Текст книги "Наследник Клеопатры"

Река полностью вернулась в свои берега, и теперь повсюду кипела работа: крестьяне чистили каналы и подготавливали поля к пахоте. Единственными признаками римского завоевания были объявления, развешанные на рыночных площадях, и появившиеся кое-где жертвенники Цезаря – для поддержания гражданского духа среди населения. На первый взгляд почти ничего не изменилось, разве что торговых судов на реке было меньше, чем обычно. Зато появилось много небольших лодок, которые курсировали туда-сюда, перевозя зерно, корм для скота, уголь и солому.

Об Аристодеме ничего не было слышно, и Ани не знал, как к этому относиться. С одной стороны, после такого сокрушительного поражения вряд ли землевладелец еще раз попытается им помешать, но с другой – Ани ведь вообще не ожидал, что из-за Аристодема у него будут подобные неприятности. Пока в Александрии шла война, Аристодем не осмеливался там показываться, несмотря на то что на площади в Коптосе повесили объявление об амнистии. Он даже в Беренику побоялся отправить груженный товаром караван. Поэтому Ани и не ожидал, что тот пойдет жаловаться римлянам. Однако купец это сделал. Должно быть, он выехал из Коптоса на день раньше Ани и направился прямиком к лагерю римлян. Конечно же, он взял назад свое обвинение, как только осознал, что у него ничего с этим не выйдет. Но неизвестно еще, насколько это поражение испугало его. Как жаль, что ему не удалось увидеть Аристодема в Птолемаиде, – тогда бы он наверняка понял, в каком расположении духа находится его противник. Но Аристодем не показался им на глаза – ни чтобы попросить прощения, ни с целью тайно позлорадствовать, – и оставалось только догадываться, что у него на уме.

Однако Ани успокаивал себя мыслью о том, что Аристодем, скорее всего, сильно перепугался и отправился домой. А значит, им не стоит волноваться по этому поводу. Лучше наслаждаться путешествием, которое, надо сказать, было восхитительным. Каждый день они видели что-то необычное: храм, посвященный неизвестному богу, древнюю могилу, небывалых размеров крокодила, греющегося на солнце. Ани умел радоваться всему новому и интересному, что давало пищу для размышлений.

Больше всего любопытных вещей рассказывал, конечно, Арион. Он наконец перестал сторониться окружающих его людей и вел себя не так настороженно, как раньше. К тому же болезнь мучила юношу гораздо меньше: последний серьезный приступ случился с ним по дороге в Коптос, а небольшие приступы бывали не чаще одного раза в течение двух-трех дней. Запястье заживало, бок тоже уже почти не болел, и вообще он выглядел более веселым и спокойным, чем когда Ани впервые его увидел.

Несомненно, веселость Ариона отчасти объяснялась тем, что команда полностью изменила свое к нему отношение. «Проклятый богами эпилептик» спас их всех; более того, будущий наместник Египта предложил ему службу, но юноша предпочел остаться с Ани. Все сразу же пришли к выводу, что даже высокомерие Ариона было оправданным (помощник префекта имеет право вести себя высокомерно), а то, что он продолжал с ними путешествие, свидетельствовало о его благородстве и щедрости. В свою очередь, видя благодарность и восхищение простых людей, Арион стал относиться к ним с меньшей холодностью и презрением. Он уже улыбался, говорил «спасибо» в ответ на мелкие услуги, смеялся шуткам и даже иногда отваживался делать замечания, несмелые и уклончивые. Его отношения с Ани стали по-настоящему дружескими, и разговаривать с ним было сущим удовольствием для египтянина.

– Тебе нужно стремиться стать достойным провинциальным землевладельцем, подвизающимся на торговле, – вынес приговор Арион. – Ты никогда не сойдешь за образованного благородного человека.

