Текст книги "Запретное наслаждение"

– Знаю. Именно они приложили руку к тому, что я стал законнорожденным сыном Безумного графа.

– Графский титул несет с собой определенные преимущества.

– Например?

Вандеймена искренне удивил его вопрос, а еще больше – тон, каким он был задан.

– Графство практически банкрот, – с горечью признался Дэвид. – То, что осталось: титул, место в парламенте и Крейг-Виверн, – не представляет для меня ценности. Меня не воспитывали как дворянина, и только благодаря доброте дяди и тети мы с сестрой не жили в таверне.

– Но ты вырос в поместье, среди дворян, пусть и нетитулованных.

– С клеймом бастарда. Случайно оказавшись на великосветском мероприятии, я сразу вижу, что в глазах большинства я так и остался бастардом, пусть и получившим хорошее воспитание, но пригодным только для найма в качестве управляющего.

– Они смирятся. Английская аристократия на удивление прагматична. В светских кругах немало кукушек, унаследовавших разные титулы, и некоторые из них продолжают испытывать нежные чувства к своим настоящим отцам, что вызывает определенные неудобства. Об этом просто не упоминают – какой смысл? Если позволить импровизировать с законом: дать право отцам выбирать себе наследников или объявлять своих взрослых сыновей чужими детьми, – начнется хаос.

Дэвид отпил кофе, оказавшийся великолепным.

– Николас считает, что те, кто подозревает об истинном положении вещей, только порадуются, что кровь Безумного графа никому не передалась.

– Он прав. Безумные пэры вредны для дела, особенно когда наступают тяжелые времена и в обществе становится неспокойно. Память о Французской революции еще свежа.

– Меня удивляет, что мой якобы законный отец не установил где-нибудь в поместье гильотину, хотя он камеру пыток оборудовал – это была одна из многих его чудовищных выходок.

– Я слышал. И еще он слыл насильником.

– Вот тут ты ошибаешься. Женщины приходили к нему по доброй воле, потому что имели шанс стать графиней, а если не беременели, их отсылали прочь с немалой суммой в качестве приданого.

– Однако он был женат на твоей матери.

– Тайно, и хранил это в секрете, чтобы жениться официально, если у него возникнет такое желание.

– Прости, но я не понимаю… – начал Вандеймен.

– О, не переживай. Безумного графа никто не мог понять.

– …Почему он во всеуслышание не объявил о своей женитьбе на твоей матери и не назначил тебя своим наследником?

– Он знал, что я не его сын. До моего рождения прошло гораздо больше времени, чем с того момента, как она сбежала от него. Мне кажется, он всегда боялся, что она представит доказательства их брака и тем самым вынудит признать меня. Он был бы счастлив разделаться и с ней, и с Мелом, но в окрестностях Крейг-Виверна у Мела было больше власти, чем у него. Мел мог прийти в имение и сбросить графа со стены, и многие подтвердили бы, что тот спрыгнул сам.

– Ну и ну! И ты говоришь о цивилизованной нации?

– Уверен, найдутся и другие районы, где живут по своим, тайным законам.

Вандеймен поморщился, но отрицать не стал.

– Значит, граф отчаянно хотел иметь собственного, законного сына, а она, ради собственного удобства, держала факт их женитьбы в секрете.

– Так что законных детей у них не было. Более двадцати лет все шло более-менее гладко, если не считать, что у графа так и не получилось сделать наследника. Это только усугубило его безумие. – Подумав немного, Дэвид добавил: – Скорее всего она его убила.

– Твоя мать убила Безумного графа?

– Ты считаешь, женщина не способна на такое? Несмотря на свой скверный характер, граф заключил с Мелом своего рода пакт: граф защищал орду в обмен на деньги для своих безумных проектов и затей – таких, как увеличение рождаемости или поиски секрета вечной жизни. Но когда Мела и его людей схватили, граф даже пальцем не шевельнул, и леди Белл превратилась в фурию. Она решила последовать за Мелом в Ботани-Бей и собрала все ценное, что имелось в доме, а потом отправилась в Крейг и забрала оттуда все, что смогла унести. Через несколько дней после этого граф выпил свое снадобье – это было его последнее изобретение – и умер. Вполне вероятно, что она подсыпала в его бурду нечто смертоносное и ушла с приятным сознанием, что ее месть рано или поздно свершится.

