Текст книги "Эмма. Любовь и дружба. Замок Лесли"

Книга II

Однажды утром Эмма и Харриет вышли прогуляться, и разговоров о мистере Элтоне, по мнению Эммы, уже было предостаточно: и чтобы утешить Харриет, и чтобы искупить ее собственные прегрешения. На обратном пути она раз за разом ловко меняла предмет разговора, но стоило ей этому обрадоваться, как вдруг его имя звучало вновь. Когда Эмма заговорила о том, как тяжело приходится зимой беднякам, немедленно последовал жалостливый ответ:

– Мистер Элтон всегда так добр к беднякам!

Эмма поняла, что необходимо придумать что-то еще.

Они как раз подходили к дому миссис и мисс Бейтс, так что Эмма решила наведаться к ним в гости и, действуя с хозяйками сообща, увести мысли Харриет от мистера Элтона. Для такого визита не нужно было даже выдумывать повода – Бейтсы обожали гостей. К тому же Эмма знала, что те немногие, кто видел в ней недостатки, осуждали ее за безразличие к бедным дамам, у которых в жизни было не так уж много радостей.

Мистер Найтли и ее собственная совесть неоднократно ее в этом упрекали, однако – что поделать! – подобные визиты ей были неприятны, и ничто не заставило бы Эмму впустую тратить время на этих утомительных особ, а уж про каких-нибудь второсортных и третьесортных представителей хайберийского общества, которые вечно заходили к ним в гости, и подумать страшно. Словом, Эмма к Бейтсам заглядывала редко. Однако в этот раз она решила не проходить мимо и заметила подруге:

– По моим расчетам, Харриет, нам сейчас не грозит выслушивать очередное письмо от Джейн Фэрфакс.

Миссис и мисс Бейтс снимали в доме гостиный этаж, и там, в совсем небольшой квартирке, их единственном прибежище, сердечно и даже с благодарностью приняли гостий. Тихая опрятная старушка, вязавшая в самом теплом уголке, даже попыталась уступить место мисс Вудхаус, а ее суетливая и болтливая дочь была готова чуть ли не замучить их добротой и заботой: благодарила за визит, переживала, не промочили ли они ноги, искренне расспрашивала, как там здоровье мистера Вудхауса, радостно сообщала о добром здравии ее собственной матушки и вдобавок угощала пирогом со словами:

– К нам только что заходила миссис Коул, всего на десять минуточек, но она была так добра, что осталась на целый час! Так вот, она отведала кусочек пирога и любезно его похвалила. Мисс Вудхаус, мисс Смит, надеюсь, вы окажете нам честь отведать хотя бы по кусочку!

Несомненно, вслед за Коулами был упомянут и мистер Элтон. Они с мистером Коулом были хорошими друзьями, и недавно тот получил от мистера Элтона вести. Эмма уже знала, что их ждет: им во всех подробностях перескажут письмо и посетуют, как же давно он не возвращается, но оно и понятно, ведь он повсюду душа компании и желанный гость, а какой роскошный бал был у церемониймейстера!.. Эмма стойко выдержала весь этот поток мыслей, вовремя поддакивая и выказывая должный интерес, а заодно избавляя Харриет от необходимости что-либо говорить по этому поводу.

К этому она была готова, еще заходя в дом, однако полагала, что, обсудив во всех подробностях мистера Элтона, они перейдут на менее неприятные темы и заговорят обо всяких дамах и девицах Хайбери и их карточных вечерах. А вот к тому, что прозвучит имя Джейн Фэрфакс, она готова не была. Мисс Бейтс же довольно быстро перескочила от мистера Элтона снова к Коулам, а все для того, чтобы заговорить о письме от племянницы.

– Ах да!.. Мистер Элтон, как я понимаю… Что же касается танцев… Миссис Коул рассказывала мне о балах в Бате… Миссис Коул так любезно осталась у нас подольше, чтобы поговорить о Джейн. Она сразу же, как пришла, спросила, как там Джейн, они в ней души не чают! Всякий раз, когда она приезжает, миссис Коул к ней невероятно добра, и я должна признаться, что Джейн этого вполне заслуживает. Так вот, она сразу же спросила, есть ли хоть какие-то вести, и сказала: «Знаю, от Джейн вы в последнее время писем не получали, еще не то время месяца», – а я на это ответила: «Получали! Вот как раз сегодня утром!» Ох, как же она удивилась! Она тут же спросила: «Неужели? Как неожиданно! Расскажите же, что она пишет».

