Текст книги "Падение Левиафана"

Он, инстинктивно выбросив руку, выпустил ее. Упали оба. Он рухнул сверху, как подрубленное дерево, выбил весь воздух из легких. Но к этому она была готова – и выставила локоть, на который Бартон напоролся в падении. Он крякнул, как подбитая утка, и откатился, схватившись за горло. Танака вскочила, поискала взглядом девочку. Мир вокруг нее вращался. Она стиснула зубы, заставляя себя не замечать вращения.

Девчонка, обняв собаку, буквой О разинув рот, из-за спины Холдена таращилась на побоище. Холден шарил у себя под ногами – искал брошенный пистолет.

Свой Танака увидела недалеко, в траве. Рвануться к нему ради неприцельного выстрела в Холдена значило рисковать девчонкой: та стояла слишком близко.

Поэтому Танака подняла руку.

– Постой, Холден.

– Его в это дело не вмешивай, – сказал сзади Бартон. – Мы еще не кончили.

Развернувшись на носке, она хлестнула по тому месту, откуда раздался голос. Великан механик небрежно отмахнулся. Он был как огурчик после удара, который убил бы почти любого. И с глазами у него было что-то неладно. Сплошь черные. Кажется, она что-то слыхала про такие глаза. Вспомнить бы, о ком шла речь.

– Я читала твое досье, – заговорила Танака, снова оборачиваясь к Холдену и девочке. Ей нельзя было терять время на бокс с этим странным черноглазым типом. Тем более что ему как будто нипочем самый смертоносный ее удар.

– Да-а? – протянул механик, приближаясь.

– Там сказано, что мы тебя убили. В другой ситуации я бы не пожалела времени разобраться.

Девчонка была так близко. Если бы только восстановить равновесие – два шага, сграбастать и бежать, пока остальные не опомнились. Танака поспорила бы на что угодно: когда детка окажется у нее в руках, стрелять они не станут.

– Время у тебя будет, – ответил ей Бартон.

Танака обернулась к девочке и замерла. Холден стоял перед ней с пистолетом в руке. Глаза, только что испуганные, стали пустыми, бесстрастными, холодными. Плохо дело.

– Нет, – сказал он. – Не будет.

Танака не успела даже начать движения – пистолет Холдена выстрелил трижды. Три пули молотом ударили в солнечное сплетение. Все в центр массы. Насмерть. А она до сего момента сомневалась, способен ли он на такое.

Танаку шатнуло на два шага к краю дорожки, и там она упала ничком. Три пули, вбившие ей в грудь пуленепробиваемое нановолокно, глубоко промяли ткани тела. Она пересилила боль, замерла, задержала дыхание.

– Черт, кэп, – говорил над ней Бартон. – По-моему, ее надо было оставить.

– Мы спешим. Надо выбираться. Сейчас же, – ответил Холден. Голос звучал сердито. На основании его досье Танака поручилась бы, что сердит он не на механика. Злится, что его вынудили кого-то расстрелять. Какого бы дерьма он ни нахлебался, по оценке психологов допросной группы Холден так и не освоился с насилием.

«Только не проверяйте мой труп», – мысленно внушала им Танака.

– Уходим, пока новые не подоспели, – сказал Холден, и все трое пошли прочь.

Танака, старательно избегая лишних движений, потянулась к своему оружию. Когда правая ладонь накрыла пистолет, она рискнула повернуть голову – посмотреть, где они. Холден с Бартоном шли рядом, девчонка между ними. Примерно в сорока метрах. Не так уж далеко для выстрела. Для нее недалеко. На обоих была легкая марсианская броня. Разрывные ее пробьют. Осколком могло зацепить девочку, но вряд ли насмерть.

И хрен с ним. Сучке не помешает хорошая трепка.

Танака перекатилась и села. Она целила в спину Бартону. Из них двоих он опасней. Его надо снять первым. Она навела прицел между широких лопаток, глубоко вдохнула, наполовину выдохнула и потянула спуск.

Пуля ударила ему в спину и вынесла грудь, словно кто-то подменил ему сердце ручной гранатой. Танака перевела прицел на Холдена – тот уже разворачивался, подняв пистолет. Великан сделал еще пару шагов и завалился. Она прицелилась Холдену в грудь, но дернула головой, когда что-то ударило в стебель над ее затылком. Звук выстрела долетел долей секунды позже.

