Текст книги "Обманный Дом"

– Некоторые из царств симпатизируют нам больше других, – прервал его Хоуп. – А вот Шинтогвин скорее всего поддерживает наших врагов.

– Но зачем анархистам понадобилось строить там дом и чего им надо от Лизбет? – спросил Картер. – Судя по письмам, ей не дают никаких заданий и ничему не обучают. Если она заложница, то ради чего?

– Вот именно! – подхватил Хоуп. – Почему они до сих пор не предъявили нам никаких требований? Никто не станет держать пленницу шесть лет просто так.

– Я намереваюсь к вечеру потолковать с Йормунгандом, – сказал Хозяин. – Может быть, он подскажет ответ.

– Вот удивительно, – нахмурился Хоуп. – Прошлой ночью я дважды просыпался – наверное, от его рёва. Стропила под потолком моей комнаты сотрясались, как от раскатов грома.

– И мне так показалось, – сказал Картер. – Но я подумал, что это бушует вьюга. А ведь точно, такого рёва я никогда не слышал. Дом содрогался, как при землетрясении. Но утром я проснулся и решил, что все это мне приснилось.

– У нас с тобой и прежде бывали одинаковые сны, – напомнил Картеру Хоуп. – Но тут что-то другое. Неужто и вправду что-то стряслось с нашей рептилией?

– Я отправлюсь к нему немедленно, – решительно объявил Картер, хотя при мысли о динозавре ему стало весьма не по себе – Спасибо тебе, Уильям. И тебе, Грегори. Может быть, вы вдвоём посмотрите карты и поищете самый короткий путь к Шинтогвину?

– Хорошо, – кивнул Грегори. – В этом я могу помочь.

– Отлично, – сказал Хоуп. – Счастливого пути. Мы будем с нетерпением ожидать твоего возвращения.

Картер вышел из библиотеки, по боковому коридору прошёл к главной лестнице. Глаза самшитового орла злобно взирали на него с верхней площадки, тёмные перила на ощупь были холодными. Картер поднялся на второй этаж, повернул налево и пошёл по длинному коридору, забранному дубовыми панелями и устланному алой ковровой дорожкой. По всей длине коридора лежали глубокие тени. Картер вошёл в знакомую дверь и оказался в своей детской. Став Хозяином, он отказался занять отцовские покои, поэтому они с Сарой поселились здесь, и Сара повесила на стену портреты своих отца и матери. Кроме того, в комнате появились невысокий прикроватный столик с резными серафимами, сочетавшимися с фигуркой ангела на каминной доске красного дерева, и атласные покрывала под цвет алых азалий на обоях. Над камином висела сабля в серебряных ножнах, а на полке массивного трюмо с высоким зеркалом лежал обшарпанный деревянный меч и стояли четыре деревянных солдатика, красная и синяя краска на которых местами облупилась, – то были игрушки, которые Картер взял с собой из Эвенмера, отправляясь в ссылку. Сара сидела в кровати и читала Теннисона, укрывшись тремя одеялами. В комнате было прохладно, поскольку дрова в камине догорели.

– Привет, – сказал Картер. – Ты ждала меня?

– Если я скажу «нет», разве станет легче? – вздохнула Сара. – Тебе уже пора?

– Лучше поскорее отделаться. Ты боишься? Но я уже бывал у него.

– Да, и всякий раз возвращался бледный, как мим, вымазавший лицо белилами. Нет, я не боюсь, что он съест тебя, хотя такое всегда возможно. Я сама не знаю, чего боюсь. Того, что время уходит, конечно. Но если ты не против, я буду тут сидеть и в отчаянии заламывать руки, как это теперь принято у дам. Я бы этого не делала, если бы ты позволил мне пойти с тобой. Я, бывало, охотилась с отцом и неплохо управляюсь с ружьём.

– Йормунганду нипочём любое оружие. Если он вздумает напасть, от него не защитишься. И опасность всегда больше для моих спутников, нежели для меня. Я это понял, когда ходил туда с Даскином, хотя до сих пор не могу понять, почему Йормунганд пощадил его тогда, много лет назад. Вероятно, ради собственной забавы.

