Текст книги "Волна огня"

Тем не менее он оставил невысказанным то, во что по-настоящему верил.

«Мой внутренний голос редко ошибается».

13 часов 34 минуты

Отстав от Грея на шаг, Сейхан поднималась вверх по изогнутой лестнице на антресоли. Их гидом был профессор Даррен Квон, нынешний куратор музея, невысокий малаец с приветливой улыбкой и приятными манерами, в белом лабораторном халате до колен. Под халатом у него виднелась белая рубашка и красный галстук, вероятно, олицетворявшие цвета сингапурского флага. Этот человечек явно гордился своей страной и вверенным ему заведением.

– Теперь мы подходим к нашей галерее «Наследие», – сообщил Квон, взмахом руки указав на ту часть музея, которая выглядела как библиотека рубежа веков, уставленная высокими деревянными застекленными шкафами, полными старых книг, артефактов и раритетов. – Здесь представлена самая ранняя история музея. Не стесняйтесь, можете открывать шкафы и ящики. Мы хотели сделать экспозицию максимально интерактивной.

Грей так и поступил: шагая вдоль шкафов, он задерживался у каждой витрины. Из их предыдущего разговора Сейхан знала: эта тема представляет для него особый интерес. Чего не сказать о ней самой.

Ходя хвостом за ними двумя, Сейхан старалась не выдавать своего нетерпения. Их группа провела час, осмотрев пятнадцать зон основного этажа, посвященного биоразнообразию региона – от зарождения жизни до всех ее ветвей, стеблей и листьев. Промежуток охватывает миллионы лет.

И она как будто провела их здесь.

Ее мать и Чжуан остались внизу, ожидая начала светового шоу, которое еще больше высветит три гигантских скелета зауроподов, чьи длинные шеи и черепа возвышались до уровня антресолей. Вооруженные наушниками и ларингофонами, они могли оставаться на связи. Гуань-инь и Чжуан также исподтишка наблюдали за главным входом, выглядывая любых подозрительных посетителей.

Грей выпрямился и посмотрел на Квона.

– Я вижу, вы разделили галерею «Наследие» на две части, одну, посвященную сэру Стэмфорду Раффлзу с одной стороны, и вторую – Уильяму Фаркуару – с другой. Хронология их вклада в науку и открытий во многом совпадает. Почему вы держите их отдельно?

Улыбка Квона сделалась шире.

– Потому что иначе нас могут преследовать их призраки. Сэр Раффлз и генерал-майор Фаркуар помогли основать Сингапур и были в равной степени заядлыми натуралистами. Вплоть до самой смерти они соперничали за открытия, боролись за признание и всячески поносили друг друга на каждом шагу, порой весьма горячо. Поэтому мы не осмелились поставить их вместе в один шкаф.

Грей подошел к шкафу с надписью «Фаркуар» наверху.

– Как эти двое стали заклятыми врагами? Согласно табличке, именно Раффлз поставил Фаркуара во главе Сингапура после основания города?

– Видите ли, Раффлз был недоволен небрежностью, с которой его назначенец взялся за порученное ему дело. Фаркуар не выполнил те инструкции, которые оставил Раффлз. При попустительстве Фаркуара в Сингапуре процветали работорговля, курение опиума и другие пороки. Между ними росли трения, обостряясь с каждым годом. Затем Фаркуар совершил настолько гнусный поступок, что Раффлз внезапно уволил его с этого поста.

Грей нахмурился:

– Что же он сделал?

– Рассказывают разное, но известно, что их взаимная неприязнь в конце концов сделалась настолько сильной, что Фаркуар попытался накопать на сэра Раффлза компромат, нечто такое, что изгнало бы ненавистного ему конкурента из региона. В то время поговаривали, что Раффлз скрывает некий великий секрет, но никто не знал, какой именно. Ходили слухи о великом сокровище или некоей постыдной правде. Чтобы раскрыть его тайну, Фаркуар заручился поддержкой местных криминальных элементов, главным образом китайцев, которые занимались в городе торговлей опиумом. Когда Раффлз узнал об этой уловке, он немедленно уволил Фаркуара.

