Текст книги "Где бы ты ни был"

– Он – Волхв.

– Волхв?

– Так мы называем главного.

– А зовут-то его как?

– К нему следует обращаться «Соломон».

– Или платить пять долларов, понял. – Я вздохнул. – Что ж, Ариэль, еще увидимся.

Почти все уже расселись, но в заднем ряду оставались свободные места. Я занял одно из кресел. Над головой, перезванивая, все качались хрустальные люстры. И это при полном отсутствии движения воздуха.

Я то и дело садился в лужу, говоря глупости и выдавая себя. Девушка вон сразу поняла, что я взялся откуда-то со стороны – хотя виду при этом не подала. А кто-то еще понял?

Как легко все начиналось! Вот вам штука баксов, узнайте мне имя человека.

Имя, имя… Что значит имя? Габриэль, Ариэль, Просперо, Самаэль, Ля-Вуазен (она-то как в этот ряд затесалась?), а теперь еще и Волхв Соломон… Имя, что значит – имя? Так и надо было сказать старухе.

Я уже давно сидел без дела у себя в кабинете, болтая сам с собой. Дурная привычка, знаю, но так все же лучше, чем слушать, как пауки плетут паутину в углах и над дверью. Подбрасывая на ладони четвертак – свой последний, – я решил: выпадет орел – встану со стула, запру кабинет, выйду на улицу, куплю себе хот-дог и кофе, а потом отправлюсь наконец искать настоящую работу.

Но каждый раз выпадала решка. Я плюнул и кинул монетку на бювар.

Кейси, ты придурок.

– И без тебя знаю.

Детектив частный – кретин несчастный! Тебя кто угодно вокруг пальца обведет.

– Не начинай.

«Сколько можно прозябать в учителях? Начни уже жить, делай деньги!» Младший партнер, ага! Недоумок ты, а не партнер!

– Да понял я, понял.

Где он теперь? Смылся и деньги прихватил. Больше ты их не увидишь. Поднимай свой зад, ищи работу. Вернись в преподавание.

– Посреди учебного года?

Ну тогда найди работу, где не требуются мозги. Ведь у тебя их нет!

В общем, смотрю я на четвертак, размышляя о совместном банковском счете, которого больше нет, и о партнере, сбежавшем то ли в Южную Америку, то ли в ЮАР, то ли на юг Нью-Джерси, потом поднимаю глаза и вижу, что в кресле с потерянным видом сидит пожилая седоволосая дама. Это кресло – единственный приличный предмет мебели в кабинете, если не считать рабочего стола, который я, правда, запачкал ботинками, но его уже описали и со дня на день должны были забрать.

Наверное, у меня на лице отразился испуг. Я не слышал, как она вошла.

– Я стучала, но вы, похоже, не обратили внимания, – сказала дама; ее тусклые голубые глаза блеснули. – Я к вам по делу.

– По какому еще делу? – спросил я.

– Мне нужно найти одного человека.

– Кого?

– Если бы я знала, то зачем мне обращаться к детективу? – резко сказала дама. – Завтра утром, между половиной десятого и десятью, он войдет в отель за углом. Узнать его нетрудно. Я уверена, что он будет высоким, подтянутым, с черными волосами и сединой на висках, очень представительного вида. На нем будет вечерний костюм.

– В десять утра?

– Да. А на лацкане – пентакл.

– Что-что?

– Пятиконечная звезда, золотая, с гравировкой.

Я кивнул, как будто понял. Думаю, вышло вполне убедительно.

– Вы говорите, что «уверены» в том, как он будет выглядеть. Что это значит? Вы ни разу его не видели?

– Почему ни разу? Вчера. До завтра он точно ничего не сменит.

– Ничего не сменит? – переспросил я с грубой насмешкой. – Вы про одежду или про лицо?

– И про то и про другое. Кажется, я вас запутала. Ой.

Она меня запутала! Это еще мягко сказано. Шестеренки в голове вращались, как барабаны в игровом автомате. Надо было сразу отказываться, но тут я посмотрел на стол и увидел на нем джекпот. Рядом с четвертаком лежала прямоугольная зеленая бумажка. В каждом углу была напечатана цифра «1», а за ней – три изящных овала, обозначающих ничто. Барабаны один за другим остановились. Вот такой разговор мне понятнее. Я взял купюру и повертел в руках. Она слегка похрустывала и казалась вполне настоящей.

