Текст книги "Все дело в деньгах"

Мы ждали три долгих, изматывающих месяца. Наконец он позвонил и просил зайти к нему в мэрию.

– Все в порядке, сынок. – Он подошел ко мне и пожал руку. – Заказ ваш. Не скажу, чтобы обошлось совсем без борьбы, с кое-кем мне пришлось серьезно поспорить. Но у вас были отличные расчеты, и с самого начала половина Комитета была за вас. Так что можете приступать. Поговори с Уэббом. Завтра будет еще одно заседание, я хочу, чтобы вы с Осборном там тоже были.

Ровно десять лет, одиннадцать месяцев и две недели назад я в последний раз видел Риму.

II

Я и не представлял, какое значение для жителей нашего города имеет строительство моста стоимостью в шесть миллионов долларов, пока в наш офис не влетел Джо Криди, глава Городского комитета по общественным связям, и не поведал нам об этом.

Конечно, мы отпраздновали нашу победу: это был маленький банкет для своих – Сариты, Клары и нас с Осборном. Мы отправились в лучший ресторан Холланд-Сити и устроили ужин с шампанским. Для меня на этом празднование закончилось, так как теперь нужно было приступать к строительству моста. Однако у Криди на этот счет было другое мнение.

Криди, крупный, широкоплечий мужчина с тяжелым серьезным лицом и располагающими манерами, расхаживал по нашему офису, а мы с Осборном слушали его, сидя за своими столами.

– В субботу будет официальный банкет, – вещал он. – Вы будете на нем почетными гостями. Кто-то из вас должен держать речь.

Джек радостно ухмыльнулся и ткнул пальцем в мою сторону:

– Джефф, это по твоей части. Я понятия не имею, что говорить.

– Я вам сам напишу речь, – сказал Криди. – Мне все равно, кто будет ее произносить, главное, чтобы она прозвучала. В воскресенье, в три часа, вы оба выступаете по телевидению. Я уже договорился. Я заеду за вами сюда и отвезу в студию.

– По телевидению? – удивился я. Мне стало как-то неловко. – А зачем это нам выступать по телевидению?

Криди улыбнулся.

– Мы намерены потратить шесть миллионов долларов из городского бюджета, – стал объяснять он. – Народ имеет право видеть тех ребят, которым поручено истратить их деньги. Ничего страшного там не будет. Я буду задавать обычные жесткие вопросы, а вы будете давать обычные банальные ответы. Мы подготовим макет проектируемого моста, а вы расскажете всем, как он будет строиться.

Мне стало уж совсем не по себе. В памяти оживало мое прошлое. Я пытался убедить себя, что паниковать не из-за чего. В конце концов, наше телевидение вещало только на территорию округа, а Лос-Анджелес был далеко от нас.

– Сейчас пытаюсь договориться, чтобы в журнале «Лайф» написали о нашем мосте, – продолжал Криди. – Но они слишком заломили цены. А для нашего города публикация в «Лайф» была бы предметом гордости.

Я откровенно запаниковал. Журнал «Лайф» выходил во всем мире. Мне надо было сделать так, чтобы там не поместили мою фотографию.

– Похоже, мы стали с тобой знаменитостями, Джефф. Ну что ж, мы это заслужили. Мы честно для этого потрудились. – Джек был счастлив.

Криди вытащил свой блокнот:

– Да, это точно. Теперь вы у нас знаменитости, и еще какие. Да, мне нужна какая-нибудь дополнительная информация о вас. Для интервью на телевидении. Начнем с основного: когда родились, кто ваши родители, какое у вас образование, ваша служба в армии, чем вы занимались после войны, планы на будущее и так далее.

Джек начал ему рассказывать о себе, и, пока я его слушал, меня несколько раз прошибал пот. Мне нужно было придумать себе историю на тот период, что я провел в Лос-Анджелесе.

Настала моя очередь, и все шло гладко, пока я не дошел до возвращения домой из госпиталя.

– Итак, сначала вы вернулись к занятиям, а потом решили все бросить, правильно? – переспросил Криди.

– Да. – Я не хотел откровенно лгать и старался говорить осторожно. – Через три месяца я ушел из колледжа и какое-то время просто слонялся без дела.

– Вот как? – Он заинтересовался. – И где же именно?

