Текст книги "Все дело в деньгах"

– Что с ней?

– Ничего страшного. Любой хороший доктор может ее вылечить.

– Вы сказали пять тысяч?

Пот катился градом по моему лицу, и я с трудом выдавил из себя:

– Ей нужен специальный курс лечения.

– У доктора Клинзи?

Врать было бесполезно.

– Да.

Он покачал головой:

– Ничем не могу помочь. Мне нужны здоровые люди, готовые к работе. А я уже собрался предложить ей весьма выгодный контракт. Но мне не нужны певцы, которым, чтобы работать, нужно лечиться у доктора Клинзи.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Я снял пленку с магнитофона, положил в коробку и забросил ее в карман.

– Вот так, – неловко сказал Найт. – Вы сами виноваты, не надо было признаваться, что она наркоманка. Старик шарахается от них, как от чумы. У него самого дочь наркозависима.

– А если я смогу ее вылечить, он передумает?

– Уверен, что да. Но вы должны его убедить, что она вылечилась полностью.

Он открыл дверь и выпустил меня из кабинета.

Глава 4

I

Когда я наконец добрался до своей комнаты, Римы дома не было. Я пошел к себе и завалился на кровать. Я был совершенно раздавлен. Такого провала у меня не было уже много лет.

После Калифорнийской звукозаписывающей компании я поехал в «Ар-си-ай». Там они долго восхищались голосом Римы, но, когда я завел разговор о пяти тысячах, меня выпроводили из дверей с такой скоростью, что я даже не успел им ничего объяснить.

Потом я побывал у двух других крупнейших агентов. Они тоже заинтересовались, но когда услышали, что Рима связана со мной контрактом, то так меня отбрили, что у меня до сих пор горят уши.

Но больше всего меня расстроило то, что Римы не было у себя. Я ведь сказал ей утром, что пойду разговаривать с Ширли, а она не могла меня даже дождаться, чтобы узнать, чем закончился разговор. Она с самого начала не верила в успех предприятия. Безрадостный опыт общения со мной научил ее, что все мои усилия куда-то ее пристроить кончаются провалом. Это повергало меня в еще большее отчаяние.

Теперь надо было решить, что делать дальше. Работу я потерял, и денег мне хватит только до конца недели. Мне даже не на что было вернуться домой. А не вернуться домой невозможно, хотя и очень не хочется. Я знал, что отец пожалеет меня и не станет считать ничтожеством. Придется просить Расти одолжить мне денег на билет и потом упрашивать отца вернуть ему эти деньги.

Хотелось биться головой о стену – так я был разбит и подавлен. Пять тысяч долларов. Если бы только я смог ее вылечить, она затмила бы всех звезд. За год она заработала бы полмиллиона, и у меня в кармане было бы пятьдесят тысяч: гораздо лучше, чем ползти сейчас домой и признаваться отцу, что я оказался неудачником.

Я так и пролежал на кровати до темноты, погруженный в печальные размышления. И только я окончательно решил идти к Расти просить денег на дорогу, как услышал, что вернулась Рима и прошла к себе в комнату.

Я выждал время. Вскоре она вошла и встала у кровати.

– Привет. – Она взглянула на меня.

Я промолчал.

– Ты не хочешь сходить куда-нибудь поужинать? – спросила она. – У тебя есть деньги?

– Разве тебе не интересно узнать, что мне сказал Ал Ширли?

Она зевнула и потерла глаза.

– Ширли?

– Да! Хозяин Калифорнийской звукозаписывающей компании. Я ходил к нему сегодня по поводу тебя – ты хоть помнишь об этом?

Она равнодушно пожала плечами:

– Да что он мог сказать? Они все говорят одно и то же. Пойдем куда-нибудь поедим.

– Он сказал, что, если ты вылечишься, он будет платить тебе кучу денег.

– Ну и что? Так что, у тебя есть деньги?

Я встал с постели, подошел к зеркалу, висевшему на стене, и стал расчесывать волосы. Мне надо было занять чем-то руки. Если бы я этого не сделал, я не сдержался бы и ударил ее.

– Нет, у меня нет денег, так что походишь голодная. Выметайся отсюда! Когда я тебя вижу, у меня живот сводит.