Эмма тут же улыбнулась и любезно поинтересовалась со всей необходимой вежливостью:

– Так у вас есть вести от мисс Фэрфакс? Какое счастье. Надеюсь, она в добром здравии?

– Да, благодарю! Вы так добры! – отвечала восторженная тетушка, суетливо пытаясь найти письмо. – Ах, вот же оно. Я помнила, что куда-то сюда его положила. Только вот случайно сверху корзинку для шитья поставила, и его не было видно, но я же совсем недавно держала его в руках, так что оно точно должно было лежать где-то тут. Я зачитывала его миссис Коул, и когда она ушла, я перечитывала его матушке, ведь для нее это такая радость – письмо от Джейн!.. Она всегда их просит по несколько раз перечитать, так что я точно была уверена, что оно где-то здесь, и вот оно, ровно под корзинкой! Раз уж вы так добры, что желаете послушать, о чем она пишет… Но прежде мне стоит, справедливости ради, извиниться за Джейн… письмо такое коротенькое… всего две странички, и то неполные, она вообще всегда сначала на страницу распишет, а потом половину вычеркнет. Матушка всегда удивляется, как это у меня получается там все разобрать. Она мне часто, когда мы только получаем письмо, говорит: «Ну, Хэтти, придется тебе потрудиться, чтобы разгадать все в этой головоломке». Верно я говорю, матушка? А я ей отвечаю: «Матушка, если б за вас некому было разгадывать, вы бы и сами изловчились и каждое словечко разобрали и прочитали». Конечно, зрение у матушки уже не то, что прежде, но в очках, слава богу, она все еще видит на удивление хорошо. Какое счастье! У матушки и вправду очки очень хорошие. Джейн, когда приезжает, часто говорит: «Бабушка, вы и сейчас так хорошо видите, а какое у вас, должно быть, острое зрение было раньше! И это при том, что вы всю жизнь занимаетесь рукоделием! Вот бы и мне мои глаза столь долго и верно прослужили».

Все это мисс Бейтс произнесла практически на одном дыхании и потому сделала небольшую паузу, чтобы передохнуть, в которую Эмма успела сказать что-то крайне обходительное про то, какой у мисс Фэрфакс чудесный почерк.

– Ваша доброта не знает границ! – отозвалась польщенная мисс Бейтс. – Как приятно слышать такой комплимент от знатока, ведь вы и сами прекрасно пишете! Несомненно, нет ценнее похвалы, чем от мисс Вудхаус. Матушка плохо слышит, она, знаете ли, немного глуховата. Матушка, – повысила она голос, обратившись к миссис Бейтс, – вы слышали, что так любезно сказала мисс Вудхаус о почерке Джейн?

И Эмма имела удовольствие еще несколько раз услышать из ее уст свой глупый комплимент, прежде чем добрая старушка смогла его наконец разобрать. Сама она тем временем пыталась изобрести, как бы ей повежливее сбежать и не выслушивать всякие письма Джейн Фэрфакс, и уж было решилась осуществить задуманное под каким-то незначительным предлогом, как мисс Бейтс вновь к ней обратилась:

– Знаете, матушку и глухой-то назвать трудно. Стоит повторить всего-то раза два-три да погромче, так она все услышит, да и к голосу моему привыкла. Но что поразительно: Джейн она всегда слышит куда лучше. Джейн всегда так четко говорит! Впрочем, ежели милая Джейн нас навестит, она, несомненно, убедится, что за два года бабушкин слух не ухудшился, а ведь два года – это в ее возрасте немало! Да, представляете, Джейн два года уже у нас не была. Мы впервые ее так долго не видели, и боюсь, едва ли успеем ей нарадоваться в этот раз – да, так я и сказала миссис Коул.

– Так вы скоро ждете мисс Фэрфакс?

– Да! На следующей неделе.

– И впрямь, какое счастье!