«Догадался о броне, – подумала Танака. – Метит в голову».

Она отодвинулась, намереваясь укрыться в траве и одновременно прицеливаясь для следующего выстрела. Холден, стоя на месте, медленно разворачивался всем корпусом. Теперь – кто первый. Она навела ему в голову, приготовилась нажать на спуск, и конец. Кто-то обрушил ей на щеку кузнечный молот. Другая половина рта вылетела наружу. Боль не успела еще дойти до сознания, когда все кончилось.

Интерлюдия. Спящая

Спящая видит сон, и сновидение уносит ее глубже, ближе к огромности. По всей ее ширине, по всему ее течению вспыхивают искорки, и искорки становятся мыслями там, где прежде мыслей не было. Остается великая медлительность, мягкая и просторная, как ледяной холод и всеобъемлющее море. И медлительность (плывущая так лениво) ерошится и переерошивает себя. Липкость и скользкость, яркость и тьма, движение и движение, потому что в искрящемся субстрате нет истинной неподвижности, и искры становятся разумом. Спящая видит сон, и с ней его видят другие – не просто некто рядом, не просто пузырьки соли, но созданный ими танец. Ей снится танец, и танцу в ответ снится она. Привет-привет-привет.

Когда-то, уже так далеко, что только первые мысли годятся, чтобы об этом думать, оно было таким: шарик посреди «внизу» и раковинка на границе «вверху», а между ними медлительные танцоры и внезапный танец. Смотри-смотри-смотри, шепчут бабушки. Их голоса превращаются в хор, и хор говорит о чем-то еще. Танец желает и проталкивается к краю всего, к кожуре вселенной. Спящая видит во сне танец, и танец видит сон, и его сны становятся вещами, и вещи меняют сны. Желание и страсть желать ломятся дальше и создают новые вещи, чтобы с ними танцевать. Мозг отращивает провода, чтобы придать себе форму, мысли перетекают из субстрата в субстрат, и великое любопытство вращается, создает, вращается и учится. Оно протискивается в жар на дне всего. Оно протискивается в холод наверху и раскалывает свод небес. Холод, твердый верх уступают танцу, и свет, который есть они, встречается со светом, который не они.

Происходит новое. Свет извне. Светлопоющий голос Бога зовет, и зовет, и зовет…

Пинок сзади пробивает насквозь, несет в себе кровь, кость, дыхание. Спящая делает шаг и еще шаг и падает с криком, а бабушки говорят: нет-нет, не надо сюда-сюда, смотри, что будет дальше. Смерть затопляет ее, пустая как темнота и более того, и спящая забывает, хватаясь за брата, который всегда рядом, кроме только когда его нет, когда не здесь, кроме не здесь, а другой здесь щербатым погребальным голосом зовет: «Ничего, это не ты, я тебя удержу».

Она всплывает, обгоняя пузыри. Тепло внизу и позади, в трещинах холода открываются звезды, и с криком она кидается вверх и наружу, из сна, в свое и только свое тело и в смятение рвоты, слез, глубокого обморока, недоступного сновидениям.

Что, черт возьми, это было?

Глава 13. Джим

Амос обмяк, закрыл темные глаза. Челюсть отвисла, губы побелели. В дыру на спине можно было просунуть большой палец. В ту, что на груди, вошло бы два кулака. На фоне его черной плоти бледные кости позвоночника походили на разорванного пополам червяка.

– Надо идти, – сказала откуда-то издалека Тереза. И потянула его за рукав. – Джим, надо идти!

Он повернулся к ней, к сморщенному в нетерпении лицу со свисающими на уши волосами. Рядом беспокойно приплясывала и скулила Ондатра. А может, это он скулил? Он хотел сказать: «Хорошо», – но подступила рвота, он только и успел отвернуться.

