Текст книги "Код доверия. Искусство налаживать полезные связи с новыми людьми"

Глава 5. Как одновременно поговорить с полудюжиной незнакомцев

В этой главе, вооружившись доказательствами пользы общения с незнакомцами, я начну восстанавливать свои социальные мускулы, общаясь с семью незнакомцами и с мужчиной в желтой бейсболке, а потом удостоверюсь в нашей способности обсуждать сложные темы, не переходя к насилию и оскорблениям.

Ну хорошо. Итак, что нам известно? Мы знаем, что разговоры с незнакомцами делают нас счастливее, здоровее и чуть умнее. Они помогают ощутить свою принадлежность к миру, который может быть хаотичным и чужим. Мы знаем, что общаться с незнакомцами проще, чем нам кажется, что другие люди гораздо более восприимчивы к попыткам общения, чем мы ожидаем, и когда мы с ними разговариваем, нас часто ожидает приятный сюрприз. Надо признать, что это отчасти связано с тем, что мы подозреваем, что другие люди, возможно, не совсем люди, поэтому наша планка изначально очень низка. Но я это принимаю. От этого можно оттолкнуться. И мы оттолкнемся.

Начав учиться общению с незнакомцами, я решил найти что-то полезное для новичков. Нечто структурированное и устраняющее норму, которая такое общение не приветствует. Мне нужно было свести к минимуму страх перед отказом и катастрофой. Я хотел найти нечто простое. Вот так я оказался в кафетерии в Среднем Манхэттене за одним столом с мужчиной в желтой бейсболке.

Рону Гроссу 84 года. Он автор множества книг и заслуженный преподаватель Колумбийского университета. Кроме того, он – один из основателей организации «Разговоры в Нью-Йорке» (CNY), где он проработал около двадцати пяти лет. CNY устраивает регулярные и бесплатные групповые разговоры, преимущественно между незнакомыми людьми. До нашей встречи Гросс написал мне, что на нем будет «желтая бейсболка, как рекомендовал Иммануил Кант». Я понятия не имел, что это значит. Я пришел – и сразу увидел его, мужчину в ярко-желтой бейсболке.

– Я ношу ее во время путешествий, – пояснил Рон. – Если водитель должен забрать меня откуда-то, чтобы отвезти на выступление или в отель, он находит меня без труда.

– А как это связано с Кантом? – спросил я.

– Уверен, что вам прекрасно известен категорический императив Канта: мы должны вести себя так, чтобы наше поведение могло стать правилом для всего человечества. Пару лет назад водитель сказал мне: «Знаете, мистер Гросс, ваша бейсболка – отличная идея! Вот если бы все, кого я встречаю в аэропорту, носили нечто подобное!» И я подумал: «Вот оно! Этот человек вторит Канту! Конечно, я искренне с ним согласился.

С тех пор желтые бейсболки стали униформой всех волонтеров CNY.

Гросс кажется совсем не подходящей фигурой для руководства подобной организацией. Он очень оживленно беседует один на один, но совсем не склонен общаться с незнакомцами в «естественной среде». Он интроверт. Однажды он целое лето провел, ни разу не выйдя в общественный бассейн своего дома на Лонг-Бич, потому что посетители там постоянно разговаривали. Когда жене наконец удалось его вытащить, он нашел себе место за столиком и принялся за работу.

– Я и сейчас такой же, – говорит он. – Никогда не подумал бы, что буду заниматься делами подобной организации.

Так почему же он этим занимается?

– Я понял, что превратился в очень недоступного человека. Мне нужно было что-то делать со склонностью забиваться в свою нору.

По собственной работе (а перу Гросса принадлежит знаменитая книга о Сократе) он понимал, насколько важно общение для обучения.

– Но мне захотелось понять, что происходит, когда открываешься для других людей.

Мероприятия CNY проходят в колледжах и парках, и на каждое собирается 40–80 человек. Участники делятся на группы и полтора часа беседуют, отталкиваясь от списка тематических или философских вопросов. Эти встречи привлекают удивительно разных людей – разного возраста, пола, расы, этнической принадлежности и характера. И все они беседуют, а Гросс наблюдает, подслушивает, следит и порой удаляет тех, кто ведет себя слишком агрессивно или не дает говорить другим.