– Благодарю. Вы так добры. Да, на следующей неделе. Все так удивляются и, как и вы, радуются за нас. Я уверена, она будет счастлива повидаться со своими друзьями в Хайбери, а они – с нею. Да, она приедет в пятницу или в субботу, пока что не знает, когда именно, поскольку полковнику Кэмпбеллу самому понадобится экипаж в один из этих дней. Так любезно с их стороны предоставить ей повозку на весь путь! Но они, знаете, всегда так добры. Да-да, в пятницу или субботу. Так она и пишет. Поэтому и написала раньше обыкновенного, ведь, как мы говорим, по правилу, письмо должно было прийти не раньше следующего вторника или среды.

– Да, так я и думала. Даже боялась, что не услышу сегодня вестей о мисс Фэрфакс.

– Как любезно с вашей стороны! Если бы не такое особенное событие, то вестей бы и не было. А как матушка рада! Джейн сможет погостить у нас целых три месяца, не меньше. Она об этом пишет, сейчас я вам зачитаю. Видите ли, дело в том, что Кэмпбеллы едут в Ирландию. Миссис Диксон уговорила родителей приехать в гости. Они раньше лета вообще-то не собирались, но ей так не терпится скорее с ними увидеться. Понимаете, до ее свадьбы в октябре они ни разу не разлучались больше чем на неделю, и как же ей, должно быть, тяжко оказаться так далеко от родителей, в чужой стране – ой, хотела сказать в чужом краю, – а потому она написала матери… или отцу, я, признаться, не помню, но сейчас мы с вами все в письме Джейн прочтем!.. Так вот, она написала от себя и от имени мистера Диксона и просила их скорее приехать. Они встретят Кэмпбеллов в Дублине, и оттуда привезут в свое поместье, Бейликрейг, место наверняка необычайно красивое. Джейн наслышана о его красотах, я имею в виду, от мистера Диксона, вряд ли кто-то еще мог ей поведать. Это так естественно, что молодой человек, ухаживая за дамой, желает побольше рассказать ей о родовом гнезде, а поскольку Джейн часто прогуливалась с ними – ведь полковник и миссис Кэмпбелл очень настаивали, чтобы их дочь пореже виделась с мистером Диксоном наедине, и я их за это совершенно не виню, – то, разумеется, она слышала все, что он рассказывал мисс Кэмпбелл о родном доме в Ирландии. Она, кажется, где-то даже писала о том, что он показывал им собственные наброски с видами поместья. Полагаю, он очень приятный, очаровательный молодой человек. После всех его рассказов Джейн даже самой захотелось побывать в Ирландии.

В этот момент у Эммы закралось невероятное и занимательное подозрение касательно Джейн Фэрфакс, этого очаровательного мистера Диксона и того факта, что мисс Фэрфакс в Ирландию не едет. С коварным замыслом выяснить больше она сказала:

– Должно быть, вы очень рады. Повезло, что мисс Фэрфакс отпустили в Хайбери в такое время. Учитывая их с миссис Диксон тесную дружбу, едва ли можно было надеяться, что ей не придется сопровождать полковника и миссис Кэмпбелл.

– Верно, совершенно верно. Именно этого мы и боялись: вдруг она бы уехала на несколько месяцев в такую даль и не могла бы даже сюда добраться, случись у нас что. Но, как видите, все обернулось к лучшему. Они – мистер и миссис Диксон – ужасно хотят, чтобы она приехала с Кэмпбеллами, очень на это рассчитывают и невероятно любезно и настойчиво приглашают – вместе приглашают! – их посетить, сейчас я вам все зачитаю, причем мистер Диксон проявляет к ней столько же внимания, сколько и его жена. Какой очаровательный молодой человек! С тех пор как он оказал Джейн такую услугу в Уэймуте… Они тогда были на морской прогулке, и внезапно ветер так закрутил парус, что Джейн чуть не свалилась в воду – и обязательно бы свалилась, если бы мистер Диксон с величайшим присутствием духа не схватил ее… Думать обо всем этом не могу без содрогания!.. И вот с тех самых пор, как мы узнали эту историю, он мне и понравился!

– Однако, несмотря на просьбы друзей и собственное желание повидать Ирландию, мисс Фэрфакс все же предпочла посвятить время вам и миссис Бейтс?

– Да, и она сама так решила, это полностью ее выбор. Полковник и миссис Кэмпбелл считают, что она поступает правильно и лучшего совета они бы и сами дать не могли. К тому же они рады, что Джейн приедет на родной воздух, а то в последнее время она неважно себя чувствует.

