Текст книги "Эффект бабочки"

Глава двадцатая

Легкий бриз донес до Кейли собачий визг, и она указала куда-то пальцем.

– Смотрите! Вы видите?

Эвану не нужно было смотреть туда, поскольку воспоминание тут же всплыло в его сознании, но он все же повернул голову в ту сторону. Ленни обернулся, непонимающе открыв рот. Конечно же, там, у железной дороги, находилась старая свалка, где Томми готовился убить беззащитное животное.

– Мы должны…

Впервые после перемещения Эван обратил внимание на Кейли. Он засомневался: она изменилась. Он помнил прежнюю Кейли как неуклюжую девчонку-сорванца в мешковатых платьях, с растрепанными волосами и потупленным взглядом. Девочка, которая стояла перед ним сейчас, была другой. Яркая и женственная, почти девушка, в красивом платье.

– Ты потрясающе выглядишь… – пробормотал он, забывшись на минуту.

До них снова донесся собачий визг, и Эван опомнился. К нему вернулось понимание того, зачем он здесь. Он посмотрел вокруг и увидел кучу мусора.

– Мне нужно кое-что сделать!

Обеспокоенная Кейли позвала его:

– Что происходит, Эван? Может, нам стоит позвонить пожарным или…

– Нет! – перебил он ее. – Мы должны сделать это сами!

Он начал рыться в куче мусора, отбрасывая в сторону доски, старые газеты и тряпки.

Озадаченные Кейли и Ленни с беспокойством наблюдали за Эваном.

– Нам понадобится что-нибудь, чтобы разрезать мешок!

– Мешок? – пробормотал Ленни. – О каком мешке он говорит?

Рука Эвана наткнулась на что-то острое, и он вытащил из кучи мусора изогнутую железку. Это был широкий плоский предмет, острый, похожий на лезвие. Эван удовлетворенно кивнул. Пойдет.

– Эван, ты пугаешь меня… – сказала Кейли, но Эван проигнорировал ее замечание и протянул железку Ленни.

– Я хочу, чтобы ты взял это, Ленни. Поверь мне.

Ленни посмотрел на железку, потемнев лицом.

– Я… мне нельзя быть здесь…

– Послушай меня, – надавил на него Эван. – Сегодня твой день искупления. Я знаю, что ты чувствуешь себя виноватым за ту женщину и ее ребенка…

– Эван, остановись! – перебила его Кейли. – Не мучай его! Сейчас не время…

– Сейчас именно то самое время! – ответил он ей с напором в голосе. – Ленни, сегодня твой шанс искупить свою вину и сделать все правильно. Ты можешь начать все с чистого листа…

Лицо Ленни выражало смущение.

– Э? О чем это ты? Я не понимаю…

– Ты ведешь себя как сумасшедший! – чуть не плакала Кейли.

В голосе Эвана появились нотки отчаяния.

– Пожалуйста, Ленни. Если ты верил Мне раньше, то поверь и сейчас.

Он сунул железку в руки подростка.

– Перережь веревку.

Ленни нервно кивнул и прижал металлическую штуку к груди.

Эван виновато посмотрел на Кейли. На ее лице было написано смятение и беспокойство.

– Пошли, у нас мало времени.

Он побежал, и, поколебавшись, Кейли и Ленни последовали за ним к дыре в проволочном ограждении.

События происходили так быстро, что Эван едва поспевал за ними. Они увидели Томми, стоявшего у костра, который он развел рядом с автомобильным прессом. В воздухе висел запах дыма и бензина. Увидев их, Томми сплюнул и прорычал:

– Ты! Я еще не закончил!

Пес заскулил, и взгляд Эвана уткнулся в шевелившийся рюкзак.

– Крокет! Ты, сукин сын, что ты делаешь с моей собакой?

Томми вылил бензин на рюкзак и бросился на Эвана с палкой, но на этот раз Эвану не понадобилось предупреждение Ленни, и он пригнулся, уворачиваясь.

– Кейли… – крикнул Эван, но опоздал на секунду, и Томми ударил сестру. Это привело его в ярость. – Посмотри, что я из-за тебя сделал!

Эван поднял руку, останавливая его.

– Да что с тобой?