Картер подошёл к камину и нажал на кирпич в стене рядом с ним. Кирпич легко подался, и весь камин медленно выехал вперёд. За ним находилась пустая пыльная каморка с дощатым полом. Из неё наверх уводила узкая лесенка. Картер зажёг фонарь и подошёл к Саре.

– Я скоро вернусь. У него не задерживаются.

Они обнялись. Тело Сары было таким тёплым, казалось, его тепло способно защитить от зла, от холодной зимы. Больше они не сказали друг другу ни слова. Картер отвернулся и вошёл в каморку за камином.

Его ботинки оставляли следы в густой пыли. Лестница поскрипывала. По обе стороны тянулись ровные, без резьбы, обитые панелями стены. Сердце громко стучало у Картера в груди. Чем выше он поднимался, тем холоднее становилось вокруг – словно холодный воздух вопреки законам физики поднимался вверх. Когда Картер добрался до конца лестницы, с губ его при дыхании слетали клубы пара. Свет фонаря выхватывал из тьмы доски пола и центральное стропило двускатной крыши. Стен чердака отсюда не было видно. Старые сундуки, шляпные картонки, фаянсовые куклы, сломанные метлы стояли и валялись в беспорядке на полу. Было тихо, даже шума вьюги не было слышно на чердаке.

Картер стоял молча. Он был готов окликнуть динозавра, но интуиция почему-то подсказала ему, что делать этого не стоит. Не мешкая ни секунды, он погасил фонарь, выхватил Меч-Молнию, и бледный свет клинка озарил пол у его ног. Картер не шевелился, удивлённый своим поступком, но понял, что напугала его пустота чердака. Он осознавал, как способен осознавать только Хозяин, что Йормунганд, который всегда встречал его сразу же у лестницы, сейчас далеко, в глубине чердака.

Картер осторожно приблизился к стене и пошёл вдоль распорок, из которых торчали гвозди. Пыль забивалась в ноздри, не было видно ни зги, половицы поскрипывали, прогибаясь под весом Картера. Ему было страшно: а вдруг он ошибается, вдруг динозавр затаился и поджидает его, не признав в нем Хозяина? Он шёл, ожидая, что в любой момент на нем сомкнутся огромные зубастые челюсти.

Картер остановился и не без труда сдержал порыв развернуться и опрометью сбежать вниз по лестнице. Вдохнув и набравшись храбрости, он продолжил путь. Воздух стал просто-таки сверхъестественно холодным. Мороз пощипывал лицо, до боли обжигал лёгкие, от холода немели руки. Картер гадал, долго ли продержится.

Неожиданно впереди мелькнула вспышка и послышался револьверный выстрел. Картер ускорил шаг, но бежать не решился, чтобы не споткнуться. Через пару мгновений он на что-то наткнулся и поначалу решил, что это перегородка, но оказалось, что это какой-то прямоугольный ящик высотой в половину его роста и длиной пятнадцать футов. Обойдя его на ощупь, Картер обнаружил, что таких ящиков ещё несколько. Это его не особенно удивило, поскольку так далеко в глубь чердака он никогда не забирался и понимал, что валяться тут может положительно что угодно.

Прозвучал новый выстрел. Картер убрал меч в ножны, выхватил пистолет и замер, прислушиваясь. Тьма была кромешная, и Картеру казалось, что он ослеп. Но вот послышался басовый рык, непонятно, с какой стороны – словно зарычал весь чердак. Под ногами у Картера задрожали половицы. Рык, однако, быстро утих, и Картер, вновь обретя мужество, разглядел впереди пятнышко света. Он двинулся в ту сторону, но свет был слишком далеко, и пробираться к нему приходилось на ощупь. Картер заставлял себя двигаться как можно более осторожно и бесшумно, дабы не поддаться страху и не оступиться, запнувшись за что-нибудь из того, чем был завален чердак.

Подобравшись ближе к свету, он увидел восемь силуэтов в шинелях, стоявших вокруг тускло горящего фонаря. Лица незнакомцев были обвязаны шарфами, открытыми оставались только глаза, из-за чего эти люди производили впечатление мумий. Картер скользнул за один из больших ящиков, пригнулся и пошёл вдоль него, чтобы подобраться поближе.

Он так разволновался, что забыл о морозе, а мороз тем временем становился все сильнее. Теперь холод вызывал жуткую, неестественную боль, он забирался под одежду, сковывал руки и ноги, от него слезились глаза и текло из носа. Да, на чердаке было куда как холоднее, чем за стенами дома под беспощадной метелью.

