Текст книги "Все дело в деньгах"

Глава 5

I

Спал я беспокойно и, очнувшись уже около семи утра, глядя в потолок, стал размышлять о событиях прошлой ночи. Настроение было паршивое. Я спал всего три или четыре часа. Всю ночь мне не давала покоя мысль про охранника и про то, что Рима застрелила его. Когда мы вернулись, она пошла к себе в комнату, и я целый час слушал, как она то сморкалась, то чихала, порядком мне надоев. Еще позже я услышал, как Рима вышла из комнаты, и догадался, что она отправилась на поиски какого-нибудь болвана, который отстегнет ей денег на порцию морфия.

Когда она вернулась, я спал. Сквозь сон услышал, как хлопнула ее дверь, но усталость была так сильна, что я перевернулся на другой бок и снова провалился в сон.

Сейчас, лежа в постели и глядя на солнечные лучи, проникающие в комнату сквозь жалюзи, я раздумывал, как мне лучше всего действовать. Надо было в любом случае уезжать из города. Оставаться здесь было опасно. Нужно пойти к Расти и взять у него взаймы денег, тогда можно будет уехать сегодня вечером. Я знал, что поезд отходит около одиннадцати.

Вдруг дверь моей комнаты распахнулась и вошла Рима. Она была в красной рубашке и джинсах. Бледная, а глаза у нее неестественно блестели. Видимо, уже подзарядилась. Она встала возле кровати и уставилась на меня.

– Что тебе? – рявкнул я. – Уходи отсюда!

– Я еду на студию. Ты что, не поедешь?

– С ума сошла? Я туда не вернусь ни за какие сокровища в мире.

Она сморщила нос, в глазах ее мелькнуло презрение.

– Я не могу пропускать работу, иначе меня больше никогда не пригласят. Что будешь делать?

– Я уезжаю. Ты что, забыла уже, что вчера убила человека? Или тебе все равно?

Она улыбнулась:

– В этом убийстве обвиняют тебя.

Я вскочил с постели как ужаленный:

– Меня? Что ты несешь?

– Успокойся. Никто никого не убил. Он жив.

Я откинул одеяло и сбросил ноги на пол:

– Откуда ты знаешь?

– В газете написано.

– Где эта газета?

– Валялась на полу возле одной комнаты.

– Что ты стоишь! Пойди принеси!

– Ее уже забрали.

Мне хотелось ее задушить.

– Там точно написано, что он жив?

Она кивнула со скучающим видом:

– Да.

Дрожащими руками я потянулся за сигаретой и закурил. Волна облегчения, которую я испытал, прошла по всему телу и почти лишила меня дыхания.

– А откуда ты взяла, что меня обвиняют в убийстве? – раздраженно спросил я.

– Он дал полиции твое описание. Они сейчас ищут человека со шрамом на лице.

– Что ты болтаешь? Ведь это ты в него стреляла!

– Он меня не видел! Он видел только тебя!

– Он должен знать, что это не я стрелял. – Я старался не сорваться на крик. – Он же знал, что я стоял лицом к стене, когда ты выстрелила! Он же должен был понять, что я не мог этого сделать!

Он равнодушно пожала плечами:

– Во всяком случае, полиция разыскивает человека со шрамом. Так что будь осторожнее.

Тут я не выдержал и заорал изо все сил:

– Принеси мне газету! Ты слышишь? Принеси мне газету!

– Не ори. Хочешь, чтобы все тебя услышали? Мне надо успеть на автобус, чтобы доехать до студии. Лучше оставайся здесь и никуда не высовывайся.

Я схватил ее за руку.

– Откуда у тебя пистолет?

– Он мне достался от Уилбура. Отпусти мне руку! – Она вырвалась от меня. – Не теряй голову. Я бывала в переплетах и похуже. Если ты отсидишься здесь пару дней, с тобой ничего не случится. Потом сможешь уехать из города, но пока даже и не думай об этом.

– Если меня объявили в розыск, они первым делом придут сюда!

– Слушай, замолчи! Ты просто трус. Держи себя в руках, и все будет в порядке. Не думай об этом, и все, понял? Ты мне уже надоел.