Томми снова пошел на Эвана. сбив того с ног. От боли в глазах Эвана зарябило. Он развернулся в сторону Ленни, но того не было видно.

Эван окликнул Кейли, но она лежала в грязи, не подавая признаков жизни.

– Кейли! Очнись! Пожалуйста, очнись!

– Почему бы тебе не поцеловать ее, прекрасный принц! – крикнул Томми, подлив в костер бензина. Подросток схватил палку свободной рукой и нанес еще один удар. Голова Эвана откинулась назад, и он почувствовал, как кровь заливает ему лицо.

Не давая ему прийти в себя, Томми начал пинать его по ребрам и в живот. Эван закашлялся и сплюнул кровавый комок.

Над ним возвышался Томми.

– Слушай меня внимательно, Эван… «В этом мире миллион других сестер. Не надо было тебе связываться с моей!»

Эван услышал эти слова еще до того, как Томми их произнес. Он хрипло выдохнул:

– Подожди, Томми. Просто выслушай ~ Меня. Я сделаю все, что ты скажешь.

Перевернувшись, Эван пригвоздил противника твердым взглядом.

– Если ты хочешь, чтобы я никогда не встречался с твоей сестрой, я не буду. Просто отпусти Крокета.

Томми дрогнул: он не ожидал такого ответа, и это застало его врасплох.

– Кроме того, – продолжал Эван, – если ты убьешь Крокета, то тебя отправят в колонию для несовершеннолетних. Ты проторчишь там до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать.

Он высматривал в глазах Томми понимание и, к своему удивлению, нашел его.

– Тебе это не нужно. Я знаю, что ты не оставишь сестру со своим отцом. Ты просто хочешь ее защитить.

Слова Эвана, как ни странно, достигли цели, и лицо Томми смягчилось. Эван увидел отблески настоящей благодарности на лице своего противника.

– Я…

Томми упал на колени рядом с мешком и начал развязывать веревку, но внезапно воз дух разрезал вопль ненависти. Эван повернулся и увидел выскочившего из-за старого «Фольксвагена» Ленни, размахивающего острой железкой, как коротким мечом. Томми удивленно поднял глаза, следя за тем, как самодельное лезвие опускается на него.

– Ленни! – прокричал Эван, но, ослепленный яростью, подросток не слышал его. Со всего разбега он упал на Томми и воткнул лезвие в мягкую кожу на его шее. Томми не кричал. Из его горла вырвалась ярко-красная струя крови, и он захлебнулся. Схватившись за железку, торчавшую из шеи, он хрипел и булькал.

– Твою мать, Ленни, нет! – Эван почувствовал, что его затошнило от ужаса, когда он увидел, как Томми завалился на бок. Ленни опустился на траву, вытирая о землю окровавленные руки. Его глаза были черными и пустыми.

Эван попытался встать на ноги, но они его не слушались. Рядом с ним зашевелилась и начала подниматься Кейли.

– Томми? – в этом единственном слове смешались потрясение, ужас и паника.

Кровь выходила из раны в горле Томми медленными толчками, и при виде этого Кейли издала душераздирающий, истеричный визг. Боковым зрением Эван заметил, как из мешка вылезла собака и в страхе помчалась прочь, но он не мог оторвать взгляда от измазанного кровью Ленни, сидевшего и смотревшего на дело рук своих пустыми глазами на абсолютно лишенном каких-либо эмоций лице. Глядя на его темный подрагивающий силуэт, выделявшийся на фоне голубого неба, Эван почувствовал, что снова отключается…

Шок от пробуждения был похож на ощущение, будто через тело пропустили сильный электрический разряд. Руки и ноги Эвана дергались в судорогах, сбивая в кучу простыни на кровати, в которой он лежал. В одно мгновение он понял, что находится в комнате, которую делил с Тампером, но почему-то они поменялись кроватями, а затем его мозг пронзила смертельная боль. Эван застонал и сжал руками виски, словно это могло облегчить его страдания.

Как и раньше, когда он пытался изменить ход событий, вернувшись в подвал Миллс ров, последовавший шок атаковал его потоком сталкивающихся образов, штурмующих память, и воспоминания пересекались и соединялись. В тот раз это было ужасно, но сейчас было в десять раз хуже.