На первый взгляд может показаться, что весь смысл – в содержании разговоров CNY. Люди обмениваются идеями и историями. Но у Гросса есть и другой интерес, который особенно важен для нас. Он хочет научить людей, как сделать разговоры интересными.

– Я хочу, чтобы люди начали понимать: чтобы вести разговор, нужно обладать двойным и даже тройным сознанием, – говорит он. – Нужно сознавать, что такое разговор, что хочешь сказать. А еще потребуется некое мета-сознание: вношу ли я достойный вклад в процесс этого разговора? Не давлю ли я на собеседника? Не отклоняюсь ли от темы? Удается ли мне добиваться взаимопонимания? Это очень важно.

Именно из-за этого «тройного сознания», по выражению Гросса, вести разговоры с незнакомцами настолько сложно в когнитивном отношении (мы говорили об этом в главе 2). Как журналисту, мне все это отлично известно: заводишь разговор, сосредоточенно слушаешь, но одновременно отмечаешь то, что хочется обсудить подробнее, и думаешь, как это сделать, а еще хочешь понравиться собеседнику и довольно часто впадаешь в тихую панику из-за того, что собрать интересный материал для статьи не удается – и за нее никто не заплатит. Мне довольно тяжело делать это в личном общении – если я скажу, что внимание у меня, как у белки, то окажу белкам медвежью услугу. Но программа CNY меня заинтересовала: мне показалось, что оказаться за столом с семью незнакомыми людьми из совершенно разных кругов в данный момент американской истории – это хорошая идея.

Я принял участие в двух мероприятиях CNY. Хотя разговоры были очень живыми и интересными, интереснее всего было наблюдать за самоорганизацией групповой беседы – наблюдать, как группа самоориентируется и достигает определенного равновесия. Сразу замечаешь ряд элементов, которые мы обсудили в главе 4. Мы все были намерены беседовать. Мы понимали, что у людей могут быть иные мысли и представления, и пытались их понять. Мы относились друг к другу как к равным, и никто не диктовал другим, когда им можно говорить. Такие способности выработались у людей много лет назад и совместились с речью – вот почему разговоры стали возможными.

Групповая беседа – это процесс сотрудничества, и, как всегда, в подобной ситуации времени на выбор наилучшего образа действий, определения того, кто и что будет делать и как все поладят между собой, очень мало. В дискуссии по вопросу расизма участвовали североамериканский индеец, двое молодых американцев азиатского происхождения, сторонник Трампа, состоятельный белый пенсионер и молодая чернокожая. Поначалу люди не спешили высказываться или занимали оборонительную позицию. Процесс двигался ни шатко ни валко. Пара участников поругались. Это совершенно понятно. Вы не знаете, кто ваши собеседники, и, честно говоря, многого от них не ждете. Может быть, вы полагаете, что люди живут в соответствии со своими стереотипами, и это не позволяет вам по-настоящему услышать и понять их слова. Порой мы отвергаем собеседника еще до того, как он начал говорить.

Но когда сидишь рядом, начинаешь понимать, что люди думают и говорят. Иначе просто нельзя. Ведь они здесь, рядом, перед тобой. Ты видишь их глаза, слышишь их голоса, замечаешь сигналы языка телодвижений и быстро понимаешь, что их умы вовсе не «менее сложные». Отрицать их человечность невозможно. Они говорят, упрямо отказываясь соответствовать стереотипам, и их сложность раскрывается перед тобой. Это совсем не то, что споры в Twitter и других соцсетях, где можно сказать что угодно, не заметив выражения боли или гнева на лице оскорбленного человека, да и он может так же поступить с тобой. В социальных сетях лайки и клики союзников еще сильнее уменьшают сложность других людей. В личном же общении нет аватаров. Физическое общество других людей и повышает качество коммуникации, и удерживает разговор в определенных рамках.