– Да повсюду. Так, просто болтался – там, сям.

Он бросил на меня быстрый взгляд:

– А чем вы зарабатывали на жизнь?

– Подрабатывал понемножку, где мог, в разных местах.

Теперь и Джек посмотрел на меня с интересом.

– А ты никогда мне про это не рассказывал, – сказал он. – Я думал, ты всегда занимался строительным бизнесом.

– Нет, почти год я ничем не занимался, так, попусту терял время.

– Это может придать некоторый колорит вашей биографии, – заметил Криди. – А где вы бывали в это время? Какую работу выполняли?

Ситуация становилась опасной, мне пришлось просто пресечь расспросы.

– Я не хочу сейчас вдаваться в подробности. Просто пропустим и не будем говорить об этом. Это ведь не имеет особого значения.

Криди долго смотрел на меня, но потом пожал плечами:

– Конечно, как хотите. А что вы сделаете с деньгами, которые получите за строительство моста?

Я расслабился. Это был легкий вопрос.

– Думаю, куплю дом. А может быть, и сам построю.

Криди закрыл блокнот:

– Так, думаю, пока достаточно. Не забудьте про банкет в субботу.

Как только он ушел, мы снова принялись за работу. У нас было так много дел, что мне некогда было думать про то, что мне светило вследствие свалившейся на голову известности. Я вспомнил об этом только по дороге домой.

Я начал нервничать. Теперь Рима снова казалась мне не кошмарным видением из прошлого, а вполне реальной фигурой, которая может войти в мою сегодняшнюю и даже завтрашнюю жизнь.

А если она случайно увидит в газете мою фотографию и узнает меня? Что тогда сделает? Все зависит от того, в каком положении она сейчас находится. Может, к этому времени она уже вылечилась и теперь ведет нормальную, достойную жизнь. Может быть, ее уже нет в живых. Я сказал себе, что хватит уже нервничать из-за того, что было столько лет назад. Весь этот кошмар остался позади, убеждал я себя, и остается надеяться, что мне повезет и эта история никогда не всплывет наружу.

Сарита ждала меня с приготовленным ужином. Она сидела возле камина, на столике рядом с ней стоял графин с сухим мартини, и во всей комнате царила атмосфера уюта и покоя, та, которую может создать только женщина, искренне любящая своего мужа.

У меня отлегло от сердца. Я прижал ее к себе, уткнулся в ее лицо. Я был так благодарен судьбе, что послала мне такую жену.

– У тебя что-то усталый вид, Джефф. Как у вас идут дела?

– Просто голова кругом. Еще столько всего нужно сделать. – Я поцеловал ее и бросился в кресло. – Как приятно прийти домой… В субботу вечером устраивают банкет в нашу честь, а в воскресенье нам с Джеком придется выступать по телевидению.

Она разлила мартини в бокалы.

– Оказывается, я вышла замуж за знаменитость.

– Да, выходит так. Но я-то знаю, что обязан всем этим тебе. – Я поднял свой бокал. – Это с тебя начался мост.

– Нет, скорее с Шопена.

После ужина мы грелись у огня. Я сидел в кресле, а Сарита на полу у моих ног, прижавшись головой к моему колену.

– Скоро у нас будет столько денег, что можно будет топить ими камин. Сегодня Криди спросил меня, что я намерен сделать с моим гонораром. Я сказал, что, возможно, построю дом. Как ты думаешь?

– Нам не нужно ничего строить, Джефф. Я видела как раз такой дом, какой нам нужен.

– Видела? Где?

– Это небольшой коттедж на Симеонских холмах. Его владельца зовут мистер Террелл. В прошлом году они с женой приглашали меня на ужин. Боже мой, Джефф! Там есть все, что нужно, он такой небольшой и уютный.

– А почему ты думаешь, что они могут его продать?

– Вчера я встретила мистера Террелла. Они с женой переезжают в Майами. Ей нужно солнце. Конечно, решать тебе, но ты должен хотя бы посмотреть на него. Я уверена, тебе понравится.

– Если тебе он подходит, то и мне тоже. Ты не знаешь, сколько он просит?

– Я позвоню ему завтра и спрошу.

Придумал, как распорядиться деньгами не я один.

