Текст книги "Код доверия. Искусство налаживать полезные связи с новыми людьми"

Давайте вернемся к случаю в библиотеке. Начиная контакт с тем человеком, я не просто поставил перед ним свой ноутбук и попросил присмотреть за ним. Я сознательно излучал вибрации спокойствия и предсказуемости. Я установил визуальный контакт, но не стал пристально смотреть ему в глаза. Я спокойно и вежливо попросил разрешения войти в его пространство – физическое и психологическое – и использовать его ресурсы, оставив за ним право решать, стоит ли исполнять мою просьбу. Конечно, я рассчитывал на его согласие. Люди всегда соглашаются. Как и в обществах охотников-собирателей, разрешения всегда просят – и всегда получают.

Позволив мне доступ, собеседник согласился на создание взаимных отношений, а у меня возникла обязанность вернуть услугу, если это потребуется. Что я и сделал. Но даже если бы я этого не сделал, тот человек все равно мог бы помочь другому в аналогичной ситуации. Мы уже говорили об идее косвенной взаимности. Может быть, он просто считал свою доброту монетой в космическом банке услуг и полагал, что будет вознагражден в будущем – кем-то другим или какой-то сверхъестественной силой. А может быть, он вообще об этом не думал, а просто был готов помочь любому. Человеческое поведение часто начинается с практической реакции на проблему, которая при достаточном повторении со временем встраивается в наши гены и становится чисто автоматической.

Я никогда больше не видел этого человека и могу никогда не увидеть, но в тот момент возникло малое «мы»: мы отнеслись друг к другу как к почетным родственникам. Десятки тысяч лет человеческой истории достигли кульминации в крохотный и совершенно обычный момент общения между двумя совершенно незнакомыми людьми в публичной библиотеке. То, что такое произошло в миллионном городе, между чужими людьми, которые по-разному выглядели и по-разному говорили, и то, что подобное случается настолько часто, что мы воспринимаем это как должное, является свидетельством достижения, которое мы должны ценить даже в моменты безнадежности. Что мы сейчас и сделаем в очень-очень-очень долгой поездке на поезде.

Глава 7. Встреча с убийцей и человеком из другого измерения

В этой главе я 42 часа еду на поезде, пытаясь научиться беседовать с незнакомцами и в процессе заводя друзей и узнавая о пользе садовой зелени и увлекательных возможностях путешествий между измерениями.

Где-то у границы Калифорнии и Аризоны в предрассветный час двое мужчин беседовали о капусте. Первый был высоким, загорелым и жилистым. Фланелевая рубашка делала его похожим на ранчера. Так его и назовем – Ранчер. Было ему где-то за шестьдесят. Другой – пожилой американец китайского происхождения. Он читал книгу «Парадокс растений». Назовем его Вегетарианцем. Времени половина шестого утра, и все мы бодрствовали, потому что по какой-то неведомой причине завтрак в поезде подавали именно в это время. Я скромно пил кофе и смотрел в окно, любуясь тающими в тумане картинами. В утреннем свете суровая Аризона сменялась Калифорнией.

Ранчер подошел, взглянул на книгу Вегетарианца и уселся рядом.

– Вы занимаетесь наукой? – спросил он.

– Да, – ответил Вегетарианец.

Ранчер спросил, о чем книга, и Вегетарианец объяснил.

– Об опасности лектинов, растительных белков, содержащихся во многих фруктах и овощах.

Постепенно разговор перешел на тему голодания и диет. Вегетарианец уже много лет воздерживался от мяса – с того момента, как вышел на пенсию. Кроме того, он регулярно голодает. Тут уже заинтересовался я и спросил, не делает ли голодание его вспыльчивым. Мой вопрос услышал здоровенный бородатый мужик, сидевший за моей спиной.

– Я бы точно стал вспыльчивым! Мне нужно мое мясо, парень!

Вегетарианец кивнул и сказал, что в момент голодания испытывает определенную слабость, но в целом он никогда не чувствовал себя лучше.

Ранчер задумался, прищурился и спросил:

– А что вы думаете о капусте?

