Текст книги "Заря Амбера"

– Пожалуйста, лорд, следуйте за мной, – сказал Анари, свернул влево и принялся медленно, осторожно подниматься по широкой лестнице.

– Какова твоя должность? – поинтересовался я.

– Я здешний дворецкий, лорд. Я руковожу слугами и веду дом.

Я кивнул.

– И как давно ты служишь моему отцу?

– Всю свою жизнь, лорд.

– Нет, не моей семье. Именно моему отцу, Дворкину.

– Я имел честь служить лорду Дворкину все мои семьдесят шесть лет, а до меня ему служил мой отец и отец моего отца.

– Тогда получается, что ему... – я нахмурился, пытаясь прикинуть, что же именно у меня получается, – ...что ему больше ста пятидесяти лет!

– Да, лорд.

Я поежился. Мне вдруг отчего-то сделалось не по себе. Наверное, я ослышался. Столько не живут. Но Анари произнес это столь будничным тоном, что было ясно: сам он в это верит и, более того, воспринимает как нечто само собой разумеющееся.

Когда Дворкин возник у дверей дома Хельды, ему на вид нельзя было дать больше пятидесяти. Но теперь, задумавшись, я вспомнил, что во время схватки с адскими тварями он выглядел заметно моложе.

Опять магия. Да когда ж это кончится?

Мы поднялись на два пролета, и Анари провел меня в крыло, отведенное, как он сказал, под личные покои моей родни. Вся обстановка здесь дышала богатством и мощью. Картин и гобеленов хватало и в других местах; здесь же полы покрывала замысловатая мозаика, ниши заполняли великолепные статуи нагих женщин, люстры и настенные канделябры сверкали хрусталем, а мебель украшали искусная резьба и позолота. За десятилетия – или столетия – своей жизни Дворкин собрал здесь столько сокровищ, что их хватило бы на добрую дюжину королевств.

– Вот это будут ваши покои, лорд, – сказал Анари, остановившись перед большой двустворчатой дверью. – Надеюсь, они вас устроят.

Он распахнул двери – и я обнаружил, что стою на пороге небольшого собственного дворца.

Полы устилали роскошные, толстые красно-золотые ковры. Стены были увешаны прекрасными картинами и гобеленами на разнообразные сказочные сюжеты. К потолку уходили позолоченные колонны, изукрашенные лепниной. Потолок был нежно-голубым, словно небо, и по нему плыли облака, а в одном углу даже виднелся парящий ястреб. По правую руку стоял столик, окруженный тремя изящными креслами. По левую – небольшой письменный стол со всем необходимым: перья, чернильница, бумага, пресс-папье, воск и печати.

– А вот ваша опочивальня.

С этими словами Анари вошел в комнату и открыл другие двери, со сводчатым дверным проемом. Я увидел кровать с балдахином, зеркало в человеческий рост и умывальник с тазом и кувшином.

– Здесь также имеются две гардеробные и комната для переодевания.

– Спасибо.

– Не за что, лорд. У вас есть багаж?

– Только меч и то, что на мне.

Анари отступил на шаг и окинул меня критическим взором.

– Думаю, на сегодняшний вечер я сумею подыскать для вас что-нибудь подходящее, – сказал он. – И распоряжусь, чтобы дворцовые портные завтра же утром сняли с вас мерку. В конце концов, такой человек, как вы, должен быть хорошо одет.

– И то верно, – покладисто согласился я, как будто подобные беседы были для меня самым обычным делом. – Тогда я полагаюсь на тебя. Только проследи, чтобы портной явился не с самого утра, а попозже.

– Благодарю вас, лорд. – Он слегка поклонился. – Я оправдаю ваше доверие. А пока, с вашего разрешения, я распоряжусь, чтобы вам приготовили ванну и согрели воду.

– Да, пожалуйста.

– Желаете ли вы чего-либо еще?

Я едва не расхохотался. Чего-либо еще? Я желал массу всего, начиная с ответов на бесчисленное множество вопросов, касающихся моей новой родни. Но я ограничился тем, что улыбнулся и покачал головой.

– Ванны будет довольно, – сказал я. – Ну и куда же?..

– Как только вода будет готова, мальчик вас позовет.