На следующее утро Джек сообщил мне, что заказал себе «сандербед».

– Старина! Я им всем покажу! Пусть завидуют! – восклицал он. – Зачем деньги, если их не тратить? И потом, мне пора купить новую мебель. Ты не можешь уговорить Сариту присмотреть для меня что-нибудь? А то у меня нет времени самому заниматься всем этим.

– Приходи к нам сегодня на ужин и сам с ней поговори. У нас был разговор насчет покупки дома Терреллов на Симеонских холмах. Сарита должна сегодня все выяснить.

Он улыбнулся:

– Вот это жизнь, старина! Как мне это нравится! – Он собрал со стола кучу бумаг и сунул в свой портфель. – Ну ладно, мне пора идти. Увидимся вечером.

Все утро я вел переговоры с подрядчиками и подсчитывал наши расходы. Когда я решил перекусить сандвичем, завернутым мне Саритой на обед, в офис вошел запыхавшийся Криди с двумя ребятами, один из которых тащил фотоаппарат «Роллифлекс», а другой – софиты. Вид фотоаппарата снова заставил меня напрячься.

– Это корреспонденты из журнала «Лайф», – пояснил Криди. – Я им почти уже все рассказал про вас, теперь нужно сделать несколько снимков за рабочим столом. Осборн здесь?

Я сказал, что Джек на строительстве.

Пока я говорил, фотограф щелкнул вспышкой.

– Послушайте, я не хочу, чтобы мои фотографии публиковались в журнале, – сказал я. – У меня…

– Он у нас скромный, – засмеялся Криди. – На самом деле еще как хочет. Кто же не мечтает увидеть свою фотографию на обложке «Лайф»?

Фотограф продолжал щелкать вспышкой. И с этим ничего нельзя было сделать. Единственное, что я мог, – прикрыть шрам рукой, но второй парень сразу этим заинтересовался.

– Вы получили этот шрам на войне, мистер Холлидей?

– Да.

– Он должен быть виден на снимке. Вы не могли бы повернуть голову немного влево?

– Я не хочу его афишировать, – отрезал я. – Если вы оба не против, я хотел бы вернуться к работе.

Я видел, как Криди при этих словах нахмурился, но мне было наплевать.

Корреспонденты переглянулись, и фотограф побрел к двери. Другой в это время спросил меня:

– Вы лежали в местном госпитале пластической хирургии, верно, мистер Холлидей?

– Да.

– Наверное, это было тяжелое время?

– Не для одного меня.

Он сочувственно усмехнулся:

– Я слышал, вы играете на пианино, это правда?

– Когда выдается свободное время.

Я совершенно забыл про фотографа и отнял руку от лица. Неожиданная вспышка застала меня врасплох. Сделав этот последний снимок, фотограф тут же вышел, а корреспондент пожал мне руку, сказав, что теперь у них есть все материалы для статьи, и они с Криди ушли.

Это выбило меня из колеи на целый день. Теперь мои фотографии появятся в журнале «Лайф»! Я гадал, кто из моих знакомых в Лос-Анджелесе узнает в Джеффе Холлидее того самого Джеффа Гордона, с которым они когда-то были знакомы. И что за этим последует.

Только когда мы с Джеком приехали вечером ко мне, мне удалось стряхнуть с себя подавленность. Сарита была в прекрасном настроении. Оказывается, она уже позвонила мистеру Терреллу, и он подтвердил, что они уезжают через два месяца, и сказал, что, если мы хотим купить его дом, он наш. И Сарита договорилась, что после ужина мы подойдем к ним и осмотрим все на месте.

За ужином Джек рассказывал ей, как он думает обставить свой пентхаус, и Сарита обещала помочь ему все это осуществить.

После ужина мы втроем поехали на Симеонские холмы. Как только я увидел коттедж, расположенный высоко на холме, с большим садом и видом на реку, я тут же загорелся желанием его купить. Но в глубине души у меня уже поселился страх, и я не стал проявлять излишнего энтузиазма.

Внутри дом действительно оказался очень удобным, как и говорила Сарита. Он идеально подходил для нас: три спальни, большая гостиная, кабинет, навороченная кухня. Во внутреннем дворике располагались пристроенный к дому бар и большой мангал для шашлыков.

