Текст книги "Что такое привязанность? Эмоциональное развитие, родительство, уход за детьми"

Заключение

Понимание природы привязанности постепенно росло в течение столетий, однако теория и конкретные исследования начали активно развиваться только в XX и XXI веках. Ранние психоаналитические работы были посвящены исключительно отношениям матери и ребенка, причем акцент делался на физиологических потребностях последнего. Авторы последующих теорий предположили, что социальные потребности и модели поведения не являются реакцией на голод и дискомфорт, а присущи человеку от рождения. Данные, полученные в результате изучения множества детей во время Второй мировой войны, доказывают, что переживания привязанности и разлуки играют важнейшую роль в эмоциональном развитии. На этих и более поздних выкладках построил свою теорию Джон Боулби. В 1990-е годы появились новые данные, полученные в ходе изучения больших групп детей, которые были усыновлены из других стран. Характерной особенностью этих детей был опыт нахождения в условиях воспитательных учреждений. Благодаря этому исследованию было показано, что сама по себе сепарация не играет столь важной роли в эмоциональном развитии, как думал Боулби, и теории привязанности должны каким-то образом учесть данные этого исследования.

Глава 3
Развитие теории привязанности: идеи и исследования

Вторая мировая война закончилась, и интеллектуалы, посвятившие годы проблемам военного времени, теперь смогли отвлечься и подумать о других вопросах, например, о привязанности. Нацизм на время подавил всякую свободную мысль в Германии, и центром психоаналитических изысканий стала Великобритания. Из Нидерландов туда иммигрировали и основатели этологии Николас Тинберген и Конрад Лоренц, получившие Нобелевскую премию в области медицины. Таким образом, в послевоенной Британии идеи психоанализа и этологии сильно сблизились, тем более что история предоставила общий материал – наблюдения за детьми, пережившими опыт сепарации.

Факторы, повлиявшие на развитие теории привязанности

Мечтая об улучшении мира, многие послевоенные мыслители задались вопросом, как можно улучшить условия развития детей. Однако для этих целей требовалось больше данных об особенностях социального и эмоционального развития. Необходимо было как можно более подробно изучить эмоциональную жизнь детей в раннем возрасте, и исследователи сосредоточили внимание на ее различных аспектах. Так, например, в 1945 году вышла статья Рене Шпица, в которой он описал такое явление, как «госпитализм» у детей, проведших долгое время в медицинских учреждениях и не получивших там должного внимания и общего ухода. Их развитие было замедленным, здоровье слабым, к тому же Шпиц заметил, что они специфическим образом реагируют на незнакомых людей. В отличие от детей, выросших в семье, у этих детей «нормальное поведение было замещено самыми разными реакциями – от чрезмерного дружелюбия к любому человеческому существу до недифференцированной тревожности, выражающейся в душераздирающих криках, которые могли продолжаться бесконечно»[22]22
  Spitz R. Hospitalism: An Inquiry into the Genesis of Psychiatric Conditions in Early Childhood // Psychoanalytic Study of the Child. 1945. V. 1. P. 53–74.


[Закрыть]. Конечно, тут было о чем задуматься, но само исследование было лишь одним шажком на пути к формированию состоятельной теории привязанности.

Однако даже новые исследования базировались на идее, которую на тот момент разделяли специалисты почти во всех областях знаний. Незадолго до войны в науке возник новый подход к процедуре исследования. В форме так называемого «операционализма» этот взгляд проник и в теорию привязанности. Операционализм – это уверенность в том, что научное знание может быть полноценно описано только на языке измерений. Другими словами, если я хочу поделиться своими наблюдениями, то должен изложить их на языке операций, или измерений. Только те наблюдатели, которые используют одни и те же операции, могут быть уверены, что видят одни и те же свойства объекта, и могут сравнивать свои наблюдения. Если те, кто наблюдает за поведением привязанности маленьких мальчиков и маленьких девочек, используют разные операции и разные определения, то скорее всего они сообщат, что обнаружили половые различия, хотя на самом деле эти дети могут быть очень похожи, если подойти к ним с одним и тем же измерительным инструментом. Гуманитарные науки очень нуждаются в рабочих определениях, и именно с такой потребностью столкнулись первопроходцы теории привязанности, пытаясь понять, демонстрирует ли ребенок привязанность или нет.

