Текст книги "Все дело в деньгах"

Следующие три дня я прожил словно в вакууме. Я никуда не ходил и постоянно ждал звонка из больницы. Сарита находилась между жизнью и смертью.

Я был один, и никто мне не был нужен, я почти не ел, только постоянно курил, сидя в кресле в напряжении.

Время от времени ко мне заглядывал Джек, но он приходил всего на несколько минут, понимая, что я сейчас никого не хочу видеть. Никто мне не звонил. Все знали, что я жду звонка из больницы и любой посторонний звонок будет мне как нож в ребра.

На третий день около девяти часов вечера телефон наконец зазвонил. Я подбежал и схватил трубку:

– Да? Холлидей слушает.

– Нам нужно поговорить.

Это была Рима: ее голос я узнал бы из тысячи. Мое сердце ухнуло, потом отчаянно заколотилось.

– Где ты?

– В баре, в гостинице «Астер». Жду тебя. Когда сможешь приехать?

– Прямо сейчас, – ответил я и бросил трубку.

Я позвонил в больницу и сказал дежурной, что, если будут какие-нибудь новости, я буду в баре гостиницы «Астер».

Шел дождь. Я надел плащ, погасил свет в квартире и вышел на улицу. Взял такси и через весь город поехал в «Астер».

Пока я ехал, волна холодного страха поднималась во мне. Я понимал, что Рима не просто так проделала весь этот путь, что у нее что-то на уме, а на уме у нее могли быть только деньги, значит, она приехала опять разжиться за мой счет.

«Астер» была лучшей гостиницей в Холланд-Сити. Рима начала менять привычки. Видно, ей нравилось тратить мои деньги. Я знал наверняка, что она приехала за новой порцией.

Но как бы ни сложились обстоятельства, я не должен далеко отходить от телефона. Получалось, что она может ставить мне любые условия и спокойно исчезнуть. Я не смогу даже попробовать ее выследить, чтобы затем навсегда заткнуть ей рот. В любой момент мне могли позвонить из больницы и сказать, чтобы я приезжал. Я был связан по рукам и ногам, и она наверняка это чувствовала. Иначе не пошла бы на такой риск.

Я вошел в бар гостиницы «Астер». В этот час там было мало народу. Три человека у стойки негромко беседовали, держа в руках стаканы с виски. В углу за столиком болтали за коктейлями с шампанским две пожилые дамы. В другом углу стоял молодой широкоплечий мужчина, очень мощный, напоминавший чем-то быка. Он был в пальто кремового цвета, в бутылочно-зеленых брюках и темно-коричневых замшевых ботинках, красно-белый шарф был завязан узлом на шее.

Я обратил на него внимание из-за его брутальности. Он был похож на водителя грузовика, который внезапно разбогател. Чувствовалось, что ему не по себе в роскошной обстановке дорогого отеля. В крупной смуглой руке он держал бокал виски с содовой. В общем-то привлекательное лицо – выразительные черты и какая-то животная чувственность – выражало смущение и растерянность.

Я отвернулся от него, разыскивая Риму.

Она сидела в центре бара, отделенная от остальных посетителей пустыми столиками и стульями. Я с трудом узнал ее. На ней было черное пальто, накинутое на зеленое платье, она покрасила волосы в изысканный серебристый цвет. Она была словно с обложки журнала и в то же время холодна и тверда, как отполированный гранит. Да, она нашла применение моим деньгам.

Я прошел через зал, взял свободный стул и сел напротив нее. Как только я это сделал, молодой человек, которого я приметил в углу, слегка повернулся в нашу сторону и стал сверлить меня глазами. Похоже, ее телохранитель.

– Привет, – начала Рима. Она открыла свою сумочку из змеиной кожи, вынула мое письмо и бросила его мне через стол. – Что это за бред?

Я скомкал письмо и сунул в карман.

– У тебя уже есть десять тысяч, тебе пока хватит. Сейчас я не могу дать тебе больше. Мне нужны деньги, речь идет о жизни моей жены.

Она вынула из портсигара тонкую золотистую сигаретку и прикурила зажигалкой «Данхилл» из чистого золота.

– Похоже, придется нам с тобой отправляться в тюрьму, – сказала она. – Я же сказала: мне совершенно все равно. Я-то думала, ты хочешь остаться с женой, но, если ты выбрал тюрьму, я могу это тебе устроить.