Ее презрительный тон окончательно вывел меня из себя. Я схватил ее за горло и ударил головой о стену. Потом я дал ей пощечину: раз!., раз!., раз!.. Было противно, но другого выхода не было. Она была такая мерзкая, до мозга костей прогнившая дрянь, что я не мог найти другого способа проучить ее.

Отпустив ее, я стоял поодаль, переводя дыхание.

– Да, я боюсь! – закричал я. – Мне страшно, потому что во мне осталась хоть капля совести! А ты! У тебя уже ничего не осталось! Ничего святого! Ты вся насквозь гнилая! Как я только мог вообще иметь дело с тобой! Убирайся вон!

Она прислонилась к стене, на лице в тех местах, где я ее ударил, горели багровые пятна. Глаза сверкали ненавистью.

– Я тебе этого не забуду, ты, вонючка, – сказала она. – Ты мне и так уже поперек горла. Скоро я сравняю счет. Надеюсь, что охранник умер и теперь тебя ждет газовая камера!

Я распахнул дверь своей комнаты.

– Вон! – заорал я.

Какое-то время я еще не мог взять себя в руки, дыхание было прерывистым. Потом я подошел к зеркалу, и оно отразило бледное, перепуганное лицо. Я посмотрел на тонкий шрам, длинной линией пересекавший мое лицо. Если охранник подробно описал мою внешность, мне крышка.

Я весь сжался в комок. Паника обуяла меня. Единственным желанием было как можно скорее выбраться из этого кошмара и оказаться дома, но если полиция уже разыскивала меня, то выходить днем на улицу – самоубийство.

Я услышал тяжелые шаги Кэрри на лестнице и приоткрыл дверь:

– Можно тебя кое о чем попросить? Я не буду сегодня никуда выходить. Ты не можешь принести мне утреннюю газету?

Она пытливо вгляделась в меня:

– У меня нет времени, мистер Джефф. У меня работы много.

– Это очень важно. Ты не можешь у кого-нибудь взять почитать?

Огромного труда стоило мне говорить спокойно.

– Пожалуйста, Кэрри, постарайся достать.

– Посмотрю. А вы, никак, приболели?

– Да, по правде говоря, чувствую себя не очень. Пожалуйста, принеси мне утреннюю газету.

Она кивнула и пошла вниз. Я снова лег на постель, закурил новую сигарету и стал ждать. Ждать пришлось полчаса, и к тому времени нервы мои были уже взвинчены до предела. Затем я услышал, как она тяжело взбирается по лестнице. Я спрыгнул с кровати и подошел к двери.

Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.

– Спасибо, Кэрри.

– Это хозяйкина газета, она ее читала.

– Спасибо тебе. Ты настоящий друг.

Я закрыл дверь, поставил кофе на стол и взглянул на первую полосу. Основное место там занимали военные известия. Было пятое августа 1945 года. Наши истребители «Суперкрепость», как сообщала газета, постоянно облетали зону противника, сбросив на одиннадцать японских городов листовки с предупреждением о предстоящих интенсивных бомбардировках. Но меня не интересовало, что там угрожает японцам. Я искал в газете то, что могло угрожать мне самому.

Наконец на последней полосе я нашел заметку о случившемся. Охранник студии «Пасифик» спугнул грабителя, и тот открыл по нему огонь, сообщалось в заметке. Сейчас охранник, в прошлом полицейский, во время службы заработавший хорошую репутацию у своих коллег, находится в больнице Лос-Анджелеса. Перед тем как впасть в кому, он успел описать грабителя. Полиция разыскивает человека со шрамом на лице.

На этом заметка кончалась, но и этого было достаточно. Мне стало так тошно, что у меня подкосились ноги и пришлось присесть на кровать. Может быть, охранник в конце концов умрет.

Через некоторое время я встал и оделся. Я предчувствовал, что очень скоро мне придется рвать когти отсюда, и решил на всякий случай приготовиться к отъезду. Я сложил вещи в чемодан и посчитал, сколько у меня оставалось денег. Всего десять долларов пятьдесят центов.