Анархисты возбуждённо осматривались по сторонам. Картер хорошо слышал их, хотя они говорили почти шёпотом.

– Я не стану убирать револьвер, – заявил один.

– Тогда не стреляй больше куда попало, – скомандовал другой. – Это опасно – палить в любую тень. Тебе за каждым углом динозавр мерещится.

– Буду стрелять, пока мы не узнаем, что стряслось с Гиббертом и Бэрксом. Уверен, их сожрал динозавр.

– А я тебе говорю: они заблудились, – прошипел второй. – Ты что, в школе не учился, парень? Динозавры – это рептилии, а рептилии при таком морозе в спячку впадают. Он всего лишь холоднокровная ящерица. Свернулся где-нибудь в углу и дрыхнет, как змеи зимой. А что до шума – так это ветер ревёт в щелях. Так, а теперь всем снова рассыпаться и не дрейфить.

– Ладно, ладно, – ворчливо отозвался первый.

Анархисты разбились по двое, и у каждой пары был полупритушенный фонарь. Одна парочка подошла вплотную к тому ящику, за которым прятался Картер. Следя за их движением по свету фонаря, Картер осторожно перебрался к другому краю ящика, после чего крадучись последовал за анархистами.

Мысли его лихорадочно метались. Анархисты на чердаке. Если и не они творцы этого сверхъестественного холода, то они явно использовали его ради уничтожения Йормунганда. Но зачем? Динозавр представлял собой загадку, цель его существования была неизвестна, он был оракулом, слишком опасным для всех, кроме Хозяина. Какую угрозу он представлял для анархистов?

Картер выдерживал дистанцию. Анархисты были напуганы до последней степени. Они даже разговаривать побаивались и между ящиками передвигались почти спиной к спине, пугливо вглядываясь в каждую тень. А где-то вдали снова послышалось негромкое рычание. Картер мог без труда пристрелить обоих, но он никогда не убивал людей без крайней необходимости. Он подбирался поближе, намереваясь захватить врагов живыми.

Анархисты пробрались между четырьмя ящиками, стоявшими крест-накрест, держа пистолеты наготове и лихорадочно оглядываясь по сторонам. И вдруг что-то рассекло воздух, словно орёл камнем упал с неба на добычу. Анархисты успели только пискнуть, и тут же послышался треск ломающихся костей. Фонарь упал на пол, но не погас. Пламя его судорожно мерцало.

Картер охнул и выхватил Меч-Молнию, но не для того, чтобы обороняться, а для того, чтобы показать: он – Хозяин. Он рванулся к тому месту, где только что стояли анархисты, и поднял с пола фонарь. На половицах алела струйка крови. Картер вгляделся во мрак и на миг увидел алую вспышку – то был злобный глаз гигантской рептилии.

Картер забрался на ближайший ящик и быстро погасил фонарь. Привыкнув к темноте, он различил свет фонарей трех оставшихся пар анархистов. Огни метались по чердаку. Один отстал от других и устремился к свободному пространству позади ящиков, где бесшумно и внезапно исчез. Картер пристально всматривался в ту сторону, но огонь не вернулся и не загорелся вновь.

Картер не трогался с места, крепко сжимая меч в руке. Лезвие тускло светилось. Как только погас ещё один фонарь, Картер спустился с ящика и направился в сторону четвёртой пары анархистов, надеясь захватить в плен хотя бы одного для последующего допроса. Теперь он не боялся столкнуться с анархистами и потому высоко поднял меч. Сияние клинка озаряло путь и служило для него опознавательным знаком.

Послышались громкие крики. Притаившись за очередным ящиком, Картер увидел, что оба анархиста, держа в руках фонари, стоят перед Йормунгандом и таращатся на него, а динозавр сидит на полу в полной неподвижности.

– Вот видишь, – дрожащим голосом произнёс один из анархистов, – что я тебе говорил? Холод обездвижил эту тварь. Будь он хоть трижды умен, все равно он холоднокровное пресмыкающееся.

Картер тронулся вперёд и отметил, что динозавр явно похудел и уменьшился примерно на треть, но все равно остался огромным. Голова его была вшестеро массивнее лошадиной, чешуйчатая шкура поблёскивала в свете фонарей, словно ледяная. Казалось, он целиком заморожен.

