Текст книги "Остров Демонов"

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 31

Они должны были отплыть из Ла-Рошели. На подъезде к городу длинный кортеж замедлил бег, и Бастин попыталась усесться поудобнее на муле. С улиц доносился тошнотворный запах сточных вод. Она зажала пальцами нос и брезгливо сморщилась.

– Фу!

Она предложила свой веер Маргерит, но та покачала головой. Девушка была равнодушна ко всему – такая же равнодушная, как и все эти последние месяцы с того ужасного дня, когда она посетила адмирала. Честно говоря, сперва, узнав о смерти Пьера, Бастин почувствовала облегчение, от которого ей самой было неловко. Опасности, неминуемо грозившей им, больше не существовало. С исчезновением Пьера исчез и секрет о той ночной свадьбе, и кто теперь знал, что вице-король сватает маркизу овдовевшую невесту? Но проходили дни, потом недели, но ничто на Земле – ни огромное приданое, которого Бастин не могла даже представить, ни драгоценности Коси, принадлежавшие теперь Маргерит, ни представление ко двору, ни внимание маркиза, безрассудно любившего девушку – не интересовало Маргерит и не могло вернуть ее к жизни. Вот тогда Бастин по-настоящему почувствовала страх. Разве возможно было так любить? Душа Маргерит словно погибла вместе с Пьером, оставив тело, которое одевалось в прекрасные платья, танцевало и делало реверансы при дворе, но было недосягаемым и бесчувственным. Даже король упрекал ее:

– Ваше очарование, мадемуазель, служит украшением нашего двора. Но вы должны научиться улыбаться.

За суматохой, связанной с приготовлениями к отъезду, домашними делами, сбором белья и посуды Бастин совершенно забыла о своем страхе перед этим ужасным новым миром. Маркиз построит для своей дамы великолепный дворец среди диких земель, и Бастин будет одной из его жительниц. Каждый предмет был дорог ее сердцу, и она не могла пропустить ни единой шкатулки. Простыни, белье и шерстяные одеяла! Ее господин и госпожа должны спать в тепле среди этой суровой зимы. Если бы только Маргерит могла забыть…

Несмотря на зловоние, к которому вскоре прибавился запах рыбы и соли, это был симпатичный городок с оштукатуренными белыми домиками и длинными извилистыми улочками, заполненными состоятельными и независимыми горожанами.

Сопровождавший их из Парижа монсеньер де Бомон, чье явное увлечение Маргерит породило в сердце няни бесплодную надежду, придержал коня, чтобы показать им в конец улицы.

– Море, мадемуазель! Разве это не радует вас?

Маргерит кивнула и слабо улыбнулась, но даже не повернула головы, чтобы посмотреть. «Он – как я, – подумала Бастин. – Он делает все возможное, чтобы поднять ее дух, но все тщетно. Ей все равно, едет она или стоит. Даже Бог и пресвятая Богородица не могут ее утешить. Ее молитвы стали небрежными».

Они выехали на пристань и у Бастин перехватило дух. Огромные барки с возвышающимися надстройками, покрытыми резьбой и украшенными серпантином, твердо стояли среди сверкающей воды. Их мачты были украшены яркими разноцветными знаменами короля, дофина, Турнона и Роберваля, развевающимися на фоне голубого неба.

Пристань была заполнена моряками, солдатами, уличными торговцами, портовыми девками и любопытными горожанами, разномастной толпой. Но среди толпы легко было различить будущих колонистов по их бледным, безжизненным лицам. Они сбились в группы – по крайней мере те, что не были закованы в кандалы – а рядом с ними стояли стражники, наблюдавшие за тем, чтобы никто из них не передумал. Женщины плакали или стояли с каменными лицами, прижимая к своим юбкам испуганных детей.

Шпага Бомона сверкнула на солнце.

– Расступитесь! – закричал он, и толпа повиновалась, уставившись на прекрасную благородную даму в голубой бархатной накидке с белым воротником, своим цветом соперничающим с ее лицом, с золотистыми волосами, собранными под небольшой бархатной шапочкой. Бастин забыла о своем происхождении и выпрямилась, чтобы выглядеть как подобает дворянке.

Монсеньер де Сан-Терре, лейтенант вице-короля, увидел их, заторопился навстречу и склонился к руке Маргерит.

– Ваши дядя и тетя приносят свои извинения, мадемуазель. Они задерживаются в ратуше с мэром. Вице-король просит, чтобы вы поднимались на флагманский корабль и устраивались там, потому что мы надеемся отплыть сегодня.

– Спасибо, монсеньер.

