Текст книги "13 часов"

Глава VII

А в зале морёного дуба на стенах пылали и трещали жёлтые факелы, и их огонь отражался на оружии и доспехах, и в яхонтах на перчатках Герцога. «Как ночь проходит?» – грубым голосом спросил он.

«Луна ушла, – сказал Слуш. – А часов я не слышу».

«Ты и не услышишь их никогда! – вскричал Герцог. – Я остановил время в этом замке много снежных и холодных зим назад».

Слуш уставился на Герцога пустыми глазами. Казалось, он что-то жевал.

«Кто-то оставил окна открытыми, и время замёрзло».

«Чушь! – Герцог уселся у дальнего конца стола, потом встал и захромал вокруг. – Оно лежало на полу, истекая минутами и часами. Я видел это своими глазами». Слуш продолжал что-то жевать. За готическими окнами грянул гром. Затем ухнула сова.

«Нет никаких яхонтов! – зарычал Герцог. – Им придется принести мне голышей с берега моря или кошачье золото с лужаек!». Он расхохотался своим жутким смехом. «Так как ночь проходит?» – снова спросил он.

«Я слежу за всем и за всеми, – ответил Слуш, – у них осталось около сорока минут».

«Они никогда не справятся! – вскричал ледяной Герцог. – Я надеюсь, что они или утонут, или ноги переломают, или с пути собьются». Он подошел к Слушу так близко, что их носы почти соприкоснулись. «Куда они пошли?» – прошипел он.

Слуш отступил на семь шагов. «Семь часов назад я встретил щёголя, настоящего Джека-Денди, – сказал он. – Они пошли его дорогой на холм Хагги. Вы помните Хаггу? Вы думали о ней?»

«Хагга больше не плачет, – сказал Герцог, – слезы её пересохли. Она не заплачет, даже если ей рассказать о детях, запертых в моей башне».

«Противно слышать», – вымолвил Слуш.

«А мне нравится, – отвечал Герцог. – Ни один щенок не смеет спать на моих камелиях». Он похромал к окну и начал вглядываться в ночь: «А где Слушок?»

«Он последовал за ними, – сказал Слуш, – за Голаксом и Принцем».

«Не доверяю я ему! – прорычал Герцог. – Предпочитаю тех соглядатаев, каких сам видеть могу. Найми мне таких слуг, которых видно». Он крикнул: «Слушок!», обернувшись к лестнице, а потом: «Слушок!», выглянув из окна, но никто не отозвался. «Во мне холод!» – прохрипел он.

«Вы всегда холодны».

«Сейчас я ещё холоднее! – прохрипел Герцог. – И не смей напоминать мне, каков я!» Он выхватил шпагу и в тишине пронзил ей пустоту: «Мне не хватает Шептало!»

«Вы его гусям скормили, – сказал Слуш, – он им, кажется, пришёлся по вкусу».

«Тихо! Что там? Что это за звуки?»

«То ли принц крадётся по лестнице, то ли Саралинда ходит».

Герцог прохромал к железной лестнице, и вновь пронзил пустоту в мёртвой тишине: «На кого он может быть похож, этот Слушок? Ты что-нибудь чувствовал?»

«Слушок? Роста у него всего пять футов, – сказал Слуш, – у него борода и что-то неописуемое на голове».

«Это же Голакс! – завизжал Герцог. – Ты почувствовал Голакса! Я его нанял соглядатаем, не зная, кто он!»

И тут с железной лестницы медленно пропрыгал пурпурный мячик с золотыми звездами, и закружился, подскакивая, словно голое дитя на руках у священника во время крестин.

«Это ещё что за наглость! – вскричал Герцог. – Что за штуковина?!»

«Мячик», – сказал Слуш.

«Сам вижу, что мячик! – взревел Герцог. – Что означает эта мерзость в моем замке?»

«Мне кажется, – сказал Слуш, – что он очень похож на мячик, которым с теми детьми играл Голакс».

«Они на его стороне! – лицо Герцога налилось кровью. – Их призраки на его стороне…»

«У него вообще много друзей», – промолвил Слуш.