– О Господи, помоги мне! – прокричал он, едва слыша свой голос, будто он сам находился в миллионе миль отсюда.

Великолепная и прекрасная Кейли, лежащая рядом с ним… Ее розовая комната в женском общежитии… Флиртующая Гвен… Свежий яблочный аромат любимых духов Кейли…

Воспоминания разноцветными пузырьками поднимались на поверхность его сознания, пребывали там мгновение, потом бледнели и исчезали. Он отчаянно пытался удержать их, но они съеживались, становясь лишь едва различимыми призраками.

Та чудесная ночь на крыше общежития с разноцветными гирляндами огоньков и фонариков… Волшебно красивая Кейли… Внезапный страх при виде разбитой машины… Угрозы озверевшего Томми…

Как старые, выцветшие на солнце фотографии, воспоминания разваливались, распадались на фрагменты.

Тюремные татуировки Карлоса, его внимательный взгляд… Давящие серые стены и Колючая проволока на заборе вокруг тюрьмы… Ненавидящие глаза Карла… Кровожадные улыбочки Рика и остальных скинхедов…

Когда на место исчезающих воспоминаний стали приходить другие, Эван почувствовал новый приступ головокружения.

Ухмыляясь, Тампер берет у него учебник… Они вдвоем пьют пиво в комнате общежития… Знакомятся с девушками, студентками колледжа…

А затем, из самого центра урагана образов, пришло еще одно очень яркое воспоминание, которое раскаленным клеймом впечаталось в его сознание.

Безжизненные и бездушные глаза Ленни… Обмякшего и безвольного, его запихивают в смирительную рубашку… Он сидит в углу комнаты с мягкими стенами, глядя на всех глазами глубоководного хищника…

Все тело Эвана охватили конвульсивные спазмы, и он скорчился на мокрых от пота простынях. Глаза его закатились, обнаружив красные прожилки на белках.

– Чувак, я пиво принес… – сказал вошедший в комнату Тампер, но слова застряли у него в глотке, когда он увидел дергающееся в конвульсиях тело Эвана. Бумажный пакет с банками пива выпал у него из рук. и он попятился в ужасе. – Ни хрена себе!

Тампер обшарил взглядом коридор в поисках кого-нибудь и увидел одного из лабораторных ботаников, который пытался попасть ключом в замок.

– Эй ты! – заорал Тампер. – Быстро звони девять-один-один!

Эван попытался что-то сказать, но из его горла вырывался только неразборчивый хрип.

Тампер подошел к кровати и, поддерживая ему голову, стал вытирать кровь, хлеставшую из носа Эвана, старым полотенцем.

– Эй, старина, да что же такое с тобой случилось-то?

– Тххх-тпфххх…

– Спокойно, Эв, – сказал Тампер, изо всех сил стараясь подавить панику. – Просто успокойся, чувак. Тампер с тобой, парень. С тобой все будет в порядке. Подмога уже в пути.

Он обернулся и проорал:

– Эй! Где эта блядская «скорая»?!

></emphasis>

Когда Эвана доставили в клинику Саннивейла, он уже пришел в себя и требовал, чтобы его отправили обратно, убеждая врачей в том, что он в полном порядке, однако было слишком поздно. Когда его везли на каталке, он увидел, что его мать уже была здесь и встревожено говорила о чем-то с доктором Редфилдом.

Андреа бежала рядом с каталкой, пока санитары не закатили Эвана в один из кабинетов диагностики. Ее глаза блестели от слез.

– О Эван, как ты себя чувствуешь? Он бодро улыбнулся.

– Со мной все в порядке, мам. Просто кровь из носа пошла, и все. Наверное, переутомление.

Она не поверила ни единому его слову, но улыбнулась в ответ и сжала его руку.

– Доктор сказал, что обследует тебя на предмет травмы головы.

– Это всего лишь томографическое сканирование, – раздался из-за ее спины голос Редфилда.

Эван усмехнулся.

– О да. Миссия на Марс.

– Попытайся расслабиться, сынок. Мы быстро закончим. – Редфилд выглядел усталым и помятым: годы давали о себе знать.

Эвана положили на кушетку под массивным механизмом сканера, и кушетку втянуло внутрь машины. Прибор заработал, выискивая недостатки и повреждения в мозге пациента.