– О капусте?

– Да, о капусте.

– Капуста полезна.

– Правда?

Был май 2019 года, и я ехал в поезде – 42 часа из Чикаго в Лос-Анджелес. Решив овладеть искусством общения с незнакомцами, я хотел оказаться в ситуации, где это считается нормальным и естественным, а не устроенным специально, как в Conversations New York (CNY). Если есть ситуация, в которой общение с незнакомцами становится почти обязательным, то она существует в Америке. Жители Америки в западном мире выделяются разговорчивостью, и мне это всегда очень нравилось – даже в такой сложный исторический момент, как сегодня. Только в этой стране клише «никогда не встречал незнакомца» считается настолько лестным, настолько желанным и добродетельным, что об этом каждый день упоминают в бесчисленных американских некрологах.

В мемуарах 1971 года знаменитый британский актер Дэвид Нивен вспоминает круиз, в котором побывал еще в молодости. «Это путешествие стало моей первой встречей с американцами в большом количестве, и это было страшно приятно, – писал он. – Их открытая щедрость и искренняя любознательность поначалу могут шокировать. Как удивительно было в первые несколько минут знакомства слышать чрезвычайно личные вопросы или выслушивать подробный рассказ о жизни только что встреченного человека. Незнакомца приглашали за дружеский или семейный стол».

Итак, решено: это упражнение я проделаю в Америке. Но где именно? И тогда я вспомнил про поезда. Когда-то я читал книгу писателя и путешественника Пола Теру «Большой железнодорожный базар» 1975 года. Она была написана на основе разговоров со случайными попутчиками в поездах, курсировавших в разных странах мира. После одного интересного разговора Теру записал: «Разговор, как и многие другие, которые я вел в поездах, отличался легкой откровенностью, вызванной совместным путешествием, комфортом вагона-ресторана и уверенностью в том, что никто из нас больше никогда не увидит друг друга». Кроме того, недавно я наткнулся на журнальную статью о дальних железнодорожных путешествиях, где автор писал, что пассажиры – это «люди, на которых разговор оказывает такое же бодрящее действие, как дорожка кокаина». Все было решено.

Впрочем, меня привлекало нечто более глубокое. Американцы обожают поезда. Поезда изменили Америку – и американцев. Я общался с одним таким человеком, американским музыкантом Габриэлем Кахане. После президентских выборов 2016 года Кахане разочаровался в стране. И тогда он провел две недели в поездах, чтобы вырваться из пузыря и провести время с обычными американцами. Он хотел говорить с незнакомцами – не только с теми, кого он просто не знал, но и с теми, от кого был крайне далек в плане культурном и политическом. В результате появился знаменитый альбом 2018 года «Книга путешественников».

«Этот опыт меня полностью изменил, – рассказывал мне Кахане. – Он укрепил мою веру в то, что цифровой срез, по которому мы определяем настроение общества, совершенно сбит. Нет, не то чтобы у нас не было серьезных, глубоких идеологических различий, но различия эти гораздо легче преодолеть, когда общаешься с человеком из плоти и крови, а не с сияющим безликим цифровым аватаром». Кахане говорил, что этот опыт заставил его отказаться от предубеждений в отношении людей, живущих в разных уголках страны – хотя политические темы в разговорах затрагивались редко. Чаще всего разговор велся о семье – о том, как люди любят своих близких и на какие жертвы ради них готовы. «Эти разговоры вернули мне веру в человечество», – говорил Кахане.

Мне этого было достаточно – я забронировал место в спальном вагоне на междугородном поезде Amtrak. В день отъезда я на такси отправился в аэропорт Ла-Гуардия. Симпатичная дама у газетного киоска спросила, куда я собираюсь. Я ответил: в Чикаго, а оттуда поездом в Лос-Анджелес.

– Надо же, – удивилась она. – И сколько же вы будете ехать?

– Почти два дня.

– А почему не полететь самолетом?

– Потому что я всегда этого хотел. Кроме того, мне это нужно для работы.

– Все равно не понимаю. Почему бы не полететь самолетом?

