Текст книги "Мальчик с голубыми глазами"

ВОПРОСНИК ОТ CHRYSALISBABY ОТПРАВЛЕН НА [email protected]

Время: 12.54, вторник, 29 января

Если бы ты был животным, то каким? Крысой.

Твой любимый запах? Бензин.

Чай или кофе? Кофе. Черный.

Твой любимый вкус мороженого? Горький шоколад.

Во что ты сейчас одет? Темно-синий топ с капюшоном, джинсы, голубые кроссовки.

Чего ты боишься? Высоты.

Какую вещь ты купил в последний раз? Музыку для айпода.

Что ты ел в последний раз? Сэндвич с поджаренным хлебом.

Твой любимый звук? Звук прибоя.

Братья-сестры? Не имеется.

В чем ты спишь? В пижаме.

Что ты считаешь самым противным? Рекламное выражение «Ведь я этого достойна».

Твоя самая плохая черта? Неискренность, манипулирование другими и лживость.

У тебя есть шрамы или татуировки? Шрам на верхней губе. И еще один на брови.

У тебя бывают повторяющиеся сны? Нет.

Где ты хотел бы очутиться прямо сейчас? На Гавайях.

У тебя в доме пожар. Что ты спасешь? Ничего. Я позволю всему сгореть.

Когда ты в последний раз плакал? Прошлой ночью… и… нет, все равно не скажу почему…

Ну вот, пожалуйста. И насколько хорошо, по-вашему, вы теперь меня знаете?

Словно можно составить представление о человеке на основе того, какой он пьет кофе и надевает ли на ночь пижаму. На самом деле я пью чай, а сплю вообще голым. Ну что, сильно это переменило ваше мнение обо мне? А вы почувствовали бы разницу, если б я заявил, что никогда не плачу? Что у меня было трудное детство? Что я никогда не выезжал дальше чем на сто миль от города, где родился? Что я боюсь физического насилия, что страдаю от мигреней, что ненавижу самого себя?

Некоторые или даже все из пунктов вполне могут оказаться правдивыми. Как и все они или ни один из них могут быть чистейшей фантазией. Альбертине известны кое-какие истинные факты, но она редко выступает здесь со своими комментариями, а ее блог защищен паролем, так что ее личные посты никто из посторонних прочесть не может…

А вот Крисси изучит мои ответы весьма тщательно. И составит по ним вполне определенный портрет. Моих ответов более чем достаточно, чтобы ее заинтриговать, я уже не говорю о намеке на собственную уязвимость, который, по-моему, вполне уравновешивает ту завуалированную агрессию, на которую она с такой готовностью откликается.

И я действительно выступал в образе плохого парня, но, может, спасусь благодаря любви? Кто знает? В кино это случается сплошь и рядом. А Крисси живет в розовом мирке, где толстая девочка вполне может обрести истинную любовь с убийцей, который нуждается в нежности…

В реальности всего этого не существует. Все это я приберегаю для группы «литераторов». Но самому себе я гораздо больше нравлюсь именно в образе литературного героя, созданного моим воображением. И потом, кто станет утверждать, что прочитанное Крисси не есть фрагментарная часть истины? Той истины, которая, как луковица, плотно завернута в несколько слоев шелухи, и, снимая слой за слоем, вы чувствуете, как на глазах у вас выступают слезы.

«Расскажи мне о себе», – просит она.

Вот так всегда и начинается, знаете ли, когда женщина или девушка уверена, что уж ей-то известно, как откопать в глубине моей души заветную жилку любви к матери.

Жилка любви к матери. Жила. Звучит так, словно ты совершенно измотался, таща на себе тяжелый груз из недр горы…

«Итак, давай начнем с твоей матери», – говорит она.

С моей матери? Ты уверена, что именно с этого надо начинать?