Террелл и его супруга просили тридцать тысяч, это было совсем недорого.

– Вот это дом! – воскликнул Джек. – Как раз то, что вам нужно! Да лучше не найдете, даже искать нечего.

Он был прав. Но что-то заставляло меня быть осторожным. Я попросил мистера Террелла время подумать. Он дал мне неделю на размышления.

Когда Джек уехал домой и мы готовились ко сну, Сарита спросила меня о впечатлениях о доме.

– Да. Отличный дом, но я не хочу спешить. Может быть, тебе имеет смысл съездить к Харкурту и посмотреть, что еще есть на рынке такого же плана. В любом случае у нас впереди еще неделя, и вполне можно повыбирать.

Следующие два дня пролетели незаметно. Я работал, не жалея сил, а Сарита занималась поисками дома. Она не находила ничего подходящего, и я чувствовал, что ей не очень нравится это занятие. Дом Терреллов настолько пришелся ей по душе, что она не хотела искать чего-то лучшего.

Последний номер журнала «Лайф» принесла домой Сарита. Крупным планом там красовалась моя фотография. Я сидел за своим рабочим столом, и мой шрам и нависшее веко были прекрасно видны. Комментарий был таков: «После окончания строительства моста в Холланд-Сити, на которое выделено шесть миллионов долларов, ветеран войны Джефф Холлидей намерен построить собственный дом. Виртуозный пианист, он играет по вечерам ноктюрны Шопена, отдыхая после шестнадцатичасового рабочего дня».

Текст обеспокоил меня больше, чем фотография. Он выдавал меня с головой, и, если учесть фото, любой из тех, кого я знал в Лос-Анджелесе, мог узнать во мне Джеффа Гордона.

На следующий вечер был банкет. Это было нелегкое испытание, но я перенес его достойно. Мэтисон наговорил про нас с Джеком много приятных вещей – что город нам полностью доверяет, что мы выросли как профессионалы на его глазах и он уверен, что мы далеко пойдем, что построим городу прекрасный мост, и много еще всего в таком же духе.

Во время его речи я взглянул на Сариту, стоявшую напротив меня. Ее глаза стали влажными, и вид был очень гордый. Мы улыбнулись друг другу. Это была одна из лучших минут в моей жизни.

В воскресенье прошло телевизионное интервью. Сариты не было в студии – она решила смотреть меня дома по телевизору.

Все вышло неплохо. Криди очень удачно придумал сделать макет будущего моста. Мы с Джеком смогли наглядно объяснить, как именно мы планируем вести работы. Думаю, мы убедили налогоплательщиков, что такой грандиозный проект нельзя построить без больших затрат.

Во время интервью Криди сказал:

– Не секрет, что на двоих вы получите за эту работу сто двадцать тысяч долларов. Как вы намерены распорядиться этими деньгами?

– После того как большая часть этих денег уйдет на налоги, я собираюсь купить машину, – сказал Джек.

Криди перевел взгляд на меня:

– А вы, мистер Холлидей, как я слышал, подумываете о новом доме?

– Верно, – подтвердил я.

– Будете сами его строить?

– Пока не знаю.

– Сначала ему придется мост построить, а потом уж думать о своем доме, – вмешался Джек, и интервью закончилось под общий смех.

Как только выключили камеру, Криди открыл бутылку шампанского и мы все выпили по бокалу. Мне не терпелось скорее вернуться домой и увидеть Сариту, но никак не удавалось улизнуть пораньше.

– Ну что, ребята, думаю, начало положено. Осталось только построить мост.

Мы пожали друг другу руки.

Тут ко мне подошел кто-то из работников студии:

– Вас к телефону, мистер Холлидей.

– Наверняка это его жена звонит сказать, как он хорошо смотрелся на экране, – сказал Джек. – Я подожду тебя внизу.

И они с Криди вышли из студии.

С минуту я колебался, но, поймав на себе удивленный взгляд работника, подошел к телефону и взял трубку.

Чутье подсказало мне, чей голос сейчас услышу. Я не ошибся.

– Привет, – сказала Рима. – Я только что посмотрела твое маленькое выступление. Поздравляю.

У меня на лбу проступил холодный пот. Вокруг было много людей, и нужно было соблюдать осторожность.

– Спасибо.