– Это будет забавно!

Дама непонимающе смотрела на меня.

– Это будет приключение! Я встречу новых людей! Увижу потрясающие виды! И у меня будет постель!

– Постель и в отеле есть.

– Вам не изменить моего плана! – горячо воскликнул я.

Дама рассмеялась и пожелала мне удачи. Я сел на самолет в Чикаго. Еще на эскалаторе я заметил мужчину с большим пластиковым чемоданом странного вида. Я дал волю любопытству, как советовала Джиллиан Сандстром.

– А что же это такое? – спросил я.

– Труп, – ответил он и, помолчав, добавил: – Шучу, конечно. Это стенд для торговой выставки.

Через несколько часов я сел в длинный поезд на вокзале Юнион-Стейшн, нашел свое купе, и мы тронулись.

Поезд тронулся, и путешествие началось. Проводник, прирожденный артист колумбийского происхождения, сделал два объявления для пассажиров нашего двухэтажного спального вагона:

– Кофе горячий, свежий, крепкий и колумбийский! Я тоже!

А потом:

– В этом поезде нет Wi-Fi. Отключили два месяца назад. Так что вам придется общаться друг с другом. Надеюсь, вам это понравится.

Пока проводник рассказывал о правилах и удобствах спального вагона, пассажиры начали бродить, заглядывать в разные купе, представляться и спрашивать:

– Вы – наш сосед?

Мои надежды на это путешествие сразу же реализовались. Прелесть дальних путешествий на поезде в том, что незнакомые люди сразу же начинают общаться, позабыв о замкнутости. Это совершенно свободная социальная среда. Как и в обществе охотников-собирателей, здесь царит модель деления и слияния. Люди знакомятся, общаются, представляют тех, с кем уже познакомились, другим. Более того, обычной неловкости от общения с незнакомцами здесь нет места. Приглашение к разговору – само пребывание в поезде. Это считается социальной нормой. Кроме того, у всех есть отличный зачин: «Куда вы направляетесь?»

Людям почти всегда хочется поговорить. Чтобы начать разговор, не нужно извиняться или искать какой-то повод.

Пассажиры постоянно болтают друг с другом или присоединяются к уже идущей беседе. Услышав нечто интересное, можно вежливо подключиться к разговору. Такая открытая общительность, по моему мнению, связана с рядом факторов. Во-первых, многие пассажиры с Юга и Среднего Запада, а там все общаются с незнакомцами. Во-вторых, мы все заключены в одном металлическом контейнере, а это означает, что очень быстро все примелькались друг другу. Если бы вы, как я, путешествовали в одиночестве, вам достаточно было бы войти в вагон-ресторан, и вас тут же пригласили бы за стол, а там и разговор завязался бы.

В первый день я обедал с пожилой парой из Южной Каролины, Пенни и Биллом. Они ехали в Калифорнию к брату Билла. Билл – отставной морской офицер. За свою жизнь он немало путешествовал по свету. Пенни сказала, что они переезжали 29 раз. Однажды они собирались провести отпуск в Новой Шотландии, и вдруг Билл заявил, что все отменяется – они едут в Париж. Пенни была счастлива, пока Билл не сказал, что это командировка. У Пенни сердце упало. Она так не хотела снова переезжать. Французского она не знала, а ведь ей всегда нравилось болтать.

– Мама всегда говорила: «Пенни, прекрати болтать и ешь!» – сказала она. – И учителя вечно писали в дневнике: «Пенни постоянно болтает!» Что ж поделать, такой у меня характер!

В Париже ей помогла собака. Она гуляла с собакой, и все барьеры между ней и незнакомыми людьми рушились. Она начала здороваться с мужчиной, которого каждый день встречала, гуляя со своей собачкой Маффином. Однажды мужчина сказал:

– Bonjour… А как зовут вашу собаку?

– Маффин.

– Non, non, non… Ее зовут… Круассан!

И после этого при каждой встрече он говорил:

– Bonjour, Пенни, Bonjour, Круассан!

