Текст книги "Я сам похороню своих мертвецов"

– Хорошая девочка. Соединяй!

Послышался щелчок, и Инглиш произнес:

– Это ты, Эд?

– Ну, если нет, то какой-то другой болван влез в мой костюм, – прозвучал голос у него в ухе. – Ты прервал мою встречу с одной блондинкой. Я угробил целых два месяца, чтобы уговорить ее прийти в гости и взглянуть на мои гравюры, и вот ты умудрился вклиниться в самый животрепещущий момент. Что у тебя там?

– Ты мне нужен, – сказал Инглиш. – Завтра утром садись на первый же самолет. У меня для тебя здесь работа прямо по твоей части.

– Я не хочу работу. Хочу, чтобы меня оставили в покое, – возразил Леон с тревогой в голосе. – Если это все, чего тебе нужно, я кладу трубку, пока эта красотка не вырвалась на волю.

– Я сказал, что ты мне нужен, – рявкнул Инглиш. – Предстоит большая работа, Эд. Нечто прямо по твоему профилю, иначе я бы не стал тебе звонить. Как будешь в городе, свяжись со мной по телефону. Встретимся где-нибудь. Не хочу, чтобы кто-то узнал, что мы с тобой работаем вместе. Ты меня понял?

– Ни слова, – со вздохом отозвался Леон, – но если ты так говоришь, подозреваю, придется напрягаться. А деньги мне светят?

– Пять кусков, – пообещал Инглиш.

Леон протяжно и негромко присвистнул.

– Слышишь, что-то жужжит? Это мой вертолет уже приземляется на твою крышу, – произнес он с чувством и повесил трубку.

Глава третья

I

Джули давно уже поняла, что Инглиша нельзя заставлять ждать, а потому, когда он позвонил и сказал, что поход в кино отменяется, она была полностью одета и готова выходить.

Когда он закончил разговор, она медленно опустила трубку на рычаг и несколько секунд постояла в нерешительности, рассеянно рассматривая свое отражение в зеркале над каминной полкой. Девушка механически отметила, что выглядит прекрасно, что зеленый шарфик, который она повязала на шею, оттеняет цвет глаз и медно-рыжие волосы даже эффектнее, чем она предполагала. Так же она с удовольствием отметила, что узкое пальто из верблюжьей шерсти подчеркивает ширину плеч, а ножки в новых замшевых туфлях выглядят еще меньше, чем на самом деле.

Инглиш сказал, что поужинает с ней в клубе в девять вечера. Она взглянула на наручные часы на изящном ремешке. Была четверть седьмого. До встречи с ним почти два часа.

Джули сняла телефонную трубку и набрала офис Инглиша.

Ответила Лоис, и Джули недовольно поджала губы. Она терпеть на могла Лоис. Любому, кроме самого Инглиша, было ясно, что Лоис влюблена в своего босса, – впрочем, он никогда не замечал подобных вещей. Джули бесило то, как Лоис позволила Инглишу превратить себя в покорную рабыню. Кроме того, Джули была уверена, что Лоис тоже ее не переваривает. Джули не сомневалась, что, по мнению Лоис, она недостаточно хороша для Инглиша, и любая встреча с Лоис неизменно заставляла Джули испытывать дискомфорт. Ее холодные, спокойные глаза как будто говорили: «Нечем тебе гордиться. Ты всего лишь спишь с ним, это может делать любая безмозглая красотка, зато я с ним работаю, я ему помогаю, и я знаю его гораздо, гораздо дольше, чем ты».

– О, Лоис, это Джули, – бодро начала Джули. – А Гарри там? Я хотела несколько билетов на шоу.

– Да, он здесь, – ответила Лоис своим прохладным тоном. – Подождите минутку, мисс Клэр.

Вечно она была «мисс Клэр», хотя Джули много раз предлагала Лоис звать ее по имени и на «ты».

На линии послышался щелчок, а потом голос Гарри произнес:

– Привет, Джули. Я как раз собирался уходить. Чем могу помочь?

– Гарри, я хотела два билета на субботнее шоу, – произнесла Джули, стараясь сохранять спокойный тон. – Собиралась попросить Ника захватить их с собой, но наше свидание отменилось. Он освободится только к девяти, а билеты мне нужно отдать раньше. Сможешь оставить их в клубе у Ника, чтобы я оттуда забрала?