После того как теория привязанности была сформулирована, понадобилось проверить ее еще одним важным для операционализма инструментом – посмотреть, поддается ли она фальсификации. Звучит так, как будто бы исследователей проверяют на предмет жульничества, однако на самом деле фальсифицируемость является общепризнанным критерием чистоты научного знания. Если исследователь намеренно отбрасывает все данные, которые не поддерживают его гипотезу, то он нарушает принцип фальсифицируемости. Зачастую такое происходит, например, в исследованиях в области парапсихологии.

Держа в уме критерий фальсифицируемости, исследователь будет всегда открыт для преобразования своей теории в соответствии с систематическими эмпирическими данными. Те же теории, которые эмпирическими данными не подтверждаются, должны быть изменены, и зачастую именно так современные исследователи привязанности и работают с теориями раннего эмоционального развития.

Два мыслителя

Фундамент современной теории привязанности был заложен двумя учеными: Джоном Боулби и Мэри Эйнсворт. Оба они очень своеобразно подходили и к клинической практике, и к исследованиям. Оба считали, что для изучения развития ребенка нужны максимально точные наблюдения, предвосхитив мантру специалиста по возрастной психологии Сэлли Провенс: «Не надо ничего делать. Просто будь там и наблюдай». Жизнь и деятельность Боулби и Эйнсворт прекрасно описаны Джереми Холмсом и Инге Бретертон[23]23
  Holmes J. John Bowlby and Attachment Theory. London: Routledge, 1993; Bretherton I. The Origins of Attachment Theory: John Bowlby and Mary Ainsworth // Developmental Psychology. 1992. V. 28. P. 759–775.


[Закрыть]; приведенные ниже биографические наброски построены с опорой на эти работы.

Джон Боулби: клиницист и теоретик

Британский клиницист Джон Боулби (1907–1990) привнес в исследования привязанности много новых идей и наработок. Ему удавалось сочетать высоколобую мудрость ученого-затворника с характерным для любого практикующего специалиста интересом к повседневным, животрепещущим проблемам. Вопросы детского развития впервые привлекли его внимание, когда он на общественных началах работал с детьми, имеющими трудности с социальной адаптацией. Он особенно сблизился с двумя из них: один был крайне отчужден и замкнут, второй же ни на шаг не отходил от Боулби. Эти дети стали для Боулби первыми примерами того, что позднее он описал как два типа нарушений привязанности.

Боулби начинал как детский психиатр, а позднее стал принимать участие в деятельности Британского психоаналитического института. Именно тому историческому периоду суждено было стать переломным для психоаналитической мысли, касающейся раннего развития. Хотя сам Зигмунд Фрейд относительно мало интересовался эмоциональными событиями на протяжении первых месяцев жизни, психоанализ стал единственным направлением, в котором внимание хотя бы как-то заострялось на раннем развитии. В итоге в стенах Британского психоаналитического института родилась знаменитая теория объектных отношений, объясняющая принципы выстраивания отношений с другими людьми в первые годы жизни, а также подчеркивающая негативное влияние сепарации и утраты.

Лидером британских психоаналитиков была Мелани Кляйн[24]24
  Klein M. Contributions to Psychoanalysis, 1921–1945. London: Hogarth, 1948.


[Закрыть], которая первой указала на возможность непосредственного психоаналитического лечения маленьких детей (Фрейд лечил детей опосредованно, через родителей). Кляйн была одним из первых супервизоров Боулби, однако по ряду важных вопросов они в конце концов разошлись. Возможно, именно желание доказать бывшей наставнице свою правоту подтолкнуло Боулби к его многочисленным исследованиям.