Картер выхватил из кобуры пистолет. С губ его был готов сорваться предупреждающий крик, как вдруг гигантский ящер пошёл в атаку – никто и глазом моргнуть не успел. Только что анархисты стояли перед Йормунгандом, раззявив рты, а в следующий миг их шляпы уже валялись на полу рядом с так и не выстрелившими пистолями. Они и вскрикнуть не успели, а динозавр уже проглотил обоих, одним ударом зубов сломав их кости, после чего хищно осклабился, сверкнув громадными зубищами. Картер отвернулся. Ему было не по себе.

– Холоднокровный, как же, – прогремел голос Йормунганда. – Славное определение и славная эпитафия. Последний Динозавр благодарит тебя, малютка Хозяин. Тебе следует почаще посылать мне такие дивные закуски, такие ма-аленькие бутербродики, по десятку в упаковочке. Но только в следующий раз не забудь положить им соли в карманы, так было бы повкуснее.

Динозавр взревел так оглушительно, что сотрясся весь чердак. Картер в страхе прижался к полу.

– Научный жаргон, факты и фрагменты, данные и догмы, гипотезы и гипотенузы, – ревел Йормунганд. – Посмертные измышления претенциозных волшебников, порождённых нынешним временем, лишённых какого бы то ни было волшебства, порабощённых металлами и паровыми двигателями, кичащихся своими мозгами, словно обезьяны найденной новой игрушкой, уверенных в том, что обрели Дельфийского Оракула и Яблоки Богов, и все это упаковано в маленькую тонкую скорлупочку – вот только что я щёлкнул два таких орешка. Этот научный факт следовало бы переварить им, но я опередил и теперь перевариваю их. Знаешь, они мне нравились больше, покуда считали божествами дождь и ветер, бежали от одного моего взгляда на остров Крит, убивали меня освящёнными мечами в мрачных баварских лесах, гибли от моих когтей в выстроенных из дерева палатах, называя меня Гренделем, когда, умирая, понимали, что столкнулись с безмерным, не поддающимся никакой оценке Неведомым. И вот теперь, когда я перевариваю их, я улавливаю обрывки их мыслей, эти восклицания учёных: «как странно», «удивительно интересно», «о, это невероятно». Логический склад ума страдает излишней аналитичностью для того, чтобы страшиться Сверхъестественного, его божеством стало Естественное. Настанет день, когда я покину этот чердак и вновь продемонстрирую им, что такое неприкрытый ужас.

Йормунганд снова взревел, да так громко, что Картер зажмурился и закрыл ладонями уши. Когда он открыл глаза, оказалось, что Йормунганд искоса смотрит на него багровым светящимся оком.

– Ну а ты зачем явился? Поболтать, посплетничать, поговорить о погоде и прочих мелочах? Услышать от меня что-нибудь типа «Как поживает твоя мачеха Мэрмер? Все ещё мертва?». У тебя важное дело ко мне, или ты наконец осознал, что быть съеденным и доставить мне всего миллисекунду удовольствия – величайший вклад человека в холодную Вселенную?

– Если бы я ничего не стоил как Хозяин, ты бы меня уже давно съел, – возразил Картер со всей храбростью, на какую только был способен. – А ты сильно отощал с тех пор, как мы виделись в последний раз. И ещё прошлой ночью я сквозь сон слышал, как ты злобно рычал.

Йормунганд выдул пламя из ноздрей, из-за чего морозный воздух слегка нагрелся.

– Ты бы тоже небось зарычал, если бы твой уютный домик превратился в ледяной. Это происки анархистов, они хотят меня уничтожить. Ты приглядись, видишь, как я теряю цвет?

Картер отважился подойти поближе, хотя хорошо видел в сиянии лезвия меча, как блестит язык динозавра. К своему ужасу, он увидел, что динозавр сделался полупрозрачным и что сквозь его гладкую змеиную шкуру видны половицы.

Йормунганд зашипел. Картер вздрогнул.