Видите, как быстро она заглотнула наживку. Ведь каждый мальчик должен любить свою мать, верно? И каждая женщина втайне понимает: единственный способ завоевать сердце мужчины – это прежде всего избавиться от его ма…

8

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Размещено в сообществе: [email protected]

Время: 18.20, среда, 30 января

Статус: публичный

Настроение: энергичное

Музыка: Electric Light Orchestra, Mr. Blue Sky

Он называет ее миссис Электрик-Блю[11]11
  Blue (англ.) – синий, голубой.


[Закрыть]. Или просто миссис Электрик. Ее стихия – всевозможные бытовые приборы: дверные звонки с суперсовременной мелодией; суперновые CD-проигрыватели, соковыжималки, пароварки и микроволновки. Остается лишь удивляться, что можно делать с таким количеством похожих вещей; только в гостевой комнате у нее хранится девять коробок с устаревшими моделями фенов для волос, щипцы для завивки, массажеры для ног, кухонные блендеры, электроодеяла, видеомагнитофоны, радиоприемники и радиотелефоны.

Она никогда ничего не выбрасывает, все хранит «на запчасти», как она выражается, хотя и принадлежит к тому поколению женщин, для которых техническая необразованность и неумелость считаются очаровательными признаками женственности и хрупкости, а не просто леностью ума, и он почти уверен, что починить она ничего не сумеет. По его мнению, она обыкновенный паразит, бесполезный, но умеющий манипулировать другими, так что никто по ней особенно горевать не будет, и уж меньше всего – ее родственники.

Ее голос в телефонной трубке он узнает сразу. Уже какое-то время он неполный рабочий день трудится в мастерской по ремонту электроприборов, которая находится всего в двух милях от ее дома. Мастерская довольно старомодная, теперь и вовсе пребывающая в запустении, с витриной, забитой сломанными телевизорами и пылесосами, и подоконником, усыпанным толстым серым слоем мертвых мошек, залетевших туда себе на погибель. Миссис Электрик вызывает его по мобильному телефону – в четыре часа в пятницу и никак иначе! – чтобы он позаботился о ее кладбище почивших бытовых приборов.

Ей стукнуло пятьдесят пять, но в случае необходимости она может выглядеть и значительно старше, и значительно моложе. Пепельная блондинка, зеленые глаза, красивые ноги, эмоциональная, почти девчоночья, щебечущая манера разговора, хотя ее трепетный тон вполне может в один миг стать презрительным. Кроме всего прочего, она чрезвычайно любит общество приятных молодых людей.

Приятный молодой человек. Ну что ж, это как раз он. Стройный в своем джинсовом комбинезоне, острые, несколько угловатые черты лица, каштановые волосы, пожалуй, немного длинноватые, и очень яркие глаза поразительно красивого серо-голубого оттенка. Не то чтобы красавчик с обложки глянцевого журнала, но для миссис Электрик очень даже годится – и потом, думает он, в ее-то годы нечего привередничать.

Тут же она сообщает, что разведена. Затем приносит ему чашку чая «Эрл грей» и начинает жаловаться на дороговизну и тяжко вздыхать по поводу своего одиночества, а также грубости и равнодушия сына, который работает где-то в Лондоне, прямо в Сити. И вскоре, словно даруя ему неслыханную привилегию, предлагает купить у нее всю «коллекцию».

Но это барахло совершенно бесполезно. Такой вердикт он и выносит, хотя старается выбирать более мягкие, щадящие выражения, и растолковывает, что старые электротовары годятся только для свалки, поскольку большая их часть попросту не соответствует современным стандартам безопасности. Хозяин мастерской, добавляет он, попросту его убьет, если он заплатит за все это хотя бы десять фунтов.

– И правда, миссис Э., – говорит он, – единственное, чем я могу вам помочь, это вынести вещи на помойку. Хотя тогда вам, конечно, придется объясняться с городским советом. Но у меня есть микроавтобус, и я мог бы…

– Нет, спасибо, – сухо прерывает она, взглянув на него с презрением.

– Я только хотел помочь, – замечает он.