– Очень жаль это слышать. В таком случае они рассудили верно. Но миссис Диксон наверняка невероятно расстроится. Миссис Диксон, как я понимаю, особой красотой не отличается? С мисс Фэрфакс вряд ли можно сравнить.

– Ох, что вы! И очень любезно с вашей стороны это говорить… Но сравнения и правда никакого. Мисс Кэмпбелл никогда ничем не выделялась, но зато как изысканна, как учтива!

– Ну это разумеется.

– Джейн, бедняжка, сильно простудилась! И давно, еще седьмого ноября – сейчас я вам все это прочитаю – да с тех пор никак и не поправится. Не правда ли, чересчур давно? Она нам раньше об этом не рассказывала, чтобы не тревожить. Как это на нее похоже! Всегда так о нас заботится! Однако чувствует она себя неважно, а потому Кэмпбеллы, ее добрые друзья, считают, что лучше ей отправиться домой, в родной климат. Они не сомневаются, что за три-четыре месяца в Хайбери она полностью поправится, и понятное дело: если уж нездоровится, то лучше поехать к нам, а не в Ирландию. Кто еще сможет о ней позаботиться так, как мы?

– Как по мне, лучше плана не придумаешь.

– Так что она приедет в следующую пятницу или субботу, а в следующий понедельник Кэмпбеллы отправятся в Холихед, так она и пишет, сейчас убедитесь. Так неожиданно! Можете догадаться, дорогая мисс Вудхаус, как я разволновалась! Если бы еще не эта простуда… Боюсь, она исхудала и выглядит неважно. Раз уж мы об этом заговорили, должна рассказать, какая неприятность со мной приключилась. Я всегда письма Джейн сначала читаю про себя, а уже потом вслух для матушки, да, а то вдруг там окажется какая-нибудь весть, которая ее расстроит. Джейн сама меня об этом попросила, так что именно так я всегда и делаю. Вот и в этот раз я прибегла к привычной предосторожности, но как только дошла до строк о том, что ей нездоровится, как с испугу не сумела сдержаться и воскликнула: «Божечки! Бедняжка Джейн заболела!» – а матушка все это время начеку была, она все слышала и ужасно встревожилась. А когда я стала читать дальше, то обнаружилось, что все отнюдь не так плохо, как я вообразила себе вначале, так что я поспешила ее успокоить, и теперь она уже не так волнуется за Джейн. Если Джейн в скором времени не поправится, мы вызовем мистера Перри. На расходы скупиться не станем, и хотя он так щедр и так любит Джейн, что не захочет брать плату за визит, мы все же этого не допустим. У него ведь жена и дети, и он не может тратить свое время даром. Ну, в общих чертах о том, что пишет Джейн, я рассказала, давайте же теперь перечитаем письмо целиком. Уверена, ее слова звучат гораздо лучше, чем мой пересказ.

– Боюсь, нам пора уходить, – сказала Эмма, бросив взгляд на Харриет и поднимаясь с места, – батюшка нас уже ждет. Я и не думала, то есть я хочу сказать, что когда шла к вам, то полагала, что мы зайдем всего лишь минут на пять. Я заглянула только потому, что не могла пройти мимо, не справившись о здоровье миссис Бейтс, а затем задержалась по столь приятному поводу! Но нам, к сожалению, пора идти.

Всевозможные уговоры остаться оказались безуспешны. Наконец счастливая Эмма оказалась на улице: и хоть ей немало рассказали против ее воли и пришлось все-таки выслушать во всех подробностях содержание письма Джейн Фэрфакс, само письмо ей слушать не потребовалось.

Джейн Фэрфакс была сиротой, единственным ребенком младшей дочери миссис Бейтс.

Свадьба лейтенанта Н-ского пехотного полка Фэрфакса и мисс Джейн Бейтс в свое время стала славным и радостным событием, полным надежд и предвкушений. Однако лейтенант погиб в войне на чужбине, а вдова угасла от чахотки и горя, так что теперь от их брака остались лишь горькие воспоминания и дочка.

Родилась она в Хайбери, и когда в три года малютка осталась без матери, то стала предметом заботы, утешения и обожания бабушки и тетушки. Казалось, ей было суждено остаться там на всю жизнь, получить скромное образование, доступное по их небольшим средствам, и вырасти, не имея тех преимуществ, что дают положение и связи, а располагая лишь дарами, посланными ей природой: приятной внешностью, незаурядным умом и добрыми, любящими родственницами.

