Текст книги "Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества"

Но если изобретатели экзогамии не считали, что сожительство ближайших кровных родственников вредно для потомства, могли ли они полагать, что это вредно для самих родителей? Могли ли они думать, что половой акт с близким родственником сам по себе наносит вред одной или обеим сторонам помимо каких-либо социальных последствий или моральных сомнений? Раньше мы предполагали, что это было так, и, соответственно, мы были склонны искать исток происхождения экзогамии, или запрета на инцест, в суеверии такого рода, беспочвенном страхе, что инцест сам по себе вреден для тех, кто его совершает. Но есть серьезные и, как нам теперь кажется, убедительные возражения против этой точки зрения. Во-первых, существует очень мало свидетельств того, что дикари считают половые сношения между близкими родственниками вредными для их непосредственных участников[71]71
  Действительно, у некоторых народов, которые в принципе не запрещают кровосмешение, инцест с сестрой или дочерью предписывается как средство обретения удачи в некоторых делах, таких как охота, рыбалка, война. См.: Ferrand G. Les Musulmans à Madagascar et aux Îles Comores. Deuxieme Parlie (Paris, 1893). P. 20 и далее; Gennep A. van. Tabou et Totemisme à Madagascar (Paris, 1904). P. 342 и далее; Junod H. A. The Life of a South African Tribe (Neuchâtel, 1912–1913). II. P. 60; Smith E. W., Dale A. M. The Ila-speaking Peoples of Northern Rhodesia (London, 1920). I. P. 261; II. P. 83 и далее.


[Закрыть]. Если бы корнем возникновения экзогамии был вред инцеста для совершающих его, то, скорее всего этот страх был бы особенно глубоко укоренен в среде австралийских аборигенов, которые практикуют экзогамию в более строгих вариантах, чем кто бы то ни было. Однако, насколько нам известно, в отношении австралийских аборигенов нет сведений, подтверждавших бы, что такой страх им свойствен и руководит ими при соблюдении сложных правил экзогамии.

Но простое отсутствие доказательств – не самый убедительный аргумент против рассматриваемой гипотезы, поскольку, к сожалению, имеющиеся у нас сведения о жизни дикарей столь неполны, что из отсутствия сведений не следует делать вывод об отсутствии самого явления. Отрицательное свидетельство в чистом виде всегда аргумент сомнительный, но особенно сомнителен он в антропологии. Выводы, сделанные с уверенностью на основании простого отрицания, могут быть опровергнуты на следующий день открытием единственного положительного факта. Вполне возможно, что дикари все-таки верят в пагубные последствия инцеста для совершающих его, хотя надо признать, что в настоящее время зарегистрировано чрезвычайно мало таких случаев. Более серьезное возражение против гипотезы, которая возводит экзогамию к такому убеждению, вытекает из крайней суровости, с которой в большинстве экзогамных племен нарушения экзогамии наказывались общиной. Обычно наказание за подобное – смертная казнь обоих преступников. Если бы люди думали, что кровосмешение вредит самой совокупляющейся паре и никому другому, общество вполне могло бы остановиться на том, чтобы предоставить грешникам страдать от естественных и неизбежных последствий их греха. Зачем вмешиваться и наказывать их за тот вред, который они причиняют сами себе? Можно считать аксиомой, применимой ко всем фазам развития общества, что общество наказывает только за социально опасные проступки, то есть за проступки, которые считаются вредными не только и не столько для совершающих их, но обществу в целом; и чем суровее наказание, тем более серьезный ущерб они, как предполагается, нанесли или могли бы нанести обществу. Но сообщество не может назначить наказания тяжелее смертной казни; поэтому преступлениями, караемыми смертной казнью, являются по логике те, которые считаются наиболее опасными и наносящими ущерб всему народу. Из этого следует, что, обычно наказывая смертью нарушения экзогамии, или в данном случае инцест, экзогамные племена считают это преступление наиболее общественно опасным. Только таким образом мы можем разумно объяснить и тот ужас, который обыкновенно вызывает у них инцест, и крайнюю строгость, с которой они относятся к нему, вплоть до убийства виновных.

