Текст книги "Скрытые таланты"

– Я слушаю.

– Как я начал объяснять до того, как меня прервали, моя теория состоит в том, что он завладел этими фотографиями и послал их тебе, надеясь для начала, что ты признаешь свое поражение в игре и тихонько уйдешь со сцены. Если же ты этого не сделаешь, если рискнешь рассказать мне о фотографиях, то, по его расчету, положу всему конец я сам.

– Но вместо того чтобы порвать со мной и с моим проектом, ты поехал за мной в Уиттс-Энд. И сообщил мне, что никто из нас не может аннулировать контракт, потому что ты обязан поддерживать свое бесценное деловое реноме.

Калеб поднял брови и отпил глоток кофе.

– По моей теории, когда дядя Франклин понял, что его план не сработал и что я все еще сильно увлечен тобой, так сильно, что привез тебя домой знакомить с родными, он запаниковал и решился на более крутые меры.

– Позвонил тебе и заявил, что его шантажируют.

Калеб кивнул.

– Он сказал мне, что я должен перестать встречаться с тобой, потому что некто угрожает отправить твои фотографии в «Вентресс-Вэлли ньюс».

– А значит, снова вывалять в грязи твое благородное семейство. – Сиренити немного подумала. – До определенного момента это имеет смысл. Но есть парочка вопросов, которые требуется прояснить.

– Да, действительно. – Калеб откинулся на спинку стула и стал задумчиво разглядывать дверь магазина, которая была видна ему из окна кафе. – Первый большой вопрос вот какой: как дядя мог узнать, что эти фотографии вообще существуют?

– Вот именно. Он же банкир. Он не из тех, кто захочет якшаться с обитателями Уиттс-Энда. Кто мог ему сказать, что фотографии существуют и что он может купить их у Эмброуза Эстерли?

– Сам Эстерли, вероятно, – сказал Калеб. – Я все-таки думаю, что это он заварил всю кашу. Но не потому, что хотел остановить процесс перемен здесь, в Уиттс-Энде. Он ставил перед собой более простую цель. Ему нужны были деньги. Судя по тому, что я слышал о твоем приятеле Эмброузе, он все время кого-то уговаривал одолжить ему денег на новое фотооборудование, верно?

– В общем, да, – неохотно признала Сиренити. – Это правда.

– Если принять, что он на самом деле знал о том старом скандале благодаря своей страсти к чтению газет, то можно принять и то, что сам он и направил тебя ко мне – чтобы открыть доходное шантажное дело.

– С трудом в это верится, но, наверно, Эмброуз мог так отчаянно нуждаться в деньгах, что связался с твоим дядей после того, как устроил мою встречу с тобой.

– Он сказал Франклину, что имени Вентрессов вновь грозит скандальная история, а потом предложил продать ему фотографии замешанной в ней женщины. Дальше дело было за Франклином. – Он купил фотографии за пять тысяч долларов, – сказала Сиренити, обдумывая ситуацию по ходу дела. – Сначала с их помощью попробовал отпугнуть меня. Когда это не сработало, он обратился к тебе, утверждая, что его шантажируют.

– В этом есть какая-то логика, – заметил Калеб.

– Хорошо то, что, если верить твоей теории, нам не нужно беспокоиться о том, не бродит ли где-то поблизости еще один шантажист, – продолжала Сиренити.

– Да, всю эту историю можно объяснить алчностью Эстерли и заботой дяди Франклина о чести семьи.

– Но почему исчезли негативы? – не успокаивалась Сиренити. – Сделка купли-продажи с Франклином была законной. Эмброуз задокументировал ее, как если бы это была обычная коммерческая операция. Эмброуз никого не шантажировал. Ему нечего было скрывать. Он имел право продать эти снимки.

– Может, он и негативы продал Франклину. Тот обязательно захотел бы приобрести их.

– Может быть. И что ты собираешься делать? – спросила Сиренити.

По глазам Калеба было так же трудно о чем-то догадаться, как и глядя на воду источника видений.

– Съездить сегодня в Вентресс-Вэлли и проверить свою теорию.

Сердце Сиренити тревожно сжалось, но она заставила себя сохранить внешнее спокойствие.

