Текст книги "Гусси. Защитница с огненной скрипкой"

– Вот и я о том же, – подхватил Коннор. – Говорят, он такой ярко-алый, как настоящее сердце, но это никакой не рубин. Таких камней, как этот, больше нигде нет, ни в нашей округе, ни в мире. Это редчайший камень на земле.

– Хватит вам нести чушь. – Но я только сделала вид, что рассердилась. В глубине души мне нравилось слушать истории Коннора Карниволли, способного сочинить настоящую сказку о чём-то таком незатейливом и скучном, как погоня дворняги за стервятником, так набившим пузо, что не хватило сил взлететь. Он мог накручивать виток за витком своей истории без конца и разукрасить её так, что это явно не могло быть правдой, – но зато как приятно было его слушать! Я уж не говорю о тех случаях, когда ты сам оказывался частью его истории. Так было однажды, когда мы с Коннором пробрались в зал к старой Эсмерельде, и я смогла играть на скрипке, и собрала целую пригоршню мелочи.

И нам бы это сошло с рук – не проснись дедушка Вдова, когда я удирала из Приюта. Он так разозлился на меня, что запретил на целый месяц разговаривать с Коннором. Но и потом дедушка Вдова следил за тем, чтобы я не играла где попало. Он считал, что это отвлекает меня от выполнения обязанностей, которые следует соблюдать строго и неукоснительно ради посёлка. Он сказал, что я должна быть осторожной и не позволять Коннору меня отвлекать.

Но Коннор меня не отвлекал. Он был моим другом. Но дедушка Вдова не хотел это понять.

– Эй, ты с нами? – окликнула Ангелина, и я очнулась от своих мыслей. Да, это и правда могло стать проблемой.

– С ней такое бывает, – сообщил Коннор, с улыбкой глядя на меня. Вот правда, у него была самая потрясающая улыбка из всех, что я видела. Она сразу тебя согревала, и ты верил, что тебя любят, и понимают, и хотят подбодрить – словом, всё такое.

– Так что там с Сердцем Долины? – напомнила Ангелина. – Мне стало интересно.

– Ещё бы! – Коннор несказанно обрадовался, что кто-то проглотил наживку. – Даже шахта, из которой его подняли, очень непростая. В смысле, она давно заброшена и заколочена, и туда не проберёшься, и говорят, что она заколдована, но всё равно туда нет-нет да и кто-то лазит.

– Заколдована? – удивилась Ангелина. – Это как?

– Ну вроде как это самое Сердце Долины не хотело, чтобы его вынимали из земли, – сказал он. – И когда Макгрегор Беннигсли первым наткнулся на эту шахту, он увидел просто провал, какой бывает после землетрясения, – ничего больше. Однако он спустился туда, и там было холодно, темно и сыро, и загадочно. Он полз и полз дальше, и нашёл пещеру, туннель, который вёл всё глубже и глубже в землю. Он полз по нему долгие-долгие часы, пока не оказался возле подземного озера.

– Настоящего подземного озера? – ахнула Ангелина.

– Ага, – важно кивнул Коннор. – Там плавали безглазые рыбы и ползали голые черви, а летучие мыши были размером с каравай хлеба. А из земли росла одна толстая лоза и вилась по берегу. И что самое удивительное – она светилась.

– Светилась? – Тут уж я не выдержала. Ни разу в жизни я не слышала ни о каких светящихся лозах. – Коннор, хватит заливать. Всё было совсем не так.

– Именно так, – возразил он. – Однажды мне это рассказал сам мистер Майелла. Это была плата за то, что я починил ему крыльцо. Я иногда помогаю ему, и он всегда расплачивается со мной историями. Это хорошая сделка.

– Лучше бы денег дал, – проворчала я, но сама так не думала. Всем известно, что истории дороже денег, по крайней мере, если у тебя есть крыша над головой и еда на столе. Потому что деньги мигом потратишь и от них ничего не останется, а вот истории только набирают силу, когда их пересказывают. А ещё истории могут сами собой меняться, поворачивать в неожиданном направлении, а то и вовсе становиться совсем другими историями – точно так же, как рассказчик может вырасти и измениться, и стать совсем другим человеком. Это очень загадочные штуки, истории, и я могу только радоваться, что они никогда не кончаются: и те, что я слушаю, и те, что рассказываю сама. Все самые любимые мои песни не что иное, как истории, даже те, которые поются без слов, и это факт.

