Текст книги "Беззвездный Венец"

И все-таки, проходя под зубьями решетки, Райф с трудом унял дрожь. От него не укрылась грустная ирония происходящего.

«Бежав из одной тюрьмы, я сейчас пытаюсь проникнуть в другую».

* * *

Остановившись перед прутьями решетки, Райф окинул взглядом изможденную фигуру в камере. Она казалась тенью, которая обрела форму, изваянием из полированного эбенового дерева. Мужчина, бывший на несколько лет младше тридцатилетнего Райфа, стоял спиной к двери. Он был совершенно голый, если не считать железного ошейника. Черную кожу от ягодиц до плеч покрывал узор из белых шрамов от кнута. Голова обросла щетиной коротких волос. Очевидно, здесь ему не позволялось брить ее наголо, как это было принято у чааенов, как мужчин, так и женщин.

Райф огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что в этом отдаленном уголке темницы нет других тюремщиков.

– Я хотел бы поговорить с тобой, – строго произнес он, прилагая все усилия, чтобы его голос не прозвучал заговорщически.

Вздохнув, узник обернулся, показывая глаза завораживающего фиолетового цвета – а также особенность, характерную для чааенов. Между ног у него не было ничего, кроме пучка волос и следа увечья. Все мужчины его ордена оскоплялись и превращались в евнухов. Женщины также по-своему подвергались увечьям, чтобы они никогда не смогли рожать детей и испытать наслаждение единения с мужчинами.

– Что ты хочешь? – спросил чааен. В его голосе не прозвучало ни тени страха, в чем не было ничего удивительного, если учесть все то, что ему довелось испытать в жизни. Некоторая певучесть гласных выдала в нем уроженца Клаша.

Райф шагнул ближе к прутьям.

– Давай начнем с твоего имени, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.

– Я Пратик, чааен-привязанный Реллиса им Малша.

– И, насколько я понимаю, твой господин также заточен здесь по обвинению в том, что он лазутчик Южного Клаша.

Пратик лишь молча посмотрел на него.

Райф, подобно многим в Наковальне, был наслышан о том, что многих клашанских торговцев хватали и бросали в тюрьму по подозрению в том, что они лазутчики, что в большинстве случаев, вероятно, соответствовало истине. Помимо того что Наковальня являлась крупным портом, откуда вывозилась руда, в городе также находились многочисленные алхимические дома, в том числе с историей во много сотен лет, занятые созданием сложных машин и других механизмов. Впрочем, не один только Южный Клаш пристально наблюдал за своими соседями. Райфу было известно, что многие халендийские купцы, отправлявшиеся на юг, также подрабатывали соглядатаями, стараясь похитить тайные познания у клашанских ученых. На самом деле все прекрасно понимали, что для Наковальни торговля секретами имеет такое же значение, как и вывоз руды и минералов. Золото текло с севера на юг и обратно. Если кто-то проявлял чрезмерную дерзость, его хватали за руку, однако в целом все предпочитали закрывать глаза на подобные сомнительные делишки.

До недавнего времени.

Архишериф Лаах бросил в тюрьму всех клашанских купцов по одной простой причине: чтобы запереть Райфа в Наковальне. Лаах не мог допустить, чтобы у него украли бронзовое изваяние, поскольку его крепко схватил за горло зловещий Исповедник Врит. Как и Райф, архишериф понимал, что северные районы Венца не предоставят убежища беглому каторжнику и его бронзовой спутнице. Единственная надежда для них заключалась в том, чтобы организовать переправу на юг. И, для того чтобы этому помешать, Лаах отправил за решетку всех, кто мог бы пойти на такую сделку, – чтобы их допросить и чтобы не дать Райфу выйти на них.

Поэтому, не имея выбора, Райф вынужден был лично прийти в тюрьму, чтобы передать свою просьбу. Даже Лаах, обладающий непомерно высоким самомнением, не мог ожидать от него подобной дерзости.

«По крайней мере, я очень на это надеюсь».

– А ты кто такой? – наконец заговорил Пратик, вопросительно подняв брови. – Подозреваю, не просто тюремщик.

Райф задумался над тем, как лучше ответить на этот вопрос. Он понимал, что обмануть чааена ему, скорее всего, не удастся. Говорили, что эти люди одним взглядом выведывали в человеке все самое сокровенное. Поэтому Райф решил сказать правду.

– Я Райф хи Альбар.

Единственным свидетельством того, что чааену знакомо это имя, стала одна опущенная бровь.

