Текст книги "Падение Левиафана"

При их нынешней скорости они даже не заметят просвета между кольцами: мелькнет жуткое не-пространство – и вот они уже падают к далекой звезде в привычной вселенной.

Амос пристегнулся напротив нее и лениво почесывал грудь на месте пулевой раны.

– Тебя не беспокоит? – спросила она.

Он взглянул на нее темными, большими и на удивление невинными глазами. Как у чучела. Она указала ему на грудь, и тут начался отсчет к переходу. В профессиональном голосе Алекса едва просвечивал намек на беспокойство.

– Не знаю, – ответил Амос. – В общем-то, нет. Мне не нравится умирать, так что… – Он пожал плечами. – Хотя это другое.

Алекс дошел до нуля, и Терезе почудилось короткое головокружение, хотя это была чистая психосоматика. Потом Амос продолжил говорить так же спокойно и дружелюбно. Он, среди прочего, еще тем ей нравился, что никогда не заражался общей тревожностью.

– Ты про папу думала?

– Ты не сам выбрал то, что с тобой случилось. Ты не хотел меняться. А он хотел. И, понимаешь, я не знаю, на кого из вас я больше похожа. Я сама решила уйти. Жить здесь. Но так многое от меня не…

– У нас проблема, – предупредила по корабельной связи Наоми. – Оставайтесь на местах, не отстегивайтесь.

– Тебя понял, – отозвался Амос, уже выводя на стенной экран «зеркало» тактической схемы.

В упрощенном графическом изображении система Фригольд выглядела вполне вразумительно. Солнце. Сам Фригольд и еще одна планета ближе к звезде. Дюжина старательских суденышек, большей частью в поясе астероидов или у лун газового гиганта. Тереза поискала, что заставило Наоми говорить так жестко, – и почти сразу нашла.

«Предштормовой» – лаконский истребитель, захваченный Робертой Драпер, – стал флагманом тайного флота подполья, наконечником нацеленного на Лаконию копья при осаде, подарившей Терезе шанс на побег. Для адмирала Трехо и всего лаконского флота он был унизительной занозой. Напоминанием о череде потерь. Для подполья он символизировал уязвимость империи. Этот корабль мог в любое время выскочить из любого кольца, поддержав любой из попавших в беду кораблей подполья. Он был скорее легендой, чем простой боевой единицей.

Только вот лаконский истребитель, высвеченный схемой на низкой орбите над Фригольдом, не был «Предштормовым».

Глава 16. Танака

Школьный медик, похоже, полчаса как сорвал голос. Танака, если бы не знала точно, приняла бы его не за сотрудника школы, а за ученика. Темнокожий, с полными губами, волосы коротко острижены – в другой раз она сочла бы его миловидным. Сейчас она его, можно сказать, ненавидела. Во-первых, он ее опасался. В каждую фразу, даже в самые очевидные утверждения, он вкладывал вопросительную интонацию. И еще она краешком периферийной нервной системы отмечала, что с его появлением каждый раз связывается что-то болезненное или неприятное. Смена повязки на изуродованной щеке, уколы иглы – брали кровь на анализы, вливали поддерживающие препараты, – сканирование на школьном автодоке.

Что-то да было.

А хуже всего, что она была обязана ему жизнью.

Ее люди – присвоенная ею ударная группа Мугабо, – предварительно освобожденные от снаряжения, уже лежали в могиле. Уинстон Дуарте лично покончил с обычаем возвращать мертвых для погребения на Лаконию. Тогда он подразумевал: «Всякая земля есть лаконская земля». Танака, несмотря на серьезные ранения лица и головы, едва ли истекла бы кровью на земле Абассии. Но вздумай кто-нибудь всадить в нее пулю, вполне мог бы свалить убийство на Холдена и ту дрянь, что теперь служила у него корабельным механиком. Танака не запомнила, как ее нашли и перенесли в медчасть. И не знала, колебался медик или решительно взялся выполнять клятву Гиппократа. Зато точно знала, что была перед ним беззащитна и что его юные, не знающие шрамов руки удержали жизнь в ее теле. За это она его ненавидела.