– Вот это женщина!

– Должен признаться, что я тоже испытываю некоторое восхищение, однако ее безоглядное следование своим желаниям создало массу проблем, не говоря уж о том, что она, прежде чем уехать, до нитки обобрала и орду, и графа.

– Думаю, граф и сам повинен в собственном обнищании.

– Это правда. Он тратил на книги и ингредиенты для своих снадобий баснословные суммы. Мы продали его коллекцию высушенных пенисов различных биологических видов за тысячу гиней, в пять раз больше выручили за библиотеку, но так и не покрыли даже толики его издержек.

– Да-а, тяжело у тебя с финансами.

Дэвид разозлился на самого себя за то, что вдруг стал жаловаться на жизнь.

– Я бы терпимее относился к этой охоте за приданым, если бы моя ситуация не стала достоянием гласности. Сначала мы думали, что, поскольку больше никто не претендует на титул, все пройдет гладко, однако выяснилось, что в конторах и судах Лондона сидят стаи ворон, жаждущих поживиться за счет тех, кто притязает на насквозь прогнившую собственность. Все это стоило огромных денег. Я принял на себя обедневшее графство, но законники, превратив меня из нищего в должника, в буквальном смысле сделали ходячим скандалом. Когда в суде слушали дело о браке моей матери, зал был до отказа забит зрителями. Газеты окрестили процесс «Делом Безумного графа».

– Я еще видел плакаты и слышал сатирические песенки, – заметил Вандеймен с искренним сочувствием. – На эту тему сейчас даже ставят пьесу: как невинную девственницу обманом и уговорами заставили вступить в тайный брак, но после того как муж, порочный граф, изнасиловал ее, она сбежала с местным контрабандистом.

– Черт! Я думал, что сейчас, когда все решено, интерес к этому делу угас.

– Со временем угаснет. Главное, что они не используют настоящие имена, так что через несколько лет это будет обычная пьеса о графе Злобнодраконе, или Подлочервяке, или каком-то еще в этом роде.

– Сомневаюсь, что при таком раскладе хоть одна здравомыслящая барышня захочет выйти за меня.

– Можно с тем же успехом утверждать, что ни один джентльмен не женится на состоянии, если от этих денег попахивает скандалом.

– Грязная сделка, да?

– Грязной она будет, если ты сам сделаешь ее таковой. Мы с Марией начинали с взаимовыгодного сотрудничества, которое устраивало обоих.

– А теперь вы любите друг друга?

– Безумно.

– И ты не боишься потерять разум?

Вандеймен расхохотался.

– Нет, если безумство настолько восхитительно. Желаю и тебе того же.

– Не надо. – Ответ получился более резким, чем хотелось бы Дэвиду.

Ван налил еще кофе и устремил на собеседника вопросительный взгляд, как бы требуя пояснений.

– Моя мать угодила в лапы графа исключительно из-за алчности и амбиций, а потом оказалась в лапах Мела Клинта, и двигала ею безумная любовь. Только представь: мисс Изабел Керслейк живет в таверне «Георг и дракон» с ее хозяином!

– Да уж, нелегко вам было в атмосфере столь жуткого скандала.

Дэвида не порадовала такая проницательность.

– Дядя и тетя приняли нас с сестрой, а потом их примеру, из уважения, последовало и местное дворянство. Если бы леди Белл вырастила нас в таверне, все было бы по-другому.

– Наверное, поэтому-то она и согласилась отдать вас родственникам.

– Ты ищешь в ней благородство? Возможно, такие мысли и приходили в голову Мелу, а она всегда делала то, что хотел Мел, однако материнских чувств у нее не было. Поверь мне.

– Она была предана ему настолько, что поехала за ним в Австралию, но потом взяла на себя труд написать тебе и рассказать подробности своего тайного замужества. Именно эти подробности и дали тебе право претендовать на титул. Ради чего?

