Текст книги "Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества"

Эти крайне примитивные дикари следовали принципу экзогамии с практической изобретательностью, логической тщательностью и точностью, которых ни одна другая известная раса людей не проявляет в своих системах брачных союзов. Соответственно, изучение их брачных институций, которые были точно описаны высококвалифицированными наблюдателями, дает наилучшее представление о смысле экзогамии. Именно в Австралии мы должны искать решение загадки экзогамии и тотемизма.

Исчерпывающие сведения об австралийских системах брачных союзов уже были представлены читателю[60]60
  Totemism and Exogamy. Vol. I. P. 175–579.


[Закрыть], и я в общих чертах изложил их общие принципы, чтобы четко обозначить их предназначение. Мы видели, что эти брачные системы можно разделить на классовые варианты различной степени сложности: от простейшего двухклассового до самого сложного восьмиклассового. Среднее положение занимает четырехклассный вариант. Все три варианта – двухклассная система, четырехклассная система и восьмиклассная система – могут быть либо патрилинейными, либо матрилинейными. Двухклассовая и четырехклассовая систмы знают примеры и того и другого, в то время как в восьмиклассовой обнаруживаются только случаи, ориентированные по мужскому происхождению. Также мы отмечали, что эти три системы, по-видимому, были созданы серией последовательных разделений сообщества на половины: двухклассовая система, возникшая в результате первого деления пополам, четырехклассовая система, возникшая в результате второго деления пополам, и восьмиклассовая система, возникшая в результате третьего деления пополам. Отмечалось и то, что результатом последовательного разделения сообщества на экзогамные классы по определенным правилам, связанным с родственными узами, было запрещение вступления в брак лиц, которых туземцы считают слишком близкими родственниками. На каждой новой ступени разделения из списка доступных для брака персон вычеркивалась очередная группа родственников. Поскольку эффект, достигаемый этими средствами, соответствует глубоко укорененным воззрениям туземцев по поводу брака, мы вправе сделать вывод, что каждое последующее разделение общины на две части было намеренно введено с целью предотвращения браков между близкими родственниками. Никаким другим способом, по-видимому, невозможно достаточно подробно объяснить систему, одновременно столь сложную и столь регулярную. Едва ли будет преувеличением утверждать, что никакая иная человеческая институция не несет на себе более явного отпечатка преднамеренного замысла, чем экзогамные классы австралийских аборигенов. Предполагать, что они возникли в результате серии случайных совпадений и случайно же служат тем целям, которых успешно достигают ко всеобщему одобрению самих аборигенов, было бы столь же нелепо, как если бы мы утверждали, что сложный механизм часов собран без участия человека, путем простого случайного стечения атомов и что цель, которой он служит и ради чего владелец часов и носит их в кармане, – показывать точное время на циферблате, – достигнута просто случайным сочетанием элементарных частиц. Попытки от имени науки исключить человеческую волю и целеустремленность из истории первобытных институций человечества терпят катастрофический крах, когда это касается брачных обычаев австралийских аборигенов.

Мы видели, что двухклассовая система всегда запрещает брак братьев с сестрами, но не всегда – брак родителей с детьми, а также частично брак двоюродных братьев и сестер, а именно детей брата и сестры соответственно. Четырехклассовая система всегда запрещает браки братьев с сестрами и родителей с детьми, но не браки двоюродных братьев и сестер, то есть детей брата и сестры. Восьмиклассовая система запрещает браки братьев с сестрами, родителей с детьми и двоюродных братьев и сестер, детей брата и сестры. Следовательно, если мы правы, предполагая, что эти три варианта брачной системы были введены последовательно и в таком порядке с целью добиться именно того, что они действительно дают, то из этого следует, что двухклассовая система была введена для предотвращения браков братьев и сестер, четырехклассная система – для предотвращения браков родителей с детьми, а восьмиклассная – для предотвращения браков некоторых двоюродных братьев и сестер, детей брата и сестры соответственно, тогда как браки всех остальных двоюродных братьев и сестер (детей двух братьев или двух сестер) уже запрещались двухклассовой системой. Если считать этот вывод верным, то мы видим, что в Австралии экзогамия возникла, как и предполагал Морган, в стремлении предотвратить браки братьев с сестрами, а также что отказ от брака с родителями и отдельными двоюродными братьями и сестрами наступил позже. Таким образом, первичный запрет был именно на брак между братьями и сестрами, а вовсе не между детьми и родителями, как можно было бы ожидать. Из этого необязательно следует, что австралийские аборигены испытывают более глубокое отвращение перед инцестом между братьями и сестрами, чем перед инцестом между родителями и детьми.

