Текст книги "Звёздные войны. Сокол тысячелетия"

Глава 12

В свете проектора анализаторного устройства прокручивалось голоизображение коммуникационного прибора Т-образной формы. Главный технический специалист Лэндо, высокорослый цереанин по имени Тал-лик-Тал, поставил картинку на паузу и ткнул в нее пальцем:

– Вот здесь, на верхнем стыке, можно видеть реле усилителя.

– Значит, все-таки передатчик? – уточнила Лея, стоявшая напротив. В лучах проектора были особенно хорошо видны небольшие солнечные ожоги, которые они с Ханом получили за два дня непрерывного купания в море и прогулок по пляжу с Алланой.

– Судя по стилю, создан еще до Империи. Но и тогда, подозреваю, был не особенно в ходу. – Подойдя к анализатору, Тал-лик-Тал вызвал на экран похожее, но далеко не идентичное устройство: – Вот что нашлось в базе данных. Изготовлено «Коммуникациями Чедак» в годы Войн клонов. Возможно, тот же производитель, что и у вас, но далеко не факт.

– А клейма производителя нет? – спросил Хан.

– Ни его, ни названия модели, ни серийных номеров.

– Может, их удалили намеренно?

– Не факт, что они вообще были.

Тал-лик-Тал снял голокартинку с паузы, и Хан обошел проектор, потирая щетину на подбородке.

– Вы были правы насчет устройства – оно и впрямь имеет свойство сливаться с окружением, – продолжил цереанин. – Чем-то похоже на комлинки и передатчики, которые в ходу у разведслужб. Как я уже сказал, устройство не соответствует известным республиканским и имперским моделям, но миметичный сплав, из которого сделан корпус, намекает, что прибор установили скрытно или с какой-то тайной целью. Что-нибудь изменилось в работе корабля с тех пор, как вы сняли устройство?

– Я ничего не заметил.

– Разве тут поймешь? Это же «Сокол», – улыбнулась Лея.

Тал-лик-Тал рассмеялся:

– Я вот почему спрашиваю – передатчик до сих пор рабочий.

– Говорил я тебе, что мне не послышалось, – бросил Хан супруге.

Та повернулась к Тал-лик-Талу:

– Можно ли как-то прочесть, что он передает?

– Я пытался скормить ему коды, которые были в ходу на закате Республики и в первые годы Империи, но все без толку. Похоже, устройство передаст свое зашифрованное сообщение, только если получит заранее оговоренный сигнал.

Лея сперва нахмурилась, но быстро просветлела:

– Амелия будет счастлива узнать, что все наши попытки разгадать тайну этого прибора провалились.

– Одно я готов сказать наверняка, – добавил Тал-лик-Тал. – Не кладите его обратно.

* * *

Когда Джадак вошел в кабинет Рил Безант и опустился в кресло, на проекторе горела голограмма его собственного мозга.

Психотерапевт улыбнулась гостю и, обойдя письменный стол, уселась напротив:

– Как ваши ноги?

– Ковыляю потихоньку.

Доктор Безант уловила угрюмые нотки в его голосе и кивнула:

– А в целом вы как?

– Давайте поглядим. Память по-прежнему полна дыр, и я как будто заперт в чьем-то чужом теле. Я сплю по часу за ночь – если повезет, и мои руки все время дрожат. – Джадак показал их тви’леке. – В остальном – полнейший порядок.

– Продолжайте, – предложила ему Рил.

– Тело мое как будто знает, что прошла уйма лет. Но разум никак к этому не привыкнет.

– Привыкнет, – пообещала она.

– Да, так вы твердите. Но шестьдесят два года назад для меня – словно вчера.

– Прошлое состоит из одних лишь «вчера», капитан, и не важно, прошли годы или десятилетия.

– В следующий раз, когда буду смотреть в Голосети кино про императора Палпатина и мне придет на ум, что вот только неделю назад видел его в добром здравии на Корусанте, я тут же припомню ваши слова. – Джадак заглянул ей в глаза: – У меня из головы не выходит фраза: «Альянс за восстановление Республики». Ничего не могу поделать. Мозг как будто ждет какой-то подсказки, которая вернет на место потерянные воспоминания.

– И вы считаете, что перевозбуждены именно из-за фразы, из-за самих слов?