– Не говори так. У меня сейчас каждый доллар на счету, мне нужно думать о жене. В конце месяца я тебе что-нибудь вышлю, сейчас не могу сказать сколько, но что-нибудь вышлю обязательно. Пока это все, что я могу.

Она рассмеялась:

– Нет, ты можешь гораздо больше: ты сейчас же выпишешь мне чек на десять тысяч долларов, а первого числа следующего месяца – другой чек, на тридцать тысяч долларов. И если я его не получу, я пойду в тюрьму вместе с тобой. Решай.

Я долго смотрел на нее. Наверное, мое лицо выразило такое страстное желание покончить с ней, что она хихикнула.

– Я понимаю, как тебе хочется меня убить. Не будь ребенком, Джефф, – прочла она мои мысли. – Я слишком умна для этого. Видишь вон того бычка, нарядного, как на свадьбе? Он в меня по уши влюблен и не задает никаких вопросов. И делает все, что я ему скажу. Он просто животное, тупое, бессловесное, неразумное животное, но зато силен как бык. Даже не думай его одолеть. Он не отходит от меня больше чем на девять футов. Ты не сможешь убить меня, даже если найдешь, и теперь уже не сможешь никогда. Так что выбрось это из головы.

– Нет, ты не поняла, в каком положении я нахожусь. – Я пытался держать себя в руках. – Моя жена попала в серьезную аварию и сейчас в тяжелом состоянии. Мне предстоит много расходов на ее лечение. Я прошу у тебя только отсрочки. Я не могу тебе сейчас заплатить – нужно оплачивать счета из больницы.

– Ах, не можешь? – Она откинулась на стуле, и ее брови поползли вверх. – Что ж, хорошо, мне придется пойти в полицию. Одно из двух: или я получаю деньги, или иду в полицию. Выбирай.

– Подожди, послушай…

– Это ты послушай! – Она наклонилась ко мне, и ее лицо исказилось злобой. – У тебя, я смотрю, короткая память! Такая же маленькая сценка у нас с тобой случилась одиннадцать лет назад! Может быть, ты забыл, зато я нет. Мы сидели с тобой в машине, и ты требовал отдать тебе тридцать долларов, а если не отдам, грозился отвести меня в полицию. Вспомнил? Ты взял у меня сумку и все оттуда забрал! Тогда ты диктовал условия! Ты сказал, что я буду на тебя работать, пока не отдам тебе все эти деньги. Я ничего не забыла! Я предупреждала тебя, что не прощу тебе этого, и не простила! Я пообещала себе, что, если когда-нибудь я подловлю тебя в такой же ситуации, отплачу тебе тем же! И у меня будет к тебе столько жалости, сколько у тебя было ко мне! Мне абсолютно наплевать на твою жену! И на тебя тоже! Так что сам спасай свою шкуру. Я хочу получить десять тысяч долларов немедленно, а если не получу их, то иду в полицию!

Глядя на ее огрубевшее лицо, я понял, что бесполезно ей что-нибудь говорить, ничто не вызовет у нее даже искры сочувствия. В какой-то момент я чуть было не послал ее к черту, но это длилось всего мгновение. Она была наркоманкой. Невозможно представить, что творится у нее в голове.

Если бы я сказал ей, что она блефует, она могла бы тут же пойти в полицию. А я был уверен, как только она все им расскажет, за мной придут уже через несколько часов. Выхода не было. Она приперла меня к стенке. Мне придется опять платить ей деньги.

Я выписал ей чек и швырнул его через стол.

– На, бери, – отчеканил я и сам удивился твердости своего голоса. – А теперь я тебя предупреждаю. Ты права, я намерен убить тебя. Когда-нибудь я это сделаю. Запомни.

Она хихикнула:

– Ты говоришь, как какой-нибудь герой в кино. Кстати, не забудь выслать тридцать тысяч первого числа. В противном случае с тобой говорить буду не я, а полицейские.

Я поднялся. Краем глаза я заметил, что ее приятель тоже встал.

– Я тебя предупредил, – повторил я и, повернувшись, пошел к ряду телефонов-автоматов, висевших на стене. Я позвонил в больницу, чтобы сказать, что еду домой.

– Мистер Холлидей, одну минуточку…

Опустошение и подавленность притупили мою реакцию, но резкая нота в голосе дежурной сестры заставила меня встрепенуться. Я слышал, как она говорила вполголоса с кем-то на том конце провода, потом обратилась снова ко мне:

– Мистер Холлидей? Доктор Вайнборг просит вас приехать. Не беспокойтесь, ничего не случилось, просто он хочет с вами срочно поговорить.

