Текст книги "Сегун. Книга 2"

Джеймс Клавелл
Сегун. Книга 2

Часть третья

Глава тридцатая

– У тебя все готово, Мура?

– Да, Оми-сан, думаю, да. Мы выполнили все ваши приказания очень точно. И то, что приказал Игураси-сан.

– Надеюсь, а то вечером здесь уже будет другой староста, – пригрозил Игураси, главный приспешник Ябу – от недосыпа у него покраснел, налившись кровью, единственный глаз. Он вчера прибыл из Эдо с первым отрядом самураев и специальными наставлениями.

Мура не ответил – только кивнул, не поднимая глаз.

Они стояли на берегу, возле пристани, перед безмолвными рядами насмерть перепуганных и уставших крестьян. Все жители деревни, от мала до велика, за исключением больных и младенцев, ждали прибытия галеры, одетые в лучшее свое платье. Улицы вылизали и вычистили, наведя порядок, какой бывал только перед Новым годом, когда, следуя древнему обычаю, вся страна наводила чистоту. Рыбачьи лодки расположили правильными рядами, сети тщательно свернули, канаты смотали в ровные бухты. Даже песок на побережье залива аккуратно разрыхлили граблями.

– Ничего не случится, Игураси-сан, – успокаивающе произнес Оми.

Он почти не спал последнюю неделю, с того самого момента, как из Осаки с почтовым голубем Торанаги прибыли приказы от Ябу. Сразу же отрядил всю деревню, всех трудоспособных жителей на двадцать ри вокруг, готовить Андзиро к приезду самураев и Ябу. И теперь, когда Игураси сообщил ему на ухо, по большому секрету, что великий даймё Торанага и его, Оми, дядя успешно избежали ловушки Исидо, он был доволен, что не поскупился.

– Не стоит так беспокоиться, Игураси-сан. Это мой надел, и за него отвечаю я.

– Да, конечно. – Игураси презрительным взмахом отослал Муру и уже спокойно добавил: – Отвечаете вы. Но не обижайтесь, я бы никому не пожелал увидеть нашего господина в гневе. Если мы что-нибудь упустили или эти говноеды что-то сделали не так, наш господин еще до конца завтрашнего дня превратит весь ваш надел в громадные навозные кучи. – Широким шагом он направился к начальнику своего отряда.

В это утро с севера, из Мисимы, вотчины Ябу, прибыли последние отряды самураев. Теперь они расположились на берегу, на деревенской площади и склоне горы, вооруженные сверкающими пиками, и ветер трепал знамена над их головами. Три тысячи отборных самураев из войска Ябу. Пятьсот всадников.

Оми не тревожился. Он сделал все возможное и лично проверил все, что можно было проверить. А если что-то забыл, это карма. «Но все шло нормально, и затруднений не предвидится», – думал он возбужденно. Было израсходовано пятьсот коку – больше всего годового дохода Оми до того, как Ябу увеличил надел племянника. Оми колебался, решая, сколько потратить, но жена, Мидори, убедила его не скупиться, ибо расходы – ничто в сравнении с той честью, которую господин Ябу оказывает им. «А когда прибудет господин Торанага, кто знает, какие новые возможности могут открыться перед вами?» – шептала она.

«Мидори была права», – подумал Оми, гордясь женой.

Он еще раз осмотрел берег и деревенскую площадь: вроде все в полном порядке. Мидори и его мать ждали под навесом, сооруженным к прибытию Ябу и его гостя, Торанаги. Оми заметил, что мать не закрывает рта, и пожелал Мидори терпеливо сносить бесконечные упреки. Он разгладил складки на своем безупречном кимоно, поправил мечи и посмотрел на море.

– Слушайте, Мура-сан, – прошептал с опаской рыбак Уо, один из четырех деревенских старейшин, стоявших на коленях рядом со старостой перед остальными, – я так боюсь, знаете. Как бы не обмочиться прямо на песок.

– Потерпи, старина. – Мура сдержал улыбку.

Лицо Уо, широкоплечего человека-горы с огромными руками и сломанным носом, приняло болезненное выражение.

– Потерплю, но, кажется, сейчас немножко испорчу воздух. – Уо был известен любовью к соленым шуткам, силой и способностью пускать ветры.