Она присела на край кровати, засунула руку под рубашку и стала чесать свои ребра.

– У меня есть деньги, – сообщила она наконец. – Приглашаю тебя поужинать со мной. Видишь, я не такая жадная, как ты. Мы закажем спагетти с телятиной.

Я уставился на нее во все глаза:

– У тебя есть деньги? Откуда?

– Мне заплатили на студии «Пасифик». Они позвонили, когда ты ушел. Три часа съемок в массовке.

– Бьюсь об заклад, ты врешь. Наверняка уединилась с каким-нибудь старым бородачом.

Она хихикнула:

– Нет, я правда участвовала в массовке. У меня есть еще кое-какие новости. Я знаю, где достать эти пять тысяч, о которых ты так мечтаешь.

Я опустил руку с расческой:

– Что ты несешь? Какие деньги?

Она рассматривала свои ногти на руках. Руки у нее были все в цыпках, под ногтями же – черная кайма.

– Ну, деньги на лечение. Пять тысяч долларов.

– И что дальше?

– Я знаю, где их достать.

Я затаил дыхание.

– Иногда у меня просто руки чешутся дать тебе как следует по мозгам, – наконец выдал я. – Ты меня так выводишь из себя, что когда-нибудь я не выдержу и надаю тебе по попе так, что сесть потом не сможешь.

Она опять хихикнула.

– Я знаю, где нам их взять, – повторила она.

– Так, отлично. Ну и где же?

– Это Ларри Лоунстейн меня надоумил.

Я засунул руки как можно глубже в карманы брюк:

– Слушай, кончай умничать! Кто такой Ларри Лоунстейн?

– Один мой приятель. – Она откинулась на локтях, выставив грудь вперед. Она была столь же соблазнительна, как тарелка остывшего супа. – Он ассистент директора по набору персонала. Он мне сказал, что у них в офисе лежит больше десяти тысяч долларов. Им нужны наличные, чтобы платить людям за переработку, массовке и так далее. Открыть замок проще простого.

Я закурил сигарету: руки мои дрожали.

– Какое мне дело до того, сколько денег они хранят в своем офисе?

– Просто я подумала, что мы можем туда залезть и взять, сколько нам нужно.

– Это могло прийти только в твою умную голову. А тебе не кажется, что им не понравится, если мы придем и возьмем у них деньги? А тебе никто не говорил, что брать чужие деньги без спросу называется воровством?

Она поморщилась и пожала плечами:

– Я просто предложила. Если ты так к этому относишься, забудем об этом.

– Спасибо за совет. Пожалуй, так я и сделаю.

– Ну и очень хорошо. Как знаешь, просто я думала, что ты действительно хочешь раздобыть эти деньги.

– Хочу, да, но не настолько.

– Пошли поедим. – Она встала.

– Иди одна. У меня другие дела.

Она побрела к двери:

– Да ладно тебе. Я не жадная. Я угощаю. Или ты что, слишком горд, чтобы принимать от меня угощение?

– Я не гордый. Просто у меня сейчас другие заботы: мне надо сходить к Расти. Хочу занять у него денег на билет домой. Я уезжаю.

– С чего это ты решил уехать? – Она уставилась на меня.

– У меня нет работы, – терпеливо объяснил я. – Я не могу питаться воздухом. Поэтому я решил ехать домой.

– Ты можешь устроиться на студию «Пасифик». Завтра там снимают большую массовую сцену, им нужны люди.

– Да? А как это сделать?

– Я тебя устрою. Утром поедем со мной. Они тебя возьмут. А сейчас пойдем поедим: я умираю от голода.

Я пошел потому, что тоже проголодался и просто потому, что у меня не было сил с ней больше спорить.

Зайдя в маленький итальянский ресторанчик, мы заказали спагетти, которые оказались очень вкусными, и тонкие ломтики ветчины, обжаренные в масле.

Посреди ужина она спросила:

– А Ширли действительно понравилось, как я пою?

– Он так сказал. Он сказал, что, если ты вылечишься и действительно будешь в норме, он предложит тебе контракт.

Она отодвинула тарелку и зажгла сигарету.