«Молчать! – заревел Герцог. – Не различает он мёртвого от живого, и путь вперёд ему, что назад дорога! Живые часы он не усыпит, а мёртвые – не оживит».

«А почему я должен всему этому верить?» – промолвил Соглядатай и вдруг перестал жевать. Что-то, до боли похожее на то, что никто и никогда ещё не видел, рысцой пробежало со ступенек и пересекло зал.

«Что это?» – спросил Герцог, бледнея.

«Не знаю, – отвечал Слуш. – Это то единственное, что всегда было здесь».

Задрожали и замерцали руки Герцога в перчатках: «Да я их на крюках повешу между моими гусятами и Тодалом! Я их запру в карцере с безголовой тварью!» При упоминании Тодала чёрная бархатная маска Слуша посерела. Глаз Герцога бешено вращался в своей орбите. «Я их всех прикончу! – закричал он. – И эту влюблённую, и её поклонника, а заодно и клоуна косоглазого! Ты меня слышал?»

«Да, – отвечал Слуш, – но есть обряды, правила и ритуалы, древней, чем звон колоколов и снег на перевалах».

«Продолжай», – тихо сказал Герцог, вглядываясь в лестничные ступени.

«Ваша светлость, если они вернутся вовремя, вам придется дозволить им попробовать оживить часы, чтобы они пробили пять».

«Часы замка убиты, – сказал Герцог. – Я сам убил их одним снежным утром. Видишь у меня на рукаве эти коричневые пятна? Это кровь умиравших секунд». Он рассмеялся: «Что дальше?»

«Вы знаете это так же хорошо, как и я, – ответил Слуш. – Тогда у Принца появляется шанс и время выложить на ваш стол тысячу яхонтов».

«И, если он сможет?»

«Он получит руку принцессы Саралинды».

«Единственную тёплую руку в замке, – процедил Герцог. – Потерявший Саралинду потеряет огонь. Жаркий огонь живого солнца, а не холодный и безотрадный огонь яхонтов. Её очи что свечи во храме, её ножки что пара голубков, её пальчики что цветы на её груди…»

«Вряд ли полагается так говорить о родной племяннице», – сказал Слуш.

«Она мне не племянница! Я её похитил! – закричал Герцог. – Прямо из королевского замка! Прямо с груди спящей королевы! У меня до сих пор остались на руках следы её ногтей!»

«Королевы?» – спросил Слуш.

«Принцессы!» – проорал Герцог.

«А кто король?» – поинтересовался Слуш.

Его хозяин нахмурился. «Я так и не узнал, – сказал он. – Мой корабль пристал к берегу в шторм. Не было ни луны, ни звёзд, ни огней в замке».

«Как же тогда вы нашли принцессу?» – спросил Слуш.

«Она сияла, – сказал Герцог. – Она светилась как звезда на материнской груди. И я понял, что это великолепное сияние должно быть в моем замке. Я собирался держать её здесь, пока ей не исполнится двадцать один. Когда этот день наступит, я женюсь на ней. А наступит он завтра».

«А почему вы раньше этого не сделали? – спросил Слуш. – Ведь в своем замке вы вольны делать, что пожелаете».

Герцог рассмеялся, оскалив верхние зубы: «Потому, что её няня оказалась ведьмой и успела наложить на меня заклятие».

«Какое?»

«Я не могу жениться на ней, пока ей не исполнится двадцать один, и это будет завтра».

«Вы это уже говорили».

«Я должен был держать её в покоях, где она в безопасности от меня. Чем я и занимался».

«Эта часть истории мне нравится», – сказал Слуш.

«Ненавижу! – зарычал Герцог. – Я должен был дать свою гарантию и позволить любому принцу искать её руки. Я и это сделал». Он уселся на стол.

«В таких заклинаниях, – Слуш, говоря, снова начал жевать, – обязательно есть щелка или лазейка, с помощью которой прекрасный и благородный принц может добиться её руки, решив любое задание вашей светлости. Эта ведьма как-нибудь её обозначила?»