– Э-э, может быть, лучше не надо, – хихикнул невысокий сухопарый рыбак Хару. – Один из этих дерьмоголовых может обидеться.

Мура прошипел:

– Вам же приказали не называть так самураев, пока хоть один остается около деревни.

«Ох-хо-хо, – подумал он устало, – надеюсь, все сделали, ничего не забыли». Мура взглянул на склон горы, на бамбуковый частокол вокруг временного укрепления, которое крестьяне соорудили с такой скоростью и с таким трудом. Триста человек копали, носили, строили. Куда проще оказалось возвести еще один дом. Он располагался на холме, сразу под домом Оми, и сейчас Мура видел это строение, уступавшее размерами жилищу самурая, но крытое черепицей, с наспех разбитым садом и банным домиком. «Видимо, сюда переедет Оми, а свой дом отдаст господину Ябу», – заключил про себя Мура.

Он оглянулся на мыс, из-за которого в любой миг могла показаться галера. «Скоро на берег вступит Ябу, и все мы окажемся в руках богов, ками, Бога Отца, его Сына и Мадонны, ох-хо-хо! Святая Мадонна, защити нас! Не оставь своей милостью. Всего несколько следующих дней. Оборони нас, нашего господина и повелителя! Я зажгу пятьдесят свечей, а мои сыновья обязательно примут истинную веру», – пообещал Мура.

Сегодня Мура искренне радовался тому, что он христианин и может ходатайствовать перед единым Богом за свою деревню. Он стал христианином в молодости из-за своего сюзерена, который перешел в новую веру и сразу же приказал всем своим людям сделать то же. И когда двадцать лет назад его господин пал в битве, сражаясь на стороне Торанаги с войсками тайко, Мура остался христианином в память о нем. «Хороший воин имеет только одного повелителя, – думал он, – одного настоящего повелителя».

Ниндзина, круглолицего крестьянина с крепкими зубами, особенно заботило присутствие множества самураев:

– Мура-сан, прошу прощения, но вы совершаете ошибку. Этим утром было небольшое землетрясение, это знак богов, предзнаменование. Вы совершаете ужасную ошибку, Мура-сан.

– Что сделано, то сделано, Ниндзин. Забудь об этом.

– Как я могу? Когда в моем погребе…

– Кое-что есть и в моем погребе. У меня самого полно всякого, – вмешался Уо, больше уже не улыбаясь.

– Нигде ничего нет. Ничего, друзья, – предупредил Мура осторожно. – Нет и не было.

По его приказу тридцать коку риса, украденных у самураев, были припрятаны по всей деревне вместе с другими припасами, снаряжением – и оружием…

– Не надо оружия! – убеждал его тогда Уо. – Рис – да, конечно, но не оружие!

– Надвигается война.

– Нам не разрешается иметь оружие, – кричал Ниндзин.

Мура фыркнул:

– Это новый закон, ему всего двадцать лет. Прежде у нас имелось какое угодно оружие, и мы не были привязаны к деревне. Могли ходить куда захотим и делать что хотим. Крестьяне становились ратниками, рыбаками, торговцами, даже самураями. Некоторым это удавалось. Вы знаете, что я говорю правду.

– Да, но теперь другое время, Мура-сан, совсем другое. Тайко приказал, чтобы все стало по-иному!

– Скоро будет по-прежнему. Мы снова пойдем воевать.

– Тогда давайте подождем, – просил Ниндзин, – ну, пожалуйста! Пока это противозаконно. Если закон изменится – другое дело. Значит, такова карма. Тайко издал указ: не иметь оружия. Никакого. Под страхом немедленной казни.

– Да откройте вы все глаза! Тайко умер! И я вам говорю, скоро Оми-сан придется готовить людей к войне. Большинство из нас должны будут воевать, понимаете? Мы ловим рыбу и воюем, все в свое время. Разве не так?

– Да, Мура-сан, – согласился Уо, подавляя страх. – До тайко мы не были так привязаны к одному месту.

– Нас поймают, они нас поймают. – Ниндзин даже вспотел. – Они не пощадят нас. Сварят в кипятке, как того чужеземца.

– Помалкивай о чужеземце!