Я присел к окну и стал смотреть вниз на улицу. Часов около двенадцати в конце улицы притормозила полицейская машина и из нее высыпали несколько человек в штатском. При виде их сердце мое бешено заколотилось, мне казалось, оно вот-вот выскочит. На нашей улице было четыре доходных дома, в которых сдавались комнаты. Сыщики разделились и быстро пошли по всем четырем домам. Тот, который двинулся к нашему дому, был в шляпе с плоской тульей и загнутыми кверху полями, сдвинутой назад. В зубах он сжимал погасший окурок сигары.

Я видел, как он поднялся по ступенькам крыльца, и вскоре далеко внизу услышал звонок в дверь, на который он давил коротким толстым пальцем.

Я оставил свой наблюдательный пост и вышел на лестничную площадку. Я слегка наклонился над перилами и посмотрел через три пролета лестницы вниз, в холл. Я увидел, как Кэрри прошла через холл и открыла дверь. Затем грубый мужской голос рявкнул:

– Городская полиция. Мы разыскиваем мужчину, молодого, со шрамом на щеке. У вас живет кто-нибудь, кто подходил бы под это описание?

Я вцепился в перила обеими руками. Мои горячие ладони оставили следы на лакированном покрытии – так сильно я сжимал их.

– Со шрамом? – удивленно переспросила Кэрри. – Нет, сэр. Здесь у нас никого нет со шрамом.

Я перегнулся через перила, благодаря ее от всей души.

– Вы уверены?

– Да, сэр. Конечно уверена. Я бы знала, если бы у нас был такой постоялец. Но у нас таких нет.

– Этот парень разыскивается за убийство. Так что лучше вспомните хорошенько.

– В нашем доме нет человека со шрамом.

Разыскивается за убийство! Значит, он все-таки умер! Я вернулся к себе в комнату и повалился на постель. Меня била дрожь, я весь взмок и был холодный как труп.

Время не двигалось. Я лежал так, исходя холодным потом, может быть, минут десять, а может, и двадцать. Потом я услышал неуверенный стук в дверь.

– Войдите.

Вошла Кэрри и посмотрела на меня. Ее жирное морщинистое лицо выражало беспокойство.

– Сейчас приходил офицер из полиции…

– Я все слышал. Заходи, Кэрри, и закрой за собой дверь.

Она вошла в комнату и прикрыла дверь.

Я присел на кровати.

– Спасибо, Кэрри. Я не имею к этому никакого отношения, но ты меня очень выручила. Если бы не ты, у меня были бы серьезные неприятности.

Я подошел к туалетному столику и взял свой бумажник.

– Этот полицейский, он мог бы доставить мне массу хлопот, – продолжал я, вытаскивая из бумажника пять долларов. – Прошу тебя, возьми вот это.

Она отрицательно покачала головой:

– Не надо, мистер Джефф. Я соврала им, потому что мы с вами друзья.

Я почувствовал прилив такой горячей благодарности, что чуть не заплакал. У меня подкосились ноги, и я с размаху плюхнулся на кровать.

– Вы попали в беду? – спросила она, испытующе глядя на меня.

– Да. Но я ни в чем не виноват, пойми. Я не мог выстрелить в человека.

– А вы мне можете этого и не говорить, я и сама знаю. Вы посидите пока тут. Хотите еще кофе?

– Нет, спасибо, я ничего не хочу.

– Не переживайте так. Я вам попозже занесу газету. – Она открыла дверь и помедлила. – Она ушла. – Она кивнула на комнату Римы.

– Да, я знаю, она мне сказала.

– Спаси Господи. Вы уж так не переживайте. – И она вышла.

Вскоре после пяти вечера она вновь посетила меня, бросив на кровать свежий выпуск вечерней газеты. Она была бледной и озабоченной и оглядела меня долгим, настороженным взглядом, прежде чем выйти.

Только она закрыла за собой дверь, я схватил газету. Охранник умер, не приходя в сознание. По сравнению с заголовками о войне этот абзац был набран совсем мелким шрифтом. Но он потряс меня так, как будто меня ударили по лицу. Полиция продолжает поиски человека со шрамом. Его ареста ожидают с минуты на минуту.

Как только стемнеет, решил я, надо будет отсюда выбираться. Сидеть в этой душной коробке становилось невыносимо, хотя я знал, что до темноты не осмелюсь выйти на улицу. Потом я спустился к телефону-автомату в холле и набрал номер Расти.