В чем же тогда заключается великий вред для общества, приносимый инцестом? Какой опасности виновные подвергали опасности все племя, совершая сие преступление? Ответить попробуем следующим образом. Считалось, что инцест близких родственников делает женщин племени бесплодными и ставит под угрозу общие запасы продовольствия, препятствуя размножению употребляемых в пищу животных и росту съедобных растений; иными словами, считалось, что результатом инцеста является бесплодие женщин, животных и растений. По-видимому, такого мнения придерживались многие народы в разных частях света. Идея о том, что половые преступления вообще и инцест в частности губят урожай, распространена среди народов малайского происхождения на некоторых островах Индийского океана и их сородичей в Индокитае. В этом также убеждены некоторые коренные народности Западной Африки, и есть основания полагать, что сходные представления о пагубном воздействии инцеста на женщин и крупный рогатый скот, а также на зерно преобладали у древних семитов и ариев, включая древних греков, древних латинян и древних ирландцев. Итак, если бы основатели экзогамии придерживались каких-либо подобных убеждений, то убеждения эти, очевидно, были бы совершенно достаточны для учреждения экзогамии, поскольку они позволяют объяснить природу отвращения к инцесту и крайнюю суровость, с которой за него наказывали. Нельзя представить себе большего вредительства, чем лишение женщин возможности рожать детей и создание угрозы источникам продовольствия; первое препятствует продолжению рода, а второе грозит голодной смертью. Таким образом, наиболее серьезные опасности, которые угрожают любому сообществу, заключаются в том, что его женщины не будут рожать и что нечего будет есть. Преступления, которые ставят под угрозу деторождение и добычу пропитания, заслуживают самого строго наказания в любом сообществе, которому дорого собственное существование. Следовательно, если дикари, учредившие экзогамию, действительно предполагали, что инцест мешает женщинам рожать, животным множиться, а растениям – расти и плодоносить, то по-своему они были совершенно правы, принимая тщательно продуманные меры предосторожности против кровосмесительных половых союзов, в рамках этих воззрений смертельно опасных для общины.

Но действительно ли они так считали? Единственный момент, не позволяющий утверждать это, – отсутствие свидетельств того, чтобы таких представлений придерживались самые примитивные экзогамные сообщества, а именно австралийские аборигены. Если бы эти представления действительно обусловили возникновение экзогамии, то у австралийских аборигенов мы бы их точно обнаружили. Далее следует отметить, что все народы, которые, по современным данным, придерживаются рассматриваемых убеждений, занимаются сельским хозяйством, и чего они особенно боятся, так это пагубного действия инцеста на урожайность посевов. Даже не так часто упоминается, что они опасаются за репродуктивные способности женщин и скота, хотя это может быть частично объяснено тем простым обстоятельством, что некоторые из этих народов не держат скот. Но первобытные основатели экзогамии, если мы можем судить по современным австралийским аборигенам, определенно не занимались сельским хозяйством; они даже не знали, что семя, брошенное в землю, прорастет и станет растением. Таким образом, известная распространенность мнения о вреде инцеста для репродуктивных способностей женщин, скота и растений позволяет предположить, что оно свойственно культурам несколько более развитым, чем культура зачинателей экзогамии. Можно было бы утверждать, что все подобные представления о пагубных последствиях инцеста являются скорее следствием, чем причиной его запрета; то есть народы, о которых идет речь, вероятно, сначала запретили браки между близкими родственниками по каким-то неизвестным причинам, а затем столь привыкли придерживаться этого запрета, что его нарушение стало считаться противоестественным извращением. Вполне возможно, что это суеверие появилось скорее позже, чем раньше, и, следовательно, оно не может быть первопричиной экзогамии.

С другой стороны, надо иметь в виду, что вышеизложенное сомнение основано лишь на отсутствии соответствующих свидетельств. Убежденность во вреде инцеста для репродуктивности пока не замечена у австралийских аборигенов, то есть там, где его можно было ожидать найти в наиболее явном виде. Но мы уже указывали, что полагаться только на отрицательные свидетельства опасно. Рассмотрев эту тему возможно более тщательным образом, мы с осторожностью и некоторыми колебаниями все же склоняемся к тому, что экзогамия все-таки возникла именно из убеждения в пагубном воздействии инцеста не на совершающих его (во всяком случае, не на мужчину и не на потомство), а на женщин и особенно на животных и растения, служащих источниками пропитания. Смеем предположить, что более тщательные исследования быта и воззрений наиболее примитивных экзогамных народов современности, в особенности австралийских аборигенов, все еще может выявить, что они смотрят на инцест именно так. По крайней мере, если это не является источником экзогамии, то мы должны будем признаться, что совершенно сбиты с толку, ибо иных веских предположений на этот счет не имеем.