Ани вынужден был с ним согласиться, хотя стать «достойным провинциальным землевладельцем» тоже было нелегко. Для начала, заявил Арион, ему нужно научиться правильно вести себя: не ковыряться в носу или зубах, не выпячивать губу; не плевать на пол; не закидывать ногу на ногу, сидя на стуле, и не сидеть, расставив широко колени, – вместо этого надо согнуть одну ногу под сиденьем. Кроме того, продолжал учить его Арион, нельзя пукать, отрыгивать и чесаться на глазах у окружающих; в присутствии других людей следует стоять ровно, а если нужно что-то поднять с пола, не наклоняться в поясе, а чуть согнуть колени... По мере того как Арион его учил, Ани начинал понимать, что юноша действительно жил, следуя этим правилам. Каждое его движение отличалось грациозностью, разве что сразу после приступа он не контролировал себя. Ани осознал, что эти манеры были такими же благородными, как и его речь. У всякого, кому приходилось разговаривать с молодым человеком, не оставалось сомнений по поводу его знатного происхождения, даже если он ничего не рассказывал о своей семье.

Ани понял, что правильная речь тоже очень много значит. Арион учил Ани, стараясь помочь ему избавиться от слов и фраз, которые могут быть расценены как непозволительная вульгарность. От подражания Ариону толку было мало.

– Ты никогда не сойдешь за александрийца, – с сожалением сказал Арион. – Но нужно хотя бы перестать походить на неотесанного крестьянина, с которым никакой александриец не захочет иметь дело.

Но и это давалось с трудом.

Запомнить и изменить какие-то правила поведения в официальных случаях было несложно. Что надевать, как заворачиваться в гиматий, как здороваться, какой рукой брать еду (одним пальцем – соленую рыбу, двумя – свежую) – все это были мелочи по сравнению с запретом на ковыряние в зубах. Даже задача, как благородному человеку обращаться со своими рабами, и та была разрешима. И хотя Ани никогда не сидел сложа руки, когда все остальные работали, – ему с детства претили лень и заносчивость, – вся команда настояла на том, чтобы он слушался Ариона. Как только они поняли, что это необходимо для того, чтобы Ани мог произвести хорошее впечатление на греков и тем самым увеличить шанс на успех их предприятия, все с готовностью согласились с требованием юноши. «Благородный человек так бы не поступил», – говорили они своему хозяину и с радостью делали все, чтобы дать Ани возможность почувствовать себя настоящим господином, который не опустился бы до того, чтобы выполнять черную работу.

Он не совсем был уверен в том, что ему нравится такое почтение. Эти ограничения сковывали его, как и непривычный гиматий. Разговоры с Арионом были единственным утешением для Ани, его наградой за все остальные неудобства, с которыми ему пришлось свыкнуться. Как много знал этот юноша! Он прочитал невероятное количество трудов по философии и истории; он изучал музыку и поэзию; он слышал споры сильных мира сего по разным вопросам – от религии до торговых путей. У него, несомненно, были первоклассные учителя. К тому же Арион много путешествовал – как-то раз в разговоре он мимоходом упомянул Афины и Эфес.

Он мог точно сказать, что писал Аристотель насчет морских актиний, объяснить, почему аравийский царь сжег корабли Клеопатры, и процитировать огромные куски из Еврипида.

Ани никогда не стыдился своей деревенской неотесанности относительно манер, но иногда ему становилось горько осознавать собственное невежество. Он мог только нацарапать алфавит и сделать несложные вычисления – этих скудных познаний хватало для того, чтобы выращивать лен и производить ткани в Коптрсе. И поэтому сейчас он был рад великолепной возможности находиться рядом с человеком, у которого в голове была собрана вся книжная ученость Александрии и поэтому он мог ответить на любой вопрос.

Арион старался избегать лишь одной темы – его собственной жизни. Только иногда, да и то случайно, в их разговоре проскальзывали некоторые сведения о нем самом и его окружении. Однажды такая подробность всплыла, когда он разговаривал с Мелантэ о римлянах.

– Их что, всех зовут Гаями? – спросила Мелантэ.

Арион расхохотался.

– Нет, хотя иногда так может показаться! У всех римских граждан по меньшей мере два имени: личное имя, например Гай, Марк или Тит, – всего около шести имен, из которых можно выбрать, – и родовое имя, например Валерий, Юлий или Антоний. У большинства есть и третье имя, но не у всех.