– Отлично. Тогда у меня все.

– Хорошо, лорд.

Анари вышел и затворил за собою дверь. Тяжелые старые петли негромко заскрипели. На миг во мне ожил солдат, и я подумал: «Отлично, значит, никто не подберется ко мне незамеченным».

Я снял перевязь, положил ее вместе с мечом на ближайшее кресло, а сам уселся и стянул сапоги. Хорошо все-таки побыть одному. Я закинул сапоги в угол у двери, а сам прошелся по роскошным покоям, восхищаясь деталями отделки, сверканием лепнины и резьбы, картинами и гобеленами. В конце концов я плюхнулся на кровать, раскинув руки, и утонул в перине. Мягко... Давно я не спал на такой мягкой постели. Она даже удобнее, чем постель Хельды.

«Теперь бы еще найти женщину, которая согреет постель, и я с легкостью назову это место домом», – решил я и зевнул. Но тут в приятные размышления проник отзвук вины. Королю Эльнару и Илериуму по-прежнему грозила опасность, а Дворкин обещал, что поможет положить конец этой войне. Как только мы встретимся, нужно будет надавить на него – пусть объясняет, что к чему. В конце концов, у меня тоже есть долг.

Полтора часа спустя, как следует отмокнув в горячей ванне и вымыв из тела застарелую усталость, я вернулся к себе в покои, чтобы малость вздремнуть.

За время моего отсутствия, как я выяснил по возвращении, здешние слуги потрудились на славу. Мои сапоги были начищены до такого блеска, что если б их увидел мой ординарец, он позеленел бы от зависти. К мечу тоже отнеслись с подобающим вниманием: украшенный золотой и серебряной насечкой эфес был великолепно отполирован, а когда я извлек меч из ножен, то обнаружил, что он смазан. Я и сам не справился бы лучше.

Я еще раз подумал, что такая жизнь мне определенно нравится, и зевнул во весь рот.

Еще когда я полез мыться, слуги унесли мой наряд, пропитавшийся кровью и потом, и принесли взамен длинный черный халат, который сейчас и был на мне. Анари еще не доставил обещанную одежду. Впрочем, я его за это не винил. У старика наверняка хватает хлопот и без меня.

Поскольку до ужина заняться было нечем – да и надеть нечего, – я завалился в постель. И сразу же уснул как убитый.

Некоторое время спустя, когда уже начало смеркаться, я проснулся – мгновенно, в долю секунды.

Я услышал какой-то шум. И было в нем что-то достаточно неладное, чтобы встревожить и разбудить меня.

И снова из другой комнаты донесся тихий стук в дверь – такой тихий, что я едва его не прослушал. Потом скрипнули петли, и дверь медленно отворилась... медленно и осторожно.

Кто-то пытается прокрасться ко мне? Ну, вряд ли адские твари сумеют сюда пробраться...

Я уселся и инстинктивно потянулся за мечом. Но его не было. Я же оставил его в другой комнате!

– Лорд! – донесся до меня старческий голос. Но это был не Анари. – Лорд Оберон!

– Я здесь.

Поднявшись, я обнаружил, что на мне по-прежнему все тот же черный халат, который я накинул после купания. Я завязал пояс потуже и вышел в главную комнату, потянувшись на ходу.

– В чем дело?

В дверном проеме стоял старик преклонных лет, облаченный в замковую ливрею. В руках он держал серебряный поднос, накрытый полотенцем. По моим прикидкам, ему было не меньше семидесяти. Несомненно, он служил моему отцу столь же долго, как и Анари. Старик улыбался, сердечно и кротко.

– Прошу прощения, лорд Оберон, – сказал он слегка надтреснутым голосом. – Я – Инвиниус, цирюльник. Леди Фреда сказала, что вам до ужина нужно побриться и постричься.

Я провел пальцами по подбородку, покрытому густой щетиной.

– Очень мило с ее стороны.

– Ее светлость очень добра, – пробормотал старик. – Я ее помню еще с тех времен, когда она была малышкой.

Он поставил поднос на столик и снял полотенце. Под ним обнаружились два куска мыла, несколько бритв разной длины и коллекция стеклянных флакончиков – наверное, всяческие лосьоны и духи. Старик без лишних вопросов потащил одно из кресел к окну.