– Так просто взять те деньги. Нечего делать.

– Я ни за что не пойду на это ни ради тебя, ни ради кого другого!

– Ты вроде бы хотел, чтобы я лечилась?

– Заткнись ты, ради Бога! Оставь меня в покое вместе со своим лечением!

В тот момент кто-то вставил монетку в музыкальный автомат и Джой Миллер запела «Я помню эти дни». Мы оба прислушались. Она пела громко, голос немного дребезжал, и она довольно часто фальшивила. Пленка, которая лежала у меня в кармане, была в несколько раз лучше.

– Полмиллиона в год, – мечтательно произнесла Рима. – А ведь она поет отнюдь не так хорошо, правда?

– Да, зато зарабатывает очень хорошо. И лечиться ей не нужно. Ну ладно, пошли. Мне пора спать.

Когда мы вернулись к себе в пансион, Рима задержалась у моей двери.

– Если хочешь, можешь сегодня спать со мной, – протянула она. – Я как раз в настроении.

– А я нет, – буркнул я, захлопнув дверь перед самым ее носом.

Потом я лежал в темноте и думал о тех деньгах, про которые говорила Рима. Я повторял себе, что нельзя даже думать о том, чтобы украсть деньги. Да, я опустился довольно низко, но не настолько. Однако эта мысль не давала мне покоя. Она свербела и свербела у меня внутри. Если бы только ее вылечить… Когда я засыпал, эта мысль все еще крутилась в моей голове.

В восемь утра мы сели в автобус, идущий в Голливуд. В главные ворота студии «Пасифик» медленно вливалась огромная людская толпа, и мы плелись в хвосте за всеми остальными.

– Время пока есть, – сказала Рима. – Съемки начинают не раньше десяти. Идем со мной. Нам надо записаться у Ларри.

Я пошел за ней. Поодаль от основного здания студии стояло несколько одноэтажных домиков. Возле одного из них мы увидели долговязого человека в вельветовых брюках и синей рубашке. Я невзлюбил его с первого взгляда. Его бледное опухшее лицо было неровно побрито, близко посаженные глазки бегали по сторонам. Он был похож на сводника, готового заняться своим ремеслом.

Увидев Риму, он глумливо ухмыльнулся.

– Привет, красотка, пришла подзаработать? – спросил он и перевел взгляд на меня: – А это кто?

– Мой приятель, – сказала Рима. – Ларри, можно он тоже будет сегодня участвовать в массовке?

– Почему бы нет? Чем больше, тем лучше. Как его зовут?

– Джефф Гордон.

– Хорошо, я его запишу. – И, обращаясь ко мне, сказал: – Идите в третью студию, старина. Это вниз по дороге, второе здание справа.

– Ты пока иди. Мне нужно поговорить с Ларри. – Рима взглянула на него.

Тот подмигнул мне:

– Все они хотят со мной поговорить.

Я пошел в указанную сторону. На полпути обернулся. Рима с Лоунстейном заходили в офис, причем он обнимал ее за плечи и, низко склонившись к ней, шептал что-то на ухо. Стоя на солнцепеке, я ждал, когда она выйдет. Через некоторое время она присоединилась ко мне.

– Я еще раз посмотрела на замок. Ничего сложного. На ящике стола, правда, замок посложней, но, если немного повозиться, я с ним тоже справлюсь.

Я ничего не ответил.

– Можно сделать это сегодня вечером. Здесь легко затеряться, – продолжала она. – Я знаю одно место, где мы можем спрятаться. Только нам придется провести здесь всю ночь, а утром выйдем. Ничего сложного.

Я колебался не больше доли секунды. Я ясно понимал, что если не пойду на этот риск, то никогда не добьюсь своего. Придется вернуться домой и признать свое полное поражение. Как только она вылечится, мы с ней оба будем купаться в деньгах.

В тот момент я не мог больше ни о чем думать, кроме как о десяти процентах от полумиллиона долларов и о том, как они изменят мою жизнь.

– Ладно, – сказал я. – Если ты считаешь, что справишься с этим, я пойду с тобой.