Когда обследование было закончено, медсестра пересадила Эвана в кресло-каталку и повезла по коридору, не обращая внимания на его протесты. Некоторое время он молчал, затем, посмотрев на нее, спросил:

– Эй, а вы все еще присматриваете за людьми с психическими заболеваниями?

Она кивнула.

– Это в другом крыле. У нас их немало.

– А вы… – он поколебался. – А у вас есть люди, которые, ну, типа, психи? Я имею в виду опасных психопатов.

Сестра нахмурилась.

– Мы их так не называем. Эти люди больны, и они не преступники. Они не понимают, что делают.

– Но вы за ними присматриваете, так? – нажал он.

Она вздохнула.

– Да.

Они завернули за угол, и она кивнула в сторону тяжелой железной двери с окошком из толстого стекла.

– У нас здесь помещение, где содержатся пациенты с, высокой, э, степенью риска.

Эван принял это к сведению и замолчал. Сестра открыла дверь кабинета доктора Редфилда и завезла каталку внутрь. Мать с беспокойством смотрела на Эвана, сидя на стуле у рабочего стола доктора.

– Спасибо, Джоанна. Дальше я сам им займусь.

Когда сестра ушла, Редфилд повернул монитор, чтобы Эвану было видно то, что он показывал его матери. На экране была овальная секция его мозга, напомнившая Эвану фотографию коралла из научно-популярного журнала «Нэшнл Джеографик».

– О'кей, док, – весело сказал он. – Каковы повреждения? Сколько мне осталось?

– Очень мило, Эван, – ответила ему мать. По ее голосу было понятно, что на самом деле она так не считает.

Доктор слабо улыбнулся.

– Э, могу сказать точно, что ты не умираешь… Но все не так просто.

Он постучал по экрану карандашом.

– Таких результатов я прежде не видел. Честно говоря, я сначала подумал, что сканер был плохо настроен, хотя проверка не выявила никаких проблем с техникой. Это что-то новенькое.

– Вы уверены? – посерьезнел Эван. – Даже по сравнению с моим отцом?

Андреа и Редфилд переглянулись.

– Вообще-то, такого рода тесты не были доступны двадцать лет назад, когда он поступил к нам.

– Так что вы там обнаружили? – спросила Андреа.

Доктор воспользовался карандашом как указкой.

– Вот здесь мы обнаружили необычную травму – кровоизлияние на внешней стороне коры головного мозга.

– И что это значит?

– Дайте-ка угадаю, – вмешался Эван, прежде чем Редфилд смог ответить. – Не является ли это место ответственным за память?

– Именно так.

Доктор заворожено смотрел на экран.

– Я должен признать, что никогда не встречал ничего подобного.

Он нажал несколько клавиш, и рядом с изображением на экране появилось еще одно, практически идентичное первому.

– Это снимок, сделанный в прошлом году…

– В прошлом году? – удивился Эван.

Редфилд искоса на него посмотрел.

– Да. После той аварии.

– О да. Точно. Конечно, – кивнул Эван. Странно было слышать о том, что с ним случилось и чего с ним не случилось.

Доктор продолжил:

– Я сравнил ваш сегодняшний снимок со снимком прошлогодним и обнаружил следы нескольких обширных кровоизлияний и серьезную нейронную перестройку.

Андреа пыталась понять, о чем говорит Редфилд. Эван чувствовал нервную энергию, плясавшую на кончиках пальцев, и выпустил ее, направив на раскачивание инвалидного кресла.

– Перестройка? – переспросила Андреа. Редфилд кивнул.

– Да. Иногда это можно наблюдать у перенесших черепно-мозговую травму. Например, у тех, кому стреляли в голову. Иногда они теряют часть мозговых функций, но вещество самовосстанавливается, и они поправляются. Как если подключить электронную схему напрямую, минуя сгоревший предохранитель.

– Но что это значит в случае с Эваном?

– Это значит, что за последний год в мой мозг впихнули новую память, вмещавшую около сорока лет, – вмешался Эван. – Перегрузка. Я правильно уловил суть, док?

Доктор медленно кивнул, удивившись столь простому объяснению результатов сканирования.

– Полагаю, что так…

Эван встал с кресла.