– Я сам передвину, – сказал я и поспешил на помощь. В конце концов, не в его возрасте двигать мебель.

– Не нужно, лорд, – возразил Инвиниус. Последний рывок, и он установил кресло у окна, на то место, куда падали последние лучи света. – Пожалуйста, лорд, садитесь.

Я уселся. Инвиниус тем временем отправился ко мне в спальню, взял там маленький столик с умывальником и кувшин с водой и, медленно двигаясь, потащил все это сюда.

– Может, помочь? – спросил я, привставая.

– Нет, лорд, – отозвался он с негромким смешком. – Вы очень любезны, но, право же, я занимался своим ремеслом, когда вас еще и на свете не было. Пожалуйста, не волнуйтесь. Через минуту я буду к вашим услугам.

Я уселся на место. Конечно, вид у Инвиниуса такой, словно на него дунь, он и рассыплется, но у старика есть своя гордость. И он явно осознает пределы собственных сил. Крякнув, он поставил столик рядом с креслом. И при этом не пролил ни капли воды из кувшина.

Я распахнул воротник халата пошире, с довольным вздохом вытянул ноги и пошевелил пальцами. И вправду, неплохо бы наконец побриться и постричься. Последний год я брился в основном на скорую руку, в перерывах между боями, и, боюсь, это заметно.

Инвиниус плеснул в тазик воды, взял с подноса мыло и ловко взбил в тазике мыльную пену. Затем он укутал мне грудь и плечи полотенцем и нанес на подбородок, щеки и шею обильный слой пены. Пока щетина моя отмокала, Инвиниус выбрал среди разложенных на подносе бритв самую длинную – длиной почти с его предплечье – и принялся править ее на длинном кожаном ремне, до этого свисавшем у него с пояса.

К удивлению моему, я обнаружил, что могу прямо тут и заснуть. Я опустил веки. Свежий запах мыльной пены и размеренное шуршание бритвы о ремень действовали убаюкивающе. Вот они, радости цивилизации... «Да, я и вправду могу очень быстро привыкнуть к жизни в Джунипере», – подумал я с легкой улыбкой.

А еще я мысленно поблагодарил Фреду за ее заботливость и за то, что она прислала ко мне Инвиниуса. За год войны против адских тварей из всех, с кем мне приходилось сталкиваться, ближе всех к цирюльнику стоял мой ординарец, – только вот руки у него росли не из того места. Он кое-как умудрялся подровнять мне волосы без особого кровопролития, но после того, как он оставил мне на физиономии первую рану – я не преувеличиваю, это именно она и была, – я велел ему убираться и сам взялся за бритву. Что поделаешь, у меня сильно развит инстинкт самосохранения.

А Инвиниус все продолжал править бритву, а попутно монотонно вещал что-то насчет своей многолетней службы у лорда Дворкина. Он рассказал про свою шестидесятидвухлетнюю жену, повариху на дворцовой кухне, про своих пятерых сыновей – все они служили лакеями в замке, и про двадцать шесть своих внуков и правнуков – старший из них вскоре должен был пойти в армию. Когда он умолкал, я угукал и поддакивал, но на самом деле вслушивался разве что в одну фразу из трех.

А потом я чуть-чуть повернул голову и увидел наше отражение в зеркале. Тут я понял, почему Фреда сочла нужным прислать ко мне цирюльника: мои волосы превратились в кошмарную спутанную гриву, и даже мытье не особенно им помогло. Под глазами у меня залегли темные полукружья, и я выглядел лет на десять старше своего возраста. Окружающие были слишком вежливы, чтобы намекать мне, на что я похож... да, действительно, являться в таком виде к ужину просто непристойно.

Инвиниус закончил вострить бритву и повернулся ко мне. Он осторожно взял меня двумя пальцами за переносицу и повернул мою голову немного набок. Инвиниус не заметил, что я смотрю в зеркало. А я заметил, как он держит бритву, и внезапно мне сделалось тревожно. Так держит нож мясник, собирающийся разделывать тушу.

Когда лезвие бритвы было в каком-нибудь сантиметре от моего горла, я схватил Инвиниуса за запястье.