– Ну, если вы действительно хотите помочь, молодой человек, – голос у нее ледяной и какой-то ломкий, как от мороза, – то не могли бы вы взглянуть на мою стиральную машину? По-моему, она сломалась, вот уже неделю не спускает воду…

– Но это не мои обязанности, – возражает он.

– Уж такую-то малость вы могли бы для меня сделать, – заявляет она по-прежнему ледяным тоном.

И он, конечно, сдается. Она прекрасно знает, что победа будет за ней. В ее голосе еще звучат прежняя надменность и авторитарность, но теперь в нем слышится и уязвимость, даже беспомощность… Нет, он не в силах ей сопротивляться.

Всего-навсего соскочил приводной ремень. Он раскручивает болты на барабане, ставит ремень на место, вытирает руки о комбинезон и в дверном зеркале видит, как внимательно она за ним наблюдает.

Когда-то она наверняка была очень даже ничего. Хотя и теперь, пожалуй, можно сказать: она хорошо сохранилась – этим выражением иногда пользуется его мать, что наводит его на мысль о сосудах с формальдегидом и египетских мумиях. И теперь, понимая, что миссис Электрик следит за ним со странным выражением собственницы, он прямо-таки чувствует, как ее глаза, точно железные штыри, пронзают ему поясницу и ягодицы – о, этот оценивающий взгляд, одновременно и небрежный, и плотоядный.

– Вы ведь, наверно, меня не помните? – спрашивает он, оборачиваясь и глядя ей прямо в глаза.

Она молча одаривает его недоумевающим, высокомерным взором.

– Когда-то моя мать убиралась у вас в доме.

– Вот как?

Это произнесено так, словно ему должно быть ясно: она попросту не в состоянии помнить всех, кто когда-то на нее работал. Но видимо, ей все-таки что-то такое вспоминается, она чуть прищуривается, а ее брови, сначала дочиста выщипанные, а затем нарисованные коричневым карандашом на полдюйма выше своего естественного местонахождения, нервически изгибаются, словно от огорчения.

– Иногда она приводила меня с собой.

– Боже мой. – Миссис Электрик уставилась на него, не мигая. – Голубоглазый?

Ну теперь-то, конечно, он попал прямо в цель. Она больше никогда на него не посмотрит; во всяком случае, так не посмотрит. Ее томный взгляд стекает по его спине вниз, измеряя расстояние от ямки у него под затылком до копчика, отмечает упругую округлость его ягодиц под синими вылинявшими рабочими штанами. Теперь она, пожалуй, уже способна его увидеть – четырехлетним малышом со светлыми, еще не успевшими потемнеть волосами. Внезапно груз лет обрушивается на нее с новой силой, становится тяжелым, как зимнее пальто, насквозь промокшее под дождем, и вот она уже выглядит старой, ужасно старой…

Он усмехается и сообщает:

– Вроде все починил.

– Я, конечно, заплачу, – откликается она слишком поспешно, явно желая скрыть растерянность.

Неужели она решила, что он работает бесплатно? Неужели считает, что если заплатит ему, то из-за такого великодушия он вечно будет чувствовать себя должником?

Впрочем, они оба отлично понимают, за что она платит. Это ее вина – возможно, довольно простая, но уж никак не чистая, вина вечная, неутихающая, горько-сладкая вина.

«Бедная старая миссис Электрик», – думает он.

Вежливо поблагодарив ее, он принимает из ее рук еще одну чашечку едва теплого чая с каким-то подозрительным привкусом и наконец уходит, ни минуты не сомневаясь, что в ближайшие дни и недели будет видеться с миссис Электрик гораздо чаще.

Каждый из нас в чем-то виноват. И отнюдь не всех надо карать за это. Но порой карма, завершив круг, возвращается домой, и тогда Господу требуется помощь и приложение человеческих рук. И вообще, это не его вина. После того визита она звонила ему десятки раз – вкрутить пробку, поменять выключатель, сменить батарейки в фотоаппарате, а совсем недавно потребовала подключить новый компьютер (одному богу известно, зачем он ей понадобился, она же умрет через пару недель!). И все это срочные вызовы, которые мешают его работе и, в свою очередь, лишь подогревают его решение устранить ее, стереть с лица земли.