Дэвид задумался ненадолго, а потом сказал, отставляя чашку:

– Я думаю, что она увидела еще один способ отомстить Безумному графу, даже несмотря на то что к тому моменту он уже был в могиле. Или просто хотела претендовать на титул Виверна. Ты слышал, что она пользуется этим титулом в Сиднее, управляя таверной под названием «Вивернский герб»? На вывеске, естественно, намалеван герб.

Ван от души рассмеялся.

– Замечательная женщина! Интересно, как она восприняла свой новый статус вдовствующей графини?

Не удержавшись, Дэвид тоже расхохотался.

– Жаль, что я не присутствовал при этом! Наверное, она вдруг увидела в браке определенную привлекательность.

Глава 7

– Граф Виверн в городе! – объявила тетя Мэри.

Люси подняла голову от вышивки – именно потому, что от нее ожидали такой реакции. За три дня на Ланкастер-стрит она уже научилась оправдывать ожидания.

Кузина Клара воскликнула:

– Наконец-то!

Люси не понимала, почему приезд графа вызвал такой переполох, но вскоре ей объяснили. Тетя Мэри никогда не оставляла ни одну мысль невысказанной и редко подолгу хранила молчание. Люси знала, что тетка и двоюродная сестра – страшные болтушки, но она не предполагала, насколько трудно будет остановить этот словесный поток. Но самым ужасным оказалась необходимость постоянного участия в этой болтовне.

Бо́льшую часть времени дамы проводили в элегантно обставленной малой гостиной, где стояла страшная духота: воздух был перенасыщен запахами ароматических смесей из сухих цветочных лепестков, а окна никогда не открывались – тетя Мэри боялась сквозняков.

Кроме того, до своего приезда сюда Люси не знала, что у тети есть множество твердых убеждений, которые создадут ей массу неудобств. Так, тетя Мэри считала неприемлемым для дам чтение газет или серьезных журналов, в результате чего Люси успела изголодаться по новостям. Тетя также не одобряла, если дамы коротко стригли волосы, и в подтверждение своей правоты цитировала Библию.

Она, конечно, не могла заставить короткие, до плеч, волосы Люси расти быстрее, но всячески выражала свое недовольство и требовала забирать их в высокую прическу, чтобы грех не был так очевиден. На все просьбы Клары позволить ей чуть-чуть подстричь волосы она отвечала категорическим отказом, что для девушки было самой настоящей катастрофой, так как ее кудряшки не поддавались укладке.

Тетя Мэри не допускала, чтобы незамужние барышни спали в отдельных комнатах, и Люси пришлось делить с Кларой не только спальню, но и кровать. Раньше она о подобном и помыслить не могла: собственная кровать всегда была в ее полном распоряжении. Из-за этого девушка плохо спала, а это означало, что даже сон не приносил ей отдохновения от дневной болтовни.

В доме тетки напрочь отсутствовала возможность уединиться. Если Люси на какое-то время отделялась от дам, они тут же отправлялись ее искать. Тут не было злого умысла. Тетка и кузина искренне опасались, что она где-то рыдает, оплакивая свое горе, или ее поразила какая-нибудь ужасная болезнь. Только сейчас Люси поняла всю прелесть уединения и молчания.

Девушка не решалась открыть свою записную книжку, хотя за последние дни узнала много нового, из боязни, что поблизости окажется Клара и потребует показать запись. Ни Клара, ни тетя Мэри вообще не имели ни малейшего представления о личной жизни, все время проводили вместе, делились каждой мыслью и от других ожидали того же. Люси подозревала, что они считают ее замкнутой и это их тревожит.

Три дня превратились для нее в три недели.

Если было бы возможно, она сбежала бы домой.

Когда вошедший в гостиную лакей принес свежую газету, Люси охватило изумление, а потом на одно короткое мгновение в ней вспыхнула надежда на то, что поток слов обретет хоть какое-то содержание. Но ей сразу стало ясно, что «Еженедельное светское обозрение» не содержит ничего, кроме сообщений о приезде или отъезде представителей королевского семейства и аристократии и о грядущих светских мероприятиях.