После этого дела пошли лучше. Куда бы Пенни ни отправилась, она стала спрашивать у хозяев собак, как зовут их питомцев. Отличный способ знакомиться с людьми!

Мы болтали и болтали. Пенни рассказывала о своих приключениях. Однажды им даже пришлось помогать английскому приятелю принимать роды у овцы на ферме. Рассказывая эту историю, она никак не могла припомнить слово.

– Как называют самца овцы?

– Козел.

– Нет, не козел! – возмутилась Пенни.

– Ну я не знаю! – воскликнул Билл. – Я же моряк!

Мы разговаривали, и я никак не мог поверить своему счастью. Многочисленные переезды научили Пенни общаться с незнакомыми людьми. В конце концов, если бы она не общалась с незнакомцами, ей никогда бы не удалось познакомиться с кем-либо и почувствовать себя в обществе. Она рассказала мне о полезном приеме. Когда ее спрашивали, как у нее дела, она никогда не отвечала просто «хорошо». Она говорила: «Все отлично, и с каждым днем все лучше». А когда в ответ на такой же ее вопрос люди говорили: «Хорошо», она переспрашивала: «Правда?» И тогда завязывался разговор.

– Людям нужно разговаривать!

Мы проболтали два часа – о еде в поезде, о жизни, политике, обо всем на свете. Разговор шел самым естественным образом. Эта пара показалась мне чрезвычайно симпатичной. Пенни дважды назвала меня «национальным сокровищем». Не думайте, что я хвастаюсь, просто ей действительно очень понравилось со мной общаться. С нами за столом сидела еще одна дама – стройная, загорелая женщина среднего возраста. Особой разговорчивостью она не отличалась, сказала лишь, что Калифорнию наводнили иммигранты и все это преступный заговор. Сама она родилась в Англии. На ней была футболка с надписью «Любовь».

Вечером нам сообщили, что поезд дальше проехать не может из-за наводнения в Канзасе. Посреди ночи нам пришлось сойти и сесть в автобусы. Мы три часа куда-то ехали. Но и здесь люди продолжали болтать – по крайней мере, поначалу. Пассажиры, сидевшие за мной, после обычного знакомства обнаружили, что оба пострадали от одного и того же торнадо. Через пару часов люди утомились, и в автобусе стало тихо. Высокий мужчина прошел вперед, что-то сказал водителю, потом вернулся и сел на место. Через двадцать минут он снова поднялся. На сей раз водитель рявкнул:

– Сэр, сядьте на место!

Пассажиры переглянулись. Еще через двадцать минут мы съехали с трассы на парковку у заправки, где было полно полицейских машин. Высокий мужчина поднялся, вышел и сдался полиции, не сказав ни слова. Позже мы узнали, что он просил водителя прибавить скорость, потому что «ему нужно убить кое-кого в Калифорнии».

На следующий день в поезде только о нем и говорили – его быстро стали называть Убийцей. За обедом я разговорился с пенсионером из Индианы и двумя молодыми женщинами из Кентукки. Мы смотрели в окно и разговаривали о пугающей пустоте американского Запада, проносящегося за окнами вагона-ресторана. Пенсионер сказал, что это пустяки. Он недавно начал преподавать в школе для взрослых и рассказывал своим ученикам о размерах Вселенной. Он достал монетку, положил ее на стол и сказал:

– Если наша Солнечная система – эта монетка, то наша галактика – это все Соединенные Штаты.

После этого мы заговорили о потрясении. Когда поезд остановился посреди пустыни в Нью-Мексико, кто-то за другим столом пробормотал:

– А это еще что такое?

– Не знаю, но рядом стоят два автобуса, – пошутил я.

– И за рулем одного – Убийца, – откликнулся кто-то из наших спутников.

– Он нам машет! – подхватила моя соседка и помахала в ответ.