Он протянул руку, и Маргерит позволила ему снять себя с седла. Бастин с удовлетворением отметила, что Бомон с завистью посмотрел на своего товарища. Если бы Маргерит хоть немного постаралась, ее супружество с этим пожилым маркизом не было бы таким скучным. Они все любили бы ее!

– Я провожу дам в их каюты, – сказал Бомон. – Вам не обязательно оставлять свой корабль без присмотра, Сен-Терр.

– Да, спасибо, монсеньер. Вам не стоит беспокоиться… – Маргерит протянула руку.

– Но это не доставляет мне беспокойства, мадемуазель, – лицо лейтенанта залилось краской. – Это моя обязанность…

Бастин попыталась не застонать, спускаясь на землю, и последовала за троицей: два великолепных офицера сопровождали равнодушную красавицу к трапу, соединявшему ближайший корабль с пристанью.

Внезапно отчаянный крик остановил их. Маргерит обернулась.

– Нет! Пустите меня! Нет!

К другому трапу направлялась скованная цепью группа бородатых каторжников – угрюмых и ни во что не верящих. На одном из них отчаянно повисла молодая женщина, прижавшись розовой щечкой к растрепанной седеющей бороде каторжника. Ее возгласы были обращены к солдатам, пытавшимся оттащить ее.

– Пустите меня! Пустите меня к нему! Тигр, не оставляй меня!

– Что происходит? – в ужасе спросила Маргерит.

Сан-Терре тихо переговорил с солдатом и вернулся к ним.

– Ничего особенного, мадемуазель, вам не стоит волноваться.

– Но что?.. – Маргерит направилась к кричащей женщине, которая, почувствовав интерес к себе, бросилась ей в ноги.

– Спасите меня! Позвольте мне ехать! Вы понимаете, я люблю его!

– Идем, милая… – начала Бастин, но замолчала, заметив слабый румянец на щеках своей воспитанницы и слезы в ее глазах, которых она не видела с тех самых пор, когда Маргерит узнала о смерти Пьера.

– Кто она? Почему она не может поехать с ним?

– Эта женщина, – сказал офицер извиняющимся тоном, – жительница этого города. Этот человек был освобожден из местной тюрьмы, и теперь она хочет ехать с ним.

Женщина перестала кричать и слушала, затаив дыхание. Потом она разразилась мольбой.

– Ради Бога, сударыня! Я люблю его! Он мой!

Маргерит посмотрела на девушку. Та была молода, ненамного старше ее самой. Затем удивленно повернулась к обросшему каторжнику. Тот скорчил просительную мину.

– Умоляю вас, мадемуазель. Она – моя маленькая любовь.

Маргерит перевела взгляд на Сен-Терра.

– Но почему?.. – спросила она. – Когда столько людей отказываются ехать…

– Она не подходит, мадемуазель.

– Не подходит? – Маргерит осмотрела потерянные и отчаявшиеся лица, грязные лохмотья и сбитые кандалами руки и ноги.

Бомон решительно шагнул вперед.

– Разве это нужно обсуждать? – сказал он, обращаясь к Сен-Терру. – Если мадемуазель желает!..

– Конечно, – торопливо согласился лейтенант. – Если мадемуазель желает этого!

– Я желаю! Желаю! – с нетерпением закивала Маргерит.

Женщина опустилась на землю, выражая облегчение потоком слез. Каторжники и остальные несчастные путешественники неожиданно завопили:

– Да здравствует принцесса! Святая! Святая!

Прежде чем кто-то успел его остановить, Тигр поймал полу накидки Маргерит и поднес ее к губам.

Маргерит отшатнулась, ужаснувшись диким крикам и его прикосновению. Бомон зло отшвырнул каторжника ногой.

Взгляд Тигра был глубоким и печальным.

– Я буду молиться за вас, мадемуазель. За ваше счастье… и вашу любовь!

Некоторое время она оторопело смотрела на него, а потом вдруг по ее щекам потекли слезы.

– Спасибо! – прошептала она. – Спасибо!

Отвернувшись, она заторопилась к трапу.

ГЛАВА 32

Каюта полубака находилась довольно высоко в носовой части корабля, но ее преимущества подавлял гигантский ют, возвышавшийся над судном подобно неустойчивой башне. Открытая палуба находилась почти вровень с ватерлинией. Каюта вице-короля располагалась на корме, и Маргерит была благодарна разделявшей их палубе, заваленной различной оснасткой и бухтами канатов.