– Так или иначе, – продолжал Коннор, – Макгрегор Беннингсли дёрнул за лозу, и она неохотно ему поддалась. А он тянул и тянул, и лоза не кончалась. Она только меняла цвет через каждые несколько футов и сияла всё ярче и ярче. Оранжевая, лиловая, розовая, тёмно-синяя и ослепительно зелёная. Наконец он вытянул лозу настолько, что больше она не поддавалась. И тогда Макгрегор Беннигсли развязал свою котомку, достал инструменты и взялся за работу. Говорят, что он копал три дня и три ночи без передыху и ничего не ел, только пил воду. Так что под конец он совсем обессилел и чуть не ополоумел от голода. И у корней лозы он нашёл здоровенный алый самоцвет, размером с сердце великана, сиявший ярче пламени, так что было больно глазам. Он вытащил его из ямы и вынес через пролом на поверхность, привязал к себе и дотащил до этого самого места – где потом построили наш посёлок. Он вернулся едва живой, а вот его лошади, кажется, не повезло – бедолага так и померла в пути. И это вся история. Так было добыто Сердце Долины, и так появился наш посёлок.

Я должна была признать, что история получилась что надо, даже если Коннор то и дело привирал по мелочам для красоты. Но если вы понимаете в историях, то знаете, что мелочи – это самое важное. Они оживляют картину в голове у слушателя: стоит кинуть парочку мелочей, и его мозг сам дорисует остальное, и вот тогда история будет принадлежать и тому, рассказывает, и тому, кто слушает. Их сердца начнут биться в унисон, и в таком согласии история обретает правдивость – и я считаю, что ничего не может быть лучше.

– Вот бы увидеть это Сердце Долины! – вздохнула Ангелина.

– Об этом и не мечтай! – рассмеялся Коннор. – Беннингсли держат его взаперти в самом надёжном сейфе, в тайной комнате у себя в подвале. И никто его не видел, кроме самого мэра Беннингсли.

И снова я усомнилась, что это правда. Наверняка кто-то его всё же видел – иначе откуда столько слухов и историй?

– Ну что ж, – кивнула Ангелина, – тогда я бы взглянула на дыру, откуда его достали.

– Я же сказал: она заколдована, – сказал Коннор. – Немало народу пыталось туда залезть, чтобы добыть своё собственное Сердце Долины или что-то ценное. Но никто из них не вернулся.

– Это неправда, – возразила я.

– Откуда ты знаешь? – спросил Коннор.

– Знаю. Один человек оттуда вернулся – так сказал дедушка Вдова. Но вот только он теперь и правда не совсем в себе.

– Кто же это? – тут же поинтересовалась Ангелина.

Они с Коннором так и ели меня глазами в ожидании ответа. И я позволила себе получить удовольствие, прежде чем завершить историю, сообщив то, что все так хотят узнать. Я совсем немного затянула этот момент, наслаждаясь их вниманием, их готовностью ловить каждое моё слово. Я постаралась улыбнуться загадочно и мудро – совсем не так, как Коннор.

– Ну как же, – сказала я. – Конечно, это Ласло Дунц.

– Теперь понятно, отчего он без конца таскается по улицам и гремит в свою тарелку, – сказал Коннор. – После заколдованной шахты у кого хочешь крышу снесёт.

– И всё равно он очень отважный, – возразила Ангелина, и мы вынуждены были с ней согласиться.

Мы ещё посидели в тишине, пока я подкрепилась похлёбкой. Конечно, она давно остыла, но, по мне, так даже лучше – если вспомнить, какая снаружи была жара. Мне было приятно, что эти двое сейчас со мной в Приюте, и Сверчок шумно лакает воду из миски, и все мы вместе. Я с тоской вспомнила про дедушку Вдову, и у меня упало сердце. А вдруг он решит, что мы смогли здесь собраться только потому, что я нарушила самое святое правило? Ох, как же он на меня рассердится! Скорее всего, я и глазом моргнуть не успею, как окажусь на улице, едва он вернётся!

– Мне пора, – наконец сказала я. – Коннор, если ты потрудишься запереть за собой дверь, когда уйдёшь, буду тебе очень благодарна.

– Будет сделано, Высочайшая Защитница Гусси! – выпалил Коннор и отдал салют, отчего Ангелина громко расхохоталась.

Ох, знали бы они, над чем так беспечно шутят!

