Текст книги "Все дело в деньгах"

II

Наутро я заказал разговор с клиникой доктора Циммермана. Дежурная сестра попросила меня подождать у телефона – сам Циммерман хотел поговорить со мной.

Голос Циммермана был очень бодр:

– Мистер Холлидей, у меня хорошие новости. Состояние вашей жены значительно улучшилось, она вышла из комы, и я думаю, что уже через пару недель вы сможете ее увидеть. Пора подумать о повторной операции. Когда вы возвращаетесь?

– Вероятно, в пятницу, – ответил я. – Я позвоню вам, как только приеду. Действительно самое худшее позади?

– Да, уверяю вас. Если вы приедете ко мне в клинику в субботу утром, то сможете ее навестить.

Новость о Сарите сразу ободрила меня. Может быть, уже в субботу я буду рядом с ней. Но у ее постели будет стоять человек, сознательно погубивший жизнь другого человека. Не знаю, как я буду себя чувствовать, как посмотрю ей в глаза. Проймет ли она все по моему взгляду?

Я начал нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Какое у меня право отнимать жизнь у Римы?

Я много раз задавал себе этот вопрос, но так и не смог на него ответить. Я собирался погубить ее только для того, чтобы спасти себя от газовой камеры или от долгих лет тюрьмы. Смогу ли я жить, зная, что стал причиной ее гибели? Вот что не давало мне покоя.

Хорошо, подумал я, рассмотрим другой вариант. Допустим, я больше не плачу Риме – что тогда? Она идет в полицию, и меня арестовывают. Что будет с Саритой, когда меня не окажется рядом? Конечно, в ее распоряжении останутся все мои деньги, но как она справится со всем одна, калека, в инвалидной коляске?

Я старался честно разобраться с самим собой. Зачем я хочу смерти Римы – от жалости к себе, из жажды избавиться от тюремного заключения или дело в Сарите, в желании помочь ей, когда она совсем беспомощна и так нуждается во мне?

Ответить я не мог, хотя знал, что Сарита на самом деле сейчас очень нуждается во мне и что жизнь Римы не стоит ни гроша.

Я понял, что в моем плане убийства Римы была слишком много белых пятен. Даже если я пошлю Уилбуру ее адрес, нет никаких гарантий, что он прикончит ее. Вдруг его ненависть к ней вообще утихла? Потом, Вазари может и не оставить Риму одну, даже если я ему скажу о полиции. Опять-таки, если он уедет, Рима может решить сорваться с места вместе с ним, и Уилбур приедет к пустому бунгало. Бесконечные если… если… если…

Как план убийства все это никуда не годилось. И тогда я решил: пусть все идет так, как я задумал. Сыграем в орлянку: орел – Рима умрет, решка – я сяду в тюрьму. Пусть сама судьба рассудит нас, и не мне себя винить в случае ее смерти.

Чтобы отвлечься, я спустился позавтракать. Заказал кофе и тост. За столиками сидело человек десять. По виду все деловые люди, жадно поглощающие свой завтрак за чтением утренней газеты.

Один из них, сидевший в дальнем углу, вдруг поднял голову и стал пристально смотреть на меня. Он был примерно моего возраста, и его толстое, круглое лицо показалось мне знакомым. Вдруг он вскочил и, улыбаясь, двинулся ко мне. Я узнал его, только когда он подошел ближе. Мы с ним вместе учились в колледже и какое-то время жили в одной комнате. Это был Билл Стовелл, и мы вместе даже получали дипломы.

– Вот это да! – заорал он. – Это же Джефф Холлидей, если не ошибаюсь!

Я встал и пожал ему руку. Он спросил, что я делаю в Сан-Франциско, и я ответил, что оказался здесь по делам. Он сообщил, что видел в «Лайф» мою фотографию и читал о строительстве моста.

– Повезло тебе, Джефф, такой заказ! Боже мой! Да каждый инженер во всем штате спит и видит этот мост! – Мы сели и поговорили немного о мосте. Потом я спросил о его занятиях.