– Да! Так и есссть! Они ополчились против меня! Следует отомстить этим блохам! Ты думаешь, я боюсь их? Пусть только явятся, пусть попробуют прикончить меня копьями или винтовочными пулями, пусть напустят на меня танки и тонны брони, пусть, пусть! Я стражду битвы! Но это… Эта наглость! Они заставляют Последнего Динозавра меркнуть и съёживаться, превращаться в ничто, как старую рубаху – в тряпки, и за это они должны заплатить! И хуже того: они вынуждают меня… беспокоиться. Ты – Хозяин, и твой долг – ответить на это оскорбление, ибо если Йормунганд исчезнет, изменится Все.

– Но зачем им понадобилось уничтожать тебя?

– Это твой первый вопрос, и вопрос замечательный. Во-первых, он попал в самую точку, во-вторых, он касается меня. Первая часть ответа проста: я обеспечиваю Хозяина полезными сведениями, а они хотят, чтобы ты не ведал об их махинациях. А вот вторую причину я не могу объяснить смертному. Я – это Сила и Власть. Обессилив меня, они добьются преимущества – или так им кажется. Есть и третье, но этого даже я не знаю наверняка: они что-то замышляют во Внешней Тьме за Шинтогвином, но так далеко моё зрение не простирается.

– Наши подозрения совпадают, – сказал Картер. – Не так давно я узнал о том, что там держат в плену Лизбет – девочку, что пропала несколько лет назад.

– Да, тут есть связь, хотя и не все ясно до конца.

– Зачем она им нужна?

– Второй вопрос, и также любопытный, поскольку касается холода, воцарившегося на моем чердаке. Они используют её, они направляют через неё свою силу, Новую Силу, о которой я ничего не знаю, хотя в ней есть что-то знакомое. Но именно эта сила и творит злобную зиму, бесконечную зиму викингов, и зима не закончится, покуда девочка будет оставаться пленницей анархистов.

– Значит, для того чтобы спасти Дом, я должен спасти её и положить конец тем проискам, которые анархисты замыслили по соседству с Шинтогвином. Как это сделать?

– Третий вопрос, и тоже не праздный, поскольку, будучи решённым, он положит конец моим мучениям. Только совсем недавно я понял, что то, что украдено из Иннмэн-Пика, – ключ к всему происходящему, но суть и этого скрыта от меня, ибо украденное было изготовлено во времена закладки фундамента Эвенмера, до постройки чердака, до моего изгнания, когда я обрёл свободу и мог странствовать по земле куда хотел. А вот маленький израильтянин, который заводит часы, в ту пору был здесь. Если он не помнит, о чем речь, вели ему заглянуть в Книгу Забытых Вещей. Как только вы поймёте, что забрали анархисты, вы поймёте, куда должна лежать ваша дорога. Но уж конечно, во Внешнюю Тьму вы должны проникнуть до того, как все будет кончено.

Картер вздохнул.

– Благодарю тебя, Йормунганд. Пожалуй, я пойду. Прости, мне очень жаль, что тебе так больно.

– Больно? Да я наслаждаюсь болью! Я и есть Боль! А твоя напыщенная жалость от доброты душевной, сопровождаемая похлопываниями по спине и самолюбованием в то время, когда на самом деле тебя интересует только собственное благополучие, – поверь, это смешно. Хочешь совершить доброе дело? Так задай мне четвёртый вопрос, чтобы я мог с чистой совестью сожрать тебя. Ну, задавай, не тяни.

– Не скажу больше ни слова, – покачал головой Картер. – Ты слишком хитёр. Когда-нибудь ты обманешь меня и вынудишь задать лишний вопрос. Доброго тебе дня.

– Тут ты прав, малютка Хозяин. Но пока что я тебя не обманул. Может быть, именно поэтому я так милосерден к тебе. Какое благородство, а? Следовало бы принять меня в Клуб Милосердия на правах почётного члена. А собрания мы бы устраивали прямо здесь. На следующую встречу прихвати с собой побольше приятелей.

Картер поспешно ушёл подальше от динозавра, а фонарь зажёг только тогда, когда был на безопасном расстоянии. Он прижал к себе фонарь и не смог удержаться: оглянулся через плечо и увидел красные глаза и длинные острые зубы. Он жутко промёрз и изнемог от долгого пребывания в темноте, вблизи от беспощадных челюстей.

Картер не без труда заставил себя не броситься наутёк, но путь до лестницы показался ему вечностью. Однако только его рука легла на перила, как послышался басовый рык прямо у него над ухом:

– И помни: я всегда и повсюду.