Глава 6

В тот вечер я выполняла Ритуалы с особым тщанием. Я стояла прямо и исполняла «Диво Последних Огней» с самыми наилучшими стремлениями. Закат купался в густо-оранжевом и ярко-розовом пламени, с королевским величием озарявшем горизонт. Поверьте мне: нет зрелища великолепнее заката в пустыне, с лёгкими, как пух, облачками на бескрайних просторах небес. И я вложила в звуки «Дива Последних Огней» всю душу, и новая струна звучала верно и громко, и Сверчок подвывал в такт и в унисон. Не то чтобы это сильно украшало мелодию, но я надеялась, что так и должно быть.

Когда мы со Сверчком вернулись в Приют, то застали Ангелину сидящей на полу. Она скорчилась над длинным чёрным вороньим пером, торчавшим из сине-зелёного камня с высверленной в середине дырочкой. Тонкая струйка дыма тянулась от горки из остатков трав, собранных дедушкой Вдовой для Ритуала Призывания – обряда, помогавшего найти потерянное. Я так и застыла на пороге, позабыв захлопнуть дверь. А Ангелина, похоже, даже не заметила, что я пришла.

Я следила за тем, как она, стиснув руки за спиной, качает головой в медленном ритме, как будто плывёт. Слова звучали странно – сплошные писки и щелчки, сродни птичьим трелям. Это явно была какая-то доморощенная ворожба. Мне приходилось о таком слышать. Дедушка Вдова всегда относился к этому как к чему-то примитивному, намного более грубому, чем отработанные нами Ритуалы. Ничего похожего на мою гордую позу, тщательно выверенные мелодии и возвышенный язык Таинств. Нет, это было что-то совершенно иное.

Я захлопнула дверь, и Ангелина так и подскочила на месте.

– Господи! – охнула она. – Ты меня напугала.

– Не без причины, – отчеканила я.

– Я взяла немного сушёных трав. Я решила, что это можно.

– Это особые травы дедушки Вдовы для ритуала Призывания, – сказала я. На языке вертелись ехидные слова о том, как он рассердится, когда увидит, что она их сожгла, но я вовремя вспомнила, что она, скорее всего, старается найти своих родных. Вряд ли дедушка Вдова станет обижаться, когда узнает, какая важная у неё причина.

Она пожала плечами:

– У нас дома мы просто звали их собирательными травами. Хотя я впервые вижу, чтобы их так отлично высушили.

– Ещё бы. Дедушка Вдова – профессионал.

– Ничего не слышно о моих родителях?

– Ничего, – сказала я. – Я спрашивала соседей, но никто ничего не знает. Если до завтра они не появятся, я отправлю людей на поиски. Ты ведь понимаешь, что это непросто? Потому что я не должна была тебя впускать ночью. Может, ты могла бы как-то выскользнуть за ворота завтра утром, а потом сделать вид, что только пришла из пустыни, и они сразу соберут отряд.

Ангелина как-то странно глянула на меня из-под спутанных волос.

– Ох, лучше тебе этого не делать.

– Почему это? Ты что, не хочешь найти своих?

– Конечно, хочу! – воскликнула она. – Просто ты ведь сама сказала, что не должна была меня впускать, и я боюсь, как бы из-за меня у вас с Большим Гордо не начались неприятности.

– Ничего страшного не случится. Надо просто найти способ выпустить тебя незаметно. Думаю, лучше всего это получится на восходе. Правда, возникнут вопросы, как тебе удалось пережить одной ночь в пустыне, но мы придумаем что-нибудь убедительное.

– Пожалуйста, – взмолилась она, – не заставляй меня это делать! – Она принялась обдирать заусеницы на ногтях. – Я никогда не умела врать, даже ради доброго дела. Меня моментально раскусят. И к тому же ты ведь Защитница. Тебе и вовсе врать не полагается.

«А открывать тебе ночью ворота и подавно», – добавила я про себя, но промолчала.

– Так чего ты от меня хочешь? – спросила я.

– Ты позволишь мне просто оставаться здесь и искать родителей с помощью ворожбы? Я этим как раз занималась, когда ты вошла. Я искала по-своему, пыталась колдовать. Хотя если ты кого-то наймёшь для поисков, у меня в платье зашито немного золота, и я помогу расплатиться. Но только пожалуйста, не надо собирать из-за меня целый отряд. Я не хочу, чтобы поднимался шум.