Ничего личного, как говорится. Просто некоторые люди заслуживают смерти – из-за совершенных прегрешений, или злодейства, или преступления, или, как это было в данном случае, из-за того, что она назвала его Голубоглазым…

Несчастные случаи по большей части происходят дома. Несчастный случай довольно легко устроить, и все же Голубоглазый отчего-то колеблется. Не потому, что боится – хотя да, боится, и очень сильно, – но скорее потому, что ему хочется понаблюдать. Сначала его привлекла задумка спрятать поблизости от места преступления видеокамеру, но столь тщеславное желание вряд ли удалось бы осуществить, так что эту идею он отверг (хоть и не без сожалений) и стал вырабатывать более разумный способ действий. Он еще очень молод. И верит в поэтическую справедливость. Он хочет превратить ее смерть в символ, во что-нибудь, связанное с электричеством; это может быть, например, короткое замыкание из-за неисправного пылесоса или одного из вибраторов (два из них скромного телесного цвета, а третий тревожно-пурпурный), которые она держит в ванной среди многочисленных бутылочек с лосьонами и склянок с таблетками.

На какое-то время подобный план представляется ему весьма соблазнительным. Но он знает: слишком хитроумные планы редко бывают удачными, так что решительно отметает заманчивую мысль отправить миссис Электрик в могилу с помощью одного из ее эротических устройств. И уже в свой следующий визит к ней старается подготовить все необходимое для не слишком сильного, но вполне достаточного пожара, вызванного замыканием электропроводки. Он возвращается домой вовремя, спокойно перекусывает перед телевизором, а тем временем где-то на другой улице миссис Электрик готовится лечь спать (может, со своим пурпурным приятелем, а может, и без него) и затем, глубокой ночью, умирает, скорее всего, отравившись продуктами горения, хотя на это можно только надеяться…

Из полиции приезжают уже на следующий день. Он рассказывает, как старался помочь, как предупреждал, что дом буквально забит всевозможными устаревшими приборами, которые только и ждут возможности стать причиной несчастного случая, как миссис Электрик вечно перегружала розетки, включая одновременно несколько устройств, как легко все это могло вызвать скачок напряжения…

По его мнению, копы просто смешны. Ведь его причастность совершенно очевидна, а они этого не видят; они спокойно сидят на их диване, пьют чай, приготовленный его матерью, и беседуют с ним так мило, словно опасаются обидеть, а мать с подозрением следит за ними, готовая опровергнуть любой намек на то, что он может быть причастен к этому пожару.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что это его вина? Мальчик так много работает. Он такой хороший сын.

Он даже ладонью прикрывается, пряча улыбку. Вообще-то он дрожит от страха, но в данный момент ему дико хочется расхохотаться им в лицо; приходится изобразить небольшой приступ панического ужаса, пока никто не догадался, что этот бледный молодой человек с невинными голубыми глазами на самом деле готов лопнуть от смеха…

Позже он совершенно точно воспроизводил в памяти те мгновения. И тот оглушительный восторг, отчасти схожий с оргазмом, обрушившийся на него божьей милостью. Все цвета вокруг стали более яркими, пространство невероятно расширилось, слова приобрели новые, головокружительные оттенки, а запахи стали поистине колдовскими. И от всего этого его вдруг охватила дрожь, он был не в силах сдержать рыдания, а мир вдруг словно раздулся пузырем, как краска, и лопнул, обнажая свет вечности…

Женщина-полицейский (в паре полицейских всегда одна женщина) протягивает ему носовой платок. Он тщательно вытирает лицо и выглядит испуганным и виноватым, но внутри все еще смеется, смеется до слез, и эта женщина – ей двадцать четыре года, и она, возможно, даже окажется хорошенькой, если снимет форму, – принимает его слезы за признак душевной боли и искреннего огорчения; она даже руку ему на плечо кладет, испытывая при этом странные, почти материнские чувства…

Все хорошо, сынок. Ты ни в чем не виноват.