– Ты неправильно держишь бритву, – жестко произнес я, взглянув на него.

– Лорд, – увещевающе произнес Инвиниус, словно испуганную лошадь успокаивал, – я цирюльник. Это – моя работа. Позвольте мне ее выполнить.

– Я лучше побреюсь сам, если не возражаешь.

– Возражаю! – огрызнулся он.

Я оттолкнул прочь руку с бритвой. Точнее сказать – попытался, ибо Инвиниус вдруг навалился на меня всем телом. И сил в этом теле оказалось куда больше, чем можно было бы ожидать от старика.

ГЛАВА 7

Я человек сильный – во всяком случае, противника сильнее себя я еще не встречал. И, казалось бы, я должен был безо всякого труда оттолкнуть руку старика от своего горла.

Однако же этого не произошло.

Инвиниус, несмотря на преклонный возраст, был по меньшей мере ровней мне, – и уж определенно он был куда сильнее, чем полагалось бы семидесятилетнему слуге.

И началось состязание в грубой силе. Я чувствовал, как мои кости начинают трещать, а мышцы рук у меня словно превратились в железные ремни. Рыча от напряжения, я что было сил старался оттолкнуть Инвиниуса.

Но сил моих не хватало. Инвиниус находился в более выгодном положении – он ведь стоял. И он давил не только усилием мышц, но еще и весом. Лезвие бритвы медленно, но неуклонно приближалось к моему горлу. И я вдруг в ужасе понял, что не могу его одолеть.

Тогда я в отчаянии с силой оттолкнулся от пола; кресло заскользило и перевернулось. Вместо того чтобы продолжать давить, я еще крепче сжал руку Инвиниуса и рванул его вбок. Бритва вспорола воздух у самого кончика моего носа, потом свистнула у правого уха. Раздался сухой хруст ломающейся кости.

Инвиниус взвыл от боли и, выронив бритву, схватился за запястье. Я отпустил его, а сам кувыркнулся назад. Вскочив и приняв боевую стойку, я начал пятиться, подыскивая оружие – ну хоть какое-нибудь! К несчастью, мой меч находился на другом конце комнаты, на том самом кресле, где я его оставил.

– Убирайся! – крикнул я, пытаясь выиграть время. – Беги! Ты еще можешь спастись. Даю тебе пятнадцать секунд – а потом зову стражу!

Не отрывая от меня свирепого взгляда, Инвиниус наклонился и подхватил бритву левой рукой.

– Ты мог бы умереть легкой смертью, – прорычал он и бросился на меня.

Я налетел на письменный стол и подумал, что, может, еще и успею умереть.

Ну а пока что я ухватил стол, с усилием поднял и швырнул в Инвиниуса. Бумага, перья, пресс-папье, чернильница – все полетело в разные стороны. Инвиниус не успел увернуться; ножка стола врезалась ему прямо в лоб, и от удара он свалился на пол. К счастью, бритву он выронил. Она звякнула об пол.

Я бросился на Инвиниуса и вцепился ему в горло – и заметил в этот момент, что кровь, текущая из его рассаженного лба, не красная. Она была тошнотворно-желтой, цвета раздавленного жука, цвета рвоты. Несмотря на внешний вид, Инвиниус не был человеком. Теперь ясно, отчего он такой сильный.

– Адская тварь! – с яростью выдохнул я.

В глазах у Инвиниуса не было никаких человеческих чувств – ни сожаления, ни мольбы о пощаде. Одна лишь холодная ненависть.

Но я и не собирался его щадить. Его соплеменники убили Хельду. Его соплеменники уже целый год терзали Илериум.

– Умри! – выкрикнул я и сжал пальцы у него на горле. Глаза Инвиниуса полезли на лоб; он захрипел. Но я лишь усилил хватку. В ней ненависть конкретно к этому убийце, пробравшемуся в мою же собственную комнату, слилась со всем, что накопилось у меня в душе за год войны с адскими тварями.

А затем Инвиниус принялся отчаянно брыкаться, пытаясь сбросить меня, – но теперь, со сломанной рукой, он уже был мне не противник. В конце концов я одним резким рывком сломал ему шею.