– Восстановление… Республика… Никак не могу от них отделаться.

– Вы сами говорили, что ждете, когда восстановится память. Вот вам и «восстановление».

Джадак поразмыслил:

– Ну а что же тогда остальное? – Он задвигал нижней челюстью. – Должен сказать, меня все это порядком достало.

Безант забросила оба лекку за плечи:

– А я предупреждала Сомпу.

– Предупреждали о чем?

– Посттравматический стресс может принять форму диссоциативного расстройства: чувство потери самосознания вкупе с серьезной обеспокоенностью и депрессией. Возможно, скрытые органические факторы тоже сыграли свою роль. – Она указала на дисплей: – Судя по этим показаниям, у вас повреждены важные участки коры головного мозга.

Пациент посмотрел туда же:

– Я спец по двигателям, док, а не по мозгам. Меня не волнуют причины. Скажите, как это вылечить.

– Есть кое-какие препараты, но я бы их не рекомендовала.

– И что вы предлагаете – дважды в неделю ходить к вам на прием?

– Даже будь это возможно, я не уверена, что в состоянии вас излечить.

– Что же, ваш график расписан по минутам на год вперед?

– Нет, капитан. Дело в том, что вас выписывают.

Джадак выпрямился в кресле:

– Когда?

– Скоро. Ваш организм здоров, ноги функционируют. «Аврора» занимается омоложением, а не реабилитацией. Сказать по правде, мы больше ничем не можем вам помочь.

– Тогда как я вообще здесь оказался?

Тви’лека потупила взгляд:

– Этот вопрос вам следует адресовать доктору Сомпе.

– Сомпа слишком занят и не желает меня видеть. – Джадак положил руки на колени и наклонился вперед: – Расскажите об аварии. Скажите, кто оплачивал лечение. На Оброа-Скай есть сведения обо всем, что творится в Галактике, но почему-то никто в «Авроре» не может сказать мне хоть слово о том, как я сюда попал.

Обведя пациента взором, Безант смягчилась:

– Минутку. – Поднявшись, она подошла к столу и отстучала код на контрольной панели. – Я обесточила камеры наблюдения, – пояснила она, вернувшись в кресло. – Капитан, верите или нет, мне не меньше вашего хочется знать, что привело вас в «Аврору». Вы у доктора Сомпы на особом счету – все сорок лет, что он здесь работает.

– Сорок лет? И где же я был предыдущие двадцать два?

– Не знаю. Никто не знает.

– Кроме Сомпы?

Она кивнула:

– Кроме Сомпы.

* * *

Благодаря бессоннице Джадак смог в подробностях узнать распорядок работы медсестер, дроидов и охранников в ночную смену. В час, когда персонал клиники обрабатывал данные по новоприбывшим пациентам и получал обновленные сведения по уже находящимся на излечении, Тобб обрел пространство для маневра. Прелесть главного здания состояла в том, что почти все охранники располагались снаружи. Попав внутрь, пациенты могли свободно разгуливать по клинике: заходить в комнаты отдыха, столовые, библиотеки и тренажерные залы, – а медицинские и ремонтные дроиды были запрограммированы держаться тише воды ниже травы и говорить с пациентами только в том случае, если к ним обратятся.

Кабинет Сомпы располагался на четырнадцатом этаже и окнами выходил на внутренний дворик и сад. Ведшие к нему широкие коридоры были тускло освещены и пустынны, если не считать дроидов, драивших пол. Введя тот же код, что и Безант на своей панели, Джадак обесточил камеры наблюдения и открыл дверь Сомпы с помощью устройства, которое он кустарным образом собрал из деталей медицинских приборов в своей палате. Разобравшись с камерами в приемной, он повторил тот же трюк уже в личном кабинете Сомпы. Затем включил свет – на минимальную интенсивность – и огляделся. В стенных нишах светились голограммы, на которых Сомпа был запечатлен в обществе прошедших омолаживающие процедуры клиентов – богатых и влиятельных, как предположил Джадак. Политики, голозвезды, адвокаты, директора крупных компаний. И почти на каждом голо Сомпа на вид был одного и того же возраста.