«Ну, примерно так. Она может быть спасена, а я уничтожен только принцем, чьё имя начинается с букв Кс, а на самом деле с Кс не начинается. Но принцев с такими именами нет».

И тут маска соскользнула с лица Слуша, и он мгновенно вернул её назад, но Герцог успел увидеть, как вспыхнули смехом глаза соглядатая. «Этот принц, – заговорил Слуш, – Зорн Зорнийский, но, к вашему ужасу и отвращению, он здесь появился как менестрель. Его здесь звали Ксингу, но это не было его настоящее имя. Так вот, это и есть тот принц, чье имя начинается с Кс, а на самом деле с Кс не начинается».

Шпага Герцога начала дрожать. «Никто никогда мне этого не говорил», – прошептал он сам себе.

И тут еще один мячик пропрыгал по ступеням, чёрный мячик с ярко-красными совами. Ледяной Герцог следил, как он катится по полу. «Что за наглость!» – вскричал он.

Слуш поднялся по ступеням, навострил уши и сказал: «Там, наверху кто-то есть».

«Это дети!» – захрипел Герцог.

«Дети мертвы. А я слышал шаги живых ног».

«Сколько времени у них осталось?!» – вскричал Герцог.

«Кажется, полчаса», – отвечал Слуш.

«Ничего, я сейчас пощекочу их горлышки своей шпагой!» – Герцог рванулся вверх по ступеням и вдруг остановился. «Они все там, наверху. Зови охрану!» – заорал он лающим голосом.

«Охрана стережёт часы, – сказал Слуш, – вы так повелели. Одиннадцать стражей, и у каждого свои часы. А мы с вами охраняем эти». Он показал настенные часы, и еще одни: «Вы так приказали».

«Зови стражу», – повторил Герцог, и его слуга позвал латников, которые промаршировали в зал подобно железным автоматам. Герцог захромал вверх по лестнице, обнажённый клинок его шпаги сверкал. «За мной! – закричал он. – Начнем новую потеху! Я убью Голакса и Принца, я женюсь на Саралинде!» Он взбирался, и стражники следовали за ним, словно автоматы. Слуш улыбнулся, снова зажевал и пошёл за ними.

Тишина длилась в зале из морёного дуба всего семь секунд. Затем в стене открылась потайная дверь. В зал проскользнул Голакс, за ним следовала Принцесса. Руки Голакса были ободраны и красны – ему пришлось взбираться к покоям Саралинды по виноградной лозе. «Но как вы нашли замок в темноте без моей розы? – спросила она. – Герцог запрещал мне зажигать огонь».

«Свое окно вы освещали как звезда, и этот свет мы видели всегда, – ответил Голакс. – У нас осталось несколько минут. Оживите часы!»

«Но я не в силах сделать это», – промолвила Принцесса.

Они услышали далёкий звон клинков. «Он бьётся с тринадцатью! – вскричала Принцесса. – Это немыслимо!»

«Перед нами тринадцать часов, и это ещё немыслимей, – сказал Голакс. – Оживите их!»

«Но как я это сделаю?» – заплакала Принцесса.

«В вашей руке больше тепла, чем в горном леднике холода, – промолвил Голакс. – Дотроньтесь до первых часов». Принцесса прижала свою ладонь к часам, но ничего не произошло.

«Мы пропали…» – сокрушённо сказал Голакс, и сердце Саралинды замерло.

«Так наложи на них заклятие!» – закричала Саралинда.

«Не владею я такой магией, – вздохнул Голакс. – Попробуйте тронуть другие».

Принцесса попробовала, и опять ничего не случилось. «Тогда думай!» – вскричала она. Между тем всё явственнее и ближе слышались звуки боя Зорна с Железными Стражами.

«Попробую, – сказал Голакс. – Если вы касаетесь часов, но не можете их оживить, это значит, что вы можете оживить часы, не прикасаясь к ним. Это логика, а ей я умею пользоваться. Ну-ка, подержите свою ладонь на расстоянии от часов. Ближе! Теперь немного дальше. Ещё чуть-чуть. Вот! Я уверен, мы нашли! Не двигайтесь!»