– Я настойчиво рекомендую в ближайшие три недели обойтись без высоких перегрузок? – сказал он, укладывая в мешок оставшееся при ней небогатое имущество.

Пуля Холдена стоила ей трех верхних зубов слева и большей части правой щеки. В верхнем нёбе слева образовались микротрещины, и головные боли сводили ее с ума. А может, сводили с ума воспоминания о бое с этим черноглазым механиком. Когда в черепе столько неполадок, нет смысла разбираться с причиной каждой в отдельности.

– Полагаю, благоразумнее было бы выждать? Еще недельку, чтобы гель схватился?

Танака не удостоила его ответом. Ее бронескафандр лежал во дворе, его аккуратно упаковали для последующего ремонта вместе со снаряжением погибших стрелков. Из медчасти она направилась к скафандру, а медик устремился следом – пристал, как грязь к подошве. Транспортный кар с «Ястреба» пылил еще в полукилометре от кампуса. В школьные окна и из дверей на нее глазели – испуганно и осуждающе.

Для персонала она была той женщиной, что свалилась с неба им на головы и заперла подальше, превратив их территорию в стрельбище. Трудно было ожидать за такое почетной докторской степени.

При этой мысли она улыбнулась и тут же поморщилась.

В подъехавшем каре сидел Мугабо. Его заученная вежливость скрипела как перекрахмаленная рубашка. Он, встав навытяжку, отдал Танаке честь. От этого ей действительно полегчало. Она возвращалась в себя. Пока малочисленная команда грузила в кар оружие и броню своих убитых, Мугабо, склонив голову, стоял с ней рядом.

– Что-то вы не спешили, – бросила ему Танака.

– Приношу извинения. Понесенный нами ущерб затруднил вход в атмосферу, а ваш транспортный корабль… К сожалению, нам пришлось снять с него часть оборудования. Весьма сожалею о задержке.

– На какой стадии восстановление?

Мугабо кивнул – не в ответ, а показывая, что услышал вопрос.

– Повреждения значительные, но я уверен, что можно безопасно продолжать путь. Мой старший механик советует вернуться на дозаправку к Лаконии.

– Чего-то не хватает?

– Питающие обшивку композитные вещества по понятным причинам израсходованы.

– То есть функция самовосстановления отсутств ует?

– Цельность корпуса в пределах допуска, – сказал Мугабо.

Ей понравилось, как он изворачивался. Это не он хочет вернуться на Лаконию, а старший механик. Его корабль цел, пока Танака не разрешит признать его подбитым. От этой ниточки ковер лаконской культуры никогда не избавится: каждый готов признать за истину то, что прикажет старший по званию. Она задумалась о внутренней жизни Мугабо. Оставляет ли он свободу и свои извращения внутри себя, как она, или у него и душа такая же пустая?

Она устроилась на переднем сиденье рядом с водителем и окинула школу взглядом. Поле боя. Здесь она проиграла – проиграла свою ударную группу, цель операции, собственную кровь и плоть. И отчасти репутацию. А все потому, что медлила прибегнуть к силе. Тереза Дуарте – сокровище, источник сокровищ. Она незаменима. Холден готов был ею рискнуть, а Танака нет. Она запомнила урок.

У нее руки чесались уронить с орбиты торпеду, стереть с лица земли школу и школьную территорию. Она могла бы себе это позволить – обойдется в несколько жизней, считая долбаного медика, и никто не предъявит ей обвинений. Только вот людям станет известно, как она поступила. И они догадаются, что толкнул ее на это стыд.

Так что хрен с ними, пусть живут.

Группа Мугабо закончила с погрузкой и заняла места в каре. Какие-то особенности атмосферы здесь преломляли солнечные лучи на шесть полос – получалась звезда, как на детском рисунке. Танаке вспомнилось слышанное где-то: «Я готов разить даже солнце, если оно оскорбит меня»[3]3
  Цитата из романа Г. Мелвилла «Моби Дик, или Кит» приводится по классическому переводу Инны Бернштейн.


[Закрыть]. Она не помнила, откуда цитата.

Да и не важно. Ей надо было довести охоту до конца.