– Послушайте, друзья, – произнес Мура, – у нас больше никогда не будет такой возможности. Это послано нам Богом. Или богами. Мы должны припрятать каждый нож, меч, мушкет, щит, лук, каждую стрелу или пику, какие только сможем раздобыть. Самураи подумают, что их украли другие самураи – разве мало их съехалось сюда со всей провинции Идзу? И разве один самурай поверит другому? Мы должны отобрать у них исключительное право на войну. Мой отец был убит в бою – как и твой, и вот его. Ниндзин, в скольких битвах ты участвовал – десяти, да? Уо, а ты? В двадцати? Тридцати?

– Берите больше. Разве я не служил тайко? Чтоб ему было пусто в другой жизни! Да, прежде чем стать тайко, он был человеком. Это точно! Потом что-то изменило его, правда? Ниндзин, не забывай, что Мура-сан – староста! И его отец тоже был старостой! Если староста говорит: вооружайтесь, значит, нужно вооружаться.

…И теперь Мура убедился, что поступил правильно. Новая война продлится очень долго, их мир опять станет таким, каким был всегда. Деревня никуда не денется, вместе с ее лодками и жителями. Потому что все люди: крестьяне, даймё, самураи и даже эта – должны есть, а в море можно ловить рыбу. Так что, как и прежде, воины-поселяне будут время от времени отвлекаться от войны, чтобы спустить на воду свои лодки…

– Смотрите! – вскрикнул Уо, непроизвольно взмахнув рукой, и наступила тишина.

Галера огибала мыс.

Фудзико смиренно стояла перед Торанагой на коленях в самой большой каюте, где даймё расположился на время плавания. Они были одни.

– Я прошу вас, господин, – умоляла она, – не склоняйте меня к такому.

– Это приказ.

– Я повинуюсь, конечно, но я… я не могу…

– Не можете? – вспыхнул Торанага. – Как вы осмеливаетесь спорить! Я приказал вам стать наложницей капитана, а вы осмеливаетесь спорить со мной?

– Извините, господин, простите великодушно, – заторопилась Фудзико – слова прямо хлынули из нее. – Я не смею спорить с вами. Я только хотела сказать, что не могу исполнить ваш приказ надлежащим образом. Прошу вас, поймите меня! Простите меня, господин, но это невозможно для меня – быть счастливой или изображать счастье. – Она склонила голову, уткнувшись лбом в футон. – Я смиренно прошу дозволения совершить сэппуку.

– Я уже говорил, что не одобряю бессмысленной смерти. Вы мне нужны.

– Но пожалуйста, господин. Я хочу умереть. Смиренно прошу вас. Я хочу соединиться с мужем и сыном.

Голос Торанаги обрушился на нее, перекрыв все звуки на галере:

– Я уже отказал вам в этой чести. Вы не стоите ее. Только ради вашего деда, моего старого друга Хиромацу, я терпеливо выслушиваю ваши неприличные отговорки. Достаточно нести вздор, женщина!

– Я почтительно прошу разрешения стать монахиней. Будда…

– Нет! Я отдал другой приказ. Выполняйте его!

– Выполнять? – спросила она, не поднимая головы, лицо ее окаменело. Потом еле слышно она пробормотала: – Я думала, мне будет приказано возвратиться в Эдо.

– Вам приказано быть здесь, на корабле! Вы забыли свое положение, свой род, свои обязанности! Я недоволен вами. Идите и готовьтесь!

– Я хочу умереть. Пожалуйста, дайте мне присоединиться к ним, господин!

– Ваш муж родился самураем по ошибке. Он был ничтожен, как и его потомство. Этот глупец чуть не погубил меня. Присоединиться к ним? Что за вздор! Вам запрещено совершать сэппуку! А теперь ступайте!

Но она не двигалась.

– Может быть, мне лучше отправить вас к эта? В один из их домов. Может быть, там вы вспомните о достойном поведении и долге?

Дрожь охватила ее, однако она вызывающе бросила:

– По крайней мере, они японцы!

– Я – ваш сюзерен. Вы должны выполнять мои приказы.

Фудзико заколебалась. Потом пожала плечами:

– Да, господин, прошу прощения за мои плохие манеры. – Она положила руки плашмя на футон, низко склонила голову, голос ее звучал покаянно. Но в глубине души Фудзико не смирилась, и оба знали, что́ она собирается сделать. – Господин, я искренне извиняюсь, что обеспокоила вас, разрушила ва, вашу гармонию. Простите мое недостойное поведение. Вы были правы, а я нет. – Она встала и тихонько направилась к двери.