И что прикажете мне с ней делать? А Ангелина не сводила с меня глаз, полных слёз, и я видела, что она готова разразиться истерикой. Никогда не умела утешать тех, кто плачет. Мне с ними ужасно неловко. И к тому же ей и так пришлось несладко – потеряла родителей, одна в пустыне, всё такое, не говоря уже о том, как её побило градом. Может, и правда найдётся кто-нибудь, готовый отправиться в пустыню за деньги? Мне это точно облегчило бы жизнь – не пришлось бы сочинять какую-то большую ложь.

– Ну так и быть, – кивнула я. – Пока сойдёт. Хотя я по-прежнему считаю, что от большого отряда было бы больше пользы.

– Спасибо, Гусси, – сказала она. – Огромное тебе спасибо!

Ангелина явно испытала облегчение, и я снова задумалась о том, откуда она пришла и какая у неё была семья. Я смотрела, как она аккуратно спрятала воронье перо и камешек.

– Что это у тебя такое? – спросила я.

– Ах, это? Это мне досталось от бабушки. Она звала его Павлиний глаз.

– Миленько, – сказала я.

– Он давно хранится у нас в семье. Надеюсь, он поможет мне призвать папу с мамой.

– Да, он наверняка сработает.

– Хорошо бы.

Я скинула мантию и немного озябла, оставшись в одной тунике. В воздухе ещё оставался аромат трав дедушки Вдовы. Честно говоря, мне сделалось не по себе. Вдобавок я заметила пустые места на дедушкиных полках и высокую стопку книг, выросшую у моей кровати. Интересно, куда ещё она успела сунуть любопытный нос… не хватало только, чтобы она наткнулась на дедушкину коллекцию черепов. Старик просто с ума сходит из-за черепов: он собрал черепа кроликов, и собак, и кошек, и волков, и зайцев, и рысей, и бобров, и даже прихватил парочку человеческих. Он считает, что, если поскрести макушку черепа и поднести к уху, тот расскажет тебе историю о том, что значит быть этим созданием и жить его жизнью и как светила луна в ту ночь, когда оно скончалось. Меня жуть берёт, когда дедушка Вдова возится со своими черепами, и Ангелине явно ни к чему в них копаться. И вообще, это не дело, чтобы кто-то чужой торчал день напролёт в нашем доме и делал что ему взбредёт в голову.

– Не бойся, я не трогала черепа, – выдала Ангелина.

– А с чего ты взяла, что я боюсь?

Ангелина лишь мигнула пару раз, не спуская с меня взгляда.

Я занялась приготовлением обеда, сперва кинув пару кусков Сверчку.

– Тебе помочь? – спросила Ангелина.

– Нет, я сама.

Она взяла книгу про воздушные похороны и зашелестела страницами. Там была одна картинка, которую я особенно любила: высоченный горный пик, вокруг сплошная пустыня и женская фигура в мантии, с развевающимися по ветру волосами, как будто тень от пламени. Она стояла над телом – мужским, мёртвого мужчины, распростёртого на земле, со скрещёнными на груди руками, а над ним кружились падальщики. Это была красивая иллюстрация и такая грустная, что сердце ныло. Иногда это мне казалось самой реальной вещью в мире: такое горе и боль от потери. Маленькой я могла смотреть на неё часами и часами. Сверчок пристроился у Ангелины за плечом – ни дать ни взять читает вместе с нею. Честно говоря, это вызвало у меня нешуточную ревность. Но я вспомнила, что Ангелина только что потеряла родных, и подумала, что Сверчок старается её как-то утешить. Это я понимала. Сверчок ведь у нас необыкновенный пёс.

Мы принялись за скудный обед из лепёшек и солонины. Вообще-то стряпнёй у нас всегда занимался дедушка Вдова, и он очень серьёзно относился к этой обязанности – никогда не просил меня помочь, всё делал сам.

Мы ели почти в полной тишине. Да и обед был не очень роскошным. Может, мне следовало сварить фасоль или ещё что.

– А что за песню ты играла? – вдруг спросила Ангелина.

– Какую песню?

– Ту, в самом конце Ритуала. Вот эту. – И Ангелина превосходно повторила мелодию.

– Это «Диво Последних Огней», – сказала я. – Так мы завершаем каждый день.

– Очень красивая, – сказала она. – По-моему, я вообще не слышала ничего красивее.