– Можно ехать, – сказала она.

– Слушаюсь, – отозвался Мугабо, и кар дернулся, развернулся, рванул к месту посадки.

Встречный ветер забивал рот вкусом грязи. Танака утешалась сознанием, что можно прожить полную, насыщенную жизнь, навсегда забыв об этой сортирной планете. От этой мысли ей стало легче – правда, ненамного.

Когда принявший их на борт «Ястреб» стал разгоняться в сторону кольца, она отдалась в руки медицинской команды. Добровольно вошла в лазарет и, не дрогнув, перенесла осмотр, вызвавший болезненные воспоминания о первом в жизни ранении. К тому времени, как медики обследовали рану на голове, очистили щеку от местного варианта заживляющего геля и вшили матрицу, наложив на нее свой гель, ей стало лучше. Болело сильно, зато успокаивала возможность показать себе и им, что боль для нее обычное дело. Умерщвление плоти издавна и с блеском применялось артистами и религиозными фанатиками. Она не причисляла себя ни к тем, ни к другим, но, может, что-то общее было.

Несколько нервных окончаний зудели; в голове, если слишком быстро подняться на ноги, бился пульс. В остальном Танака была снова готова к работе и начала ее с итогового отчета. Села за небольшой стол в своем кабинете и под гул вентиляции и вибрацию двигателей подробно и тщательно описала неудавшуюся операцию. Для морального состояния это было вроде удаления геля. Она доказала себе, что и эту боль перетерпит. Отчет она отослала Трехо – как исповедь атеиста. Ритуал очищения, приносящий разве что слабое, рудиментарное ощущение чистоты. Теперь можно было заняться делом.

Пока она приводила в порядок себя и корабль, «Росинант» дьявольски далеко ушел – разминулся с входящим в систему торговцем, миновал газовый гигант и выскочил за врата так стремительно, что уже не стоило наращивать скорость в надежде его перехватить. В какую бы систему ни направлялись, они окажутся там раньше, чем «Ястреб» выйдет в пространство колец. А вот свет они не обгонят. Она послала вперед сведения о подписи двигателя и маскировочном силуэте корабля, уведомила все системы, где не вышибли за последнее время лаконские трансляторы. Куда бы Холден ни утащил девчонку, люди Танаки будут его высматривать.

Вдруг да повезет.

Или не повезет.

Долгие дни она коротала за просмотром отчетов по другим своим распоряжениям. Отчет научного директората по яйцевидным объектам с Лаконии сводился к представлению о внеинерционном средстве передвижения. Сейчас там искали способ к нему подступиться. Одна из гипотез предполагала, что корабль-«яйцо» может оставлять за собой след из свободных нейтронов. Танака отвлекла директорат разведки территорий от всех прочих дел, затребовав описания всех известных объектов чужаков во всех системах. Дуарте, если покинул планету, почти наверняка объявится на каком-то из них. Активизация одного из объектов подсказала бы, с чего начать. Но пока что радоваться было нечему. Директорат разведки, которому она приказала проверить ближайших сотрудников и бывших любовниц верховного консула – не посещал ли и их, как Трехо, призрак беглеца, – напоролся на хитросплетения бюрократии и множество тупиков.

Ее это все злило. Хорошо. Гнев успокаивал. Был привычен. Это она понимала.

Она в точности помнила минуту, когда в последний раз жалела себя. В одиннадцать лет, они тогда жили в Иннис-Дип. В тот год умерли родители. Мать узнала о муже что-то такое, чего не смогла пережить, и, испортив домашнюю систему подачи воздуха, покончила во сне с собой и с ним. Танаку на ту ночь отправили к тете Акари. Если тетя и знала, что привело мать в самоубийственную ярость, она никогда об этом не говорила.

Танаке пришлось сменить школу, и в сочетании с необъяснимым уходом обоих родителей перемена давалась ей тяжело. Однажды тетя застала ее сидящей на кровати и плачущей. И стала допытываться о причинах. Танака призналась, что одна девочка в школе дала ей пощечину, унизила.