– Виверн поселился на Меллисент-роу, у своей сестры, леди Эмлин, – сказала тетя Мэри. – Удивительно, что Эмлин принимает его, – ведь он украл у него графский титул.

– Леди Эмлин – сестра Виверна, мама, – напомнила ей Клара.

– Уж больно у нее сомнительное происхождение. Очень печально.

История заинтриговала Люси.

– Лорд Виверн украл графский титул у своего зятя? Наверное, из-за этого семья оказалась в неловком положении.

– Не в неловком, дорогая, а в позорном. Ты, вероятно, не слышала эту историю?

Люси почтительно подтвердила, что не слышала, и тем самым дала возможность тетке рассказать ее во всех подробностях.

– Виверны всегда отличались странностями, но все едины во мнении, что шестой был просто ненормальным. Он так и не женился – во всяком случае, все так думали – и умер, не имея прямого наследника, так что титул перешел к какому-то дальнему родственнику по линии Саммерфордов в Суссексе. То есть к виконту Эмлин, замечательному молодому человеку, хорошо проявившему себя на войне. Однако позже было получено письмо от одной женщины, которая утверждала, будто бы состояла в тайном браке с графом и, следовательно, ее дети, сын и дочь, законнорожденные.

– Леди Белл! – восторженно воскликнула Клара.

– У нее был титул?

Тетя Мэри презрительно фыркнула.

– Только в ее собственном воображении, дорогая. В глазах света она была – сожалею, что вынуждена произносить это слово, – проституткой. Хоть и родилась в респектабельной среде, бо́льшую часть своей жизни она растратила на не освященные церковью отношения с кабатчиком по имени Мелхиседек Клинт.

– Какое необычное имя, – сказала Люси, с интересом слушая историю.

– Я не одобряю такие имена.

– Кажется, оно из Библии.[1]1
  Так звали царя, который вынес навстречу Аврааму хлеб и вино, когда тот возвращался после победы над царем Северного Ханаана. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] Я права, тетя?

– Это – нет, – ответила та, величественно отметая логику. – Он был не только кабатчиком, но еще и контрабандистом, которого в конечном итоге поймали. Да, это правда! Больше года назад его схватили и услали на каторгу, и эта бесстыдница последовала за ним.

– Ее тоже отправили на каторгу? Вы смеетесь надо мной, тетя? Все это очень похоже на пьесу.

– А пьесу и в самом деле скоро поставят! – встряла в разговор Клара. – Жду не дождусь, когда можно будет ее посмотреть. Порочный лорд, лихой контрабандист и пострадавшая от жестокости прекрасная дама.

– Как же, пострадала она от жестокости, – хмыкнула тетя Мэри. – Она сама создала себе все проблемы, в том числе и переезд в Ботани-Бей. Чего стоит одно ее желание оплатить самостоятельно дорогу в исправительную колонию!

– Наверное, ею двигала самая искренняя, самая глубокая любовь! – провозгласила Люси в характерной для Клары манере.

– Вернемся к ее притязаниям на графский титул, – уверенно произнесла тетя Мэри. – По получении заявления, которое, как я понимаю, было подкреплено подробным описанием обстоятельств ее брака…

– Тайного, – перебила ее Клара. – На острове Гернси. Я не знала, что такой брак можно заключить не только в Шотландии, но и на Нормандских островах, а из Девона до них ближе, так что граф не был совсем уж безумным.

– Я не одобряю тайные браки, – сказала тетя Мэри. – Но, увы, они дозволены законом ради титула. Виконт Эмлин благородно отошел в сторону и уступил место управляющему поместьем графа.

Клара восторженно захлопала в ладоши.

– Все как у Золушки, правда?

Люси могла бы привести массу доводов в пользу того, что все было не как у Золушки, однако не стала.

– И сейчас этот подозрительный граф приехал в Лондон? Тот, который вырос в таверне? Наверное, он чувствует себя ужасно неловко, когда оказывается в светском обществе.