– Я работаю у «Фразер и Грант», сталелитейная фирма. Кстати, Джефф, мы могли бы сотрудничать. Вам ведь понадобится сталь при строительстве, а мы можем предложить цены, которые приятно удивят вас.

Наша встреча весьма кстати, смекнул я. Если что-то не сложится с убийством Римы и полиция выйдет на мой след, мне надо будет как-то объяснять поездку в Сан-Франциско, и деловой контакт стал бы вполне убедительной причиной. Поэтому я сказал, что да, конечно, очень было бы интересно взглянуть на их цены и как бы нам встретиться.

– А знаешь что, – Билл загорелся энтузиазмом, – приходи завтра к нам в офис где-нибудь в половине одиннадцатого, я познакомлю тебя с управляющим, хочешь? – Он протянул мне свою визитную карточку. – Придешь?

Я пообещал, и он, объяснив, как до них добраться, распрощался и ушел.

Все следующее утро и большую половину дня я провел в сталелитейной конторе. Их сметы на сталь были на два процента ниже, чем предлагали мне все предыдущие подрядчики. Я пообещал ему сообщить свое решение после переговоров с Джеком.

В гостиницу я вернулся в самом начале шестого. Принял душ и переоделся. Затем сел за письменный стол и написал на листе имя Римы и ее адрес большими печатными буквами. Этот листок вместе с тремя десятидолларовыми банкнотами я положил в конверт Уилбуру.

Я спустился в холл и спросил у портье расписание поездов на Холланд-Сити. Поезд отходил в восемь двадцать утра. Я купил у портье почтовую марку и наклеил ее на конверт с письмом Уилбуру. Мне пришлось снова сделать над собой усилие, когда я переходил улицу, чтобы опустить письмо в почтовый ящик. Как только я это сделал, мне немедленно захотелось вытащить его обратно.

Я пошел в бар и заказал себе виски. Я слегка вспотел. Завтра часам к восьми Уилбур получит письмо. Что он будет делать? Если он всерьез намеревается убить ее, он будет в Санта-Барбаре где-то к половине второго дня.

Он был наркоманом, так же как и Рима, и потому непредсказуем. Ему вполне могло хватить и тех денег, что я вложил в конверт, чтобы купить себе очередную дозу морфия. А может, он останется в Сан-Франциско и не захочет ехать ни в какую Санта-Барбару. Подобными рассуждениями я старался усыпить свою совесть.

Я зашел в закусочную и съел сандвич. Затем оплатил счет в гостинице и, ожидая, пока сверху принесут мой чемодан, заперся в будке телефона-автомата и позвонил в справочную. Мне нужен был номер телефона по адресу в Санта-Барбаре – Восточный берег, бунгало. После небольшой паузы девушка назвала мне номер: Восток 6684. Я занес его в блокнот и, выйдя из гостиницы, взял такси до вокзала.

В Холланд-Сити я был около полуночи. Когда выходил из вагона, проводник приветливо улыбнулся мне:

– С возвращением, мистер Холлидей. Как поправляется миссис Холлидей?

Я сказал, что Сарите уже лучше и что я навещаю ее в субботу.

– Рад это слышать, – сказал он. – Она такая милая леди, мистер Холлидей. Надеюсь, негодяя, что наехал на нее, упрячут за решетку на несколько лет.

Таксист, который вез меня домой, тоже спросил о Сарите. Я вдруг понял, что ее знает весь город, и втайне почувствовал за нее гордость.

Но когда я открыл дверь в нашу квартиру и увидел пустую гостиную, у меня на сердце стало тоскливо и пусто. Я долго стоял там, не двигаясь, как будто ждал, когда Сарита окликнет меня. Я почувствовал страшное одиночество, когда увидел наши вещи, такие родные и знакомые, остановившиеся часы над камином, слой пыли на телевизоре.

Я зашел в спальню, разделся, принял душ и надел пижаму. Потом вернулся в гостиную и налил себе довольно крепкого виски с содовой. Присев возле телефона на диван, я закурил. Допив виски и погасив сигарету, я посмотрел на часы.