– Дедушка Вдова сам её сочинил, когда пришёл в этот посёлок, – сказала я. – Он говорил, что посёлку угрожало нечто ужасное, сама Погибель, и необходимо было создать специальный Ритуал против неё. Он сказал, что этот ужас терзал людей долгие месяцы, пока не насытился настолько, что немного утих. И в ту же самую ночь к нему во сне пришла эта песня.

– Как удивительно! – сказала Ангелина. – Мне она очень понравилась.

– Ага, – сказала я. – Дедушка Вдова вообще уверен, что самые лучшие озарения приходят во сне, когда наш разум наконец освобождается от своих обязанностей и готов слушать.

– Твой дедушка Вдова, наверное, очень мудрый человек, – заметила Ангелина.

– Даже не сомневайся. Он лучше всех на свете. И мне ужасно с ним повезло.

– Мой папа такой же, – сказала Ангелина. – Хотя он не такой умный книгочей, но всегда смотрит в суть вещей.

– Значит, это мама научила тебя читать и ворожить? – спросила я.

– Нет. – Ангелина скроила какую-то странную горестную гримасу. – Чтению я выучилась сама.

Мне хотелось узнать все подробности, но я не решилась приставать с новыми вопросами. Негоже заставлять людей рассказывать о том, что причиняет им боль. Это никогда не доводит до добра.

Ангелина посмотрела в окно и сказала:

– Они наверняка очень скоро меня найдут!

– Не сомневаюсь.

– Правда? – Ангелина обернулась ко мне, и оказалось, что в глазах у неё стоят слёзы. – Потому что я ужасно за них боюсь.

– Сегодня вечером я зажгу для них свечу, – пообещала я, – и отдельно помолюсь Тому, Кто Слушает.

– Спасибо. – Она прерывисто вздохнула. – Спасибо тебе за всё!

Мы недолго помолчали. В очаге треснуло полено, и где-то вдалеке завыл волк. Я сразу почувствовала, как рыщет в пустыне Погибель – мрачная тень у ворот, – и меня пробрала дрожь.

– А ты не сыграешь ещё раз эту песню для меня? – спросила Ангелина. – Это «Диво Последних Огней»?

– С радостью.

Я взяла скрипку и стала играть, и Сверчок завыл, и со второго куплета Ангелина тоже присоединилась к нам: у неё оказался высокий и чистый голос, как у пташки в древесной кроне. Она умело и в тон подпевала Сверчку и моей скрипке, и когда песня закончилась, я тут же начала другую. Это была весёлая старинная матросская песня, которой научил меня дедушка Вдова – из тех времён, когда он ещё даже не знал о нашем посёлке и Ритуалах, а беспечно слонялся по свету. Песенка была простая, так что Ангелина подхватила её сразу, как будто знала всю жизнь. Сверчок первым не усидел на месте, загавкал и пустился вскачь по комнате, и вскоре мы уже плясали все втроём. Ангелина распевала во весь голос, и весёлые звуки неслись по пустыне в ночь, и все мы чувствовали себя в безопасности, под надёжной защитой Ритуалов, и думать забыли о том, что совсем рядом рыщет, как голодный волк, беспощадная Погибель.

Той ночью я увидела сон.

Я плыла высоко над землёй в облаках и тумане. Я видела далеко под собой океан, и вода в нём простиралась глубже и шире, чем песок в пустыне, и волны с пенными гребешками вздымались из глубины, как острые иззубренные утёсы. Я видела маяк. Его фонарь глядел в ночь, как жуткий гигантский глаз, и его лучи пронизывали туман, и тут я поняла, что превратилась в птицу – морскую чайку, которую видела на картинке в книге, – и я кружила, свободная и отважная, пока не увидела вдали белые паруса, развевавшиеся на ветру, словно рубища привидений. И я знала, что страшная опасность грозит и этому маяку, и этому кораблю, и всему ближнему и дальнему на этой земле.

Но это не касалось меня, потому что я была птицей, отважной чайкой, и кружила в недоступной вышине и следовала невидимыми воздушными тропами, пока ветер поднимал меня все выше, к безопасности и свободе.

Глава 7

На следующее утро, когда я лежала, свернувшись калачиком под одеялом на полу возле очага, всё ещё сонная и тёплая, в комнату просочился солнечный луч. Он вызолотил пол в Приюте, как будто это было убранство сокровищницы восточного султана, и Сверчок тут же кинулся меня будить.