– Боюсь, что так, – согласилась тетя Мэри. – Теперь он, естественно, будет искать богатую невесту с безупречной родословной, которая компенсирует отсутствие таковой у него.

– Наконец-то мы его увидим, – заявила Клара с видом охотника, преследующего оленя. – К сожалению, нас не было в городе, когда он приезжал в августе прошлого года, чтобы давать показания.

– В августе в городе не бывает никого, – сказала тетя Мэри так, будто защищалась от неоправданных обвинений, – видимо, решила перевернуть страницу и на этом закончить обсуждение темы. – У миссис Колчестер родился сын. Для нее это великое облегчение после четырех девочек. И у миссис Сторрберри тоже, хотя, насколько я помню, свадьба была в декабре.

Было ясно, что тетя Мэри не жалует эту даму. «Удивительное качество, – подумала Люси, – запоминать даты всех свадеб, для того чтобы потом уличать людей в грехе».

Люси вернулась к рукоделию и, мысленно прокрутив в голове историю бедного графа Виверна, решила, что его появление затмит скандал, связанный с ее историей. За последние несколько дней многие из пожилых дам отметили ее сходство с матерью, и это тут же оживило воспоминания о давнем скандале: на ней сразу же принялись искать отметины Сити, а в ней – признаки унаследованного безрассудства.

Она даже подслушала несколько огорчительных замечаний насчет «бедняжки Элис Стэнли». Создавалось впечатление, будто ее мать закончила жизнь в работном доме. Девушке стоило огромного труда не возразить и не обратить внимание этих кумушек на то, что ее мать прожила счастливую жизнь, а умерла богатой, богаче многих из них. Люси все же удалось не выйти из роли Глупышки Люсинды.

Она прилагала все силы к тому, чтобы ее вступление в бомонд прошло успешно, но и предположить не могла, что это окажется так сложно.

Первый вечер в Лондоне был тихим и спокойным. Люси провела его дома, выслушивая наставления тетки в области этикета. Это было интересно, но потом начался сущий кошмар: чтение стихов Себастьяна Росситера. Люси чуть не умерла от тоски, зато теперь знала, о чем идет речь.

На следующий вечер, в среду, тетка взяла ее с собой на музыкальный вечер, а Клара отправилась на вечеринку с подружками в «Олмак», куда Люси тоже очень хотелось, но пока не пришлось побывать в святая святых бомонда, в этом средоточии светской правильности.

Вчера они посетили два раута и вечер хорового пения, который устраивала леди Чомли в своем огромном доме. Вечер получился великолепным. Люси получала истинное удовольствие, пока ей не представили глупейшего джентльмена, который считал себя поэтом и декламировал нескладные стихи, сочиненные в ее честь.

Лорд Стивенхоуп был всего лишь одним из множества поклонников, а это значило, что весть о ее богатом приданом уже разлетелась по всему бомонду. Люси также стала жертвой вкрадчивой доброты некоторых дам, которые не скрывали своего желания попридержать ее для обедневшего сына или брата. Стиснув зубы, она изображала то красивую пустышку, то пустоголовую красавицу, и одно лишь ее удивляло: как за все эти приемы они не стерлись до десен.

На сегодня был назначен бал у графини Чаррингтон. Люси с удовольствием предвкушала свой первый большой бал, хотя и понимала, что там ей придется общаться со скучнейшими джентльменами. К сожалению, она не научилась пока вежливо, без резкостей, отделываться от них.

Тетя Мэри отложила газету в сторону.

– Больше ничего интересного. Клара, давай лучше обсудим, куда нам предстоит пойти.

Клара сбегала за приглашениями, и они с матерью, сев бок о бок на диван, принялись взвешивать привлекательность балов, танцевальных и музыкальных вечеров, лекций, венецианских завтраков и благотворительных бенефисов. Все, что получало их одобрение, тетя Мэри тщательно записывала в свою книжку, глядя на которую Люси вспомнила о своей, розовой, со все еще чистыми страничками.