Услышав в трубке его твердый, грубоватый голос, я обрадовался:

– Расти, у меня неприятности. Ты не можешь прийти ко мне, когда стемнеет?

– А кто, по-твоему, будет в это время стоять за стойкой? – проворчал он.

Об этом я не подумал.

– Может быть, я сам смогу к тебе зайти…

– А что, стряслось что-то серьезное?

– Хуже не бывает.

Видимо, он ощутил панику в моем голосе, потому что сразу смягчился и успокаивающе пробубнил:

– Ладно, не паникуй. Я поставлю за стойку Сэма. Значит, когда стемнеет?

– Не раньше.

– Ладно. Зайду. – И повесил трубку.

Я вернулся к себе и стал ждать. Ждать пришлось долго. Я снова был уже на грани срыва, когда солнце закатилось над заливом и зажглись огоньки в прибрежных барах и на больших кораблях, стоявших у пристани. Зато теперь, в постепенно сгущающейся темноте, было легче скрыться от чужих глаз.

Где-то около девяти вечера из-за угла показался «олдсмобил» Расти. Я спустился вниз и встретил его на ступеньках крыльца. Мы молча поднялись на третий этаж. Только когда он оказался в моей комнате и я закрыл дверь, напряжение мое немного спало.

– Спасибо, что пришел, Расти.

Он сел на кровать. Его жирное лицо с сизым, плохо выбритым подбородком блестело от пота, глаза были встревоженные.

– Что стряслось? Все из-за той девицы?

– Да.

Я взял вечернюю газету и подал ему, трясущимся пальцем указав на нужный абзац. Он прочитал, нахмурился, на лице появилось недоверие:

– Ради Бога, Джефф! Надеюсь, это не ты его застрелил?

– Нет, не я. Это она. Это было чистое безумие. Мне нужны были пять тысяч долларов на ее лечение. Она мне сказала, что мы можем взять эти деньги в офисе директора по персоналу. И я попался на эту удочку. Мы пошли туда, залезли внутрь, но денег не оказалось. Меня обнаружил охранник. Она была под столом, ее не было видно. Она в него выстрелила. – Я сел на стул и закрыл лицо руками. – Я стоял в это время лицом к стене, к нему спиной. Клянусь, Расти, поверь, это сделал не я.

Он положил газету, вытащил смятую пачку сигарет, вытряхнул одну в свою громадную ладонь и закурил.

– Значит, ты вляпался. Что ж, я тебя предупреждал, разве не так? Я говорил тебе, что с ней тебя ждут одни неприятности.

– Говорил.

– Ну? И что ты теперь собираешься делать?

– Надо выбираться отсюда. Я хочу уехать домой.

– Вот! Это первая разумная мысль, которую слышу с тех пор, как знаю тебя. – Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал потрепанный бумажник. – На, держи: я по твоему голосу понял, что дело дрянь, ну и сразу запустил руку в кассу. – И Расти подал мне пять двадцатидолларовых бумажек.

– Мне не нужно так много, Расти.

– Бери и помалкивай.

– Нет, Расти. Мне нужно только на билет, чтобы доехать домой. Десять баксов. А остальные оставь себе.

Он поднялся, запихивая купюры обратно в бумажник.

– Лучше тебе сейчас не показываться на лос-анжелесском вокзале. Там сейчас, наверное, куча полицейских. Тебя наверняка арестуют. Я отвезу тебя во Фриско. Там сядешь на поезд.

– Если нас остановят и меня увидят в твоей машине…

– Все обойдется! Вставай, пошли.

Он вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. Я поднял чемодан и пошел за ним. Внизу, в холле, нас ждала Кэрри.

– Кэрри, я еду домой, – сказал я ей.

Расти вышел на улицу, позволив нам попрощаться.

– Вот, Кэрри, – я протянул ей свои последние десять долларов – две бумажки по пять. – Пожалуйста, возьми их…

Она взяла одну бумажку.

– Это за комнату, мистер Джефф. А остальное оставьте себе. Вам они понадобятся. Желаю вам удачи.

– Кэрри, я ни в чем не виноват. Я этого не делал.