Остаток поездки прошел почти так же – разговоры возникали и стихали, некоторые были светскими и поверхностными, другие более глубокими и личными. Я пообщался с социальным работником, фермером с молочной фермы, учителем рисования и другими. Большинство пассажиров были среднего возраста или старше, почти три четверти – белые. Но за те два дня, что мы катили по западной части страны, все перезнакомились и общались друг с другом. Свободное время и живописные пейзажи за окном помогали людям расслабиться и почувствовать себя комфортно. Примерно через день я почувствовал, что снова учусь беседовать. Просто сидеть и разговаривать о том о сем. В духе сотрудничества, а не конкуренции. Происходившее в поезде успокаивало и восстанавливало силы. Всем было понятно, что все мы – сложные люди. И каждый может стать хорошим собеседником. У всех есть собственные истории, знакомые настолько, чтобы быть понятными, но в то же время достаточно разные, чтобы быть интересными.

И это возвращает нас к капусте. После того как Ранчер и Вегетарианец исчерпали тему голодания, мы с Ранчером разговорились. В нем, в его манере разговора было что-то интригующее, эксцентричное, соответствующее его внешности. Я спросил, чем он занимается, но он отмахнулся от вопроса, а потом ответил:

– Я думаю. Может быть, слишком много.

– А о чем вы думаете?

Ранчер несколько раз повторил, что его мнение не имеет значения, но потом все же разговорился. Он сказал, что рано утром, выглянув из окна своего купе, он задумался. Он давно верил в существование других измерений, и ему кажется, что они ближе, чем нам кажется. Утром мимо нас в противоположном направлении проехал товарный поезд, и Ранчер обратил на него внимание. С одной точки зрения, товарняк блокировал ему вид. Но, прищурившись, он все же мог разглядеть залитую лунным светом пустыню в промежутках между вагонами. Он представил проходящий поезд другим измерением, полным таинственных грузов. Поезд несся так быстро, что мы не могли его разглядеть – мы могли только видеть собственный мир сквозь промежутки между его вагонами.

– Возможно, – сказал Ранчер, – восприятие других измерений – это всего лишь вопрос скорости.

Можно затормозить разум так, чтобы воспринять другое измерение, проносящееся перед нашими глазами. Эта мысль Ранчеру нравилась, но в то же время ему нравилось, что нас от этого измерения все же отделяет несколько футов.

– Я бы не хотел выйти на улицу и оказаться лицом к лицу с другим измерением, – сказал он, щелкая пальцами.

Потом он умолк, а я подумал, что точно так же отношусь к незнакомцам: это корабли, несущие таинственные грузы, содержащие в себе целые вселенные, и корабли эти безмолвно проходят перед нами день за днем, а мы этого даже не сознаем. В некоторых традиционных островных культурах в это верят в буквальном смысле: для них незнакомцы – это гости из других измерений, лежащих где-то за горизонтом. И в определенном смысле они правы. Так и есть. И мы можем прожить всю жизнь, даже не увидев их, если не научимся смотреть.

Мы с моим собеседником смотрели в окно. Над калифорнийской пустыней спускалась ночь. И он сказал, что такие мысли могут прийти только в поезде. А потом он поднялся и ушел, прежде чем я успел спросить его имя.

Глава 8. Как люди научились полагаться на доброту незнакомцев

Из этой главы мы узнаем, что гостеприимство по отношению к незнакомцам в древности не было исключением – это был священный закон, заложивший основу для человеческой цивилизации, а за нарушение его боги могли превратить тебя в птицу.

В деревню входят два человека. Выглядят они как нищие. Они ходят от дома к дому, ищут тех, кто будет добр к путникам. Один из них – Иисус Христос, Сын Божий в христианской традиции. Другой – святой Петр, его правая рука, камень, на котором будет построена его церковь. Иисус и Петр входят в дом старой крестьянки и просят немного хлеба. Она насыпает им крошек. Иисус дает ей второй шанс. Чудесным образом он увеличивает хлеб в ее печи – и ей уже есть чем поделиться. Но женщина прогоняет их прочь. Разгневанные Иисус и Петр превращают женщину в сову.

Такова европейская сказка Средних веков, но существуют и другие варианты. В балтийских странах Иисус и Петр наказывают женщину, заставляя ее воспитывать двух змей, которые становятся ее приемными детьми. В скандинавском варианте ее превращают в дятла, а в германском – в кукушку.