– Еду, – сказал я и повесил трубку.

Оказавшись на улице, я замахал рукой проезжавшему мимо такси. Назвал шоферу адрес больницы, попросил ехать поскорей. Когда машина тронулась, я мельком увидел Риму с ее новым приятелем. Они направлялись к гостиничной автостоянке. Она благосклонно улыбалась ему, он жадно пожирал ее глазами.

В больнице я был уже через семь минут. Меня сразу провели в кабинет Вайнборга.

Он вышел из-за стола и пожал мне руку.

– Мистер Холлидей, я не очень доволен состоянием вашей жены после операции, – начал он. – Уже должны были проявиться заметные улучшения, а их пока нет. Прошу понять меня правильно. Ее состояние стабильно, угрозы для жизни нет, но нет и улучшений. После подобных операций пациенты начинают поправляться через три-четыре дня.

Я попытался что-то сказать, но губы мои пересохли, и я не мог выдавить из себя ни слова – просто стоял и смотрел на него.

– Я разговаривал с доктором Гудеаром. Он считает, что вашу жену следует показать доктору Циммерману.

– А почему он думает, что этот Циммерман, кто бы он ни был, может исправить то, что у него не получилось? – наконец вырвалось у меня.

Вайнборг передвинул бумаги на столе.

– Доктор Циммерман наиболее компетентен в заболеваниях мозга, мистер Холлидей. Он…

– А я так понял, что доктор Гудеар – лучший в этой области.

– Доктор Гудеар – нейрохирург, – терпеливо объяснил Вайнборг. – Он не занимается послеоперационной реабилитацией больных. Доктор Циммерман часто берет после доктора Гудеара самых сложных пациентов.

– Один наломает дров, а другой после него разгребает?

Доктор Вайнборг нахмурился:

– Я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, но едва ли будет справедливо так говорить.

– Да, наверное, я не прав. – У меня подкосились ноги, и я неожиданно сел. Я вдруг почувствовал смертельную усталость и полное отчаяние. – Что ж, хорошо, давайте зовите доктора Циммермана.

– Дело не только в этом, – продолжил Вайнборг. – Доктор Циммерман лечит пациентов только в частной клинике, это что-то вроде санатория недалеко от города, на Холландских Высотах. Боюсь, это довольно дорогое дело, мистер Холлидей, но я абсолютно убежден, что это единственный шанс для вашей жены.

– То есть если она останется у вас, у нее такого шанса не будет?

– Верно. Дело в том, что доктор Циммерман…

– Сколько это будет стоить?

– А это вы обсудите с самим Циммерманом. По моим прикидкам, около трехсот долларов в неделю. Ее лечащим врачом будет сам доктор Циммерман.

Я в отчаянии воздел руки. Казалось, конца этому не будет – мои деньги таяли, словно снег весной.

– Хорошо, пусть ее осмотрит доктор Циммерман, – согласился я. – Я поговорю с ним, когда он будет у вас в больнице.

– Он будет здесь завтра в одиннадцать утра.

Прежде чем уйти, я заглянул в палату к Сарите. Она была все еще без сознания. При виде ее на душе у меня сделалось еще тоскливее, и совсем разбитый я побрел домой.

Дома я подсчитал оставшиеся деньги. Получалось, что, учитывая предстоящие расходы на лечение Сариты, я не мог позволить себе заплатить Риме ни доллара. У нее оставалось лишь четыре недели, за которые я должен найти ее и задушить. Даже если для этого мне придется оставить Сариту на несколько дней. Другого пути нет.

Утром я встретился с доктором Циммерманом. Это был человек средних лет, с вытянутым лицом, цепкими глазами и спокойными манерами. Он мне сразу понравился.

– Я осмотрел вашу жену, мистер Холлидей. Без всяких сомнений, ее нужно положить в мою клинику. Уверен, у меня она быстро пойдет на поправку. Операция прошла успешно, но задеты некоторые нервы. Однако я думаю, мне удастся это исправить. Через три или четыре месяца, когда ей станет лучше, я попробую уговорить доктора Гудеара на повторную операцию. Между нами, я считаю, что мы сможем вернуть ей память и, может быть, она даже сможет снова ходить, но для этого ее надо немедленно перевести в мою клинику.