– М-м-м, но как ты думаешь узнать, прав ты или нет относительно связи между Эмброузом и твоим дядей?

– Собираюсь поговорить в открытую. Я намерен собрать всех – Франклина, Филлис и деда – в одной комнате и выяснить отношения с Франклином. Заставлю его признаться, какую роль он во всем этом играет.

– Калеб, я не уверена, что это такая уж хорошая идея.

Калеб посмотрел на нее.

– Вероятно, Франклин думает, что я буду ходить на цыпочках вокруг этой истории. Он делает ставку на то, что я отступлю перед угрозой так называемого шантажа ради семьи. Но он ошибается. Я собираюсь с треском его разоблачить.

– Твой дядя пытался лишь защитить доброе имя семьи. Конечно, надо признать, что он заходит слишком далеко, но ты ведь можешь понять, почему он так делает. Мне кажется, ты должен поступить в этом случае как-то деликатно и тактично.

– Деликатно и тактично? – Улыбка Калеба была еще холоднее, чем его глаза. – Всю свою жизнь я именно так и поступал по отношению к семье, и что я этого теперь имею? Я делал все, что от меня ожидалось. Я соглашался со всеми требованиями, выполнял все, о чем меня просили, старался удовлетворить всех и каждого. Но этого всегда было мало.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что этого всегда было мало?

– Что бы я ни делал, мне никогда не удавалось загладить проступок родителей. Всякий раз, когда дед и другие смотрят на меня, они видят не меня, а фатальную ошибку моего отца и дурную кровь моей матери. Всякий раз, когда я смотрю им в глаза, я вижу, что они наблюдают за мной и ждут того великого дня, когда я докажу, как они правы во всех подозрениях относительно меня.

– О Калеб. – Сиренити прикоснулась к его руке.

– И вот наконец этот великий день настал. – Калеб поднялся из-за стола и протянул руку за курткой, которая висела у него на спинке стула.

– Погоди, – быстро сказала Сиренити. – Калеб, я не хочу, чтобы ты поступал необдуманно.

– Необдуманно? Смешно это слышать от тебя. – Калеб нагнулся и крепко поцеловал ее в открытые губы. Когда он поднял голову, его глаза светились. – Этo ведь ты научила меня значению этого слова.

Она схватила его за рукав, когда он повернулся, чтобы уйти.

– Послушай меня. Если ты пойдешь на такое выяснение отношений, находясь в своем теперешнем настроении, то можешь вызвать разлад в семье.

– Ну и что? Плевать я на это хотел.

– Калеб, это ведь твоя семья.

– Ничего подобного. Я никогда не был полноправным членом клана Вентрессов. Более того, я прекращаю свои старания стать им. Я все эти годы мирился с массой всего с их стороны, делал все, о чем бы они меня ни попросили, надеясь оплатить долг, унаследованный от родителей. Но ты знаешь, как говорят о шантаже: он никогда не кончается. Единственный cпособ положить ему конец – это перестать платить.

Сиренити вскочила на ноги.

– Если ты собираешься в лоб выяснять отношения со своей семьей, мне лучше поехать с тобой.

– Нет. Я не хочу впутывать тебя в это.

– Но я и так уже впутана.

– Ты не поедешь со мной, и точка.

Дверь кафе открылась. На пороге стоял Уэбстер в своем обычном заляпанном грязью комбинезоне. Расплывшись в торжествующей улыбке, он разжал руку и показал гладкий круглый камень размером с ладонь.

– Ну как, Вентресс?

Калеб мельком взглянул на камень.

– Уэбстер, я сейчас очень спешу. Поговорим об этом, когда я вернусь, хорошо?

– Это не камень, а конфетка, – сказал Уэбстер. Он хитро посмотрел на Калеба. – И я знаю, где можно достать еще сотню таких же. Настоящих красавцев, как этот.

– Говорю вам, я сейчас очень тороплюсь.

– Возьмите его, – не отставал Уэбстер. – Положите его в карман. Поносите пока с собой. Посмотрите, каков он в руке.

– Хорошо, хорошо, давайте. – Калеб схватил камень и положил в карман куртки. – А теперь дайте-ка пройти, ладно? Мне предстоит неблизкий путь.

– Конечно, конечно, Вентресс. – Он озабоченно нахмурился. – Вы ведь не насовсем уезжаете, нет?

