он снимал наручники, отбрасывал их в сторону, свободный теперь, свободный, адреналин гудел в жилах, и Джо выхватывал револьвер полицейского из кобуры, и над ним что-то резко мелькнуло серебряный размытый предмет из тьмы.

Джо пригнулся.

Звездчатый диск с чавканьем врезался в стену. Джо взглянул вниз на торчавшую из стены фирменную марку Сакамото, предназначенную для черепа Джо, наверняка покрытую цианидом или диметилсульфатом, и у Джо внутри щелкнула какая-то пружинка.

– Эти парни начинают действовать мне на нервы, – буркнул он.

Пульс его вдруг зачастил, голова закружилась в боевом безумии. Джо схватил «смит-вессон», провернул барабан, потом схватил другой рукой «моссберг» и повернулся к задней двери, и в голове его звучал голос Тома Эндрюса: «В Игре осталось только четыре человека… Если ты их устранишь… дело сделано, ты свободен». Джо двигался к дыре, голова его пылала, потому что он был – Слаггер, и он плавал в этом чертовом Хе-Сане, и они все сейчас это попробуют.

Он вырвался из фургона, ведя ураганный огонь из ружья и револьвера. Все стрелки попадали, уходя с пути выстрелов, пистолеты их в ошеломлении задрались и разрядились в небо, и Джо бежал сквозь адский шум, ослепленный вспышками; дождь и огонь били ему в лицо, на языке был вкус горячего металла, в голове гудела боль, звенели обрывки цепи наручников, энергия текла потоком через его тело, гальванизировала, бросая его поперек шоссе.

На обочине он споткнулся.

Джо полетел вперед, закувыркался в траве среди струй дождя, мир слился в размытые вертящиеся полосы, в револьвере кончились патроны, и он только бешено щелкал, ружье все еще плевалось огнем через его голову, разрывая туман. Джо приземлился рядом с пнем, притаившимся в мокрой темноте соевого поля, плечо врезалось в окаменевшее дерево. Ключицу пронзило болью, в мозгу вспыхнули искры и на миг его заволокло тьмою, но тут Джо услышал хлопок дверцы автомобиля и рычание двигателя.

Джо с трудом встал, на миг ослепший от ожога сетчатки.

Визг резины «кадиллака» по мостовой прозвучал у него за спиной как свисток судьи, и Джо на миг застыл, ум его вернулся в далекие времена обучения на снайпера, к технике, вбитой в его память как павловский рефлекс: «Цель, находящаяся в центральной зоне поражения, служит приманкой для завлечения атакующих единиц или сил подкрепления противника в зоны поражения внешних засад или засад, поставленных самой приманкой». И теперь Джо точно знал, что он должен делать.

Он повернулся в темноту и помчался через поле со всей скоростью, на которую были способны его старые окостеневшие колеса.

Соя в этом году взошла рано, и земля была мягкой, как шоколадный пудинг. Джо несся, взрывая землю, изнуряя легкие, сжав ружье, как металлическое копье. Поле тянулось перед ним, огромное, сотня акров глубокого зеленого ковра, ведущего к речной долине. Джо слышал, как «кадиллак» у него за спиной перевалил через обочину, как натужно застонал двигатель и зашелестели зарывающиеся в грязь колеса. Джо держал темп, направляясь к дальним деревьям. Он теперь был ложной целью.

Приманкой.

«Засада приводится в действие, когда цель оказывается в центральной зоне поражения и вступает во взаимодействие с обстановкой».

Джо на ходу взвел курок «моссберга» и приготовился разыграть последнюю карту. Посмотрел налево. У северного края соевого поля вдоль границы владения шла высоковольтная линия. В темноте провода казались чернильно-черными щупальцами, тянущимися сквозь туман, опускаясь в сторону далеких деревьев. В сотне ярдов на верхушке мачты высокого напряжения висел трансформатор, как гигантская черная бочка, выпускающая щупальца проводов.

Зона поражения.