Огромный стол главврача был усеян инфокартами, флимси и дюралистами. Джадак включил лампу и в ее сумрачном свете принялся перебирать документы. Удача улыбнулась ему почти сразу: Тобб обнаружил свое имя и идентификационный номер в списках пациентов, которых предстояло выписать. Ящики стола были заперты, а файлы в современном и модном компьютере Сомпы – защищены паролем. Зарывшись еще глубже в кипу документов, Джадак обнаружил инфокарточку со своим персональным номером и засунул ее в считыватель. Целые терабайты данных были посвящены описаниям изощренных процедур, которым он подвергался, будучи в коме, и отчетам о состоянии его здоровья, но нашлась и отдельная папка с историей болезни. Предвкушая находку, Джадак сделал глубокий вдох и постарался не отвлекаться на учащенное биение собственного сердца.

Скользя взглядом по тексту, он неоднократно встречал слово «авария», но всякий раз испытывал разочарование, не находя подробностей. У него повреждены такие-то органы, нарушено функционирование таких-то систем, назначены такие-то процедуры – проверенные временем либо экспериментальные. Но в папке «Предыстория болезни» Джадака ждал настоящий клад. Его перевели в «Аврору» после того, как он провел двадцать два года в общественной клинике. О покрытии расходов на лечение со стороны «ГалСтраха» не было ни слова.

Клиника располагалась на Нар-Шаддаа.

Образы, вспыхнувшие в его сознании, словно обухом огрели Джадака, и он рухнул в мягкое кресло Сомпы.

Они с Ризом летели на «Звездном посланнике» на Нар-Шаддаа! YT был поврежден, все системы – обесточены. Корабль мчался к планете, а наперерез шел сухогруз. Они с напарником поспешили на корму к спасательной капсуле. YT внезапно ожил и вильнул в сторону, но слишком поздно: они уже запустили капсулу, и та рванула прямиком навстречу огромной клинообразной туше сухогруза…

Теперь он помнил все так, будто это было вчера. Образы ворвались в его разум, ускорили сердцебиение и бросили в пот. Наконец Джадака отпустило, и лишь тогда он смог разложить все по полочкам.

Они ушли в гиперпространство с Корусанта на исходе сражения, во время которого канцлера Палпатина держали в заложниках. Но, перед тем как спешно рвануть к звездам, они какое-то время пробыли на планете… во флигеле Сената.

Встречались с членами общества «Республика».

Сенаторами Дес’сином, Ларджетто и Фэнгом Заром.

Джадак развернулся к компьютеру Сомпы. Это чудо современной техники было достаточно хорошо защищено, чтобы не позволить ему взломать файлы, но зато он смог подключиться к Голосети. Загрузив портрет седобородого сенатора с Серн-прайм, Тобб запустил маховики воспоминаний на полную катушку – и наконец вспомнил.

На встрече присутствовал джедай.

Кадас’са’никто, который что-то установил на «Посланнике»…

– Вот оно что! – воскликнул Джадак.

Сенаторы хотели, чтобы он доставил корабль к их союзнику на Топраве!

Пилот вспомнил, как сильно был разочарован. После стольких лет примерной службы он должен был отдать незнакомцу корабль, который любил всем сердцем. Но на кону стояло что-то важное… что-то, что может восстановить Республику.

Нет.

Восстановить доброе имя Республики…

Он спросил у сенаторов насчет этой фразы. И они дали ответ.

Джадак уставился на трехмерное изображение Фэнга Зара.

Очень медленно слова сенаторов всплыли в его памяти:

«Корабль – это ключ от сундука с богатствами. Богатствами, которых хватит, чтобы восстановить доброе имя Республики».

Он пододвинул компьютер к себе – чуть ли не на колени.

Поиск по названию «Звездный посланник» дал сотни результатов, но ни одна из найденных записей не имела отношения к YT-1300. Перейдя в планетарную сеть Нар-Шаддаа, он запросил данные обо всех столкновениях кораблей, случившихся в околопланетном пространстве в год его аварии.

И наконец долгожданная удача: перед глазами Джадака побежали строчки краткого отчета о столкновении двух кореллианских кораблей: сухогруза «Долина Джендири-3» и грузовика YT-1300. Обоих пилотов сочли погибшими, но корабль уцелел и достался мародерам.

Корабль, ставший теперь ключом к загадке всей его жизни, уцелел.

Неясно, надолго ли, но у Джадака наконец была отправная точка для поисков. Поисков, в которых игра стоила любых свеч.