Исследования американского этнографа Л. Г. Моргана и других ученых за последние 60 или 70 лет показывают, что, подобно первобытным людям во многих, если не во всех частях света, австралийские аборигены ведут отсчет родственных связей в соответствии с так называемой классификационной системой родства. Фундаментальный принцип этой системы заключается в том, что родство устанавливается скорее между группами, чем между отдельными людьми; например, в соответствии с ней человек называет отцом не конкретного мужчину, но мужчин из определенной группы – тех, кто в соответствии с обычаями племени теоретически может быть его отцом. Матерью называют не одну женщину, а всех женщин из числа тех, кто в соответствии с обычаями племени, в принципе может быть его матерью. Братом и сестрой называют не только детей своего отца, но вообще любых мужчин и женщин, которые являются детьми тех, с кем его отец и мать теоретически могли заключить брак в соответствии с обычаями этого племени. Женой называют любую женщину из числа тех, на ком обычаи племени теоретически позволяют жениться. Аналогично – в отношении сыновей и дочерей. Какой бы странной ни казалась нам эта система групповых взаимоотношений, она распространена в наши дни на значительной территории, скорее даже в большей части мира. Как мы вскоре увидим, это объяснимо только гипотезой о том, что эта система возникла из системы группового брака и в общем-то ее иллюстрирует. Под системой группового брака мы понимаем то положение вещей, при котором группа мужчин пользовалась супружескими правами по отношению к группе женщин, так что любой мужчина из одной группы мог называть любую женщину из другой группы своей женой и относиться к ней как к таковой; в то время как каждый ребенок, рожденный от таких групповых союзов, называл отцом всех мужчин соответствующей группы (в том числе настоящего отца), а матерью – всех женщин соответствующей группы (в том числе настоящую мать). Такие обращения ни в коем случае не подразумевают убеждения в том, что говорящий был зачат всеми мужчинами из группы его отца или рожден всеми женщинами из группы его матери. Они подразумевают лишь то, что человек находится в определенных социальных (не физических, не кровных) родственных отношениях со всеми мужчинами и женщинами этих групп. Обязанности, которые он перед ними имеет, и права, которыми он в их отношении располагает, одинаковы вне зависимости от конкретного человека внутри данной группы, будь то родной отец, родная мать или другой член группы. При этой системе отцовства и материнства, братство и сестринство, сыновство и дочерство являются понятиями не кровных, а социальных уз, причем кровными узами либо вовсе пренебрегают, либо, во всяком случае, они отодвинуты как бы на второй план. Первостепенное значение придавалось отношениям, связывающим всех членов данной группы. По всей видимости, это был период не индивидуализма, а социального коммунизма; и если мы вспомним, насколько слаб каждый отдельный человек по сравнению с более крупными животными, мы, возможно, будем готовы признать, что в ту доисторическую эпоху общая борьба за выживание связывала большие группы мужчин и женщин более тесными узами (и более существенными для функционирования и развития сообщества), чем те, что ограничивали бы семейную группу одной парой и их потомством. Тогда, возможно, даже в большей степени, чем сейчас, сила была в единении: разобщенность и раздробленность коллектива подвергли бы наших предков риску быть истребленными их свирепыми и гораздо более сильными врагами, крупными плотоядными животными.