Все, что мы можем утверждать с уверенностью, так это то, что до введения двухклассовой системы инцест между братьями и сестрами был более распространенным явлением, чем кровосмешение между родителями и детьми, и, соответственно, первой необходимостью было предотвратить его. Неприятие инцеста между родителями и детьми, по-видимому, распространено среди австралийских аборигенов повсеместно: как среди племен с двумя классами, так и среди племен с четырьмя классами, хотя сама двухклассовая система не является препятствием для случаев такого инцеста. Таким образом, важно непременно иметь в виду, что неприязнь к определенным видам брака, должно быть, всегда существовала в умах людей, или, по крайней мере, в умах лидеров групп еще до того, как эта неприязнь, так сказать, получила юридическую оформленность, воплотившись в экзогамном правиле. В демократичных сообществах, подобных сообществам австралийских аборигенов, закон лишь претворяет в жизнь мысли, которые давно зреют в умах многих. Это хорошо видно на примере запрета на брак между некоторыми двоюродными братьями и сестрами, а также запрета на брак между родителями и детьми. Многие австралийские племена не одобряют любые браки между двоюродными братьями и сестрами, даже если это не находит отражения в экзогамной структуре, которая в этом случае была бы восьмиклассовой.

Отвращение к неприемлемым бракам, инстинктивное или приобретенное, проявляется в обычаях социального избегания, которые во многих диких сообществах соблюдают по отношению друг к другу люди, находящиеся в неподходящих для брака степенях родства. Единственное разумное объяснение таких обычаев, которые прослеживаются в большинстве экзогамных и тотемных сообществ, заключается в том, что это меры предосторожности против союзов, которые люди считают кровосмесительными. В некоторых австралийских племенах этот обычай избегания соблюдается братьями и сестрами, хотя братьям и сестрам и так повсеместно запрещено вступать друг с другом в брак по всем экзогамным системам – двухклассовой системе, четырехклассовой системе и восьмиклассовой системе. Несомненно, теоретически возможно объяснить это избегание просто как следствие экзогамного запрета. Но это объяснение представляется малоосновательным, когда мы замечаем, что подобные обычаи взаимного избегания наблюдается и в отношении друг к другу лиц, которым экзогамные правила не запрещают общаться друг с другом. Например, обычай, согласно которому мужчина должен избегать матери своей жены, соблюдается в Австралии и матрилинейными, и патрилинейными племенами; однако в племенах, в которых есть два матрилинейных класса, женщина всегда принадлежит к тому же экзогамному классу, что и ее дочь, и поэтому теоретически может вступить в брак с мужем дочери. Аналогично с двоюродными братьями и сестрами, детьми брата и сестры. Иногда они вынуждены избегать друг друга, даже несмотря на то, что экзогамная система племени не создает препятствий для их союза. Следовательно, можно сделать вывод, что во всех подобных обычаях взаимного избегания между людьми, которые теоретически могут вступить в брак, но фактически не вступают в силу социальных ограничений, просматривается скорее причина экзогамии, нежели ее следствие, зародыш этого явления, а не его плод. Полагаем, что в корне этого явления лежит чувство страха или отвращения к сексуальному союзу с определенными лицами, нашедшее выражение в экзогамных запретах в виде племенных законов или скорее обычаев. Примечательный факт, что обычай взаимного избегания часто имеет место между взрослыми братьями и сестрами, а также между родителями и их взрослыми детьми, по-видимому, решительно противоречит мнению Вестермарка о том, что сексуальное влечение естественным образом не возникает между людьми, которые долго живут вместе. Не правда ли, что ни одна категория людей обычно не живет вместе дольше, чем братья с сестрами и родители с детьми? Следовательно, никто не был бы более свободен от соблазна половой близости, никто не был бы более свободен и в социальных отношениях, чем братья с сестрами и родители с детьми. Эта свобода действительно существует у всех цивилизованных народов, но она существует далеко не у всех дикарей. Различия в этом отношении между свободой, предоставляемой ближайшим родственникам цивилизацией, и ограничениями, налагаемыми на них первобытностью, безусловно, предполагают, что тяга к кровосмесительным связям, которая почти исчезла в более высоком состоянии общества, вполне дает себя знать в обществах отсталых, где для ее подавления необходимы очень строгие меры.