Однако благодаря сочувствию одного из друзей ее отца судьба малютки решилась иначе. Полковник Кэмпбелл всегда высоко ценил Фэрфакса, считал его превосходным офицером и в высшей степени достойным молодым человеком и к тому же чувствовал себя перед ним в долгу: Фэрфакс выходил полковника, когда тот лежал с тяжелым тифом – спас ему жизнь. Полковник этого не забыл даже спустя несколько лет после смерти бедного Фэрфакса. Когда он наконец смог вернуться в Англию, то нашел сиротку и сделал все возможное, чтобы облегчить ее судьбу. Полковник Кэмпбелл был женат, из всех его детей выжила только дочка, примерно одного возраста с Джейн. Джейн стала частой гостьей и любимицей Кэмпбеллов. Ей шел девятый год, когда расположение родной дочери и его собственное желание быть истинным другом сподвигли полковника Кэмпбелла взять на себя все расходы по ее образованию. Бейтсы согласились, и с тех пор Джейн стала жить у Кэмпбеллов, лишь время от времени навещая бабушку и тетю.

Было решено, что она выучится и станет учительницей, поскольку тех ста фунтов, что оставил ей в наследство отец, не хватило бы для независимой жизни. Обеспечить ее иным образом полковник Кэмпбелл не мог: несмотря на неплохое жалованье и наследство, его состояние было совсем невелико и полностью составляло приданое дочери. Однако он надеялся, что, получив образование, девочка сможет впоследствии обеспечить себя сама.

Такова была история Джейн Фэрфакс. Она попала в хорошие руки: Кэмпбеллы дали ей превосходное образование и были неизменно добры. Жизнь в кругу людей здравомыслящих и просвещенных наделила ее душу и разум всеми преимуществами, какие только может предоставить хорошее воспитание, а поскольку жили Кэмпбеллы в Лондоне, то все, даже самые незначительные таланты Джейн взращивались и развивались стараниями наилучших наставников. Ее характер и способности полностью отвечали стараниям друзей, и лет в восемнадцать-девятнадцать она, сколько позволял такой юный возраст, уже была готова заботиться о детях и сама стать наставницей. Однако Кэмпбеллы ее так полюбили, что не желали расставаться. Ни полковник, ни его жена не хотели приближать час разлуки, а их дочь и вовсе бы ее не вынесла. Роковой день отсрочили. Быстро решили, что Джейн еще слишком юна, и она осталась с ними, продолжая, словно вторая дочь, наслаждаться всеми скромными удовольствиями светского общества и разумно сочетая развлечения с делами домашними. Лишь один во всем этом был недостаток: здравый ум напоминал Джейн, что вечно такая жизнь продолжаться не будет.

Любовь всего семейства и в особенности теплая привязанность дочери делали им еще бо́льшую честь потому, что и по красоте, и по способностям Джейн явно затмевала юную мисс Кэмпбелл. Та, разумеется, видела, что природа наградила подругу более привлекательной внешностью, а ее родители понимали, что Джейн превосходит их дочь и в знаниях. Но несмотря на это, их дружба оставалась крепкой, и они все время проводили вместе до самой свадьбы мисс Кэмпбелл, которая – по прихоти судьбы, что частенько обманывает всеобщие ожидания и наделяет любовью обладателей средних качеств, а не превосходных – практически с первой встречи завладела сердцем мистера Диксона, богатого и достойного молодого человека. Так она счастливо вышла замуж и устроила свою судьбу, в то время как Джейн Фэрфакс предстояло трудом зарабатывать себе на хлеб.

Произошло это все совсем недавно – наименее удачливая из двух подруг еще даже не успела вступить на предназначенный ей путь, хотя уже достигла того возраста, который сама себе для него назначила. Она уже давно решила, что покинет Кэмпбеллов в двадцать один год: словно верная послушница, дала слово принести в жертву свою прошлую жизнь, отказаться от всех светских удовольствий, от общения со всеми здравомыслящими и равными ей людьми, от покоя и надежд и смиренно наложить на себя вечную епитимию.