Было без двадцати два. Я мысленно перенесся за много километров отсюда, в маленькое грязное бунгало на Восточном берегу Санта-Барбары. Наверное, Рима с Вазари как раз ложатся спать, а может, уже легли. Теперь предстояло выполнить вторую часть моего плана. Я открыл блокнот и посмотрел номер бунгало. Затем позвонил на междугородную станцию и назвал телефонисту номер. Я сказал, что буду ждать телефона.

Почти не дыша, я вслушивался в шумы и обрывки голосов на том конце провода. Вдруг до моего уха донесся звук звонящего телефона. Потом раздался щелчок, и я услышал сердитый голос Римы:

– Восток 6684. Кто говорит?

Мое сердце чуть не выпрыгнуло наружу при звуке ее голоса.

– Можно Эда? – произнес я грубым, низким голосом.

– Кто это?

Связь была настолько хорошая, что в трубке было слышно, как она взволнованно дышит.

– Один его друг. Мне надо с ним поговорить.

– Ни с кем ты не поговоришь, пока не скажешь, кто ты такой, – бросила Рима, и по голосу я почувствовал, что она боится.

Вдруг послышалась какая-то возня, и Рима сказала: «Эд, не будь дураком!»

– Заткнись! – ответил ей Вазари. – Без тебя разберусь! – Потом он рявкнул прямо мне в ухо: – Кто это?

– Считай, что твой друг, – отчеканил я. – Тебе пора смываться, Эд. Копы тебя выследили. Они ждут ордера на арест, скоро прибудут за тобой…

Я слышал, как он судорожно вздохнул и начал что-то быстро говорить, но я уже повесил трубку. Я все еще держал руку на телефоне, глядя прямо перед собой. Что бы ни случилось, я уже подготовил сцену и теперь начинается действие. Через шесть часов Уилбур прочтет мое письмо. Первым же поездом он отправится в Санта-Барбару, а может, и нет. Если он все-таки явится туда, он непременно убьет Риму, и к тому времени Вазари, скорее всего, будет уже далеко. Если Рима рванет вместе с ним, Уилбур никого не найдет в бунгало. С другой стороны, Вазари может бросить Риму, тогда она останется и Уилбур найдет ее. Но Вазари может вообще не клюнуть на мою уловку и останется с Римой, в таком случае Уилбур натолкнется на сопротивление.

В общем, мой план не блистал надежностью, но в то же время оставлял шанс на успешное разрешение моих проблем. Это действительно очень походило на игру в орлянку.

Что ж, я сделал все, что было в моих силах, и теперь умывал руки. Что бы ни произошло дальше, я должен буду принять это как волю судьбы.

Я выключил свет в гостиной и пошел в спальню. Пустая постель рядом с моей сразу напомнила мне о Сарите. Я хотел помолиться за нее, но не смог. Я лег в постель, но свет выключать не стал. В темноте совесть мучит сильнее.

Глава 7

I

В шесть утра я был уже на месте строительства нашего моста.

Рабочие как раз принялись за дело. Я коротко поговорил с прорабом. Джек заметно продвинулся за время моего отсутствия. На обеих сторонах реки уже расчистили участки. В реку было забито несколько свай.

Я бродил вокруг, наблюдая за работами, когда увидел, как черно-белый «сандербед» Джека мчится вниз с холма. Джек затормозил возле меня и вышел из машины. Его добродушное лицо сияло радостной улыбкой.

– Привет, Джефф! Рад тебя снова видеть. Все устроилось?

Мы пожали друг другу руки.

– Да, все в порядке. А у меня для тебя сюрприз. Я знаю, где достать сталь на два процента дешевле.

Он уставился на меня:

– Ты хочешь сказать, что работал все это время, пока тебя здесь не было? Я думал, ты занимаешься какими-то своими делами.

– Я всегда работаю, – ответил я. – Как тебе это нравится, Джек? Мы экономим на этом двадцать пять тысяч.

– Очень даже нравится! Давай рассказывай подробности.

Мы обсудили новость с Джеком, потом он сказал:

– Надо поговорить с нашими подрядчиками, Джефф. Это все отлично. Слушай, мне надо тут кое-что проверить, – добавил он, – а потом я поеду в офис. Там и поговорим.