– Если я исполню ваше желание, – закинул крючок Торанага, – исполните ли вы мое, но искренне, всем сердцем?

Она медленно оглянулась:

– Но сколько это продлится, господин? Дозволено ли мне будет узнать, сколько времени я должна оставаться наложницей чужеземца?

– Год.

Она отвернулась и взялась за ручку двери.

Торанага уступил:

– Полгода.

Рука Фудзико замерла. Дрожа, она уткнулась лбом в дверь.

– Да. Благодарю вас, господин. Спасибо.

Торанага встал и подошел к двери. Фудзико открыла ее перед господином, поклонилась ему через порог и закрыла за ним дверь. И только тогда заплакала.

Она тоже была самураем.

Торанага вышел на палубу, очень довольный собой. Он достиг желаемого малыми усилиями. «Нажми я слишком сильно, эта женщина взбунтовалась бы и покончила с собой без разрешения. Но теперь она попытается угодить. Очень важно, чтобы она по своей воле стала наложницей капитана, хотя бы на посторонний взгляд. А шести месяцев будет более чем достаточно. Иметь дело с женщинами намного легче, чем с мужчинами, – подумал он удовлетворенно. – В определенных вещах, конечно».

Тут он увидел самураев Ябу, столпившихся вокруг бухты, и его хорошее настроение улетучилось.

– Добро пожаловать в Идзу, господин Торанага! – воскликнул Ябу. – Я вызвал сюда несколько человек, чтобы они сопровождали вас.

– Хорошо.

Еще двести ярдов отделяло галеру, плавно подходившую к берегу, от пристани, но уже можно было разглядеть Оми и Игураси, навес и футоны.

– Все сделано так, как мы договаривались в Осаке, – доложил Ябу. – И почему бы вам не погостить у меня несколько дней? Вы оказали бы мне большую честь и провели время с пользой. Отобрали бы двести пятьдесят человек для мушкетного полка и встретились бы с их предводителем.

– Ничего приятнее и представить не могу, но я должен оказаться в Эдо как можно быстрее, Ябу-сан.

– Два или три дня? Оставайтесь! Отдых, хорошая еда, охота.

Торанага отчаянно искал выход. Оставаться здесь с пятьюдесятью самураями охраны было бы неразумно. Тем самым он целиком отдал бы себя во власть Ябу. «Исидо, по крайней мере, предсказуем и связан определенными правилами. Но Ябу? Ябу вероломен, как акула. Нельзя искушать акул, – сказал он себе. – Особенно когда они шныряют в родных водах. И тем более искушать своей жизнью». Он знал, что сделка, заключенная с Ябу в Осаке, стоит не больше их мочи, пролившейся на землю. Ябу надеется гораздо больше получить от Исидо. И преподнесет тому голову Торанаги на деревянном блюде, как только поймет, что выгадает от этого намного больше, чем готов предложить Торанага. Убить его или сойти на берег – иного не дано».

– Вы слишком добры, – промолвил он. – Но я должен как можно быстрее попасть в Эдо. «Никогда бы не подумал, что Ябу за это время успеет собрать столько воинов. Неужели он сумел разгадать наши условные слова?»

– Пожалуйста, разрешите мне проявить настойчивость, Торанага-сама. Здесь в окрестностях очень хорошая охота. У меня есть ловчие соколы. Немного поохотиться после заточения в Осаке было бы неплохо, правда?

– Да, заманчивое предложение. Очень жаль, что мои соколы остались там.

– Но они ведь не пропали. Хиромацу, конечно же, привезет их с собой в Эдо?

– Я приказал ему выпустить птиц сразу же, как только нам удастся уехать. Боюсь, что они, пока летят в Эдо, растеряют все навыки и будут не способны к охоте. Одно из немногих моих правил: выпускать соколов, которых я сам натаскивал, а не отдавать другим хозяевам. Так они повторяют лишь мои ошибки.

– Это хорошее правило. Мне хотелось бы узнать и другие. Может быть, сегодня вечером, за ужином?

«Мне нужна эта акула, – с горечью подумал Торанага. – Убивать ее сейчас рано».

На пристань бросили два каната со ставшей к ней бортом галеры. Весла убрали. Спустили трап, и Ябу взошел на верхнюю ступеньку.