Обсуждение приглашений было ежедневным ритуалом. Уже зная, сколько на это уйдет времени, Люси встала и извинилась, в ответ услышав лишь нечленораздельное бормотание. Искренне надеясь, что тетка и кузина еще полчаса не заметят ее отсутствия, она быстро поднялась наверх, в спальню, чтобы хоть недолго насладиться тишиной и уединением.

Если бы она могла вернуться домой, размышляла девушка, то с радостью признала бы свое поражение. Тетка и кузина сводят ее с ума, поклонники портят ей все удовольствие от музыки. Она всегда ненавидела лесть, а сейчас фальшь приобрела просто гигантские размеры, так как большинство кавалеров вдохновляло лишь ее приданое. Искреннее же восхищение было еще хуже, потому что замуж выходить она не планировала.

Ей уже пришлось отклонить одно предложение. Сэр Меллори Аутрем был чуть старше ее и отличался впечатлительностью и бессодержательностью речей. Люси познакомилась с ним в среду, а в четверг он уже объяснился ей в любви. В ответ она мягко сказала, что они не подходят друг другу, и он тут же заявил, что она разбила ему сердце.

Люси стала убеждать, как можно ласковее, что его сердцу ничто не угрожает. Он же, негодяй такой, вспомнил, при каких обстоятельствах поженились ее родители, заявил, что она, вероятно, пошла в них, и предложил пожениться тайком, если ей по вкусу такая авантюра.

Ох как же ей хотелось хорошенько его встряхнуть!

И до сих пор хочется.

Тут Люси вспомнила о своей записной книжке и решила, что сейчас самое подходящее время на бумаге запечатлеть те примеры глупости, которые вызвали у нее наибольшее раздражение.

Девушка открыла дверь и прислушалась. Тетка и кузина все еще оживленно обсуждали светские мероприятия. Закрыв дверь, Люси достала свою розовую записную книжку и карандаш и открыла первую страницу.

Поразмыслив, она описала, как прибыла в дом тетки, как удивилась, когда выяснилось, что ей придется делить комнату и кровать с кузиной. Как же ей все это противно! До чего же абсурдны теткины эдикты! Люси написала о чаепитии в обществе утонченных дам, чьи высказывания редко отличались разумностью, о поездке в парк, куда ездит весь бомонд, чтобы себя показать и на людей посмотреть. Не забыла описать и джентльменов, с которыми довелось познакомиться, в частности Аутрема и Стивенхоупа, их непроходимую глупость.

Люси перелистнула страницу.

Что там за вирши читал Стивенхоуп?

 
«Сочные вишни на мраморной коже…
Жемчужные зубы стыдливо впились…»
 

– Ты в порядке, Люсинда?

Люси вздрогнула и закрыла страницу ладонью.

– Да, конечно.

– Что это? Дневник? Как интересно. – Присмотревшись повнимательнее, Клара вдруг воскликнула: – Люси, это поэзия? Так ты поэтесса? И молчишь… Что за дела, сестричка?

Люси обнаружила, что не успела полностью закрыть страницу. Что же ответить? Как объяснить, зачем она записала этот бред?

Это ужасно, но деваться некуда: уж лучше признаться в склонности к сочинению стихов, чем в том, что это действительно дневник.

– Ну признаю. Только я очень плохая поэтесса. Прошу тебя, не требуй, чтобы я читала свои сочинения.

Собственные слова показались Люси полнейшей чушью, но Клара, к ее удивлению, восприняла их вполне серьезно.

– Конечно, не буду! Мы с мамой знаем, как капризна муза.

– Вот как?

– Себастьян Росситер, – напомнила ей Клара.

– Ах да… – произнесла Люси, хотя ничего не поняла.

– Он жил недалеко от нас в Суррее, в основном тихо, со своей обожаемой семьей, но время от времени появлялся на светских мероприятиях и удостаивал присутствующих чести послушать его стихи. Его часто приглашали, но он говорил, что муза нуждается в тишине и покое.

Люси мысленно поискала в этой истории ловушку, но так и не нашла.