Он проводил меня до моей машины.

– А как Сарита?

– У нее тоже хорошие новости, – рад был сообщить я. – Завтра утром еду к Циммерману.

Я рассказал ему, что Циммерман предлагает делать повторную операцию. Он выслушал меня с сочувствием, но я видел, что он весь поглощен мостом, и я его понимал.

– Отлично, Джефф. – Он уже не мог скрыть, что спешил. – Ну ладно, знаешь…

– Конечно, иди, – отпустил его я. – Я сейчас прямо в офис. Как там Вестон, справляется?

– Он молодец, но ты вернулся вовремя. Он один уже не тянет, а мне некогда ему помочь.

– Я этим займусь.

– Ну вот и хорошо. Ладно, я буду в офисе после одиннадцати. – И он двинулся к прорабу.

Я ехал в офис. Часы на панели приборов показывали семь сорок пять. Через четверть часа Уилбур получит мое письмо. Что он сделает? У меня вспотели ладони.

В офисе я нашел Теда Вестона и Клару, готовых приступить к работе. Мы обменялись приветствиями, после чего Клара принесла целый ворох писем, документов, смет и других бумаг.

Я сел за стол и принялся за работу. И только в десять часов, когда решил сделать перекур, вспомнил про Уилбура. Поезд на Санта-Барбару отходил в десять минут одиннадцатого. Сел ли он на этот поезд? Мне вдруг захотелось немедленно это выяснить.

Я сделал несколько записей для Джека, сколол их скрепкой и бросил на стол Вестона.

– Будь другом, отвези их, пожалуйста, Джеку, – попросил я. – Они ему нужны. А я побуду в офисе.

– Конечно, мистер Холлидей.

Он был очень симпатичный парень, старательный, расторопный и толковый. Он был таким юношей, каким мне самому хотелось бы быть. Я смотрел, как он взял со своего стола мои записки, и торопливо вышел из офиса. Я наблюдал за ним с завистью. Жаль, что я не был таким, как он. Уж он-то, наверное, не получил бы в лицо заряд шрапнели, не провел бы полгода в отделении пластической хирургии, слушая крики и стоны тех, у кого уже не из чего было слепить новое лицо. Он не стал бы связываться наркоманкой с серебристыми волосами и золотым голосом, которая готова пристрелить человека, даже не моргнув глазом. Он не стал бы жить под угрозой вымогательства или замышлять убийство… Он был счастливчиком, и, говорю, я завидовал ему.

Как только он вышел, я поднял телефонную трубку и попросил Клару дать мне городскую линию. Услышав гудок, я набрал номер междугородной связи и сообщил телефонистке номер гостиницы «Андерсон». Но все линии в Сан-Франциско были заняты, и телефонистка обещала соединить меня попозже.

Я курил и потел. Прошло десять долгих томительных минут, прежде чем меня соединили.

Уже знакомый мне женский голос равнодушно сказал в трубку:

– Да? Кто это?

– Позовите Уилбура.

– Не могу. Он уехал.

Сердце подпрыгнуло у меня в груди.

– То есть как уехал?

– Взял да уехал, как еще?

– А вы не знаете куда?

– Не знаю и знать не хочу, – буркнула она и повесила трубку.

Я тоже положил трубку и, вытащив из кармана носовой платок, стер им пот с лица и ладоней.

Значит, он уехал, но поехал ли он в Санта-Барбару? Если так, он будет там не раньше двух дня. Меня вдруг охватила отчаянная паника, и захотелось резко все отменить. Это было несложно. Лишь звонок Риме и предупреждение.

Я чуть было так и не сделал, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату ввалились Джек, Вестон и двое наших подрядчиков. Пока я обменивался рукопожатиями, мельком взглянул на настольные часы. Пятнадцать минут двенадцатого. У меня еще есть время предупредить Риму во время обеденного перерыва.

Но мы так увязли в обсуждении разных дел, что Джек предложил пообедать всем вместе, чтобы договорить за едой.