– Сегодня вечером вернусь. Мы обсудим потенциальные возможности вашего камня, как только я рассмотрю его получше.

– Ладно. – Лицо Уэбстера просветлело. – Хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью.

– Не стоит. Я ничего особенного не сделал.

– Конечно. – Уэбстер многозначительно подмигнул. – Как скажете, Вентресс.

Ничего не ответив, Калеб вышел за дверь и быстро зашагал по деревянному тротуару к тому месту, где был припаркован его «ягуар». Сиренити схватила свою куртку.

– Прости, Уэбстер.

– А? Ох, извини. Не подумал, что стою у тебя на дороге. – Уэбстер шагнул в сторону, пропуская Сиренити. – Вентрессу понравится камень. Вот увидишь.

– Я уверена, что понравится. – Сиренити на секунду остановилась и обернулась к Ариадне. – Скажи Зоун, что я уезжаю из города с Калебом. Вернусь вечером.

– Скажу.

Сиренити быстро повернулась, выскочила за дверь и помчалась к «ягуару». Калеб уже сидел за рулем. Когда она подбежала к машине, он включил мотор.

Сиренити рывком открыла дверцу и упала на пассажирское сиденье.

– Какого черта ты придумала? – спросил Калеб сердито.

– Я еду с тобой. – Сиренити пристегнулась ремнем.

– Нет, не едешь.

– Ты не можешь уехать без меня. – Сиренити откинулась на спинку сиденья и заперла дверцу. – Ты забыл, что ты мой партнер? Я никогда не брошу партнера на произвол судьбы. У меня есть определенные принципы, которые я должна соблюдать.

– Проклятие, – сказал Калеб.

Он включил скорость и выехал на дорогу.

Глава 15

Они проехали десять миль вниз по горной дороге, прежде чем Калеб снова заговорил:

– Разговор будет неприятный, Сиренити.

– Я знаю.

– Я не позволю тебе вмешиваться.

– Я и не собираюсь вмешиваться.

– Твое присутствие не повлияет на то, как я решил поступить в данной ситуации.

– Я это понимаю.

– Ты не отговоришь меня сделать так, как я решил.

– Само собой.

– Еще не поздно. Я могу развернуться и отвезти тебя обратно в Уиттс-Энд.

Сиренити положила руку на длинную, напряженную мышцу верхней части его бедра.

– Я не позволю тебе ввязаться в это одному, помнишь, я говорила, что каждый человек живет с приставшими к нему кусочками других людей?

– Помню.

– Не смотри сразу, но к тебе прилип огромный кусок меня. И отлепляюсь я не очень легко.

Калеб не нашелся, что на это сказать. Она была права, причем даже больше, чем думала и чем могла знать. С каждым проходящим днем и каждой ночью он все яснее осознавал, насколько велик приставший к нему кусок ее и в какой большой степени она стала неотъемлемой его частью – жизненно важной, абсолютно необходимой.

Калеб взглянул в зеркало заднего обзора и увидел собственное отражение. Оно было плотным и реальным – живым. Я определенно выгляжу взбешенным, подумал он, но плотным и реальным. Настоящим. Живым. Я могу прикасаться к вещам. Я имею значение. И вещи, и люди могут прикасаться ко мне.

– Черт, – пробормотала Сиренити.

– В чем дело? Передумала ехать со мной?

– Нет, проблема не в этом.

– А в чем?

Она дернула себя за длинную, свободного покроя блузу из цветастого батика, надетую поверх широких расклешенных брюк из этой же ткани. Линию талии подчеркивал замысловато украшенный пояс с массивной пряжкой.

– Не успела заскочить в телефонную будку и преобразиться в стиле Городской и Сельской Мисс.

– Не беспокойся об этом. – Калеб бросил взгляд на ее непокорные рыжие кудри и улыбнулся. – Tы и так выглядишь замечательно.

– Правда?

– Можешь мне поверить, ты никогда не выгдядела такой прекрасной. Разве что, пожалуй, на тех снимках, которые сделал Эстерли.

Сиренити повернула к нему голову с такой быстротой, которая не оставляла сомнений в том, насколько неожиданными были для нее эти слова.