Вдруг из глубины горла возвращается тот зловещий привкус, который у него неизменно ассоциируется с детством, с гнилыми фруктами, с бензином и тошнотворным запахом жевательной резинки – запахом сладкой синтетической розы. Этот вкус словно обволакивает его изнутри, а потом отступает и уплывает, как плотное облако, оставляя после себя синеву неба, и он думает…

Ну наконец-то! Вот я и стал убийцей.

КОММЕНТАРИИ В ИНТЕРНЕТЕ

Chrysalisbaby: Блеск! Голубоглазый жжет!

Captainbunnykiller: Миссис Электрик удовлетворяет себя в могиле… Ну, чувак! За такую сцену я бы даже заплатил. Может, напишешь? Как насчет этого?

Jesusismycopilot: ТЫ ПРОСТО БОЛЬНОЙ! НАДЕЮСЬ, ТЫ И САМ ЭТО ПОНИМАЕШЬ!

blueeyedboy: Я в курсе насчет своего здоровья, спасибо за внимание.

Chrysalisbaby: ну мне до лампочки думаю это круто

Captainbunnykiller: Эй, чувак, не обращай на этого тролля внимания! Этот говнюк не способен отличить реал от клевого вымысла, даже если тот подпрыгнет и клюнет его в задницу.

Jesusismycopilot: ТЫ БОЛЬНОЙ, И ТЕБЯ ЖДЕТ СУД.

JennyTricks: (сообщение удалено).

ClairDeLune: Если кого-то подобные истории огорчают, то не стоит заходить на этот сайт и читать их. Спасибо, blueeyedboy, что поделился с нами. Я представляю, как это, должно быть, трудно – выразить словами столь мрачные ощущения. Но получилось превосходно. Очень надеюсь, что будет опубликовано и продолжение истории.

9

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Время: 23.25, среда, 30 января.

Статус: ограниченный

Настроение: без раскаяния

Музыка: Kansas, Carry on, Wayward Son

Нет, я не принимаю это близко к сердцу. Не каждому дано правильно оценить хороший кусок художественной прозы. По мнению многих, я болен, развращен, заслуживаю того, чтобы меня заперли в сумасшедшем доме, изолировали от общества, избили до полусмерти или даже убили.

Тут у нас каждый критик. Меня постоянно обещают уничтожить. Угрозы по большей части поступают от этих напыщенных «истинно верующих»: от Jesusismycopilot со товарищи. Они всегда пишут прописными буквами, используя минимальное количество синтаксических знаков, если не считать целого леса восклицательных, которые высятся над основным текстом, точно копья вражеского племени. Они твердят мне: «ТЫ БОЛЬНОЙ!» или «БЛИЗОК СУДНЫЙ ДЕНЬ, а это означает, что Искренне Ваш «СГОРИТ В АДУ (!!!) ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ УРОДАМИ И ПЕДОФИЛАМИ!»

Вот спасибо! Впрочем, тупиц везде хватает. Одна моя новая интернет-подружка, JennyTricks, стала регулярно посещать мой сайт и комментировать все мои вымышленные посты со все возрастающей яростью. Свой убогий стиль она компенсирует за счет язвительности, а также использует все на свете бранные слова и обещает мне адские муки, если ей когда-нибудь удастся до меня добраться. В этом я, впрочем, весьма сомневаюсь. Сеть – местечко безопасное, закрытое, как исповедальня. И о себе я никогда не сообщаю никаких подробностей. А их злоба меня даже бодрит, вызывая нечто вроде легкого опьянения. Бить камнями и палками, чувак, палками и камнями.