– Слушайте, ребята, вы идите, – сказал я им. – Мне тут надо позвонить, я вас догоню.

Когда они ушли, я закурил сигарету и уставился на телефон. Если предупредить Риму, она, конечно, тут же исчезнет. И мне уже не удастся найти ее. Она будет по-прежнему шантажировать меня, и, если я не стану платить ей, сяду в тюрьму. Все это так, но, когда я представлял, что Уилбур уже едет в поезде, он все ближе, ближе, ближе, у меня кровь стыла в жилах.

И опять мне пришло в голову сравнение с орлянкой. Орел – она умирает, решка – я сажусь в тюрьму. А может быть, правда мне бросить монетку, пусть решит она?

Я вынул из кармана монетку и щелчком подбросил ее высоко в воздух. Я слышал, как она упала на пол около меня. Несколько мгновений я сидел не шелохнувшись и не глядя на пол, потом, сделав неимоверное усилие над собой, нагнулся.

Она лежала орлом вверх!

Ну вот, все решилось. Я умываю руки. Теперь никакой моей вины здесь нет. События стали идти своим чередом. Я поднялся со стула, затушил в пепельнице сигарету и двинулся к двери.

И вдруг остановился. В памяти снова всплыла сцена у Расти. Снова я видел Уилбура с ножом в руке, Риму, пытающуюся спрятаться за столом, ее разинутый рот, я услышал ее отчаянный крик, скрежет ногтей по стене…

Я не мог этого сделать с ней. Я должен был ее предупредить.

Я подошел к столу, схватил трубку и набрал номер междугородной. Я назвал телефонистке номер Римы. Я ждал, слушая в трубке отдаленные шумы.

– Там никого нет. Попробовать еще раз? – наконец ответила девушка.

– Они должны быть дома. Пожалуйста, повторите набор.

Снова долгое ожидание, и все тот же ответ:

– К сожалению, абонент не отвечает.

Я поблагодарил ее и повесил трубку. Случилась очевидное вещь: Вазари уехал, и Рима вместе с ним.

II

Я не остановился на этом. Конечно, Рима могла куда-нибудь уйти по делам. И только Вестон выходил зачем-нибудь из офиса, я сразу звонил ей. Три раза. Но ответа по-прежнему не было.

Наконец я решил, что она уехала из бунгало и мой шитый белыми нитками план убийства провалился. Я был даже рад и почувствовал облегчение. Теперь неприятностей надо ожидать мне. Через шесть дней Рима рассчитывает получить тридцать тысяч долларов. Я платить не собираюсь. Что она сделает? Пойдет в полицию? На счастливый случай надеяться не приходилось. Надо было подготовить себя к тому, что она пойдет туда и очень скоро меня арестуют за убийство.

Я хотел сделать кое-какие распоряжения, чтобы обеспечить будущее Сариты. Я позвонил мэру Мэтисону и спросил, можно ли зайти к нему домой после ужина. Он настаивал на ужине вместе, но я нашел какую-то отговорку. Мне было не до светских посиделок.

Когда я вошел, Хелен и Мэтисон сидели у камина. Они тепло поприветствовали меня; я рассказал им о предстоящей операции.

Мэтисон сразу же поинтересовался:

– Джефф, как у тебя дела с деньгами? Это наверняка очень дорогое удовольствие. Ты знаешь, как мы с Хелен относимся к Сарите. Она нам как дочь.

– Да, – ответил я. – Но дело не в деньгах. Об этом я позабочусь. Тут другая проблема. Врачи говорят, ей потребуется специальная помощь и уход в течение ближайших нескольких лет. А кроме меня, ей не на кого рассчитывать. Если со мной что-нибудь случится, она останется совсем одна…

– Одна она не будет ни в коем случае, – прервал меня Мэтисон. – Я же только что сказал, что мы относимся к ней как к своей дочери. Если с тобой что-то случится, она будет жить у нас. Хотя не понимаю, почему ты заговорил об этом? Что с тобой может случиться?