Я снова посмотрел на старушку. Та по-прежнему сидела в кресле, поправляя очки. Почему я не заметил, как она встает и подходит к столу?..

– Этого хватит? – спросила она с тревогой.

– На первое время, – ответил я, снова впадая в замешательство. – Итак, еще раз. Завтра около десяти утра некий человек входит в отель. Я вижу его, начинаю слежку…

– Причем делаете это так, чтобы он ни в коем случае вас не раскусил. Ни в коем случае, понимаете? Он может быть опасен.

– Опасен, говорите?..

Я бросил взгляд на купюру. Стоит ли оно того? Не то чтобы я боялся опасности, просто все хорошо в меру. А рисковать жизнью за штуку баксов меня не прельщало.

– С какой целью мне за ним следить?

– Чтобы узнать его имя.

– Всего лишь имя?

– Настоящее имя.

– А, понял. Он под прикрытием.

– Хорошо, под прикрытием, – немного поколебавшись, сказала дама. – Но будьте внимательны: он мастерски умеет пере… маскироваться. Если увидите, что он садится в машину, а потом оттуда выходит кто-то совершенно другой, не удивляйтесь – и узнайте его имя.

– Все ясно, – сказал я, и на этот раз искренне.

Итак, у старушки мономания. От одиночества она выдумала себе мужчину мечты и теперь хотела узнать его имя. На вид и не скажешь, но мономаньяки, как правило, на удивление нормальны, пока дело не касается предмета их мании. В общем, никто в отель не придет. Я выставлю счет за день работы плюс расходы, а остальное верну. Более того, если ей отказать, она пойдет к другому детективу, а его совесть может и не мучать. Он просто возьмет тысячу и сообщит ей придуманное имя. Так что придется соглашаться. Наконец, мне хотелось есть.

– Когда и как мне связаться с вами, мисс?..

– Пибоди. Миссис Пибоди, – ответила она и бодро поднялась с кресла. – Никак. Я сама с вами свяжусь.

Блеснув на прощание своими тусклыми голубыми глазами, старушка скользнула за дверь и скрылась.

Я вскочил со стула и в три шага оказался в коридоре. Посмотрел налево, направо – пусто. Никого не было. Я же забыл кое-что спросить: под каким именем мужчина скрывается. Как раз в эту минуту я понял, что миссис Пибоди на самом деле наняла себе детектива.

Кейси…

– Заткнись! – огрызнулся я.

Вернувшись за стол, я еще долго буравил взглядом купюру. В банк я прибежал почти к закрытию.

Итак, его зовут Соломон. И что? Соломонов этих пруд пруди. Взять хоть Сола, моего портного. Но у него есть фамилия. Не станешь же подходить к человеку на улице и говорить: «Здравствуйте, я Соломон». Если только не хочешь в ответ услышать: «Ага, а я – царица Савская». Надо продолжать копать.

Я посмотрел на программку. На обложке, черной и блестящей, было написано:

13-Й ЕЖЕГОДНЫЙ

МАГИЧЕСКИЙ КОВЕНТ

30–31 октября

Посередине красовалась странного вида печать: два круга, один внутри другого, а в центре – что-то вроде египетской пирамиды в разрезе. Коридоры, потайные комнаты, трансепты – или как их там. В «коридорах» и между кругами шли надписи на неизвестном мне иностранном алфавите.

А вот сам оттиск показался знакомым. Я посмотрел на свой бейдж. Так и есть, он.

Листая программу, я заметил несколько разворотов с рекламой и с интересом прочел. Возможно, так станет понятнее, чем занимаются все эти люди.

На одном объявлении были изображены пятиконечные звезды. «ПЕНТАКЛЫ ОСВЯЩЕННЫЕ. Гарантия эффективности. Заказ отправлять по адресу…»

Пентаклы. Я по-прежнему не знал, зачем они нужны, зато знал, где их можно заказать. Да еще и с гарантией.

Дальше рекламировали книгу: «100 заклинаний на все случаи жизни» (исправленное издание с параллельными математическими и вербальными формулами). «Добейтесь своего, или мы вернем вам деньги!»

Заклинания? Я насторожился.