Мелани Кляйн утверждала, что источником эмоциональных проблем ребенка является внутренний конфликт между любовью и ненавистью. Она считала, что для психического здоровья ребенка жизнь внутри его фантазий гораздо важнее и существеннее, чем реально происходящие в семье события. Боулби с этим был не согласен и для отстаивания своей позиции в исследованиях использовал ситуации из реальной жизни, например, взаимодействие детей с социальными работниками в Лондонской психопедиатрической клинике[25]25
  Bretherton I. The Origins of Attachment Theory: John Bowlby and Mary Ainsworth // Developmental Psychology. 1992. V. 28. P. 759–775.


[Закрыть].

В военные годы Боулби начал изучение влияния опыта, пережитого в реальной жизни, на эмоциональное развитие детей. Он изучил случаи сорока четырех детей-преступников, находившихся в Лондонской психопедиатрической клинике[26]26
  Bowlby J. Forty-Four Juvenile Thieves: Their Characters and Home Life // International Journal of Psychoanalysis. 1944. V. 25. P. 19–52, 107–127.


[Закрыть]. Коллеги назвали это исследование «Али-Боулби и сорок разбойников». Боулби показал, что все эти мальчики пережили тяжелый опыт сепарации с матерью и были лишены материнской заботы.

Чтобы связать свои идеи с клинической практикой, после войны Боулби устроился в Тэвистокскую клинику в Лондоне, где вскоре возглавил детское отделение. Он переименовал его в Отделение детей и родителей, поскольку в работе с детьми использовал в качестве материала детский опыт их родителей. Продолжая исследовательскую и клиническую работу с акцентом на семейных отношениях, Боулби сформулировал ряд идей об эмоциональном развитии. То, что изначально было общим взглядом на проблему, постепенно превратилось в теорию привязанности.

Заснятые на пленку дети, страдающие от расставания с родителями, стали тем материалом, опираясь на который Боулби получал наглядные доказательства того, что для эмоциональной жизни маленького ребенка очень важно присутствие заботящегося о нем человека. Джеймс Робертсон сделал несколько фильмов – «Двухлетний малыш идет в больницу» и «Девять дней в детском стационаре»[27]27
  Robertson J., Robertson J. Nine Days in a Residential Nursery. Van Nuys, CA: Child Development Media, 1953 (video).


[Закрыть], в которых очень ярко показаны замешательство и тоска ребенка из-за расставания с матерью и его неспособность радоваться сразу же после воссоединения с ней.

На теоретический подход Боулби заметно повлияли и исследования на животных. Так, Гарри Харлоу из Университета Висконсина изучал макак-резусов: он пытался определить, как макаки-мамы заботятся о своих детенышах и почему, подобно людям, они иногда игнорируют и обижают их. Исследование Харлоу было сфокусировано на раннем опыте взаимодействия детенышей с теми, кто о них заботился. Например, были созданы суррогатные матери в виде проволочного муляжа в натуральную величину; одна такая «мать» держала бутылочку для кормления, а другая имела мягкую подушку, чтобы детеныш мог на нее облокотиться. Харлоу показал, что хотя младенцы-макаки могли выжить в подобных условиях, но полученный ранний опыт накладывал большой отпечаток на их последующее поведение[28]28
  Harlow H. The Nature of Love // American Psychologist. 1959. V. 13. P. 573–585.


[Закрыть]. Так, ухудшалась способность к ухаживанию и спариванию, а родившие детенышей самки потом плохо о них заботились. Исследования Харлоу подтверждали идею Боулби о том, что ранний опыт взаимодействия с заботящимся существом может предопределить хорошее или плохое социальное и эмоциональное развитие.