Подобные истории существуют не только в христианской традиции, не только в Европе и не только в Средние века. В Марокко, Испании, России и Турции в роли нищего выступает пророк Мухаммед. Богатый хозяин отказывается зарезать для него овцу, а вместо этого варит кошку. Мухаммед оживляет кошку, а человека превращает в сову. У североамериканских индейцев жадные горожане прогоняют старуху и ее внука, а в отместку они превращают всех горожан и их детей, как вы можете догадаться, в птиц[30]30
  В какой-то момент, читая эти истории, начинаешь удивляться, может, птицы оттуда и взялись?


[Закрыть].

В японской народной традиции незнакомец – ицзин, «иной человек» – часто предстает лудильщиком, чужаком, нищим или каким-то слабаком, но в действительности является богом, жрецом, принцем или колдуном, наделенным магической силой. В одной такой истории буддийский монах Кобо Дайси приходит в деревню, где очень мало воды. Он одет как нищий и просит чашку воды. Женщина идет к далекому колодцу и приносит ему воду. В благодарность Кобо Дайси втыкает свой посох в землю, и оттуда начинает бить источник. В другой деревне воды предостаточно, но жители отказывают нищему. И тогда он в гневе ударяет посохом о землю. Колодцы пересыхают, и деревня погибает.

Древние греки издавна считали, что под маской чужаков скрываются боги. Считалось, что незнакомцев защищает Зевс, отец богов и бог странников. Он часто спускался на землю под видом странствующего нищего, чтобы проверить, не обижают ли люди чужаков. Вспомним великий греческий эпос «Одиссея», созданный в VIII веке до н. э. Герой Одиссей приходит к своему прежнему правителю после долгой разлуки. Тот человек не узнает Одиссея, но встречает его очень гостеприимно. «Съешь что-нибудь, выпей вина и расскажи, откуда ты и какие трудности пережил, – говорит он. – Все странники и нищие посланы нам Зевсом». В «Законах», написанных в 360 году до н. э., Платон предупреждает: «Тот, в ком есть искра осторожности, приложит все силы к тому, чтобы прожить жизнь, не согрешив против чужеземца». Искра эта горела тысячелетиями во всех народных традициях мира. В песне Stranger Blues американский музыкант Элмор Джеймс пел: «Удивляюсь я, как они гонят бедного странника прочь / Удивляюсь я, как они гонят бедного странника прочь / Ведь все они должны помнить / Они пожнут то, что посеяли».

Мы с вами уже убедились, что люди стали такими, каковы они есть, в значительной степени благодаря умению сотрудничать с незнакомцами. У нас выработалась способность к почетному родству, которая позволяет относиться к генетическим чужакам как к родственникам. Мы выработали в себе способность к косвенной взаимности, которая позволила формировать важные отношения с другими группами. Мы создали культуры, в которых простые украшения показывали, что чужак на самом деле один из нас. И мы придумали ритуалы приветствия, чтобы безопасно взаимодействовать с незнакомцами. Все это позволило Homo sapiens довести концепцию «мы» до таких высот, которые превзошли самые смелые мысли наших далеких предков.

И это подводит нас к следующему большому эволюционному скачку жизни среди незнакомцев, а именно к настоящему социальному ренессансу. Я говорю о гостеприимстве. Как и почетное родство, гостеприимство начиналось с практического решения новой проблемы, а со временем стало неотъемлемой частью успеха человечества и превратилось в часть нашей морали. Мы делаем это, не задумываясь, словно это записано в наших генах. «Совершенно ясно, что гостеприимство для людей значит не меньше, чем родство, обмен или пол, – говорит Эндрю Шрайок, антрополог из Университета Мичигана, специалист по гостеприимству. – Это качество развивалось вместе с нами. Я твердо убежден, что человеческая общительность невозможна без гостеприимства».