– Ты сильно рискуешь, но, боюсь, напрасно. Мой господин ничем не сможет тебе помочь.

– Я пришел сюда не за твоим господином.

Райф знал, что сами купцы находятся под гораздо более строгим присмотром в башнях тюрьмы. Чего нельзя было сказать про чааенов-привязанных, считавшихся чем-то вроде рабов. Их не удостоили особого внимания и посему помещали здесь, в подземелье, которое почти не охранялось, – что как нельзя лучше устраивало Райфа.

Он достал из кармана тяжелую связку железных ключей, украденную в караульном помещении.

– Я пришел, чтобы освободить тебя.

Пратик прищурился и наконец шагнул к решетке.

– Какой ценой?

– Ты должен помочь мне бежать из Наковальни на воздушном корабле.

– Невозможно, – покачал головой узник. – К тому же, если я сейчас закричу и укажу на тебя, меня вскоре освободят. Долго держать моего господина в тюрьме нельзя – это будет оскорблением нашего императора. Так что, как видишь, ты запросил чересчур высокую цену.

– Да, но это еще не все, что я могу предложить. – Теперь уже Райф поднял брови. – Тебе известно, что я украл.

Узник пожал плечами.

– Что ты, по слухам, украл.

– Уверяю тебя, это не слухи. – Он дал чааену возможность прочесть правду у него на лице. – Я отведу тебя к ней, и если это тебя не удовлетворит, ты сможешь выдать меня архишерифу. Но ты не будешь разочарован. Клашу потребуется то, чем я обладаю, особенно сейчас, когда все сильнее звучат барабаны войны и на границе собираются армии. И как знать? Возможно, такая цена купит свободу не только мне – но и тебе.

Пратик снова прищурился. Подняв руку, он потрогал свой ошейник.

– Покажи мне ее, – сказал узник, глядя Райфу в лицо.

Тот ухмыльнулся. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы подобрать нужный ключ, но наконец он распахнул дверь и бросил обнаженному узнику тюк с вещами.

– Одевайся!

Пратик послушно облачился в одежду тюремщика, точно такую же, как и у самого Райфа. Райф украл ее в той же караулке, в которой не было никого, кроме одного жирного болвана, храпевшего на изрезанном столе.

Райф указал на капюшон короткого плаща.

– Надень его и держи лицо опущенным. И предоставь дальше говорить мне.

Кивнув, Пратик накинул капюшон на свои короткие волосы.

Напоследок окинув его оценивающим взглядом, Райф направился к выходу. Он собирался покинуть тюрьму до следующего колокола и затеряться в толпе тюремщиков, возвращающихся домой.

Райф оглянулся на чааена, гадая, не предаст ли тот его, однако эти люди славились своим умением держать слово, и дело тут было не в их понятиях чести; просто всю лживость из них давным-давно выбили и высекли.

Райф до сих пор не мог понять жестокие обычаи Клаша. Страной правила царственная каста, известная как «имри», что по-клашански означало «божественные», возглавлял которую Имри-Ка, бог-император Клаша. Лишь ему и его кровным родственникам дозволялась открывать свое лицо вне дома. Все остальные презренные касты, числом больше ста, должны были выходить на улицу укутанными с головы до пят, поскольку считались недостойными представать перед взором Отца Сверху. Это требование относилось также к чааенам, которые воспитывались и обучались в Бад’и Чаа, Доме мудрости.

В то время как на севере Венца существовало с полдюжины разных школ, Бад’и Чаа оставался единственным учебным заведением Южного Клаша. Говорили, что Дом мудрости представляет собой самый настоящий город. Он был разделен на девять уровней, подобно школам Халендии, однако нравы там царили гораздо более жестокие. И у будущих учеников не было выбора. По всей стране собирали маленьких мальчиков и девочек из всех каст, кроме имри. В то время как в халендийских школах требовалась нравственная чистота и любовные связи и брачные союзы были под строжайшим запретом, Дом мудрости решал все эти трудности наперед, отрезая первогодкам половые органы. Что самое страшное, тех, кто не мог подняться на следующий уровень, не отсылали домой, а предавали казни, а их трупы сжигались на кострах на вершине школы как назидание нижним террасам, а также как жертвы пантеону клашанских богов, гораздо более кровожадных, чем их северные собратья.