Когда Боулби познакомился с трудами этологов, этот новый подход к исследованию животных подтолкнул его к некоторым важным идеям относительно привязанности. Базовое для этологии понятие импринтинга – быстрое установление связи между детенышем и взрослой особью – показалось важным для Боулби по нескольким причинам. Импринтинг включал такой вид социальной связи, который можно сопоставить с эмоциональными узами человеческих детей и их родителей. Он не был связан с кормлением, демонстрируя, что социальные взаимосвязи могут иметь свою собственную независимую мотивацию. Он возникал очень быстро в тот самый ранний период, который в первую очередь и интересовал Боулби. Импринтинг оставлял заметный след на последующей социальной и эмоциональной жизни особи, что, по мысли Боулби, было справедливо и для отпрысков человеческого вида.

Большинство теорий развиваются постепенно, но наступает момент, когда они приобретают целостность и предстают перед миром в почти завершенном виде. Теория привязанности Боулби достигла этой стадии в конце 1950-х годов, когда в свет вышло несколько важных работ[29]29
  Bowlby J. The Nature of a Child’s Tie to his Mother // International Journal of Psychoanalysis. 1958. V. 39. P. 350–433; Bowlby J. Separation Anxiety // International Journal of Psychoanalysis. 1960. V. 41. P. 89–113; Bowlby J. Grief and Mourning in Infancy and Early Childhood // Psychoanalytic Study of the Child. 1960. V. 15. P. 9–52.


[Закрыть], в которых были собраны все идеи Боулби о причинах эмоциональной привязанности детей к матерям и няням, о типах поведения, которое указывает на привязанность, и о последствиях расставания с объектом привязанности. И хотя последователи Боулби потом развивали все эти идеи, именно эти работы заложили фундамент современной теории привязанности.

Основы теории Боулби

Всякая теория – это каркас из идей, который объединяет наблюдаемые события и помогает объяснить причины этих событий. На основе теорий мы выдвигаем гипотезы о мире и делаем предсказания. Если же гипотезы не подтверждаются опытом, то теорию необходимо модифицировать. Как мы уже говорили ранее, хорошая теория должна быть фальсифицируемой. Мы должны ясно видеть момент, когда наблюдения начинают противоречить прогнозам.

Теория привязанности Боулби соответствует этому критерию. Она объединяет такие наблюдаемые события, как социальный опыт, сепарация и последующее поведение; она позволяет делать прогнозы; она позволяет судить, в каком случае прогноз противоречит эмпирическим данным. При этом мы не хотим сказать, что проверка теории – это так просто. Исследования детей и взрослых таят в себе множество ловушек и подводных камней. Изучая привязанность, экспериментатор не имеет возможности целиком и полностью выстраивать исследование так, как ему бы хотелось.

На кого похожи человеческие существа? Возможно, теорию Боулби будет проще понять, если мы сначала обозначим несколько базовых допущений о природе человека. Первое важное допущение состоит в том, что люди и некоторые животные имеют целый ряд общих мотивов и типов поведения. Хотя этологи говорят о том, что некоторые характеристики специфичны для определенного вида, другие характеристики являются общими для представителей разных видов. У более тесно связанных групп, таких как люди и обезьяны, можно ожидать большего сходства в мотивациях и типах поведения, чем, скажем, у людей и рыб. Поэтому данные о жизни животных могут быть полезны и для изучения человека.

Второе допущение касается того, что мотивация и поведение людей могут управляться как врожденными, так и приобретенными механизмами, и при этом их проявление всегда опосредовано эволюционными факторами. Такие типы поведения и мотивации вырабатывались в древние времена в целях адаптации к среде и выживания вида. Человеческие младенцы довольно беспомощны по сравнению с другими видами, поэтому те факторы, которые способствуют их выживанию в ранние годы, должны были быть выделены путем естественного отбора. И эти факторы все еще присутствуют в жизни современного человека, несмотря на то, что развитие технологий и усложнение социальной организации снизили их значимость для выживания. К примеру, в доисторические времена шансы детей выжить сильно увеличивались, если они ни на шаг не отходили от взрослых. Для современных детей такое поведение все еще актуально и поощряется взрослыми, несмотря на то, что они живут в домах и для них создано множество дополнительных удобств, существенно снижающих ценность такого поведения.