– Ты ведь так и не сказал мне, что думаешь об этих фотографиях.

Калеб вспомнил эффект противопоставления простодушной наивности и вечной женственности, так прекрасно схваченный Эстерли на фотографиях Сиренити.

– Ты была права. Они действительно произведения искусства. У Эстерли ты получилась чем-то вроде мифической лесной нимфы. Изначальной, словно одна из стихий природы. Прекрасной.

– Я рада, что они тебе понравились. – В голосе Сиренити слышалось облегчение. – Меня немного встревожила твоя реакция. Ты почти ничего не сказал, после того как увидел их.

– Меня отвлек звонок Франклина, насколько я помню, а потом то одно, то другое мешало вернуться к этой теме. Эти твои снимки просто потрясающие.

– Спасибо.

Уголком глаза он увидел, как ее губы начали складываться в довольную улыбку.

– И когда все это закончится, – добавил спокойно Калеб, – я собираюсь сделать так, чтобы и негативы, и все до одного отпечатки этих снимков оказались в моем безраздельном владении.

Ее глаза округлились.

– Почему?

– Потому что эти фотографии станут частью моей персональной коллекции фотоискусства.

– Я не знала, что ты коллекционируешь произведения фотоискусства.

– Просто я не так давно начал.

Странно, но в этот раз Вентресс-Вэлли показался Сиренити далеко не таким живописным и очаровательным, как в прошлый приезд. Возможно, виной этому был серый свет, который, просачиваясь сквозь свинцовые облака, создавал довольно мрачную атмосферу. Но может быть и так, подумала она, что это ее собственное тревожное настроение преображает пейзаж из красочного кусочка настоящей Америки в декорации, создающие ощущение скрытой угрозы.

Какова бы ни была причина, но сегодня поля в окрестностях города, где уборка урожая почти закончилась, явно казались пустыми и заброшенными. Не было заметно оживления в магазинах, расположенных вдоль главной улицы Вентресс-Вэлли. Перед церковью на этот раз не толпились нарядные участники свадебной церемонии, что лишало обстановку последней оптимистической нотки.

– Ты уверен, что хочешь довести до конца задуманное? – Сиренити напряженно застыла на своем сиденье, когда Калеб свернул на длинную подъездную дорожку, которая вела к дому его деда.

– Уверен.

– Может, лучше было бы обдумать какой-то иной подход к этой проблеме. Выяснять отношения в лоб всегда неприятно.

– Я предупреждал, что разговор не будет приятным. И предлагал тебе вернуться в Уиттс-Энд.

Сиренити оставила и эту последнюю попытку отговорить Калеба. Она с самого начала понимала, что ей не удастся предотвратить то, что сейчас произойдет. Ей оставалось лишь быть рядом с ним, когда он будет рвать ткань своего прошлого.

Дверь большого дома открылась, как раз когда Калеб остановил «ягуар» и выключил мотор. На широкое крыльцо вышла Долорес. Ее лицо осветилось удивлением и радостью. Она торопливо спустилась по ступеням, пока Калеб и Сиренити выбирались из машины.

– Калеб, что вы здесь делаете? Мы вас не ждали. – Долорес улыбнулась Сиренити. – Приятно видеть вас снова, мисс Мейкпис. Я сейчас же приготовлю вашу комнату.

– Не беспокойся. – Калеб закрыл дверцу со своей стороны. – Мы ненадолго.

Улыбка Долорес стала вопрошающей.

– Что вы такое говорите? Вы только что приехали. Конечно, вы переночуете.

– Нет, – сказал Калеб. – Мы не сможем остаться. Мне очень жаль, Долорес.

Улыбка Долорес исчезла совсем.

– Что-то случилось, да?

– Это семейное дело. – Голос Калеба звучал сурово и холодно. – Дед дома?

– Он на конюшне, с Гарри.

– Тебя не затруднит позвонить от моего имени дяде Франклину и тете Филлис? Скажи им, что их присутствие срочно требуется здесь.

– Конечно, позвоню. – Долорес бросила еще один быстрый, тревожный взгляд на Сиренити. – Франклин должен быть у себя в офисе, в банке. Он не любит, когда его отрывают от работы.