Она устало улыбнулась и похлопала меня по плечу:

– Удачи, мистер Джефф.

Я вышел на темную улицу и сел в «олдсмобил». Как только я захлопнул дверь, Расти нажал на газ и машина рванулась вперед.

II

Первые десять минут мы ехали молча, потом я заговорил:

– Смотри, Расти, как странно получается: теперь я мечтаю только о том, чтобы поскорее добраться домой. Может, я таки научился уму-разуму. Если все обойдется, я пойду снова учиться. Теперь я завязал с шальной жизнью – раз и навсегда.

– Давно бы так, – проворчал Расти.

– Но ты же слышал, как она поет. Такой голос один на миллион. Если бы только она не была наркоманкой…

– Если бы она не была наркоманкой, ты бы ее вообще не встретил. В том-то все и дело. Так что если вдруг еще раз ее встретишь, беги от нее со всех ног.

– Да, так я и сделаю. Надеюсь, наши пути не пересекутся.

К Сан-Франциско мы подъехали около трех часов ночи. Расти поставил машину на стоянку и отправился посмотреть расписание поездов. Я остался в машине.

– Есть один поезд на Холланд-Сити, отходит в восемь десять, – сообщил он. – Там у кассы двое полицейских. Может, они и не тебя ищут, однако они там стоят. Но проскользнуть мимо них незамеченным можно. Я купил тебе билет.

Я взял его и положил к себе в бумажник:

– Спасибо. Тебе лучше сейчас уехать, Расти. Я пойду посижу в кафе, там подожду поезда. Я верну тебе эти деньги. Ты всегда был мне настоящим другом.

– Приедешь домой и займись делом. И не нужно ничего мне возвращать. А главное, держись подальше от Лос-Анджелеса. А если хочешь вернуть мне долг, найди себе стоящее дело и живи как честный человек.

Так, пока тянулись эти томительные часы, мы коротали с ним время в машине – курили, дремали, иногда разговаривали.

В начале седьмого Расти сказал:

– Теперь у нас осталось время на чашечку кофе, потом можешь отправляться.

Мы вышли из машины и пошли к кафе. Там взяли кофе с пончиками «Донате». Подошло время прибытия поезда. Я взял Расти за руку и сжал его ладонь в своей:

– Спасибо.

– Ладно, брось. Сообщи, как доберешься. – Он хлопнул меня по плечу, потом развернулся и быстро зашагал к своему «олдсмобилю».

Я вошел в здание вокзала, закрывая носовым платком мой шрам. Никто не обращал на меня никакого внимания.

Задолго до того, как поезд привез меня домой, случилось то, из-за чего все сразу забыли об убийстве охранника одной из киностудий: то, что произошло, имело столь громадные последствия, что по сравнению с ним охота за человеком со шрамом не шла ни в какое сравнение.

В тот день на Хиросиму сбросили атомную бомбу. Под прикрытием этой ошеломляющей новости я спокойно добрался домой.

К тому времени, как японцы сдались, я уже вернулся в колледж. А когда мировые державы включились в сложное дело заключения мирного соглашения, я уже получил диплом инженера-консультанта. Это случилось спустя ровно два года, как я встретил Риму.

В следующий раз мы с ней встретились только через одиннадцать лет.

Часть вторая

Глава 1

I

За одиннадцать лет многое может случиться.

Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что это были лучшие и самые насыщенные годы моей жизни.

Единственным мрачным событием тех лет стала смерть моего отца. Это случилось через два года после того, как я закончил колледж. Он умер от сердечного приступа на рабочем месте в банке: именно так, я думаю, он хотел бы умереть, если бы мог выбирать. Он оставил мне пять тысяч долларов и дом, который я потом продал. С этими деньгами в качестве начального капитала и с дипломом инженера я вместе с Джеком Осборном основал инженерную компанию.

Мы с Джеком служили в одном подразделении на Филиппинах во время войны. Вместе высадились на Окинаве. Он был на пять лет старше и получил диплом инженера до того, как попал на войну. Он был толстый, широкоплечий крепыш невысокого роста, с копной волос песочного цвета, начинающих заметно редеть на макушке, и с кирпично-красным лицом, сплошь покрытым веснушками.