Следом шел длинный список книг, которые предлагает «Лавка чародейства и волшебства». Ценник начинался от ста долларов. Все представленные издания – списки с рукописей. Открывали список «Большой гримуар», «Конституция папы Гонория Великого», «Магия естественная и противоестественная», «Черный ворон», «Заклятие духов ада» и «Великое и могущественное заклятие духов ада» за авторством доктора Иоганна Фауста. Потом латинские названия: Sigillum Salomonis, Schemhamphoras Solomonis Regis, De Officio Spirituum, Lemegeton…

В конце списка особняком стояли Clavicula Solomonis – «Подлинный «Ключ Соломона», писанный его собственный рукой». Цена – десять тысяч долларов. Я недоверчиво потряс головой. Рукопись самого Соломона – почти задарма!

Перелистнув расписание мероприятий, я продолжил изучать объявления. Трудно представить, какие вещи можно купить или заказать, пока не наткнешься на вот такой каталог.

Волшебные палочки (из ветви орешника, срезанной одним взмахом нового клинка), гусиные перья (только третье по счету с правого крыла гусака), ножи-атамы (закаленные в кротовьей крови), черные куры и зайцы, ногти (с тела казненного преступника), кладбищенская пыль (гарантия качества) и так далее, и тому подобное.

Бесподобно, просто бесподобно! Я наконец понял, куда попал: на сборище профессиональных фокусников. Имена на карточках – сценические псевдонимы. Товары из каталога – реквизит. И при этом все выглядит вполне серьезно: «Гарантия качества», «Добейтесь своего, или мы вернем вам деньги!»… Нигде ни единого намека на подделку.

Я хмыкнул. Какой-то мудреный выходил розыгрыш. Расписание мероприятий меня тоже слегка озадачило. Всего один разворот, а на нем только 30 октября. Где же тогда 31-е? Я снова хмыкнул. Видимо, программа попалась бракованная.

Я начал читать:

30 ОКТЯБРЯ

10:30. Приветственное заклятие и слово Волхва.

10:45. «Об истоках колдовства».

10:50. «Ковен, или Сила в количестве».

11:00. «Азы Искусства» (с практическими примерами).

11:30. «Контагиозность, или Чем объяснить устойчивость заклинаний».

12:00. «Имитация как самая искренняя форма волшебства».

12:30. «Математический анализ – самый верный способ улучшить свои формулы».

13:00–15:00. Перерыв.

15:00. «О практической пользе фамилиаров».

16:00. «Ворон Александра Гамильтона».

17:00. «Ликантропия» (демонстрация).

Я запнулся. Меня прошиб холодный пот. Уж что такое ликантропия, я знаю: это когда человек превращается в волка. А они еще демонстрацию хотят устроить! Психи, как есть психи. Надо бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше.

– Вы здесь чужой, – прошептал кто-то.

Я резко оглянулся: рядом сидела Ариэль, склонив ко мне голову. В иной обстановке это было бы приятно, но сейчас заставило отшатнуться.

– Еще бы, – прошептал я в ответ. – В смысле, с чего вы взяли?

– Это же ясно как день. Вы не знаете, кто такой Соломон, ведете себя странно. Кроме того, мне известно, что настоящий Габриэль мертв.

– Он что – тоже у-увял? – Голос у меня дрогнул.

– Нет. Переходил улицу, попал под машину. Впрочем, остальные, думаю, не в курсе.

Итак, на мне бейдж мертвеца.

– С меня хватит, я ухожу, – сказал я, поднимаясь.

Ариэль с силой дернула меня за полу пиджака.

– Сядьте! – прошипела она, испуганно оглядываясь. Я сел. – Уйдете сейчас – вызовете подозрения. Разбираться никто не станет. Я вас не выдам. Подождите до перерыва и выйдите вместе со всеми.

Дрожащим пальцем я ткнул в программу.

– Но это ведь… ведь…

– Всего лишь магия, – сказала она, хлопнув большими, голубыми, невинными глазами.

– Магия?! – тихо воскликнул я. – Что, прямо всамделишная?

– Ну конечно. А вы как думали?

Все что угодно, только не это, проворчал я про себя. Магия? Бред какой-то. Осталось понять, кто из нас спятил: она, все вокруг или же один я? Она сумасшедшей не казалась. Все прочие – тоже. Напротив, вполне приятные, интеллигентные люди, собравшиеся на профессиональную конференцию. Магия? Ну уж нет, увольте. Здесь, сейчас? В крупном отеле посреди мегаполиса, когда снаружи светит солнце, ездят автомобили, летают самолеты, а люди заняты своими повседневными делами?