После начальных пятнадцати минут группа начинает сплачиваться. Это настоящая магия. Все происходит легко и быстро. Люди расслабляются, начинают доверять друг другу. Они начинают проявлять любопытство в тех вопросах, которые раньше казались им слишком сложными для обсуждения. Они обращаются друг к другу без страха, их замечания не воспринимаются как нападки и личные оскорбления. Люди позволяют себе удивляться человеческим качествам незнакомцев. Я понял, как давно не изумлялся ничему сказанному мне – все дело было в «пузыре», где я провел большую часть жизни. Одни говорят, другие слушают. Я слушаю – хотя это не лучший мой навык. Жена всегда твердит, что я «альфа-разговорщик» и редкое и часто недооцененное искусство сдержанности в разговоре мне недоступно.

Но здесь я разговорился.

С каждой минутой разговор становился все содержательнее и глубже. Люди начали делиться личными историями, чтобы подкрепить свои аргументы. Их примеру последовали другие. Почти без усилий началась прекрасная беседа, в которой все участники раскрылись с неожиданных сторон. Оказалось, что состоятельный пенсионер в свое время участвовал в протестах против войны во Вьетнаме. Когда мы заговорили о том, что любознательность помогает бороться с предубеждениями, он сказал:

– Любопытство в отношении других людей и их чувств – это любопытство относительно чувств собственных.

Молодая американка азиатского происхождения вспомнила печальный пример дискриминации:

– Единственное, что я не могу изменить, – с печалью сказала она, – это цвет моей кожи.

Сторонник Трампа дал ей совет:

– Если вам кто-то скажет нечто подобное, просто ответьте: «Благодарю. Вам стало лучше?»

Одна из участниц, переживавшая личную трагедию, с горечью заметила:

– Я такова, какова есть. Но я уже не та, что была раньше.

Очень быстро люди перешли к личным откровениям, и беседа стала гораздо интереснее, чем планировалось.

То же подтверждают и исследования. Когда один человек делится чем-то личным, второй обязательно ему вторит. Люди следуют друг за другом в плане глубины личного раскрытия. Это явление называется эффектом раскрытия взаимности. Это способствует поддержанию и развитию беседы. Более того, подобные раскрытия настолько приятны, что это ощущается даже физически.

Психолог Диана Тамир провела исследование и установила следующее: когда люди раскрывают нечто личное, активизируются те участки мозга, которые формируют мезолимбическую дофаминергическую систему, связанную с ощущением награды. «Склонность людей делиться личной информацией может быть связана с внутренней ценностью подобного самораскрытия», – пишет Тамир. Ценность еще и в том, что личное раскрытие делает разговор более глубоким и, следовательно, укрепляет связи между собеседниками, что может привести к формированию новых отношений или укреплению существующих.

Подобное заявление может показаться разрешением выплескивать на любого слушателя все свои мысли и страхи, но анализ недавних исследований психологов Нэнси Коллинз и Линн Кэрол Миллер показывает, что людям, которые раскрываются перед собеседниками (конечно, если это уместно и если вы не начинаете выплескивать свои самые странные и мрачные мысли на водителя автобуса), симпатизируют больше. Наиболее сильно этот эффект проявляется среди тех, кто уже знает друг друга. «Важно не переоценить влияние самораскрытия перед незнакомцами при первой же встрече», – пишут психологи. Подобный эффект имеет двустороннее действие. Нам симпатичны те, кому мы что-то открыли. Присутствует и адаптивное действие: раскрытие ведет к близости, помогает развивать новые отношения и углублять существующие.

Как пишет психолог Зик Рубин, в подобном общении возникает моделирование. Один из собеседников устанавливает условия взаимодействия, а другой подхватывает и корректирует эти условия. Это своего рода импровизация. «Люди ищут друг в друге сигналы, которые показывают, какая реакция необходима. Если ваш сосед в электричке говорит о бензиновом кризисе, то вы наверняка откликнетесь в том же духе. Если же он перейдет к более личным вопросам и расскажет о своем недавнем разводе, и в то же время вам покажется, что ситуацию определяет он, вы наверняка тоже поделитесь чем-то личным – от вас этого ожидают, и такая реакция будет правильной», – пишет Рубин.