Итак, экзогамная система австралийских аборигенов, устанавливающая последовательный ряд ограничений на вступление в брак, которые постепенно возрастают по мере усложнения системы от двух до восьми классов, по-видимому, была разработана намеренно, чтобы предотвратить сексуальные союзы, которые туземцы считали кровосмесительными. Естественный и почти неизбежный вывод состоит в том, что до первого разделения сообщества на два экзогамных класса такие кровосмесительные союзы между близкими родственниками, особенно между кровными братьями и сестрами, были обычным явлением. В период, предшествовавший возникновению экзогамии, барьеров между полами не существовало, или, другими словами, имел место полный промискуитет. Благодаря экзогамии, которая в той или иной форме преобладает и тысячелетиями преобладала в Австралии, период промискуитета относится к более или менее отдаленному прошлому. Но явные его следы сохранились в праве на половое сношение, которым во многих австралийских племенах мужчины пользуются по отношению к незамужним девушкам, прежде чем те будут переданы их мужьям. То, что данное право мужчин – не просто проявление дикой похоти, но пережиток древнего обычая, явствует из той методичности, с которой этим правом пользуются некоторые (далеко не все) мужчины племени: в реализации этого права они соблюдают очередь и следуют строго регламентированному порядку. Получается, что даже эти обычаи не являются случаями абсолютного промискуитета. Рассматриваемые вместе с растущим количеством свидетельств ряда экзогамных классов, они решительно указывают на былое преобладание гораздо более свободных отношений между полами, чем можно обнаружить где-либо в Австралии в наши дни.

Но следует иметь в виду, что, постулируя промискуитет или что-то, подобное ему, в качестве отправной точки нынешней австралийской брачной системы, мы ничего не утверждаем относительно наиболее древних отношений полов у всего человечества. Мы только можем сказать, что существующие брачные обычаи австралийских аборигенов, по-видимому, возникли на непосредственно предшествующей стадии социальной эволюции, на которой брак, понимаемый как прочный союз между прежде одинокими людьми, был либо неизвестен, либо редок и исключителен и на которой даже самым близким родственникам разрешалось сожительствовать друг с другом. Но, как мы уже отмечали, хотя австралийские дикари относительно примитивны по сравнению с нами, они почти наверняка очень далеки от примитивности в абсолютном смысле этого слова; напротив, есть все основания полагать, что по сравнению с истинно первобытным человеком они добились огромного прогресса в интеллекте, нравственности и образе жизни. Следовательно, даже если можно было бы доказать, что до того, как они достигли своего нынешнего состояния культуры, они прошли более низкую стадию, на которой брак в привычном нам виде едва ли существовал, у нас не было бы права делать вывод, что их еще более отдаленные предки практиковали абсолютный промискуитет с тех пор, как человек стал человеком путем постепенной эволюции из низших форм животной жизни. Несомненно, интересно порассуждать о том, какими могли быть отношения полов с древнейших времен вплоть до периода, когда на сцене истории появляется первобытный человек; но таким рассуждениям, по-видимому, суждено навсегда остаться не более чем рассуждениями без всякой возможности доказательства.