Заклятия, волшебные палочки, кладбищенская пыль? Ворожба, формулы и колдовство?

– Ай!

– Что такое? – с тревогой спросила Ариэль.

Я потер бедро. Не сплю. Плохо. Раз это не сон, а они нормальные, значит, сбрендил я.

Человек по имени Соломон встал за пюпитр. Все окончательно расселись, свободных мест почти не было. На фоне черного занавеса казалось, будто лицо Соломона парит в воздухе над треугольником белой рубашки, торчащим из выреза пиджака. Лишенные тела руки взывали к молчанию. Молчание наступило.

Соломон заговорил. Голос его был гулким, речь – громкой и ясной, но я не мог разобрать ни слова. Он размахивал руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Закончив, он улыбнулся и произнес типичное приветственное обращение – в точности такое, какое можно услышать на любом профессиональном сборище.

– Это было египетское заклятие, – прошептала Ариэль, наклонясь ко мне. – Дарует всем присутствующим благословение на каждый день.

– Поглядите, какая щедрость, – проворчал я, стараясь скрыть, что в самом деле почувствовал себя счастливее.

Точнее, не то чтобы счастливее. Было другое, более подходящее слово: благословенный. Однако произносить его я не хотел.

Первые пять докладчиков оказались донельзя занудными, как и всякие специалисты, рассуждающие о тонкостях своего предмета. Даже знающей публике не хватало терпения выслушивать длительные монологи про мелочи и нюансы.

Я же пребывал в ступоре. Передо мной скучно говорили о магии, пресно рассуждали о колдовстве. И будничная уверенность в их практической применимости сквозила в каждом слове.

Один докладчик этимологически доказал, что ведьмовство – это Искусство ведающих, то есть мудрых. Другой обратил внимание слушателей на роль средневековых сатанистов, объединявшихся в кружки по тринадцать человек – «ковены». Так что данный ежегодный слет неслучайно получил свое название, равно как неслучайным было и то, что в зале тринадцать рядов по тринадцать мест, а собравшихся – ровно сто шестьдесят девять.

Слушатели зашептались. Ариэль заерзала в кресле.

– Этого я и боялась. Не к добру, ох, не к добру…

Не пребывай я в постоянном замешательстве от обилия невероятного, я бы вышел из зала, обогащенный базовыми теоретическими и практическими познаниями в магии. Трое из пяти докладчиков говорили как раз об этом.

Термины летели один за другим. На сцене разворачивались демонстрации. Заклятия, обряды, превращения. Вера и принцип действия. Сэр Джеймс Фрэзер[5]5
   Джеймс Джордж Фрэзер (1854–1941) – британский антрополог и этнолог, автор классического труда «Золотая ветвь» (The Golden Bough, 1890–1915), в котором проанализированы и систематизированы сведения о магии, мифологии, обычаях и верованиях древних народов.


[Закрыть]. Резервуар экстрасенсорной мощи. В колеблющихся столпах дыма проступали бесовские, уродливые рожи; из ниоткуда возникла красотка в купальном халате и стала позировать перед аудиторией; в руке докладчика появился высокий запотевший бокал, который был жадно осушен.

Контагиозность. Сродство, вызванное непрерывностью пространства. Часть равна целому. Волосы. Обрезки ногтей. Закон контакта.

Имитация. Сродство, вызванное подобием. Достижение результата через подражание. Восковые фигуры.

Гомеопатия. Закон подобия.

Демонстрации. Я вцепился в кресло.

Из зала неторопливо вышел последний докладчик утренней сессии. Отчего-то ему места на сцене не досталось. Это был невысокий мужчина, краснощекий, с венчиком белых волос.

Сверкнув розовой лысиной, он склонился над рукописью в переплете, которую принес с собой, затем окинул взглядом аудиторию и бойким тенорком зачитал несколько вступительных абзацев. Смысл выступления сводился к тому, что благодаря достижениям высшей математики впервые в истории экстрасенсорные явления стали по-настоящему управляемыми. Цель данного общества, таким образом, – создать на основе этой теории прикладную науку. К сожалению, цель эта была выброшена за борт – не исключено, что нарочно, дабы уступить место вопросам куда как менее значимым и прогрессивным.

Слушатели зашептались с плохо скрываемым неодобрением. Докладчик же продолжал излучать благодушие.