Традиция гостеприимства – это, конечно, не просто народные истории, написанные людьми и для людей, которые, похоже, просто ненавидели птиц. Эта традиция живет уже тысячи лет. В 1906–1908 годах Эдвард Вестермарк, известный финский философ, один из основателей социологии, издал книгу «Происхождение и развитие нравственных идей». В ней он анализировал десятки традиционных обществ, где существовал обычай щедрого гостеприимства. «Чужака часто приветствовали особыми почетными знаками, – писал Вестермарк. – Ему отводили лучшее место, предлагали лучшую пищу, он почитался важнее всех домашних и пользовался колоссальными привилегиями».

Принимать чужаков считалось так почетно, что люди соревновались, чтобы привлечь их. Вестермарк побывал у арабов Синая. Он писал: «Если вдали от лагеря завидят чужака, идущего издалека, то ночью он становится гостем того, кто первым сообщил о нем и, будь то взрослый человек или ребенок, воскликнул: „Вот идет мой гость!“» Вестермарк установил, что во многих культурах концепция гостеприимства переплетается со сверхъестественным. Чужак символизирует иное измерение со всеми его достоинствами и ужасами.

«Религиозным наставникам ирокезов давали определенные предписания, в том числе и такое: „Если в обитель твою придет незнакомец, прими его в доме твоем, будь гостеприимен, говори с ним добрыми словами и не забывай всегда упоминать Великого духа“. Коренные жители Анеитема на Новых Гебридах считали, что щедрое гостеприимство будет высоко вознаграждено в Стране мертвых. Калмыки считают, что боги гневаются на тех, кто не проявляет гостеприимства. Кандхи говорят, что боги первой обязанностью человека сделали гостеприимство, а „людей, виновных в неисполнении установленных обрядов, постигнет божественный гнев либо в этой жизни, либо в следующей, когда они вернутся, чтобы одушевить другие тела“. Наказанием были смерть, бедность, болезнь, потеря детей и другие несчастья. В священных книгах Индии о гостеприимстве постоянно говорится как о важнейшем долге человека, исполнение которого будет щедро вознаграждено. „Негостеприимный человек, – говорится в Ведах, – … не живет, хотя и дышит“. Согласно Вишну-Пуране, человек, который не привечает бедного, одинокого странника, нуждающегося в гостеприимстве, отправится в ад. С другой стороны, принимая гостей, хозяин дома обретает высшую награду. „Тот, кто принимает гостей на одну ночь, обретает земное счастье, на вторую ночь – средний воздух, на третью – небесную благодать, на четвертую – мир высшей благодати, на много ночей – бесконечные миры. Так утверждается в Ведах“. В Махабхарате говорится: „Тот, кто безвозмездно делится пищей с усталым странником, которого он никогда прежде не видел, обретает великое добродетельное достоинство“».

Во многих обществах ограничений по гостеприимству почти нет. Если к тебе пришел человек, убивший твоего брата, ты должен принять его. А если кто-то пришел убить твоего гостя, ты должен защищать его, даже ценой собственной жизни.

Эндрю Шрайок говорит, что во многих культурах гостеприимство и религия не просто связаны, а связаны неразрывно. «Гостеприимство буквально встроено в религию, – говорит он. – Трудно сказать, власть гостеприимства проистекает из его священности или именно оно дарует власть священному». Другими словами, мы религиозны в силу нашего гостеприимства? Или мы гостеприимны в силу своей религиозности? Трудно сказать определенно. Шрайок долгие годы изучал арабское гостеприимство – карам, – и это привело его к иорданским племенам балга. В 2012 году Шрайок писал, что у этого племени «дом без гостей, без места, чтобы можно было принять гостей, и без всего необходимого, чтобы приготовить гостям пищу и напитки, считается не просто плохим, но и постыдным». Гостеприимство – это истинная вера, пишет он, «ожог на коже», унаследованный «от отцов и дедов». Один балгави сказал Шрайоку: «Карам – это не только еда и вода. Гостеприимство исходит из души и из крови человека».