Приподняв бровь, словно укоряя ее за то, что она сомневалась в нем, Грей взглянул на Сейхан, а затем вновь повернулся к директору музея:

– Он когда-нибудь узнал, что это был за секрет?

Квон пожал плечами:

– Понятия не имею, но Фаркуар продолжал поддерживать хорошие отношения с китайцами. Те даже наградили его прощальным подарком – серебряным кубком стоимостью семьсот долларов, непомерная сумма по тем временам. Китайцы также помогали ему в его натуралистских начинаниях; они предоставили в его распоряжение художников, которые сделали для него около пятисот иллюстраций. – Квон повел Грея вдоль витрины с другой стороны. – Здесь можно увидеть некоторые из них.

Грей двинулся следом и на миг наклонился, чтобы рассмотреть затейливую тарелку с изображением ярко раскрашенной птицы.

– Если Фаркуар узнал секрет Раффлза, то китайцы, вероятно, тоже узнали его.

– Думаю, да, но из этого ничего не вышло.

– По крайней мере, пока, – пробормотал Грей.

Квон посмотрел в его сторону.

– Вы о чем?

– Ни о чем. – Пирс выпрямился. – Когда все это произошло?

– В далеком тысяча восемьсот двадцать третьем году.

Грей нахмурился, глядя на директора.

– Это тот же год, когда был основан музей, только тогда он назывался Сингапурским институтом.

– Совершенно верно.

– И кого же Раффлз назначил на место Фаркуара? Для наблюдения за городом и его новым музеем…

– Врача, человека по имени доктор Джон Кроуфорд.

– Врача?

– И подающего большие надежды натуралиста. Кроуфорд работал под руководством Раффлза, когда тот был вице-губернатором Явы.

Сейхан подошла ближе. «Грей и его чертовы догадки…»

Пирс сосредоточился на Квоне.

– Значит, когда в тысяча восемьсот пятнадцатом году произошло извержение вулкана Тамбора, Кроуфорд был с Раффлзом на Яве?

Квон растерянно нахмурил лоб:

– Полагаю, что да. Хотя я могу только представить, чем это ужасное событие было для них обоих.

Грей взглянул на Сейхан:

– Будем надеяться, что нам останется только представлять это…

14 часов 09 минут

Грей поднялся в лифте вместе с Сейхан и доктором Квоном. Директор с помощью ключ-карты получил для них доступ к пяти закрытым этажам музея над двумя общедоступными. Они направлялись в рабочее сердце музея.

Пока лифт поднимался, Грей ломал голову над загадкой. Узнали ли Раффлз и Кроуфорд во время извержения вулкана Тамбора некую тайну, которую Фаркуар позже раскрыл и поделился ею со своими китайскими заговорщиками? Очевидно, что бы это ни было, в то время это не имело никакого смысла, потому что Фаркуар так и не раскрыл то, что узнал. Так же, как и китайцы… Но те были известными хранителями архивных записей. Некоторые сведения могли сохраниться, несмотря на минувшие два века. Какую бы тайну ни хранил Раффлз, он поручил доктору Джону Кроуфорду, своему надежному другу, распорядиться ею, надежно спрятав ее в музее, который впоследствии будет носить его имя.

Но что было настолько важным, что требовало такой секретности?

Дверь лифта с шипением открылась на третьем этаже. Здесь Квон подвел их к двери, открыть которую также следовало при помощи ключ-карты. Когда они вошли, в ноздри Грею ударил резкий запах. Впереди и по всей ширине музея стояли ряды полок со стеклянными банками самых разных размеров.

Квон повел их вдоль рядов.

– Эти первые два закрытых для публики этажа содержат нашу влажную коллекцию, как позвоночных, так и беспозвоночных; все они заспиртованы в этаноле.

Теперь Грею стал понятен источник неприятного запаха в воздухе. Они прошли мимо исследователя в защитной маске, склонившегося над столом. Свернувшуюся полосатую змею только что извлекли из стоявшей рядом бутыли и разложили на подносе. Над рабочей станцией гудел вытяжной шкаф, но даже он был не в состоянии полностью удалить испарения спирта, исходящие от образца.