«Надо идти, – подумал он. – Давай, соберись!» Он шагнул к Амосу, подсунул руки под колени и под широкие плечи. На Земле Джим бы его не поднял. В трех четвертых g Абассии было тяжело, но терпимо. Мужчина, девочка, собака и труп бежали к «Росинанту». Джим хотел рявкнуть: «Скорей!» – но то, что перехватило горло, когда он увидел порванного пулей Амоса, не давало. Он не оглядывался. Поле зрения сужалось, словно он бежал по медленно сжимающемуся тоннелю. Надо добраться до корабля. Холодая сырость промочила одежду на животе и на бедрах. Ее заливала черная кровь Амоса.

Перед ними открылся люк. Алекс одной рукой сжимал винтовку, другой махал им. Собака добежала первой, с непривычки к гравитации проскочила мимо корпуса. Тереза ухватила ее поперек живота и так полезла по трапу. Джима тянул вниз вес Амоса, но на последних шагах Алекс помог ему. Джим упал на колени, опустил труп на палубу. От тряски на бегу веки приоткрылись, глаза смотрели в никуда. Джим их закрыл.

– Ч-черт, – выдавил Алекс. – Что за черт?

– Стартуй немедленно.

– Хорошо, – кивнул Алекс. – Уложим вас по местам и…

Джим мотнул головой и вышел на связь с Наоми:

– Мы на борту. Поднимай «Роси».

– Вы по местам?

– Нет, так что постарайся не слишком трясти, но отсюда уводи.

Она не спорила. От рева маневровых у него клацнули зубы. Взяв Терезу за плечо, он притянул девочку и крикнул ей в ухо:

– Сунь собаку в амортизатор и сама пристегнись. Не знаю, что будет.

Она ответила невозмутимым взглядом – он его не понял. Она обижена, напугана, пережила шок. Она еще ребенок. Как она выдержала то, что было? Как он это выдержал?

– Он не закреплен, – сказала она.

– Ему все равно. Ступай.

Палуба покачнулась, медленно накренилась: корабль из положения брюхом вниз переходил в стойку на дюзах. Заскулила Ондатра. Тереза взяла ее за ошейник и увела.

Шевельнулось и покатилось тело Амоса. Увидев ужас в глазах Алекса, Джим вдруг взбесился. Отчаяние старого друга – это уже слишком. Нет у него сил утешать Алекса. Его и так трясло, и он не знал – от вибрации корабля в атмосфере, или ему изменило собственное тело. Могло быть и то и другое.

– Нам в рубку, – прокричал Джим.

Алекс сделал шаг к израсходованному праху, что был прежде Амосом, но спохватился, и они вдвоем, шатаясь, добрели до центрального лифта. Палуба под ними содрогалась и дергалась, они перебирались от захвата к захвату. От перегрузки ускорения вместе с притяжением планеты ныли колени и позвоночник. В глазах потемнело. Он очнулся на краю беспамятства – не мог вспомнить, с Нового Египта они бегут или с Лаконии. В лифте он, чтобы не вырубиться, сразу сел. На подъеме память стала собираться из осколков.

Алекс присел на корточки рядом.

– Ты как?

– Нас ждали. Знали, что мы появимся.

– Жаль, – сказал Алекс, – что меня там не было.

– Она стреляла Амосу в спину. В спину, мы убегали.

Алекс молчал, потому что сказать было нечего. Джим опустил взгляд на свой скафандр, залитый черным от пупа до коленей. И руки были в черных пятнах, но пахли они все-таки кровью.

Лифт проходил палубу за палубой. К рубке Джим то ли собрался, то ли совсем рассыпался. Трудно было отличить одно от другого.

В верхних слоях атмосферы болтанка сошла на нет. За бортом выли ветры, но такие невесомые, что поток воздуха на скорости пятьсот километров в час ощущался кораблем как легчайший ветерок. Палуба под ногами выровнялась. Наоми сидела в амортизаторе, открыв на экране программу пилотирования. Она оглянулась на упавшего в соседнее кресло Джима. Видно было, что разглядела кровь и поняла чья.

– Амос? – спросила она.

Он покачал головой – не в смысле «нет». В смысле «не сейчас». И видел, что она поняла.

Алекс поднялся в кабину. Винтовка так и болталась у него на плече.

– Беру джойстики, – почти сразу крикнул он.

– Поняла, – отозвалась Наоми. – Беру управление огнем.