Глубина обязательства настолько велика, что бедуины порой принимали чужаков с таким пылом, который перерастал уже в безумие – «хиблат аль-араб», «арабское безумие»: человеку приходится преодолевать страстное желание отдать все гостям. Шрайок годами изучал одну сказку из долины Иордана: человек отдал путнику своих детей, потому что у него больше ничего ценного не было. Есть и другие сходные истории. Как страстно верующий готов отдать все в поисках Бога, так и карим (гостеприимный человек) готов безоглядно приблизиться к разрушительному идеалу тотального гостеприимства – достаточно лишь встретить странствующего незнакомца.

Сегодня, говоря о гостеприимстве, мы думаем об индустрии частного гостеприимства: люди принимают утомленных путников за плату, беседу заменяют Wi-Fi, а утром гостей ожидает завтрак с ржавого цвета кофе и мятыми маффинами в прозрачной пленке, который накрывают в вестибюле с семи до девяти утра. Но для наших далеких предков гостеприимство по отношению к незнакомцам было чем-то совершенно другим. Это был образ жизни, возведенный на сверхъестественный уровень и превращенный в нерушимый закон, поддерживаемый богами, жрецами и теми, кто был наделен властью, чтобы заставить дорого заплатить за невнимание к незнакомцу[31]31
  Иногда сверхъестественная сила сосредоточивалась и в руках хозяина. В 1951 году Николаус Адриани и Альберт Кристиан Крюйт изучали племя тораджи, проживающее в южной части индонезийского острова Сулавеси. Они писали: «Иногда случалось такое, что чужаки вели себя грубо и вторгались на поля другого племени, без приглашения и не спрашивая разрешения. Это делали люди, которые знали, что хозяева земли не смогут выступить против их племени и никаких неприятностей не будет. „Но тогда мы проклинали этих людей… [сказал один из туземцев]… и наши предки оборачивались мышами и съедали их рис и маис, и им нечего было собирать“».


[Закрыть].

И это подводит нас к следующему вопросу: почему?

Греки придавали огромное значение гостеприимству – xenia (от xenos, то есть «чужестранец»). Отсюда и наши слова «ксенофобия» и «ксенофилия». Но эта традиция не изобретение греков. Она возникла гораздо раньше. Когда точно, мы не знаем, но, судя по археологическим находкам, гостеприимство в нашем понимании зародилось около 10 тысяч лет назад, во времена сельскохозяйственной революции, когда образ жизни охотников-собирателей стал медленно разрушаться. Гостеприимство как сотрудничество, почетное родство и ритуалы приветствия при своем появлении считалось не просто проявлением вежливости или добродетели. Это было очень полезно. Люди поступали таким образом, потому что это работало.

Археолог из Кембриджа Мартин Джонс изучает потоки товаров, продуктов и культуры, какими они стали, когда люди начали селиться на одном месте и возделывать землю. Он пишет, что мы располагаем множеством свидетельств того периода, которые показывают, что люди, которые всегда были мобильными, неожиданно стали уходить все дальше и дальше. Археологи нашли раковины, которые прошли всю реку Евфрат – то есть около 1740 миль. Археологи нашли блестящий черный камень обсидиан, используемый для ритуальных лезвий, на торговом пути, соединяющем Центральную Турцию с Юго-Западной Азией.

Сегодня эти расстояния не кажутся нам огромными, но для своего времени они были колоссальными – даже для представителей вида, у которого странствия в крови. Джонс считает, что возможными путешествия стали именно благодаря гостеприимству. Человечество стало переходить от охоты и собирательства к возделыванию земли и от кочевого образа жизни к оседлому. Как только начали образовываться общины, их стали использовать как транзитные хабы для путешествующих чужаков. Джонс пишет, что поселенцы «создавали гибкий человеческий ландшафт, который породил совершенно новый вид мобильности для путешественников и позволил преодолевать значительные расстояния. Новые ландшафты постоянства и мобильности породили новые виды социального общения – порой между совершенно незнакомыми людьми». Сегодня у нас есть города и деревни, отели и Airbnb, аэропорты и автовокзалы – все необходимое для дальних путешествий. В те времена ту же роль исполняли небольшие поселения.