«Кадиллак» быстро нагонял, – весь он был шум и гром и яростное дыхание, фары его жгли шею Джо, как огонь печи. Джо ковылял к трансформаторной будке изо всех оставшихся сил. Тело отказывало, мышцы лопались, суставы подгибались. Ум безмолвно кричал телу: еще несколько шагов, старая коняга, еще несколько секунд. Но уже кости Джо готовы были сложиться, легкие горели, ноги беспорядочно дергались, как пара неисправных поршней. Последней вспышкой энергии Джо заставил себя вскинуть ружье. Навести мушку на трансформатор. И тогда он услышал за спиной резкий треск калибра девять миллиметров, запели искры из пассажирского окна «кадиллака».

Первая пуля прошла выше, взвизгнув над головой Джо, как шутиха, и у него перед глазами мелькнуло видение собственного черепа, разлетающегося, как фарфоровая чашка.

Но Джо уже был под трансформатором.

Все случилось не больше чем за три секунды, но в горячечном мозгу Джо это показалось вечностью, как в снятом замедленной съемкой кино: Джо внезапно уворачивается от света фар и взлетает в воздух, одновременно поднимая ружье, как волшебную палочку, вслепую наводя на трансформатор, три раза стреляет, ревущий магний вспышек уносится в небо.

Это было как удар рогов дикого быка.

Первый выстрел вырвал кусок кабеля, зашипели искры, запели в черноте, потом второй и третий выстрелы разорвали кожух трансформатора, обнажив узлы проводов, расцвели огненные цветы в небе, оргазм искр пролился на подлетевший «кадиллак». Машина потеряла управление.

Джо плюхнулся на задницу в траву в сотне футов от «кадиллака», дыхание разрывала легкие, ружье выскользнуло из руки, в копчике взорвалась боль. Он слышал, как передние колеса «кадиллака» зарываются в грязь, слышал гомон голосов, слышал рев двигателя, пытающегося вырваться из этого ада.

Контратака!

Джо пошарил среди темных стеблей в поисках ружья. По жилам бежал электрический ток, вкус убийства на языке ощущался возбуждающей, горячей медью. Оружие отскочило в темноту всего на фут-другой с одним или двумя Джо не мог точно вспомнить – оставшимися патронами, а рев «кадиллака» снова приближался, сквозь дым пробивался болезненно-желтый свет фар, и Джо вскочил на ноги. Он побежал к деревьям, но кандалы за что-то зацепились и снова бросили его на землю, в рот набилась трава.

Казалось, взорвался воздух.

Сначала Джо подумал, что это взорвался еще один трансформатор, может быть, наземной линии, выбросив в воздух искры, но, бешено уползая, он понял, что туча поднявшихся в воздух искр – совсем не электрическая, а это туча насекомых, черт их побери, кузнечики, мухи и саранча, внезапно разбуженные, взвились в небо.

Обернувшись назад, Джо увидел, что споткнулся о гнилое бревно, и теперь оно извергает тучи жуков, мух, долгоносиков, поденок и вообще как их там зовут, они взлетают столбом коричневого дыма, блестят, светятся в движении, в пятидесяти ярдах «кадиллак» пытается пробраться сквозь эту заразу, с одной стороны свесился толстый сицилиец, отмахиваясь от саранчи автоматическим пистолетом, отгоняя ее свободной рукой, а из-за «кадиллака» появлялось что-то еще, размытое и едко-желтое.

Еще пара фар?

Повернувшись к линии деревьев, Джо попытался бежать, но ноги отказывались повиноваться. Оба колена подкосились. Рухнули, как пара гнилых спичек. И Джо упал на землю, распластавшись лицом вниз. Насекомые уже кишели всюду, колышущийся ураган конфетти, густой, как сирокко, пахнущий кордитом и гниющей мешковиной и смертью, и ураганом гудели колеса увязающего в земле «кадиллака», и Джо полз сквозь грязь изо всех сил, и в голове вертелась фраза из Апокалипсиса: «И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, какую имеют земные скорпионы».