Дойдя до лестницы, ведущей из подземелья наверх, Райф обернулся и всмотрелся Пратику в лицо, ища на нем следы многих лет боли и ужаса, однако черты лица чааена оставались безмятежными, словно он воспринимал подобную жестокость как нечто естественное. Впрочем, этот юноша смог окончить школу и получил железный ошейник алхимика. Другие чааены носили серебряные ошейники религии и истории. Впоследствии те, кому удалось выжить в школе, объединялись в пары – один с серебряным ошейником, другой с железным – и передавались одному из имри. Чааены служили своему господину в качестве советников и помощников. А также, поговаривали, их использовали для сладостных утех. На людях чааен был прикован церемониальной цепочкой за ошейник к браслету на щиколотке своего господина. Чем выше положение занимал человек среди имри, тем больше пар чааенов было к нему приковано. По слухам, у Имри-Ка было шестьдесят шесть чааенов, тридцать три пары – столько же, сколько богов в пантеоне. Появляясь на людях, он тащил за собой целую вереницу.

Райф попытался представить себе это зрелище, поднимаясь из прохладных глубин подземелья в удушливую жару летнего дня. Воздух наполнился угольной пылью и смрадом горящего масла. По пути беглецам встретились несколько тюремщиков, заступавших на вечернее дежурство, однако они лишь кивали друг другу и ворчали слова приветствия.

Когда они поднялись наверх, Райф обернулся к Пратику и прошептал:

– Иди вплотную за мной. И не поднимай голову.

Впереди в главном зале царило оживление. Тюремщики направлялись во все стороны, кто-то вел скованных узников. В толпе сновали мальчишки в красных шапочках, разнося послания.

«Замечательно!»

Райф повел Патрика в самую толчею. Они влились в поток тюремщиков, закончивших свое дежурство и направлявшихся домой. Вскоре впереди показались острые зубцы поднятой решетки. Все шло хорошо до тех пор, пока впереди не возникло какое-то смятение.

Райф сместился в сторону, чтобы выяснить, в чем дело.

Он застонал, увидев знакомую фигуру в серой рясе с завязанными под подбородком серебряными косами. Исповедник Врит решительным шагом поднимался по лестнице, ведущей в тюрьму. Редкое зрелище праведника, да еще направляющегося в тюрьму, привлекло всеобщие взоры. Море мальчишек-рассыльных и тюремщиков расступилось перед Исповедником, движимое уважением и страхом.

Что хуже всего, образовавшаяся свободная полоса протянулась прямиком к Райфу.

Выругавшись вполголоса, тот отпрянул назад, увлекая за собой Пратика.

«Должно быть, боги меня ненавидят…»

Схватив чааена за руку, он потащил его вглубь толпы. «Что здесь делает Врит?» Ответ появился прямо впереди, за двумя тюремщиками, которых бесцеремонно оттолкнули в сторону, освобождая дорогу. Показались два человека, те самые, кто обрек Райфа на каменоломни Мела.

Находящийся в нескольких шагах архишериф Лаах радушно указал на ворота тюрьмы.

– Прошу сюда, Исповедник Врит!

Не замечая ничего вокруг, архишериф не обратил внимания и на стоящего рядом Райфа. Чего, к сожалению, нельзя было сказать про его спутницу. Мало что могло укрыться от взгляда Ллиры хи Марч, главы гильдии воров. Она уставилась Райфу в лицо, и на мгновение ее лицо изумленно застыло – затем губы поджались, а глаза зажглись мрачным злорадством.

Райф застонал.

«Воистину, боги меня ненавидят!»

Глава 19

Райф лихорадочно пытался найти путь к бегству.

На мгновение задержав взгляд на его лице, Ллира прикоснулась пальцами правой руки к запястью левой, где под рукавом скрывался браслет с ножнами для метательных ножей. Как-то раз Райф стал свидетелем того, как она одним резким движением руки пригвоздила трех крыс – к стене, потолку и бочонку с элем. При этом даже не потрудившись взглянуть в сторону грызунов.

Однако главная опасность заключалась не в этом. Недаром Ллира вот уже больше десяти лет возглавляла гильдию воров Наковальни. Райф давным-давно усвоил, что ум у нее скользкий, словно смазанная жиром брусчатка под дождем. Имея с нею дело, было почти невозможно удержаться на ногах. Ее способности были такими обескураживающими, что Райф порой гадал, не порождены ли они заклинанием или алхимией. В прошлом он не раз садился играть с Ллирой в «рыцарей и разбойников», но она неизменно разбивала его в пух и прах, без особых усилий повергая его короля на доску.