– Конечно. С радостью. Я как раз собирался уходить. Оставлю билеты в конверте с твоим именем.

– Большое спасибо, Гарри, – сказала Джули и положила трубку.

Она быстро подхватила свою сумочку и перчатки и вышла из квартиры. Спустившись на лифте, она попросила ночного портье вызвать ей такси. Дожидаясь машину, Джули закурила сигарету, с раздражением отметив, что у нее дрожат руки.

– Куда вы поедете, мадам? – спросил ночной портье, возвращаясь в холл здания.

– Клуб «Атлетик».

Он распахнул дверцу такси, поддержал Джули под локоть, помогая сесть, и назвал водителю адрес.

Такси ехало быстро, несмотря на вечернее движение, и когда водитель уже собирался свернуть на Вестерн-авеню, Джули наклонилась вперед и сказала:

– Я передумала. Отвезите меня на угол Пятой и Двадцать седьмой улиц, пожалуйста.

– Хорошо, мисс, – отозвался таксист, с ухмылкой оглянувшись на нее через плечо. – Мой старик всегда говорит, что дамы выходят сухими из воды чаще нас, мужчин, потому что то и дело передумывают.

– Похоже, он прав, – засмеялась Джули.

Спустя десять минут быстрой езды водитель сбросил скорость и остановился.

– Мы на месте, мисс.

Джули расплатилась, поблагодарила его и быстро зашагала по тихой, тускло освещенной улице, дальний конец которой упирался в берег реки. Несколько раз она оглядывалась через плечо, но на улице было пустынно. Вдруг она замедлила шаг, остановилась и повернулась.

Быстро оглядевшись, Джули перевела взгляд вверх, на темное здание на противоположной стороне улицы. Довольная, что ее никто не видит, она пошла по узкому, едва освещенному переулку в сторону реки.

От воды наползал тонкий белый туман, и пока она шла, минуя темные тени, откуда-то с другого берега реки тоскливо провыла буксирная сирена. Джули снова остановилась, оглядываясь по сторонам, а затем шагнула на порог высокого узкого дома, толкнула дверь и оказалась в темном подъезде. Она без колебаний двинулась сквозь темноту, как будто бывала здесь так часто, что точно знала, куда идти.

Она услышала, как рядом с ней открылась дверь.

– Джули?

– Да.

Она вошла в темную квартиру, и дверь за ней закрылась. Затем вспыхнул свет, она обернулась и улыбнулась, когда Гарри Винс обнял ее.

– Как же нам повезло, дорогая, – произнес он. – Я уже настроился коротать тоскливый вечер. Думал, он поведет тебя в кино.

Джули обхватила его руками за шею, прижалась к нему лицом.

– В последний момент появился Сэм, – пояснила она. – О Гарри, кажется, прошла целая вечность. Поцелуй меня.

Гарри поцеловал ее, крепко прижимая к себе и чувствуя, как сильно колотится сердце.

– У нас очень мало времени, дорогой, – напомнила Джули, отстраняясь и глядя на него снизу вверх. – Не будем сейчас разговаривать. Не будем терять время.

– Я тоже ждал этой минуты с огромным нетерпением, – сказал Гарри. – Позволь, я сниму твое пальто. В другой комнате горит огонь. Пойдем туда.

Она выскользнула из пальто и первой вошла в симпатичную спальню, где ее встретил яркий огонь в камине. Комнату освещали только его оранжевые всполохи, и танцующие по стенам тени создавали интимную атмосферу, которая ей так нравилась.

– Не включай свет, Гарри.

Он закрыл дверь комнаты и прислонился к ней спиной, глядя на Джули. Словно зачарованный, он смотрел, как она быстро выскальзывает из одежды. Она потянула одну «молнию», другую и спустя миг уже стояла перед ним обнаженная и манящая.

– Джули, ты самая прекрасная на свете, – произнес он срывающимся голосом.

Она опустилась на колени перед камином, развернувшись к нему спиной, и протянула руки к языкам пламени.

– Только ты можешь сказать мне такое, Гарри, и так, чтобы я верила.

Он подошел к ней, опустился рядом на колени и, развернув к себе лицом, заключил ее в крепкие объятия.