Тело убийцы обмякло, словно бурдюк, из которого внезапно утекло вино. Кожа его изменилась, сделавшись желтовато-серой. Несколько ударов сердца – и он окончательно потерял человеческий облик. Передо мной лежало какое-то отвратительное, искаженное существо, чьи черные глаза словно продолжали проваливаться куда-то в глубь костлявой морды. Старческие пальцы превратились в когти, а в небольшой округлой пасти на заостренной морде вдруг блеснули два ряда острых, как иглы, зубов.

Магия.

Кем бы оно ни было, это существо, но его очень хорошо замаскировали под человека. И оно достаточно хорошо знало жизнь замка Джунипер – ведь удалось же ему добраться до моих покоев. И оно чуть не убило меня.

Конечно, я здесь чужак, но ведь стариковская болтовня ни капли меня не встревожила. Если бы не зеркало, я сейчас валялся бы мертвым. Я сглотнул и провел рукой по своему горлу.

А преображение трупа все продолжалось – видно, по мере того, как развеивалось замаскировавшее убийцу колдовство. Крупный нос превратился в дыхательные щели, а кожа покрылась радужными чешуйками. На этом, кажется, изменения прекратились.

Нет, я никогда прежде не видел подобного чудища. Оно явно не принадлежало к числу тех адских тварей, с которыми я сражался в Илериуме. Так что же оно такое? И почему эта тварь настолько желала моей смерти, что рискнула пробраться в замок, в мои собственные покои?

Владевшая мною ярость схватки начала стихать. Я глубоко вздохнул и почувствовал, что дрожу всем телом. Мне вдруг показалось, будто я утратил власть над собственной жизнью, и это ощущение мне не понравилось.

Лишь теперь я в полной мере осознал масштабы другой загадки. Что это существо делало здесь, в замке Дворкина? Как оно проскользнуло мимо стражников – да и мимо всей этой армии, находящейся в боевой готовности? И, что самое главное, как оно догадалось явиться ко мне под видом цирюльника?

Я нахмурился. Ясно, что без помощи оно обойтись не могло. Кто-то послал его убить меня – и поставил меня в такое положение, что я оказался уязвим. Хоть мне и неприятно было об этом думать, но вывод напрашивался сам собою: в замке Дворкина имеется шпион, и шпион этот занимает достаточно высокую должность, чтобы знать о прибытии и отбытии членов нашей семьи. У него имелась возможность тайком провести эту тварь в замок, выдать ей одежду и инструменты цирюльника и сообщить ей достаточно, чтобы она могла спокойно дойти до моих покоев и усыпить мою бдительность.

Я встал и принялся расхаживать по комнате, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Может, позвать стражников? А откуда мне знать, можно ли им доверять? Любой стражник мог оказаться еще одной замаскированной адской тварью, а я пока что не хотел показывать, что мне удалось разузнать. Может, обратиться к Фреде? Она вполне способна плести какие-то собственные заговоры. К проказнику Эйберу? А толку с него? Мне нужен серьезный совет, а не карты.

Оставался один лишь Дворкин. Но не могу же я при первых признаках неприятностей кидаться к Дворкину! Получится, будто я слаб, беспомощен и не в состоянии защитить себя... Одним словом – идеальная мишень.

Тут меня посетила очередная мысль и обеспокоила меня еще сильнее. Если убийцы способны бродить по Джуниперу, прикидываясь слугами, то с тем же успехом они могут притворяться и членами нашего семейства. Поскольку я никого тут еще не знал достаточно хорошо, чтобы отличить оригинал от подделки, – быть может, за исключением одного лишь Дворкина, – то очередной убийца сможет с легкостью меня одурачить. Инвиниус ведь едва не достиг своей цели. А я не собирался давать его хозяевам второй шанс.

Я глубоко вздохнул. «Если сомневаешься, не делай ничего заведомо неправильного». Это был один из уроков, которые Дворкин преподал мне еще в детстве. Пожалуй, я покамест не стану никому рассказывать об этом покушении. Быть может, если я просто явлюсь на ужин живым и здоровым, как будто ничего и не случилось, мой враг, кто бы он ни был, выдаст себя. Ведь он наверняка захочет узнать, что же именно произошло. Мне придется быть вдвойне внимательным.

Оставалась еще одна проблема: что делать дальше?