Глава 13

– Сто десять тысяч.

– Господина Оксик предлагай сто десятя. Кто скажи десятя-пятьсот?

– Сто десять тысяч пятьсот, – выкрикнули с задних рядов.

Лестра Оксик оглянулся через плечо. Его соперником на торгах был бит в элегантном головном уборе. Имени конкурента Лестра не знал; только порядковый номер, который светился у него на персональном экране.

– Сто одиннадцать, – выдохнул Оксик, повернув свой собственный экран к подиуму аукциониста.

– Наша услышай сто одиннадцатя тысячей. Кто предлагай сто двенадцатя?

Приглашенным ведущим аукциона был гунган в длинной расшитой мантии, знаменитый своей скороговорной манерой речи; лотом на торгах – небольшая статуэтка, когда-то украшавшая северо-западный атриум Галактического дворца правосудия на Корусанте. Вещица, ставшая, как и все образчики искусства старореспубликанской эпохи, невероятно ценной и редкой после того, как юужань-вонги почти двадцать лет назад опустошили пол-Галактики.

– Сто двенадцать тысяч, – объявил все тот же бит. Участники торгов – их было около сотни – ахнули.

Оксик немедленно поднял экран над головой:

– Сто двенадцать пятьсот.

Хайдианский аукционный дом, где проходили торги, – с его изысканными колоннами и отполированным до блеска каменным полом – был сам по себе ярким образчиком «республиканы». Прежде он располагался в центре города Сах’от, что на Чандриле, но спустя два года после вторжения юужань-вонгов армия живых и механических работников под руководством группы архитекторов и инженеров, трудясь в поте лица, в кратчайшие сроки разобрала здание по камешку и переправила на планету Эпика, которая, как и надеялись те, кто финансировал предприятие, оказалась слишком далекой и незначительной, чтобы привлечь внимание захватчиков, даже несмотря на свою природную красоту. Многие из тех, кто перевозил и тщательнейшим образом воссоздавал этот памятник архитектуры, остались на планете и после завершения войны. За прошедшие годы они успели возвести немало роскошных дворцов и особняков на лесистых холмах, окружавших космопорт планеты, тем самым превратив прежде ничем не примечательную столицу Эпики в пристанище элиты и колыбель роскоши. Преобразилось и местное население – люди, ботаны, дуросы и биммы, которые подались в сферу услуг, чтобы удовлетворять растущие потребности богатеев, облюбовавших их планету.

– Наша жди предложенья в сто тринадцать тысячей, – объявил аукционист.

Оксик развернулся в кресле, чтобы вновь посмотреть на бита, на сей раз через компактный алюмабронзовый макробинокль. В свободной руке уроженец системы Клак’дор сжимал дорогостоящий комлинк.

– Сто тринадцать тысяч, – бросил бит.

– Сто четырнадцать, – вставила женщина, сидевшая в нескольких рядах от него. Оксик узнал ее по прошлым аукционам – служащая семьи Труви, владевшей игорным комплексом на Осеоне-7.

– Сто четырнадцать пятьсот, – парировал бит.

Оксик поерзал в кресле. Поразительно высокий для человека, он обладал безупречным, гладко выбритым лицом, которое не очень-то вязалось с его истинным возрастом. Лестра был тощ как скелет и имел неестественно длинные руки и ноги, однако почти все костюмы Оксика были скроены так, чтобы подчеркнуть его изящную худобу и в целом поддержать производимое им впечатление человека большого и важного. Персоны, с которой стоит считаться.

Он уже выбрал место для выставленной на торги статуэтки: на рифленом постаменте из небоскреба «Республика-500», пристроенном рядом с письменным столом в его кабинете. Но Оксик не собирался платить за нее больше ста четырнадцати тысяч – даже цена в сто тринадцать тысяч была для нее чрезмерной, – тем более что прекрасно подошли бы и другие лоты. Однако устоять перед соблазном было трудно.

– Сто пятнадцать тысяч, – выкрикнул Лестра, огорошив сам себя.

Повернувшись, он увидел, как бит шепчет что-то в свой комлинк, после чего внимательно слушает ответ.

– Сто семнадцать.

Толпа охнула, а Оксик разом поник. Он удержался от порыва вновь оглянуться на бита.