– Ради этих моментов я и живу, – сказал он. – Кажется, будто мир замер и из всех людей остались только мы вдвоем.

Она подняла на него глаза, протянула к нему руки, обхватила за шею, наклонив к себе его голову, и прижалась губами к его губам.

Часы на каминной полке пробили восемь, и Джули приподнялась, чтобы сесть.

– Не двигайся, дорогая, – произнес из темноты Гарри, и его рука обхватила ее за талию. – У тебя в запасе еще час.

– Нет, всего лишь полчаса. Нельзя заставлять его ждать.

– Джули, невозможно продолжать вот так без конца, – сказал Гарри, приближая к ней лицо. – Неужели ты не можешь с ним поговорить? Не можешь сказать, что не хочешь больше быть с ним?

Он ощутил, как она напряглась, и в ее голосе прозвучали тревожные нотки, когда она произнесла:

– Что ты, Гарри, о чем ты вообще? Ник никогда не сдается. Ты ведь знаешь. Кроме того, как мы будем жить? Не заводи снова этот разговор. Ты же понимаешь, что это ни к чему нас не приведет.

– Но это опасно. Если он когда-нибудь узнает…

– Ничего он не узнает, – сказала Джули.

– Но он может. Он же не дурак. Откуда нам знать, что он нас уже не подозревает?

– Разумеется, не подозревает. Да он ведь сегодня вечером даже предложил, чтобы ты сводил меня в кино.

– Господи! Что ты ему ответила?

– Я сказала, что не хочу в кино ни с кем, кроме него.

Гарри несколько мгновений молчал, глядя через комнату на огонь в камине, отбрасывавший сполохи на потолок.

– Если он когда-нибудь узнает, – произнес наконец Гарри, озвучивая страх, который преследовал его не одну неделю, – он нас убьет. Даже думать не станет. Убьет нас, а потом велит Крейлу замять дело.

– Ну же, дорогой, ты говоришь чепуху, – возразила Джули, коснувшись его лица. – Ник ни за что такого не сделает. Он слишком озабочен своей карьерой, чтобы идти на подобный риск. Он даже признался мне, что мечтает, как больницу назовут в его честь. Разумеется, он не пойдет на убийство.

Гарри это не убедило.

– Я не так в этом уверен. Если он нас застукает…

– Не застукает. Пожалуйста, не глупи, Гарри. Он не узнает, теперь уже не узнает.

Гарри приподнялся на локте:

– Что значит – теперь?

– Теперь, когда Рой умер.

– Какое отношение имеет к нам Рой?

Она замялась, затем заговорила быстро, как будто с усилием выталкивая из себя слова:

– Рой знал. Он шантажировал меня последние полгода.

Гарри оцепенел, ледяной страх стиснул его сердце. Он только сейчас осознал, как сильно боится Инглиша, в какой ужас его приводит мысль, что Инглиш может узнать об их связи с Джули. Он вскочил с кровати, накинул халат и включил лампу под абажуром.

– Рой о нас знал? – переспросил он, и в свете лампы Джули увидела, как побелело его лицо.

Она перевернулась на бок, прикрыв руками грудь.

– Да, знал. Теперь, когда он мертв, я могу тебе рассказать.

Гарри сделалось дурно.

– Почему же ты не рассказала мне раньше? – спросил он, и его голос истерически взлетел.

– Боялась тебя потерять. Я же знаю, как ты относишься к Нику. И я тебя понимаю. Узнай ты, что Рою все известно, ты перестал бы встречаться со мной, а этого я бы не перенесла, Гарри.

Гарри двинулся к бару и налил себе неразбавленного виски. Рука его при этом дрожала.

– Выпьешь? – спросил он, вдруг вспомнив, что надо бы предложить даме, прежде чем наливать себе.

– Нет, дорогой. Не смотри так. Теперь, когда Рой мертв, все действительно хорошо.

Гарри выпил виски, затем закурил сигарету, подошел к кровати и сел. Протянул сигареты Джули и, не доверяя своим трясущимся рукам, положил зажигалку рядом с ней.

– Когда это началось? Ты говоришь, он тебя шантажировал.

Она кивнула, закуривая.