Также здесь возникает вопрос доверия. «Когда посторонний человек раскрывается перед вами, вы логично заключаете, что вы ему нравитесь и он вам доверяет, – пишет Рубин. – В такой ситуации совершенно естественно показать собеседнику, что его симпатия и доверие вполне обоснованны». Отсутствие подобной реакции вызывает осуждение. Предположим, одна из моих собеседниц на мероприятии CNY говорит: «Вчера в поезде меня назвали черномазой шлюхой, и я разрыдалась». Я же отвечаю ей вопросом: «А вы смотрели вчерашнюю игру „Янкис“?» Собеседница резонно решит, что зря доверилась такому человеку, как я, и разговор прекратится.

Вернемся к CNY. Наш разговор продолжался. Поначалу время тянулось медленно, потом ускорилось, затем полетело и, наконец, закончилось. После этого все наши группы собрались вместе, чтобы разобрать процесс, а Рон Гросс руководил нами. Многие удивлялись, как хорошо поладили собеседники в группах. Возникало все больше вопросов.

– Можно ли уважать человека, который вам не нравится? – спросил один мужчина, признавшийся, что в его жизни есть две персоны, которых он терпеть не может.

– Всего две? – хмыкнул Рон Гросс. – У меня таких десятки – вы, наверное, скромничаете.

Латиноамериканец по имени Анхель сухо указал, что ему в партнеры попался довольно зрелый мужчина странного вида по имени – вы не поверите! – Сатана.

– Такое может случиться только здесь, – сказал Анхель.

Чернокожий мужчина средних лет выразился так:

– Мы вместе выросли. Мы вместе стали мудрее.

Рон Гросс говорит, что участники постоянно говорят, насколько глубоким был этот опыт – даже те, кто почти не разговаривал.

– Я всегда удивляюсь, когда люди пишут мне, чтобы рассказать, насколько важен был для них опыт CNY, – говорит Рон.

Порой люди начинают посещать его мероприятия, когда в их жизни возникает сложный период, и этот опыт помогает им справиться.

– Я не представлял, что мой проект может оказывать подобное влияние, – говорит Гросс. – К моему глубокому изумлению, порой влияние оказывается очень сильным.

Как оказалось, я тоже принадлежу к этому кругу. После первого мероприятия CNY (а я побывал на нескольких) я вышел в весеннюю прохладу и на метро поехал домой. Я чувствовал себя усталым – разговоры требуют немало сил, это всем известно, – но это была приятная усталость. Не могу сказать, что стал мудрее, но содержательный разговор с незнакомцами, жизнь которых не похожа на мою собственную, напомнил мне, что путь к мудрости всегда связан с новыми людьми. С теми, кого мы его не встретили. Конечно, это не единственный путь. Но это очень хороший путь.

Глава 6. Разговоры с незнакомцами: эпоха палеолита

В этой главе мы повстречаем в библиотеке человека, а затем узнаем, как ритуалы приветствия помогают превращать незнакомцев, то есть «мертвых нечеловеческих чудовищ», в друзей, партнеров и помощников.

Расскажу вам еще одну историю. Недавно я заглянул в публичную библиотеку неподалеку от моего дома. Я долго работал, а потом природа взяла свое. Я наклонился к мужчине, сидевшему напротив. Раньше я никогда его не видел. На вид ему было немного за пятьдесят.

– Извините, – тихо обратился я к нему. Он поднял глаза. – Не могли бы вы присмотреть за моим ноутбуком? Мне нужно отлучиться в туалет.

– Конечно, – ответил он с сильным акцентом. – Идите.

Вернувшись, я его поблагодарил.

– Без проблем, – отмахнулся он.

Через несколько минут зазвонил его телефон.

– Извините, – сказал он, указывая на свой ноутбук. – Вы не против?

– Конечно, идите, – кивнул я.

Мой ноутбук стоил около тысячи долларов. Он небольшой, очень легкий, его легко спрятать. Без него я оказался бы как без рук. Полагаю, ноутбук того человека также был ценен для него. Когда каждый из нас был занят своими делами, другой мог с легкостью забрать чужой компьютер, выйти и затеряться в большом городе. Конечно, это незаконно, но полицейские не будут лезть из кожи вон, чтобы найти украденный ноутбук. Конечно, хозяин компьютера всегда может догнать вора и задать ему взбучку, но в библиотеках редко засиживаются драчуны – лично я не дрался уже много лет. Кроме того, я ненавижу бегать.