– Как, например, Цезарь? – предположила Мелантэ.

– Точно. Это третье имя, или когномен, может быть либо семейным прозвищем, как Юлий Цезарь, либо оно служит для того, чтобы различать две семьи, которые носят одно родовое имя, – например Корнелий Галл происходит из тех Корнелиев, что в Цизальпинской Галлии, а не из известной римской семьи сенаторов. Иногда когномен может быть вторым личным именем, – продолжал объяснять Арион. – Часто люди неримского происхождения, но добившиеся гражданства превращают свои имена в когномены. Случается и такое, когда в семье из поколения в поколение передается один и тот же когномен. Но на самом деле наибольшее значение для римлян имеет родовое имя. Они просто помешаны на семье.

– Именно поэтому они не признают браки между римлянами и чужеземцами? – спросил Ани, не подумав, что этот вопрос может задеть юношу.

Однако Арион, казалось, нисколько не обиделся.

– Отчасти, наверное, так и есть. Но мне кажется, что на самом деле причина этого в праве на собственность. Они просто не хотят, чтобы римское имущество оказалось в руках чужеземцев. У них даже есть закон, который запрещает римлянину завещать что-либо чужеземцу.

– Значит, ты не можешь унаследовать ничего из того, что принадлежало твоему отцу? – спросила Мелантэ.

Этот вопрос был еще менее приятным, и Ани заподозрил, что Мелантэ нарочно задала его, чтобы испытать Ариона. Наблюдая за дочерью, он заметил, как она пристально смотрит на молодого человека.

Но Арион отреагировал совершенно спокойно.

– Кое-что я все-таки унаследовал от него, – усмехаясь, ответил он. – Вопреки всем римским законам. И лучше бы он мне этого не давал. Я имею в виду проклятую болезнь. И это, кстати, еще раз доказывает, что кровь сильнее любого количества чернил.

Мелантэ даже не знала, как ей вести себя после этого заявления – с улыбкой или с жалостью на лице. Рассмеявшись, девушка воскликнула:

– Да не может такого быть!

– А вот и нет – я говорю чистую правду! Никто мне об этом даже не говорил, пока у меня самого не случился первый приступ. И только потом моя мать призналась, что я унаследовал проклятую болезнь от собственного родителя. Я был шокирован, ведь никто раньше и словом не обмолвился, что отец тоже страдал этим недугом. А потом выяснилось, что об этом знало полгорода. Я до сих пор не... – Арион вдруг резко остановился. Очевидно, юноша подумал, что сказан слишком много, больше, чем он мог позволить себе.

– Разве ты не знал отца? – удивилась Мелантэ. – Я думала, что это он научил тебя говорить на латинском.

– Он умер, когда я был совсем маленьким, – ответил Арион и снова вернулся к разговору о римлянах и их традициях.

Еще об одной подробности из его жизни они узнали, когда он завел речь об Александрийской библиотеке. Мелантэ даже рот открыла от удивления, когда услышала, что в ней хранится более трехсот тысяч книг.

– Вот бы на это посмотреть! – воскликнула девушка. Арион улыбнулся.

– Скоро сама увидишь!

– А разве туда пускают женщин? – удивилась Мелантэ.

– Всех пускают – главное, чтобы ты не был пьян, не шумел и не брал книги с полок без разрешения. Я видел там много женщин.

– В Коптосе библиотека открыта только для мужчин, – с обидой в голосе произнесла Мелантэ.

– В Коптосе есть библиотека? – спросил Арион.

– Маленькая, конечно, – сказала Мелантэ, – при гимнасии. – Ах, школьная библиотека, – усмехнулся Арион. – Это совсем не то. Разумеется, они тебя не пускали, но ты, признаться, не очень-то и потеряла.

Однако он не стал больше рассказывать о чудесах Александрийской библиотеки и с интересом посмотрел на Ани и Мелантэ.

– А как ты относишься к книгам? – спросил он, обращаясь к Ани. – Тебе разрешали пользоваться библиотекой при гимнасии?