– Это был настоящий ад, Гарри. Мне казалось, я вот-вот сойду с ума. Однажды Рой пришел меня навестить, должно быть месяцев шесть-семь назад. Я недоумевала, с чего он вдруг заявился. Как ты знаешь, мы с ним были едва знакомы. Но он не стал ходить вокруг да около. Сразу сказал: «Будешь каждую пятницу приносить мне в агентство две сотни долларов, Джули. Конечно, я не в силах заставить тебя дать мне денег просто так, зато я могу рассказать Нику, что у тебя интрижка с Гарри Винсом. Так как, будешь платить или мне рассказать Нику?» Вот как все случилось. Я так испугалась, что даже не спросила, откуда он об этом узнал. Сказала, что буду платить, и с тех пор каждую пятницу я отдавала ему деньги.

– Подонок! – взорвался Гарри, стискивая кулаки. – Значит, это правда. Ходили слухи, что он шантажист. Грязный, гнилой подонок!

– Ты не представляешь себе, какое облегчение я испытала, когда Ник сказал, что его брат застрелился, – призналась Джули. – Последние месяцы превратились в сущий кошмар. Ходить в эту поганую маленькую контору и протягивать ему деньги, пока он сидел за своим столом и ухмылялся мне, и его дешевая потаскуха тоже мне ухмылялась.

Гарри слушал вполуха. Его разум возбужденно бурлил.

– Как думаешь, он рассказал Коррин? – спросил он. – А вдруг она придет к Нику?

– С чего бы ему рассказывать ей? – фыркнула Джули с легким раздражением. – Гордиться-то тут нечем. Кроме того, Коррин уже разболтала бы Нику, если бы знала об этом от Роя. Я уверена, что знал только он сам и его девка, но оба они мертвы. Я уверена, Гарри. Наверное, мне не стоило делиться с тобой, но ты просто не представляешь себе, какое это облегчение – сказать хоть кому-нибудь.

– Бедняжка моя. – Гарри заключил ее в объятия. – Надо тебе было рассказать мне раньше. В любом случае я все тебе компенсирую. Сколько он с тебя вытянул?

– Ради бога, Гарри. Не хочу об этом говорить. Мне хватает тех денег, которые я зарабатываю. Давай забудем. – Она соскользнула с кровати. – Мне пора одеваться.

– Но я не могу позволить тебе потерять столько денег, – запротестовал Гарри.

– Давай больше не будем поднимать эту тему, – возразила Джули. – Деньги заплачены, и я об этом забыла. Прошу тебя, Гарри.

Гарри забегал по комнате.

– Джули, разве мы не можем вместе сбежать? – спросил он внезапно. – Неужели нам необходимо так рисковать? Непохоже, что он готов жениться на тебе.

Она замерла, успев натянуть один чулок и сжимая в руке другой, и в глазах ее отразилась настороженность.

– Но что тогда будет с нами? У Ника громадное влияние. Никогда больше я не получу ни одного контракта, а ты не найдешь нигде работы. Уж об этом он позаботится. Он такой безжалостный и ревнивый. Он нас найдет, и он заставит нас прозябать до конца наших дней. Давай будем терпеливы, Гарри. И благодарны за то, что можем видеться здесь хотя бы время от времени. Вдруг что-нибудь поменяется. Не будем пока совершать ничего глупого и опасного.

– Но так даже еще опаснее, – возразил Гарри. – Мы же сейчас водим его за нос, а если мы сбежим, он не сможет нас в этом обвинить.

– Он нас найдет, Гарри. Он никогда меня не отпустит.

– Но он же не господь бог, – возмутился Гарри. – Я знаю, что у него возможности, ну и к черту их! Не может он помешать мне зарабатывать на жизнь. Это же чепуха, Джули.

Джули натянула платье, сунула ноги в туфли и подошла к туалетному столику. Села и принялась приводить в порядок лицо.

– Скажи что-нибудь, Джули, – с тревогой взмолился Гарри. – Разве ты не понимаешь, что жить, как сейчас, даже опаснее, чем сбежать?

Она обернулась и посмотрела ему прямо в лицо.