Тетя Акари опустилась перед ней на колени. Она была в чине капитана флота Марсианской республики и, как все женщины Танака, высока ростом. Алиане тетя в безупречном флотском мундире представлялась богинейвоительницей. Девочка ждала, что та прижмет ее к себе и, пообещает все уладить, как делала раньше мать.

Вместо этого тетя Акари спросила, по какой щеке ее ударили. Когда Алиана показала, тетя ударила ее по той же щеке с такой силой, что из глаз снова брызнули слезы.

– Ты грустишь или сердишься? – мягко, но настойчиво спросила тетя Акари.

– Не понимаю… – начала она и получила еще одну пощечину.

– Грустишь или сердишься?

– Зачем?.. – Третья пощечина не дала ей договорить.

– Грустишь или сердишься?

Она утирала мокрые глаза и боялась слово сказать в страхе перед новым ударом. Она уставилась в прекрасное, но суровое лицо тети и не нашла в нем ни жалости, ни сочувствия.

– Сержусь, – наконец выговорила Алиана и с удивлением поняла, что сказала правду.

– Это хорошо. – Тетя встала и подняла Алиану с кровати. – С гневом я знаю, что делать. А грусть, страх, жалость к себе, колебания… Это все направлено внутрь. Они запирают тебя в тебе. С них никакого проку. Гнев направлен вовне. Гнев требует действия. Гнев полезен. Ты готова его использовать?

Алиана кивнула. Так казалось безопаснее, чем подавать голос.

– Тогда я тебя научу. И она научила.

* * *

Мугабо, заложив руки за спину, стоял перед ней со своей привычной ничего не выражающей приятной полуулыбочкой.

– Мы уже достаточно близко к кольцу, и штурманам неплохо бы знать, куда направляемся.

Танака откинулась в кресле. Голова у нее болела, но чуть меньше обычного, поэтому она не приняла медикаменты. И не примет, пока это не станет необходимо для работы. Ныли нарастающие кости, ткани щеки понемногу затягивали дыру. Зубам понадобится больше времени: им нужна более надежная опора. Это все ничего.

Почти наверняка самым правильным было бы вернуться на Лаконию, но это означало бы признать поражение. До сих пор Танака с этим тянула и гнала от себя даже мысль о возвращении. Она пальцем тронула разбитую глазницу, примерилась, сильно ли можно надавить до появления боли.

– На данный момент, – начала она, – будем исходить из предположения, что дозаправка корабля…

У нее загудел сигнал связи. Внеочередное сообщение из системы Лаконии. От адмирала Трехо. Оставив незаконченную фразу висеть и умирать в воздухе, она перевела взгляд на Мугабо. Тот на миллиметр приподнял бровь – прямо официант в дорогом ресторане дожидается одобрения поданного вина.

– Давайте вернемся к этому позже, капитан, – сказала она.

– Конечно.

Он четко, деловито кивнул. Если и был обижен, что его дело опять откладывается, то ничем этого не показал. Ей представлялось, что с ним можно до бесконечности тянуть и уходить от ответа, а он будет вежливо соглашаться и час спустя возвращаться с тем же вопросом. Насколько она могла судить, страсти были ему неведомы. Он точил Танаку, как вода точит камень.

Закрыв за ним дверь, Танака поставила систему в режим «не беспокоить», обезопасившись от вторжения. Сообщение Трехо было коротким, но с приложенным файлом. Сообщение в сообщении.

Трехо на экране постарел куда больше, чем на несколько недель. Все дело в оттенке кожи и бледности губ. А вот глаза остались блестящими, взгляд – острым, и голос принадлежал человеку лет на тридцать моложе. Она задумалась, не принимает ли он стимуляторы.

– Полковник, – начал он, глядя в камеру, – я посмотрел ваш доклад и… думаю, мы оба признаем, что могло быть лучше. Мы потеряли в этом деле несколько человек, и цели вы не достигли. Но я не уверен, что остались с пустыми руками. При прочих равных я бы ожидал, что Нагата будет держать девочку поближе к флагману главы подполья, под прикрытием его пушек. Но раз уж она решилась сложить все яйца в одну корзину, для нас открываются кое-какие возможности, которых в ином случае не представилось бы.