Самураи, стоявшие плотными рядами, издали свой боевой клич: «Касиги! Касиги!» Их рев спугнул всех чаек, которые, пронзительно гомоня, взмыли в небо. Самураи все как один поклонились.

Ябу поклонился в ответ, повернулся к Торанаге и широко повел рукой:

– Прошу на берег!

Торанага глянул на стену воинов, на жителей деревни, распростертых на песке, и в голове его пронеслось: «Неужели я умру от меча, как предсказывал китаец? Ведь первая часть пророчества исполнилась: мое имя начертано на стенах Осаки».

Он отогнал прочь эту мысль. Сходя по трапу, громко и повелительно крикнул своим пятидесяти самураям, облаченным в коричневое, как и он сам:

– Всем оставаться здесь. Команде быть готовой к немедленному отплытию! Марико-сан, вы проведете в Андзиро три дня. Сойдите на берег с капитаном и Фудзико-сан сейчас же и ждите меня на площади. – Тут он, к удивлению Ябу, еще больше повысил голос: – Готовьтесь, Ябу-сан, сейчас я проведу смотр вашим полкам! – Он ступал вслед за Ябу по ступенькам трапа со всем высокомерием бывалого вояки, каким и являлся.

Ни один военачальник в стране не выиграл больше битв, ни один не был столь искусен в ратном деле. За исключением тайко, но тайко умер. Никто из полководцев не прошел столько сражений, не выказал такой выносливости, не положил столько людей на поле брани. Торанага не знал поражений.

По берегу разнесся удивленный гул – его узнали. Появление великого даймё стало полной неожиданностью. Его имя передавалось из уст в уста, и этот шепот, страх, который он внушал, радовали его. Он слышал шаги Ябу за собой, но не оглядывался.

– А-а, Игураси-сан! – протянул он с добродушием, которого не чувствовал. – Рад повидаться с тобой. Давай пойдем, вместе посмотрим твоих молодцов.

– Да, господин.

– А ты, должно быть, Оми-сан. Твой отец – мой старый товарищ по оружию. Ты тоже пойдешь со мной.

– Да, господин, – ответил Оми, вырастая на глазах от оказанной ему чести. – Благодарю вас.

Торанага резко ускорил шаг. Он увлек за собой встречающих, чтобы не дать им украдкой переговорить с Ябу, ибо жизнь его зависит от того, удержит ли он инициативу в своих руках.

– Ты был с нами в битве при Одаваре, Игураси-сан? – спросил он, уже зная, что именно там самурай потерял глаз.

– Да, господин. Имел такую честь. Я был с господином Ябу, на правом крыле войска тайко.

– О, вы занимали почетное место – там было самое пекло.

– Мы разгромили врага, господин. Единственные выполнили свой долг. – Игураси, ненавидевший Торанагу, испытал невольную благодарность.

Тем временем они оказались перед строем первого полка. Голос Торанаги гремел:

– Да, вы и люди Идзу очень помогли нам тогда. Может быть, если бы не вы, мы бы не одолели Канто! А, Ябу-сама? – добавил он, внезапно останавливаясь и этим обращением удастаивая Ябу прилюдных почестей.

Неожиданная лесть вывела Ябу из равновесия. Он уже сожалел, что столь необдуманно предложил Торанаге проинспектировать свое войско.

– Может быть, но я сомневаюсь. Тайко приказал уничтожить клан Бэппу. Поэтому тот был уничтожен, – заметил он…

Это было десять лет назад, когда один только могучий и древний род Бэппу, возглавляемый Бэппу Гэндзаэмоном, противостоял объединенным силам Накамуры, будущего тайко, и Торанаги, являя собой последнее и главное препятствие на пути Накамуры к полному владычеству над страной. Столетиями Бэппу владели Восемью Провинциями, Канто. Сто пятьдесят тысяч человек осаждали их оплот – город-крепость Одавару, который сторожил перевал, ведущий через горы в невероятно богатые и плодородные равнины, где растили рис. Противостояние длилось одиннадцать месяцев. Новая наложница Накамуры, высокородная госпожа Осиба, юная красавица, едва достигшая восемнадцати лет, прибыла в лагерь своего господина, разбитый у крепостных стен, с младенцем на руках, и Накамура едва не впал в детство, радуясь рождению своего первенца. Госпожу Осибу сопровождала ее младшая сестра Гэндзико, которую Накамура прочил в жены Торанаге.