– Хорошо, Гарри, я скажу тебе правду. Уже много недель я сознаю, что мы должны признаться Нику и уехать, но мне страшно. Не могу я бросить все, что значит для меня так много. Подозреваю, ты даже не задумывался о том, что значит для меня поддержка со стороны Ника. Если бы не Ник, я бы не пела в лучшем ночном клубе города. Не было бы у меня замечательного пентхауса и всего моего гардероба. Не было бы открытых кредитов во всех больших универмагах. Я не могла бы покупать себе все, что пожелаю и когда пожелаю, не задумываясь, откуда берутся деньги на мои покупки. И влиятельные мужчины города не старались бы всячески мне угодить, куда бы я ни пришла. У меня не было бы машины, которая есть сейчас. И если я уйду от Ника, то окажусь в совершенно другом мире, и мне это не нравится.

Гарри вздрогнул, как от боли, и сел. Он уставился в огонь, вжимая в ладонь левой руки стиснутую в кулак правую.

– Я понимаю, – проговорил он безжизненно и устало. – Да, Джули, я не рассматривал это с такой точки зрения.

– Я хочу получить свой кусок пирога, чтобы съесть его, – продолжала Джули, не глядя на него. – Я люблю тебя, Гарри, больше, чем кого-либо другого на этом свете. Иногда я жалею, что вообще повстречалась с тобой. Жалею, что вот так влюбилась в тебя. Если бы не любовь, не было бы так больно, не было бы столько тревог и обмана. Но я все же повстречалась с тобой, влюбилась в тебя, и все именно так. И тебе остается лишь принимать меня такой, какая я есть, или бросить меня. Теперь ты услышал правду, Гарри, так что скажи прямо: хочешь увидеть меня снова? Я не стану винить тебя, если отныне тебе станет ненавистен один мой вид, как ненавистен он мне. Я знаю, что я эгоистичная, жадная и нечестная. Я настоящая шлюха, но я ничего не могу с этим поделать. Для тебя я пойду на что угодно, только вот не брошу ту жизнь, какую обеспечивает мне Ник. Сомневаюсь, что ты мне поверишь, но это так. Я даже буду держаться от тебя подальше, если ты захочешь, а это будет самым трудным испытанием, на которое я пойду ради тебя.

Гарри вскочил и кинулся к ней, наклонившись, развернул ее к себе лицом и поцеловал.

– Я не собираюсь отказываться от тебя, Джули. Ты значишь для меня слишком много. Хорошо, дорогая, будем жить так, как жили до сих пор. Может быть, в один прекрасный день что-то изменится и мы сможем быть вместе навеки. – Он выдавил из себя смешок. – Кто знает? Вдруг я стану таким же богатым и влиятельным, как Инглиш. Если у него получилось, почему не получится у меня?

Джули встала и прижалась к нему.

– Дорогой Гарри, я так тебя люблю, и я постараюсь сделать тебя счастливым. Прояви терпение. Я уверена, в итоге все сложится правильно. А теперь, дорогой, мне пора идти. Встретимся снова при первой же возможности. Подай мне, пожалуйста, пальто. Я опоздаю, если не потороплюсь.

Спустя несколько минут Джули бесшумно вышла из переулка и торопливо посмотрела по сторонам. Улица была пустынна. Стремительно двинувшись вперед, она отправилась ловить такси.

А из темного дверного проема за ней наблюдал моложавый мужчина в коричневом костюме и мягкой коричневой шляпе: привалившись спиной к стене, он медленно двигал челюстями, пережевывая резинку. Он так и стоял в тени, пока Джули не скрылась из виду, тогда он вышел из дверного проема и быстро зашагал в сторону реки, вытягивая губы в беззвучном свисте.

II

Эд Леон вступил во владение «Агентством быстрого реагирования» спустя два дня после того, как Инглиш вызвал его из Чикаго. Леон был худым долговязым парнем, сплошные руки и ноги, и из-за этой обманчивой внешности большинство окружающих считали его безобидным недотепой. У него было располагающее загорелое лицо, и с первого взгляда его можно было принять за не особенно преуспевающего фермера, приехавшего в город взглянуть на достопримечательности. Одежда на нем выглядела так, словно он в ней спал, причем не одну, а много ночей подряд, и еще у него имелась привычка сдвигать на затылок старую, видавшую виды шляпу с обвисшими полями. Его волосы, от природы непокорные, жили своей жизнью, и он даже не пытался с ними совладать, лишь время от времени заходил в парикмахерскую или проводил по ним расческой, когда удавалось ее найти, но случалось это не очень часто.