Что я хочу сказать? Что украсть чужой ноутбук было легче легкого.

Но мы этого не сделали. Мы даже были готовы защитить чужую собственность от посягательств третьих лиц – такая возможность не исключалась, потому что в моей любимой местной библиотеке частенько собираются довольно проблемные люди. Нет: я попросил у незнакомца помощи в защите моей собственности, и он согласился. А потом он попросил о том же, и согласился я. Так и должно быть. Мы же домашние существа. Мы ультраобщительные обезьяны.

Позже, когда я обедал в соседнем кафе, тот мужчина подошел ко мне, и мы разговорились. Он оказался с Гаити. Он живет в Нью-Йорке уже целый год. Когда он не занят работой (а работать приходится много) или учебой в библиотеке, то любит сидеть здесь и общаться с людьми, чтобы улучшить свой английский. Собеседник мне попался симпатичный, дружелюбный и очень приятный. Его общество стало для меня неловким напоминанием о том, как тяжело приходится работать многим людям, чтобы достичь того, что было даровано мне при рождении и что я воспринимаю как само собой разумеющееся.

Наше общение – вполне типичный сценарий. Такое время от времени случается со всеми нами. Но сам факт, что мы делаем это с готовностью и практически не задумываясь, сам по себе удивителен. Оказывается, простые, но структурированные взаимодействия подобного рода в той или иной форме существуют уже очень давно. Это типичный пример человеческого социального гения. Этот механизм помогает нам мирно и плодотворно взаимодействовать с незнакомцами. Антропологи называют его ритуалами приветствия. Стоит понять, как они работают и откуда взялись, – и вы будете замечать их повсеместно[26]26
  Важное примечание: все, о чем говорится ниже, позаимствовано из антропологических исследований обществ охотников-собирателей в XX веке. Поскольку люди были охотниками-собирателями в течение 95 процентов времени существования человечества, исследователи часто обращаются к антропологической информации, чтобы предположить, как общество могло функционировать в далеком прошлом. Но всегда следует помнить, что точно утверждать мы ничего не можем, так как поведение ископаемым не становится. Это всего лишь наилучшие предположения. Кроме того, для простоты я буду говорить об этих группах в прошедшем времени, потому что многие из этих культур перестали быть чистыми обществами охотников-собирателей, хотя есть и те, кто до сих пор ведет традиционный образ жизни.


[Закрыть].

Охотники-собиратели редко встречали абсолютных незнакомцев – тех, у кого нет социальных связей с кем-то из знакомых. Но по мере развития социальных сетей возникали и первые знакомства с совершенно новой социальной категорией: внутренними незнакомцами. Эта категория появилась примерно 100 тысяч лет назад. Антрополог Джо Генрих объясняет это так: «Эти люди не были незнакомцами в смысле социальной разъединенности. Их можно было назвать незнакомцами в том смысле, что вы могли не встречаться с ними – могло пройти лет двадцать, прежде чем вы познакомились бы со всеми членами большой группы». Антропологи считают, что такие группы – звенья племени – могли состоять из 700–1000 человек. Их объединяла культура, о чем мы говорили в главе 4.

Как же могли встретиться эти внутренние незнакомцы? Все общества различны. Те, которые изучали антропологи, могли отличаться от обществ наших древних предков, и с уверенностью что-то утверждать мы не можем. Но во множестве обществ мира существуют ритуалы приветствия. По словам Генриха, это «очень стилизованные способы взаимодействия, которые позволяли незнакомцам сближаться». Это способ встречи с новыми людьми, открытость для возможностей плодотворного обмена, но в то же время проявление осторожности, поскольку незнакомец мог породить в обществе хаос.