Теория привязанности. В сформулированной Боулби теории привязанности можно выделить несколько четко сформулированных положений об эмоциональных узах между ребенком и заботящемся о нем человеке:

1. Привязанность ребенка к матери или к другому знакомому человеку, осуществляющему постоянный уход за ним, является проявлением базовой человеческой мотивации, не связанной с удовлетворением физиологических потребностей, таких как голод. Желание быть рядом со знакомыми людьми – это особая потребность, которая не сводима к другим типам опыта и составляет естественную и очень важную часть человеческих отношений. Даже для взрослых привязанность должна рассматриваться как неотъемлемый, постоянно действующий фактор социальной жизни, а не как регрессия к детской зависимости.

2. Все контактные типы поведения ребенка, связанные с социальным взаимодействием, такие как сосание, цепляние, следование, сигнализация другому улыбкой или плачем, относятся к аспектам развития привязанности. Все они являются также врожденными, инстинктивными типами поведения, присущими человеческому виду в целом. Такое поведение было отобрано в ходе эволюции, поскольку повышает вероятность того, что младенцу будет уделено внимание и оказана необходимая для выживания забота и помощь.

3. Некоторые элементы поведения привязанности очевидны уже в возрасте до полугода, однако они не соотносятся с каким-то одним конкретным родителем. После полугода младенец начинает ползать и следовать за взрослыми. Так, привязанность начинает направляться на конкретных людей, заботящихся о ребенке. С точки зрения эволюции эта небольшая задержка в формировании привязанности – блестящий способ защиты и предохранения от негативного воздействия сепарации в первые месяцы жизни. Если бы привязанность устанавливалась с первых секунд после рождения, то случаи смерти матерей при родах (не такие уж редкие, особенно в прошлом) наносили бы систематический вред появившимся на свет детям. Ведь велика вероятность того, что тот взрослый, который ухаживает за ребенком в возрасте полугода, будет делать это и в последующие, как минимум, два-три года, предоставляя ребенку возможность для нормального выстраивания эмоциональной связи. Благодаря современной медицине процент смертей матерей при рождении существенно уменьшился, однако выработанный в процессе эволюции механизм остался.

4. Сепарационная тревога является признаком того, что привязанность уже сформировалась, поэтому к ней надо относиться как к нормальному и ожидаемому явлению в процессе эмоционального развития. Обычно стресс ребенка прекращается, как только он воссоединяется с родителем или иным заботящимся о нем человеком. Если же расставание с объектом привязанности произошло внезапно и длится долгое время, то ребенок со сформированной привязанностью не просто испытывает тревогу, но и будет проходить определенные стадии горевания, сопровождающиеся определенными изменениями эмоционального состояния. Хотя печаль ребенка порой выражается очень интенсивно, такое поведение пугает взрослых и вызывает с их стороны поддержку, однако все это – нормальная и даже необходимая реакция на длительную разлуку. Ни сепарационная тревога, ни горе от серьезной утраты не возникнут до тех пор, пока не будет сформирована привязанность к ухаживающему за ребенком взрослому, а это, как мы уже отмечали, можно ожидать не ранее возраста шести месяцев.

5. Хотя Боулби этот аспект никогда не выделял, но все же важно подчеркнуть, что эмоции и поведение привязанности имеют четкую привязку к возрасту, то есть для них можно указать как верхние, так и нижние границы. Обсуждаемые нами характеристики привязанности никогда не проявляются до полугодовалого возраста, и бесполезно ожидать их, скажем, после трех лет. Поведение привязанности, первоначально описанное Боулби, типично для периода от позднего младенчества до раннего дошкольного возраста. Эмоциональные связи видоизменяются вместе с возрастом, а вместе с ними – соответствующие чувства и действия, как мы увидим в последующих главах.