Ани угрюмо покачал головой. Гимнасии в Коптосе, как и все гимнасии Египта, был центром греческой культуры, и египтян туда не пускали. В местных храмах брали на обучение нескольких писцов, но простым египтянам, каким был он сам, оставалось только нанимать частного учителя или вообще забыть о возможности получить хоть какое-то образование. Большинство выбирали последнее.

– Я не прочитал ни одной книги, – признался Ани, а затем добавил: – Но в прошлом году я купил для Мелантэ список первой части «Илиады». Она даже читала ее со своим учителем.

– Я немного прочитала, – призналась Мелантэ, стыдливо опустив глаза. – Честно говоря, я не очень хорошо понимаю, что там написано.

Арион замялся и пожал плечами.

– Начинать с Гомера нелегко. Тот греческий, на котором он писал, очень отличается от того, как мы говорим сегодня. Это почти другой язык. Поначалу всем сложно читать его.

Мелантэ подняла голову и посмотрела на Ариона сияющими глазами.

– Многие говорили папе, что он сделал глупость, купив мне книгу. Пытались убедить его, что нет смысла учить женщину.

Арион презрительно скривил губы.

– Какая чушь! – Он рассмеялся. – О Зевс! Представляю, что было бы, если бы кто-то осмелился сказать моей матери, что учить, женщину бессмысленно... – Тут он снова осекся и, продолжая посмеиваться, покачал головой. – О Дионис!

Мелантэ просто светилась от восторга:

– Твоя мать ходила в библиотеку?

– Да, причем довольно часто! Она очень любила книги. Однажды она... – Внезапно Арион так разволновался, что прервал свой рассказ и поспешил сменить тему разговора.

Ани часто с беспокойством думал о том, что же Арион будет делать, когда они наконец приедут в Александрию. В Беренике юноша, казалось, был не против того, чтобы римляне его убили. В Птолемаиде он решил свести счеты с жизнью самостоятельно. Сейчас он вроде бы повеселел, но насколько хватит этого оптимизма? Когда Арион приедет в столицу и увидит, что от всего того, что делало этот город его родным домом, не осталось и следа, не сломается ли он окончательно? Арион не обсуждал с ним свои планы, но было очевидно, что юноша не питает больших надежд на свой счет.

Несколько раз Ани размышлял о том, не предложить ли ему своего рода сотрудничество, имея в виду Клеона и себя, но всякий раз не решался это сделать, опасаясь услышать холодный отказ. Если Ариону нужна будет работа, он всегда сможет обратиться к будущему префекту Египта, который с радостью примет его. Наверняка перспектива получить место у высокопоставленного римлянина будет выглядеть заманчивее, чем предложение мелкого торговца из Коптоса. И еще один момент вызывал тревогу Ани – Мелантэ. Девушке нравилось слушать Ариона, общаться с ним. Когда она слушала его, в ее глазах светился восторг. И Ани понимал, что винить ее за это нельзя: Арион и в самом деле рассказывал удивительные вещи – а она, будучи его дочерью, испытывала такую же потребность задавать вопросы и вникать в суть вещей, как и сам Ани. Но с тех пор как они покинули Птолемаиду, Мелантэ смотрела на Ариона как на бога, как на спасителя ее семьи, что само по себе, считал Ани, было унижением. Кроме того, его дочь была такой хорошенькой, что он просто поверить нe мог, будто Арион к ней безразличен. Ани давно подметил, что в присутствии Мелантэ юноша заметно оживляется, становится более разговорчивым и добродушным. Может, Ариона и впрямь пытались убедить, что близкие отношения с женщинами «вредят» его здоровью, но Ани, вспоминая себя в восемнадцать лет, задавался вопросом, остановили бы его подобные увещевания, и отмечал, что, безусловно, нет.