Квон подвел их к полке и остановился перед комплектом крошечных баночек, которые выглядели намного старше остальных. Рукописные этикетки выцвели и отслаивались. В бутылках была коллекция крошечных крабов, некоторые не больше ногтя большого пальца.

– Вы проявили интерес к истории нашего музея, – сказал директор. – Эти ракообразные были собраны кораблем Королевского флота «Алерт» на сингапурском пляже еще в тысяча восемьсот восемьдесят первом году. Тем не менее они выглядят такими же свежими, как и в тот день, когда их выловили.

– Да, впечатляет. – Грей присмотрелся, затем выпрямился перед Квоном. – Насколько далеко в прошлое уходит ваша коллекция?

– Трудно сказать. В первые дни существования музея образцы часто становились подарками посетителей. Их дарили исследователи или искатели приключений, либо их продавали Сингапурскому институту местные жители. Нередко, толком не объяснив их происхождение. Более того, к сожалению, многие этикетки давно рассыпались в прах.

Грей оглянулся на Сейхан, которая шла за ними. Брезгливо поджав губы, она с отвращением смотрела на извлеченную из моря коллекцию. Квон повел их к дальней стороне – там на лестничную клетку открывалась дверь. Они продолжили восхождение.

Поднявшись по ступеням, Грей встал рядом с директором.

– Что касается этих исторических образцов, были ли какие-либо из них переданы лично Стэмфордом Раффлзом?

– Конечно. Некоторые из них выставлены внизу в Галерее наследия.

– Да, но ни один из них не был датирован годом основания музея, тысяча восемьсот двадцать третьим.

– Ах, те сокровища хранятся в запертом хранилище…

– Правда? Они все еще у вас? Хотелось бы взглянуть на них.

– Мы можем закончить нашу экскурсию там, если хотите. Находящиеся внутри артефакты не представляют реальной научной значимости. У нас есть гораздо лучшие экспонаты в большей коллекции. Они просто заперты по причине своего возраста. Так что, надеюсь, вы не разочарованы.

Грей кивнул. «Я тоже очень надеюсь».

Когда они дошли до следующего этажа, Квон повел их за собой в обширный лабиринт высоких металлических шкафов, стоящих так тесно друг к другу, что они образовывали сплошные стены. На торце каждого шкафа имелось стальное колесо, позволявшее откатить его вправо или влево по рельсам.

Проходя мимо них, Квон взмахнул рукой.

– На этом этаже хранится наша сухая коллекция. Эти шкафы позволяют нам эффективно использовать пространство и хранить как можно больше образцов. В них есть тысячи сушильных полок с образцами.

Он прошел мимо комнаты, где несколько исследователей деловито прикалывали насекомых к доскам. Одна женщина сосредоточенно, поистине ювелирными движениями пыталась приколоть и разъединить ноги паука размером с ладонь Грея. Пока они шли, Квон подробно описывал методы сушки, заморозки и сохранения образцов. Пирс его не перебивал, опасаясь давить на него слишком сильно или настораживать, задавая вопросы, что называется, в лоб.

Тем не менее времени было в обрез.

– Историческое хранилище, о котором вы упоминали ранее, – сказал Грей, – оно на этом уровне?

Квон поднял взгляд:

– Нет, над нами офисы и исследовательская лаборатория. – Он посмотрел на Грея и приподнял бровь. – И наше историческое хранилище.

Грей взглянул на часы, не столько для того, чтобы проверить время, сколько для того, чтобы молча сообщить, что им пора закругляться.

Квон понял намек:

– Я могу отвести вас туда прямо сейчас.

Он резко свернул к лестничной клетке – и чуть не столкнулся с миниатюрной исследовательницей, несшей огромного паука, приколотого к картонному подносу.

– Maafkan saya, – извинился Квон перед молодой женщиной на малайском языке.

Отбросив поднос в сторону, та показала зажатый под ним пистолет и уперлась дулом директору в ребра. Остальные исследователи выбежали из энтомологической комнаты с оружием в руках. Сзади застучали тяжелые ботинки.