Достаточно взглянуть на основные условия взаимоотношений у центральных и северных племен Австралии, чтобы увидеть их классификационный характер. Это значит, что термины родства обозначают не конкретных людей, а группы людей. Каждый индивид классифицируется как сын или дочь многих отцов и многих матерей. Индивид классифицирует в качестве братьев и сестер множество мужчин и женщин, которые в нашей системе вообще не считались бы его родственниками. Каждый мужчина классифицирует многих женщин как своих жен, в том числе и ту, с которой состоит в браке. Каждая женщина считает своими мужьями многих мужчин, в том числе и того, с кем состоит в браке. Каждый мужчина и каждая женщина считают своими детьми многих мальчиков и девочек, которых они не зачинали и не рожали. Таким образом, все население распределено по группам, и система родства состоит из отношений этих групп друг к другу. Единственным разумным и логичным объяснением такой системы групповых отношений является то, что она возникла в системе группового брака, то есть в таком состоянии общества, при котором группы мужчин осуществляли супружеские права в отношении групп женщин, и свойственное моногамности ограничение количества супругов одним еще не было известно. Таким образом нетрудно объяснить, почему каждый мужчина называет женой целое множество женщин, а каждая женщина называет мужем целое множество мужчин, хотя супружеских отношений в физическом смысле между ними может и не быть. Также ясно, почему каждый мужчина и каждая женщина называет отцом и матерью целые группы мужчин и женщин, из которых никак не может быть больше двух родителей; почему каждый мужчина и каждая женщина называют братом и сестрой целые группы мужчин и женщин, с которыми у них может не быть ни одной капли родной крови; и почему, наконец, каждый мужчина и каждая женщина считают своими сыновьями и дочерьми целые группы мужчин и женщин, к рождению которых они не имеют отношения. Говоря кратко, групповой брак замечательно объясняет групповые взаимоотношения, и мы затрудняемся отыскать какое-либо еще объяснение.

Многие с крайней неохотой признают, что все человечество или, по крайней мере, его бóльшая часть прошло через стадию социальной эволюции, когда индивидуальный брак был неизвестен. Единственным серьезным препятствием для принятия этого простого и достаточного объяснения классификационной системы является трудность понимания того, что к человеку вообще должны относиться как к ребенку многих матерей. Эта трудность существует только до тех пор, пока мы путаем привычное нам слово «мать» с соответствующими, но ни в коем случае не эквивалентными терминами в языках дикарей, у которых есть система классификации. Мы подразумеваем под «матерью» женщину, которая родила ребенка; австралийские аборигены подразумевают под «матерью» женщину, находящуюся в определенном социальном отношении к группе мужчин и женщин, независимо от того, родила она кого-либо из них или нет. Она является «матерью» для этой группы, даже если у нее на руках младенец. Видели, как взрослый мужчина играл с маленькой девочкой, которую он называл вполне серьезно «матерью», но, разумеется, он не думал, что эта девочка его родила. Он просто использовал термин родства «мать» в австралийском, а не в английском смысле; и если мы попробуем абстрагироваться от искажений, возникающих из-за употребления одного и того же слова в двух разных значениях, нам будет намного проще понять классификационную систему взаимоотношений. Не следует думать, что, как пишет Риверс, кровные узы между матерью и ее отпрысками при системе группового брака оказываются забыты в дальнейшей жизни до такой степени, что взрослые будут не уверены, кто их мать в нашем смысле слова и кто их отец. Об истинных отношениях между матерью могли вспомнить всегда, но это скорее были случайности, которые никоим образом не влияли на место матери в классификационной системе, поскольку она относилась к группе «матерей» как до, так и после рождения ее ребенка. Точно так же мальчик причисляется к группе «отцов» еще в раннем детстве и относится к ней с таким же правом, как мужчина, глава и родитель большого семейства. Классификационная система основана на супружеских, а не на родительских отношениях. Она основана на разделении общины на две группы, вступающие в смешанные браки. Все остальные группы и все групповые отношения в системе, по-видимому, являются производными от этого первичного подразделения.

Если читатель не сочтет за труд сравнить отношения мужчин и женщин, которые мы теоретически вывели из простого экзогамного деления сообщества пополам[75]75
  См.: Totemism and Exogamy. Vol. IV. P. 123–124.