Потом Джо увидел чудо другого рода.

«Кадиллак» закопался в грязь у него за спиной и теперь полз прямо на Джо. Годзилла с металлическими лапами и горящими галогеновыми глазами. Из окна вывесился толстяк, нацеливаясь разнести Джо в клочья. Пятьдесят ярдов. Тридцать. Двадцать. Но что-то происходило позади «кадиллака» в ста ярдах, что-то вынырнуло из мрака. Сначала неясно, потом резко вырастая, как два огромных желтых световых круга.

Другая машина?

Джо заставил себя встать, используя как подпорку окаменевший пень, протер глаза и вгляделся в сияние фар «кадиллака». По спине прошел холодок. Джо глядел в глаза смерти, и ему плевать было на это. Он улыбнулся, будто имел на это право, и поднял руку, несмотря на то что это потребовало собрать остаток сил. И тут, зная, что уже подъезжает вторая пара фар, Джо сделал то, что хотел сделать с того самого момента, как запустил эту сволочную Игру.

Он показал этим гадам средний палец[26]26
  Оскорбительный жест.


[Закрыть].

Столкновение произошло почти в ту же секунду.

* * *

От удара сработала воздушная подушка безопасности, охватив Мэйзи виниловой поверхностью.

Грохот был неимоверный – резкий скрежет металла наполнил облака насекомых звездами брызнувшего стекла и осколков, казалось, что воздушная подушка всосет голову Мэйзи в приборную доску, потом ее отбросило назад, как тряпичную куклу, когда «ниссан» закрутился волчком по соевому полю, и, казалось, все в салоне потеряло вес.

Наконец тормоза схватились, и машина остановилась, проехав юзом еще полсотни футов.

Мэйзи с трудом выглянула из-за воздушной подушки, восхищаясь собственной быстрой реакцией. Как легко она приняла решение преследовать киллеров на соевом поле! И как естественно оказалось потом в них врезаться! Теперь Мэйзи знала свое предназначение.

Она видела вблизи водительскую дверь «кадиллака», смятую, как консервная банка, оцепенелого чернокожего водителя за рулем. Жирный мужик с пистолетом тряс головой, как оглушенный медведь.

– ДЖОУИИИИИ!

Голос Мэйзи напрягся до предела.

На той стороне поля из тумана насекомых возникла, как призрак, тень человека.

Мэйзи ударила по педали газа, машина внезапно выдернулась из грязи, двигатель застрелял. Воздушная подушка все еще торчала перед лицом Мэйзи, и она судорожно пыталась удержать руль за подушкой, но этот гадский винил был повсюду, и Мэйзи еле-еле могла вцепиться в руль одной рукой, и вокруг клубились грязь и щепки и насекомые, задние колеса вгрызались в грязь, толкая ее к тени, что стояла на том конце поля, размахивая руками.

– ДЖО!

Мэйзи ударила по тормозам, проскочив футов десять, машина остановилась с визгом, и Мэйзи едва успела выбить ногой пассажирскую дверь, как снова началась стрельба, и всерьез. Первая очередь прошила заднее стекло, и звук был такой, будто электрические лампочки лопаются, высоковольтные искры вспарывают обивку и жгут металлическую стружку, и Мэйзи пригнулась. Джо уже наполовину влез.

– ВПЕРЕД! БЫСТРО!

Мэйзи вдавила газ в пол.

Машина завиляла, взрывая грязь, и рванулась вперед как ракета.

Джо ввалился внутрь, взлетели прицепившиеся к его одежде цикады, дверь поддала ему под зад, руки его вцепились в сиденье.

– Ты ранен? – крикнула ему Мэйзи сквозь грохот, хватая его за одежду и вдергивая внутрь.

– Нет… нет… по крайней мере не заметил.