Она совершенно не обращала внимания на ворчание Бастин относительно неудобств их каюты, предназначенной на Бог знает какое время стать их домом. Маргерит постояла в дверях, а потом вышла на палубу.

Происшествие на пристани взволновало ее, разбудив ощущения, которые, казалось, уже умерли в ней. Слова женщины: «Вы понимаете, я люблю его!»– снова и снова звучали в ее сознании. Так же отчаянно она любила сама, и эта любовь оказалась трагической. Невероятно! Даже Бастин не могла поверить, что любовь – это все! Она прошла на корму и облокотилась на перила. Ей не хотелось ничего чувствовать. И все же это казалось приятным и ненавистным одновременно: эти глубокие чувства и разбуженная реальность. Маргерит досталось так мало счастья, но оно так много для нее значило!

Давно забытые слезы снова ослепили ее. Внезапно она угадала, что сзади к ней приближается Бастин, и закрыла глаза рукой. Только бы не еще одна сцена, подобная той, что разыгралась в каюте. Бастин бранилась, а Маргерит лежала на кровати, пытаясь подавить рыдания.

– Вице-короля еще нет?

– Думаю, что нет, – выдавила Маргерит.

– Какой сегодня чудесный день, не правда ли?

Девушка посмотрела на яркое солнце, разноцветные паруса рыбачьих лодок, мелькающие среди голубизны моря, на две башни – Святого Николая и Цепную, которые охраняли гавань подобно двум братьям по оружию, высокому и низкому.

– Это доброе предзнаменование. Мы должны отплыть сего дня.

– Монсеньер де Сен-Терр подтвердил, что мой дядя намеревается это сделать. – Маргерит посмотрела на пристань. – Мы уже почти загрузились.

– Смотри! – показала Бастин. – Дикарь!

На пристани стоял мужчина, одетый по-дворянски, отличавшийся от остальных рыцарей только ростом, цветом кожи и словно гравированным профилем.

– Одна из девушек сказала мне, что он будет здесь, – возбужденно воскликнула Бастин. – Его взял в плен Картье и привез в подарок королю, и теперь он стал таким же французом, как и любой из нас, и даже перешел в нашу веру. Он остается здесь и женится на француженке. Только представь себе! Он пришел посмотреть на наше отплытие.

Маргерит была поражена его проницательным взором, который, казалось, видел через море тот лес, где он бродил когда-то, обнаженный, как младенец. Она вспомнила небрежное отношение Турнона к пленным туземцам и свою собственную реакцию. Как странно, должно быть, переместиться в другой мир, из которого нет возврата. Маргерит чувствовала его ностальгию и жадно смотрела на свою родину, которую ей, возможно, не суждено было больше увидеть. Вид нескольких отчаявшихся эмигрантов, которые все еще ждали, что их загонят в трюм корабля, тронул ее сердце. Возможно, они были добровольцами, разочаровавшимися в своей никчемной жизни, и настроились смотреть в лицо опасности в надежде на лучшую жизнь. Женщины не плакали, а мужчины не раболепствовали. Их лица были напряжены. Для них это был прыжок в неизвестность.

Изучающий взгляд Маргерит неожиданно наткнулся на молодого офицера, ожидающего приказа грузить своих подчиненных. Он не обращал внимания на каторжников, а внимательно смотрел на Маргерит, что в конце концов и привлекло ее взгляд.

Она почти уже отвела глаза, но вдруг изумленно застыла, а ее рот открылся.

– Маменька! – вскрикнула она и схватилась за перила.

Бастин подскочила к ней.

– Боже мой!

Офицер прижал палец к губам.

– Пьер! – ей показалось, что она закричала, но на самом деле ее голос был едва слышен.

Она ринулась к трапу, но Бастин сильно одернула ее.

– Ты хочешь его смерти?

Маргерит закрыла глаза.

– Это он? Это он?

– Слава Богу, он! – Бастин обняла девушку и почти силой повела в каюту.

ГЛАВА 33

Маргерит лежала, уткнувшись лицом в матрац. Умом она осознавала, что Бастин права, но сопротивлялась сердцем, почти ненавидя ее. Маргерит так желала обнять Пьера, пренебрегая всем миром! но он предупредил ее, и опасение за его жизнь одержало верх.

Снаружи раздались шаги, но не его, и Маргерит отвернулась. Бастин вошла в каюту и закрыла дверь.

– Что случилось?

– Твой дядя на корабле. Он вместе с мадам принимает мэра и его свиту в своей каюте. Он хочет, чтобы и ты пришла.

– Я не хочу!