Это был не человек, а ураган! Его работоспособность потрясала меня. Он мог вкалывать двадцать часов, урвать четыре часа для сна, а потом снова вернуться к работе с таким же энтузиазмом.

Мне повезло, что он приехал в Холланд-Сити проведать меня как раз в то время, когда мне достались пять тысяч отцовских денег.

Прежде чем зайти ко мне, Джек провел в нашем городе три дня. Все это время он приглядывался к нашему городу, разговаривал с людьми и, наконец, решил, что у нас как раз то место, где инженер вполне может обеспечить себе приличный заработок. Затем он влетел в мою однокомнатную квартирку, выставил вперед грубую, твердую ладонь и радостно улыбнулся.

– Джефф, – сказал он мне. – Я осмотрел местность и решил здесь поднять свой флаг. Не хочешь присоединиться?

Нашу компанию мы назвали «Осборн и Холлидей».

Холлидей – это была фамилия моего отца. Когда я был в Голливуде, я носил девичью фамилию матери – Гордон. Тогда я не был уверен в себе. Кроме того, опасался, и не напрасно, что могу попасть в какой-нибудь переплет, о котором отцу будет неприятно узнать. Это было одно из тех инстинктивных ощущений, которые порой испытывает каждый и которые чаще всего оправдываются.

Три года мы провели в основном в ожидании, сидя вдвоем в нашем маленьком офисе, состоящем всего из одной комнаты. Если бы не наш начальный капитал, мы и вовсе голодали бы, и хотя мы прекрасно ладили, для нас обоих это было нелегкое испытание. Одна комната на двоих в доходном доме была нам жильем, и мы сами готовили себе еду. Когда приходилось, сами печатали на машинке. У нас не было даже секретарши.

Потом на нас свалилось предложение построить многоквартирный дом на берегу реки. Конкуренция была убийственная, но мы сражались за этот заказ, как на войне. Мы урезали стоимость до минимума, и заказчики пришли к нам. Мы почти ничего не заработали на нем, зато смогли всем показать, на что способны.

Постепенно, хотя и очень медленно, стали появляться и другие заказы, уже не столь урезанные по смете, хотя и не намного лучше. Понадобилось еще два года, прежде чем наше предприятие перестало быть убыточным и начало, наконец, приносить прибыль. Не думайте, что это далось нам легко. Мы дрались зубами и когтями, это были бои без правил с запрещенными приемами. Но все-таки мы победили, и дальше уже было легче.

С Джеком мы отлично сработались. Он вел дела с заказчиками, а я работал в офисе. К этому времени мы уже могли позволить себе взять секретаршу. Клара Коллинз была худой старой девой средних лет. Она смотрела на нас, как на пару сумасшедших мальчишек, зато вела дела в конторе так профессионально, что с лихвой оправдывала свою зарплату.

После шести лет работы в строительном бизнесе мы стали получать много частных заказов: дома, одноэтажные коттеджи, заправочные станции, даже один маленький кинотеатр. Но нашей целью было муниципальное строительство, ведь только там можно было заработать большие деньги.

Я решил завести знакомство с мэром. Его звали Тед Мэтисон. Я встречался с ним раньше пару раз, и мне показалось, что с ним можно будет договориться. Его сын был убит во время войны на Филиппинах, поэтому, когда он узнал, что мы с Джеком оба воевали там, он сразу к нам проникся. Однако не настолько, чтобы давать заказы на строительство городских сооружений.

Мы посылали в мэрию свои сметы каждый раз, как только намечалось какое-нибудь крупное строительство, но не получали никакого отклика. Заказ доставался корифеям строительства. В Холланд-Сити таких фирм было три: каждая существовала не менее двадцати лет.

И вот, когда я пытался поближе подобраться к мэру и нащупать почву для более близкого знакомства, я встретил Сариту Флеминг.

Сарита заведовала публичной библиотекой в нашем городе. Ее родители жили в Нью-Йорке. Она закончила колледж с дипломом по литературе. Когда ей предложили эту должность, она с радостью согласилась, потому что была не в ладах со своей матерью. Когда я забрел в библиотеку в поисках какой-нибудь информации о Мэтисоне, она работала там уже два года.