II

Мы лежали рядом в темноте, внизу, под большой сценой третьей студии. Мы прятались там уже не меньше трех часов. Мы слышали тяжелые шаги рабочих по сцене над нами, крики ассистентов, которые готовили сцену к завтрашней съемке, обычные ругательства режиссера, кричавшего, что все делают не то, что надо.

Все то утро и полдень мы проработали под жаром софитов. Снимались до самой темноты с тремя сотнями других таких же статистов: целым легионом пропащих людей, которые трутся в Голливуде в надежде, что когда-нибудь, в один прекрасный день, их заметят и они сделаются знаменитыми. Мы потели с ними вместе и ненавидели их.

Мы все должны были изображать толпу, которая пришла на чемпионат по боксу. По сигналу режиссера мы все начинали скандировать. По его же сигналу садились на места и разочарованно гудели. По сигналу же наклонялись вперед, изображая бурное волнение. Мы улюлюкали. Наконец, мы все ревели от восторга, когда стоявший на ринге бледный субтильный юнец, по виду не способный ударом кулака разорвать даже бумажный пакет, наконец заставил чемпиона упасть и сдаться.

Мы проделывали все это еще и еще раз, с одиннадцати утра до семи вечера. Признаться, это был самый тяжелый рабочий день в моей жизни. Наконец режиссер распустил массовку.

– Так, все, теперь слушайте меня, мальчики и девочки, – орал он в громкоговоритель. – Завтра жду вас всех здесь ровно к девяти утра. Одежда та же.

Рима положила мне ладонь на плечо:

– Держись ко мне поближе и, когда я скажу, иди быстро.

Мы брели вслед за толпой уставших, потных статистов. Мое сердце колотилось, но я старался не думать о том, что меня ждет.

– Сюда. – Рима слегка подтолкнула меня.

Мы скользнули в аллею, которая довела нас до черного входа в третью студию.

Залезть под сцену оказалось легко. Первые три часа мы сидели как мышки, боясь, что кто-нибудь нас обнаружит, но через некоторое время, часов около десяти вечера, рабочие наконец разошлись и мы остались во всей студии одни.

Жутко хотелось курить и мне и Риме. Мы закурили. В слабом свете вспыхнувшей спички я разглядел, что Рима растянулась во весь рост рядом со мной на пыльном полу. Ее глаза блестели, и она сморщила нос:

– Все будет в порядке. Еще полчаса, и начнем.

Только теперь до меня стало доходить, что мы затеяли, и я испугался. Я корил себя, я просто сошел с ума, позволив втянуть себя в такое. Если нас поймают…

Чтобы отогнать эти мысли, я спросил:

– А что у тебя с этим Лоунстейном?

Она вздрогнула. Я и не подозревал, что затронул столь больное место.

– У меня с ним ничего нет.

– Рассказывай! Где ты только находишь таких подонков? Я просто удивляюсь. Достойный наследник после твоего дружка Уилбура.

– На себя бы посмотрел со своим шрамом. Что, думаешь, сам красавец, что ли?

Я сжал кулак и больно ударил ее в бедро:

– Не трогай мое лицо!

– А ты не трогай моих друзей!

Внезапно меня осенило:

– А, ну да – ты наверняка покупаешь у него морфин! Точно! У него просто на лбу написано, что он им торгует!

– Мне больно!

– Да тебя задушить мало. Говори, это он тебе продает наркотики?

– А если и он, что тут такого? Должна же я его где-то брать!

– Какой же я дурак, что вообще с тобой связался!

– Ты меня, наверное, ненавидишь.

– Ненависть тут ни при чем.

– Ты первый мужчина, который не стал со мной спать. – В ее голосе слышалась обида.

– Меня не интересуют женщины.

– У тебя проблем с головой не меньше, чем у меня, только, похоже, ты об этом не догадываешься.

– Иди к черту! – бросил я в бешенстве. Хотя знал, что она права. Я был совершенно подавлен после того, как вышел из госпиталя, и так и не выбрался из этого состояния, более того, я привык и даже начал получать от него удовольствие.