– Сколько это будет стоить?

– Триста долларов в неделю отдельная палата плюс жалованье медсестры. Триста семьдесят долларов в неделю. Вас это устраивает?

– А повторная операция?

– Трудно сказать, мистер Холлидей. Чтобы не ошибиться, скажем, три тысячи, самое большее четыре.

Я уже сбился со счету, и мне было все равно.

– Хорошо, – согласился я и, подумав, прибавил: – Мне нужно будет уехать из города дня на три-четыре. Когда я смогу быть уверен, что она вне опасности?

Он посмотрел на меня несколько удивленно:

– Сейчас еще рановато об этом говорить. Давайте посмотрим, как она будет себя чувствовать недельки через две. Думаю, за это время она окрепнет и состояние ее стабилизируется.

Итак, я стал ждать конца этих двух недель.

Я вернулся к работе и вкалывал от зари до зари, чтобы, когда состояние жены станет более определенным, я мог ненадолго освободиться и снова отправиться на поиски Римы.

Тед Вестон, парень, которого Джек взял тогда на мое место, оказался серьезным и надежным работником. Я давал ему список заданий и мог быть уверен, что он не подведет.

Тем временем Сарита хотя и очень медленно, но все же начала поправляться. Каждую неделю я расставался с тремястами семьюдесятью долларами и, хотя мой банковский счет совсем опустел, не жалел об этом. Я окончательно поверил в доктора Циммермана.

Наконец он позвонил мне:

– Вы хотели уехать по делам, мистер Холлидей? Думаю, могу вас отпустить. Ваша жена пошла на поправку. Она еще не в сознании, но заметно окрепла, и, думаю, вы можете отправляться без лишних тревог. Конечно, было бы лучше, если бы вы оставили мне свой телефон для связи с вами на случай непредвиденных осложнений. Не думаю, правда, что это понадобится, но лучше перестраховаться.

Я обещал позже сообщить ему номер.

Я сидел, глядя в пустоту, сердце громко билось в груди, во мне нарастала холодная злоба. Теперь, после долгих недель ожиданий, я могу вновь отправиться на поиски Римы.

Я располагал всего четырнадцатью днями – ровно столько оставалось до срока уплаты следующих тридцати тысяч.

На работе у меня был солидный задел, и я мог спокойно отправляться по своим делам, не взваливая на Джека дополнительных забот.

На следующее утро я вылетел в Санта-Барбару.

Глава 5

Жирная хозяйка гостиницы, располагавшейся напротив банка «Пасифик энд Юнион», узнала меня, как только я вошел в вестибюль ее заведения.

– Рада снова видеть вас, мистер Мастерс. Ваша прежняя комната свободна. – Она одарила меня своей блеклой приветственной улыбкой.

Я сказал, что остановлюсь именно там, добавил что-то насчет погоды и между прочим заметил, что у меня много работы и все три дня, которые я проведу в гостинице, выходить из комнаты не буду. Потом я сам отнес багаж в номер.

Было двадцать минут первого. Я привез с собой целую сумку бутербродов, пол бутылки виски, и со всем этим теперь уселся к окну.

На этот раз клиентов было много. В банк заходили и выходили из него сразу по нескольку человек, но Римы среди них не было. Впрочем, я был готов ждать долго. Может случиться, что она заходит в банк только раз в неделю или раз в месяц, но другого способа выйти на нее у меня не было.

В тот день Рима так и не появилась, я спустился в вестибюль и заказал разговор с клиникой Циммермана. Когда мне ответили, я сообщил дежурной номер гостиницы и заметил, что, так как большую часть дня меня там не будет, она может подозвать к телефону мистера Мастерса, моего хорошего приятеля. Он передаст мне все, что нужно.

Она обещала так и сделать и прибавила, что Сарите лучше, хотя она все еще без сознания.

Был холодный, ветреный вечер, моросил мелкий дождь. Я надел плащ, поднял повыше воротник, натянул шляпу по самые брови и вышел на улицу.

Я знал, что рискую, но вынести долгий унылый вечер одному в этой убогой гостинице, с моими взвинченными нервами мне было не под силу.

Я прошел совсем немного, как хлынул настоящий ливень. Я нырнул в кинотеатр, высидел целый сеанс скучнейшего, бездарного вестерна и вернулся в гостиницу к ужину. Сразу после ужина я лег спать.