– Кто это? – шепотом спросил я у Ариэли.

Она сидела, выпрямив спину и блуждая взглядом по аудитории.

– Уриэль, – ответила она со вздохом.

Однако, несмотря на все вышесказанное, продолжал Уриэль, исследовательскую работу он не прекращал и теперь был готов обобщить перед почтенной публикой достигнутые результаты.

Он попросил принести доску, и, как водится, без приключений не обошлось. Я такое видел не раз. Двое парней, которые несли доску, постоянно спотыкались, задевая всех и вся. Наконец ее водрузили на сцену, полностью перекрыв Соломона и предыдущих докладчиков. Однако доска продолжала жить какой-то своей жизнью, дергалась и скакала, едва Уриэль подносил к ней мел.

В аудитории послышались смешки.

Уриэль сделал шаг назад и обернулся к слушателям. Вздохнул – видимо, он к этому привык.

– Среди нас, похоже, есть шутники, – заметил он беззлобно. – Что ж, сейчас мы все исправим. Всем вам известна классическая словесная формула, однако она работает непредсказуемо, а зачастую и вовсе не срабатывает. И вот тут на помощь приходит математика.

Он начертил на доске две стрелки, указывающие вниз, на пол. Над ними он написал формулу, которая показалась мне смутно знакомой: сплошь удлиненные f и небольшие треугольники – судя по всему, греческие «дельты». Стоило Уриэлю дописать последний символ, как доска дергаться перестала.

– А теперь, – снисходительно обратился он к нам, словно к неучам, – приступим.

Вместо основ магии он, однако, углубился в историю математического анализа, начиная с Ньютона и Лейбница, отчего слушателей – за исключением, может, пары дипломированных математиков (и меня), – стало клонить в сон. Вспомнились институтские знания, и впервые за всю встречу я понял, о чем речь. Магия – наука, а математика – ключ к ней. Просто и изящно.

– Главное достоинство матанализа, – сказал Уриэль в заключение, – состоит в том, что символами и формулами можно выразить желаемое емко и конкретно, в отличие от слов. Точность – вот к чему надо стремиться. Точность и рамки. Сколько раз вы пытались, скажем, с помощью магии отделить бело́к от желтка, а потом у вас вся кухня была в беличьей шерсти? Итак, точность. Точность и рамки. Хотите улучшить свои формулы – учите матанализ.

С этими словами Уриэль повернулся к доске, нацарапал на ней очередную формулу, и доска исчезла. Просто так – без дыма, зеркал и волшебных пассов руками. Я протер глаза. Послышались жидкие аплодисменты. Докладчик кивнул и засеменил прочь со сцены.

Ариэль тоже хлопала.

– Народ, я смотрю, не впечатлен, – прошептал я.

– Им просто лень лезть в эти дебри. Не понимают, чего лишаются. Уриэлю впору ставить памятник за то, что он год за годом выходит на сцену и пытается их просветить. А над ним только посмеиваются за глаза.

Те, кто все-таки высидел Уриэлеву лекцию, потянулись к выходу. Утренняя сессия подошла к концу. Мы с Ариэлью тоже поднялись. Я шел ошарашенный, не в силах поверить в происходящее – или хотя бы заставить себя поверить. Однако все было взаправду. Я видел это своими глазами. Передо мной выступали не фокусники-иллюзионисты, а настоящие колдуны. В самом разгаре двадцатого века! Творят магию и проводят конгрессы – все равно что ветераны, стоматологи, юристы или представители сотен других профессий и объединений.

А поскольку собираются они не на Лысой горе и не в Вальпургиеву ночь, то никто и не замечает.

Тем временем моя спутница – единственный островок здравого смысла в этом океане безумия – стала отдаляться.

– Ариэль! Ариэль! – позвал я. – Мне нужно с вами поговорить.

– Мое общество стоит недешево.

– И сколько же? – спросил я, нахмурившись.

– Порция стейка. Вот такой толщины. – Она раздвинула пальцы на пару дюймов.

– По рукам.

Перед лифтами столпилось человек пятьдесят.

– Давайте пешком, – предложила Ариэль.

Мы пошли вниз по лестнице.

– Что мне мешает рассказать миру о вашем сборище? – спросил я в лоб.

– А кто вам поверит?