– Сейчас я тебе кое-что скажу, – начала она мягко. – Я тебя ненавижу. Я знаю, что ты можешь мне помочь; я знаю, что ты даже можешь меня спасти. Но все равно я тебя ненавижу. Я никогда не прощу тебе того, как ты меня шантажировал тем, что пойдешь в полицию. Будь осторожен, Джефф. Я когда-нибудь отомщу тебе, даже если мы будем партнерами.

– Только попробуй что-нибудь со мной выкинуть, – сказал я, остервенело глядя в темноте в ее сторону. – Я тебе устрою. Что тебе нужно – так это хорошая взбучка.

Она вдруг хихикнула:

– Может, и так. Уилбур часто меня колотил.

Я отодвинулся от нее. Она была так чудовищно порочна и развратна, что мне было противно сидеть с ней рядом.

– Который час? – спросила она.

Я посмотрел на светящиеся стрелки своих часов:

– Половина одиннадцатого.

– Пошли.

Мое сердце снова учащенно забилось:

– У них здесь есть охрана?

– Охрана? А что тут охранять? – Она уже попозла куда-то в сторону, и я двинулся за ней. Через несколько секунд мы оба стояли в темноте около входа в студию.

Мы прислушались. Было совершенно тихо.

– Я пойду вперед, – скомандовала она. – А ты не отставай.

Мы вышли из студии в жаркую ночь. Звезды уже были видны на небе, но луна еще не взошла. Я с трудом различал ее темный силуэт впереди.

– Боишься? – Она близко придвинулась ко мне. Мне было ненавистно прикосновение ее слабого, горячего тела, но спиной я упирался в стену, и мне некуда было деться. – Я не боюсь. Меня такие вещи никогда не пугают, а ты, мне кажется, боишься.

– Да, боюсь, – сказал я, отстраняя ее от себя. – Довольна?

– А нечего бояться. Они уже не сделают тебе хуже, чем ты сам себе сделал. Я всегда повторяю это себе.

– Ты спятила! О чем ты говоришь?

– Пошли, – сказала она. – Заберем деньги. Это должно быть легко.

Она двинулась вперед в темноте, и я пошел следом.

Весь день она таскала с собой сумку на ремешке. Когда мы подошли к домику, где размещалось отделение по персоналу, я услышал, как она расстегивает «молнию» на ней.

Я стоял рядом и прислушивался. Я слышал, как толчками стучит сердце, чувствовал, как кровь проталкивается через вены, я был напуган, как маленький ребенок.

Она возилась с замком. Видимо, она знала свое дело, потому что уже через несколько секунд замок щелкнул и мы вместе вошли в темную комнату.

Давая глазам привыкнуть к темноте, которую пытался рассеять лишь тусклый свет звезд за окном, мы остановились. Через несколько мгновений уже могли различить силуэт письменного стола у противоположной стороны. Мы оба подошли к нему, и Рима опустилась на колени.

– Иди постой на стреме, – сказала она. – Я быстро.

Меня всего трясло от страха.

– Давай уйдем, пока не поздно, – предложил я. – Бросим это дело и вернемся домой.

– Не будь слюнтяем! – отрезала она. – Теперь уже глупо уходить.

Внезапно в темноте что-то блеснуло – это она навела фонарик на ящик стола. Она уселась на полу и стала что-то напевать себе под нос. Я ждал, сердце мое колотилось, я слышал тихое царапанье, это она колдовала над замком.

– Ух ты, какой замок, с секретом, – сказала она. – Но я его сейчас открою.

Но ей это так и не удалось. Минуты тянулись одна за другой, царапанье уже начало действовать мне на нервы. Теперь она уже не напевала, а несколько раз выругалась вполголоса.

– Что там у тебя? – спросил я, отходя от окна и глядя на нее через стол.

– Замок очень сложный, но я все равно справлюсь. – Голос у нее был совершенно спокойный. – Не трогай меня. Дай сосредоточиться.

– Лучше пойдем отсюда!

– Да успокойся ты!

Я снова обернулся к окну, мое сердце внезапно подпрыгнуло и замерло, дыхание на миг остановилось. В окне был человек – я видел очертания его головы и плеч на фоне звездного неба. Я не знал, видит ли он меня, в комнате было темно, но мне показалось, что он смотрит прямо на меня. Он показался мне громадным, и на его голове я увидел плоскую фуражку с высокой тульей, от которой меня бросило в холодный пот.