– А я понимаю, почему Джефф беспокоится, – вмешалась в разговор Хелен. – Заранее никогда не знаешь. Он прав, что старается все предусмотреть. – Она улыбнулась мне. – Мы ее не оставим, Джек. Я обещаю.

Огромное бремя свалилось с моих плеч. Я ехал домой и впервые с тех пор, как Рима снова появилась в моей жизни, почувствовал покой на душе.

На следующее утро я отправился в клинику. Циммерман обрадовал меня: Сарите все лучше и лучше.

– Не хочу вас слишком обнадеживать, мистер Холлидей, – говорил он. – Но у нас появилась надежда, – правда, пока мы еще не вполне уверены, – но у нас появилась надежда, что она сможет снова ходить.

Он отвел меня в палату к Сарите. Она была очень бледна и казалась совсем маленькой на больничной койке. Она была в сознании и узнала меня, но была еще слишком слаба, чтобы говорить.

Мне разрешили постоять около ее постели и посмотреть на нее пару минут, и в эти минуты я снова остро и отчетливо понял, как много она для меня значит. Я был рад, что мой план избавления от Римы не удался. Если бы я был виновен в смерти человека, я не смог бы смотреть в глаза Сарите так, как смотрел в эту минуту.

Воскресенье и понедельник мы с Джеком провели на строительной площадке. Мы наткнулись на участок осыпающейся земли и должны были придумать, что теперь с ним делать. К вечеру вторника мы решили эту проблему. Среду и четверг я провел в офисе, не поднимая головы от бумаг. И каждый вечер выкраивал время заехать в клинику к Сарите, чтобы обменяться с ней улыбкой. Она все еще не могла говорить, но хотя бы узнавала меня.

Наконец наступила пятница – день выплаты Риме тридцати тысяч. Утром позвонил доктор Циммерман. Он сказал, что Гудеар у него и они вместе осмотрели Сариту.

– Мы решили больше не ждать, мистер Холлидей. Мы назначаем операцию на завтрашнее утро.

Я сказал, что буду там. Я сразу позвонил мэру Мэтисону и рассказал ему об этом. Сам он завтра приехать в клинику не сможет, но Хелена поедет вместе со мной, обещал он.

Вечером я поехал к Сарите, и она впервые сказала мне несколько слов.

– Завтра они тебя как следует починят, дорогая, – обнадеживающе произнес я. – Пройдет совсем немного времени, и ты поправишься.

– Я знаю, Джефф… Я так хочу домой.

Когда я ехал домой, я знал, что к этому времени Рима уже поняла, что я не выплатил ей остальные деньги. Возможно, она подождет пару дней для верности, а что потом? Но в тот момент в моей жизни происходило столько важного, что у меня просто не оставалось времени беспокоиться об этом.

Операция началась в одиннадцать утра и длилась четыре часа. Мы с Хелен сидели в комнате ожидания. Мы не разговаривали, но время от времени она ободряюще улыбалась мне и похлопывала по руке.

Около двух часов дня в комнату вошла дежурная медсестра и сказала, что мне звонят с работы. Добавила, что операция почти закончена и результаты через полчаса.

Звонила Клара:

– О, мистер Холлидей, простите, что отвлекаю, но у нас тут детектив, сержант Киари. Он говорит, что вы ему нужны по очень важному делу.

Сердце мое провалилось куда-то в пустоту, потом отчаянно забилось.

– Ему придется подождать, – сказал я. – Операция заканчивается через полчаса. Я буду в офисе к пяти. А что ему нужно?

Я и сам прекрасно знал, что ему нужно. Значит, Рима все-таки отправилась в полицию!

– Одну минуту, мистер Холлидей, я сейчас у него спрошу… – Голос у Клары был несколько возбужденный.

Повисла пауза, потом трубку взял мужчина:

– Говорит детектив Киари, полиция города Санта-Барбара. Мне нужно как можно скорее с вами встретиться.

– Что случилось? – спросил я.

– Уголовное дело, – бросил он. – Не по телефону.

– Что ж, отлично, – сказал я, стараясь попасть ему в тон. – Придется вам подождать. Я вернусь к пяти. Тогда и поговорим. – И повесил трубку.