Нам будет полезно немного углубиться в психологию. Мы знаем о проблеме менее сложных умов – о склонности считать незнакомцев в целом и внешних незнакомцев в частности менее умными, чем мы сами. И мы знаем о своей склонности более высоко оценивать членов собственной группы. В психологии это называется внутренним фаворитизмом. Это не всегда означает, что мы ненавидим другие группы. Но при угрозе (реальной или мнимой) моральная шкала меняется, и мы готовы признать, что незнакомец – вовсе не человек, а животное, патоген или демон. Реальных примеров подобной дегуманизации предостаточно. Но мой любимый пример – племя короваи с Западного Папуа, Индонезия. Чужаков они называют laleo, и это слово имеет два значения. Первое – «чужие люди». Второе – «мертвые нечеловеческие чудовища». Этот пример я считаю «легким» только потому, что племя короваи мирно и с удовольствием торгует с чужаками и гордится своей способностью привлекать гостей.

Значит, ритуалы приветствия можно считать реакцией и на внутренний фаворитизм, и на эффект менее сложных умов. Встречаясь с незнакомцем, мы склонны думать, что он не обладает такой же силой воли, как и мы, или таким же глубоким разумом. И это нас беспокоит. По совершенно понятным причинам. «Незнакомцы нас так пугают, потому что мы не знаем, что они собираются сделать, – говорит Генрих. – Но если мы договоримся при каждой встрече с незнакомцами исполнять особый ритуал, то, по крайней мере, хотя бы начать сможем с пары приемов, которые скажут: „Хорошо, мы собираемся вести себя мирно“. Пока мы следуем ритуалу и никто не отклоняется, все чувствуют себя комфортно». Генрих приводит пример: «Приближаясь к стоянкам австралийских аборигенов, нельзя просто войти в лагерь. Все разозлятся, и возникнет конфликт. Нужно остановиться вдалеке, сесть на землю, отложив оружие в сторону, и ждать, когда аборигены сами к вам приблизятся».

Недавно мы видели, что происходит, когда подобная осторожность не соблюдается. Я уже говорил об Андаманских островах в Бенгальском заливе. В 2018 году туда отправился американский миссионер Джон Чау. Он считал, что население острова Северный Сентинел поклоняется сатане. Миссионер высадился на пляже и начал громко проповедовать искупительную силу Иисуса Христа – на английском языке. Островитяне осыпали его градом стрел. В дневнике Чау записал: «Я испугался, но гораздо сильнее было мое разочарование – они не приняли меня». А удивляться было нечему. Это совершенно неприемлемый способ знакомства с членами традиционного общества. И способ этот стоил миссионеру жизни.

А вот исполнение ритуала приветствия помогает незнакомцам продемонстрировать самоконтроль и интеллект, показать, что они не являются угрозой, а могут принести значительную пользу. Это очень структурированный, тщательно исполняемый процесс, направленный на снижение напряженности между незнакомцами, на знакомство и, возможно, построение отношений. Другими словами, это «дружеская дверь», но не для шимпанзе, а для людей.

Этнографы собрали множество колоритных примеров ритуалов приветствия. В 1932 году Дональд Томпсон стал свидетелем такой сцены на мысе Йорк в Северной Австралии:

«Из буша севернее нашего лагеря вышли трое мужчин с копьями, пращами и палками для разведения огня. Хотя их появление вызвало в лагере возбуждение, мы сделали вид, что не замечаем этих людей. Они медленно приблизились, остановились примерно в 40 футах от северной границы лагеря, сели на корточки на нескольких футах друг от друга и положили оружие на землю перед собой… Никто ничего не говорил… Мы 10–15 минут делали вид, что не замечаем их присутствия. Потом „большой“ [старший] из нас вышел из лагеря без оружия. Он подошел к аборигену, сидевшему слева, ногой сделал мелкую ямку в земле рядом с ним – точно так же сделал абориген, прежде чем сесть на корточки… А затем наш представитель сел на корточки примерно в ярде от аборигена… Никто по-прежнему ничего не говорил. Они даже не смотрели друг на друга, уставившись в землю.

Прошло несколько минут. Наш „старейшина“ негромко произнес несколько слов – я стоял в нескольких ярдах от него, но ничего не слышал. Абориген ответил точно так же. Оба не смотрели друг на друга – чтобы не выдать наблюдателям свою заинтересованность или эмоции.