Потом ему было стыдно, но он опрометью кинулся вниз по ступенькам, как ребёнок, а за его спиной звучал, затихая, громоподобный хохот.

ЗАБЫТЫЕ ВЕЩИ

Енох ушёл по долгу службы, и пришлось целый день ждать его возвращения. Вернулся Часовщик тогда, когда Картер, Сара, Чант и Хоуп вместе ужинали. Картер отменял это равенство прислуги только ради спокойствия гостей. Тогда Хоуп наряжался в ливрею дворецкого и сиял, словно мальчишка на маскараде, а Хоуп с Чантом ели вместе со слугами. Войдя, Енох не насвистывал, как это у него было заведено, он даже не улыбался. Опустившись на стул, он горько вздохнул.

– Неужто я так стар, что стал терять память? – вопросил он. – Неужто я способен заблудиться в Доме, куда Господь Бог привёл меня до того, как Вавилон стал империей? Быть может, дело в моих новых ботинках? Быть может, это они нашептали мне: «Енох, ты слишком долго ходишь одной и той же дорогой, давай мы покажем тебе другую»? Не надо было мне выбрасывать старые. Два часа я нынче ночью бродил по Дому и два часа не мог найти дорогу.

– Ты заблудился? – изумилась Сара.

Енох сокрушённо подпёр щеку ладонью и уставился на тарелку с жареной гусятиной, которую перед ним поставил помощник дворецкого. Его карие глаза были широко открыты, и в свете газовых ламп казались сделанными из тонкого стекла.

– Проснувшись утром, я знал, кто я такой. Я сказал себе: «Енох, это снова ты. Ты проснулся. Ты не похож на других стариков, которые все на свете забывают». Каждый день одно и то же. А что я скажу себе завтра? «Енох? Кто это такой?»

– Сегодня ты возвращался от Башен, – сказал Хоуп. – Как же ты заблудился?

– Я шёл от Четырехциферблатной Башни к Длинной Лестнице. На пути там семь маленьких комнатушек и семь поворотов. Правый, левый, левый, правый, правый, левый, правый. Когда я добрался до третьего поворота – налево, поворота не оказалось. Я подумал, что небось задумался и спутал дорогу. Я стоял в прямом коридоре, которого прежде никогда не видел. Там через каждые десять шагов висели светильники, и под каждым стоял стол. Все столы были совершенно одинаковые до мельчайшей чёрточки на древесине, и на каждом из них в вазе стояла роза. Розы тоже были одинаковые – до последнего лепестка. Я вынул одну из вазы и сравнил с остальными. В Эвенмере творится много странного, слишком много, чтобы за всем уследил один человек, проживи он хоть вдвое дольше меня, вот я и не стал слишком сильно удивляться. Миновав двенадцать столов с двенадцатью розами под двенадцатью светильниками, я решил, что с меня хватит, и вернулся обратно. Но сколько раз я ни возвращался к знакомым комнатам, уходя оттуда, я никак не мог найти нужного поворота. В конце концов я пошёл другим путём и добрался до Длинной Лестницы, но скорее не потому, что сам нашёл дорогу, а потому, что мне повезло. Быть может, мне стоит спать подольше? Или я был пьян? Какое мне может быть оправдание?

Он в отчаянии воздел руки и пожал плечами.

Все молчали. Наконец Чант негромко проговорил:

– «Прежний порядок сменился, новому место он дал».

– Я тоже так подумал, – отозвался Хоуп. – Ты сказал, что повороты перепутались. Ты мог ошибиться раз, но не несколько раз подряд. Снижения умственных способностей я у тебя не замечал. Два дня назад ты меня легко обыграл в шахматы.

Енох, не отводя глаз от нетронутого ужина, приподнял брови.

– Игра стала лучше с тех пор, как к фигурам добавились ладьи.

– Я тоже не вижу в тебе никаких перемен, – заметила Сара. – И я не верю в то, что любовь ослепляет нас. Ты такой же мудрый, как всегда.

– Ручей у Аллеи Фонарщика, – коротко произнёс Чант.

– Вот-вот, – кивнул Картер. – Хотя при мысли о нем у меня мороз по коже. Ручей стал идеально симметричным, как будто он искусственный. А ты говоришь, что в коридоре все предметы были одинаковые?