– Скажи ему, что дело касается семьи, – велел Калеб. – Скажи, что ему лучше прийти сюда, в противном случае этот разговор состоится у него в офисе.

– О Боже. – Руки Долорес смяли фартук.

Сиренити поежилась в своей куртке. Теплая подкладка не очень хорошо защищала от холода, который чувствовался в воздухе.

В этот момент из-за угла дома появился Роланд. Он вздрогнул от неожиданности при виде небольшой группки людей, стоящих рядом с «ягуаром». Его глаза сразу остановились на лице Калеба. Сиренити могла бы поклясться, что в глубине глаз старика плеснулось что-то теплое и приветливое, что-то похожее, может быть, на надежду. Но этот проблеск почти мгновенно скрыла холодная непроницаемая маска, весьма напоминающая ту, что так хорошо умел носить Калеб. Кусочки других людей.

– Не ожидал видеть тебя, сынок. Мисс Мейкпис. – Роланд вежливо кивнул Сиренити и снова перевел взгляд на Калеба. – В чем дело?

– Дело касается прошлого, – сказал Калеб. – И будущего. Пошли в дом. Подождем Франклина и Филлис.

Все оказалось гораздо хуже, чем представляла себе Сиренити. Атмосфера в гостиной была еще бoлее гнетущей, чем снаружи. И более напряженной. Она смотрела, как Калеб расхаживает взад и вперед перед окнами, словно запертый в клетку лев. От него шел такой мощный поток грозовой энергии, что ей казалось, будто вот-вот рядом с ним сверкнет разряд молнии.

На нем было сосредоточено внимание всех, кто находился в комнате. Роланд смотрел на него так, как стареющий монарх смотрит на молодого воина, которому предстоит занять его место. То, как он сжимал подлокотники своего кожаного кресла, выдавало степень его напряжения.

Филлис в чопорной позе сидела на диване, неодобрительно поджав губы. Ее спина казалась прямой, как железный прут, и почти столь же неподвижной Франклин сидел рядом с ней, нахмурив брови. Вид у него был раздраженный и настороженный одновременно.

– Я думаю, довольно с нас этого спектакля, – произнес Роланд. – Объясни нам, что здесь происходит.

– Объясняю, – сказал Калеб. – Здесь происходит то, что называется шантажом.

Филлис задохнулась от изумления и подняла руку горлу. Роланд непонимающе смотрел на внука. Франклин был так ошеломлен, что у него отвисла челюсть. Он смог заговорить лишь после нескольких неудачных попыток:

– Идиот. Ты хоть понимаешь, что делаешь, Калеб?

Калеб остановился у окна и посмотрел на него.

– Я делаю то же самое, что сделал Роланд тридцать четыре года назад, когда его стали шантажировать. Я отказываюсь платить. И здесь я для того, чтобы официально заявить об этом всем, кого это касается, чтобы избежать недоразумений.

– Шантаж. – Роланд казался скорее сбитым с толкy, чем возмущенным. – О чем ты толкуешь, черт возьми?

Калеб не сводил глаз с Франклина.

– Может, ты ему скажешь, дядя?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – вскинулся Франклин.

– Ладно, если ты не хочешь, то это сделаю я. – Калеб повернулся к деду. – Франклин вчера позвонил мне и сказал, что стал жертвой вымогательства.

Роланд застыл в своем кресле.

– На каком основании?

– На обычном. – Калеб усмехнулся мимолетной, холодной усмешкой. – Фотографии. На этот раз фотографии Сиренити.

– Какого дьявола?.. – Роланд уставился на Сиренити.

– Мисс Мейкпис? – Филлис быстро взглянула на Сиренити, потом возмущенно впилась глазами в Калеба. – Уж не хочешь ли ты сказать нам, что по рукам ходят непристойные фотографии мисс Мейкпис?

– Они не непристойные, – возразил Калеб. Это произведения искусства, созданные талантливым фотографом. И, насколько мне известно, они пока дошли только до рук Франклина, который, как оказывается, вовсе не жертва шантажа. А совсем на оборот.

– Что значит наоборот? – нахмурилась Филлис.

– Это значит, – сказал Калеб, – что он и есть шантажист.

– Я? Шантажист? – Франклин вскочил на ноги, его лицо стало багроветь от ярости. – Это возмутительно! Как ты смеешь обвинять меня в шантаже! Ведь это меня шантажируют грязными картинками.