Экран перед ней переключился на датчики корабельных орудий: ОТО, торпед, килевой рельсовой пушки. Джим вывел тактическую схему. Одну сторону экрана заполнила подробная карта Абассии, другую – схема пространства системы Новый Египет. Красные стрелочки отмечали что-то встревожившее корабельную систему распознавания угроз. С камнем в груди он выбрал отмеченный участок и запустил программу распознавания.

– У нас компания! – крикнул сверху Алекс.

– Вижу, – отозвался Джим.

Наоми отрывисто и деловито, как всегда перед лицом кризиса, поинтересовалась:

– «Буря»?

Джим просмотрел данные аналитики. Теперь, когда единственный корабль класса «Магнетар» был прикован к Лаконии, защищая родную планету, основную силу империи составляли истребители класса «Буря». С таким, даже с одним, «Роси» не справиться. Но нет, этот был меньше, с широким коренастым силуэтом, а дюзовый конус предполагал высокие скоростные качества.

– Нет, – ответил он. – Меньше. Не знаю, может, разведчик.

– Ну, идет он к нам, – заметил Алекс. – И, похоже, зол как черт.

– Нельзя ли укрыться от него за планетой?

– На низкой и быстрой орбите, может, и сумею – ненадолго. А по большому счету нет.

– Давай хоть ненадолго.

Наоми молчала, но прогоняла проверку статуса ОТО. Если дойдет до перестрелки, она будет наготове – насколько то возможно для одиночного корабля. Джима так и тянуло повернуться спиной к солнцу и гнать с максимально допустимой перегрузкой к кольцу и за кольцо.

Не прошло бы. Лаконцы строили корабли быстрее «Роси». А если им нужна Тереза, проще всего продырявить «Росинанту» двигательный отсек, заставить отключить двигатель, чтобы потом неспешно выслать абордажную команду. Бежать, поджав хвост, означало бы просто подставить им корму. Альтернатива – помешать им целиться.

Он закрыл глаза. На ум приходил только один вариант, и очень неприятный.

Он крутил, перебирал мысли в голове в поисках лучшего выхода.

– Эй, Джим, – позвал Алекс, – твое «ненадолго» кончается. Как играем?

На хрен, решил он.

– Нацелься на них носом. Держись так, чтобы снаряд до дюз должен был прошить все палубы.

Наоми с Алексом помолчали немного, после чего Алекс сообщил:

– Выполняю.

Отдаленный гул двигателя совсем не походил на недавний рев. И амортизаторы повернулись под ним почти ласково.

Наоми перешла к проверке рельсовой пушки.

– Забавно. Ты когда-то говорил, что тебе неприятно прикрываться людьми как живым щитом.

– Было неприятно. Теперь бесит.

Она кивнула, и тут пришел запрос связи по направленному лучу. На экране возникло мужское лицо: широкое, щекастое, темное, с пышными ухоженными усиками. На лаконской форме были капитанские знаки различия. Он кивнул в камеру, как кивают соседу по столу в войсковой столовой.

– Капитан Холден. Я – капитан «Ястреба» Ноэль Мугабо. Прошу вас вернуться на планету. Я не желаю зла вам и вашему экипажу.

– Ваши люди только что всадили пулю в моего механика, – сказал Джим.

Наоми напряглась всем телом.

– А вы убили четверых лаконских десантников, – возразил капитан. – Я пытаюсь снизить напряженность для обеих сторон. Мне приказано вас отсюда не выпускать. Мы нуждаемся в содействии Терезы Дуарте, и потому она должна улететь с нами. Мы не сделаем ей ничего плохого и не станем вас удерживать.

– Я вам не верю.

– Ваши сомнения ничего для нас не меняют.

Джим отметил, что он сказал: «Для нас». Выстраивает отношения. Так труднее будет нажать на спуск, но ему это нипочем. В лаконском плену он наслушался таких разговоров.

– Прошу вас вернуться на планету, а мы постараемся в дальнейшем избежать применения силы.

Система амортизатора высветила медицинскую тревогу низкого уровня. Ее волновало давление и частота пульса. Некритичные, но и небезопасные. Джим отключил оповещение.