– Никто, – мрачно признал я, отлично представляя, как все будет:

«Волшебники? Конечно, Кейси, разумеется. Я даже знаю, кто с интересом вас выслушает. Пойдемте со мной. Только спокойно, без резких движений…»

– Но ведь магия работает. На ней можно сколотить миллионы!

– Будь у вас денежный станок, стали бы вы сдавать его внаем? – спросила Ариэль.

– Но есть вещи, для многих ненужные, но для кого-то бесценные. Дождь, например. Мало кому он нравится, но если спросить фермера или жителей города, переживающего засуху…

– И правда, кому нужен иодид серебра и сухой лед? – шутливо проговорила девушка. – Есть же куда более действенный способ: сбрызнуть пыль водой. Главное, чтобы никто не видел.

Я вдруг обратил внимание, что мы уже давно спускаемся по лестнице, но она все не кончается, а наоборот, идеально прямая, уходит куда-то в темноту. Я обернулся: та же ситуация. Стены по бокам – гладкие и совершенно одинаковые.

Я затравленно посмотрел на Ариэль.

– Где это мы, черт побери?

– Вот дела… – проговорила она, оглядываясь по сторонам. – Похоже, мы угодили в ловушку.

– В ловушку?! – воскликнул я.

– В лабиринт. – Она погладила меня по руке. – Ничего страшного, не бойтесь. Все просто: нужно лишь сесть и сориентироваться. Да, бывало, заблудившиеся умирали от голода, но если не поддаваться панике, то все обойдется.

Ариэль присела на ступеньку, я – рядом. Она вытащила из волос несколько шпилек и стала их гнуть.

– Можете говорить, – сказала она. – Вы мне не мешаете.

– И как давно люди научились творить подобное? – Голос у меня дрогнул.

– Не очень, если не считать халдеев и минойцев – только о них мало сведений. Историческая хроника полна случайностей: время от времени кто-то натыкался на рабочую формулу и ритуал, но уносил это знание с собой в могилу. Настоящая теория появилась, только когда Уриэль с моим отцом принялись описывать старые заклинания с помощью математики.

– А остальные откуда взялись?

– Понимаете, Уриэль хотел поделиться знанием со всем миром – напечатать в математическом журнале, к примеру. Отец отговорил его: мол, нас поднимут на смех. Необходимо все тщательно изучить и задокументировать, а уже потом публиковаться. Поэтому они пригласили проверенных друзей и организовали общество, где обменивались результатами, выступали с докладами и определяли направление исследований.

Я снова посмотрел вниз и поежился.

– Вот тебе и друзья.

– Круг ширился, – с грустью произнесла Ариэль. – Кто-то привел своего друга, тот – своего. К тому же в любые времена существовали практикующие колдуны и ведьмы. Профессиональными адептами их не назовешь, конечно, но и они периодически чего-то добивались. В конце концов они вышли на общество и потребовали, чтобы их приняли. Видя, что отделаться не выйдет, отец решил: пусть лучше будут на виду и подчиняются правилам. Но…

Ариэль не договорила. Подняв голову, я увидел, что в глазах у нее стоят слезы, и вот одна потекла по щеке. Я дал девушке платок. Она промокнула слезу и с улыбкой вернула его мне.

– Ни к чему это было, – сказала она.

– Продолжайте.

– Но получилось наоборот. Мало-помалу пришлые подмяли общество под себя и превратили в клуб по интересам, где ничего не решается. Искусство они считали лишь способом возвыситься над остальными. Год назад мой отец – тогда еще Волхв – заявил, что настало время сделать Искусство достоянием общественности. Поодиночке дальше не продвинуться, необходимо участие самых широких кругов. Предложение забаллотировали, и отец предъявил обществу ультиматум: если в течение года вопрос так и не будет решен, они с Уриэлем обнародуют исследования.

– И что случилось потом? – спросил я, уже предвосхищая ответ.

– Месяц спустя он умер.

– Убит?

– Нет, просто увял, – сказала Ариэль, поднимаясь. – Пойдемте.

В руках у нее была проволока в форме буквы V, сплетенная из шпилек. Направив ее острым концом от себя и нашептывая что-то, девушка пошла вперед. Со стороны казалось, будто проволока тянет ее за собой.

Наконец Ариэль остановилась. Я поспешил следом, и вдруг, прямо у меня на глазах, девушка прошла сквозь стену. Я остался один, ошалело глядя на ничем не примечательный кусок бетона.