«Господин, – сказал тогда Торанага, – я, конечно, буду польщен, если наши дома еще больше сблизятся, но пусть лучше на госпоже Гэндзико женится мой сын и наследник Судара».

Ушло немало времени на то, чтобы убедить Накамуру. Когда же о его решении сообщили госпоже Осибе, та сразу взвилась на дыбы:

– При всем моем уважении, господин, я возражаю против этого брака.

Накамура рассмеялся:

– Я тоже. Сударе только десять, а Гэндзико тринадцать. Тем не менее они помолвлены и поженятся на его пятнадцатилетие.

– Но, господин, Торанага уже ваш зять, не так ли? Разве недостаточно этой родственной связи? Вы желаете более тесного родства с Фудзимото и Такасима и даже императорским двором?

– Они там все дерьмоголовые при дворе, и все в заложниках, – пробасил Накамура своим грубым крестьянским голосом. – Слушай, О-тян, у Торанаги семьдесят тысяч самураев. Когда мы разгромим Бэппу, он получит Канто и народу у него еще прибавится. Моему сыну потребуются такие вожди, как Ёси Торанага, недаром даже я нуждаюсь в нем. А в один прекрасный день моему сыну потребуется Ёси Судара. Лучше пусть Судара будет дядей моему сыну. Твоя сестра помолвлена с Сударой, и он некоторое время поживет с нами, ладно?

Торанага охотно отдавал своего сына и наследника в заложники.

– Но сначала ты и Судара поклянетесь в вечной преданности моему сыну, – предупредил его Накамура.

Так и случилось. Потом на десятый месяц осады первый ребенок Накамуры умер от лихорадки или заражения крови, а может, от чар злых ками.

– Видно, все боги прокляли Одавару и Торанагу, – бушевала Осиба. – Это Торанага виноват, что мы здесь, – он хочет завладеть Канто. Это его вина, что наш сын мертв. Он ваш враг. Он желает вашей и моей смерти! Отправьте его на тот свет или прикажите пошевеливаться. Пусть он ведет войска в бой и заплатит своей жизнью за жизнь нашего сына! Я требую возмездия…

Так Торанага пошел в наступление. Он взял Одавару, заложив мину под стену и проведя лобовую атаку. Убитый горем Накамура поверг цитадель в прах. После падения крепости и истребления всех Бэппу страна покорилась Накамуре, который стал первым кампаку, а потом тайко. Но в боях за Одавару погибли очень многие.

«Слишком многие», – подумал Торанага, вернувшись мыслями из Одавары в свой сегодняшний день. Он посмотрел на Ябу:

– Жаль, что тайко умер, не правда ли?

– Да.

– Мой шурин был великим вождем. И хорошим учителем. Как и он, я никогда не забываю друзей. И врагов тоже.

– Скоро и господин Яэмон станет взрослым. Он унаследовал дух тайко. Господин Тора… – Но прежде чем Ябу смог остановить инспекцию, Торанага уже двинулся дальше, и Ябу ничего не оставалось, как следовать за ним.

Торанага шел вдоль рядов, источая добродушие, обращаясь то к одному, то к другому, узнавая некоторых; его глаза не оставались безучастными, когда он извлекал из памяти лица и имена. Он умел каждому дать почувствовать, хоть бы и на мгновение, что великий военачальник глядит на него одного, разговаривает как с одним из своих друзей. Торанага делал то, что должен был делать, что проделывал тысячу раз, – подчинял людей своей воле.

К тому времени как они обошли весь строй, Ябу, Игураси и Оми успели взмокнуть. Но Торанага выглядел неутомимым, и прежде чем Ябу смог остановить его, он взошел на самую удобную точку и встал там один, высоко над всеми.

– Самураи Идзу, вассалы моего друга и союзника, Касиги Ябу-сама, – выкрикнул он своим зычным голосом. – Для меня честь быть здесь с вами. Я удостоен чести лицезреть воинство Идзу, часть войск моего могучего союзника. Слушайте, самураи! Черные тучи собираются над страной и угрожают миру тайко. Мы должны защитить то, что он нам оставил, пресечь измену на самом верху! Пусть каждый будет готов! Точите мечи! Вместе мы будем защищать его волю! И мы одолеем! Боги Японии помогут нам! Они безжалостно уничтожат всех, кто противостоит наказам тайко! – Здесь он поднял обе руки, издав боевой клич: – Касиги! – и – невероятно – поклонился войску и замер.