– Там кто-то есть, – еле выдавил я, слова получились хриплыми и чуть слышными, во рту у меня совершенно пересохло.

В этот момент Рима воскликнула:

– Готово!

– Там кто-то есть!

– Он открылся!

– Ты слышишь? Там кто-то есть!

– Прячься!

В ужасе я огляделся. Пот, холодный как лед, ручьями стекал по лицу. Я бросился в угол комнаты, и в это время дверь распахнулась. Зажегся фонарик. Яркий резкий свет ударил мне в глаза, на мгновение оглушив меня, словно это был удар по голове.

– Не двигайтесь или я стреляю!

Это был голос полицейского, громкий, уверенный, властный.

Я посмотрел в сторону выхода. Он стоял в проеме двери, держа в смуглой мускулистой руке револьвер 45-го калибра и целясь им прямо в меня. Это был явно полицейский: большой, сильный и очень страшный.

– Что вы здесь делаете?

Я медленно поднял вверх трясущиеся руки. Я весь был объят ужасом – казалось, он сейчас меня застрелит.

– Я… я… я…

– Не опускать руки!

Он не знал, что под столом прячется Рима. Моей единственной мыслью было прикрыть ее: уйти отсюда прежде, чем он ее обнаружит. Каким-то образом мне удалось взять себя в руки и немного успокоиться.

– Я заблудился и хотел здесь переночевать, – промямлил я.

– Вот оно что! Сегодня тебе придется переночевать в другом месте, под охраной. Иди вперед и не опускай руки.

Я стал медленно к нему приближаться.

– Стой! – скомандовал он. Теперь он смотрел на стол. – Ты хотел взломать ящик с деньгами?

– Нет… Я же говорю…

– Встать к стене! Живо!

Я попятился и прислонился к стене.

– Лицом к стене!

Я повернулся. Повисла долгая пауза. Единственный звук, который отдавался у меня в ушах, был учащенный стук моего сердца: потом громко прогремел выстрел.

Звук выстрела, многократно усиленный в маленьком помещении, показался мне таким оглушительным, что я весь сжался от страха. Я обернулся, подумав, что страж порядка натолкнулся на Риму и застрелил ее.

Он согнулся пополам возле стола. Его красивая фуражка отлетела в сторону, обнажив небольшую лысину на макушке. Руки его были в перчатках, и он схватился ими за живот, его пистолет валялся на полу. Сквозь его пальцы начала сочиться кровь, потом раздался еще один выстрел. Я увидел вспышку от пистолета из-за стола.

Охранник издал приглушенный хрип: такой звук издает боксер, когда его противник наносит удар, ломающий кости. Потом он медленно повалился вперед и растянулся на полу.

Я так и стоял с поднятыми вверх руками, и мне было так плохо, что я готов был вывернуться наизнанку. Рима поднялась из-за стола, в ее руке был дымящийся пистолет 38-го калибра. Она равнодушно посмотрела на охранника. Она даже не побледнела.

– Денег нет, – сказала она в бешенстве. – Ящик пустой.

Я с трудом понимал, что она говорит. Я смотрел на охранника, видел, как струйка крови тонкой нитью растягивается по полированному паркету.

– Давай отсюда выбираться!

– Ты его убила!

– А иначе он убил бы меня, ты что, не понимаешь? – Она холодно посмотрела на меня. – Давай скорее, дурак, кто-нибудь наверняка слышал выстрелы!

Она побежала через комнату, но я схватил ее и повернул к себе лицом:

– Откуда у тебя пистолет?

Отчаянным усилием она высвободилась:

– Перестань! Сейчас сюда придут!

Ее равнодушные, блестящие глаза привели меня в ужас. Где-то далеко в темноте завыла сирена. От ее завывания у меня внутри все похолодело.

– Бежим! Скорее! – Она толкнула меня в темный проем двери.

На мгновение лужицей света блеснул ее фонарик и погас. Она потянула меня вниз, и мы присели за большой деревянный ящик. Мы слышали топот бегущих ног, тяжелые шаги вблизи. Мы слышали голоса людей, перекликающихся друг с другом. Кто-то начал пронзительно свистеть в свисток, от которого мои нервы заходили ходуном.