Танака почесала рану сквозь повязку. Ощутила только легкий нажим, а зуд ничуть не унялся. Трехо шевельнулся в кресле и пропал с крана. Вместо него возникло зернистое изображение корабля – снимок с телескопа. Просто темное пятно на фоне собственного дюзового выброса.

– Я посылаю вам это. – Голос Трехо звучал спокойней, чем чувствовала себя Танака. – Это снято с «Дерехо». Командующий им Боттон командирован в систему Фригольд. Анализ трафика показал, что они до сих пор прячут там «Предштормовой», и Боттону поручено его выкурить. В систему вне графика вошел корабль – в период, укладывающийся в ваши расчеты. Тоннаж соответствует «Росинанту», а подпись двигателя… ну, не вполне совпадает, но достаточно, если допустить, что они, сбивая нас со следа, загрязнили работу двигателя. С термическим профилем та же история. Достаточно близко, чтобы счесть за маскировку. И силуэт весьма похож. Он назвался…

Танака остановила запись. Сердце билось часто, и она изо всех сил сдерживала ухмылку. Ухмыльнуться было бы чертовски больно, да и опасно – могла сместиться матрица роста. Но ой как хотелось.

Мугабо немедленно принял ее запрос на связь.

– Полковник?

– С дозаправкой придется подождать, – сказала она. – Идем на рандеву с «Дерехо» в системе Фригольд.

На максимально допустимой скорости.

– Да, полковник. Я доложу штурману.

Она сбросила соединение и, упиваясь минутой, позволила себе раздвинуть губы в улыбке, пока не заболело. Снова ткнула пальцем, оживляя сообщение Трехо, немного открутила к началу.

– …силуэт весьма похож. Он назвался разведчиком на контракте от Оберона и подтверждает это документами. Но система Оберона насквозь пронизана агентурой подполья. Я вынужден оценивать факты с большим-большим недоверием. Не скажу, что вы обязаны проследить эту нить, но мне она кажется обнадеживающей. И если это – корабль Терезы Дуарте, и если корабль Терезы – это корабль Джеймса Холдена и Наоми Нагаты… Ну, тогда я предложил бы испытать новую стратегию…

Танака подалась к экрану. Какая-то нотка в голосе Трехо зацепила ее. Она не понимала, слышится в нем сожаление, предвкушение или оба они вместе.

– Все наши методы обращения с этими людьми до сих пор давали разочаровывающие результаты. Они умны, и, что еще хуже, им везет. Понимаю, это похоже на суеверие, но бывают же прирожденные счастливчики. Я в это верю. Так или иначе, я нахожу преимущества в перемене тактики. Просмотрите приложенный файл.

Она на выделенном окне открыла приложение. Опять Трехо, сидящий за тем же столом, говорящий с теми же интонациями. Голоса перекрывались, мешая разобрать слова, пока она не вернулась к основному сообщению.

– Просмотрите приложенный файл. Это ваше задание, и я не собираюсь рулить вами из-за спины, но думаю, это верный путь. Если согласитесь со мной, действуйте. Идет большая игра. Если мы не завершим начатого Дуарте… Ну, мне бы не хотелось уходить с мыслью, что кишка была тонка попробовать.

Глава 17. Наоми

Капитан лаконского истребителя «Восход Дерехо» оказался приятным человеком. Узкое лицо с высокими скулами и тонкие, словно нарисованные усики, напомнившие Наоми старые передачи о борьбе Марса за независимость. Глаза у него были темно-карие, кожа – немногим светлее. Он умудрялся совмещать угрозы с болью за необходимость угрожать. «Мне это так же мучительно, как вам». Кажется, эту манеру переняли многие лаконцы. Наоми полагала, что начало положил Уинстон Дуарте со своим стилем руководства.

– Мы даем вам сто часов. Повторяю еще раз: нам известно о присутствии «Предштормового» в системе. Если в ближайшие сто часов его не сдадут нам, мы будем вынуждены предпринять акции против гражданского населения. Я умоляю лидеров подполья этой системы обдумать, как мало даст им отказ и как много они теряют.