Все смотрели на него. Потом общий рев: «Торанага!» – донесся до него и накатывался снова и снова. Все самураи поклонились в ответ.

Даже Ябу поклонился, захваченный силой общих переживаний.

Прежде чем Ябу успел выпрямиться, Торанага стал спускаться с холма, все убыстряя шаг.

– Иди с ним, Оми-сан! – приказал Ябу. Самому ему не подобало бежать за Торанагой.

– Да, господин.

Когда Оми ушел, Ябу спросил Игураси:

– Какие новости из Эдо?

– Госпожа Юрико, ваша жена, в первую голову просила сказать вам, что по всему Канто собирают войска. Внешне все спокойно, но внутри кипит. Она считает, что Торанага готовится к войне – внезапному выступлению, может быть против самой Осаки.

– А что ты слышал об Исидо?

– Ничего до самого нашего отъезда пять дней назад. Никаких слухов о бегстве Торанаги. Я узнал об этом только вчера из письма, которое ваша госпожа отправила с почтовым голубем из Эдо.

– А Дзукимото уже наладил связь?

– Да, господин.

– Хорошо.

– Его послание гласило: «Торанага успешно бежал из Осаки на галере с нашим господином. Готовьтесь принять их в Андзиро». Я решил, что это лучше держать в секрете ото всех, кроме Оми-сан, но мы подготовились.

– Как?

– Я объявил о «военных учениях», господин, по всей провинции Идзу. В течение трех дней будут перекрыты все дороги и перевалы, если вы того хотите. На севере собран флот – якобы пиратский, – который готов перехватить любое судно, идущее без сопровождения, днем или ночью, если на то будет ваша воля. Для вас и гостя, какой бы он ни был важный, приготовлено жилье на тот случай, коли вы надумаете остановиться здесь.

– Хорошо. Что еще? Есть другие новости?

Игураси не хотелось говорить о новостях, которых он не понимал.

– Мы приготовились ко всему. Но этим утром из Осаки пришло тайное сообщение: «Торанага отказался от должности в Совете регентов».

– Невероятно! Почему он это сделал?

– Я не знаю. Не могу поверить. Но это должно быть правдой, потому что прежде мы никогда не получали неверных сведений из того источника, господин.

– Госпожа Садзуко? – осторожно спросил Ябу, упомянув самую молодую наложницу Торанаги, чья служанка была его платной осведомительницей.

Игураси кивнул:

– Да. Но я сбит с толку. Теперь регенты выразят Торанаге недоверие, не так ли? Они прикажут ему покончить с собой. Это было сумасшествием – подать в отставку, да?

– Должно быть, Исидо вынудил его. Но как? Об этом не было никаких разговоров. Торанага никогда не подписал бы подобного сам! Ты прав: это поступок сумасшедшего. Он погиб, если сделал такое. Это, видимо, фальшивка.

Ябу в смятении сошел с холма и смотрел, как Торанага пересекает площадь, направляясь к Марико и чужеземцу, которых сопровождала Фудзико. Потом Марико пошла куда-то вместе с Торанагой, остальные ждали на площади. Торанага шагал быстро и решительно. Затем Ябу заметил, как великий даймё вручил Марико маленький пергаментный свиток, и страшно заинтересовался, что́ в нем и что́ при этом говорилось. «Какую еще уловку измыслил Торанага?» – спросил он себя, жалея, что с ним нет Юрико, готовой помочь мудрыми советами.

У пристани Торанага остановился. Он не поднялся на корабль, под защиту своих людей, зная, что окончательное решение должно быть принято на берегу. Бежать ему не позволят. Еще ничего не решилось. Он смотрел, как подходят Ябу и Игураси. То, как плохо Ябу давалось спокойствие, о многом сказало Торанаге.

– Да, Ябу-сан?

– Вы останетесь здесь на несколько дней, господин Торанага?

– Мне лучше сразу уехать.

Ябу сделал знак всем отойти так, чтобы их не было слышно. Через мгновение лишь они двое остались на дороге.