– Силы небесные! Шантаж. – Роланд откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. – Только не это.

Франклин резко повернулся к нему.

– Роланд, послушай меня. В записке говорилось, что если я не заплачу десять тысяч долларов, то фотографии мисс Мейкпис будут отправлены в «Вентресс-Вэлли ньюс». Точно как в прошлый раз.

– Будь все проклято. – Роланд открыл глаза. По его лицу было видно, что он взбешен. – Будь все трижды проклято.

– Единственное, что я мог сделать, это позвонить Калебу и сообщить ему, что случилось, – с отчаянием в голосе продолжал Франклин. – Я не шантажировал его, ради всего святого. Я был жертвой. Мы все могли стать жертвами. И это все из-за мисс Мейкпис. Это она навлекла на нас это несчастье.

– О Господи! – Филлис выглядела так, будто ей сейчас станет дурно. – Франклин прав. Все повторяется точно, как в прошлый раз.

Франклин порывисто повернулся к ней лицом.

– За исключением того, что в этот раз снимки прислали мне. Естественно, я сделал все, что было в моих силах, чтобы оградить семью. Я сразу же позвонил Калебу и прямо сказал ему, с какого сорта женщиной он связался. Я ожидал, что он проявит благоразумие в решении этой проблемы.

– Но за несколько дней до этого ты послал снимки Сиренити, так? – Тон Калеба был убийственно мягок. – И написал в сопроводительном письме, что если она немедленно не расторгнет контракт с «Вентресс венчерс», то ты пошлешь фотографии мне. Ты думал, она испугается твоей угрозы, не так ли? Ты думал, она пойдет на попятную и откажется от сделки.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Франклин.

Калеб продолжал так, словно его не перебивали.

– Но вместо этого она пришла ко мне и рассказала о фотографиях и об угрозе шантажа. На это ты не рассчитывал, верно? Или даже если принимал в расчет такую возможность, то наверняка предполагал, что я порву с ней, как только узнаю, что она позировала в обнаженном виде, потому что мысль об этом будет мне отвратительна.

– Позировала в обнаженном виде? – Голос Филлис поднялся до истерического вопля. – Mисс Мейкпис, видимо, вы всякий стыд потеряли?

– Я это сделала ради искусства, – тихо сказала Сиренити. Если уж разговор зашел об искусстве, подумала она, то эта сцена определенно тянет на сюрреализм.

– Искусство? Не смейте оправдывать искусством такую грязь, – продолжала вопить Филлис. – Я знаю, что собой представляют такие, как вы. Вы ведь принадлежите к этой аморальной, левацкой, богемной компании, не так ли? Это вы и вам подобные забирают наши заработанные тяжким трудом деньги, которые мы платим в виде налогов, и пускают их на финансирование непристойных фотографий и скабрезных пьес.

Сиренити казалось, что она соскользнула в какой то безумный мир.

– Уверяю вас, бедняга Эмброуз ни гроша не получил от Национального фонда искусств, если именно это вас волнует.

– Подумать только, наше правительство пало так низко, что субсидирует из этого национального фонда фотографирование голых девиц, – не унималась Филлис. – Просто в голове не укладывается.

– Довольно, тетя Филлис, – предостерегающим тоном произнес Калеб.

– Еще бы не довольно, – огрызнулась она. – Франклин прав, это возмутительно.

– Вот именно, и я этого не потерплю, – заявил Франклин.

– Верно сказано. Только это мои слова, – откликнулся Калеб. – За этим я и приехал сегодня. Сказать тебе, что не потерплю больше никакого шантажа.

– Черт побери, – взревел Франклин, – ты не докажешь, что я пытался кого-то шантажировать!

Роланд бросил на Сиренити испытующий взгляд, потом впился глазами в Калеба.

– Ну? Ты можешь доказать то, что говоришь, Калеб?

Калеб вынул из кармана рубашки сложенную квитанцию.

– Я взял это из архива Эмброуза Эстерли. Здесь сказано, что он продал набор снимков Сиренити Мейкпис Франклину Вентрессу. Заметьте дату на квитанции. Эта сделка имела место двадцатого октября, десять дней назад. Но Франклин собрался позвонить мне только вчера.