Похитительница Квона посмотрела на Грея и Сейхан.

У женщины были темные, коротко стриженные волосы, дымчатые глаза и миндального оттенка кожа. Грей знал: все это фальшивка. Он мысленно снял с нее парик, убрал косметику, контактные линзы, даже латекс, который расширил ее скулы. И представил себе бледную женщину, чистый холст, поверх которого были нанесены несколько слоев маскировки.

– Похоже, ваша экскурсия подошла к концу, – сказала Валя.

11

23 января, 14 часов 22 минуты

Фсар Реам, Камбоджа

Капитан Цзе Дайюй намеревалась отстаивать свою территорию. Она потратила немало времени и сил, чтобы основать эту исследовательскую базу на камбоджийской земле, и не даст другому военному подразделению взять бразды правления проектом в свои руки. Если ее оттолкнут, это ляжет пятном на ее послужной список и повлечет за собой определенное бесчестие. Тем не менее она уважительно встретила астрофизика. Когда ее секретарь проводила его в ее кабинет, Цзе Дайюй встала из-за стола и удостоила гостя короткого поклона.

– Добро пожаловать в Камбоджу, доктор Чой.

– Xièxiè nín, – официально ответил он и подошел к предложенному ему месту.

Предупрежденная о его прибытии, Цзе Дайюй успела изучить биографию своего гостя. Айгуа было под семьдесят, то есть он был на два десятка лет старше ее. Бо́льшую часть своей жизни прослужил в НОАК, в основном в Центре запуска спутников «Цзюцюань», откуда тайконавты летали в космос. До ухода в отставку дослужился до звания чжунцзян – генерал-лейтенанта Сил стратегической поддержки НОАК. Тем не менее он оставался консультантом Китайской академии космических технологий.

И вот он здесь.

Дайюй подождала, пока он сядет, и лишь затем сама села за рабочий стол. Внезапно она со всей отчетливостью осознала спартанский характер своего кабинета. За практичным стальным столом, на котором стоял настольный компьютер и лежала небольшая стопка папок, стояли два картотечных шкафа и задвинутый в угол запасной стул. Цзе Дайюй редко принимала посетителей в своем личном пространстве. Для любых организационных совещаний в конце коридора имелся конференц-зал. Единственное, что бросалось в глаза в ее кабинете, было большое окно, выходившее на причал склада.

Айгуа прочистил горло:

– Извините за вторжение, капитан Цзе. И спасибо, что позволили мне взять с собой моего сына. – Он взмахом указал на молодого человека, что, держа в руке фуражку, прислонился к столу ее секретаря. – Сюэ – майор Сил стратегической поддержки.

Услышав гордость в его голосе, Дайюй кивнула. Ясно, что сын пошел по стопам отца и, вероятно, получил свое звание в столь юном возрасте лишь благодаря отцовской протекции. Ее пронзило раздражение. Дайюй вспомнила, каких трудов ей стоило получить звание капитана. Тем не менее она сохранила видимое спокойствие.

– Чем я могу вам помочь?

– Мы с сыном пришли посмотреть на тела, извлеченные из «Чанчжэн-24». Похоже, что цели ВМС НОАК и Сил стратегической поддержки в этом вопросе совпали.

– Это как? – спросила она, озвучив мучивший ее весь день вопрос. Все ее попытки узнать это не дали никакого объяснения. – Какой интерес это представляет для космического агентства?

– Такой, что именно вы отправили «Чанчжэн-24» на гибель.

Дайюй не смогла скрыть удивления и сдержать реакцию.

– Я… Мне не сказали.

– В командовании НОАК были проинформированы лишь очень немногие. Большинство считали, что новая подводная лодка находится в пробном походе для проверки ее возможностей.

Дайюй стиснула зубы, однако спокойно ответила:

– Меня так и проинформировали.

– А теперь вы узнаете правду.

– И что это за правда?