– Нет, – сказал он. – Думаю, мы оба понимаем, что это не пройдет.

Алекс из рубки крикнул:

– Они приближаются. Уйти с орбиты?

Джим, отключив микрофон, ответил:

– Пока нет.

– Вы можете предложить альтернативу? – спросил капитан Мугабо. – Я готов обсудить.

– Я предлагаю вам сесть на планету, доказав тем, что вы нам не угрожаете. После чего мы уйдем. С девочкой.

– Вы позволите мне минуту на консультацию с вышестоящими?

Джим кивнул, и взгляд Мугабо ушел вниз – видимо, он отправлял текстовое сообщение. Джим приблизил окно с тактической схемой. Два корабля носились вокруг планеты по низкой орбите и при этом целились друг в друга, как пара гангстеров в дешевой видеодраме. Каким вооружением располагает «Ястреб», Джим не знал, но не сомневался, что все стволы сейчас наведены на него.

Еще одно окно. Управление огнем: рельсовая заряжена и готова к бою, держит лаконцев в пассивном прицеле, чтобы те не сочли это за эскалацию. Он покосился на Наоми. Она одними губами выговорила: «Если тебе понадобится». Джим кивнул.

– Хорошо, – сказал Мугабо. – Я принимаю ваши условия.

– Что?

– Мы оба дорожим жизнью девочки. Если ради нее придется отложить переговоры до другого раза, пусть будет так. Вы свободны.

Джим сделал два глубоких вдоха.

– Вы не приступили к спуску с орбиты.

– А вы этого ждали?

– Я вам не верю, – сказал Джим. – Думаю, стоит мне включить двигатель и чуть-чуть развернуться, вы влепите мне в дюзы ядро. Думаю, до сих пор вы этого не сделали только потому, что пришлось бы прострелить насквозь весь корабль, а это слишком опасно для Терезы Дуарте.

– Уверяю вас, это не так, – возразил Мугадо.

– Тогда уходите первыми. Если вы нас отпускаете, идите на посадку. Увидев вас на грунте, я поверю.

– Да, – сказал Мугабо. – Конечно. Я вполне понимаю вашу позицию.

– Вы тянете время.

– Я понимаю, чем вызваны ваши чувства, капитан Холден. Прошу вас поверить, что мы не желаем зла вам и вашему экипажу и мое предложение искренне.

Тактический экран осветился одновременно с предупреждением Наоми:

– Быстродвижущиеся. Они пустили торпеду.

Радар проследил дугу двух удаляющихся от «Ястреба» торпед. Мугабо тянул время, пока его люди рассчитывали курс торпед вокруг «Роси» для захода сзади. Чтобы снести двигатель, не задев другие части корабля.

Джим тронул управление огнем, и «Росинант» на долю секунды ушел из-под него – плюнул во врага двухкилограммовой вольфрамовой болванкой, не компенсировав отдачу работой основного двигателя. Мугабо исчез, лучевая связь оборвалась. По кораблю прокатилась басовитая трель ОТО. Одна из торпед погасла.

– Навожу для второго выстрела, – предупредил Алекс.

Рельсовая доложила о готовности. На экране погасла вторая торпеда. «Роси» вскрикнул, предупреждая о прицеле двух новых.

– Будет еще залп, – сказал Джим.

– Я настроила реактор на сброс сердечника, если «Роси» решит, что удача нам изменила, – отозвалась Наоми.

– Алекс?

Рельсовая снова поймала «Ястреб» в прицел и выстрелила без его команды.

– По-моему, ты их достала, – сказал Алекс.

Джим подключил наружные телескопы. «Ястреб» висел на прежнем месте, приближался к ним по той же орбите. Но теперь с одного бока из него вырывалось облако воды и газа. Крик предупредительного сигнала замер: торпеды «Ястреба» так и не полетели.

– Могли прикинуться мертвыми, – сказала Наоми.

– Алекс, держи прицел рельсовой.

– Исполняю.