Следующий день прошел точно по такой же схеме. Весь день я провел у окна, так и не увидев Риму, а вечером отправился в тот же кинотеатр.

Когда я уже возвращался из кино, меня вдруг охватил приступ паники. А что, если я вообще не увижу Риму и зря сюда приехал? Время бежало стремительно. В запасе у меня оставалось лишь одиннадцать дней, и все они могли окончиться ничем.

Я лег спать, но сон не шел ко мне, и без двадцати час, не в состоянии больше лежать в темноте в своем тесном номере, я встал, оделся и спустился в слабо освещенный вестибюль.

Пожилой негр, стоявший за стойкой, сонно заморгал глазами, когда я объявил ему, что иду прогуляться. Шел дождь. Ворча себе что-то под нос, негр отпер входную дверь и выпустил меня на улицу. Некоторые кафе еще были открыты, и один или два дансинга отбрасывали неоновые огни на мокрую мостовую. Молодые парочки в блестящих плащах бродили по улицам, взявшись за руки и не замечая непогоды. Одинокий полицейский балансировал на краю тротуара, по очереди давая отдых уставшим ногам.

Я пошел вниз, к морю, засунув руки глубоко в карманы плаща. Дождь и холодный ветер немного успокоили мои воспаленные нервы. Потом набрел на небольшой ресторанчик, в котором подавались дары моря, один из тех, что во множестве разбросаны по побережью. Около входа стояла вереница машин, изнутри доносилась легкая танцевальная музыка. Я остановился и посмотрел на длинную мощеную дорожку, ведущую к ресторану.

Я собрался уже было идти дальше, как вдруг из ресторана выбежал крупный мужчина и, нагнув голову, ринулся по деревянному пирсу в мою сторону. Когда он пробегал под фонарем, свет упал на его плечи, и я вдруг узнал кремовое пальто и брюки бутылочного цвета. Это был приятель Римы!

Если бы не дождь, ему не пришлось бы бежать, нагнув голову, и он бы заметил меня и наверняка узнал. Я быстро отвернулся, вынул пачку сигарет и сделал вид, что пытаюсь прикурить на ветру. Потом я слегка повернул голову, чтобы видеть его.

Теперь он искал что-то в бардачке «понтиака»-кабриолета. Было слышно, как он вполголоса выругался. Потом он, видимо, нашел, что искал, развернулся и рванул назад в ресторан.

Некоторое время я смотрел ему вслед. Затем неторопливо подошел к «понтиаку» и осмотрел его. Это был выпуск 1957 года, в довольно плохом состоянии. Я оглянулся назад, потом огляделся. Рядом никого не было. Я быстро нащупал регистрационный ярлычок на руле и поднес к нему зажигалку. На нем было аккуратно выведено:

«ЭД ВАЗАРИ. Бунгало.

Восточный берег, Санта-Барбара».

Я отошел от машины, подошел к кафе, которое находилось прямо напротив морского ресторана, толкнул дверь и вошел внутрь. В углу четверо подростков пили колу. Больше никого не было. Я сел за столик у окна, откуда был виден «понтиак», и оглянулся.

Усталая официантка томно подплыла ко мне, я заказал кофе. Была ли Рима с ним в ресторане? Живут ли они вместе по этому адресу?

Я сидел, курил, помешивая ложечкой кофе и ни на минуту не сводя глаз с «понтиака». Дождь застучал сильнее, струи воды заливали стекло.

Подростки заказали еще колы. Одна из них, крашеная блондинка, – нахальное, вульгарно накрашенное лицо, чрезмерно узкие джинсы, облегающий свитер, подчеркивающий ее еще не оформившуюся фигуру, – встала и подошла к тому месту, где сидел я, и просунула монетку в щель музыкального автомата. Из автомата полилось плавное кантри, и подрости стали хором подпевать.

И тут я их увидел. Они бегом выскочили из ресторана. Вазари держал над Римой зонтик. Они нырнули в «понтиак» и умчались. Если бы я внимательно не следил за машиной, наверняка пропустил бы их, так молниеносно все это произошло.

Не попробовав кофе, я расплатился с официанткой и вышел в дождливую ночь. Я был холоден и решителен и намерен действовать, не теряя времени.

Я быстро пошел к круглосуточному гаражу, который заметил еще по дороге из гостиницы. Я вошел туда и после короткого разговора с одним из служащих взял напрокат «студебекер», уплатил за него задаток и, пока мне в бак заливали бензин, спросил, как лучше добраться до Восточного берега.