Никто не поверил бы, что этот человек – один из самых проницательных частных сыщиков в стране. Начав карьеру криминальным репортером, он настолько талантливо добывал сведения о преступной деятельности политиков и иже с ними, что окружной прокурор, от греха подальше, предложил ему работу в своем офисе вместо газеты. Он уговорил Леона принять должность следователя по особо важным делам, и некоторое время Леон блистательно справлялся с работой, к полному удовольствию окружного прокурора, но без особой выгоды для себя.

С Инглишем Леон познакомился вскоре после того, как тот продал свой гирокомпас, и они подружились. Леон тогда предложил Инглишу субсидировать ему покупку собственного детективного агентства. Инглиш был наслышан о репутации Леона и решил, что капиталовложение весьма разумное. Он профинансировал Леона, и через пару лет тот уже смог выкупить агентство у Инглиша с весьма значительной выгодой для них обоих. Теперь его агентство было одним из самых успешных в Чикаго, и за три года работы Леон успел нанять себе в помощь четырех сыщиков, трех оперативников и целую стайку сообразительных молодых женщин.

Расхаживая по небольшому обшарпанному офису, который еще недавно принадлежал Рою, Леон был не особенно рад тому, что, поддавшись на уговоры Инглиша, взялся за это задание. Конечно, деньги хорошие, однако ему не доставляло наслаждения торчать в этих двух комнатушках после собственного, снабженного кондиционером офиса в Чикаго.

Вышагивая по комнате, он в задумчивости тянул себя за нос, лицо его было озабоченно, а взгляд не упускал ни единой детали. Следующие два часа он просматривал папки с делами и методично изучал содержимое ящиков и шкафов, следуя системе, которая сложилась у него за годы практики: он знал, что не бывает не важных мелочей, что для всего имеется причина и, если смотреть внимательно, рано или поздно непременно отыщешь что-нибудь интересное.

Однако сколь-нибудь стоящее открытие он сделал только тогда, когда заглянул в камин. В дымоходе он нащупал какой-то небольшой предмет, и его косматые брови удивленно поползли вверх. Леон вынул из кармана фонарик, тонкий, словно карандаш, и, наведя его луч на предмет, разглядел небольшой, но очень чувствительный микрофон. Провода, протянутые через трещину в дымоходе, вели от микрофона в приемную агентства. Леон вразвалочку вышел в приемную и после долгих поисков снова обнаружил провода, аккуратно спрятанные между половицами, проследил их путь по комнате до двери, которая вела в коридор. Он вернулся в кабинет, смыл с рук копоть и грязь, жизнерадостно насвистывая себе под нос.

Он решил, что начало весьма многообещающее. Кому-то очень хотелось знать, какие разговоры ведутся в этом кабинете. Судя по виду микрофона, установлен он был достаточно давно. Следовательно, некто желал быть в курсе того, чем занимается Рой Инглиш, что он говорит и что говорят ему.

Леон задумался, работает ли микрофон до сих пор: вдруг этот некто захочет подслушивать и его разговоры. Он решил, что в более подходящее время (когда здание будет заперто на ночь) он попытается проследить дальнейший путь проводов. Но только не в рабочие часы.

Инглиш сказал ему, что консьерж Том Кэлхун вроде бы готов к сотрудничеству, и Леон решил спуститься и потолковать с ним, прежде чем погрузиться с головой в рутинную работу.

Он вышел из агентства, запер за собой дверь и спустился на лифте в цокольный этаж.

Тома Кэлхуна он нашел в бойлерной – тот старательно вырезал из куска мягкой деревяшки модель лодки, орудуя складным ножом весьма опасного вида.

Кэлхун был высоким и толстым человеком с пышными усами, которые Леону показались похожими на пучок сушеной морской капусты. На круглой голове сторожа красовался пропыленный котелок, а на жилете, сквозь петли которого была продета тяжелая золоченая цепочка от часов, виднелись живописные пятна, оставленные какой-то едой. Леона консьерж оглядел без особого интереса, коротко ему кивнув.

– Доброе утро, – произнес он. – Я могу вам чем-то помочь?

Леон подвинул к себе стул и уселся, сложив свое длинное тело пополам.