– Наша имей сто семнадцатя тысячей, – восхищенно объявил гунган. – Кто предложи восемнадцатя? Как насчета семнадцатя-пятьсот? – Он немного подождал. – Сто семнадцатя рааааз… сто семнадцатя дваааа… – Его молоток с грохотом опустился на кафедру. – Наша продавай участнику шесть-три-семь!

Собравшиеся зашлись в овации.

На подиум ступил новый ведущий – фаллиин:

– Следующий лот номер семьдесят один-дефис-ноль-ноль по каталогу – канделябр из главного обеденного зала гостиницы «Дарпа» на Раллтиире. Изготовлен из электрума и за последние годы подвергся значительной реставрации. Подлинность образчика доказана лучшими специалистами. Стартовая цена лота…

Перестав слушать, Оксик углубился в изящно оформленный голокаталог. Лоты с Раллтиира его мало интересовали, будь они республиканской эпохи или какой бы то ни было еще. Одни восхищались предметами искусства с Алдераана или Набу, другие – артефактами хаттов. Но средоточием его собственной коллекции и вечным объектом одержимости был и оставался Корусант. Пока он пролистывал каталог, в соседнее кресло тихо скользнула Кои Квайр.

– Как съездила? – спросил он.

– Буднично. Сожалею, что так вышло со статуэткой.

Оксик покосился на бита:

– Знать бы, на кого он работает.

– Можно это выяснить.

– Не только можно, но и нужно.

Ее народ – фирреррео – находился на грани исчезновения, а потому Кои Квайр сама могла считаться коллекционной редкостью – сродни тем, что выставляли на аукцион в этом доме. Она пришла в адвокатскую контору Оксика пятнадцать лет назад – вскоре после того, как юужань-вонгам удалось обратить коренное население Белдерона против беженцев-фирреррео, которых те когда-то радушно приютили. С первых своих дней на новом месте Кои приносила фирме неоценимую пользу: девушка обладала несравненным обаянием и интуицией, и временами только одного ее присутствия в зале суда было достаточно, чтобы склонить присяжных на свою сторону. Зная особенности фиррерреосской культуры, Оксик никогда не спрашивал ее настоящего имени, а Кои не спешила его разглашать – пусть у него и в мыслях не было использовать это знание, чтобы гарантировать ее лояльность.

– Да здесь не протолкнуться, – заметила Квайр, обводя рукой зал.

– Каждый аукцион теперь при аншлаге, – вздохнул Оксик. – Скажем спасибо президенту Даале. Едва она заняла пост, сразу же наметился всплеск интереса к поздней «республикане» и раннеимперским артефактам. Перекупщикам хоть бы хны, а настоящие коллекционеры страдают.

– Тогда расскажу новости, которые тебя взбодрят, – негромко проговорила Кои. – Твое вложение снялось с насиженного места.

Оксик возбужденно заерзал, но сумел вымолвить, не повысив голоса:

– Где он?

– Летит на Нар-Шаддаа – на новых ножках, которые ты ему оплатил. И тратит денежки, которые ему выделил «ГалСтрах».

– К нему вернулась память?

– Вероятно, да. Он улетел, не дожидаясь, когда его выпишут из «Авроры». Сомпа сделал, как было велено, и не стал вмешиваться, когда Джадак нанес полночный визит в его кабинет. Этот парень обесточил камеры наблюдения с помощью кодов, которые, как мы думаем, он подсмотрел у Рил Безант.

– У психотерапевта?

– Джадак был у нее на приеме. Она ненадолго отключила камеры, надеясь тем самым завоевать его доверие – или тайком снабдить его кодами, чтобы он мог взять дело в свои руки. Парень настойчивый, в этом ему не откажешь.

Оксик в любопытстве склонил голову:

– Да неужели он…

– Он приглашал меня прогуляться по «Авроре», знаешь ли.

– Почему ты отказалась?

– Он заподозрил неладное, когда я рассказала о страховке. И тогда я подумала: если он будет излишне перевозбужден, это нам только на руку. Когда мы расставались, он готов был мне голову открутить.

– И вновь твоя проницательность сослужила нам хорошую службу.