А Клара тем временем попятилась и прошептала:

– Оставляю тебя в тишине и покое, сестричка…

Спустя мгновение Люси услышала, как та бежит по коридору и кричит:

– Мама! Мама! Люсинда поэтесса!

Люси уронила голову на руки и расхохоталась, да так, что потекли слезы.

Наконец приступ смеха прошел, девушка вытерла глаза и задумалась. Если она поэтесса, будет ли ей дозволено проводить время в одиночестве? Избежит ли вторжения тех, кто вбил себе в голову дикую идею, будто она на пороге смерти?

Люси открыла записную книжку и тут сообразила, что с первого взгляда понятно: это проза, – а надо, чтобы были стихи: мало ли кто может неожиданно войти и увидеть.

Может, записывать свои наблюдения и мысли как стихи? Ну, более короткими строчками?

Для пробы Люси переписала то, чтобы уже было записано, в новом виде:

 
Здесь есть гостевая спальня,
Так что это несправедливо.
Не представляю, что порочного в том,
Чтобы спать в одиночестве.
Но если все же порочное в этом есть,
То кузен Джереми уже давно под его влиянием.
 

Получается!

 
Кузен Джереми так же своеобразен,
Как тетя Мэри и Клара, но реже бывает дома.
Он наряжается в полосатый жилет
И чудовищный галстук и делает глупости.
Тетя Мэри обожает скандалы —
Наверное потому, что они позволяют ей
Через неодобрение показывать свое превосходство.
Лорд Кардус оказался не таким, каким должен бы быть.
Как много узнаешь,
Когда живешь с людьми под одной крышей.
 

А что, если попытаться свои мысли зарифмовать?

 
Надеюсь, удалось найти
Уловку, чтобы хоть час спокойно провести.
 

Получилось коряво, но Люси понимала: оттачивать свои сочинения надобности нет – главное, что метод работает.

С помощью перочинного ножичка Люси аккуратно отрезала первую страничку, сложила и спрятала в стол. Все ее записи теперь будут выглядеть как стихи.

– Спасибо тебе, Себастьян Росситер. Надеюсь, сейчас ты с ангелами.

Раздался осторожный стук в дверь, и вошла Клара.

– Извини, что прерываю, но нам пора готовиться к утренним визитам.

Люси вполне доброжелательно улыбнулась ей.

– Да, конечно, к тому же муза уже покинула меня.

Она заперла дневник в стол, а ключ положила в карман. Надо будет потом найти надежный тайник: хоть родственники и преклоняются перед поэтами, наверняка – тут она готова поставить на кон все свои деньги – не устоят против искушения хоть одним глазком взглянуть на ее сочинения.

* * *

В тот вечер Люси удалось урвать еще один коротенький миг уединения.

Все готовились к баллу у Чаррингтонов, и прибыл парикмахер. Волосы Люси особого внимания не потребовали, так что мастер просто собрал их в высокий узел и закрепил греческой диадемой. Справиться с волосами Клары было гораздо сложнее: их пришлось смазать помадой, прежде чем укладывать щипцами. Пока парикмахер в комнате тети Мэри занимался дамами, Люси улучила минутку, чтобы записать пикантные новости и собственные наблюдения в свой дневник.

 
Чтобы исполнить свои светские обязательства,
Тетя Мэри обычно устраивает раут.
В этом году придется для Клары устраивать бал,
Так что зал для приемов уже зарезервирован.
Не в «Олмаке», хотя там тоже можно арендовать зал
На любой день, кроме священных сред.
Интересно, допустят ли меня на какую-нибудь из сред,
Если я все время буду изображать из себя Глупышку Люсинду?
Наверное, нет, я же простолюдинка —
Слышала, как меня так называли,
Несмотря на происхождение моей мамы
И покровительство тетки.
«Простолюдинка» – когда здесь произносят это слово,
Оно напоминает плевок.
 

Люси почувствовала, что писать не хочется, и поняла, что сердится. Нет, она не доставит им такого удовольствия! Девушка подправила карандаш, убрала дневник в стол и предалась более приятным размышлениям.