– Подлодка «Чанчжэн-24» была отправлена исследовать аномальный радиосигнал, исходящий из глубоководного желоба, где она в конце концов и затонула. На борту у нее было несколько беспилотных подводных аппаратов, которые вы сами разработали, проектируя исследовательское судно «Чжухай Юнь».

Цзе Дайюй расправила плечи, гордая своим достижением. Тем не менее беспокойство не отпускало ее. «Если с одним из моих дронов что-то не так, обвинят ли меня в том, что подлодка затонула?»

– Что вы искали? – осторожно спросила она.

Айгуа посмотрел вниз, явно собираясь с мыслями, прежде чем наконец заговорить:

– Капитан Цзе, что вам известно о проекте «Чанъэ-5», лунной миссии, осуществленной в две тысячи двадцатом году?

Тема разговора сменилась столь внезапно, что Дайюй растерянно моргнула.

– Только то, что космический корабль отправился на Луну и привез с собой образцы лунного грунта.

Айгуа вздохнул:

– Значит, вы многого не знаете… вернее, не можете знать. В прессе сообщалось, что «Чанъэ-5» приземлился на старой лавовой равнине в северной части Луны, в районе под названием Океан Бурь. Спускаемый аппарат пробурил вулканическую равнину и доставил на Землю два килограмма образцов. Это был первый подобный забор лунного грунта более чем за сорок пять лет.

Дайюй нахмурилась, все еще не понимая, какое это имеет отношение к затонувшей подводной лодке.

Айгуа продолжил:

– Цель миссии состояла в том, чтобы лучше понять эволюцию Луны. Согласно нынешнему мнению, она образовалась, когда планетарный объект размером с Марс, называемый Тейя, около четырех с половиной миллионов лет назад врезался в молодую Землю. Выбросы этого столкновения – смесь горных пород, газа и пыли – слились в горячий магматический шар, который в конечном итоге остыл и превратился в нашу Луну.

– Я до сих пор не понимаю, какое это имеет отношение к…

Айгуа перебил ее:

– Образец, доставленный «Чанъэ-5», оказался намного моложе, нежели породы из более ранних лунных миссий, что свидетельствует о том, что они охлаждались гораздо медленнее. Что свидетельствует о том, что Луна была вулканически активна гораздо дольше, нежели было принято думать. Результаты не имели научного смысла. Чтобы Луна оставалась горячей в течение аномально длительного периода, необходимо присутствие неизвестного источника тепла – некоего элемента или процесса, которые задерживали ее охлаждение.

– Например, какого?

– Теорий предостаточно, – Айгуа пожал плечами. – Это загадка продолжает волновать умы ученых. Некоторые изначально полагали, что источником тепла может быть необычно большая концентрация распадающегося урана или тория. Но доставленные «Чанъэ-5» образцы исключили это.

– Тогда что это может быть?

– У меня есть собственная теория, та, которую я пытаюсь обосновать с тех пор, как космический корабль вернулся на Землю.

– Включало ли это обоснование отправку подводной лодки на верную гибель? – спросила Цзе Дайюй с ноткой упрека. В прошлом она уже имела дело с учеными, которые были настолько зациклены на своих темах, что не видели общую картину или реальную цену своих исследований. – Какое открытие на Луне может оправдать такую миссию?

– Открытие, которое может изменить мир, – холодно произнес Айгуа, стараясь не дать волю гневу. – Мы отправили образцы лунного грунта в лаборатории по всему Китаю, но самые интересные фрагменты оставили в наших лабораториях.

– Что за фрагменты?

– Крошечные пылинки. Нам потребовалось некоторое время, чтобы выделить эти экзотические частицы. На первый взгляд они казались обычным базальтом, смесью силикатов и оксидов металлов. Но частицы находились в состоянии радиоактивного распада и изотопно отличались от любой другой породы. Даже их кристаллическая структура была необычной.

Дайюй тотчас вспомнила компьютер доктора Ло Хэна и странные кристаллы, покрывавшие клетки тканей пораженных подводников. Но пока предпочла промолчать об этом. Айгуа потянулся к краю стула, поднял и положил на колени портфель и открыл его.