Естественно, он не мог запретить дочери общаться с Арионом, если сам сидел и слушал его, открыв рот. Кроме того, эти запреты были просто глупостью с его стороны, если учитывать размеры «Сотерии». Конечно же, на таком маленьком судне, как его лодка, при всем желании найти уголок для уединения было невозможно. Но когда они приплывут в Александрию... Ани живо представил, как Арион предлагает Мелантэ осмотреть столицу, а она с радостью соглашается. И... Возможно, это даже к лучшему, что Арион собирается исчезнуть, как только они доберутся туда. Во всяком случае, и для его отцовских чувств, и для счастья самой Мелантэ такой ход развития событий кажется более благоприятным.

Вот только ему не хотелось отпускать Ариона так быстро. Помимо всего прочего, юноша был очень полезен для ведения дел. Одних только писем на изысканном греческом языке, наверное, хватит, чтобы убедить знатных купцов назначить Ани встречу. А соблюдение всех правил приличия под руководством Ариона наверняка поможет склонить александрийских торговцев принять его предложение, тем более если на эту встречу он прихватит с собой юношу. Арион, несомненно, произведет на его потенциальных партнеров сильное впечатление. Даже будет лучше, если он останется на лодке и попросит Ариона пойти на встречу без него. «Я пришел от имени моего партнера, купца из Коптоса...» – скажет юноша.

Ани не терпелось предложить Ариону сотрудничество. Взамен тот мог получить половину состояния Ани и руку его дочери в придачу. Ани даже задрожал от волнения при мысли о том, что Арион мог бы стать его родственником. В душе он даже упрекнул себя за столь горячее желание заполучить в зятья Ариона. Сам Ани всегда заявлял, что он, мол, не хуже любого грека, а сейчас перспектива породниться с кем-то из них наполняла его какой-то особенной гордостью. Так оно и было: он чувствовал, как ревностное самодовольство наполняет душу, когда воображение начинает рисовать сцену представления Ариона, сына Гая, его зятя. Ани уже видел, как люди, изменившись в лице, с еще большей почтительностью смотрят на него и завидуют его дочери. Он чувствовал также, что, к большому сожалению, Мелантэ эта идея понравилась бы даже больше, чем ему самому. Однако он боялся, что Арион воспримет его предложение как оскорбление. Такой союз не будет даже официально признан: грекам не разрешалось жениться на египтянках. К тому же Ани все больше ощущал, что Арион не принадлежит к тому же миру, что он сам. Его присутствие в их жизни было случайным, мимолетным, а он сам напоминал рыбу, выброшенную на грязный берег, но упорно продолжающую биться на земле, чтобы вернуться в родную стихию.

Однако родная стихия стала враждебной, и Арион сам признавал это. Неспроста юноша принял твердое решение отказаться от предложения Корнелия Галла. Именно поэтому, возможно, он не откажется от другого варианта... Похоже, он относится к Ани как к верному другу... А быть партнером – совсем не то же самое, что числиться в работниках. Завязать партнерские отношения с человеком, ведущим торговлю на Красном море, уже что-то значило. И мальчик был бы так полезен. Его благородный вид вкупе с практичностью Ани... По крайней мере нужно у него хотя бы спросить...

Долина постепенно расширялась, и вот они уже плыли по Арсинойскому ному[33]33
  Ном – административная единица в Древнем Египте, сохранявшаяся почти без изменений на протяжении многих веков


[Закрыть], стране высушенных озер, мимо богатых городов – Оксиринха, Арсинои и Караниса. Их «Сотерия» вошла в главное русло Нила, где течение постепенно замедлялось, и на девятый день после выезда из Птолемаиды они достигли наконец зеленых равнин дельты.

В самом начале дельты на таможенном посту им снова, впервые после Птолемаиды, предстояло встретиться с римлянами. Их пост находился неподалеку от города, носившего название Вавилон, как и город в Месопотамии. Лагиды построили здесь крепость, поскольку местоположение города позволяло легко контролировать все рукава Нила, и, похоже, римляне переняли их опыт. К счастью, проблем на таможне не возникло и, после того как Арион показал им все документы и объяснил на латинском, что к чему, «Сотерии» позволили продолжить плавание по Капопскому рукаву реки, который вел к Александрии.