Я хихикнула, когда его мокрый язык окончательно согнал с меня сон, и на какое-то мгновение погрузилась в совершенно необъяснимый приступ полного умиротворения и согласия с собою. Я чувствовала себя дома, по-настоящему дома, в том невероятном блаженстве, когда тебя радует всё вокруг и утро несёт обещание жизни, полной радости и смысла.

Ангелина уже проснулась и копалась в очередной книге дедушки Вдовы, прихлёбывая вчерашний остывший кофе. Стопка книг возле её кровати снова выросла. Она что, всю ночь провела за чтением? Она даже показалась мне совсем измождённой под жаркими солнечными лучами.

Постойте, солнце уже успело взойти?!

Я пулей вылетела из постели и схватилась за мантию.

– Что с тобой? – всполошилась Ангелина.

– Я опоздала, вот что со мной, – выпалила я. – Почему ты меня не разбудила?

– Ох, да как тебе сказать, – начала Ангелина. – Ты так сладко спала и даже свернулась клубочком, как котёнок. Твоё тело так откровенно хотело спать, что я не посмела тебя беспокоить.

– Что значит беспокоить? Да будет тебе известно, у меня есть обязанности! – Я одновременно пыталась говорить, не подавиться чёрствой лепёшкой и найти башмаки. От меня зависит весь посёлок и его безопасность. Мне нельзя просто спать, когда я пожелаю. Я всегда встаю до петухов.

– Ой, в вашем посёлке замечательные петухи! – подхватила Ангелина. – Они так чудесно распевают по утрам!

Чтобы не наорать на неё, мне пришлось прикусить губу. Считай, ей повезло потерять в пустыне родителей, так что мне приходилось её жалеть. И как только я умудрилась проспать первых петухов? Стоило дедушке Вдове уехать, и меня не хватило даже на два дня!

Я схватила скрипку и выскочила на улицу, где на меня с тревогой уставился Большой Гордо.

– У тебя всё хорошо? – спросил он.

– Было бы ещё лучше, если бы ты разбудил меня вовремя, – буркнула я. – Сам не мог додуматься?

Большой Гордо явно обиделся. Я никогда с ним так не говорила. Но с другой стороны, трудно было не позабыть о том, что такой верзила с накачанными мускулами может внутри оказаться очень даже чувствительной натурой.

– Прости, – сказала я. – Просто я впервые сегодня проспала. Нехорошо будет, если кто-то заметит.

– Вообще-то, – начал Гордо, – раз ты сама об этом заговорила…

Навстречу мне выкатился мэр Беннингсли, так и полыхавший праведным гневом.

– Ах, вот она где, – воскликнул он.

«Отлично».

– И вам привет, мэр Беннингсли, – сказала я.

– Сегодня начинаем с опозданием, верно? – Он демонстративно достал из жилетного кармана золотые часы, посмотрел на них и звонко щёлкнул крышкой. – Ворота открыли ещё полчаса назад, а я так и не услышал «Утреннего гимна».

«Даже не вздумай признаваться, что проспала. Он тебе не начальник, так что пусть не придирается. Помни, Гусси, ты ничего не должна этому типу!»

– Пришлось кое-чем заняться в Приюте, прежде чем начать, – сказала я. – А теперь прошу меня извинить.

Но мэр Беннингсли и не подумал уступить мне дорогу. Он так и торчал на месте, пыхтел, обливался потом и заламывал руки. Он не сводил глаз с распахнутых ворот и колеблющегося от жары горизонта за ними.

– Это крайне важно – правильно выполнять все Ритуалы, – заявил он. – Особенно в эти дни.

«Не хватало ещё, чтобы ты учил меня, что делать!» – чуть не заорала я, но это не принесло бы мне никакой пользы. Я так стиснула скрипку, что чуть не поломала гриф. Я почувствовала, как у Сверчка шерсть на загривке встала дыбом, а в горле заклокотало низкое рычание.

– Именно этим я и занимаюсь, – сказала я, обошла мэра и направилась за ворота в пустыню, чтобы начать обход посёлка противосолонь.

Тем не менее меня здорово колотило. А вдруг мэр Беннингсли нажалуется дедушке Вдове, что я пренебрегала своими обязанностями? И вообще, с чего он так всполошился? Это как-то связано с той странной каретой и незнакомцем в твидовом костюме? Жаль, что я так растерялась и не задала ему пару вопросов. Ну ничего, день ещё длинный. Как бы то ни было, с гимном я сегодня здорово опоздала.