А если серьезно, аплодисменты я обожаю. Даже злобному шипению радуюсь. Уметь спровоцировать людей на столь бурные эмоции с помощью всего лишь слов – безусловно, величайшая победа. Для этого и предназначена моя художественная проза. Она должна возбуждать, подстрекать, давать мне возможность видеть, какую реакцию я вызываю. Любовь и ненависть, одобрение и презрение, осуждение, гнев, отчаяние. Если я могу заставить вас наносить удары невидимому врагу, или почувствовать недомогание, или заплакать, или причинить мне – а может, кому-то другому – ущерб, разве это не великая привилегия, мне дарованная? Проникнуть в чужую душу, заставить другого человека делать то, что я хочу…

Разве это не плата за все?

Итак, хорошие новости – если не считать прекращения моей головной боли – заключаются в том, что теперь у меня гораздо больше времени на занятия, которые доставляют мне удовольствие. Одно из преимуществ потери работы – появление свободного времени, когда ты можешь следовать исключительно своим интересам, как в реальной жизни, так и в виртуальной. В общем, славно, когда хватает времени остановиться и понюхать розы, как говорит моя мать.

Потеря работы? Да, недавно меня постигла такая неприятность. Матери, конечно, об этом неизвестно, она считает, что я по-прежнему тружусь в больнице Молбри; подробности моей деятельности ей неясны, но вполне правдоподобны, во всяком случае, мать они устраивают; школу она так и не закончила, и ее познания в медицине ограничиваются тем, что она почерпнула в «Ридерз дайджест» или в телевизионных сериалах про больницу, которые она смотрит днем.

И потом, я ведь и правда работал в больнице около двадцати лет, хотя мама никогда не вдавалась в подробности, чем я там занимаюсь. Какие-то технические операции – и это тоже отчасти правда – в таком месте, где описание обязанностей почти каждого сотрудника включает либо слово «оператор», либо слово «техник». До недавнего времени я как раз и являлся одним из членов команды сантехников; мы работали в две смены и отвечали за такие жизненно важные вещи, как подметание и мытье полов шваброй, дезинфекция помещений, выкатывание во двор мусорных бачков и поддержание в относительно приличном состоянии публичных мест: туалетов, кухонь и т. п.

В общем, я попросту служил уборщиком.

Моя вторая и куда более опасная работа – опять же имевшаяся у меня до недавнего времени – состояла в том, что я ухаживал за одним пожилым человеком, прикованным к инвалидному креслу; я готовил еду, убирал в доме, довольно много читал ему вслух, ставил по его просьбе старинные виниловые пластинки, жутко исцарапанные, или слушал истории, которые давно уже выучил наизусть, а после этого отправлялся искать ее, ту девушку в ярко-красном пальтишке из бобрика…

Теперь же у меня куда больше времени, а вероятность быть пойманным на месте преступления куда меньше. Мой ежедневный распорядок ничуть не изменился. Утром я встаю как обычно, одеваюсь, как на работу, занимаюсь орхидеями, оставляю машину на больничной парковке, беру лэптоп и портфель, а потом весь день торчу в разных интернет-кафе, ничего не делаю, только переписываюсь со своими френдами или придумываю всякие истории и размещаю их на badguysrock, подальше от подозрительных глаз моей матери. После четырех я часто захожу в кафе «Розовая зебра», где возможность налететь на мамочку или ее приятельниц крайне мала и где предлагается доступ к Интернету по цене бездонного чайника с чаем.

Если бы у меня была возможность выбирать, я бы, пожалуй, предпочел нечто менее богемное. На мой вкус, «Розовая зебра» – местечко слишком неформальное. Все эти широченные чайные чашки на американский лад, словно разинутые рты, столики с пластмассовыми столешницами, написанный мелом на доске список дежурных блюд, вечный гам большого числа посетителей. Да и само название… Слово «розовый» обладает на редкость противным запахом, едким, возвращающим меня в детство, к нашему семейному дантисту мистеру Пинку[12]12
  Pink (англ.) – розовый.