– Это же пустые слова, да? – спросил Алекс.

Они все сидели в рубке: Наоми, Алекс, Джим. Амос с Терезой остались в машинном, присматривали за автоматическими зондами, изображавшими трудовую деятельность на поверхности маленького спутника с вулканической активностью – луны одного из трех здешних газовых гигантов.

– Не пустые, – возразил Джим. – Они на это готовы, и, более того, они это сделают.

– Там же гражданские! – поразился Алекс.

– Да, но это наши гражданские. Так что хрен с ними.

Боттон послал задушевный взгляд в камеру военного корабля, повисшего на орбите планеты, где население доросло почти до ста тысяч.

– Мы открываем этот канал связи для всех горожан Фригольда в надежде, что они достучатся до вашей совести.

Изображение переключилось на юношу лет шестнадцати, стоявшего на планете на фоне маленького домика. Паренек дрожащим голосом начал: «Меня зовут Чарльз Паркер…»

Наоми отключила передачу.

Фригольд был важнейшей для подполья системой. Ни большой населенностью, ни богатством он не отличался. Станция Драпер, скрытая на одной из лун того же газового гиганта, среди военных баз могла считаться мелочью. Но в системе прятался «Предштормовой», и потому она стала осью сил подполья. Саба предвидел это еще в те времена, когда Наоми находилась в статусе одной из его главных помощниц, а не руководителя сопротивления Лаконской империи. На случай присутствия лаконцев в системе были запланированы способы укрыть от них станцию Драпер. Потому-то «Роси» и оказался готов при первой надобности выдать себя за оберонский «Сидпай». Маскировка подтверждалась выписанными на Обероне документами по контракту и подробным планом работ трехмесячной давности: «Сидпаю» предписывалось вести разведку минеральных ископаемых на четырех участках в системе Фригольд. Вторым из этих четырех была станция Драпер, к которой они собирались, как только траектория подхода скроется от объективов «Дерехо».

Пока что им полагалось изображать следование предписанному протоколу. Высаживаться в намеченных точках. Высылать зонды. Собирать данные. Быть начеку, чтобы при первых признаках, что «Роси» опознали, на полной скорости рвануть к вратам. Перескочить в другую систему, где, надо надеяться, не окажется бдительных глаз империи.

Опять графики переходов. Опять насилие. И все это ничего не решало. Бывали минуты, когда Наоми начисто забывала об успехах – о том, какой отпор дало подполье негодным идеям Лаконии и ее власти. И только надеялась, что где-то в брюхе Лаконской системы так же, как она здесь, бесится от бессилия адмирал Трехо.

Она только собралась запросить связь, а канал Амоса оказался уже открыт.

– Как там у вас?

Она почти услышала, как великан пожимает плечами.

– Если бы мы работали за деньги, профсоюз не увенчал бы нас лаврами. А для пары не знающих дела дилетантов на полставки – неплохо справляемся.

– Сколько вам нужно, чтобы загнать всю технику в сарай?

– Пару часов.

Джим оглянулся на нее:

– По графику нам здесь еще двое суток работать.

– А мы так хорошо потрудились, что раньше времени собрали все нужные данные, – объяснила Наоми. – Корпорация с Оберона может выписать нам премию.

Тащи все на места, Амос. Отчаливаем.

– Будет сделано, – пообещал он.

По связи слышно было, как механик обращается к Терезе: «Поиграли – и хватит, собирай игрушки». На слух совсем как знакомый ей, еще не изменившийся Амос. Что ж, все они меняются, так или иначе.

– Просчитаю тебе варианты курсов, – сказал Алекс, отстегиваясь, чтобы перебраться в кабину.

– Спасибо, – кивнула Наоми.

Снова выйдя на связь, она подготовила рапорт лаконцам от несуществующего капитана «Сидпая». Ей нетрудно было представить себя капитаном горноразведчиков, пытающихся тихо-мирно отработать контракт, пока над головой назревают военные преступления. Так всегда бывает. Какие бы ужасы ни творились кругом, люди стараются доделать свое дело. Прячут глаза в надежде, что они и их близкие не попадут под обстрел.