– Мам, ты не будешь возражать, если я подожду тебя в машине? От этого света у меня болят глаза.

Она кивнула и отдала ему ключи от машины.

– Хорошо. Я приду через пару минут. Он пожал доктору Редфилду руку и улыбнулся.

– Что ж, приятно было снова увидеться, но знаете, у меня есть дела поважнее…

Андреа посмотрела на доктора извиняющимся взглядом, а Эван, выходя, столкнулся с вешалкой и уронил на пол пиджак доктора.

– Упс! Извините.

Он с сокрушенным видом пожал плечами и повесил пиджак обратно, после чего вышел, закрыв за собой дверь.

В коридоре Эван довольно улыбнулся, изучая связку ключей и смарт-карту, которые он вытащил из пиджака. Он осторожно обогнул угол коридора и направился к железной двери.

Глава двадцать первая

Эван шел по лабиринтам коридоров клиники Саннивейла. Он старался не встречаться ни с кем глазами и выглядеть так, будто имел все права находиться здесь.

Дойдя до железной двери, он сунул смарт-карту в щель сканера и подождал, пока красный огонек не сменится зеленым. Оказавшись внутри, он оглянулся, чтобы посмотреть, не заметил ли кто-нибудь его вторжения. Пока все было спокойно.

Он сунул карточку в карман и, достав связку ключей, на ходу искал подходящий Коридор был смутно знакомым Эвану: не по нему ли он шел мальчишкой на встречу со своим отцом? Трудно было сказать наверняка. Многие помещения были перепланированы с тех пор, и возможно, что клиника изменилась благодаря его переходам.

Эван дошел до пустующего поста сестры, перегнулся через стойку и увидел список пациентов. Ему сразу бросилось в глаза имя: «Кэган, Леонард». Он двигался из комнаты в комнату, заглядывая в маленькие окошки для раздачи таблеток в поисках своего друга. Некоторые из палат были пусты, но в некоторых были люди, сидевшие на полу, уставившиеся куда-то в пространство или свернувшиеся в углу клубком. Один из мужчин посмотрел прямо ему в глаза. Он был худ и оборван, будто старая тряпичная кукла. Сердце Эвана пропустило удар, когда он понял, что знает его; он видел этого пациента прежде, тринадцать лет назад. Эван услышал женский голос и понял, что медсестра совершала обход. У него было мало времени, и он продолжил поиски.

Он нашел Ленни в следующей палате. Эван попытался открыть дверь, пробуя ключи один за другим третий ключ подошел. Войдя внутрь и прижавшись к стене, Эван подождал, пока медсестра пройдет мимо дальше по коридору, и только после этого смог оглядеться вокруг.

Как и большинство палат клиники, комната была запущенной. Краска на стенах облупилась, было понятно, что ремонт здесь не делался с пятидесятых годов. На единственном окне было прочное непрозрачное стекло с решеткой из металлических прутьев, а из мебели в палате была только железная кровать, на которой лежал Ленни в бесформенной пижаме. Он выглядел исхудавшим и изможденным, словно это место высасывало из него жизнь. Эван осторожно шагнул к нему.

– Э… Эй, Ленни. Это я, Эван.

Он не услышал ответа, и на какой-то момент Эвану показалось, что Ленни спит или что его накачали лекарствами до бессознательного состояния. Только грудь больного двигалась медленно вверх-вниз в ровном ритме. Эван заметил, что его запястья и лодыжки были привязаны кожаными ремнями к металлическим кольцам, приваренным к краям кровати. Зачем они это сделали? Каким человеком стал Ленни?

Эван почувствовал, как в груди у него екнуло. На лице Ленни выросла неопрятная черная щетина, а на губах было подобие ухмылки. Его физиономия была зловещей и мрачной, глаза – холодными и немигающими.

Глядя на привязанного к кровати человека, эту молчаливую фигуру, которая, казалось, излучала ненависть и желание убивать, Эван подумал о прежнем Ленни – том маленьком несчастном Ленни, которого вечно Доставал Томми – и не нашел ничего общего между этими людьми.

Он внутренне поежился и снова заговорил:

– Тебе что-нибудь нужно? Может, я мог бы тебе что-нибудь принести?