Застопоренный, неподвижный механизм часов зажужжал. Они услышали слабое «тик», потом ещё, и часы пошли! Принцесса Саралинда помчалась из зала в зал, словно ветерок по полю клевера, поднося свою ладонь к часам, и они оживали. Вдруг что-то наподобие огромного грифа раскрыло крылья и вылетело в окно.

«Это улетело Тогда», – сказал Голакс.

«И пришло Ныне!» – воскликнула Саралинда.

Великолепие рассвета, много лет не посещавшее замок, наполнило двор и хлынуло в окна. Впервые закукарекал петух, что до сих пор молчал. Сияние утра побежало солнечными зайчиками по стенам, и холодный Герцог пробормотал про себя: «Я слышу шаги Времени. Но я же сам прикончил его и вытер его бородой свою окровавленную шпагу…» Ему подумалось, что Зорн Зорнийский как-то ускользнул от стражников. Он продолжал размахивать шпагой в темноте, и даже задел своё левое колено, когда решил, что рядом Голакс. «Иди сюда, щенок сладкоголосый! – заорал он. – Вызываю тебя, Зорн Зорнийский!»

«Его здесь нет», – сказал соглядатай.

И тут они услышали бешеный звон клинков! «Они взяли его! – взвыл Герцог. – «Одиннадцать на одного!»

«Вы, вероятно, слышали о Галахаде, которого десять не могли одолеть?» – спросил Слуш.

«Есть лишь один человек, способный на такое! – закричал Герцог. – Я во всём полагаюсь на Кранга, он лучший из моих стражников, и он сильнее всех бойцов на свете. Кроме одного. Неизвестный принц в доспехах одолел Кранга в поединке, где-то на острове. Никто больше не сможет…»

«Неизвестным принцем, – сказал Слуш, – был Зорн Зорнийский».

«Тогда я сам его убью! – крик Герцога разносился эхом по тёмным потайным лестницам. – Я убил Время вот этой кровавой рукой, что твою сжимает, а Время много могущественней Зорна Зорнийского!»

Слуш опять зажевал: «Ни один смертный не может убить Время, а если даже и сумеет, то ещё кое-что найдётся. Например, сердце девушки, отсчитывающее часы юности и любви, и знающее разницу между белизной снега и белизной лебедя, между весенним утром и летним вечером».

«Я сыт по горло твоей сладенькой болтовнёй! – прорычал Герцог. – У тебя что, язык из леденцов? Я прикончу этого принца в отрепьях, если Кранг его упустит… Был бы свет, я бы тебе показал на своих перчатках бурые пятна, что оставили истекающие кровью, умирающие секунды. Я убил Время в этих мрачных залах, и вытер мой окровавленный клинок…»

«Да заткнитесь вы, наконец, ваша светлость, – сказал Слуш. – Знаете что, вы самый наглый злодей на всем свете. Я давно хотел сказать вам это, и рад, что сказал».

«Молчать! – взревел Герцог. – Где мы?» Они, спотыкаясь, спустились по потайной лестнице.

«Здесь тайная дверь, – сказал Слуш, – ведущая в зал морёного дуба».

«Открывай!» – прорычал Герцог, яростно сжимая рукоять шпаги. Слуш повозился и нашёл тайную ручку.

Глава VIII

Зал морёного дуба был ярко освещён факелами, но ещё ярче было сияние Саралинды. Мерцание тысячи яхонтов, искрившихся на столе, ослепило ледяной глаз Герцога. Его уши наполнил звон курантов. Часы начали бить.

«Один!» – сказал Слуш.

«Два!» – воскликнул Зорн Зорнийский.

«Три…» – чуть слышно прошептал Герцог.

«Четыре», – вздохнула Саралинда.

«Пять! – с ликованием воскликнул Голакс, указывая на стол. – Задание выполнено, условия соблюдены».

Холодный глаз Герцога медленно оглядывал зал. «Где мои стражники? – прокаркал он. – Где Кранг, сильнейший из всех?»

«Я заманил их в башню и запер там, – сказал Зорн. – А Кранга пришлось связать».