* * *

Таким образом, вся сложная экзогамная система австралийских аборигенов объяснима простым и естественным образом, стоит только предположить, что она возникла на почве растущей неприязни к бракам близких родственников, начиная с браков братьев с сестрами и родителей с детьми и заканчивая браками двоюродных братьев и сестер, которые иногда попадали в табель запрещенных степеней, а иногда и оставались вне ее. Чтобы предотвратить эти браки, племена намеренно подразделяли себя на два, четыре или восемь экзогамных классов, причем данные три варианта сменяли друг друга от простого к сложному, поскольку более простые варианты признавались неадекватными растущим требованиям общественного мнения и морали. Такая система, без сомнения, могла быть придумана только людьми, обладавшими незаурядной проницательностью и практическими способностями, которые своим влиянием и авторитетом убедили своих собратьев претворить эту идею в жизнь. Но в то же время такая система не могла не отвечать и всеобщим приблизительным представлениям о том, что считать правильным и пристойным, возникшим в обществе задолго до того, как была создана определенная социальная организация для их обеспечения. И то, что верно в отношении возникновения системы в ее простейшей форме, несомненно верно и для каждого последующего шага, который одновременно увеличивал сложность и действенность этого незаурядного механизма, изобретенного первобытным разумом во имя соблюдения половой морали. Так и только так представляется возможным объяснить социальную систему, одновременно столь сложную, столь регулярную и столь идеально приспособленную к потребностям и мнениям людей, которые ее практикуют. За всю историю, как уже отмечалось, едва ли возможно найти иную человеческую институцию, на которой печать целенаправленного мышления просматривалась бы более отчетливо, чем на экзогамии австралийских аборигенов.

Итак, допустим, что экзогамия пришла на смену предыдущему этапу практически неограниченных половых связей. Новая система принесла не индивидуальный, а групповой брак, то есть все мужчины общины лишились неограниченного права половых контактов со всеми женщинами, и определенные группы мужчин отныне были обязаны ограничиваться определенной группой женщин. Сначала эти группы были большими, но с каждым последующим разделением племени на классы группы уменьшались. Двухклассовая система позволяла мужчине сожительствовать, грубо говоря, с половиной женщин общины; четырехклассовая система запрещала ему вступать в сексуальные отношения более чем с каждой четвертой женщиной; а восьмиклассовая система ограничивала его выбор каждой восьмой женщиной. Каждый последующий шаг развития экзогамии воздвигал новый барьер между полами; это был переход от промискуитета через групповой брак к моногамии. О практике группового брака, промежуточного между двумя крайними положениями (абсолютным промискуитетом и моногамией), наиболее полные сведения получаем из системы взаимоотношений, которая определяет отношения мужчин и женщин в соответствии с конкретным поколением и конкретным экзогамным классом, к которому они принадлежат. Кардинальной взаимосвязью всей системы является возможность вступления в брак группы мужчин с группой женщин. На ней зиждутся все остальные взаимосвязи в данной системе.

Однако, говоря о сообществах австралийских аборигенов, сделать вывод о прежней распространенности групповых браков мы можем не только на основании классификационной системы родства. Практика групповых браков действительно преобладает или преобладала до недавнего времени у многих австралийских племен, особенно в пустынных районах вокруг озера Эйр. Природа, скажем так, уже применила весь арсенал средств, чтобы сделать этот регион как можно менее пригодным для жизни, где аборигены, занятые исключительно борьбой за существование, не имеют ровно никаких материальных благ из числа тех, что способствуют интеллектуальному и общественному прогрессу. Поэтому вполне естественно, что старый обычай группового брака дольше всего сохраняется среди этих наиболее отсталых племен, которые сохранили экзогамию в ее простейшей и древнейшей форме – двухклассовом варианте. Но даже у них брачные группы отнюдь не совпадают с экзогамными классами; они гораздо уже по охвату и тоже приближаются к индивидуальному браку, то есть к браку одного мужчины с одной женщиной или с несколькими женщинами, что сейчас является в австралийских племенах наиболее обычным. Таким образом, историю экзогамии можно абстрактно уподобить концентрическим кругам, расположенным последовательно один внутри другого. Каждый круг меньше предыдущего и, следовательно, больше ограничивает свободу индивидов. В самый внешний круг входят все женщины племени; во внутренний только одна женщина. Внешний, самый большой круг символизирует промискуитет; внутренний, наименьший – моногамию.