– Джадак не стал проверять, есть ли в кабинете Сомпы резервные камеры. Или в тот момент ему уже было все равно. Он сел за компьютер Сомпы, сделал несколько запросов в Голосеть и в конце концов нашел записи о столкновении в небе Нар-Шаддаа.

– Умно. Но зачем ему мчаться на Нар-Шаддаа? Противники Палпатина вряд ли спрятали свой клад там.

Квайр пожала плечами:

– Вероятно, хочет знать больше об обстоятельствах гибели своего напарника – некоего Риза.

Оксик покачал головой:

– Для этого вовсе не обязательно лететь на Нар-Шаддаа.

– Тогда намеревается возобновить жизнь с того места, где она прервалась.

Оксик поразмыслил:

– Надо его брать.

– Так сразу?

– Не хочу, чтобы в дело влезли посторонние.

– От этого никто не застрахован.

– Отправь к нему Синнера.

Квайр нахмурилась:

– Ты уверен, что он справится? Я бы предложила кого-то более здравомыслящего. Того же Гоммана.

– Он охраняет нашего главного свидетеля по торговому делу.

– Коликоида? Чем же Гомман заслужил такое назначение?

– Просто он самый терпимый в отношении жуков.

Фирреррео кивнула:

– Я сообщу Синнеру.

Оксик откинулся в кресле. Новый раунд торгов должен был вот-вот начаться.

* * *

Вскоре после того как Хан и Чубакка вернулись из Корпоративного сектора и стали возить контрабандный глиттерстим для Джаббы Хатта, в поведении «Сокола» наметилось непостоянство. То он «выкладывался на полную» и ставил рекорд на Дуге Кесселя, то сбоил в самые неподходящие минуты, как будто намеренно привлекая повышенное внимание имперцев или сводя Соло и Чуи с повстанцами. Кореллианин не мог избавиться от мысли, что в непредсказуемости «Сокола» повинно то обстоятельство, что он, Хан Соло, – частью из умысла, частью по нужде – превратил обычный грузовик в хорошо вооруженный боевой корабль.

Потерянные бочки с глиттерстимом, из-за которых на него обозлился Джабба, были далеко не первым грузом, который Хану пришлось сбросить в эти нелегкие дни, приведшие его на Татуин. По временам ему чудилось, что имперские таможенные корабли прячутся за каждой планетой, к которой они подлетали, и это было недалеко от истины. Перед каждым рейсом им приходилось крепить к грузу следящие маячки, чтобы после сброса их можно было найти и подобрать. Но Хану всегда казалось, что «Соколу» каким-то образом претит участвовать в подобных занятиях.

Даже возвращение к «Звезде смерти» после того, как они уже было удрали с Явина-4, казалось в равной степени идеей как Чубакки, так и самого «Сокола». Разумеется, было чистым безумием считать, что корабль – даже оборудованный троицей электронных мозгов, которые редко друг с другом соглашались, – мог принимать какие бы то ни было самостоятельные решения или отличать доброе дело от худого. Но «Сокол» и взаправду был своеволен и упрям, когда дело касалось направления и цели полета. И вот к чему привел этот внезапный поворот событий: не считая того, что удалось спасти Люка и тем самым стать косвенным виновником гибели императорского супероружия, «Сокол» фактически завербовал Хана и Чуи в Альянс повстанцев!

Но самый главный свой «подвиг» «Сокол» сберег для другого раза. Незадолго до начала вынужденной эвакуации с Хота он сломался, и Хан с Леей на борту корабля были вынуждены «ползком» добираться до Беспина. Конечно, кореллианин начал испытывать чувства к принцессе еще в тот первый миг, когда повстречал ее в тюремном блоке «Звезды смерти», но лишь во время их судьбоносного полета на досветовой скорости он окончательно понял, что влюбился.

В силу высокого самомнения Хан не готов был отдать «Соколу» все лавры за то, что тот свел их вместе и сыграл значительную роль в их отношениях и последующем союзе. Но он всегда полагал, что корабль достоин эквивалента «Кореллианских кровавых полос»[15]15
  «Кровавые полосы» – кореллианская награда за мужество в виде нашивок на брюки. Сам Хан Соло получил такую награду, по некоторым свидетельствам, за спасение Чубакки.


[Закрыть] – не только за его заслуги в годы Восстания, но и за то, что Хану Соло в конечном итоге достались рука и сердце принцессы.