– У меня язва, – сообщил он. – Ежедневно в полдень я потчую ее виски. Беда в том, что я не одобряю привычку пить в одиночестве. Стоит человеку пристраститься к выпивке в одиночку, он тут же может заказывать себе гроб и ложиться в него. Я подумал, может, вы возьмете на себя труд составить мне компанию, но, если вы человек непьющий, только скажите, и я обращусь к кому-нибудь другому.

Кэлхун отложил в сторону свою лодку и подался вперед.

– Вы пришли по верному адресу, мистер, хотя мне кажется, что виски язве на пользу не пойдет.

Леон вынул бутылочку «Джонни Уокера» емкостью в полпинты[3]3
  Американская жидкая пинта составляет примерно 0,47 литра, следовательно, полпинты – около 230 мл.


[Закрыть] и помахал ею в воздухе.

– Мужчина должен демонстрировать свою независимость, – провозгласил он. – Если я буду потчевать язву тем, что ей по вкусу, она останется со мной до конца моих дней. Виски идет на пользу мне, поэтому я пью. Стакан есть? А лучше два.

Кэлхун снял с полки два бумажных стаканчика.

– Лучшее, что у меня имеется, – произнес он извиняющимся тоном, сдувая с них пыль. Он смотрел, как Леон наливает две щедрые порции, затем с готовностью принял один из стаканчиков и понюхал содержимое. – Отличный виски, мистер. За ваше здоровье. – он сделал один долгий глоток, выдохнул, облизнул губы, утер рот тыльной стороной ладони и поставил стакан.

Леон едва пригубил свой напиток, однако тут же подался вперед, чтобы снова наполнить стаканчик Кэлхуна.

– Я ваш новый арендатор, – представился он. – Зовут Эд Леон. Принял на себя «Агентство быстрого реагирования».

Кэлхун поглядел удивленно.

– Рад слышать. Я Том Кэлхун. «Агентство быстрого реагирования», говорите? Шустро сработано.

– Моя мать была шустрая особа, – легкомысленно отозвался Леон. – Это у нас семейная черта. – Он нахмурился, помотал головой и продолжил: – Сегодня утром дела что-то не идут. Никто ко мне не заглянул.

– Все наладится, – ободряюще пообещал Кэлхун и сделал еще глоток виски. – Думаю, этот парень, Инглиш, знал, что делает. У него бизнес шел будь здоров. Ума не приложу, с чего он застрелился. Конечно, эта история с самоубийством может подпортить репутацию агентства, но ненадолго.

Леон вынул две сигареты, одну прокатил по столу к консьержу, а другую закурил сам.

– А я уж начал думать, не облапошили ли меня. У меня такая физиономия, что люди считают меня простофилей. – Он скорбно покачал головой. – Боже! Вы не представляете, чего только мне не пытаются втюхать! Так вы уверены, что бизнес прибыльный?

– Совершенно уверен, – подтвердил Кэлхун. – Это же очевидно. Посмотреть хотя бы на людей, приходивших к нему, в некоторые дни до тридцати человек. Если уж это не успешный бизнес, тогда я мартышкин дядя.

Леон поглядел на него с добродушной улыбкой.

– Не все так плохо, приятель, – может, и не дядя, но на отчима вполне потянете.

– В каком это смысле? – изумился Кэлхун, вытаращив воспаленные глаза.

– Да ни в каком. Просто я сквозь шляпу говорил. Видите это? – Он снял шляпу и показал вентиляционные отверстия в тулье, просовывая в них длинный палец. – Специально проделал, чтобы люди меня лучше слышали, глухие там например. Вот подобные-то идеи и приносят целое состояние.

– Похоже на то, – согласился вконец сбитый с толку Кэлхун.

– Ладно-ладно, – продолжал Леон, закидывая ноги на стол. – Не против, чтобы немного крови прилило мне к голове? Если не делаю так по нескольку раз в день, могу запросто в обморок хлопнуться. И мать моя была такая же. Если уж на то пошло, у моего старика тоже голова была пустая. Так, значит, я прикупил удачный бизнес. А что это за люди, которые приходили к Инглишу?

Кэлхун пожал широкими мясистыми плечами:

– Да понятия не имею. Некоторые из них приходили каждую неделю. Некоторые с виду были совершенные оборванцы, но большинство выглядели так, словно у них денег куры не клюют.