Подведем итоги. Результатом двухклассовой системы стал запрет на браки братьев с сестрами, и – не во всех случаях – на браки родителей с детьми и на брак детей мужчины с детьми его сестры. Результатом четырехклассовой системы стал запрет на браки братьев с сестрами и родителей с детьми в любом случае, но не на брак детей мужчины с детьми его сестры. Результатом восьмиклассовой системы стал запрет на браки братьев с сестрами, родителей с детьми, а также мужчины с детьми его сестры. Таким образом, результатом каждого последующего разделения классов было исключение новой группы родственников из списка лиц, с которыми может быть заключен брак, или, что то же самое, добавление этой группы родственников в ряд запрещенных степеней брака.

Но были ли эти последовательные разделения нацелены именно на то, что получилось в результате? Мы можем с уверенностью заключить, что это так. Аборигены Австралии в наши дни, несомненно, испытывают глубокое отвращение перед инцестом, то есть как раз перед теми видами брака, которые экзогамная система классов призвана исключить. Вплоть до недавнего времени они обычно карали смертью все подобные кровосмесительные сношения. Поэтому было бы совершенно естественно, что их предки должны были принять самые строгие меры, чтобы предотвратить поведение, которое они, как и их потомки, вероятно, считали тягчайшим, опасным для общества преступлением. Таким образом, достаточный стимул для введения ныне действующих брачных норм у австралийских аборигенов несомненно был. Поскольку эти нормы, отчасти благодаря их сложности и четкости, выглядят как творение человеческого разума, правомерно сделать вывод, что они были разработаны аборигенами для достижения именно тех результатов, какие мы видим на практике. Те, кто лучше других знаком с австралийскими дикарями, считают, что они вполне способны как к созданию, так и к осуществлению таких социальных преобразований, которые лежат в основе их нынешней брачной системы. Мы не имеем права пренебрегать взвешенным мнением наиболее компетентных специалистов в этом вопросе, особенно когда все имеющиеся в нашем распоряжении факты также подтверждают это. Считать необоснованной и отвергать точку зрения, пользующуюся столь сильной поддержкой, значит, противоречить всем здравым принципам научного исследования. Это означало бы подмену дедуктивного метода индуктивным, поскольку мы бы пренебрегли результатами непосредственных наблюдений в пользу наших собственных абстрактных вероятностных построений. Мы, цивилизованные люди, которые знают дикарей только опосредованно, по рассказам других, обязаны принимать во внимание свидетельства добросовестных и внимательных наблюдателей о фактах жизни туземцев вне зависимости от того, согласуются ли эти сведения с нашими предположениями. Если же мы будем принимать одни свидетельства и отвергать другие в соответствии с нашими собственными произвольными стандартами, с научной антропологией можно будет попрощаться. В этом случае мы можем, если нам заблагорассудится, строить сложносоставные гипотезы, на вид устойчивые и интересные, но бессмысленные по сути в силу изначально ложных предпосылок. Тем не менее общественная институция, которая приводит в замешательство некоторые европейские умы, по-видимому, практически не создает трудностей интеллекту австралийского дикаря. В его руках сложный и громоздкий механизм работает исправно и достаточно гладко; и этот факт сам по себе должен заставить нас усомниться в том, что первобытный человек якобы не мог изобрести инструмент, которым так искусно пользуется.