6. В более поздних работах Боулби предположил, что поведение и эмоции привязанности связаны с присущей каждому индивиду внутренней рабочей моделью социального мира. Эта гипотеза позволяет наметить пути изменения привязанности по мере взросления индивида и выхода его из-под власти инстинктов. Внутренняя рабочая модель – это совокупность воспоминаний, эмоций и мыслей, определяющих ожидания и отношения индивида, которые в конечном итоге обуславливают его поведение. Такие варианты связанного с привязанностью поведения, как предпочтение определенных людей, физическое дистанцирование или сближение с объектом привязанности, поиск помощи и поддержки, выражение горя при расставании и утрате – все они определяются особенностями внутренней рабочей модели.

Конечно же, характерное для привязанности поведение не бывает направлено на одних и тех же людей в течение всей жизни, да и сами варианты поведения не остаются неизменными. Эти факты показывают нам, что внутренняя рабочая модель меняется с возрастом под влиянием приобретаемого опыта. Например, напуганная громким звуком маленькая девочка подползает к маме и тем самым сигнализирует, чтобы та взяла ее на руки. Спустя 30 лет эта «девочка», оказавшись в суетящейся толпе людей, будет искать глазами мужа или же бросится защищать своего ребенка, не обращая внимания на собственную безопасность. Ее внутренняя рабочая модель в течение тридцати лет менялась под влиянием опыта, процесса взросления и теперь представляет собой новую совокупность чувств, установок и вариантов поведения по сравнению с той, которую она имела в младенчестве.

Мэри Динсмор Солтер Эйнсворт: идея привязанности, измерение привязанности

Свой теоретический вклад в понимание привязанности сделала рожденная в США и выросшая в Канаде психолог Мэри Эйнсворт (1913–1999). Но для современной теории ее работа важна в первую очередь своим акцентом на точное измерение эмоционального развития. Благодаря ее изысканиям была удовлетворена потребность теории привязанности в самокорректировке. Без возможности так или иначе измерить привязанность было бы невозможно выдвигать и проверять гипотезы, а значит, и невозможно было бы точно сказать, является ли теория привязанности адекватным инструментом описания ранней эмоциональной жизни. Именно за широкое использование методов измерения и организацию большого числа исследований Мэри Эйнсворт удостоилась того, чтобы занять в истории теории привязанности место рядом с Джоном Боулби.

Измерения на заре теории привязанности. Важность точных измерений и фактических доказательств подчеркивалась с самых первых лет серьезного изучения привязанности. Для проверки собственной теории Боулби использовал анализ случаев из практики и подробные описания. От этологов он перенял практику максимально точного и подробного описания поведения. Любой полученный в результате такого опытного наблюдения материал Боулби считал важным для понимания особенностей эмоциональной жизни. Помимо прочего, Боулби идейно разошелся с Мелани Кляйн, потому что однажды она запретила ему беседу с матерью трехлетнего мальчика, которым он занимался.

В послевоенные годы фильмы, созданные Робертсоном и Шпицем, стали примером нового метода сбора данных о детском развитии. Сегодня мы бы отнеслись к таким методам с подозрением и известной долей скепсиса, ведь теперь все знают, с какой легкостью видеомонтаж может исказить действительность. Боулби тоже это понимал и поэтому предложил Робертсону новые, более надежные приемы работы с детьми во время съемки. Например, будущего «героя» фильма следовало выбирать из группы детей случайным образом. Или же в кадр должны были входить висящие на стене часы, чтобы зритель не сомневался в соблюдении принципа единства времени[30]30
  Bretherton I. The Origins of Attachment Theory: John Bowlby and Mary Ainsworth // Developmental Psychology. 1992. V. 28. P. 759–775.


[Закрыть].