«Так на что же мне сейчас надеяться?»

Вне всякого сомнения, Ллира уже продумала все вперед на десять ходов, приготовила ответные шаги на любые его попытки к бегству. Райф чувствовал, как с каждым ударом сердца смыкаются железные челюсти ловушки.

Ллира сократила разделявшее их расстояние, не отрывая от него взгляда, – затем прошла мимо, толкнув локтем. Кивнув на столпотворение у решетки, она обратилась к архишерифу:

– Лаах, нам нужно поскорее увести этого хмыря с косицами наверх в башню, пока весь этот сброд не пал ниц и не начал просить у него благословения.

Пробормотав что-то невнятное, Лаах ускорил шаг навстречу Вриту.

Ллира оглянулась на Райфа, однако лицо ее оставалось непроницаемым.

«Это еще что за новая игра?»

Несмотря на нависшую над ним смертельную опасность, Райф поймал себя на том, что его в очередной раз поразила суровая красота Ллиры. Ее светлые волосы ниспадали до плеч. Глаза, подчеркнутые острыми скулами, сверкали ледяной медью. Мягким был лишь бутон ее губ. И хотя она много раз приглашала Райфа разделить с ней ложе, ни разу не позволила ему вкусить эти губы.

Развернувшись, Ллира направилась прочь. Свой наряд она выбрала, чтобы подчеркнуть изгибы фигуры. Лен и кожа туго обтягивали талию, рейтузы облегали ноги подобно второй коже. И хотя Ллира обладала невысоким ростом большинства уроженцев Гулд’Гула, ее гибкие члены были пронизаны такими твердыми мышцами и упругими жилами, что Райф готов был поклясться в том, что они из стали. Особенно ему запомнилось то, как ее сильные ноги обхватывали его за ягодицы, требуя доставить наивысшее наслаждение.

«Но что она хочет сейчас? Почему не подняла тревогу?»

Со всей определенностью Райф мог сказать только одно: в прошлом ему никогда не удавалось перехитрить Ллиру, не говоря уж про то, чтобы распутать ее сложные замыслы. Решив не мучиться с этими загадками, Райф, воспользовавшись таинственной отсрочкой, схватил Пратика за руку и потащил его за собой. Обойдя толпящихся вокруг Исповедника зевак, он поспешно прошел под решеткой и оказался на площади.

Райф не мог сказать, посмотрела ли Ллира ему вслед.

Ему было все равно.

«Главное – что я свободен!»

Райф не останавливался, но в то же время старался не бежать.

– Не отставай от меня! – предупредил он Пратика. – Нам предстоит неблизкий путь.

«И скорее всего, за нами увяжутся “хвосты”».

Это было единственное возможное объяснение. Несомненно, Ллире известна ценность похищенного им, и она решила забрать добычу себе. Наверняка она надеется, что Райф приведет ее ищеек прямиком к своему тайнику. Поскольку Ллира и Лаах дошли до решетки первыми, она, по-видимому, уже подала знак своим подручным, находившимся на площади. И у нее в распоряжении вся гильдия, так что выбирать лучших соглядатаев есть из кого.

«Но не самых лучших», – подумал Райф с гордостью, которая, хотелось надеяться, имела под собой все основания. Направляясь к скрещенным киркам на главной арке площади, Райф осмотрелся по сторонам, ища взгляды, которые задерживались бы на нем слишком долго, и людей, которые двинулись бы следом за ним. Он определил с полдюжины подозрительных типов, но, предположительно, их здесь было вдвое больше. Что хуже всего, у него не было сомнений в том, что известие о нем стремительно распространялось по всему городу.

Увлекая за собой Пратика, Райф делал все возможное, чтобы вернуться в порт. Город он знал прекрасно. Беглец выбирал самые узкие переулки, в которых никого не было. Он заходил в лавки и покидал их через черный вход. Выбирая извилистые пути, постоянно возвращался назад. Войдя в заполненную дымом кузницу, где с трудом можно было разглядеть пальцы на вытянутой руке, Райф бросил кузнецу серебряный эйри и забрал два плаща, чтобы скрыть одежду тюремщиков.

Вернувшись на улицу, Райф продолжал петлять, направляясь в сторону дома. Наконец удушливый воздух наполнился запахом соли, извечный гул Наковальни дополнился пронзительными криками чаек.

– Сюда! – поторопил Райф своего спутника.