– Ты лжешь, – прошипел Франклин.

– Нет. – Глаза Калеба гневно сверкнули. – Я не лгу и думаю, что уж это-то деду хорошо известно, какого бы мнения он ни был обо мне в других отношениях. Я ни разу в жизни не солгал ему.

Роланд казался взволнованным, но ничего не сказал.

– Черт побери, почему этот тип Эстерли вдруг дал тебе квитанцию за пачку фотографий, которые он якобы мне продал? – быстро спросил Франклин.

– У него не было большого выбора, – ответил Калеб. – Эмброуз Эстерли умер несколько дней назад. Я нашел эту квитанцию у него в архиве после его смерти.

– Это невозможно. Дай мне посмотреть, – Франклин почти бегом пересек комнату и выхватил уличающий клочок бумаги из руки Калеба. Он долго в замешательстве смотрел на него. Потом его плечи обвисли. Казалось, будто из него выпустили воздух. Когда он поднял голову, на лице у него было написано поражение.

– Франклин? – резко заговорила Филлис. – В чем дело? Что происходит?

– Ничего не понимаю, – пробормотал Франклин. – Просто не понимаю. Это невозможно. Я каждый раз делал то, что мне было велено.

Калеб вытянул квитанцию из пальцев Франклина.

– Что тебе не понятно, Франклин?

– Никаких квитанций не должно было быть. Он сказал мне, что проследить эту сделку будет совершенно невозможно. – Франклин потер переносицу. Вид у него был растерянный. – Оба раза я в точности следовал его инструкциям.

– Каким инструкциям? – спросила Сиренити.

– Я припарковал машину на площадке у прогулочной аллеи. – Франклин смотрел в окно на серое небо. – Оставил дверцу незапертой, а деньги – в бардачке. Походил по аллее пятнадцать минут. Его я так и не увидел, но когда вернулся к машине, денег не было.

– А фотографии лежали в бардачке? – спросил Калеб.

– Да. В первом случае. Я заплатил за них пять тысяч.

– А во втором случае?

На лице Франклина появилось затравленное выражение.

– Второй раз он позвонил в воскресенье. Сказал, что это еще не конец. Сказал, что у него остались негативы и что он пошлет отпечатки в «Вентресс-Вэлли ньюс», если я не заплачу ему пять тысяч долларов.

– Значит, ты признаешь, что купил эти снимки? – резко спросил Роланд.

Франклин гордо вскинул голову. Его плечи выпрямились.

– Да, признаю. Как только я узнал о существовании этих снимков, я понял, что мой долг – достать их. Мне надо было точно видеть, что за женщина запустила свои алчные коготки в Калеба.

– И как только фотографии оказались у тебя в руках, ты попытался угрожать Сиренити, не так ли? – спросил Калеб. – Ты послал ей копии снимков и предупредил, что если она не порвет деловые отношения со мной, то ты отправишь фотографии прямо мне.

– Я надеялся, что у нее хватит чувства стыда, чтобы самой порвать эти отношения. – Франклин бросил на Сиренити злобный взгляд. – Наверно, мне не следовало на это рассчитывать. Женщине с такими низкими моральными качествами, что ей ничего не стоит позировать в голом виде, должно быть безразлично, кто увидит эти фотографии.

– Можешь не волноваться о моральных принципах Сиренити, – сказал Калеб. – Я тебе гарантирую, что они намного выше твоих.

– Как ты можешь говорить подобные вещи о члене твоей собственной семьи? – возопила Филлис.

– На моей шкале шантажисты стоят гораздо ниже фотомоделей, – ответил Калеб.

– Ну уж, – проворчала Филлис. – Не вижу, чтобы Франклин действительно кого-то шантажировал.

– Я делал лишь то, что должен был сделать, чтобы спасти тебя от нее. – Франклин впился в Калеба глазами. – Неужели ты не понимаешь? У меня был долг перед этой семьей. Я не мог позволить тебе повторить ошибки прошлого. Просто не мог этого позволить. Мы все слишком много страдали тогда. Я не мог позволить тебе пойти по стопам твоего отца.

В комнате сразу воцарилась тишина. Ужасные слова были наконец произнесены вслух. Сиренити поняла, что все они ждали этих слов.