Пожалуй, нужно убрать в комнате. Надо спрятать тело куда-нибудь, а потом, когда стемнеет, избавиться от него. Может, мне удастся выбросить его в крепостной ров или тайком вывезти в лес. Правда, как это сделать, если я не знаю здешних ходов и выходов – не говоря уж о безопасном и малоохраняемом пути в лес, – я пока не представлял.

Ладно, с подробностями разберусь позже. Пока довольно и того, что у меня появился хоть какой-то план. Я перетащил труп в маленькую гостиную и спрятал его под тяжелым гобеленом, так, чтобы его не было видно из главной комнаты. Авось я успею что-нибудь придумать прежде, чем на него наткнутся слуги. И, надеюсь, он не будет слишком уж сильно вонять. Затем я принялся наводить порядок в комнате: поставил опрокинутое кресло на место, подобрал бритву Инвиниуса и вернул ее на поднос, поправил столик с тазиком, вернул на место письменный стол и собрал рассыпанные по комнате принадлежности для письма – одним словом, постарался привести комнату в тот вид, в каком она пребывала до драки. К моему удивлению, самой сложной оказалась последняя задача – вытереть разлившиеся чернила. Я вытер их, как сумел, одним из полотенец, а потом накрыл пятно на ковре маленьким ковриком.

Ну что ж, недурно сделано – решил я, отступив на шаг и окинув результаты своих трудов критическим взором. Комната выглядела более-менее нормально. Даже и не скажешь, что тут недавно произошла драка, а в соседней комнате припрятан труп.

Затем я посмотрел на себя в зеркало – то самое, которое спасло мне жизнь, – и вздохнул. Я по-прежнему был по уши в мыльной пене, а теперь она к тому же начала высыхать и осыпаться хлопьями. Ну что ж, так или иначе, а к ужину нужно побриться; раз бритва наточена, надо ей воспользоваться, хоть ее и точили на мое горло. Не пропадать же добру.

Я вернулся к тазику, заново намылил лицо, развернул зеркало к свету и начал бриться – правда, взял бритву поменьше, с лезвием длиной в мою ладонь. А попутно я продолжал размышлять.

План... вот что мне сейчас нужно. Способ, позволяющий отличить друга от врага, адскую тварь от слуги или родственника...

Тут позади раздался скрип половицы. Я стремительно развернулся, вскидывая бритву. Надо было надеть перевязь с мечом! Кто это – новые убийцы? Явились завершить дело?

Но это оказался Эйбер. Он улыбнулся мне – радостно, словно щенок, отыскавший хозяина. Я с трудом заставил себя успокоиться. В левой руке у Эйбера было нечто вроде карты – наподобие тех, которыми пользовалась Фреда, – а в правой – деревянная резная шкатулочка.

– У меня для тебя подарок, братец, – сказал Эйбер, протягивая мне шкатулку. – Твой первый собственный комплект карт!

Я озадаченно взглянул на них.

– Для меня? Я думал, по картам специалист – Фреда.

– О, своя колода нужна каждому. Кроме того, у Фреды и без того есть все карты, какие только ей нужны.

– Я не слышал, как ты вошел, – сказал я, демонстративно взглянув на дверь. Петли не скрипели – в этом я мог поклясться. – Как ты очутился здесь? Тут что – есть еще какой-нибудь потайной ход?

Эйбер рассмеялся.

– Нельзя же слушать столько сказок! Потайной ход? Насколько мне известно, во всем замке существует всего один потайной ход, да и тем постоянно пользуются слуги, чтобы срезать путь. Я б сказал, что при таком раскладе он уже какой-то не очень потайной.

– Тогда как же ты сюда попал?

Эйбер молча поднял карту и показал мне; на ней была изображена моя спальня. Он нарисовал ее абсолютно точно, со всеми деталями, включая гобелены и покрывало с зигзагообразным узором.

А я вдруг вспомнил, как тогда, в экипаже изображение Эйбера на карте начало двигаться и почти что ожило. Теперь загадочное замечание Фреды – насчет того, что Эйбер может присоединиться к нам или увести меня, а ей этого не хочется, – обрело смысл. Эйбер – волшебник. Он использует карты, чтобы перемещаться с места на место. Потому-то ему и не пришлось открывать дверь, чтобы попасть сюда.