Она отправляется на великосветский бал, который устраивает не кто-нибудь, а настоящая графиня, та самая, что когда-то вдохновила поэта. Скоро ей предстоит увидеть олицетворение баснословного богатства и безграничной расточительности, а также сказочные драгоценности.

Для своего светского дебюта Люси выбрала платье из переливчатого шелка, которое расшили золотистым бисером и украсили бахромой. Кроме того, портниха перешила плечи, и теперь они стали более широкими, как того требовала мода.

У Люси были великолепные драгоценности тонкой работы, унаследованные от матери: та редко их надевала, так как родители старались не кичиться своим богатством. Девушка вполне обоснованно предполагала, что сегодня все будут пристально разглядывать ее в поисках признаков вульгарности, поэтому выбрала золотую парюру с топазами и мелкими бриллиантами, недорогую, но очень изящную, которая будет выгодно смотреться в свете свечей. Греческую диадему, что украшала ее прическу, очень любила мама. Люси прикоснулась к широкому металлическому обручу – на счастье и убедиться, что он на месте.

В комнату ворвалась Клара и, оглядев сестру с ног до головы, воскликнула:

– Выглядишь потрясающе!

– Спасибо! Ты тоже чудо как хороша, – сказала Люси и не покривила душой.

Волосы Клары были забраны в плотный узел, что очень ей шло. В темно-зеленом платье из тончайшего газа на шелковом чехле, с жемчугом в ушах и на шее, она просто светилась от возбуждения.

Может, подумала Люси, и ей стоило бы на свой первый бал надеть жемчуг, ведь у нее есть нитка необыкновенной красоты и отменного качества. Нет, пожалуй, это слишком роскошно, а ей сейчас нужно проявлять особую осторожность: любая ошибка или промах для нее непростительны.

Люси еще раз оглядела себя в высоком зеркале и обмахнулась веером из золотистого кружева.

– Тебе не кажется, что вырез низковат? – неуверенно произнесла Клара.

В вырезе платья Люси действительно была видна верхняя часть груди, однако она отогнала прочь все сомнения.

– Клара, я же не дебютантка. Мне двадцать один год.

– Это верно. Джентльмены будут кружить вокруг тебя роем, я уверена.

Люси улыбнулась, но все же подумала, не стоит ли переодеться во что-нибудь более сдержанное, а потом твердо сказала себе «нет», потому что главная ее привлекательная черта – это деньги. Даже самое простенькое платье не остановит охотников за приданым.

Ей опять вспомнилась встреча в книжном магазине Уинсона. Где тот деревенский джентльмен? Уже вернулся в свои болотистые владения? Несмотря на строгий запрет, данный самой себе, Люси продолжала искать его взглядом среди пешеходов, когда ехала по улицам Лондона, и среди гостей, когда оказывалась на приемах, хотя понимала, что там его быть не может. Естественно, она его нигде не встречала и не хотела признаваться себе в том, что это вызывает у нее в душе разочарование.

Люси велела себе думать только о том, что сегодня ей предстоит побывать на великолепном балу, и даже сделала несколько танцевальных па перед зеркалом. Золотистые туфельки, драгоценности и греческая диадема замерцали в отблесках свечей, юбка, отделанная золотистой бахромой, красиво обвила ноги.

Она готова сверкать на своем первом великосветском балу!

* * *

В трех улицах от нее Сюзан внимательно оглядывала Дэвида.

– Жаль, что тебя нельзя прямо сейчас запечатлеть на портрете. Тетя Мириам завизжала бы от восторга, если бы увидела тебя таким элегантным.

Он улыбнулся ей.

– Могу сказать то же самое про тебя.

– Она уже привыкла видеть меня в роли светской дамы.

Бо́льшую часть жизни Сюзан была равнодушна к моде, но сейчас прилагала все силы к тому, чтобы соответствовать своему статусу виконтессы. Сегодня она надела очень красивое полосатое платье в бронзовых тонах, с оборкой в пол-ярда высотой по подолу и таким широким вырезом, что казалось, будто платье вот-вот соскользнет с плеч. Это был самый новомодный прием, который дамы брали на вооружение, чтобы сводить мужчин с ума.