Они ощутили слабый намек на «верх» и «низ» – это Алекс корректировал орбиту, чтобы держать «Ястреб» в поле зрения. Новых предупреждений о прицельных лучах не поступало. Ни один активный радар не тронул их обшивку. Джим снова подключил связь, попробовал нащупать их лучом, сам не зная, что скажет, если Мугабо отзовется. Тот не отозвался. Лаконский корабль продолжал движение по своей низкой и быстрой орбите. Если он не залечит ран, то в ближайшие недели притяжение планеты превратит его в горящий метеор. Если они не прикидываются покойниками в расчете, что Джим, торжествуя победу, развернет корабль и получит ядро рельсовой в двигатель.

– Алекс, – сказал он. – Переходи снова на маневровые. Если они не двинутся следом… Разворачивайся и уходи с орбиты.

– Принято, – отозвался Алекс, и «Роси» под Джимом шевельнулся.

Они двигались мягко. Медленно. В ожидании тревожного сигнала, который означал бы, что «Ястреб» только притворяется убитым.

Сигнал так и не прозвучал.

– И что дальше? – спросил Алекс.

– Дальше рассчитываем кратчайший путь к кольцу и уходим отсюда.

– Есть идеи куда? – осведомился Алекс. – В полетном плане у меня Фирдо, но…

– На Фригольд, – спокойно и уверенно произнесла Наоми. – Нам и раньше требовалась дозаправка, а маневровые выжгли немало реактивной массы. И защита своих не помешает, пока мы вычислим, как вляпались в такое дерьмо.

– Да, – угрюмо проговорил Алекс. – Этакая «доброта к незнакомцам» добра не сулит.

Джим услышал, как отстегнулась Наоми, и почувствовал ее рядом с собой. Она погладила его по голове, а он поймал ее руку и нежно поцеловал пальцы.

– Совсем нехорошо вышло, – сказала она.

– Да уж.

Она еще помолчала, прежде чем спросить:

– Что с Амосом?

Джим покачал головой. «Мы его потеряли» не шло у него с языка. «Я его потерял».

– Да уж, – сказал Амос, – со мной совсем хреново получилось.

Он появился из лифта в том же летном комбинезоне – продранном и мокром, будто чернил плеснули. Выходное отверстие на груди затянулось бледной кожей вокруг плоского ониксового кружка. И улыбался Амос едва ли не робко.

Наоми смотрела на него пустыми глазами.

– Эй, кэп, мы Кроху-то вытащили, а?

Джим не сразу осознал, что это не сон, а потом все же ответил:

– Да, вытащили.

– А псину?

– И ее тоже.

Амос шагнул в рубку и, опускаясь на свободный амортизатор, крякнул, будто у него ныли кости.

– Хорошо. Кроха ее здорово любит. В шлюзе адски грязно. Я приберусь, только мне бы сперва пожрать. Здорово проголодался.

Алекс на звук его голоса выглянул из кабины. Он был бледен.

– Амос?

– Привет. – Механик помахал ему. – Похоже, меня там внизу подстрелили? Я не все запомнил.

Джим хотел радоваться – и радовался. Но к этому примешалось что-то еще. Ощущение какой-то неправильности, когда получаешь удар за ударом, а после еще происходит что-то насилующее врожденное представление об устройстве вселенной. О пределах возможного.

– Тебя убили, – сказал он. – Выстрел в спину вынес большую часть грудной клетки. Я видел твой позвоночник. Перебит надвое.

Амос замер по своей новой, выводящей из равновесия привычке, а потом хмуро кивнул.

– А, вот оно как. Это я вроде бы помню.

Джим рассмеялся – с недоверием. И, может быть, с облегчением. И еще с чем-то, чему не знал названия.

– Тебя теперь хоть чем-нибудь убить можно?

– Заморить голодом – запросто, – подтвердил Амос.

– Черт, – выдохнул Алекс. – Господи боже!

Наоми все молчала. Амос потрогал черный кружок раны, изучая то, что уже не было кожей. То, чем воскресший труп Амоса заменил поврежденную плоть. Джим задумался, как это выглядит изнутри. Ему впервые пришло в голову, что внесенные лаконскими дронами изменения не прекратились, когда его старый друг покинул планету. Амос становился чем-то иным. И процесс продолжался. Что-то в этой мысли заставило его похолодеть.

Амос насупился, словно прочитал его мысли.

– Я не знаю, как это получается. Но лучше бы часто не повторять.