– Я смотрю, ты разбогател.

– Я не могу сейчас говорить.

– Я знаю. Встретимся в отеле «Каллоуэй» в десять вечера. Советую тебе прийти.

Она положила трубку. Я медленно опустил трубку на рычаг. Вынув платок, я вытер мокрое лицо. Я знал, что был бледен как смерть. Меня всего трясло.

– Что-нибудь случилось, мистер Холлидей?

– Нет, все в порядке.

– Наверное, всему виной жара от софитов. Вы плохо выглядите.

– Пойду выйду на улицу, там мне станет лучше.

– Хотите, я вас провожу?

– Нет, ничего. Все в порядке. Это просто от жары.

Я вышел из студии и двинулся к выходу, где меня ждали Джек и Криди.

Глава 2

I

Мне не сразу удалось разыскать отель «Каллоуэй». Когда же я наконец увидел его, он оказался одним из тех грязных притонов, где снимают комнату на пару часов. Такие заведения были разбросаны по всему восточному побережью реки Холланд. Время от времени полиция закрывала их, но они неизменно возрождались под новыми вывесками.

После того как я отвез Криди в ресторан, где он встречался с женой, и забросил домой Джека, оставалось всего ничего до десяти вечера и заезжать домой не было смысла. Я позвонил Сарите и сказал, что мне нужно еще заехать в офис и подготовить кое-какие цифры для статьи, которую пишет Криди. И добавил, что мы с ним вместе поужинаем и я точно не знаю, во сколько вернусь. Было очень стыдно врать ей, но я не мог ей рассказать про Риму.

В холл отеля я вошел в начале одиннадцатого. За стойкой администратора стоял пожилой седовласый негр. У двери – потускневшая медная кадка с пыльной пальмой. В холле расставлено пять довольно убогих плетеных бамбуковых стульев. Гнетущая атмосфера запустения царила в этом Богом забытом месте.

Я в замешательстве огляделся. В углу, видимо в единственном во всем заведении кожаном кресле, сидела женщина в потертой одежде, зажав сигарету в густо намазанных помадой губах. Она смотрела на меня.

Я не сразу узнал в ней Риму. Ее уже не украшали знакомые серебристые волосы – они были перекрашены в темно-красный цвет и коротко пострижены рваными прядями. Она была в черном костюме, затертом до дыр, и в поблекшей зеленой блузке, измятой и несвежей.

Я медленно двинулся к ней под пристальным взглядом пожилого негра, и мы обменялись взглядами.

Годы ее не пощадили. Нездоровая бледность царила на ее опухшем лице. Она выглядела намного старше своих тридцати. Румяна, неровно нанесенные на щеки, могли обмануть разве что ее саму, но никак не время. Глаза стали холодными и жесткими: пустые, равнодушные глаза уличной проститутки, два камня, которые обмакнули в темно-синие чернила.

Страшно было видеть, что с ней стало. Услышав по телефону ее голос, я вспомнил ту Риму, какую видел в последний раз; сейчас же передо мной была совершенно чужая женщина, хотя я знал, что это была она. Несмотря на темно-красные волосы и появившуюся в ней жесткость, ошибиться было невозможно: это была Рима.

Я смотрел в ее каменные глаза, пока она скользила взглядом по моему костюму, плащу, который я держал в руке, по моим ботинкам. Затем она посмотрела мне в лицо.

– Привет, Джефф, – начала она. – Давно мы с тобой не виделись.

– Лучше уйти отсюда и поговорить где-нибудь в другом месте, – сказал я и заметил, что голос у меня звучит хрипло.

Она приподняла брови:

– Не хочу тебя компрометировать. Ты теперь большой человек. Если твои богатые приятели увидят нас вместе, они могут сделать неправильные выводы.

– Мы не может говорить здесь. Пойдем в мою машину.

Она отрицательно покачала головой:

– Мы будем говорить здесь. Не обращай внимания на Джо. Он совершенно глухой. Ты мне купишь чего-нибудь выпить?

– Выбирай, что хочешь.

Она поднялась, подошла к стойке администратора и позвонила в звонок прямо под ухом негра, который в испуге отпрянул, бросив на нее злобный взгляд.