[Закрыть], в его старомодный кабинет, где витал сладостно-тошнотворный запах газа, применяемого для анестезии. Но она это кафе любит. Так и должно быть. Она – та девушка в ярко-красном пальтишке. Ей нравится хранить анонимность среди постоянных и довольно шумных посетителей. Конечно, это всего лишь иллюзия, которую я с удовольствием дарю ей до поры до времени; еще одна последняя любезность с моей стороны, впрочем, ею не признанная.

Я пытаюсь найти столик поближе к ней. Пью чай «Эрл грей» без лимона и без молока. Именно так пил мой старый наставник, доктор Пикок[13]13
  Peacock (англ.) – павлин.


[Закрыть], и я тоже пристрастился к этому напитку, не совсем обычному для такого заведения, как «Розовая зебра», где подают местное морковное печенье и мексиканский горячий шоколад со специями, где тусуются байкеры, готы и многочисленные любители пирсинга.

Бетан, владелица кафе, гневно на меня поглядывает. Возможно, дело в выборе напитка или в том, что я в костюме и галстуке, а потому квалифицируюсь как Большой Босс, или, может, сегодня всему виной моя физиономия: неровный след от шва на скуле, шрамы на брови и на губе.

Мне понятны ее мысли: такому, как я, здесь не место. Она чувствует во мне предвестника близкой беды, но ничего определенного сказать не может. Выгляжу я в высшей степени опрятно, веду себя тихо и всегда оставляю чаевые. Однако что-то во мне тревожит ее, заставляет думать, что лучше бы я не появлялся в ее кафе.

– «Эрл грей», пожалуйста. Без лимона и без молока.

– Через пять минут, о’кей?

Бетан знает своих посетителей. У всех постоянных есть прозвища, очень похожие на ники моих интернетовских френдов: Chocolate Girl, Vegan Guy, Saxophone Man и тому подобное. Я, однако, всего лишь Okay. Уверен, что куда больше пришелся бы ей по душе, если б она и меня могла вставить в этот список, например, под ником Yuppie Guy или Earl Grey Dude, когда ей точно было бы известно, чего от меня ожидать.

Но иногда я ввожу ее в заблуждение: то вдруг приду в джинсах, то закажу вместо чая кофе (который ненавижу), то пару недель назад потребовал сразу шесть кусков пирога и съел их один за другим под ее изумленным взглядом. Ей явно до смерти хотелось как-то это прокомментировать, но она не осмелилась. В общем, она относится ко мне с подозрением. Еще бы – человек, который съедает шесть кусков пирога зараз, способен на что угодно.

Но не стоит судить по внешнему виду. Бетан, кстати, и сама выглядит необычно – с изумрудной булавкой в брови и россыпью вытатуированных звезд на худющих руках. Застенчивая, обидчивая девочка, компенсирующая эти качества скрытой агрессивностью по отношению к любому, кто косо на нее посмотрит.

И все же именно Бетан я обязан большей частью полученной информации. В кафе она примечает все на свете. Со мной общается крайне редко, но мне удается подслушать ее болтовню с другими посетителями. С такими, как я, она ведет себя очень осторожно, а с постоянными клиентами – весела и открыта. Благодаря Бетан можно собрать сведения о ком угодно. Я, например, знаю, что девушка в красном пальто предпочитает не чай, а горячий шоколад и больше любит не морковное печенье, а тарталетки с патокой, что ей куда больше нравятся «The Beatles», чем «The Rolling Stones», что в субботу в 11.30 она пойдет на похороны в крематорий Молбри.

В субботу. Да, я тоже там буду. По крайней мере, увижу ее вне стен этого проклятого кафе. Возможно – только возможно, – она должна быть мне за это благодарна. Под занавес, как говорится. Конец этому параду лжи.