– Если позволите, небольшое отступление. – Он порылся в портфеле и продолжил: – Долгое время многие предполагали, что Луна образовалась из обломка Тейи, планетоида, столкнувшегося с Землей. Но теперь, благодаря изотопным исследованиям, мы знаем, что Луна и Земля состоят из одного и того же материала.

Дайюй поняла, к чему идет этот разговор.

– Но, по вашим словам, та экзотическая пыль, которую вы обнаружили, была иной по изотопному составу.

Айгуа кивнул:

– Хотя ясно, что бо́льшая часть Луны произошла от Земли, я считаю, что небольшая часть планетоида Тейя также участвовала в формировании Луны.

– Вы считаете, что эти экзотические частицы происходят из Тейи?

– Именно. Частицы довольно необычны и радиоактивны и могут быть неизвестным источником тепла, который поддерживал температуру Луны гораздо дольше, чем, по идее, должно было быть.

Цзе Дайюй покачала головой:

– Звучит довольно интригующе, однако не объясняет цели вашего приезда в Камбоджу.

– Я здесь, потому… хотя экзотические частицы с «Чанъэ-5» доказывают, что осколок Тейи вошел в состав Луны – массивные плиты планетоида были найдены и в другом месте.

– И где же?

– Прямо здесь, на Земле. Под нашими ногами. – Он в упор посмотрел на Дайюй. – И вскоре они могут уничтожить нас.

14 часов 44 минуты

Доктор Ло Хэн тяжело дышал через респиратор. Он стоял в герметичном морге вместе с Чжао Минь. Худощавая прилежная женщина была его коллегой, молекулярным биологом из Шанхайского университета. Они вместе написали пять статей. Когда его привлекли для решения этой монументальной задачи, он пригласил ее.

И вот теперь его пронзила боль вины. Он сожалел, что привлек ее к этому тайному исследованию. По нему не будет опубликовано ни одной статьи. Они оба подписали строгие документы о неразглашении. Нарушение молчания, скорее всего, приведет к наказанию, намного худшему, чем любой разорительный штраф или тюремное заключение. Скорее всего, все закончится тем, что их обоих ликвидируют и закопают.

«И независимо от нашего клятвенного соглашения мы все равно можем оказаться там».

Хэн подавил этот страх и вставил еще один электрод в затылочную долю мозга, которую они с Минь вырезали из тела.

Они работали, а Цзюньцзе снимал их действия на портативный рекордер. Высокий младший лейтенант едва помещался в костюме биологической защиты. Несмотря на прохладный воздух, по его лицу, скрытому за защитной маской, струился пот. Взгляд казался стеклянным, рот был плотно сжат – вероятно, офицер боролся с тошнотворным урчанием в животе.

Он был вынужден смотреть, как Минь и Хэн вреза́лись в почерневший труп, то самое тело, на котором накануне они выполнили трепанацию черепа. Хэн перевернул тело на живот и в течение двух часов вскрывал заднюю часть черепа и разрезал позвоночник. Затем он аккуратно вытащил головной и спинной мозг, а также множество неповрежденных нервных пучков.

Сделать это оказалось на удивление легко. Когда окружающие кости растворились, хрупкая известковая плоть сама аккуратно разошлась вокруг нервной ткани. Как он описал тогда, это было как очистить от скорлупы сваренное вкрутую яйцо… Припомнив эту аналогию, Цзюньцзе кашлянул и схватился за живот.

Воткнув еще одну электродную иглу, Хэн выпрямился и посмотрел на работу своих рук. Мозг и позвоночник были единым целым, погруженные в пластиковую ванну с солевым раствором. Чтобы провести внутричерепную ЭЭГ, ему понадобилась ткань, изолировавшая поверхность стального стола под ним. В мозг и позвоночник были имплантированы тридцать игл.

– Это наверняка последний из них, – сообщил Хэн. Минь кивнула и прикрепила к последним двум электродам крошечные зажимы. От всех них шли провода к портативному энцефалографу. Они вместе подошли и включили аппарат. А затем, пригнувшись плечом к плечу у монитора, ждали, пока он прогреется.