Разработка Эйнсворт методики измерения. Закончив в 1940 году работу над докторской диссертацией, Эйнсворт уже была всецело погружена в интригующее многообразие методов, с помощью которых можно было бы записывать воспоминания, эмоции и образцы поведения. Особенно ее интересовало сопоставление двух методов измерений с целью выявить наиболее точный. Так, в рамках диссертации она провела опрос, в котором студенты описывали свой семейный опыт, при этом в другое время этим же студентам было дано задание составить небольшой автобиографический отчет. Затем Эйнсворт сравнивала полученные результаты.

В 1950 году Мэри Эйнсворт вместе с мужем переехала в Лондон. Вскоре судьба привела ее в одну из исследовательских групп Джона Боулби. Она была вовлечена в анализ отснятого Робертсоном материала.

Эйнсворт с уважением относилась к методам наблюдения и описания, используемым Робертсоном, однако этологический подход Боулби показался ей недостаточно последовательным. Она переключила свое профессиональное внимание на детей школьного возраста, которым пришлось пережить долгую разлуку с матерью из-за госпитализации. В соответствии со своей методологией она поделила детей на три группы в зависимости от того, как ребенок реагировал на воссоединение с матерью: 1) дети, реагирующие позитивно и испытывающие радость; 2) дети, испытывающие амбивалентные чувства; 3) дети, реагирующие равнодушно или даже враждебно. Как мы увидим, позднее эта классификация на три типа реакций станет одним из теоретических принципов измерения раннего поведения привязанности в концепции Эйнсворт.

Кросс-культурный аспект. В 1950-е годы Эйнсворт вместе с мужем работала в Уганде, где ей удалось изучить особенности привязанности у представителей совсем другой культуры. Если привязанность была характерной чертой всего вида и сводилась к инстинктам, как считал Боулби, то особенных отличий между наблюдениями, сделанными в Уганде, и результатами, полученными в Англии, не должно было наблюдаться.

Эйнсворт работала с двадцатью шестью семьями, у которых были маленькие дети. Каждую неделю она приходила в новую семью, сидела в гостиной и наблюдала за взаимодействием детей и матерей. Особое внимание она уделяла тому, как матери реагируют на сигналы, а также на попытки детей кричать или исследовать пространство. Она проводила также опрос среди матерей об их впечатлениях от грудного вскармливания. Далее мы убедимся, что полученные результаты подтвердили многие идеи Эйнсворт и Боулби. В Уганде дети демонстрировали привязанность почти так же, как и в Британии[31]31
  Ibid.


[Закрыть].

Наблюдения в контексте: Балтиморский проект. В начале 1960-х годов, когда три основополагающие работы Боулби уже увидели свет, Мэри Эйнсворт перебралась в Балтимор. Именно здесь она спланировала и осуществила сложный исследовательский проект по исследованию детей и матерей.

Наблюдения Эйнсворт были не только скрупулезны и подробны, но обладали также еще одной важной чертой для последующего развития теории привязанности. Как и в Уганде, в Балтиморе Эйнсворт изучала не только детей, но и вклад матерей в отношения эмоциональной привязанности. Если матери были отзывчивы и чувствительны, то у их детей была одна структура привязанности, в противном случае структура была иная (хотя было непонятно – как это непонятно и до сих пор, – кто же в большей степени на кого влияет).

Осуществленный Эйнсворт Балтиморский проект стал демонстрацией нового исследовательского подхода, в рамках которого анализировались взаимосвязанные образцы поведения, а не просто, как раньше, когда подсчитывали частоту определенных событий, например, кто сколько раз заплакал[32]32
  Ainsworth M., Blehar M., Waters E., Wall S. Patterns of Attachment. Hillsdale, N. J.: Erlbaum, 1978.


[Закрыть]. Новые исследования было проводить намного труднее, но при этом они более четко выявляли всю сложность и многоаспектность возрастных изменений. Показав эти сложности, Эйнсворт сделала значительный вклад в развитие созданной Боулби теории привязанности.