Из стены высунулась бледная рука – так изображают Владычицу Озера, забирающую Экскалибур, – и, схватив меня за пиджак, потянула вперед. Я зажмурил глаза, ожидая столкновения, а когда открыл, понял, что нахожусь в вестибюле.

Я оглянулся. За моей спиной была лестничная площадка, откуда ступеньки заворачивали в сторону мезонина. Я снова посмотрел на Ариэль. Колени у меня дрожали, но виду я старался не подавать.

– А что было бы, если бы мы продолжили спускаться?

Отвечать на этот вопрос она почему-то не захотела.

Ариэль заслужила свой стейк. Она уплетала его – средней прожарки, покрытый румяной корочкой, – с изысканным аппетитом. Я чувствовал, как проникаюсь к ней все большей и большей симпатией. Юная, миловидная, талантливая, непосредственная…

Вспомнив про ее таланты, я поспешил вернуться к прерванному разговору.

– Не бывает же так, чтобы человек просто взял и увял.

– Незадолго до смерти отец рассказал Уриэлю, что некто отслужил по нему обедню святого Секария[6]6
   «Чтобы отомстить своим врагам, злые люди иногда склоняют священника отслужить обедню, называемую обедней святого Секария. Только недобрый священник отважится исполнить этот отвратительный обряд, и можете быть уверены, что на Страшном суде он дорого за это заплатит. <…> Тот, по чьей душе отслужили такую обедню, мало-помалу увядает. Никто не может сказать, что с ним; врачи и те ничего не могут понять. Им и невдомек, что его медленно губит обедня святого Секария» (из книги «Золотая ветвь» Дж. Фрэзера, пер. М. К. Рыклина).


[Закрыть]. Впрочем, к тому времени он уже с трудом соображал.

– Что еще за «обедня»?

– Черная месса. Отец также говорил, что раскаивается в своей ошибке. Им следовало сразу же поделиться Искусством с миром.

– Или сжечь все, – мрачно вставил я.

– Они думали об этом. Но тогда их открытие мог бы совершить кто-то еще, не обремененный совестью, – наподобие тех, кто просочился в ряды общества.

Я снова решил переменить тему. Гибель Просперо не давала мне покоя.

– И все же как им удалось сделать так, чтобы он увял?

– Не знаю… Отец всегда был предельно осторожен. Сжигал обрезки ногтей и выпавшие волосы. Мы, Габриэль, с такими вещами не связываемся, но есть люди…

– Я не Габриэль, – сказал я с отвращением. – Меня зовут…

– Тс-с! – Она испуганно оглянулась. – Ни в коем случае не произносите свое настоящее имя. Кто его узнает, будет иметь над вами власть. Это и погубило отца. Видимо, кто-то из коллег, знавший его имя, проболтался.

– Кому?

Ариэль вновь окинула ресторан пристальным взглядом.

– Соломону. Он с самого начала соперничал с отцом и к тому же возглавлял группировку, выступавшую против того, чтобы делиться Искусством со всеми. Теперь, устранив отца, он сам сделался Волхвом и запретил когда-либо впредь поднимать этот вопрос.

– И что, все молчат? Неужели вы с Уриэлем не можете рассказать газетчикам или еще кому-нибудь?

Девушка побледнела.

– Что вы такое говорите?! Вы даже не представляете, на что Соломон способен! Только отцу было под силу выстоять против него… Заметили, как вяло выглядел сегодня Уриэль? Я боюсь, Габриэль. Если погибнет и он, я останусь совсем одна…

Все понемногу прояснялось.

– Но если у вас будет его имя, то вы сможете одолеть Соломона, и он ничего вам не сделает.

– Верно, – живо откликнулась Ариэль. – Мне нужно имя. Вы узнаете его, Габриэль? Я заплачу́. Я…

– За кого вы меня принимаете? – спросил я, нахмурившись.

Она ответила не сразу, как будто до сих пор об этом не задумывалась.

– Не знаю, – тихо сказала она. – А кто вы?

– Частный детектив. И у меня уже есть клиент.

– Не Соломон, нет? – вдруг спросила она.

Я на мгновение задумался, потом покачал головой.

– Нет, не он.

– Тогда что вам мешает помочь и мне тоже? Чего хочет этот ваш клиент?

– Того же, что и вы.

– Значит, вы мне расскажете? Ведь так, Габриэль? – Голос Ариэли звучал тревожно. – Прошу вас!