Здравый смысл полковника и миссис Кэмпбелл говорил им не противиться подобному решению, как бы сильно этого ни хотелось. Покуда они живы, ей не было нужды идти на жертвы, их дом навсегда мог бы остаться ее домом. Даже ради собственного спокойствия они бы предпочли ее удержать, но понимали, что это было бы эгоистично: чем раньше случится неизбежное, тем лучше. Теперь полковник с женой даже думали, что, возможно, в свое время добрее и мудрее было бы воспротивиться соблазну и не удерживать Джейн дольше положенного. Тогда она не вкусила бы радостей праздной жизни, от которых ей нынче предстояло отказаться. И все равно, любя Джейн, они были готовы ухватиться за любой разумный повод, чтобы отсрочить ненавистную минуту расставания. С самой свадьбы их дочери Джейн нездоровилось, и покуда она не поправится окончательно, Кэмпбеллы запретили ей приступать к работе, которая мало того что несовместима с обессиленным телом и ослабшим духом, но и даже при самых благоприятных обстоятельствах требует чего-то большего, чем просто крепкое здоровье и совершенный ум.

Объясняя в письме Бейтсам, почему она не едет в Ирландию, Джейн сообщила чистую правду, хотя и не всю. Она сама приняла решение провести это время в Хайбери и посвятить своим добрейшим родственницам, которые в ней души не чают, свои, возможно, последние месяцы полной свободы. Кэмпбеллы, по той или иной причине – а может, и по нескольким – с готовностью дали свое согласие, признав, что несколько месяцев на родине повлияют на ее здоровье куда лучше любых иных средств. Итак, она твердо решилась приехать, и жителям Хайбери вместо долгожданного, неповторимого и никому не известного мистера Фрэнка Черчилля предстояло довольствоваться Джейн Фэрфакс, с последнего визита которой прошло всего два года.

Эмма расстроилась: три месяца любезничать с человеком, который ей не нравится! Причем в большей степени, чем ей хотелось бы, но в меньшей, чем положено! В чем же причина такой неприязни к Джейн Фэрфакс, ответить было трудно. Мистер Найтли однажды заметил: все потому, что Эмме и самой хочется в глазах окружающих выглядеть столь одаренной и просвещенной девушкой, какую она признаёт в Джейн. И хотя Эмма тогда с негодованием отвергла сии обвинения, в минуты одиноких размышлений ее совесть не позволяла ей врать самой себе. Однако, все же стараясь найти себе оправдания, Эмма думала: «С этой Джейн невозможно подружиться. Уж не знаю, как это выходит, но она всегда такая холодная и сдержанная!.. И это ее безразличие к тому, какого о ней мнения другие… А ее тетушка! Все время болтает без умолку!.. А как с ней вечно все носятся!.. И отчего-то вдруг вообразили, что раз мы сверстницы, то просто обязаны быть близкими подругами». Такие Эмма выдумывала причины, а лучших найти не могла.

Эта неприязнь была столь несправедлива, а каждый приписываемый недостаток – столь преувеличен воображением, что всякий раз, увидев Джейн Фэрфакс вновь спустя долгое время, Эмма невольно понимала, что наговаривает на нее незаслуженно. Вот и теперь, когда она, по всем правилам, пришла поприветствовать Джейн, Эмма немало поразилась тем самым манерам и той внешности, которые она все два года так презирала. Джейн Фэрфакс была очень изящна, поразительно изящна, а изящество Эмма ценила превыше всего. Весь ее облик отличался особенной грацией: она была замечательного роста – ее любой бы назвал высокой, но не высоченной, – не полная, но и не слишком худая, хотя из-за едва заметной болезненности была ближе скорее ко второму из двух зол. Эмма не могла не оценить красоту Джейн по достоинству. Черты ее лица были неправильными, но невероятно радовали взор, а с прошлого своего приезда она еще больше похорошела. Эмма всегда признавала красоту ее глубоких серых глаз, темных ресниц и бровей, но в этот раз даже кожа, к которой она привыкла придираться и называть ее чересчур бледной, показалась ей столь чистой и нежной, что румянец, пожалуй, тут был даже ни к чему. То была красота, полная изящества, и Эмма, честно следуя своим принципам, не могла ей не восхититься: в Хайбери с истинным изяществом, будь то внешним или внутренним, она встречалась редко. Джейн, как бы заурядно это ни звучало, выделялась и привлекала взгляд.