Здесь река значительно расширялась и казалась неторопливой, но движение судов было довольно оживленным. Они плыли еще два дня – мимо Теренутиса, мимо Навкратиса, первого греческого поселения в Египте, и вечером второго дня после отплытия из Вавилона достигли места, где от Нила отходил Канопский канал, соединявший реку с озером Мареотис. Это и было конечным пунктом их путешествия.

Здесь наконец-то Ани осмелился задать Ариону вопрос, который он так долго вынашивал. Вся команда, собравшись в носовой части палубы, заканчивала ужинать. На небе показались первые звезды, на лодке зажгли лампы. Ани выставил команде целый мех вина. Кто-то из египтян начал играть на флейте. В целом обстановка была расслабленной, почти праздничной.

– Ну что, Арион, – издалека начал Ани, – сколько нам предстоит пройти завтра?

Арион облокотился на борт лодки и радостно улыбнулся. На нем был только красный хитон и сандалии, и внешне он ничем не отличался от обычного парня.

– К полудню мы уже встанем в док, – ответил он. – Сам по себе Канопский канал стоит того, чтобы посмотреть на него, поэтому не нужно слишком торопиться. Вдоль его берегов люди построили себе красивые летние виллы, большие, утопающие в садах. У Гермогена на террасе вдоль реки выставлен целый ряд статуй – танцующие и играющие на музыкальных инструментах животные.

– Ух ты! Так хочется это увидеть! – воскликнул Серапион. Последние несколько дней он постоянно повторял эту фразу.

– Увидишь, не волнуйся, – просто ответил Арион. – Статуи поставили таким образом, чтобы их было видно с реки.

Ани прокашлялся и предпринял вторую попытку.

– Когда мы приедем в город... Я не знаю даже, какие у тебя планы.

Арион выпрямился, и его лицо сделалось серьезным. Все остальные притихли. Египтянин, который играл на флейте, прервал мелодию на полуноте.

– Ты, разумеется, можешь остаться у нас на некоторое время, – поспешно сказал Ани, чувствуя, как его лицо заливает краска. – На самом деле я хотел предложить тебе остаться с нами до тех пор, пока мы не уедем из Александрии. В сущности, ну... если у тебя, конечно, есть желание вернуться вместе с нами... Я бы... Я вот тут думал, если ты захочешь стать моим партнером, мы можем это устроить. Мне бы очень этого хотелось. – Ани скорее почувствовал, чем увидел недовольную гримасу на лице Аполлония и поторопился добавить: – Разумеется, речь идет о моем вкладе, а не о товаре Клеона. В любом случае подумай над этим. Если тебе интересно мое предложение, мы об этом еще поговорим.

– Ани... – начал было Арион и покачал головой. Он запустил руку под хитон и вытащил свое лекарство. Золотая цепочка поблескивала, когда он наматывал ее вокруг пальца.

– Тебе необязательно говорить об этом друзьям твоей семьи, – продолжал Ани, презирая самого себя за такое подобострастие. – Ты можешь просто сказать, что тебе предложил сотрудничество богатый купец, который ведет торговлю на Красном море. Это уже звучит достаточно прилично.

Арион снова покачал головой.

– Ани, дело совсем не в этом! Я... – Арион снова остановился, но через несколько секунд продолжил очень серьезным тоном: – Тут... вопрос наследства. Спорного наследства. Человек, которому оно досталось, не очень-то обрадуется, увидев меня в Александрии. Он... очень богатый, и у него много власти, намного больше, чем у Аристодема. Я не хочу втягивать вас в беду. – Взгляд юноши, спокойный, умный и взвешенный, встретился с взглядом Дни. – Ты был очень добр ко мне. Я не хочу вместо благодарности навлечь на тебя гнев этого человека. Он погубит тебя.

В его последних словах чувствовалась пугающая уверенность. Ани пристально смотрел на молодого грека, стараясь оценить его слова и понять, действительно ли в них есть доля правды. Он знал, что семья Ариона была очень состоятельной и имела большой вес, занимая высокое положение при дворе. Юноша сказал ему, что все они погибли, и напридумывал, что неизбежно появятся новые претенденты на наследство...