Попытка показать, как поведение и поступки матери влияют на формирование привязанности, была ценной сама по себе, но она продемонстрировала также важность внутренней рабочей модели социальных отношений. Повторяющиеся действия матерей вызывали у детей определенные реакции, но происходило это не только и не столько на инстинктивном уровне, как предполагали этологи. С помощью повторяющихся действий дети начинали понимать, чего они могут ожидать от других людей. Они строили модель ожиданий и отношений, которая начиналась с первых взаимодействий и потом обобщалась и экстраполировалась на любого нового человека. Например, все, что ребенок привык получать от матери, он ожидает и от медсестры, а затем и от воспитателя в детском саду, и т. д. Важно, что по мере взросления и приобретения опыта внутренняя рабочая модель может видоизменяться. На раннее инстинктивное поведение опыт не влияет, но внутренняя рабочая модель привязанности способна меняться, формируя в конце концов модель отношения индивида к собственному ребенку. Чтобы это описание не показалось слишком умозрительным и далеким от реального опыта привязанности, давайте вспомним, что эта модель включает мотивацию и эмоции, основанные на мощнейших чувствах полутора-двухлетнего ребенка, льнущего к матери и опасающегося приближения незнакомца.

Незнакомая ситуация: поведенческий эталон. Теперь Эйнсворт интересовали две новые проблемы, связанные с измерениями. Собранный в Уганде и Балтиморе материал был очень ценным, но не хватало инструментов для его адекватного анализа. Все семьи очень разные. Как мы можем сравнивать их друг с другом? И если поведение матери столь важно, то как мы можем вычленить его из всей сложности реальных жизненных ситуаций, в которых на поступки индивида влияют и мать, и отец, и культура, и множество случайных факторов?

Эйнсворт хотела разработать такой способ описания поведения младенца, который нивелировал бы релевантность культурных, семейных и других различий. Ее, в частности, интересовало, как ведут себя младенцы в ситуациях высокого и низкого стресса, однако, как можно было регулировать уровень стресса – хотя бы временно – в условиях реальной семьи? Требовалась стандартизированная методика, в рамках которой ситуацию можно было бы всецело контролировать, а обследуемые матери и дети переживали бы аналогичный опыт. Тогда специально обученные наблюдатели могли бы собирать необходимую информацию. Только в таком случае можно было бы проводить сравнение и даже выделять норму и частотность отклонений от нее.

Так Эйнсворт пришла к созданию методики, получившей название «Незнакомая ситуация»[33]33
  В русскоязычной научной литературе встречается также другое название этой методики – «Ситуация с незнакомцем». – Прим. ред.


[Закрыть]. С использованием этого метода измерения впоследствии были проведены тысячи исследований. И мы теперь можем только предполагать, занимались ли бы мы с вами проблемами привязанности, если бы в свое время этот метод не был бы изобретен. Метод незнакомой ситуации дал ответ на вопрос, как вообще можно сравнивать всех этих малышей.

Незнакомая ситуация. Подобно другим психологическим тестам, метод незнакомой ситуации включает довольно узкий объем информации из широкого набора измеряемых факторов. Во-первых, принимающим участие в исследовании детям должно быть около года (хотя не все исследователи соблюдают это условие). Все полученные данные свидетельствуют о том, что подавляющее число детей этого возраста демонстрируют поведение привязанности с достаточной частотой и интенсивностью. Это и есть наилучшее время для того, чтобы документально зафиксировать эмоциональную привязанность ребенка к заботящемуся о нем взрослому.

Во-вторых, сама «незнакомая ситуация» должна быть достаточно простой, типичной, поддерживаемой в течение короткого отрезка времени, не грозящей ничем серьезным. Тут, конечно, кроется небольшой парадокс: с одной стороны, ребенка нельзя сильно расстраивать, с другой – он демонстрирует специфику эмоциональной привязанности именно на фоне стрессовой ситуации. По интенсивности переживаемая ситуация должна быть аналогична, например, моменту, когда в магазине мама ненадолго отходит от ребенка к другой витрине, но ни в коем случае не стоит моделировать сильный стресс, как, например, при нападении дикой собаки или домашнем насилии.