Словом, во время первого визита Эмма сидела и смотрела на Джейн Фэрфакс довольная вдвойне: прекрасной внешностью, которая радовала глаз, и своей способностью воздать ей должное. Отныне она решила относиться к ней благосклонно. Когда она вспомнила ее историю, ее участь, когда осознала, с какой жизнью предстоит столкнуться этой красоте и этому изяществу, то все иные чувства уступили место сопереживанию и уважению, особенно учитывая вполне естественно предполагаемую Эммой и очень, на ее взгляд, вероятную влюбленность Джейн в мистера Диксона. В этом случае еще более благородна и достойна сострадания была жертва, которую она решила принести. Эмма теперь готова была оправдать ее за попытку увести мистера Диксона от жены и за любые другие проступки, в которых успела обвинить Джейн ее фантазия. Если в этой истории и была любовь, то, вероятнее всего, невинная, безответная и несчастная. Джейн, по всей видимости, неосознанно впитывала горький яд, участвуя в беседах мистера Диксона и ее подруги, а теперь из самых лучших, самых чистых побуждений отказывалась от поездки в Ирландию, твердо решив отдалиться от него и его семьи, как можно скорее ступив на путь тяжкого труда.

В общем, уходила от них Эмма в таких нежных и добрых чувствах, что по пути домой стала мысленно перебирать всех местных кавалеров и вздыхать, что в Хайбери достойного кандидата, способного обеспечить Джейн независимое будущее, она не найдет.

То были порывы похвальные, однако недолговечные. Эмма успела заявить мистеру Найтли:

– Она и правда хорошенькая, даже больше чем просто хорошенькая!

Однако вскоре Джейн с бабушкой и теткой посетили Хартфилд, и все вернулось на круги своя. Эмма, уже было готовая отречься от былых предубеждений и ошибок и заявить во всеуслышанье об их вечной с Джейн Фэрфакс дружбе, вновь почувствовала раздражение. Тетушка, как всегда, болтала без умолку и утомляла даже больше обыкновенного, ведь теперь к дифирамбам, посвященным племяннице, добавилось беспокойство за ее здоровье. Так что им пришлось выслушивать, что за завтраком Джейн съела совсем маленький кусочек хлебушка с маслом, а за обедом вот такой крошечный кусочек баранины, а потом еще и с восторгами разглядывать новые чепчики и мешочки для рукоделия, которые она привезла бабушке и тетушке. Благосклонности Эммы пришел конец. Они принесли ноты, Эмму попросили сыграть, но благодарили и хвалили ужасно неискренне, словно все это задумывалось лишь для того, чтобы вслед показать превосходство Джейн. И что хуже всего, она была так холодна и сдержанна! Совершенно не делилась своим мнением. Надев маску вежливости, она, казалось, была решительно настроена молчать. Отталкивающая и подозрительная осторожность.

Но сдержаннее всего – хотя еще сдержаннее быть, казалось, невозможно – она говорила об Уэймуте и Диксонах. Похоже, Джейн твердо решила не раскрывать никому, каков мистер Диксон, как она оценивает его общество и хорошая ли вышла партия. Она отзывалась обо всем спокойно и доброжелательно, ничего не подчеркивая и не выделяя. И напрасно. Эмма заметила неискренность и вернулась к своим первоначальным подозрениям. Видимо, Джейн все-таки было что скрывать, помимо собственных чувств: вероятно, мистер Диксон почти отдал предпочтение не мисс Кэмпбелл и остался с ней только ради приданого в двенадцать тысяч фунтов.

Подобная сдержанность проявлялась в разговоре на любые темы. Джейн Фэрфакс и мистер Фрэнк Черчилль были в Уэймуте в одно время. Эмма знала, что они были друг другу представлены, но не добилась от нее ни слова о том, что же он представляет собой в действительности.

– Хорош ли он собою?

– Полагаю, его считают видным молодым человеком.

– Любезен ли он?

– Все его таковым находят.

– Производит ли он впечатление человека разумного и просвещенного?

– На водах или при коротких встречах в Лондоне такое о человеке понять трудно. Мы так недолго знакомы с мистером Черчиллем, что я вряд ли могу судить даже о его манерах. Однако все их находят прекрасными.

Уж такого Эмма простить никак не могла.