– Хорошо нарисовано, – сказал я, беря карту и разглядывая ее. Эйберу удалось передать не просто внешний вид, но и самый дух этой комнаты. У меня вдруг возникло ощущение, будто я могу сделать всего один шаг – и оказаться в соседней комнате. Я поспешно перевел взгляд с карты на ее хозяина.

– Я рад, что тебе понравилось, – сказал Эйбер, слегка напыжившись от гордости. – Но я бы сказал, что живопись – лишь один из моих многочисленных талантов.

– А есть еще такие карты, как эта?

– Нет, такую я пока что сделал всего одну.

Я не стал возвращать карту Эйберу; вместо этого я бросил ее на поднос с полотенцами.

– Надеюсь, ты не станешь возражать, если я оставлю ее себе.

Я намеренно произнес это не как вопрос – как утверждение. Я совершенно не был заинтересован в том, чтобы Эйбер или кто бы то ни было – появлялся у меня без предупреждения.

– Ничуть. – Эйбер пожал плечами. – Я делал ее для твоей колоды, так что она в любом случае принадлежит тебе. Всегда нужно иметь на примете несколько безопасных местечек, куда можно было бы смыться при необходимости.

– Ну, тогда... тогда спасибо.

– Да не за что. – Он указал на шкатулочку, которую я так и держал в руках. – Давай, взгляни на остальные.

Я промешкал мгновение, любуясь выложенным на крышке перламутровым драконом – судя по всему, это тоже была работа Эйбера, – потом открыл замочек и откинул крышку. Изнутри шкатулка была выстелена бархатом, и в ней лежала небольшая стопка карт изображением вниз. На оборотной стороне красовался золотой лев, в точности такой же, как и на картах Фреды.

Я достал карты и развернул их веером. На первый взгляд их тут было около двадцати пяти. Большая часть – портреты, в основном такие же, что и в колоде Фреды. Я вытащил карту с изображением Эйбера. Тут он выглядел еще более героическим. В одной руке у него был окровавленный меч, а в другом – отрубленная львиная голова. Да, этот парень от скромности не умрет.

– Потрясающе, – сказал я.

– Спасибо за комплимент.

– Как-нибудь попозже, когда у нас будет побольше времени, ты мне покажешь, как ими пользоваться.

И с этими словами я сложил карты в шкатулку, положив сверху ту, с изображением моей спальни.

– Так ты не в курсе... – начал было он. – Извини! Я думал, ты знаешь. Сегодня утром кто-то воспользовался моей картой. Мне на миг показалось, будто я вижу тебя и Фреду в каком-то экипаже.

– Это и был я, – сознался я. – Но это вышло случайно. Я не знал, что делаю.

Эйбер пожал плечами.

– Это несложно. Просто берешь карту, смотришь на нее и сосредотачиваешься. Если на ней нарисовано какое-то место, оно начинает расти до нормального размера, и ты входишь в карту, будто в дверь. Просто шагаешь вперед и оказываешься там.

– А если человек?

– Тогда ты сможешь с ним поговорить, – объяснил Эйбер. – Но только в том случае, если он тоже хочет с тобой разговаривать. Если контакт установлен, то любой может помочь собеседнику пройти к нему.

– Карта работает в обе стороны?

– Именно так. – Эйбер кивнул. – Просто протягиваешь руку, твой собеседник ее берет, и ты шагаешь вперед. Быстро и просто.

– Я б сказал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой! – слегка скептически произнес я. – Зачем человеку трястись на коне или в экипаже, если можно так легко и просто путешествовать при помощи какой-то карты? Фреда говорила, ты любишь всякие шутки. Небось, ты и сейчас меня разыгрываешь?

– Вовсе нет! – возмутился Эйбер. – Я говорю чистую правду! Я всегда говорю правду. Просто мне зачастую никто не верит!

Я, не сдержавшись, фыркнул.

– Именно так и говорят лучшие лжецы.

– Разве ты меня знаешь, чтобы так говорить, Оберон? А как же презумпция невиновности?

– Ладно, тогда объясни еще раз, как ты попал сюда.