Они добрались до Гнойников, мрачного, кишащего людьми лабиринта под сенью самых высоких городских труб. Здесь, казалось, воздух состоял исключительно из сажи и пепла, а булыжная мостовая под ногами была покрыта слоем испражнений и грязи. В Гнойниках обитали все пороки. Проведя Пратика по хитросплетению узких переулков и тесных проходов, ведущих к злачным местам, он наконец подошел к двери и, задержавшись на мгновение, напомнил:

– Ни слова!

Появление клашанца, тем более оскопленного чааена, в этом районе было чем-то неслыханным. Райф не смел допустить, чтобы певучий говор его спутника возбудил подозрения.

Они вошли в дверь, и их встретил запах прокисшего эля и мочи. Услышав характерный скрип двери, грузная матрона принялась тормошить разлегшихся на полу вялых девиц, многие из которых курили змеекорень или кое-что покрепче. Райф рассеянно махнул матроне, и та оскалилась, признав постояльца. Вернувшись за стол, она снова обратилась к кувшину, по всей видимости, уже забыв про вошедшего.

Поднявшись по скрипучим ступеням, Райф прошел по коридору. Закрытые двери не могли заглушить стоны, крики и смешки, порой искренние, по большей части притворные. Дойдя до своей комнаты, он затолкнул Пратика внутрь.

Как только дверь за ними была закрыта и заперта на засов, чааен внимательно изучил тесное помещение. Койкой служила широкая доска, застеленная тонким слоем сена. Для справления естественной нужды в углу стояло ведро, которое не выносили уже несколько дней.

Пратик поморщился от отвращения, прикрывая нос и рот, чтобы спастись от зловония.

– Теперь я уже начинаю жалеть о том, что покинул свою темницу, – пробормотал он сквозь пальцы.

– О, не бойся, мы еще не дома, – усмехнулся Райф.

Подойдя к дальней стене, он опустился на корточки и вынул кусок доски, открывая тесный проход. Этот лаз Райф проделал вскоре после того, как поселился в комнате.

– Оставшуюся часть пути тебе придется преодолеть ползком.

Наклонившись, Пратик осмотрел узкий лаз между двумя старыми балками.

– И куда он ведет?

– К нашей свободе, – ответил Райф, высказывая вслух свою самую сокровенную надежду.

* * *

Отряхнув колени, Райф помог Пратику выбраться из тесного лаза. Проход привел в другую комнату, более просторную, в соседнем борделе. Это здание примыкало задней стеной к первому, но выходило на другую улицу Гнойников, чуть более благовидную. Райф приготовил все заранее, предвидя неприятности, которые рано или поздно случаются.

Он свято следовал заповеди, высеченной в сознании каждого, кто имеет нелады с законом.

«Никогда не заходи в комнату с одной дверью».

В данном случае подобная мера предосторожности послужила еще одной цели. Если кому-то из ищеек Ллиры удалось проследить путь Райфа по городу, сейчас он пребывает в уверенности, что его добыча находится в другом здании. И если Ллира попытается схватить его там, шум через тонкую стену заранее предупредит его, позволив бежать.

«По крайней мере, я уповаю на это».

Как только Пратик выбрался из лаза, Райф закрепил на место выпиленные доски и замазал щели грязью, скрывая потайной проход.

Удовлетворившись, он поднялся на ноги.

Тем временем Пратик осмотрелся в комнате. Судя по выражению его лица, он остался удовлетворен увиденным. В комнате имелось лишь одно узкое окошко, в настоящее время закрытое ставнями. В углу светились угли небольшого очага. Спрыснутые благовониями, они наполняли воздух терпким ароматом. Кровать была гораздо более основательной, с подушкой и тюфяком, набитыми соломой и накрытыми тонким одеялом. На столе стоял глиняный рукомойник, нужник находился за дверью.

– Пожалуй, тут немного получше, чем в подземелье. Но… – выразил свое суждение Пратик. Внимательно осмотрев комнату, чааен даже приоткрыл дверь и заглянул в нужник. – Где бронзовый артефакт, который ты обещал мне показать? – повернувшись к Райфу, нахмурился он.

Усмехнувшись, Райф зашел за кровать. Убедившись в том, что входная дверь заперта на засов и не пустит незваных гостей, он нащупал на противоположной стене упоры для пальцев и продемонстрировал последний элемент своих плотницких трудов. Сняв еще одну потайную дверь – размерами гораздо больше предыдущей, Райф показал закуток между балками.

Пратик остановился у него за спиной.