Из комнаты за стойкой вышел человек: высокий, толстый итальянец с жирными черными волосами и заросшим щетиной подбородком. На нем была грязная ковбойка и еще более грязные фланелевые штаны.

– Тони, принеси нам бутылку виски, два стакана и сифон с содовой, – небрежно бросила Рима. – И побыстрее.

Жирный Тони хмуро взглянул на нее:

– А кто будет платить?

Она кивнула на меня:

– Вот он. И давай быстрее.

Его черные, налитые кровью глаза оценивающе оглядели меня, затем он кивнул и удалился.

Я пододвинул к себе один из плетеных стульев, чтобы присесть рядом с Римой и в то же время держать в поле зрения вход.

Она вернулась к своему креслу. Пока она шла, я заметил, что чулки у нее все в затяжках, а туфли вот-вот развалятся.

– Прямо как в старые добрые времена, да? – сказала она, присаживаясь. – Конечно, если не считать, что ты теперь женат. – Она вынула пачку сигарет и закурила, выдыхая дым через ноздри. – Надо сказать, ты многого добился, если иметь в виду, что все это время ты мог бы провести в тюрьме и сейчас уже, может быть, гнил бы где-нибудь на тюремном кладбище.

Жирный итальянец принес виски. Я заплатил, сколько он сказал, он почему-то изумленно посмотрел на меня, после чего отправился назад, в свою каморку.

Дрожащей рукой Рима налила в один из стаканов большую порцию виски и сунула бутылку мне. Я к ней даже не прикоснулся. Я смотрел, как она залпом выпила половину порции неразбавленного виски, потом долила воды из сифона в то, что осталось в стакане.

– Что-то ты не слишком разговорчив, – сказала она, глядя на меня. – Ничего не хочешь мне рассказать про себя? Как ты жил все эти годы? Вспоминал меня?

– Я вспоминал тебя, – ответил я.

– Может, тебе было интересно, чем я занимаюсь?

Я молчал.

– А у тебя сохранилась та пленка с моим голосом?

Еще до того, как я вернулся домой, я выбросил пленку, чтобы уже ничто не напоминало мне о Риме.

– Она потерялась, – сказал я деревянным голосом.

– Вот как? Жаль. Хорошая была запись. – Рима налила себе еще. – Она, наверное, стоила кучу денег. Я думала, ты ее сохранишь и я смогу ее продать.

Так, началось, подумал я. Я ждал. Она пожала плечами.

– Ну, раз ты ее потерял и раз ты теперь разбогател, думаю, ты не откажешься выплатить мне за нее компенсацию.

– Я ничего не собираюсь тебе выплачивать, – процедил я.

Она допила стакан и щедро налила себе еще.

– Значит, ты женился. Похоже, ты переменил свои взгляды. Насколько я помню, раньше ты не особенно интересовался женщинами.

– Рима, не будем об этом говорить. Я думаю, нет смысла продолжать этот разговор. Мы с тобой живем в разных мирах. У тебя тоже был свой шанс, но ты его упустила. Я же своим воспользовался.

Она полезла под блузку, чтобы почесать себе ребра. Этот ее жест сразу перенес меня в прошлое, неприятно задев.

– Твоя жена знает, что ты убил человека? – Она взглянула мне прямо в глаза.

– Я никого не убивал, – сказал я ровным голосом. – И оставь мою жену в покое.

– Что ж, хорошо, раз ты в этом так уверен, я думаю, ты не будешь возражать, если я пойду прямо в полицию и расскажу им, что ты убийца.

– Слушай, Рима, – выпалил я. – Ты прекрасно знаешь, так же как и я, что это ты убила охранника. Сейчас никто не поверит тебе. Твое слово против моего слова, и, скорее всего, поверят мне. Так что давай не будем об этом.

– Когда я увидела в «Лайф» твою фотографию в роскошном офисе, я просто глазам своим не поверила – так мне повезло, – сказала она. – Я приехала только что – успела посмотреть твое выступление по телевидению. Значит, у тебя скоро будет шестьдесят тысяч баксов. Это колоссальные деньги. Сколько из них ты дашь мне?

– Ни цента. Я ясно выражаюсь?

Она засмеялась:

– А придется. Заплатишь мне за потерянную пленку, которую я оцениваю в шестьдесят тысяч. А может быть, и больше.