Хэн заметил, как Минь буквально смотрит ему в рот. Он знал, что она питает к нему не только академический интерес. Вероятно, эти теплые чувства сыграли главную роль в ее согласии приехать сюда, в Камбоджу. Подозревая это и не в силах ответить на ее страсть, он лишь еще больше терзался виной за то, что вовлек ее в этот проект. Хэн никогда не был честен с ней относительно своей сексуальной ориентации. В академическом мире, особенно после передачи Гонконга Китаю, любое отклонение от нормы способно положить конец вашей карьере.

Итак, он продолжал молчать, играя отведенную ему роль. Светящиеся линии на экране наконец протянулись через весь монитор. Система включилась полностью, изображение замерцало. Ряды завибрировали зубчатыми пиками и впадинами, но амплитуды оставались низкими.

Как вчера.

– Оно все еще здесь, – изумленно прошептал Хэн. – Я был уверен, что электрическая активность уже исчезла. Ни кровотока, ни оксигенации, а она все еще присутствует… Это полная бессмыслица.

– А не могли проводники отреагировать на какое-то электромагнитное излучение от установки вокруг нас? – предположила Минь. – Инженерные проекты над нами наверняка требуют большого количества энергии.

Хэн покачал головой:

– Нет. Мы здесь прилично изолированы. И посмотрите на паттерн. Ритмы и волны слишком похожи на нормальную мозговую активность. – Он провел пальцем по нескольким линиям. – Это явно альфа-, дельта-, бета– и гамма-волны. Интерференционный шум вряд ли создал бы их случайным образом.

Минь наклонилась ближе:

– Тогда что перед нами?

Хэн, посмотрев на экран, рассеянно поднес руку к подбородку, но та ударилась о его лицевой щиток, и он опустил ее.

– Не могу сказать с уверенностью, тем более что сигнал очень слабый. Но, похоже, наблюдается заметное снижение альфа-волн и увеличение тета– и дельта-волн.

– И что это значит?

– Паттерн мозговых волн похож на тот, что обычно бывает у пациента в коме.

Минь посмотрела на него:

– Старшина Вон впал в кому, когда у него подскочила температура. Наверняка эти люди страдали перед смертью точно так же. Но вдруг это некий призрак того события? Паттерн врезался в их мозг и неким образом сохраняется после смерти…

– Будь это вообще возможно, что-то все равно должно поддерживать ткани, обеспечивая насыщение нейронов кислородом, их жизнедеятельность. Что бы здесь ни происходило, это слишком важно, чтобы его игнорировать.

Он намеревался сделать срезы мозга и изучить ткань, надеясь понять, почему ЦНС избежала кальцификации. Но с этой устойчивой электрической активностью, на данный момент отказался от этого. Во-первых, он хотел исследовать еще один путь.

– Интересно посмотреть, что будет, если стимулировать ткани энергией посильнее? – Хэн повернулся к Цзюньцзе. – Позвоните по интеркому и попросите медсестру Лэм принести из палаты офицера Вона генератор импульсов.

Младший лейтенант кивнул и с облегчением отошел в сторону.

Портативный ЭЭГ был из той же комнаты. С его помощью они наблюдали за коматозным состоянием Вона. Хэн также попросил принести в лабораторию нейростимулятор. Импульсные генераторы применялись для лечения неврологических заболеваний, иногда даже комы. Они опробовали один такой генератор на Воне, но, увы, безрезультатно.

Хэн задумчиво посмотрел на утыканные иглами головной и спинной мозг, словно те подверглись воздействию сумасшедшего иглотерапевта.

– Что вы надеетесь узнать с помощью глубокой стимуляции мозга? – спросила Минь.

– Если это ореол, как вы предположили, всплеск электричества должен разрушить его, стереть этот паттерн. Но если это действительно кома, мне интересно, сможет ли нейростимуляция восстановить нормальный ритм.

Цзюньцзе встретил в шлюзе медсестру и вернулся с портативным генератором импульсов. С прибора свисали свободные провода. Хэн взял устройство и присоединил провода к электродам в мозгу.