В нише застывшим изваянием стояла бронзовая женщина. Глаза у нее были закрыты, руки она небрежно скрестила на поясе. На ней по-прежнему было желтое льняное платье, купленное на монеты, которые Райф стащил в толпе в порту.

– Мез вондрес! – пробормотал чааен на своем родном языке. Он шагнул к изваянию. – Мне еще никогда не доводилось видеть такого совершенного литья и такой великолепной обработки! Кажется, она вот-вот начнет дышать! – Широко раскрыв глаза, он посмотрел на Райфа. – Такому изваянию место в саду высшего имри или в собрании древних ценностей Дома Мудрости. Даже сам Имри-Ка дорого заплатит за эту женщину!

Райф фыркнул, осознав, как мало этому чааену известно об истинной сути этого изваяния. Впрочем, неведение Пратика было объяснимо. Разумеется, Лаах, Врит и Ллира умолчали о подробностях находки в Меле, оставив эти сведения себе.

– Почему ты смеешься надо мной? – нахмурился Пратик.

– Может быть, она сама тебе объяснит, – указал на закуток Райф.

Обернувшись, чааен увидел, как бронзовая женщина открыла глаза. Пылающий внутри огонь снова оживил ее, и холодное стекло зажглось ярче. Ее взгляд, потеплев и смягчившись, наконец остановился на незнакомце.

Ахнув, Пратик отшатнулся назад.

Женщина склонила голову набок, продолжая изучать его. Райф поднял руку, приглашая ее. Женщина откликнулась, расплетая руки и поднимая изящную ногу, чтобы выйти из ниши.

Задыхаясь от изумления, Пратик пятился назад до тех пор, пока не наткнулся на кровать и не свалился на нее.

– Ч… что это за магика или алхимия? – запинаясь, выдавил он, отползая как можно дальше. – Или это какая-то хитрость?

– Нет, это никакая не уловка. И, если честно, я сам тут ничего не понимаю.

Райф сознавал, что, для того чтобы заручиться помощью чааена, ему нужно было раскрыть всю правду. Он начал с рассказа о землетрясении в глубинах каменоломни Мела и о таинственной находке, обнаруженной еще глубже под землей. Затем он описал кровавое жертвоприношение, оживившее изваяние, упомянув о том, что Исповеднику, похоже, все это было известно заранее.

Пратик постоянно перебивал его потоком вопросов, однако Райф мало что мог ему ответить.

Наконец он завершил свое повествование рассказом о бегстве и прибытии в Наковальню.

– Но мы не можем оставаться здесь. Я должен найти способ, как бежать отсюда вместе с ней. Если повезет, в Южный Клаш, куда за нами не смогут последовать охотники.

Сидя на кровати, чааен на протяжении его рассказа разглядывал бронзовую женщину. Пусть и несколько успокоившийся, он по-прежнему опасался приближаться к ней. Подойдя к узкому окошку, женщина отворила ставни и выглянула на закопченное небо, на тусклое сияние на западе, обозначавшее луну. Уронив голову и горестно опустив плечи, она превратилась в бронзовый символ скорби.

«Я делаю все возможное», – мысленно заверил ее Райф.

За прошедшее двунеделье он понял, что его бронзовая спутница терзается каким-то страстным желанием. Рассеянная и медлительная, женщина бесцельно расхаживала по комнате, затем вдруг замирала на месте, неизменно обращенная лицом на запад, подобно магнитной полоске путевода, способной указывать только в одну сторону. Очевидно, ее мучила какая-то тревога, известная ей одной.

И вот сейчас, глядя на нее, Райф вспоминал одно-единственное проникнутое бесконечной тоской слово, которое произнесла бронзовая женщина, стоя в повозке и глядя на полный лик луны. Это слово не давало ему покоя.

«Гибель…»

За это двунеделье страх женщины просочился Райфу в кости. Он чувствовал, что нельзя просто отмахнуться от ее предостережения.

«Но что может сделать мелкий воришка из Наковальни?»

Вот почему Райф решил освободить чааена с железным ошейником, обладающего познаниями в алхимии. Ему требовался союзник, чтобы понять, что` он украл, и, возможно, разгадать тайну, погребенную в бронзовом сердце женщины.

Впрочем, имелась и другая причина, зачем ему был нужен чааен, однако это пока что могло подождать. В настоящий момент ему требовалось сосредоточить все свои усилия на решении первостепенного вопроса.

Райф с вызовом повернулся к Пратику.

– Так ты мне поможешь?