– Я воспользовался картой с изображением твоей спальни, – терпеливо повторил Эйбер, указав на карту, которую я положил в шкатулку. – Минуту назад я был у отца в кабинете. А, кстати, хорошо, что напомнил: я, собственно, явился сказать, что он желает видеть тебя. Тебе лучше поторопиться. Папа не любит, когда его заставляют ждать.

Я рассмеялся.

– Да, некоторые вещи не меняются! Сколько я помню свое детство, Дворкин всегда терпеть не мог ждать; ему равно трудно было стоять в очереди к пекарю или дожидаться окончания моего урока по чистописанию, чтобы можно было заняться со мной чем-нибудь стоящим, например фехтованием или военной тактикой.

– Итак, – продолжал я, – если я сосредоточусь сейчас на папиной карте, он проведет меня к себе в кабинет? Вот так вот просто возьмет и проведет?

Нет, вряд ли я когда-нибудь научусь этому фокусу. Почему-то мне казалось, что это ужасно трудно.

– Конечно. Только я бы не советовал проделывать этот номер с папой – разве что у тебя не будет другого выхода. Он не любит, когда его отвлекают во время работы. Иногда у него там проходят всякие тонкие эксперименты, и если ты случайно чего-нибудь такое испортишь... Ну, скажем мягко, характер у него тот еще.

– Спасибо за предупреждение, – сказал я. Я прекрасно знал, что имеет в виду Эйбер, говоря об отцовском характере. Однажды на рынке какой то солдат, габаритами вдвое превосходивший Дворкина, оскорбил мою мать. Так Дворкин голыми руками излупцевал его до полного бесчувствия. Если бы четыре стражника его не оттащили, то он и убил бы дурака. Мне нечасто приходилось видеть Дворкина в гневе, но картина всякий раз была ужасающая.

И вправду, похоже, что некоторые вещи не меняются.

– Позволь, я тут докончу свои дела, – сказал я, поворачиваясь к зеркалу, и вновь взялся за бритву. – А потом, если тебе нетрудно, покажи мне дорогу.

– С удовольствием.

– Анари обещал прислать мне какую-то одежду. Может, ты бы мог его поторопить?

– А может, вон то она и есть?

Эйбер ткнул пальцем в сторону дверного проема, и я с удивлением обнаружил, что на стуле рядом с кроватью лежат белье, коричневые штаны в обтяжку и зеленая рубаха.

– Я, наверно, совсем уже ослеп, – сказал я, покачав головой. – Но я готов поклясться, что пять минут назад ее там не было!

Эйбер рассмеялся.

– Ну ладно, ты меня подловил. Это я ее туда положил. Я, когда ушел от отца, сперва заглянул к себе в комнату, чтоб прихватить твои карты. В коридоре мне попался Инвиниус, и я велел передать тебе, что я принесу для тебя кое-какую одежду. А он, видно, напрочь об этом позабыл.

Я с облегчением расхохотался.

– Так значит, я еще не спятил!

– Нет... по крайней мере, я на это надеюсь! Слушай, а почему ты не позволил ему себя побрить?

– Это с его-то дрожащими руками? Ни за что!

– Ну, да, он, конечно, стареет. – Эйбер пожал плечами. Вид у него был несколько виноватый. – Надо все-таки как-то сказать Анари, что пора искать нового цирюльника.

– Думаю, это было бы неплохо. Я как-то вовсе не мечтаю, чтобы мне перерезали горло.

Я быстро закончил бриться. Все это время я изучал брата. Эйбер стоял у окна, созерцая окрестности. Похоже, он ничуть не удивился, застав меня живым. Кроме того, ему, похоже, нравится мое общество; кажется, он страдает от одиночества. Тогда его, пожалуй, можно сбросить со счетов – все-таки друзей люди не убивают, особенно если эти друзья, как я, ничего особенного собой не представляют и никаким могуществом не обладают.

А значит, Эйбер становится первым моим потенциальным союзником.

Я плеснул водой в лицо и насухо вытерся полотенцем. Потом посмотрел на себя в зеркало и потер подбородок. Да, бывает и лучше. Ну да ладно, пока сойдет. А завтра нужно будет подстричься – если, конечно, удастся найти настоящего цирюльника.