Лжи? Да, все лгут. Я лгал с тех пор, как помню себя. Это единственное, что я делаю хорошо. По-моему, нам пора сыграть в полную силу, не так ли? В конце концов, что такое писатель, сочинитель художественной прозы, как не дипломированный лжец? Вы никогда не догадаетесь, читая мои опусы, что я прост, как ванильное мороженое. Во всяком случае, снаружи; внутри – другое дело. Но разве мы, все мы, в душе не убийцы, выстукивающие с помощью азбуки Морзе тайны исповеди?

Клэр считает, что мне следовало бы поговорить с той девушкой по душам.

«А ты пытался поделиться с ней своими чувствами?» – спрашивает она в последнем письме. Клэр знает только то, о чем я позволяю ей узнать, например, что в последнее время я прямо-таки одержим одной девушкой, с которой почти не общался. Но возможно, Клэр чувствует меня гораздо лучше, чем думает, – точнее, она лучше чувствует и понимает не меня, а Голубоглазого, чья платоническая любовь к безымянной девушке откликается в ее душе эхом неизбывной страсти к Голубому Ангелу.

Совет Кэпа куда грубее. «Да трахни ты ее, и делу конец, – советует он тоном уставшего от жизни человека, тщетно пытаясь скрыть собственную неопытность. – Как только пройдет ощущение новизны, ты сразу поймешь, что она точно такая же сука, как и все остальные, и сможешь наконец вернуться к тому, что действительно для тебя важно…»

Токсик соглашается с Кэпом и просит меня описывать в блоге всякие интимные подробности. «Чем грязнее, тем лучше. Кстати, какой у нее размер лифчика?»

Альбертина мои опусы комментирует редко. Но я чувствую ее неодобрение. А вот Chrysalisbaby откликается моментально; она считает, что я безнадежно влюблен. «Даже плохому парню нужно кого-то любить, – пишет она с неуклюжей искренностью. – А ты достоин любви, Голубоглазый, правда достоин». Себя она пока не предлагает, но мне кажется, за ее словами таится страстное желание. К тому же она ясно намекает, что любая девушка была бы счастлива завоевать любовь такого, как я.

Бедная Крисси. Да, она действительно толстая. Но у нее очень красивые волосы и хорошенькое личико, к тому же мне удалось убедить ее, что я предпочитаю пышечек.

Проблема в том, что я слишком хорошо играю свою роль. И теперь она желает увидеть в Сети мое фото. В течение двух последних недель мы непрерывно общались с ней через веб-журнал, и я получил от нее немало посланий личного характера, в том числе и фотографии.

«Почему я не могу тебя увидеть?» – пишет она.

«Об этом и речи быть не может», – отвечаю я.

«Почему? Ты безобразен?»

«Да. Весь изуродован. Сломанный нос, под глазом синяк, по всему телу порезы и шрамы. Словно я выдержал двадцать раундов с Майком Тайсоном. Поверь, Крисси, ты сразу сбежишь от меня далеко-далеко».

«Правда? А что случилось?»

«Кое-кто настроен против меня».

«:-o!!! Ты кого-то ограбил?»

«Ну, можно сказать и так».

«!!! Да? О черт, детка, мне так хочется тебя обнять».

«Спасибо, Крисси. Это очень мило с твоей стороны».

«Тебе было больно?»

Ах, моя дорогая Крисси! Я прямо-таки ощущаю, как от тебя исходит сочувствие. Крисси обожает с кем-нибудь нянчиться, и мне приятно подпитывать ее иллюзии. Она не то чтобы влюблена в меня – нет, пока еще нет, – но особых усилий для этого не потребуется. Я понимаю, что поступаю отчасти жестоко. Но разве не так поступают плохие парни? И потом, она сама виновата. А я лишь даю ход ее фантазиям. Она – несчастный случай во плоти, который только и ждет возможности произойти, и в этом вряд ли обвинят меня.

«Детка, расскажи мне, что произошло», – просит она, и сегодня я, возможно, все-таки над ней подшучу. Дам чуть-чуть, а получу сполна. Разве не выгодная сделка?

Ну что же, детка, хорошо… Как пожелаешь. Посмотрим, понравится ли тебе такая сказочка.