– Повернете направо и езжайте все время прямо, вдоль моря, – объяснил служащий. – Где-то три мили отсюда.

Я поблагодарил его и выехал из гаража в дождливый ночной город.

Восточный берег оказался полосой пляжей длиной приблизительно в милю. Вдоль дороги виднелись тридцать или сорок небольших деревянных домиков. Окна большинства из них были темны, но кое-где горел свет.

Я медленно ехал вдоль дороги, внимательно вглядываясь в каждый домик. В темноте я не мог различить бунгало, но как раз тогда, когда я решил оставить где-нибудь машину и прогуляться пешком, приглядевшись еще раз к каждому домику получше, впереди замаячил свет. Он шел из окон дома, расположенного в глубине, ближе к морю.

Я повернул к нему колеса, и чутье подсказало мне, что это их дом. Свернув с дороги, я выключил фары и вышел из машины.

С моря дул сильный ветер, и дождь хлестал, как во время урагана. Однако я его почти не замечал. Я шел к освещенному окну и, подойдя поближе, убедился, что это действительно бунгало.

Двустворчатые деревянные ворота заставили меня остановиться. На площадке перед ними я увидел «понтиак». Я огляделся – вокруг не было ни души.

Я осторожно открыл ворота, пошел по бетонной дорожке, которая вела к дому. У освещенного окна остановился. Мое сердце бешено заколотилось в груди, и мне пришлось постоять так несколько минут, набираясь храбрости.

Наконец я заглянул внутрь. Комната была просторная и довольно прилично обставленная: удобная, хотя не новая мягкая мебель, несколько стульев, на стенах яркие обои. В углу телевизор, а в другом углу полностью укомплектованный бар.

На все это я взглянул мельком, потому что сразу увидел Риму. Она сидела развалившись в низком кресле, во рту – сигарета, в руке – бокал виски с содовой. Одета в зеленый шелковый халат, который наполовину распахнут, обнажая ее длинные, стройные ноги. Она сидела нога на ногу, нервно покачивая одной ногой и глядя в потолок.

Значит, она жила здесь! Она жила здесь вместе с Вазари! Я смотрел на нее.

Вдруг дверь распахнулась и вошел Вазари. На нем были штаны от пижамы, мощный торс обнажен. Его огромная, как пивная бочка, грудь была покрыта густой черной шерстью. Он вытирал голову полотенцем, и его мощные мышцы перекатывались под смуглой кожей.

Он что-то сказал ей, и она враждебно посмотрела на него. Допила виски, поставила стакан и, встав, потянулась. Какое-то время она стояла так, потягиваясь, потом быстро прошла мимо него и вышла из комнаты.

Он резко выключил свет, и я оказался наедине со своим бледным отражением, уставившимся на меня из мокрого от дождя окна.

Я отошел в сторону. Через некоторое время зажегся свет в другом окне, но его закрывали жалюзи. Я ждал.

Через несколько минут свет погас и здесь. Теперь весь дом погрузился в темноту.

Так же осторожно и бесшумно, как я вошел сюда, я выбрался обратно к «студебекеру». Я сел в машину, завел двигатель и медленно поехал обратно к гостинице.

В голове у меня крутилось много разного. Итак, я наконец нашел ее. Но впереди меня ждало не меньше трудностей. Знает ли Вазари, что она меня шантажирует? Когда я избавлюсь от нее, не придется потом иметь дело еще и с ним?

И тогда я вдруг впервые ясно осознал, что я намереваюсь сделать. Я ведь собираюсь ее убить. Страх сковал меня. Все это казалось несложным делом, пока я говорил себе, что надо ее найти и как-то заставить замолчать. Пока я искал ее, я об этом тоже не думал. Но теперь, когда я нашел ее в этом доме, когда пришла пора действовать, сама мысль о том, чтобы напасть на нее и убить, показалась мне страшной и нелепой. Она вызывала отвращение и бросала меня в холодный липкий пот.

Я постарался пока не думать об этом. Я просто должен это сделать, и все. Но сначала придется избавиться от Вазари. Пока он с ней, я не смогу даже подступить к Риме. Я решил, что пару дней нужно понаблюдать за бунгало: узнать, чем они занимаются, куда ездят и оставляет ли ее Вазари одну.

Я почти совсем не спал в ту ночь. Меня давило и пугало страшное осознание того, что мне предстоит сделать.