Герцог злобно воззрился на кучу яхонтов. «Они фальшивые, – сказал он, – это крашеные стекляшки!» Он взял один, рассмотрел, убедился в подлинности и положил обратно.

«Задание выполнено, условия соблюдены», – заметил Слуш.

«Ещё нет!» – отрезал Герцог. «Сейчас я их сосчитаю, и, если хоть одного не хватит, я немедленно женюсь на принцессе Саралинде». Все, находившиеся в зале, застыли неподвижно. Он слышал их дыхание…

«Какое мерзкое отношение к собственной племяннице!» – закричал Голакс.

«А она мне не племянница», – издевательски оскалился хромец. «Я её у короля похитил». Он показал свои нижние зубы. «У всех нас есть недостатки. Мои – особо нечестивы». Он сел за стол, и начал считать яхонты.

«Кто же тогда мой отец?!» – воскликнула Саралинда.

Чёрные брови соглядатая удивлённо поднялись. «Неужели Голакс тебе не сказал? Хотя, он же вечно всё забывает…»

«Особенно имена королей», – добавил Голакс.

«Ваше высочество, ваш отец – Гвейн Добрый, Король Тысячелистников!» – провозгласил соглядатай.

«Но я же знал это, да позабыл!» – сокрушался Голакс. Он повернулся к Саралинде. «Значит, дар, которым ваш отец наделил Хаггу, наконец привел вас к счастью…»

Герцог поднял голову и оскалился. «Чистенькая история, но не в моём вкусе. Терпеть не могу эти сказочки!» – прорычал он и вернулся к счёту.

«Да, она чиста, и, на мой взгляд, живительна», – сказал Слуш. Он снял маску, его глаза радостно горели. «Я хотел бы представиться», – продолжил он. «Я – слуга Гвейна Доброго, Короля Тысячелистников».

«Я и не подозревал об этом», – сказал Голакс. «Но тогда ты мог спасти Принцессу ещё много лет назад».

Слуга Короля огорчённо ответил: «Эта часть истории мне особенно неприятна. Я был связан заклинанием ведьмы».

«Как же мне надоели эти ведьмы», – сказал Голакс. «При всём уважении к собственной матушке…»

Герцог оскалил верхние зубы. «Теперь я не могу доверять даже тем соглядатаям, которых вижу», – пробормотал он. Его глаз, стеклянно блестя, повернулся и нацелился на Голакса. «Ах ты, болванчик заводной!» – грубо взревел он. «Пошляк! Голакс из табакерки!»

«Да успокойтесь же, похититель света», – ответил Голакс.

«Девятьсот девяносто восемь», – Герцог заканчивал подсчёт. «Девятьсот девяносто девять». Он сосчитал все яхонты и сложил их в мешок. На столе ничего не осталось. Он бросил на окружающих взгляд, полный отвратительного злорадства. «Принцесса – моя!» – провозгласил Герцог.

Мёртвая тишина наполнила зал. Голакс слегка побледнел, и его руки задрожали. Он припомнил, как в темноте, во время спуска с холма Хагги, что-то стукнуло его щиколотку. Неужели это был сапфир или рубин, выпавший из мешка?

«Тысяча…» – с безмерным удивлением простонал Герцог. Один алмаз оторвался с его перчатки, но лишь Голакс успел заметить это. Герцог стоял, остолбенев, и злобно скалился. «Чего дожидаетесь!» – завизжал он. «Проваливайте! Уходите навсегда, я без вас не соскучусь! Не возвращайтесь никогда – что может быть лучше!» Он медленно повернулся к Зорну. «Каким узлом ты его связал?» – зарычал он.

«Головой турка», – ответил юный Принц. «Сестра меня научила».

«Вон отсюда!» – снова закричал холодный Герцог, погружая руки в рубины. «Мои яхонты», – закаркал он – «вечные, навсегда со мной». До сих пор не смеявшийся Голакс вдруг захихикал. Огромные двери дубового зала открылись, и они оставили холодного Герцога, который так и стоял у стола, погрузив руки по запястья в груду яхонтов.