– Нет, разумеется, ты не мог позволить этому случиться, не так ли? – тихо произнес Калеб. – Особенно после того, как ты, и дед, и тетя Филлис так упорно трудились все эти годы, чтобы не дать мне повторить ошибки отца.

Сиренити посмотрела на застывшее лицо Роланда и ей стало еще холоднее. Теперь ей ясно была видна егo боль. Каждое произносимое слово было ударом ножа, пронзавшим плоть до самой кости.

– Мы делали все, что было в наших силах, – важно изрекла Филлис. Сузив глаза, она взглянула на Сиренити. – По всей видимости, мы потерпели неудачу.

Сиренити шевельнулась.

– Мне кажется, вы все упускаете из виду один важный факт, делающий эту ситуацию отличной от того, что случилось в прошлом.

– И что же это может быть? – пренебрежительно спросила Филлис.

– Калеб не женат на другой женщине, как был его отец, когда разразился тот скандал, – мягко сказала Сиренити. – Вы можете не одобрять его отношений со мной, но не вправе утверждать, что он повторяет грехи своего отца. Он не нарушает супружеской верности. Он не изменяет жене.

– Он предает свою семью точно так же, как это сделал его отец. – Голос Филлис дрожал от негодования.

– Даже если на этот раз и не страдает ни в чем не повинная жена, от этого дело не меняется. – Франклин метнул на Калеба испепеляющий взгляд. – Конечный результат будет таким же. Ты поставишь в неловкое положение всю семью. Ты снова унизишь всех нас, точно так же, как это сделал Гордон. Мы живем в маленьком городке. Это станет известно всем.

Филлис вздернула подбородок.

– Возможно, Калеб именно этого и добивается.

Роланд уставился на нее.

– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

– Что дело, возможно, именно в этом и состоит, – огрызнулась Филлис. – Мне приходит в голову, что, связавшись с такой женщиной, как мисс Мейкпис, твой внук нашел весьма эффективный способ наказать всех нас.

– Наказать нас? За что? – резко спросил Роланд. – Я взял его к себе и вырастил. Дал ему дом, семью. Сделал своим наследником. Что еще я мог бы для него сделать?

– Да, я знаю, Роланд. Ты сделал для него все, что мог. Все мы сделали для него все, что могли. Казалось бы, он будет благодарен нам за это. – Филлис просверлила Калеба взглядом. – Но оказывается, в его чувствах к нам на благодарность нет и намека. Я уже многие годы подозревала это.

Рука Роланда, лежавшая на подлокотнике кресла, сжалась в кулак. Его взгляд был прикован к Калебу.

– Это правда? Ты хочешь нас за что-то наказать? Это твой способ мести? Но за что, ради всего святого?

– Я сблизился с Сиренити не потому, что хотел отомстить вам, – ровным голосом сказал Калеб. – Я сблизился с ней потому, что хотел быть с ней.

– Ты говоришь так же, как твой отец, – вскинулся Роланд. – Ты даже выглядишь сейчас так как выглядел он в тот день, когда сказал мне, что хочет жениться на Кристал Брук. Как ты смеешь так поступать со мной?

Прежде чем Калеб успел ответить, Сиренити подняла руку.

– Я хотела бы еще раз заметить, что эта сцена, какой бы неприятной она ни была, никоим образом не воспроизводит того, что случилось тридцать четыре года назад. На этот раз все повернется по-другому, если ваше отношение будет другим. Нет необходимости воспроизводить прошлое.

Филлис злобно посмотрела на нее.

– Как вы сами отметили ранее, мисс Мейкпис, вся разница только в том, что Калеб не женат.

– По-моему, это очень большая разница, – возразила Сиренити. – И в связи с этим возникает довольно интересный вопрос. – Она повернулась к Роланду. – Любопытно было бы узнать, у отца Калеба были проблемы с женой? Или этот роман с Кристал Брук возник неожиданно, как гром среди ясного неба?

– Проблемы? – Роланд нахмурил брови. – Они были женаты всего пару лет. У всех молодых пар есть проблемы. Переезд на Запад создал для Патриции определенные трудности. Мы все это знали. Но какое отношение имеет одно к другому?