Сарита оказалась очень осведомленной. Она знала, что мэр очень любит утиную охоту, на досуге неплохо снимает любительской кинокамерой плюс увлекается классической музыкой. Разумеется, утиная охота и съемки кинокамерой не по моей части, классическая музыка же была моим коньком. Сарита уточнила, что он без ума от фортепьянной музыки Шопена.

Очень кстати у нее оказались четыре билета на сольный концерт Стефана Ашкенази, что был одним из лучших в мире исполнителей Шопена. Оказывается, она должна была распространять эти билеты и четыре из них оставила себе на всякий случай. Мэтисон еще не купил билет на этот концерт, и Сарита подбросила идею пригласить его с женой.

Это было то, что надо. Я поднял голову и внимательно посмотрел на нее. И только тогда, можно сказать, я впервые разглядел ее.

Она была высокой и стройной, у нее была хорошая фигура. Она была в простом сером платье, которое подчеркивало ее талию. У нее были красивые карие глаза и шелковистые каштановые волосы, разделенные посередине пробором и собранные сзади.

Он не была красавицей, но в ней было что-то такое, что заставило мое сердце биться чаще. Глядя на нее, я вдруг почувствовал, что она та единственная женщина на свете, с которой я смогу жить, от которой никогда не устану и которая сможет сделать меня счастливым.

Это было совсем незнакомое чувство. Это было озарением, и я понял, что, если удача не отвернется от меня, очень скоро она станет моей женой. Я спросил ее, не хочет ли она присоединиться: Мэтисон с женой, я и она. И она согласилась.

Джек одобрил мой план.

– Господи! – воскликнул он. – Как мне повезло с партнером. Отведи старика на концерт, пусть насладится Шопеном, и постарайся произвести на него впечатление. Может быть, когда он узнает, что у вас с ним схожие вкусы, он отдаст нам часть городских заказов.

Я прозвонил Мэтисону и пригласил его с женой на концерт. Я сказал, что тоже буду не один. Он обрадовался и сразу же согласился.

Как потом оказалось, самое большое впечатление на Мэтисона произвел не я и даже не концерт, а Сарита. Он был от нее в восторге, его жене она тоже очень понравилась. Вечер прошел замечательно.

Мы уже пожимали друг другу руки на прощанье, когда он сказал:

– Пора бы вам зайти к нам, молодой человек. Я хочу познакомить вас с Мэриллом Уэббом.

Уэбб был главным проектировщиком города. Это он решал, кому отдать тот или иной заказ. Без его авторитетного мнения получить заказ нечего было и думать. Я никогда его раньше не видел.

Я был на седьмом небе от счастья, когда подвозил Сариту к ее дому. Я знал, что этим состоянием я обязан именно ей, и спросил, не поужинает ли она со мной завтра вечером, и она согласилась.

На следующее утро я отправился в мэрию на встречу с Уэббом. Он оказался долговязым, иссохшим, сутулым человеком под шестьдесят. Он кое о чем поспрашивал меня, поинтересовался, какой колледж я закончил и что заканчивал Джек, над чем мы раньше работали и все в таком духе. Мне показалось, я не произвел на него особого впечатления. Мы обменялись рукопожатиями на прощанье, и он сказал, что, если появится что-нибудь для нас подходящее, он даст мне знать.

Такой расклад меня несколько обескуражил. Я был уверен, что он немедленно поручит нам строительство какого-нибудь проекта. Джек сказал, что ничего удивительного.

– Главное, ты не отставай от Мэтисона. Принимает решение он, а Уэбб только выполняет его указания. Если Мэтисон будет у нас в руках, рано или поздно мы с тобой озолотимся.

Мы стали часто видеться с Саритой. Ходили куда-нибудь почти каждый вечер, и уже через пару недель я понял, что люблю ее и хочу на ней жениться.

К тому времени я неплохо зарабатывал; не так много, но достаточно, чтобы обеспечить жену. Я не видел никаких причин откладывать дальше и, видя, что она тоже хочет соединить свою судьбу с моей, сделал ей предложение.

Не раздумывая ни минуты, она ответила согласием.

Когда я рассказал об этом Джеку, он засиял от радости.