– Вплоть до отметин на полу.

– Следовательно, о старческом маразме речи быть не может, – заключил Хоуп. – Дом изменяется, становится более упорядоченным.

– Получается, что анархисты, поборники Хаоса, пытаются одолеть Эвенмер путём насаждения однообразия? Это ведь все равно, как если бы мыши расставляли по дому мышеловки, вам не кажется? – проговорила Сара. – Но видимо, «анархисты» – только название, и оно не должно обманывать нас.

– Верно, – подтвердил Картер. – Они хотят нашпиговать Дом собственными доктринами, а следовательно – и все мироздание. И если ради этого они могут воспользоваться Хаосом и Порядком, они так и сделают. Мы обязаны раскусить их замыслы.

– Но как? – спросил Енох.

– С твоей помощью, дружище. Я побывал у динозавра, и он сказал мне, что ты должен заглянуть в Книгу Забытых Вещей.

– Я? Но ведь эта книга предназначена для Хозяина.

– Да, но мой отец показывал её мне, когда я был совсем маленьким, задолго до того, как я стал Хозяином. Тебе ничто не грозит.

– Итак, – нахмурился Енох, – быть может, завтра я вспомню, кто я такой.

– В этом, – сказал Картер, – у меня нет никаких сомнений.

На следующее утро необычайно сосредоточенный и задумчивый Енох отправился вместе с Картером в библиотеку. Войдя в высокие двери, они миновали читальную зону, прошли под доломитовыми колоннами и вошли в небольшой кабинет без окон, с высоким потолком и полом, устланным ковром с золотыми лилиями на темно-синем фоне. В медном канделябре горели семь огней – о том, чтобы они горели всегда, заботился Чант. В красно-сине-золотом витражном световом окне был изображён человек, получающий книгу из рук ангела, прекрасного и сурового, с длинными золотистыми волосами до плеч, в белом хитоне с золотым поясом, а на поясе – великолепный меч. С детских лет Картер смотрел на ангела со священным трепетом, и чувство это с годами не ушло.

В кабинете стоял подковообразный письменный стол, обтянутый кожей, прибитой по краю медными гвоздиками, а возле него – обтянутый такой же кожей стул. Стены были забраны панелями красного дерева, у двери располагался камин, а на стене за столом стоял небольшой книжный шкафчик с синими стёклами в дверцах. Отперев шкафчик небольшим ключом, взятым из ящика стола, Картер снял с полки тяжёлую книгу в кожаном переплёте с золотым обрезом. Не открывая её, он положил книгу на стол и попросил Еноха сесть на стул.

Часовщик посмотрел на книгу и побледнел.

– Хозяин, – сказал он, – простите старика. Должен ли я бояться этой книги? Но она пугает меня. Она священна.

– Тебе нечего бояться. Ты не умрёшь, если заглянешь в неё.

– Я прожил на свете столько лет… За это время сменилось несколько поколений. Я не боюсь смерти. Жизни – порой боюсь. Людям не дано помнить все, что произошло за столько столетий, и многое забылось. То, что я делал сегодня, дороги к часам, как обращаться с их механизмами – это я помню хорошо, но что, если я загляну в прошлое, а окажется, что все не так, как я помню?

Картер немного подумал, прежде чем ответить.

– Йормунганд считает нашу жизнь не имеющей значения, а нашу смерть – бессмысленной. Но я смотрю на этот Дом, думаю о той долгой жизни, что ты прожил, и не верю ему. Да, мне, пожалуй, никогда не понять тебя до конца, ведь ты столько повидал на своему веку. Ты – тайна, которую мне ни за что не разгадать. Я не знаю, что тебе посоветовать, друг мой.

Енох пожал плечами.

– Этот старый дряхлый дракон, что он знает? Многое об этой жизни, совсем немногое – о будущей. Одно из его имён – Насмешка. Мне необходимо заглянуть в эту книгу? Необходимо. И Йормунганд не лжёт, хотя та истина, о которой он умалчивает, может быть страшна. Я открою книгу и расскажу, что увижу.

– Ты должен дойти только до четвёртой страницы, и не дальше. Дальше лежат воспоминания, которые порой… неприятны.