Ленни молчал. Секретный визит Эвана не вызвал у него ни удивления, ни раздражения, будто его абсолютно не волновало происходящее. Он просто лежал и смотрел перед собой, тихо дыша.

Эван указал на высокий потолок над головой.

– Эй, а как насчет авиамоделей, дружище? Твои аэропланы? Уверен, ты мог бы весь потолок завешать ими.

Он немного подождал, но Ленни никак не отреагировал ни на его присутствие, ни на его слова.

Эван слегка смутился. Он не знал, чего ему здесь ожидать, но когда память услужливо подсунула образ увозимого в клинику Ленни, Эван сам захотел удостовериться в том, что это воспоминание не было галлюцинацией или порождением его собственного сознания.

С тяжелым сердцем он повернулся к двери, чтобы уйти. Здесь не было ничего, кроме живого напоминания о его собственном провале в памяти.

– О'кей, Ленни, – вздохнул он. – Я просто зашел сказать «привет». Счастливо.

Его пальцы уже коснулись дверной ручки, когда Ленни заговорил:

– Ты знал.

Эван резко повернулся. Голос, который он услышал, был холодным и отстраненным.

– Ленни?

– Ты знал с самого начала, да? – Это было обвинением, полным ненависти и неистовства. – Когда ты вложил мне в руку лезвие, ты уже знал, что должно произойти что-то серьезное, разве не так?

Эван понял, что он ошеломленно кивает.

– Д-да. В общем, так оно и было.

Впервые с того момента, как Эван сюда вошел, Ленни пошевелился. Он повернул голову и с ненавистью посмотрел на бывшего друга.

– А потом ты позволил этому случиться, – прохрипел он. – Ты должен быть на моем месте… Ты должен быть здесь вместо меня!

Эван завозился с ключами и, открыв, наконец, дверь, побежал по коридору, пытаясь изгнать из своей памяти голос Ленни. Чувство вины захлестнуло его, разъедая сердце, как едкая кислота.

Он добежал до машины раньше Андреа, положив ключи на стол дежурной сестры, когда та на секунду поверглась к нему спиной. Андреа довезла его до общежития, всю дорогу стараясь быть веселой, показывая ему таким образом, что доктор не нашел ничего угрожающего его здоровью. Он реагировал на ее реплики нечленораздельным хмыканьем, стараясь не отрывать взгляда от дороги и безуспешно пытаясь хоть как-то забыться.

Потом, когда Андреа исчерпала все свои шутки, они проехали несколько миль в тишине.

– Ты скучала по отцу? – без всякого предисловия спросил ее Эван.

Вопрос застал мать врасплох.

– В общем… конечно, – неуверенно сказала она. – Да, и довольно часто.

– Иногда… – Эвану трудно было говорить. – Иногда мне хочется, чтобы он был жив. Чтобы я мог получить ответы на кое-какие вопросы.

– Ты всегда можешь поговорить со мной, – нежно сказала Андреа. – Обо всем, Эван. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Я всегда с тобой.

Он повернулся к ней, и она увидела, что его глаза затуманились.

– Я знаю, мам, но есть вещи… на которые мог бы ответить только папа.

Андреа сжала руку сына.

– Он тоже тебя любил, не забывай об этом. Если бы он был жив, то гордился бы тобой. Я это знаю.

Она сдержала подступившие слезы. Когда машина остановилась у общежития, Эван поцеловал мать в щеку.

– Мне нужно идти. Я тоже тебя люблю, мам.

Выйдя из машины, он бодро улыбнулся ей

– Все будет в порядке. Поверь мне, я все исправлю.

Андреа смотрела ему вслед, неуверенная в том, что поняла его.

В комнате никого не было, за что Эван был очень признателен Тамперу. Он не был в настроении отвечать на вопросы своего соседа, даже самые добродушные. Секунду он постоял в центре комнаты, пытаясь сориентироваться. Потом сделал шаг в сторону своей кровати, которая, как он помнил, находилась раньше с правой стороны комнаты. Все те же постеры рок-групп и афиши кинофильмов, только на этот раз с противоположной стороны. Вещи Тампера находились там, где раньше были вещи Эвана, и наоборот.

Он покачал головой, сел на левую кровать и засунул под нее руку. Пальцы нащупали картонную коробку, и он вытащил ее наружу.