– Этот человек твой родственник? – спросил он. Губы Ариона изогнулись в усмешке.

– Он мой троюродный брат.

И, по всей видимости, законнорожденный. Наверняка он завладел состоянием и, понятное дело, не будет в восторге, узнав о появлении в городе незаконнорожденного брата, который должен был, по идее, уехать из страны, Однако в словах Ариона чувствовалось, что его приезд в Александрию вызовет гораздо более тяжкие последствия, нежели простое недоразумение. На кону – большие деньги. Речь, скорее всего, будет идти не о наследстве – незаконнорожденный ребенок не мог законным путем что-то унаследовать. Очевидно, придется решать вопрос о том, что делать с имуществом, изначально принадлежавшим Ариону, и с правовым титулом, который он уже вряд ли сможет вернуть назад.

А зачем, собственно, пытаться его возвращать? Почему бы просто не закрыть на это глаза?

Ани тяжело вздохнул: он сам опрометчиво пошел на риск, восстав против надувательства со стороны Аристодема. А ведь он старше и не настолько гордый, как Арион. Если Арион чувствует, что его лишили чего-то, что ему полагалось по праву рождения, он будет за это бороться, даже осознавая, что идет на верную смерть.

– Чем ты рискуешь? – спросил Ани. – Что этот человек может с тобой сделать, если узнает о твоем возвращении?

Арион замялся.

– Ани, поверь мне, ты ничем не можешь помочь. Лучше даже не пытаться.

– И то, что ты наполовину римлянин, никак не играет тебе на руку?

Арион покачал головой.

– Если ты сын неподходящего римлянина, это только мешает, Римляне воевали по обе стороны. И если в Птолемаиде приветствовали всякого римлянина, то в Александрии, по всей видимости, к ним относились с большей избирательностью.

– Твой троюродный брат водит дружбу с победившей стороной? Арион снова усмехнулся.

– Да. И очень тесную. Ани, поверь, это не совсем обычное дело. Это очень опасно. Тебе не нужно знать больше и не следует в это вникать. В Александрии мы с тобой расстанемся, как и договаривались.

Мелантэ, протестуя против такого решения, с возмущением воскликнула:

– Но чем ты будешь заниматься?

Он бросил на нее быстрый взгляд, но тут же опустил глаза.

– Я попытаюсь обратиться к друзьям моей матери, узнаю, не смогут ли они мне помочь.

– Помочь тебе бороться? – уточнила Мелантэ. – Арион, зачем тебе воевать с этим человеком? Он тебе не нужен, ты можешь...

– Я не собираюсь с ним воевать, – перебил ее Арион. – Я просто хочу попросить друзей моей матери оказать мне помощь. Может, кто-то из них подскажет, куда мне следует пойти, что я могу сделать...

– Папа уже сделал хорошее предложение! – гневно воскликнула Мелантэ. – Почему твоя гордость не позволяет тебе согласиться? Думаешь, что это ниже твоего достоинства – работать с такими грязными крестьянами, как мы? Ты настолько презираешь нас?

– Нет.

Они так смотрели друг на друга, будто были одни на всем белом свете. Мелантэ чуть не плакала, и в ее глазах светилось нечто такое, чего Ани никогда раньше не видел. Его это так потрясло, что на глаза невольно навернулись слезы. «Милая моя пташка!» – с горечью подумал он. Ани и не подозревал, что дело зашло настолько далеко. На какой-то миг он даже возненавидел Ариона, хотя и понимал, что его вины в этом не было, кроме того, что юноша всегда оставался самим собой. Ани сам во всем виноват. Это он привел мальчика в свою семью, это он заводил с ним беседы. Он, и никто другой, хотел, чтобы гость остался. Что еще можно было ожидать от Мелантэ? Она в том возрасте, когда девушки влюбляются. Нет ничего удивительного в том, что Арион стал властителем не только ее мыслей, но и сердца.