[Закрыть], с отношениями, фактически признаваемыми классификационной системой, он сразу увидит их соответствие друг другу, хотя для простоты и ясности мы воздержались от того, чтобы рассмотреть эту систему в ее более отдаленных разветвлениях в четвертом и пятом поколениях. Соответствие это убеждает нас в том, что классификационная система взаимоотношений возникла в результате простого разделения сообщества на два экзогамных класса и ни из-за чего другого. Следует особо отметить, что двухклассовая система экзогамии, или дуальной организации, как ее часто называют, сама по себе достаточна для создания классификационной системы взаимоотношений, на которую, по-видимому, не оказало существенного влияния последующее принятие четырехклассовой и восьмиклассовой систем в некоторых племенах. Это наблюдение важно, поскольку, в то время как классификационная система взаимоотношений распространена на большей части земного шара, системы четырех и восьми классов до сих пор были обнаружены только в Австралии. В отсутствие доказательств обратного мы, соответственно, заключаем, что последовательное разделение двухклассовой системы на четыре и восемь классов было изобретением исключительно австралийским и что существование классификационной системы в других частях света не дает оснований предполагать, что там когда-либо практиковали экзогамию в более сложных вариантах, чем простая двухклассовая система. Таким образом, с учреждением двух экзогамных классов и при наличии группового брака классификационная система взаимоотношений возникает сама собой; она просто определяет отношения всех мужчин и женщин сообщества друг к другу в соответствии с поколением и экзогамным классом, к которому они принадлежат. Кажущаяся сложной система взаимоотношений и кажущаяся сложной система экзогамии, на которой она основана, оказываются достаточно простыми, если мы рассматриваем их с точки зрения разделения сообщества пополам на два экзогамных класса.

Отношения, основанные на правах групп мужчин по отношению к группам женщин, выражены и, так сказать, выкристаллизовались в системе групповых отношений, известной как классификационная система. Она сохранялась во многих частях мира еще долгое время после того, как исчез групповой брак. Систему групповых взаимоотношений можно сравнить со слепком, снятым с живой системы группового брака: словно труппа актеров представляет произведение во всех деталях, изображая его органическую структуру и фиксируя ее для потомков уже после того, как сам организм мертв и обратился в прах. В Центральной Австралии система группового брака сохранялась наряду с системой групповых взаимоотношений вплоть до нашего времени; и это, пожалуй, единственная часть света, где оригинал и слепок были найдены вместе, причем один все еще как бы накладывался на другой и соответствовал ему в большой степени, хотя и не с совершенной точностью, ибо даже здесь система группового брака перешла в иное состояние и движется к закату.

Изучая австралийские племена, у которых сохранился и слепок, и в какой-то мере оригинал, то есть и система групповых взаимоотношений, и система группового брака в более явном виде, чем где-либо еще, мы можем с относительной точностью определить природу и масштабы этого явления в жизни групп, вступающих в смешанные браки, на основе которых развились условия групповых взаимоотношений. У австралийских аборигенов число таких групп, вступающих в смешанные браки, обычно составляет две, четыре или восемь, в зависимости от племени; в одних племенах две экзогамные группы, в других четыре, а в третьих – восемь. Здесь эта система работает, явного упадка не видно, число экзогамных классов неизменно равно двум или кратно двум, но никогда не бывает нечетным. Это наводит на мысль, которую, как правило, подтверждают все свидетельства, что эти различные группы образовались в результате целенаправленного и последовательного разделения сообщества сначала на две, затем на четыре и, наконец, на восемь экзогамных и вступающих в смешанные браки групп, или классов. Насколько нам известно, еще никто не брал на себя смелость утверждать, что развитие общества подчинено законам физики, в силу которых сообщества, подобно кристаллам, естественно и неосознанно объединяются в идентичные структуры или распадаются на однотипные единицы в соответствии с жесткими математическими закономерностями. Результатом этих последовательных делений, конечно, является все большее и большее ограничение числа женщин, с которыми мужчина может законно вступать в половые отношения. При разделении сообщества на две группы, или класса, он ограничен в своем выборе, грубо говоря, половиной женщин; при разделении на четыре он ограничен каждой четвертой женщиной; при делении на восемь ограничен каждой восьмой. Конечно, этим не подразумевается, что мужчина имеет сейчас или когда-либо имел сексуальные отношения со всеми женщинами группы, на которых ему разрешено жениться; но он называет всех этих женщин своими женами, и хотя теперь у него обычно есть одна или несколько женщин, с которыми он сожительствует и не сожительствует с другими, нам представляется вероятным, что это ограничение явилось результатом того же постепенного сокращения групп, вступающих в смешанные браки, которое наиболее отчетливо проявляется при последовательном разделении сообщества на два, четыре и восемь классов, вступающих в смешанные браки. Иными словами, мы можем предположить, что раньше половые отношения между группами мужчин и женщин были гораздо более свободными, чем сейчас, а также что мужчины одной группы гораздо чаще пользовались супружескими правами в отношении женщин соответствующей группы. Этими правами теоретически они все еще обладают, хотя на практике они в значительной степени уже ушли в прошлое.