– Пошли!

Если бы не она, сам я никогда бы оттуда не выбрался. Она была невероятно собрана и спокойна. Она вела меня за собой по темным аллеям. Она каким-то образом чувствовала, где нас поджидает опасность, а где можно идти спокойно.

По мере того как мы неслись через бесконечные огромные студийные ангары, голоса и свистки утихали. Наконец мы остановились в тени какого-то здания, задыхаясь и прислушиваясь. Вокруг было тихо, тишину по-прежнему нарушал только вой сирены.

– Надо успеть выбраться до того, как приедет патруль, – сказала Рима.

– Ты убила полицейского!

– Заткнись! Там, в конце аллеи, можно перелезть через стену.

Вскоре мы оказались перед трехметровой стеной. Остановившись, посмотрели вверх.

– Помоги мне подняться.

Я сложил руки замком, она поставила в них ногу, и я поднял ее наверх. Она перекинула свободную ногу через стену, нагнулась и стала всматриваться в темноту.

– Все в порядке. Ты сможешь перелезть?

Разбежавшись, я прыгнул на стену и ухватился руками за верхний край. Зацепившись покрепче, я повисел немного, потом подтянулся. Мы оба перевалились через стену и спрыгнули на грязную дорогу, проходившую вдоль студии.

Быстрым шагом мы двинулись вдоль шоссе. Вдоль обочины было припарковано несколько машин. Они принадлежали людям, которые сейчас отдыхали в ночном клубе через дорогу.

– Минут через пять должен прийти автобус, – сказала Рима.

Я услышал звук приближающихся полицейских сирен. Рима схватила меня за руку и потащила к стоявшему поблизости «форду»:

– Залезай быстрей!

Я влез в салон, она села рядом. Едва она успела захлопнуть дверцу, как две полицейские машины пронеслись мимо нас, направляясь к центральному входу в студию.

– Посидим пока здесь, – сказала Рима. – Сейчас еще приедут. Нас не должны видеть на улице.

Она была права, надо было переждать, хотя больше всего на свете мне хотелось поскорее выбраться отсюда.

– Все из-за Ларри! – бросила Рима с отвращением. – Я так и знала, что он все перепутает. Наверное, после работы они отвезли деньги в банк или положили куда-нибудь в сейф.

– Ты понимаешь хоть, что только что убила человека?! – крикнул я. – Нам грозит газовая камера. Ты, сумасшедшая шлюха! Как я только мог с тобой связаться!

– Это была самозащита, – запальчиво возразила она. – У меня не было другого выхода!

– Нет! Ты его застрелила совершенно хладнокровно. Ты выстрелила дважды!

– Было глупо ждать, пока он выстрелит первым! У него в руке был пистолет. Это была самозащита!

– Это было убийство!

– Отстань!

– Все, с меня хватит, больше я не хочу тебя видеть до конца своей жизни!

– Ты трус! Тебе эти деньги были нужны не меньше, чем мне. Ты хотел изрядно нажиться на мне. А теперь, когда у нас неприятности…

– Ты считаешь, что убийство человека – неприятности?

– Да помолчи ты хоть немного!

Я застыл на сиденье, вцепившись обеими руками в руль. Я был в панике. Я повторял себе, что было безумием связываться с ней, тем более соглашаться на эту авантюру. Если я выберусь из этого кошмара, я немедленно поеду домой и снова пойду учиться в колледж. И я никогда, никогда не совершу больше ни одного нечестного поступка за всю свою жизнь!

Звуки сирен раздались снова. Проехала еще одна полицейская машина, битком набитая людьми в штатском, а за ней через несколько секунд – «скорая помощь».

– Все, это последняя, – сказала Рима. – Теперь можно идти.

Она вылезла из «форда» и пошла вперед. Я двинулся за ней. Быстрым шагом мы подошли к автобусной остановке. Через три-четыре минуты пришел автобус.

Мы сели на задние сиденья. Никто не обратил на нас внимания. Рима курила, глядя в окно. Когда мы выехали на шоссе, ведущее к побережью, она начала чихать.