– Рима, ты слышала, что я тебе сказал. Если будешь меня шантажировать, я сдам тебя в полицию.

Она все еще держала в руке стакан, хотя допила виски, а ее каменные глаза скользили по моему лицу.

– Джефф, у меня остался пистолет, – сказала она. – В полиции Лос-Анджелеса есть твое описание. Им известно, что человек, которого они ищут за убийство, имеет нависшее правое веко и шрам через всю щеку. Все, что мне надо сделать, – это пойти в ближайший полицейский участок и сказать, что мы с тобой те, кого они разыскивают. Если я отдам им пистолет, ты приговорен. Все очень просто.

– Не совсем, – возразил я. – Ты будешь соучастницей убийства, даже если они поверят в твою историю. Ты тоже сядешь в тюрьму. Не забывай об этом!

Она расхохоталась, откинувшись на спинку кресла:

– Какой же ты болван! Да неужели ты думаешь, что меня можно испугать тюрьмой? Посмотри на меня! Мне нечего терять. Я конченый человек. Смазливой внешности, как раньше, у меня уже нет. Я не могу спеть ни одной ноты. Я обыкновенная наркоманка, вечно в поисках денег на дозу. Даже если меня отправят в тюрьму, что мне терять? Может быть, мне там будет даже лучше! – Она наклонилась ко мне, и ее лицо стало злым и жестоким. – Но тебе-то не все равно! Ты ведь не хочешь попасть в тюрьму! Тебе есть что терять. Ты хочешь построить этот мост? Ты хочешь по-прежнему спать со своей любимой женой? Ты хочешь сохранить положение в обществе? Свою репутацию? У тебя есть все. А у меня ничего. Если ты не выполнишь то, что я требую, мы с тобой сядем в тюрьму вместе. Подумай, Джефф, я не шучу. И не блефую. В конце концов, все дело в деньгах. На этом свете деньги решают все. Я хочу получить эти деньги и получу их. Тебе придется заплатить или сесть вместе со мной!

Я смотрел на нее. Она говорила правду. Терять ей было совершенно нечего. Ниже уже не опустишься. В тюрьме ей действительно было бы лучше.

Надо попробовать запугать ее, хотя это вряд ли поможет.

– Тебе светит, как минимум, десять лет. Как ты вынесешь их под замком без морфия?

Она рассмеялась:

– А как ты вынесешь двадцать лет без любимой жены? Это уже не моя забота. Может, меня там вылечат. Как, по-твоему, я жила все эти годы? Как я наскребала денег на то, чтобы достать дозу? Я была проституткой. Только представь себе! Представь свою милую молодую жену, которая каждую ночь имеет дело с уймой мужчин. Меня не испугаешь тюрьмой, Джефф! А вот тебя можно. Тюрьма мне будет домом родным после всего, что я прошла. Так что или плати, или отправляйся за решетку.

Она опустилась и изменилась до неузнаваемости, и я понял, что пропал. Против меня возбуждено уголовное дело. Даже если удастся оправдаться за убийство, мне все равно грозит решетка, думал я, и мой страх стал перерастать в глухую ярость. Я так многого добился. Я достиг всего, что хотел. До ее звонка мое будущее было совершенно ясным и определенным. А теперь я у нее в ловушке. Стоит ей щелкнуть кнутом, и я вынужден буду повиноваться. Я был уверен, что она решила выдоить из меня все до последней капли.

– Что ж, – сказал я. – Хорошо. Я дам тебе денег. Я дам тебе пять тысяч долларов. Это все, что я могу. Думаю, тебе и так крупно повезло.

– О нет, Джефф. У меня к тебе свой счет. Я не забыла, как ты когда-то поступил со мной. – Она подняла руку к лицу. – Никакому сукину сыну не пройдет даром бить меня по лицу и уйти от ответа. Теперь условия диктую я. Та пленка, которую ты потерял, будет стоить тебе ровно шестьдесят тысяч долларов. Первые десять тысяч я хочу получить уже на этой неделе. Еще десять тысяч – первого числа следующего месяца, следующие тридцать – через месяц и последние десять – еще через месяц.

Кровь ударила мне в лицо, но я сдержался:

– Нет!