Затем абориген произнес слово „бат“ („огонь“). Мальчик достал небольшой кусок головешки и передал нашему старейшине. Абориген положил головешку на землю между собой и гостем, с которым ему предстояло общаться. Раньше церемония на этом и закончилась бы. Но на сей раз абориген раскурил трубку и передал ее гостю. Из лагеря вышел второй человек. Он спокойно подошел к аборигену, сидевшему с другой стороны, заговорил с ним, сделал ему подарок и получил дар в ответ».

Сорок лет спустя сходные ритуалы описал австралийский антрополог Николас Петерсон: «На всем континенте нежелание гостя или группы гостей известить о своем присутствии местных жителей считается предвестником враждебности и провоцирует агрессию со стороны местного населения. Но если гость или группа проводит ритуал приветствия и знакомства, они получают тот же доступ к ресурсам территории, что и хозяева».

В 1934 году антропологи Виктор Лебзельцер и Ричард Нойс наблюдали в племени сан (бушмены)[27]27
  Сан не являются истинными охотниками-собирателями, поскольку они уже тысячу лет взаимодействуют со скотоводами, но их отношение к ритуалам приветствия настолько сходно с отношением охотников-собирателей, что я решил включить сюда этот пример.


[Закрыть] в пустыне Калахари следующий ритуал: «Если двое незнакомых вооруженных бушменов подходят друг к другу, они сразу же разоружаются, а потом приветствуют друг друга. Когда бушмен приходит в деревню или на ферму, он кладет оружие на определенном расстоянии от себя, садится на землю и терпеливо ждет, пока к нему не обратятся. Порой такое ожидание может длиться часами».

В 1957 году американский антрополог Лорна Маршалл описала примерный разговор. Она опиралась на опыт изучения племени кунг, проживающего на западе пустыни Калахари: «Незнакомцев они называют „ю дол“. „Ю“ – человек, „дол“ – чужой или опасный (обе концепции описываются одним словом, словно это одно и то же». Тем не менее Маршалл обнаружила, что дурной и опасный человек может мгновенно стать хорошим: «Когда представитель племени кунг встречает чужака и обнаруживает, что имя его совпадает с именем кого-то из его родственников… он мгновенно успокаивается и осознает чувство общности». Маршалл пишет:

«Гао, брат У, отправился по нашему поручению в Хадум. Хадум расположен примерно в 115 милях к северу от Гаутши и в сорока милях к северу от Чоаны, где располагался наш лагерь. Гао никогда прежде не был в Хадуме. Бушмены кунга, которые жили там, назвали его „ю дол“. Гао быстро сообщил, что, как ему известно, отец одного из жителей Хадума носит то же имя, что и его отец, а у другого есть брат по имени Гао. „О, – сказали жители Хадума. – Значит, ты – «гун-а» (тезка) Гао“. И они пустили его к своему костру и подарили ему еду».

Некоторые ритуалы приветствия более сложны. Они включают в себя обряды или игры, которые более походят на испытание и служат двойной цели – приветствовать незнакомца и определить его ценность как потенциального союзника. Моя любимая история относится к 1885 году, когда антрополог Франц Боас опубликовал интересный рассказ о ритуалах приветствия канадских инуитов, проживающих в юго-восточной части Баффиновой Земли:

«Если жителям поселения путник неизвестен, его приветствуют, устраивая большой пир. В юго-восточных племенах принято выстраиваться в ряд, возглавляемый кем-то из мужчин. Путник медленно приближается, сложив руки и склонив голову вправо. Представитель племени изо всей силы бьет его по щеке и сам склоняет голову, ожидая удара путника. А все это время другие мужчины танцуют и поют. Это продолжается, пока один из сражающихся не будет побежден.

Церемонии приветствия у западных племен аналогичны восточным, но к ним добавляется „борьба и испытание ножами“ – об этом пишут путешественники, которые побывали в тех землях. В проливе Дейвиса и в прилегающих землях по прибытии чужака разыгрывается игра „крюк и плутовство“. Двое мужчин усаживаются на большой шкуре, сняв одежду с верхней части тела, и каждый старается разогнуть согнутую руку противника. Такие игры порой бывают опасными, поскольку победитель имеет право убить противника, но обычно все заканчивается вполне мирно»[28]28
  Описывая этот ритуал приветствия, в 1977 году антрополог Джулиан Питт-Риверс удивлялся: «Разве не для того существовало право казнить побежденного чужака… чтобы от него отказывались, подтверждая тот факт, что после поражения чужак „обязан жизнью“ победителю? Такой ритуал создавал своеобразные социальные узы: человеку приходилось бороться за свою жизнь, он проигрывал, его щадили – после такого отношения выходили за рамки простого знакомства». Так военная служба, командный спорт и различные катастрофы сплачивают людей – на то же нацелен и ритуал приветствия.