– А вы были на дежурстве, когда он вышиб себе мозги? – спросил Леон как бы между прочим и подался вперед, чтобы снова наполнить стаканчик Кэлхуна.

– Само собой, – заверил Кэлхун. – Вы полегче с этим пойлом, мистер. Очень уж забористое.

– Только не говорите, что такой большой мальчик, как вы, не в состоянии выпить немного виски, – сказал Леон. – Мне говорили, он застрелился между девятью и половиной одиннадцатого. В это время никто к нему не заходил?

– На седьмой этаж поднимались трое. Только я не знаю, к нему ли они заходили. А что?

– Да я вечно задаю вопросы, – признался Леон и закрыл глаза. – Люблю слышать собственный голос. Вот что такого есть у Синатры, чего нет у меня? Видели бы вы, как девчонки падают, стоит мне пошептать им на ушко. Необязательно петь, чтобы сразить девушку наповал. – Он открыл глаза и уставился на Кэлхуна. – Кто были те трое?

– Два парня и одна девушка, – ответил Кэлхун. – Я лично поднимал их в лифте на седьмой этаж. Девушку раньше видел, а вот парней – нет.

– Кто еще работает на седьмом этаже?

– Э-э… там новостное агентство. Наверное, вы уже слышали их телетайпы. Адский от них шум. За ними ваш офис, а дальше – мисс Виндзор.

– Чем она занимается?

– Она то, что называется «художник-силуэтист», – сказал Кэлхун. – Вырезает ваш силуэт из бумаги и вставляет в рамку с паспарту. Чем она еще там занимается – понятия не имею, зато точно знаю, что среди ее клиентов одни мужчины.

Леон встрепенулся, в его глазах отразился интерес.

– Вот так, значит? – произнес он. – И это моя ближайшая соседка. Ладно-ладно, наверное, стоит зайти, чтобы она взглянула на мой силуэт. Может, она даже покажет мне свой.

– Она лакомый кусочек, – заверил Кэлхун, – но берет только наличными. Лично я предпочитаю тратить наличные на лошадей, однако миру нужны разные люди.

– Вот только не надо тут разводить философию, – остановил его Леон. – Давайте вернемся к тем двум парням и девушке. Они же могли зайти либо к мисс Виндзор, либо в новостное агентство, либо к Инглишу, так?

– Девушка шла к Инглишу, – сообщил Кэлхун. – Я несколько раз видел ее до того.

– А как она выглядит?

Кэлхун хлебнул скотча и с сомнением уставился на Леона.

– Вы задаете чертовски много вопросов, мистер. Откуда у вас такой интерес?

– Слушайте, давайте спрашивать буду я. Вы же получили скотч, так что соответствуйте.

Кэлхун пожал плечами:

– Ну ладно, мне, в общем-то, плевать. У нее рыжевато-каштановые волосы, хорошая фигура, и вообще она такая красотка, что могла бы сниматься в кино.

– Ну и описание! Вы хоть понимаете, что в радиусе тридцати миль в этом городе найдется два миллиона цыпочек, которые выглядят ровно так же? Как она была одета?

– Сногсшибательно, – сказал Кэлхун и закатил глаза, как будто пытаясь нарисовать перед мысленным взором ту девушку. – На ней был черный жакет и черная юбка с широкими белыми полосами, длинные черно-белые перчатки с раструбами, а на голове какая-то черно-белая ермолка вместо нормальной шляпы. И еще браслет с подвесками. Ну, знаете, такая золотая цепочка с нанизанными на нее небольшими бусинами.

Леон одобрительно покивал:

– Вот теперь вы дело говорите. Вот теперь хорошо. Мы еще сделаем из вас детектива. А что насчет тех двух парней?

– Один из них просто оборванец, мальчишка лет восемнадцати. Он был в кожаной куртке и фланелевых брюках. Под мышкой держал сверток. Думаю, он шел в новостное агентство, зато второй парень точно при деньгах. Довольно молодой, лет двадцать семь – двадцать восемь, в коричневом костюме и коричневой мягкой шляпе. Я заметил у него в рукаве носовой платок – очень здорово. Если когда-нибудь раздобуду себе чистый носовой платок, обязательно буду так же носить. Он жевал резинку, и я тогда еще подумал, что этим он себя принижает. Когда человек может позволить себе подобную одежду, ему не стоит жевать резинку.