Она засмеялась:

– Хорошо, как хочешь. Подумай об этом, Джефф. Я не блефую, поверь. Ты или заплатишь мне, или окажешься в тюрьме. Это мое последнее слово. Поступай, как знаешь.

Я обдумал ситуацию. Выхода не было. Я оказался в ловушке. Но она на этом не остановится. Она истратит деньги и станет просить еще. Единственное, что могло избавить меня от этого непрерывного шантажа, – ее смерть. Я вдруг ясно понял, что, если я хочу жить так, как прежде, мне придется убить ее.

Эта мысль не вызвала у меня шока. Я не питал к ней никаких человеческих чувств. Она была развратной, опустившейся – просто выродком. Убить ее – все равно что раздавить мерзкое насекомое.

Я с ледяным спокойствием открыл портсигар, вытащил сигарету и закурил.

– Похоже, ты приперла меня к стенке, – сказал я. – Что ж, хорошо, твоя взяла. Я достану десять тысяч. Они будут у меня завтра. Жди меня возле этого отеля завтра в это же время, я их тебе принесу.

Она улыбнулась мне, и от ее улыбки у меня все похолодело внутри.

– Я знаю, что ты задумал, Джефф. Я это предвидела. У меня было много времени подумать, пока ты трудился в поте лица, чтобы заработать свои деньги. Я поставила себя на твое место. «Как бы я отреагировала?» – спросила я себя. – Она сделала паузу и выпустила дым изо рта, затем продолжила: – Сначала я попыталась бы найти какой-нибудь выход. Но я быстро убедилась бы, что все пути перекрыты, кроме одного. – Она подалась ко мне и заглянула мне прямо в глаза: – Ведь тебе это тоже пришло в голову, правда, Джефф? Единственное спасение в том, чтобы я оказалась мертвой. Ты ведь уже решил убить меня, не так ли, Джефф?

Я сидел не двигаясь, глядя прямо на нее. Кровь отлила от моего лица, все тело сделалось слабым и влажным.

– На этот случай у меня есть меры предосторожности. – Она открыла потрепанную сумочку. Потом вынула из нее клочок бумаги и швырнула мне на колени. – Будешь переводить мне деньги на этот счет. Это счет в банке «Пасифик энд Юнион» в Лос-Анджелесе. Это не мой банк, но у них есть указание переводить деньги на другой счет, и ты никогда не узнаешь, куда именно. Я не оставлю тебе никаких шансов. Ты никогда не сможешь узнать, куда мне переводят деньги и где я буду жить. Так что не надейся, что сможешь убить меня, Джефф, потому что после этой встречи ты никогда меня больше не увидишь.

Я с трудом поборол отчаянное желание схватить ее за горло и задушить прямо здесь.

– Я смотрю, ты обо всем позаботилась?

– Думаю, что да. Дай мне свой бумажник. Мне нужны деньги. – Она протянула руку.

– Пошла к черту.

Она улыбнулась:

– А помнишь, как ты много лет назад так же требовал отдать тебе сумку и выгреб оттуда все до цента? Дай сюда бумажник, Джефф, или нам придется прогуляться до ближайшего полицейского участка.

Мы смотрели друг на друга несколько долгих мгновений, потом я вынул бумажник и бросил ей на колени.

В то утро я заходил в свой банк, и с собой у меня было двести долларов. Она взяла все и бросила бумажник на стол. Потом поднялась, засовывая деньги в сумку, прошла через холл и снова позвонила в звонок.

Тот же жирный итальянец появился на пороге. Она что-то сказала ему. Я не слышал, что именно. Она отдала ему часть денег. Он ухмыльнулся и пошел обратно к себе.

Рима подошла ко мне:

– Я ухожу. Ты меня больше не увидишь, если только не задумаешь выкинуть какой-нибудь номер. На этой неделе пошлешь чек на десять тысяч долларов по адресу в Лос-Анджелесе, который я тебе дала. Первого числа следующего месяца вышлешь еще десять тысяч. В следующем месяце переведешь тридцать тысяч. Еще через месяц – последний чек на десять тысяч. Все ясно?

– Да. – Если она сейчас уходит, мне надо пойти за ней. Если потеряю ее из виду, не смогу больше найти. – Но не думай, что все это сойдет тебе с рук.

– Разве нет?