– Дружище! Как я рад за тебя! – откинувшись на спинку кресла, воскликнул он. – Давно уже пора хотя бы одному из нас остепениться! А какая девушка! Я тебе вот что скажу: если бы ты первый ее не приметил, я и сам бы положил на нее глаз. Высший класс, Джефф. Я не шучу. Это золото высшей пробы. Она идеальная жена. Поверь мне, уж я-то в этом разбираюсь!

Не подумайте, что за все эти годы я ни разу не вспомнил о Риме и об охраннике, которого она застрелила. Бывало, среди ночи я в ужасе просыпался, словно мне приснился кошмар, когда мне чудилось, что Рима у меня в комнате и смотрит на меня. Но годы шли, все это подернулось дымкой, превратилось в зыбкие воспоминания и осталось в прошлом. Я надеялся, останется там навсегда.

Я много думал перед тем, как предложить Сарите руку и сердце. В конце концов решил, что имею права рискнуть, даже если опасность до конца не миновала. В нашем городе никто не знал меня под фамилией Гордон. Я вырос, возмужал и сильно изменился за те годы, что прошли со времени того страшного происшествия в Лос-Анджелесе. Хотя шрам был по-прежнему на месте и опущенное правое веко тоже оставалось при мне. Я надеялся, что Рима навсегда погребена в моем прошлом и я никогда уже не увижу ее.

К концу года мы поженились. Свадебным подарком для нас стал подряд на строительство нового крыла окружной больницы. Работа была приятная, несложная и сулила хорошую прибыль. Тут явно обошлось не без Мэтисона.

Когда мы закончили это строительство, Джек смог позволить себе трехкомнатный пентхаус, а мы с Саритой переехали в скромную трехкомнатную квартирку, зато в очень хорошем районе. Кроме того, купили с Джеком новые машины и теперь могли позволить себе больше развлечений.

Жизнь нам вроде улыбалась. Мы считали, что ухватили за хвост жар-птицу. И вдруг как-то утром в офисе зазвонил телефон и в трубке раздался голос Мэтисона.

– Джефф, приезжай немедленно, – сказал он. – Бросай все и приезжай. Мне нужно с тобой срочно поговорить.

Это был внезапный вызов. Я начал теряться в догадках. Я все бросил, сказал Кларе, что не знаю, когда вернусь, велел ей передать Джеку, который уехал на строительство, где я, и помчался в мэрию.

Мэтисон сидел в своем кабинете вместе с Уэббом.

– Садись, сынок. – Мэтисон махнул мне на стул. – Ты слышал про мост через нашу реку Холланд?

– Конечно, слышал.

– Сегодня утром принято решение о его строительстве, выделена смета. Осталось его только построить.

Этого строительства ждали все подрядчики в нашем округе и очень многие за его пределами. Мост должен был связать окраины города и крупные меж-городские магистрали. Это было огромное строительство ценой примерно в шесть миллионов долларов.

Сердце мое взволнованно забилось. Мэтисон не стал бы вызывать меня к себе, просто чтобы сообщить эту новость. Я молчал, выжидательно переводя взгляд с Мэтисона на Уэбба и обратно.

Мэтисон улыбнулся:

– Как ты полагаешь, вы с Осборном могли бы взять на себя строительство этого моста?

– Да, у нас есть для этого все возможности.

– Мы тут поговорили с Уэббом. Конечно, нужно еще согласовать проект с Комитетом. Но если вы представите грамотную смету и сможете убедить этих крепкоголовых, что построите мост за год, я думаю, мне удастся отстоять этот проект для вас. У вас будет много конкурентов, но я постараюсь склонить Комитет на вашу сторону.

Весь следующий месяц я почти не видел Сариту. Мы с Джеком вкалывали не покладая рук с восьми утра и порой до трех ночи. Это был наш шанс пробиться к настоящему большому успеху, и мы не желали отступать. В конце концов ситуация так накалилась, что даже пришлось попросить Сариту поработать у нас машинисткой, пока Клара занималась расчетами для нашей сметы – она целыми днями просиживала над калькулятором. Все вчетвером мы работали не жалея сил.

К концу месяца у нас было все готово. Я пошел к Мэтисону и отдал ему бумаги. Он сказал, что сообщит мне результаты, и на этом все закончилось.