Я вытер платком потные ладони. Есть ли у него ордер на мой арест? Арестовали ли уже Риму? В глубине коридора я увидел доктора Циммермана, он шел мне навстречу и улыбался:

– Доктор Гудеар будет через минуту. Он моет руки. У меня для вас хорошие новости. Мы практически уверены, что операция окажется успешной. Тяжелых осложнений не ожидается. Так что уже через несколько месяцев ваша жена сможет ходить.

Следующие полчаса доктор Гудеар рассказывал какие-то технические подробности операции, которые мне мало что говорили. Но главное, что я понял, – при хорошем уходе и терпении через несколько месяцев Сарита полностью вернется в норму.

Пока Гудеар говорил, меня не оставляла мысль, что в офисе по моему поводу сидит сержант Киари. Гудеар сказал, что я смогу увидеть Сариту через пару дней, не раньше. Через пару дней я уже буду сидеть в тюрьме Лос-Анджелеса, подумалось мне.

Мы уехали из клиники вместе с Хелен.

– Помните, вчера мы говорили насчет Сариты, вы с Тедом обещали позаботиться о ней, если что, – начал я, когда мы ехали по центру города на моей машине. – Надеюсь, наш уговор все еще в силе?

– Ну конечно, Джефф…

– Я попал в довольно сложную ситуацию. – Я посмотрел на нее. – Не хочется вдаваться в подробности, но может так случиться, что на некоторое время я исчезну из города. Я очень надеюсь, что вы не оставите Сариту.

– А почему бы не рассказать мне подробности, Джефф? – ласково спросила она. – Ты же знаешь, как Тед к тебе относится, и я отношусь к тебе совершенно так же. Если мы чем-то можем тебе помочь…

– Я просто хочу быть уверен, что с Саритой будет все в порядке. – перебил ее я. – Это главное, чем вы можете помочь.

Она положила ладонь мне на руку:

– Хорошо, Джефф, можешь не волноваться за Сариту. И поверь, мне искренне жаль, что у тебя… что ты… Мы с Тедом так тебя любим.

Я высадил ее возле мэрии. Она хотела рассказать Мэтисону новости про Сариту. Взглянув на меня сквозь стекло машины, она еще раз улыбнулась:

– Имей в виду… все, что в наших силах…

– Хорошо, спасибо…

Десять минут спустя я входил в свой офис. Клара, деловито стучавшая по клавишам печатной машинки, прервалась и выжидательно посмотрела на меня.

– Неплохие новости. – Я снимал пальто. – Говорят, что она сможет ходить. Конечно, не сразу, но прогнозы хорошие.

– Я так рада, мистер Холлидей.

– А где полицейский?

– Он в вашем кабинете. Мистеру Вестону пришлось уехать на стройплощадку. Он там один.

Я прошел через комнату и повернул ручку двери своего кабинета.

Крупный человек вольготно раскинулся на одном из наших гостевых кожаных мягких кресел.

Типичный полицейский: красное, мясистое, обветренное лицо, маленькие проницательные глазки, широкий рот. Мощные широкие плечи и еще более широкая талия. Его редеющие волосы местами серебрились.

Он тяжело поднялся:

– Мистер Холлидей?

– Он самый. – Я прикрыл за собой дверь. Ладони у меня стали влажные, и сердце прыгало в груди, но усилием воли я придал своему лицу безразличное выражение.

– Я сержант Киари, полиция Санта-Барбары.

Я прошел и сел за свой стол.

– Простите, что задержал вас, сержант. Присаживайтесь, пожалуйста. Чем могу быть полезен?

Он сел. Его маленькие зеленые глазки пробежались по мне.

– Обычная процедура. Мы ведем расследование, я надеюсь, вы нам поможете кое-что прояснить.

Я настолько не ожидал подобного вступления, что на мгновение был совершенно сбит с толку. Я думал, что меня немедленно арестуют. Я уставился на него:

– Разумеется, чем смогу. А что случилось?

– Мы разыскиваем человека по имени Джинкс Мэндон. Это имя вам знакомо?