Эван вздохнул с облегчением, когда увидел, что коробка доверху набита старыми тетрадями. Он взял одну из них с самого верха.

«7 лет», – вслух прочитал Эван надпись на обложке. Взвесив тетрадь на ладони, он огляделся. Темная маленькая комната общежития напоминала палату Ленни и тюремную камеру, которую он делил с Карлосом, и Эвану тяжело было находиться здесь.

Засунув тетрадь под мышку, Эван направился искать безлюдный уголок на территории колледжа. Поначалу ему казалось, что для перехода была необходима тихая, спокойная обстановка, но безумный скачок в камере Карла убедил его, что это не так. Теперь ему становилось ясно, что чем чаще он возвращается в прошлое, тем легче подтолкнуть разум к восприятию слов, написанных на бумаге, а остальное доделает сознание.

Он сел под деревом, опершись спиной о ствол. Неподалеку салаги из братства «Те-та» бросали желтую пластиковую тарелку и весело обменивались шутками. Он узнал двоих из них, тех, которые помогали ему организовать романтический ужин с Кейли, но они полностью его игнорировали. «А почему нет? Ведь они не знают меня. Мы никогда не встречались, и ничего этого не было».

Эван вернулся к своей тетради и листал страницы до тех пор, пока не нашел запись, сделанную на следующее утро после смерти отца. Он начал читать вслух, произнося слова нараспев, будто это была какая-то бесконечная мантра.

«Сегодня я паеду к моему отцу, – Эван почувствовал растущее внутри его головы давление и позволил ему накрыть себя волной и поглотить его. – Его завут Джейсон и он сумашетший».

Боковым зрением он заметил, как на него странно посмотрел парень, который в свое время носил на голове салатницу. Первокурсник из братства «Тета» поймал желтую тарелку, и Эвану показалось, что она завибрировала в его руках, как колокол от удара. Он продолжал читать, чувствуя, как все вокруг него начинает подрагивать и колебаться.

«Надеюсь, он разрешит мне называть его Папа».

Послышалось слабое эхо мужского голоса, и…

Эван заморгал, ослепленный ярким светом флуоресцентных ламп.

– Сынок? – слова эхом отскакивали от голых железных стен комнаты для свиданий, и Эван поежился, переживая момент смятения, возникающий при каждом переходе в его подростковое тело. Подняв глаза, Эван увидел, что Джейсон Треборн смотрит на него с теплом и любовью.

– Ты говорил что-то насчет своих глаз? – Поинтересовался он. – С тобой все нормально? Ты выглядел так, будто на секунду отключился.

«У меня есть кое-что, о чем только он смог бы мне рассказать. Вопросы». Эван вспомнил разговор с матерью и взял себя в руки.

– Слушай, Джейсон… Папа, – начал он низким голосом. – Мне срочно нужны от тебя ответы на некоторые вопросы, которые помогут мне исправить то, что я натворил.

Пару секунд на лице Джейсона было недоумевающее и смущенное выражение, но в следующее мгновение он понял причину внезапных перемен в поведении и разговоре Эвана. Кровь отлила от лица Джейсона, и оно стало белым, как бумага.

– О нет, – выдавил он. В его голосе слышалось страдание. – О, Боже, только не это! Мой бедный мальчик. Бедный маленький Эван…

– Слушай меня, Джейсон, – прошипел Эван. – Я хочу, чтобы ты сосредоточился.

Отец печально покачал головой.

– Ты тоже часть этого, не так ли? Я молился, чтобы действие этого проклятия закончилось на мне.

Эван коснулся его руки.

– Но это на тебе не закончилось, и потому мне нужна твоя помощь. Мне нужно знать, как все изменить, сделать правильно, и ты единственный, кто может мне это сказать. Он глянул через плечо на свою мать, которая наблюдала за ними, стоя с другой стороны стекла.

– Ты должен помочь мне.

Джейсон нахмурился.

– Все изменить? Сделать правильно? Нет такого слова «правильно»… Ты должен понять, что когда ты меняешь настоящее людей, то лишаешь их прошлого. Меняя то, какие они есть, ты уничтожаешь то, какими они были, а это неправильно!

– А кто сказал, что я не смогу сделать все лучше?