– У меня плохие новости из Осаки. Вы отказались и дальше возглавлять Совет регентов?

– Да. Я подал в отставку.

– Тогда вы убили себя. Вы погубили ваше дело, всех ваших вассалов, союзников! Вы похоронили Идзу и убили меня!

– Совет регентов, конечно, может при желании отобрать ваши земли и вашу жизнь.

– Клянусь всеми богами, живыми, мертвыми и теми, что должны родиться… – Ябу с усилием сдерживал свои чувства. – Извините меня за плохие манеры, но вы… вы заняли странную позицию… Да, я извиняюсь. – Не было веской причины обнаруживать эмоции. Это считалось неприличием, потерей лица. – Тогда вам лучше остаться здесь, господин Торанага.

– Я предпочел бы уехать немедленно.

– Здесь вы или в Эдо, какая разница? Приказ регентов придет немедленно. Я думаю, вы захотите сразу же совершить сэппуку. Я почел бы за честь помочь вам.

– Благодарю вас. Но пока приказа нет, я, пожалуй, поживу еще.

– Какое значение имеют день или два? Приказ придет неизбежно. Я сделаю все приготовления, все будет безупречно. Вы можете положиться на меня.

– Спасибо. Да, я понимаю, зачем вам понадобилась моя жизнь.

– Мою жизнь отнимут тоже. Если я отправлю вашу голову Исидо или убью вас и покаюсь, это может задобрить его, но надежды мало.

– Доведись мне оказаться на вашем месте, я бы мог потребовать награды за такую голову. Но, к сожалению, моя голова вам не поможет.

– Я склонен согласиться. Хотя стоит попробовать. – Ябу со злостью сплюнул в пыль. – Я заслуживаю смерти за то, что был глуп и втянулся в эти дерьмовые игры вокруг власти.

– Исидо не раздумывая возьмет вашу жизнь. Но сначала он возьмет Идзу. О да, Идзу пропадет, если он получит власть.

– Не смейтесь надо мной. Я знал, что подобное должно было случиться!

– Я не смеюсь над вами, мой друг, – отозвался Торанага, радуясь, что Ябу ведет себя так недостойно. – Я только сказал, что, если к власти придет Исидо, Идзу получит его родственник Икава Дзуккуя. Но, Ябу-сан, Исидо не имеет власти. Пока. – И он рассказал Ябу «как другу», почему отказался от регентства.

– Совет обезглавлен! – не мог поверить Ябу.

– Нет никакого Совета. Он не сможет править, пока не изберут пятого регента, – улыбнулся Торанага. – Подумайте об этом, Ябу-сан. Сейчас я сильнее, чем когда-либо. Исидо обезврежен – и Дзуккуя тоже. Вы получите столько времени, сколько вам нужно, чтобы подготовить ваших стрелков. Сейчас у вас есть Суруга и Тотоми. Через несколько месяцев вы увидите голову Дзиккуи на острие копья, как и головы всех его родственников, вступите во владение новыми землями. – Он резко повернулся и крикнул: – Игураси-сан! – Пятьсот человек слышали его команду.

Игураси припустил к ним, но не успел сделать и трех шагов, как Торанага приказал:

– Приведи сюда почетный караул! Пятьдесят человек! Немедленно! – Он не хотел давать Ябу передышку, чтобы тот не обнаружил огромных изъянов в его доводах. Коли уж Исидо бессилен и не имеет власти, голова Торанаги на деревянном блюде становится поистине бесценным даром для него, а значит, и для Ябу. Более того, связанный по рукам и ногам, как презренный преступник, и доставленный живым к воротам Осакского замка, Торанага послужит для Ябу ключами к Канто.

Пока строился почетный караул, Торанага громко провозгласил:

– По этому случаю, Ябу-сама, не примете ли вы от меня этот знак дружбы? – Он вынул из ножен свой боевой меч и, уложив его плашмя на ладони, преподнес Ябу.

Ябу принял клинок как во сне. Это был бесценный дар. Родовое наследие Миновара, известное всей стране оружие, которым Торанага владел уже пятнадцать лет. Он получил его в дар от Накамуры перед собравшимися со всей страны даймё, кроме Бэппу Гэндзаэмона, как часть платы по тайному соглашению…