Ложная тревога! Волна облегчения захлестнула меня. Мое волнение начало понемногу успокаиваться.

– Джинкс Мэндон? Вроде нет.

Маленькие глазки детектива продолжали буравить меня.

– Никогда о нем не слышали?

– Нет.

Сержант вытащил упаковку жевательной резинки, разорвал обертку и положил пластинку в рот. Его движения были нарочито медленными. Он скомкал обертку и бросил в пепельницу на моем столе. И все это время он не сводил с меня глаз.

– Каков вас домашний адрес, мистер Холлидей?

Я назвал, не понимая, зачем он спрашивает.

– А в чем, собственно, дело?

– Мэндон разыскивается за вооруженное ограбление. – Тяжелые челюсти Киари тщательно перемалывали жвачку. – Вчера около вокзала Санта-Барбары была найдена брошенная машина. На руле отпечатки Мэндона. Машина украдена в Лос-Анджелесе. В бардачке мы нашли клочок бумаги, на котором были написаны ваше имя и адрес.

Мое сердце воткнулось мне прямо в ребра. Может быть, Эд Вазари это и есть Джинкс Мэндон? Чтобы скрыть от сержанта внезапную дрожь, я открыл портсиагр, стоявший у меня на столе, вынул оттуда сигарету и закурил.

– Хм, мое имя и адрес, – сказал я, отчаянно стараясь подавить нервный шок. – Не понимаю.

– Все просто, не правда ли? – Голос сержанта стал резким. – В машине, в которой ездил преступник, разыскиваемый полицией, в бардачке, находят ваше имя и адрес. Тут и понимать нечего. Как вы это объясните?

Но я уже опомнился от первого шока.

– Я никак не могу это объяснить. – Мой голос был тверд. – Понятия не имею, кто этот человек.

– Возможно, вы видели его раньше.

Он вынул из кармана конверт, достал оттуда фотографии размером в пол-листа и швырнул их на мой стол. Да, это был Вазари: ошибки тут быть не могло, но ни один мускул не дрогнул у меня на лице.

– Нет. Я его не знаю.

Киари потянулся через стол, забрал фотографии, положил их обратно в конверт, а конверт сунул в карман. Его мощные челюсти продолжали перемалывать жевательную резинку, он же продолжал смотреть мне в глаза.

– Тогда почему же у него в машине оказался ваш адрес и имя?

– Откуда я знаю? Возможно, владелец машины знает меня. Кто он?

– Нет, он вас не знает. Мы его уже спрашивали.

– Тогда ничем не могу помочь вам, сержант.

Он закинул одну свою слоновью ногу на другую.

– Я слышал, вы строите тут мост? – Он неожиданно переменил тему. – И вашу фотографию даже поместили в журнале «Лайф»?

– Да. А при чем здесь это?

– Возможно, Мэндон узнал ваше имя из журнала. Там упоминался адрес?

– Нет.

Он поерзал на кресле и нахмурился:

– Прямо загадка, да? Не люблю загадок. Из-за них отчет выглядит неряшливо. Значит, вы не можете объяснить, почему в машине у Мэндона оказались ваш адрес и имя?

– Не имею ни малейшего представления.

Он еще с минуту подвигал челюстями, потом пожал своими здоровыми плечами и тяжело поднялся на ноги.

– А объяснение должно быть, мистер Холлидей. Подумайте об этом. Может быть, что-нибудь вспомните. И сразу позвоните мне. Мы его разыскиваем, и мы его обязательно поймаем. Может быть, у вас с ним были какие-то дела, о которых вы забыли?

– Это совершенно исключено, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Я его не знаю и никогда не видел.

– Что ж, ладно. Спасибо, что уделили мне время. – Он двинулся к двери, но на полпути остановился. – Мост вы строите огромный.

– Да.

– Это правда, что он стоит шесть миллионов? – Да.

Его глаза впились в меня.

– Да, неплохой заработок. – хмыкнул он. – До свидания, мистер Холлидей.

Когда за сержантом закрылась дверь, на лице у меня выступил холодный пот.