– Я не хочу, чтобы вы из-за меня пострадали, – коротко ответил Арион. – Мне кажется, никто никогда не относился ко мне с такой бескорыстной добротой, как ваша семья. Я не смею остаться у вас дольше завтрашнего дня. – Он поднялся. – Пойду прогуляюсь.

Спрыгнув с лодки на берег, Арион шагнул в темноту. После недолгого молчания Аполлоний сказал:

– Ну, наконец-то мы от него отделаемся. Мелантэ, хлюпая носом, вскочила с места и побежала в каюту. Все остальные, даже Эзана, с осуждением посмотрели на Аполлония, который негромко выругался, но все же замолчал. Тиатрес, повернувшись к мужу, бросила на него укоризненный взгляд, затем тоже встала и пошла к Мелантэ.

Ани вздохнул и подпер подбородок рукой. Как жаль, что он не додумался отсылать дочь играть с братьями всякий раз, когда ему хотелось поговорить с Арионом. Как жаль, что он не сказал Ариону: «Не бойся: мы тебе поможем».

Но этого Ани гарантировать не мог. Случай с Аристодемом многому научил его. Учитывая, что троюродный брат Ариона гораздо богаче и влиятельнее Аристодема, юноше, по всей видимости, придется несладко. Очень может быть, что римскому наследнику большого состояния не понравятся претензии со стороны пылкого незаконнорожденного брата, питающего к тому же симпатии к царскому дому. Вполне вероятно, что он попытается убрать с дороги всех, кто вздумает помогать его сопернику. И случись какому-то египетскому торговцу очутиться среди тех, кто попытается встать на защиту Ариона, он без особого труда разделается с ним. Еще одно ложное обвинение, проблемы на таможне, команда наемных разбойников, которая совершит налет на лодку с ценным и хрупким грузом, – все это вполне под силу богатому, знатному человеку, к которому благоволит новая власть. Ани, наоборот, нужно благодарить Ариона за то, что он объяснил им ситуацию и сам принял решение уйти от них.

Пытаясь отделаться от мысли, что Арион прямиком идет в Аид, Ани досадовал на самого себя за то, что ему так больно об этом думать. Жаль еще, что с самого начала он не догадался запретить дочери общение с молодым греком.

Утром, когда они отправились в путь, вся команда чувствовала себя немного подавленно. Мрачное настроение, вызванное событиями прошлого вечера, до сих пор не развеялось. Когда их лодка проплывала мимо прибрежной террасы Гермогена и люди Ани собрались на палубе, чтобы полюбоваться необычными статуями животных, о которых рассказывал Арион, они увидели, как римские солдаты уносят их куда-то. Половины скульптур уже не было, и в тот самый момент, когда «Сотерия» проплывала рядом с виллой знатного грека, солдаты занимались тем, что при помощи рычага поднимали фигуру леопарда, играющего на лире.

Римляне собирались погрузить статую в приготовленный ящик, устланный внутри соломой.

– Зачем они это делают? – спросил Серапион, явно расстроенный, что не увидел всех скульптур.

– Должно быть, хозяин продал их, – ответил Ани, хотя прекрасно понимал, что это только половина правды. В теперешних обстоятельствах, скорее всего, Гермогена просто вынудили отдать их какому-нибудь римлянину, которому они понравились, а иначе владельца необычных статуй могли просто казнить. Закон об амнистии, безусловно, имел какие-то исключения.

Как бы то ни было, по обеим сторонам Канопского канала выстроились красивые дома, окруженные чудесными садами, которые спускались прямо к реке, и вскоре Серапион снова повеселел: он бегал от одного борта к другому, стараясь увидеть сразу все. Перед взором путешественников проплывали величественные статуи и экзотические деревья, вольеры с птицами, небольшие, изящно оформленные озерца с фламинго и рыбами. Однажды они увидели крокодила, прикованного к шесту за переднюю лапу и помещенного в специальный красиво украшенный бассейн. В другой ситуации Мелантэ носилась бы по палубе точно так же, как и младший брат, но сейчас она все время проводила в каюте. Арион неподвижно сидел на носу лодки и уныло смотрел на реку из-под широких полей своей шляпы.