В ее голубых глазах читалась мольба. Я смотрел в них, сколько мог, но в итоге был вынужден отвести взгляд.

– Что ж, хорошо.

Она с облегчением выдохнула.

– Как зовут вашего клиента?

Я пожал плечами.

– Некто миссис Пибоди. Невысокая такая старушка. Знаете ее?

Ариэль воздела глаза к потолку.

– Да это может быть кто угодно! Вы разве не видите? Все мы здесь под вымышленными именами, а многие еще и под чужой личиной, чтобы их не узнали.

Вот как!

– То есть вы на самом деле выглядите иначе?

– Нет, я – нет, – ответила Ариэль с невинной улыбкой. – Меня все знают.

– Как же нам тогда вычислить этого Соломона? Ни имени, ни лица. Даже если предположить, что он мужчина, средних лет, американец, круг поисков составляет порядка шестидесяти миллионов человек.

И тут меня осенило. Я вскочил и прищелкнул пальцами.

– Что такое?

– Придумал!

Я спустился в вестибюль, подошел к стойке портье и небрежно облокотился на нее. Чарли поднял голову, разглядел, кто перед ним, и почтительность на его лице сменилась более привычным раздражением.

– Помнишь, ты мне показывал мужчину, который сказал тебе написать объявление? – спросил я. – В каком номере его поселили?

Чарли скривился.

– Что ты опять задумал?

– Ровным счетом ничего. Слово бойскаута!

– Хорошо. В пентхаусе.

– А кем он представился?

Чарли извлек из ящика карточку и положил передо мной. Я в предвкушении взглянул на нее… Сердце мое упало. На карточке крупными черными буквами было напечатано: «СОЛОМОН ВОЛХВ».

Ясно. Он смел и уверен в себе. Открыто смеется миру и обществу в лицо, убежденный, что все вокруг слепы. Но все ли он просчитал? Не затмила ли самоуверенность в нем осторожности? В этом ключ к его натуре – а возможно, и к поражению.

Что же он такого замышляет?

Я поблагодарил портье и вернулся к Ариэли.

– Зачем кому-то понадобилось загонять нас в ту ловушку? – спросил я.

Она поставила кофе на столик.

– Думаю, это было предупреждение.

– Для вас или для меня?

– Мне казалось, что для меня, но теперь… – задумчиво произнесла она.

– Понятно. «Сиди тихо, или тебе не поздоровится».

– Что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Ариэль, пристально глядя на меня.

– Не люблю, когда мне угрожают, – просто ответил я.

Условившись больше не появляться на людях вместе, мы разошлись.

Всю вечернюю сессию я просидел в одиночестве. Разница была налицо. Теперь я слушал внимательнее и с бо́льшим испугом. Магия! Настоящая и, что гораздо хуже, обыденная. Нечто банальное, происходящее каждый день. Собравшиеся относились к ней как к воде, которая течет из крана, когда поворачиваешь ручку; как к лампочке, которая загорается, когда нажимаешь на выключатель; как к голосу в телефонной трубке.

Очередной докладчик говорил о фамилиарах и способах их применения. В это время чья-то невидимая рука переворачивала страницы фолианта, подносила стакан с водой к его рту. Куда проще и естественнее, подумал я, было бы делать это все самостоятельно.

– Где доказательства? – выкрикнул кто-то с места.

Рядом с докладчиком немедленно вырос Соломон – подтянутый, мрачный и суровый.

– Пусть нарушитель встанет и аргументирует свое возражение.

Сверкнула розовая лысина: поднялся Уриэль.

– Чем докладчик докажет существование фамилиаров? Откуда столь неожиданные познания?

– Вы же сами только что видели… – начал тот, указывая на фолиант и стакан.

– Телекинез, – фыркнул Уриэль. – Любой в этом зале способен на такой фокус, не приплетая никаких фамилиаров.

Страницы фолианта сами собой затрепыхались. Стакан подскочил в воздух, повертелся и мягко опустился на пюпитр.

– Детский сад, – проворчал Уриэль.

– В чем суть ваших претензий? – нахмурившись, спросил Соломон.

– Я желаю заявить протест против направленности этого так называемого «ковента». Ковены, фамилиары… разве такие исследования следует поощрять? Разве ради них было создано наше общество? Все это, дамы и господа, дремучие суеверия!