Я перевела дыхание, набрала полную грудь воздуха и приступила к Ритуалам, стараясь наверстать упущенное время.

В Приют я вернулась уже к полудню, изрядно вспотев и утомившись. Я так спешила исполнить Утренний гимн, что пару раз сфальшивила и противосолонь не ходила, а скорее бежала трусцой. Даже Сверчку пришлось нелегко, и он с жадностью набросился на миску с водой. И что-то тревожное реяло сегодня в воздухе – если вы понимаете, что я имею в виду. Как будто что-то треснуло высоко в небе и солнце так неистово обжигает землю, что где-то вот-вот загорится. От меня сыпались мелкие голубые искры, стоило коснуться чего-то металлического, особенно дверной ручки, а в горле першило от диких песен с прошлой ночи.

Меня снедал ползучий страх, вот что я скажу. Такой, про который дедушка Вдова говорил, что ты нутром чуешь близкую беду, но пока не знаешь, какую. Он считал, что ползучий страх зарождается у тебя в голове и надо понять, откуда он взялся, чтобы от него избавиться. Я решила последовать его совету и всё обдумать.

Сверчок был доволен жизнью. Ритуал мы выполнили. Большой Гордо всё ещё дулся и переживал, но это не впервые. Мэр Беннингсли, конечно, та ещё заноза в заднице, но не настолько, чтобы напустить на меня ползучий страх. В чём же дело?

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я у Ангелины.

– Ой, у меня всё хорошо, – сказала она. – Мы так мило поболтали утром с Большим Гордо. Он очень добрый.

– Он сам пришёл, чтобы с тобой поболтать?

– Ну да, – сказала она, шелестя страницами «Сокровенных Баллад» Оглемана: тайных наговоров, зашифрованных в виде детских стишков. Да будет вам известно, что самое сильное волшебство спрятано как раз в детских стишках, особенно если мелодия подобрана верно. Уж я-то знаю. – Он заглянул, когда ты ушла. Прочёл мне свои стихи. Ты знаешь, что он пишет стихи, и очень хорошие?

У меня челюсть отвисла до пола. Я не поверила своим ушам.

– Большой Гордо читал тебе стихи?! – промямлила я. – Он же читает их только мне!

– Ну вот, значит, ты знаешь. – Она отщипнула кусочек от чёрствой пригоревшей лепёшки. – Ах, какая у тебя замечательная жизнь! Столько книг на полках, и друзья приходят читать тебе стихи. Что ещё нужно для счастья?

Ну да, она всё правильно сказала. Но почему мне это так не понравилось?

Может, потому, что её родители так и скитаются где-то в пустыне. Кстати, не из-за них ли меня терзает ползучий страх? Очень даже может быть. И если она так боится поднимать лишний шум, может, я могла бы уговорить отправиться на разведку ту Всадницу, которая доставила письмо дедушке Вдове? Конечно, я бы на месте Ангелины не постеснялась бы выгнать на поиски родителей весь посёлок. Но я никогда не знала своих родителей и не могу похвастаться, что готова была положить жизнь на их поиски. Однако эта Ангелина всё равно была странной птичкой, это точно. К тому же я почему-то была уверена, что от Всадницы будет больше толку в поисках, чем от целого отряда, и что она не станет об этом болтать. Дедушка Вдова показал мне, где у него лежит немного денег, на всякий случай. Он спрятал их в черепе тукана на столике у кровати.

– Знаешь, о чём я подумала? – сказала я. – Пару дней назад к нам явилась Всадница. Она собиралась задержаться здесь ненадолго. Может, я попрошу её помочь?

У Ангелины на миг застыло лицо, а улыбка угасла. Это наверняка оттого, что я так грубо напомнила ей о потерявшихся родителях. Надо будет впредь быть осторожнее.

– Ох, я не хочу быть тебе обузой, – сказала она.

– Это никакая не обуза. Я буду только рада помочь тебе их найти.

– И ты уверена, что она согласится?

– Конечно, – заверила я. – Я ведь ей заплачу… вот только сперва закончу Дневное Приветствие, конечно.

– Я буду тебе очень обязана, – сказала Ангелина. – Ты такая добрая!

Ух, как я тут испугалась, что она сейчас разревётся! Но всё-таки хорошо, что я могу хоть как-то ей помочь, – только бы её родители нашлись. Вовремя я вспомнила про эту Всадницу.

План и правда показался мне удачным. Я даже немного гордилась тем, что додумалась до такого.