Джим вздохнул.

– С этим надо что-то делать. Что – не знаю, но… что-то.

Кажется, ее улыбка сбила его с толку.

– Потому я и сдвинула срок перехода поближе. Придумаем.

Подтверждение с «Дерехо» пришло два часа спустя. Без участия человека. Корабельные системы общались между собой, плавно и бездумно взаимодействовали – словно колесики часового механизма. «Дерехо» нужен был «Предштормовой». «Роси» им не был. Лаконцы, даже если что-то заподозрили, стратегии не изменили. Они приставили ствол к виску Чарльза Паркера и к ста тысячам других висков, и таймер отсчитывал минуты. Даже если «Сидпай» ненадолго пропадет из виду, это ничего не изменит.

Переход к станции Драпер был шедевром пилотирования, доказательством выросшего за последние годы мастерства Алекса. Плавная кривая движения использовала гравитацию спутников гиганта, выглядела вполне естественно и правдоподобно, однако «Роси» опустился на поверхность намеченной луны вне поля видимости «Дерехо», а от входящих в систему кораблей их заслонял газовый гигант.

Строгий режим радиомолчания оставил Наоми в неведении, чего ожидать на месте. Она облегченно вздохнула, выловив первые, почти неслышимые нотки навигационных маячков. Алекс с изяществом ввел корабль в потайную базу. Он не один год прослужил пилотом у Бобби, и видно было, что база за это время стала ему родным домом. «Предштормовой» стоял в тайном доке вместе с двумя маленькими внутрисистемными прыгунами. «Роси» втиснулся на свободное место. Негромкий басовитый звон причальных креплений отдался по всему кораблю. С «Дерехо» это выглядело так, будто маленький разведчик нырнул в лавовый канал.

За дверью шлюза их уже ждала Джиллиан Хьюстон. Наоми успела забыть, какая она маленькая. Светлые волосы Джиллиан отпустила подлиннее и связывала в хвост на затылке. На ее куртке армейского фасона не было ни знаков различия, ни каких-либо значков. Эта женщина служила только в той армии, которую составляли они с Наоми.

До начала бомбардировки планеты оставалось шестьдесят три часа, и тиканье счетчика отражалось в глазах Джиллиан.

– Вам трудно пришлось, мэм, – сказала Джиллиан.

– К сожалению, не мне одной.

– Мой отец часто повторял: «Что стоит хранить, за то стоит и драться».

Наоми не взялась бы судить, скрывался в этих словах укол – или послышался ей, потому что она этого ожидала. Бобби всегда высоко, хотя и не без оговорок, оценивала Джиллиан, повысила ее до своей заместительницы и, умирая, доверила ей «Предштормовой». Однако Наоми – не Бобби. В свое первое появление во Фригольде «Росинант» увез пленника – отца Джиллиан. Союз Фригольда с подпольем был одним из первых шагов против Лаконии, но Наоми преследовало чувство, что та первая встреча все же оставила после себя занозу.

– Как ваш отец? – спросила она.

– Он на планете, мэм.

Просто сказано, а другими словами: «Он ждет смерти».

За Наоми вышли остальные: первым Джим, потом Алекс, Амос и Тереза. Джиллиан задержала взгляд на Амосе – так надолго, что это граничило с бестактностью, а потом обернулась к Алексу.

– Рад вас снова видеть, капитан, – растягивая слова, произнес тот.

– С возвращением, мистер Камал, – ответила она.

Алекс усмехнулся.

– Корабль в порядке?

– Пылинки на нем не найдете, – заверила Джиллиан и перевела взгляд на Наоми. – Я не знала, какие ресурсы вам требуется пополнить, а время поджимает. Я приготовила все, что могла. И вам отвели помещения для отдыха. На корабле будет шумновато.

– Я передам вашим техникам, что нам требуется, – сказал Амос. – Нам лучше быстренько загрузиться и уходить. Тем более что мы теперь как бы горноразведчики.

Джиллиан ничем не показала, смущает ли ее новая наружность механика.

– Идемте со мной. Введу в курс дела.