[Закрыть].

В тех редких случаях, когда охотники-собиратели сталкивались с чужаками вне традиционных каналов, они также могли избежать конфликта. Американский антрополог, историк и географ Джаред Даймонд, автор книги «Ружья, микробы и сталь», объясняет, как происходила разрядка ситуации: «[Напряженную ситуацию] можно было разрешить следующим образом: люди садились, каждый называл себя и своих родственников, объяснял, как он с ними связан, и так продолжалось, чтобы обнаружить какие-то общие связи, то есть полное отсутствие оснований, чтобы нападать друг на друга». По словам Даймонда, это могло длиться «несколько часов». Если связей найти не удавалось, то оставалось два варианта: дерись или беги.

Когда населенность и сложность человеческих обществ возросла, ритуалы приветствия сохранились, хотя и в измененной форме. Когда люди стали жить в деревнях и городах и возникло сельское хозяйство, привлекать новых членов общины стало просто необходимо – и из практических соображений, и для повышения престижа лидера. Некоторые даже утверждали, что обладают магической силой для привлечения чужаков. «В экономическом смысле новичок был приобретением для племени, – в 1972 году писал антрополог Отто Фридрих Раум, изучавший племя зулу в Южной Африке. – С его появлением увеличивалась численность племени, он увеличивал общее богатство своим имуществом, потомством, особыми знаниями и навыками… Чужаков принимали, поскольку их появление способствовало дифференциации общества, расширяло круг характеров и интересов». Но сначала следовало оценить их безопасность. Зулу считали чужаков одновременно и сильными, и слабыми. Они были сильны таинственными и потенциально опасными чуждыми влияниями, но в то же время и слабы, потому что не были «одними из нас». Поэтому ритуал приветствия был необходим, чтобы уравновесить угрозу и новые возможности.

«Появление чужака в [деревне] можно сравнить с прохождением полосы препятствий», – писал Раум. Посторонний подходил к воротам и давал о себе знать. За ограду посылали мальчика, чтобы узнать, откуда он пришел. Мальчик возвращался и сообщал информацию вождю. По приказу вождя подросток вводил чужака в деревню, где ему отводили хижину – иногда селили туда, где жили мальчики. «Он не мог покидать отведенной ему хижины, – пишет Раум. – А если он выходил, то его считали безумцем».

Антрополог Гарриет Нгубане писала об аналогичном процессе, который она наблюдала в заповеднике Ньюсва в 1977 году: «В этот период местные жители могли наблюдать [за чужаками] и решать, „опасны“ они или нет и смогут ли они включиться в их социальную жизнь. Только после испытательного периода, когда ближайшие соседи давали понять, что готовы принять чужаков, тем разрешали строить собственные дома. А потом приходил местный шаман, который „освящал“ их и их дома местными средствами, чтобы включить их в новую среду».

Но отметьте темы, характерные для всех ритуалов: правила, уважение, время, значимый контакт и оценка общности, пусть даже и легкая. Встречая чужака, вы знали, что нужно делать, и делали это. Тем самым вы демонстрировали предсказуемость, знакомство с общей культурой и уважение к потенциальным хозяевам[29]29
  И манеры. В некрологе Отто Фридриха Раума, изучавшего племя зулу, говорилось, что его большая заслуга в том, что он показал, как «ритуализированное поведение помогает отличить вежливого человека от невежливого».


[Закрыть]. Следуя этим правилам и часами сидя (порой без оружия) или даже позволяя бить себя по лицу, чужак демонстрировал самоконтроль – то есть то, что он не является агентом хаоса, обладает всеми желаемыми человеческими качествами, вполне разумен и безопасен для племени.