«Королевство Тысячелистников», – сказал Принц – «находится на полпути от моего дома». Они вышли из замка на простор.

«Это для вас», – сказал Голакс, подводя к ним пару белых коней. «Ваш корабль в пристани, он отчалит через час».

«Нет, в полночь», – поправил Слуш.

«Не могу я всего запомнить», – сокрушался Голакс. «У моего папочки тоже всегда отставали часы, да ещё он никак не мог сосредоточиться».

Принц подсадил Принцессу на коня. Она бросила последний взгляд на замок. «С попутным ветром пойдём в Королевство Тысячелистников», – сказал Принц.

Голакс в последний раз взглянул на Принцессу. «Храни тепло», – сказал он. «Скачите рядом! Не забывайте смех и радость. Они не лишние даже на Островах Блаженных!»

«А здесь в конюшнях не было коней», – задумался Принц. «Откуда эта пара белых?»

«У Голакса много друзей», – сказал Слуш. «Полагаю, они дали ему коней, когда понадобилось. С другой стороны, возможно, он их создал. Знаете, он ведь может творить».

«Да, я знаю это», – вздохнул Зорн Зорнийский. «А ты отправишься с нами?»

«Я должен остаться ещё на четырнадцать ночей», – ответил Слуш. «Так велит заклинание ведьмы. Но зато я смогу привести здесь всё в порядок. Да и Кранга кто-то же должен развязать».

Они оглянулись и поняли, что Голакс исчез. «Куда он пропал?» – спросила Саралинда.

«Ох», – отвечал Слуш – «он знает столько разных мест».

«Тогда передай ему мою любовь и вот это». И она подала Слушу розу.

Пара белых коней полетела сквозь снежный туман по холодной зелёной просеке, спускавшейся к гавани. Попутный ветер подгонял их к Королевству Тысячелистников, и, вглядываясь в море, Принцесса Саралинда грезила, как она, подобно многим мечтателям, увидит в ясный безветренный день далёкие сияющие берега Островов Блаженных. И вам дарованы мечты, ведь в мире столько красоты! И оттого я в это чудо вовеки с вами верить буду!

Эпилог

На четырнадцатую ночь Герцог в зале морёного дуба пожирал глазами свои драгоценности, как вдруг они с лёгким звуком, похожим на вздох, превратились в слёзы. Смех Хагги запятнал бахрому его перчаток. Он вскочил на ноги, выхватил шпагу и закричал – «Шептало!» Во дворе замка шесть напуганных гусей прекратили поиски слизняков и вытянули шеи к окнам дубового зала. «Какой удар…» – воскликнул Герцог, с отвращением глядя на лужу растаявших яхонтов, растекающуюся по столу. Его монокль выпал. В полной тишине он разрубил шпагой пустоту. Что-то кралось через зал, словно обезьяна или тень. Факелы на стенах начали гаснуть, часы – останавливаться, и в зал хлынул холод. Замок наполнился запахом старых заброшенных покоев и тонким кроличьим визгом.

«Ну, иди сюда, ты, чмок и глот!» – взревел холодный Герцог. «Ты можешь спрута напугать до смерти, ты, горбатое порождение брани и ненависти, но Герцога Гробстоунского ты не устрашишь!» Он осклабился. «Теперь, когда мои яхонты обратились в слизь, мне и жить незачем, в холоде и одиночестве. Защищайся, диван заплесневелый!» И тут Тодал начал глодить. Раздался сдавленный вскрик, и наступила тишина.

Когда Слуш, держа над головой зажжённый фонарь, вошёл в зал, там никого не было. Сверкающая шпага Герцога лежала на полу, а со стола капали яхонты Хаггиного смеха, которые, в отличие от вечных яхонтов печали, на четырнадцатую ночь превращаются обратно в слёзы. Слуш наступил на что-то, выскользнувшее из-под его ноги и откатившееся к стене. Он поднял и рассмотрел в свете лампы маленький чёрный мячик с ярко-красными совами. Последний соглядатай Герцога Гробстоунского одиноко и печально стоял посреди мрачного зала. И в этот миг откуда-то издалека ему послышался звонкий смех.