– Думаешь, я не пытался? – поднял голос Джейсон. – Я пытался, пытался и пытался, но с каждым разом все становилось только хуже! – Наклонившись к Эвану, он сжал его детские пальцы. – Послушай, ты должен прекратить это!

– Не могу, – сказал Эван. – Я должен изменить одну маленькую вещь…

– Не существует никаких маленьких вещей! – Губы Джейсона дрожали. – Это как Круги на воде, эхо в пещере, волны в океане, падающие домино, эффект бабочки…

Эван откинулся назад. Его отец, похоже, бредил.

– О чем это ты?

– Ничего не происходит само по себе, Эван. Ты делаешь одно маленькое изменение в прошлом, но оно влияет на что-нибудь еще, и так далее, все больше и больше! Бабочка взмахивает крыльями в Китае и колеблет воздух, и, в конце концов, на Нью-Йорк обрушивается шторм, понимаешь? – Его кулаки сжались, и цепь на наручниках звякнула. – Ты не должен играть в Бога, сын! Это должно закончиться на мне. Ты разбиваешь сердце матери, просто находясь здесь!

– Ерунда! – разозлился мальчик. – Если ты не хочешь помочь мне, я сделаю все сам и пошлю тебе открытку, когда снова все будет идеальным.

– Я не позволю! – проревел Джейсон, бросаясь на него через стол и звеня наручниками. Эван не успел защититься, когда руки отца железными тисками сомкнулись на его горле. – Я должен остановить тебя!

В глазах Эвана потемнело, и он начал задыхаться. Багровое от ярости лицо Джейсона вдруг замерцало и задрожало…

Он очнулся с разрывающим легкие кашлем и схватил себя за горло. Жадно вдохнув свежего воздуха, он потрогал руками шею – от удушья не осталось и следа.

– Ты в порядке, чувак? – спросил один из салаг. Эван узнал в нем парня, которого Хантер заставил носить женское платье в другом варианте событий. – Ты отключился.

Эван кивнул и с трудом встал на дрожащие ноги.

– Я… я в порядке, спасибо. Оглядевшись вокруг, он не заметил следов каких-либо перемен и вздохнул. Он чувствовал себя дрейфующим в неизвестном направлении. Теперь он потерял всякую надежду вытянуть нужную ему информацию из отца и чувствовал себя разбитым и расстроенным.

Предупреждение Джейсона все еще звенело в его ушах, когда он выходил с территории колледжа, и слова отца неотвязно крутились у него в голове. Эван бросил тетради на заднее сиденье потрепанной «хонды» и выехал с территории университета, сворачивая на шоссе.

– Мне нужно все исправить, – говорил он сам себе.

Он мчался по шоссе не разбирая дороги, пока солнце не стало клониться за горизонт, и, когда в животе у него заурчало, он свернул у первой же остановки грузовиков, которая была на пути. Эван не осознавал, где он, до тех пор, пока не уселся за один из столов с жирной столешницей. На захватанном меню в пластиковой обложке было написано название столовой: «Закусочная Риджвуда».

Заказав себе гамбургер с картошкой, Эван набросился на еду с жадностью, почувствовав внезапно волчий аппетит. Одной рукой он бессознательно прикрывал тарелку, как будто защищая свою еду.

– Что-нибудь еще, милый? – поинтересовалась официантка. – Долить? – покачала она кофейником.

– Не-а, просто счет, – ответил Эван с набитым ртом. Он посмотрел на униформу девушки: она была такой же идиотской, как и та, которую он видел на Кейли в ночь накануне ее самоубийства.

На значке было написано «Сельма». Она положила перед ним счет.

– Только что вышел, да?

– А?

Сельма кивнула на его руку, которой он прикрывал тарелку.

– Просто мой брат отсидел в тюрьме, и он ел точно так же, когда вышел.

– Я из большой семьи, – защищаясь, ответил Эван. – Я не зек.

Сельма пожала плечами.

– Не хотела тебя обидеть.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Я и не обиделся, – сказал он. – Эй, э-э, а Кейли Миллер все еще работает здесь?

Сельма недоуменно на него посмотрела.

– Кейли? Извини, никогда не слышала о такой. Я работаю здесь уже пять лет, и у нас никогда не было никакой Кейли.