Енох открыл книгу и стал вглядываться в страницы, которые сейчас для Картера оставались пустыми. Вскоре Часовщик широко открыл глаза.

– Тут возникает изображение – самое настоящее, как мои собственные руки. Вижу мощёную площадку, вокруг неё – посёлок. Это Иннмэн-Пик до воздвижения там горы. Теперь я вспоминаю… В самом начале моего служения я побывал там, и один человек – похоже, не простой смертный – водил меня по этим плитам, и показал мне один камень, что лежал в самом центре, и объяснил, в чем его суть. Это Краеугольный Камень, самый первый камень в основании Эвенмера, на котором покоится все остальное. На нем есть знаки, символы и печати, которых не прочесть никому из людей, этот камень – основа всего в Доме. Показав мне его, тот человек сказал, что здесь будет воздвигнута гора, Пик, который скроет и защитит этот камень от людских глаз. Когда я побывал в Иннмэне снова, там уже стояла гора, но человека того я больше никогда не видел.

Енох ещё на миг задержал взгляд на странице, вздохнул и отвернулся от книги. Глаза его были полны страха.

– Анархисты выкрали Краеугольный Камень, чтобы выстроить новый Дом, чтобы изменить все, что было, что есть и что будет! Мы должны остановить их!

Мысли Картера метались, но он взял себя в руки и спросил:

– Енох, если, как ты говоришь и как верю я, этот Дом сотворён Господом Богом, разве Он не может сам остановить их?

– Мы – его слуги на земле. Долг Хозяина – защищать Дом, а мой долг – заводить часы. Картер стыдливо склонил голову.

– А что, если Хозяина постигнет неудача?

– Разве нам под силу постичь замысел Господень? Он слишком высок.

Некоторое время они сидели молча и думали – каждый о своём, но вот наконец Енох подал голос:

– Хозяин, у меня много вопросов, но теперь, когда я заглянул в книгу, я уже не так страшусь. И мне… – У него вдруг перехватило горло. Таким Картер его ещё никогда не видел. – Мне бы хотелось ещё разок взглянуть на Арамею, мою родину – такую, какой она была в дни моей юности.

– Это может быть больно, ведь я тебя предупреждал. Книга показывает что пожелает, и далеко не всегда это то, чего хочется нам.

– И все-таки – можно? Картер кивнул:

– Просто переверни страницу.

Енох так и сделал. Он смотрел в книгу, и лицо его озарилось необыкновенным покоем, глаза стали блестящими, как золотые монеты, морщины и складки, что залегли на лице, разгладились, груз вековой усталости словно спал с его плеч, а вместо усталости на плечи, казалось, легла священная плащаница. Он казался бессмертным, не просто человеком, в нем появилось благородство бронзовой статуи.

«Как он прекрасен в своей древности», – подумал Картер, и на глаза его навернулись слезы любви к старику.

Но вот по лицу Еноха пробежала тень тревоги, и он снова превратился в усталого старца с чёрными ассирийскими курчавыми волосами. Он отвернулся от книги и попытался улыбнуться, но улыбка вышла тоскливая, а в следующее мгновение старик разрыдался и уронил голову на руки. Картер в смятении стоял рядом и не знал, что делать.

– Простите меня, Хозяин, – проговорил Енох, наконец совладав с собой. – Знаю, у вашего народа не принято вот так давать волю чувствам, но я родом из другой земли, где порой то, что на сердце, проливается из глаз. Я видел Арамею такой, какой её помню, я чувствовал её холодные ветра, слышал шелест листвы в виноградниках по берегам Евфрата. Я видел и мою драгоценную жену прекрасной и юной, после рождения нашего первого сына, Мафусаила, которого я держал на руках. Лицо моей жены было покрыто испариной, так она изнемогла от родовых мук, но она сказала мне, как любит меня, а я стоял, качал на руках моего малыша и был безмерно счастлив и горд. Ни её, ни сына нет на свете уже много тысяч лет, а мне не было позволено последовать за ними. Нет, я не ропщу, я не жалуюсь на свою работу, на свою боль, и люблю жизнь, отпущенную мне, но я тоскую по ним всем сердцем, и порой я жажду, чтобы Господь Бог призвал меня к себе, домой. – Енох немного помолчал и добавил: – Спасибо вам за то, что позволили мне заглянуть в книгу.