Закончив, он вернулся к ЭЭГ. Экран продолжал светиться легкими волнами и мелкими зубчатыми линиями. Хэн взял нейростимулятор на батарейках и повернул ручку.

– Хочу начать с самой низкой настройки.

Минь посмотрела на монитор.

– Поехали. – Хэн нажал кнопку. Две секунды мигал зеленый свет, затем, когда импульс закончился, стал красным. Хэн повернулся к Минь. – Ну что?

Она указала на остроконечные линии, обозначавшие электрический разряд.

– Подождите минутку.

Линии быстро превратились в более спокойные ритмы и волны. Все выглядело по-старому. Всплеск не смог стереть шаблон или восстановить нормальный ритм. Единственным отличием была, возможно, слегка увеличенная амплитуда пиков и спадов.

Хэн установил датчик на средний показатель.

– Попытаемся еще раз, но с бо́льшим разрядом.

Он нажал кнопку, подождал, пока зеленый свет не сменится красным, а затем повернулся к Минь. И вновь результаты были прежними. Никаких существенных изменений, лишь несколько чуть больших колебаний в пиках и впадинах волн на экране, как будто эти моря становились все более взволнованными.

– Сейчас включу полный пульс, – предупредил Хэн и повернул рукоятку до упора. – Вот оно.

Он нажал кнопку… и разверзся ад.

15 часов 02 минуты

Цзе Дайюй недоверчиво посмотрела на Айгуа.

– Вы действительно верите, что под землей можно найти огромные обломки древнего планетоида?

– Выслушайте меня, – попросил ее астрофизик.

Он порылся в портфеле на коленях, достал электронный планшет и открыл его отпечатком большого пальца. После чего, водя пальцами по экрану, заговорил:

– С семидесятых годов двадцатого века нам известно о существовании двух массивных каплевидных структур в вязком слое земной мантии. Идентифицировать их удалось с помощью сейсмической томографии, которая показала, что волны землетрясений замедляются, когда пытаются пересечь эти регионы. По этой причине ученые назвали их большими областями с низкой скоростью сдвига – ОНСС. Но из-за формы большинство называют их просто сгустками.

Айгуа наклонился и положил на ее стол свой электронный планшет.

– Эти сгустки размером с континент и в сто раз выше горы Эверест. Один лежит под Африкой.

Он вывел на экран картинку с аморфной фигурой, лежащей под Африкой.

– Еще одна ОНСС находится на другом конце света, – пояснил Айгуа. – Под Тихим океаном, а край простирается до этого региона.

Водя пальцем по экрану своего планшета, он повращал мир, пока не появились Австралия и Юго-Восточная Азия. Появилась вторая тень размером с континент, растекшаяся под Тихим океаном.

Цзе Дайюй несколько мгновений рассматривала экран, затем выпрямилась.

– Думаете, эти два сгустка – остатки планетоида Тейя?

– Так думаю не только я. Это растущий консенсус научного сообщества. Последние геодинамические исследования еще больше подтверждают это предположение.

Дайюй откинулась на спинку стула, пытаясь представить осколки чужой планеты, погребенные под земной корой.

– Вы упомянули, что эти сгустки представляют собой определенную угрозу. Что они способны уничтожить всех нас. Но как?

– Независимо от того, действительно ли эти ОНСС происходят из Тейи, известно, что они являются причиной тектонической нестабильности, особенно на их краях. Африканская капля была источником бурной вулканической активности на протяжении всей истории Африки. Это также причина, по которой этот континент медленно поднимался, подталкиваемый снизу массой под ним.

Айгуа указал на схему на своем планшете.

– Тихоокеанская ОНСС была столь же проблематичной. Это один из главных двигателей, приводящих в движение вулканическое огненное кольцо вокруг Тихого океана. На протяжении всей истории Земли эти сгустки поднимали миллионы кубических километров лавы, просачивавшейся наверх огромными шлейфами. Считается, что один такой шлейф спровоцировал в конце пермского периода Великое вымирание, уничтожившее бо́льшую часть жизни на планете. И даже сегодня эти капли остаются геологическими бомбами замедленного действия. Особенно если их потревожить.