Тяготение этого спутника ощущалось не более чем намеком. Каменные коридоры были выстелены изоляционным покрытием и укреплены опорами. Не спрессованные силой тяжести породы оставались рыхлыми и непрочными. Наоми подумалось, что ходы здесь можно рыть голыми руками, как в упаковочной пене. И только то, что было создано человеком, ощущалось прочным.

Команда докеров и снабженцев оказалась пестрой. Наоми узнавала АВП старой закалки по тату и по привычным движениям, порожденным жизнью в тесном соседстве с вакуумом, но была здесь и молодежь. Ровесники Джиллиан, те, кто пришел в подполье из гравитационных колодцев. После штурма Лаконии таких стало больше. Удар, нанесенный империи, для многих обернулся надеждой. Наоми сомневалась, принадлежит ли она к числу этих многих.

Разведывательные работы давали «Роси» предлог задержаться на спутнике дня на три-четыре. Хватит, чтобы пополнить цистерны, поменять очистители воздуха и матрицы восстановителей, закончить мелкий ремонт обшивки. Хватит, чтобы вблизи увидеть гибель гражданского населения Фригольда.

К тому времени, как согласовали поставки и ремонтные работы и приступили к делу, до срока оставалось пятьдесят девять часов.

Наоми ушла в упомянутые Джиллиан помещения: узкие комнаты с койками и одеялами, при них маленький отдельный камбуз и гальюн. На «Роси» было просторнее. Джим дремал, свернувшись в койке. Больше всего на свете Наоми хотелось пристроиться рядом. Вместо этого она отправила вызов Джиллиан. В ответ пришли указания, как добраться в ее здешний кабинет.

Наоми подумывала разбудить Джима и взять его с собой. Но нет, это ее ноша, ей и нести. Его, если понадобится, можно будет вызвать позже.

Кабинет был маленький: две стены экранов и рабочая поверхность. Те части стены, которые не скрывались под изображениями «Дерехо» и Фригольда, рабочей схемой станции и статусами «Предштормового», «Росинанта» и системы жизнеобеспечения, были выкрашены в тускло-оранжевый цвет. Добавить бы немножко голубого – хорошо бы смотрелось. Джиллиан махнула ей, не вставая с места, и Наоми задвинула за собой дверь.

– Я не знала, что Фригольд под ударом, – заговорила она.

Джиллиан не смотрела ей в глаза.

– Мерзавец с ходу подорвал наш транслятор у кольца и выставил свой. Мы не смогли выбросить красный флажок. Прошу прощения.

– Я не критикую. Боюсь, что мы осложнили ваше положение.

– Не знаю, было ли куда осложнять. Но раз уж вы здесь, надо обсудить варианты.

Джиллиан сжимала и разжимала правый кулак. Не единственный признак натянутых нервов, но самый заметный. Наоми вызвала наружу свою самую старую, рассудительную и безжалостную ипостась. Никогда она не рвалась в полководцы. Но мироздание потребовало.

– У вас есть планы?

– Один план, – поправила Джиллиан. – «Предштормовой» готов к эвакуации. Его до отказа загрузили припасами и съемными частями станции. Выскочим из укрытия и уведем за собой врага. Пройдем кольцо, выберем другую систему и начнем строительство новой базы.

– А Драпер бросите?

– Она нужна была только ради «Предштормового», – сказала Джилиан. – А теперь и для него не слишком пригодна.

Наоми, нахмурившись, сделала ей знак продолжать.

– Фригольд имел стратегическое значение, только пока никто не знал, что мы здесь. Теперь с этим покончено. Неизвестно, научились они лучше нашего анализировать трафик, или откуда-то протекло. Черт побери, могли просто угадать. Но они здесь. Держаться теперь за базу можно разве что из упрямства.

– А «Дерехо», вероятно, погонится за вами, – сказала Наоми. – Оставит в покое гражданских и уйдет за вами. Вы это имеете в виду?

– Надеемся, что так. У нас во всех крупных городах установлены системы записи. Если дойдет до бойни, тихой она не будет. Радиопередачи во все системы – все узнают, что они натворили. Им это тоже известно. Лишний довод против бомбардировки.