Джо судорожно дышал, вцепившись в дверь и пытаясь ее закрыть. Наконец он ее захлопнул и упал на спинку сиденья. Стряхивая с себя насекомых, он показал через ветровое стекло:

– Ищи дорогу из этой чертовой зелени!

Мэйзи сидела пригнувшись, выглядывая поверх уже сдутой воздушной подушки, бешено водя глазами по полю в поисках выезда. С одной стороны от нее мелькали деревья, с другой – темнота и заросли сои, и машина дрожала, будто собиралась развалиться на миллион кусочков. Мэйзи щурилась в темноту и пыталась понять топографию местности.

Поле тянулось далеко на юг, его пологие холмы следовали рисунку русла реки. Мэйзи видела просвет в стене деревьев примерно в трехстах ярдах может быть, въездная дорога – и направилась туда. Она слышала тяжелый хруст колес «кадиллака» позади, и в мозгу у нее бушевала бешеная, чудесная ярость, песнь адреналина.

Теперь она жила как в опере Пуччини.

– Я вижу дорогу! – завопила Мэйзи и наддала к дальней прогалине.

«Ниссан» стал стонать и жаловаться, капот его яростно трясся, море стеблей неслось в свете фар, резкий металлический стук доносился снизу. Земля стала каменистой и неровной, руль начал вырываться, но руки Мэйзи прикипели к баранке, воздушная подушка лежала на коленях издохшим зверем, и музыка в голове взлетала ураганом струн, аллегро форте, величественно, безумно, красиво. Мэйзи погрузилась в эту музыку, каждая частичка ее существа резонировала взлетающим звукам виолончелей – она видела возникший в свете фар выезд с поля.

– Жми туда, лапонька! – заорал Джо, вглядываясь в заднее стекло, желтые блики света плясали по его лицу. – Плохие парни у нас на хвосте!

Мэйзи прижала педаль к полу, машина взревела, и в несколько секунд достигла прогалины. Мэйзи резко дернула руль вправо, машина опять пошла юзом, корма пропахала длинный след в сбитых листьях, дождь гравия обрушился на ветровое стекло, зазвенели по металлу камешки. Мэйзи вывернула руль прямо, и наконец-то задние колеса вылетели на что-то твердое.

– Давай, детка, ДАВАЙ!

Голос Джо резким звоном тарелок звучал у нее в голове.

Машина перевалила бордюр и приземлилась на ровный шероховатый асфальт.

С глиссирующими колесами и воющим двигателем «ниссан» пересек широкое пространство мостовой в шуме и громе выхлопа. Мэйзи отчаянно заморгала. Перед ней открылась автостоянка, блестящая под дождем, как черный ледник, окруженный дизельными заправщиками, забытыми машинами, заржавевшими раздетыми комбайнами и мигающими сквозь туман усиливающегося шторма натриевыми фонарями. Мэйзи увидела дорогу; выезд на нее загораживал шлагбаум, и ее черная лента уводила прочь от стоянки в темень низин.

– Держись! – крикнула Мэйзи, и Джо вцепился в приборную панель.

«Ниссан» пулей полетел к выезду. Ударив в шлагбаум, машина скользнула в сторону, рассыпая искры и жалобный визг металла, и вырвалась на свободу. Мэйзи ощутила, как машина завиляла, угрожая снова пойти юзом, но Мэйзи вдавила педаль в пол и сумела удержать колеса прямо. Секунда – и «ниссан» на полном газу несся по дороге, оставив позади темные поля.

– О Господи!.. вышло!

Мэйзи глядела в треснутое зеркало заднего вида, оглядывая пустую мокрую дорогу позади. «Кадиллака» не видно. Повернувшись к Джо, она увидела, что он истекает потом, явно страдая от боли. Штанина оранжевых тюремных брюк пропиталась кровью.

– Джо, аптечка под сиденьем, можешь перевязать рану.

– Не волнуйся за меня детка, я ведь только за тебя волнуюсь.

– Я в порядке, – сказала она и улыбнулась. – Мы в порядке.