– Ты должна! От этого зависит твоя жизнь, да и его тоже. Он не только жив, но и плывет с нами, хотя его и не должно было быть здесь.

– Я должна его увидеть!

– Увидишь, и сейчас же! Но ты не смеешь показывать… никто не должен знать. О, Господи! Как мы все это переживем?

Одетая в желтую тафту, с аккуратно подкрашенными кармином губами, Маргерит шла по палубе мимо экипажа, мимо привязанных животных и птиц в клетках. Она пристально разглядывала лица, чтобы убедиться, что она не поддалась самообману. Глядя на нее, ни один человек не догадался бы, что творится в ее душе. Несмотря на показное безразличие, сердце пело от радости.

Пьер стоял возле каюты вице-короля среди других офицеров, и ее взгляд скользнул мимо, но улыбка, с которой она встретила Бомона и Сен-Терра, выразила всю радость от встречи с ним.

– Подожди меня здесь, маменька, – сказала она, прежде чем войти в каюту. Бастин должна была как-то перемолвиться с ним несколькими словами.

Тетя встретила Маргерит объятиями.

– Ты выглядишь обворожительно, милая.

То, что тетя оставалась во Франции для улаживания их дел, было большим облегчением для Маргерит: ведь больше своего дяди она боялась женской проницательности Элен. Так что сейчас она почти с благодарностью обняла ее. Потом Маргерит склонилась в реверансе перед вице-королем и мэром.

– И вы прятали от нас это сокровище, монсеньер! – возмутился мэр. – Она великолепна! Слишком хороша для дикарей… и для Турнона тоже.

Дядя самодовольно улыбнулся, словно комплименты предназначались ему.

– Морской воздух, безусловно, пошел тебе на пользу, племянница, – сказал он, заметив румянец на щеках Маргерит. – Ты выглядишь лучше, чем в Париже.

Маргерит ответила очередным книксеном.

– Это самый удачный день, дядя.

Она встала рядом с тетей и им представили офицеров флота: монсеньер де Сен-Терр, монсеньер де Бомон, капитан Гуэнкур, монсеньер Нор-Фонтен, монсеньер де Фроти, монсеньер де Сен-Жан… Ее глаза на секунду задержались на лице монсеньера де Сен-Жана, но он нимало не смутился, едва взглянув на Маргерит… Вот монсеньер де Мире и монсеньер де Руа. Все эти господа были первым дворянством Новой Франции. Они покинули каюту сразу после того, как были представлены. И Маргерит поспешила откланяться, попросив разрешения уйти, пока тетя обнималась с дядей.

– Еще увидимся, племянница, – сказала тетя. – Вся жизнь впереди.

«Я боюсь будущего, – подумала Маргерит. – Моя жизнь продолжается именно сейчас».

Снаружи ее ждали Бастин и Пьер.

– Монсеньер де Сен-Жан был так добр, что предложил проводить нас до каюты.

– С большим удовольствием, мадемуазель, – сказал Пьер. – Если бы мое начальство не было связано с командованием флота, мне никогда бы не позволили отправиться в это плавание.

– Вы так добры, монсеньер, – пока он помогал ей перебираться через снасти, Маргерит изо всех сил сжимала его руку.

Как только они пересекли палубу, над их головами развернулись паруса. Теперь Маргерит едва находила в себе силы дождаться отплытия.

Пьер был здесь, рядом, на корабле – он не мог скрыться от нее.

Он подвел Маргерит к каюте. Бастин стояла довольно близко, чтобы со стороны казалось, что она тоже принимает участие в разговоре. Маргерит неохотно отпустила руку Пьера.

– Они сказали, что ты мертв!

– Я и был почти что мертвецом в Кастелло.

– Ты был ранен?

Он кивнул.

– Но сейчас все в порядке. Дорогая, я все расскажу тебе позже. Помни, что ты – моя жена, и сейчас мы вместе!

Маргерит закрыла глаза.

– Что мы будем делать?

– Я приду к тебе сегодня вечером. Но мы должны быть очень осторожны, чтобы никто не догадался до самой Канады. А там генерал Картье поможет нам.

Прогремел выстрел из пушки, огромные паруса поставили по ветру. Корабль отошел от пристани и накренился, потому что все пассажиры собрались у одного борта, глядя на берег. Корабли медленно выстроились в кильватерную колонну и прошли между двух башен.

ГЛАВА 34

Бастин и Маргерит в темноте сидели на кроватях. Снаружи доносился шум моря, а корабль то поднимался волной, то проваливался вниз. Женщин понемногу укачивало. Каюта была маленькой и уютной, несмотря на странность обстановки, а под ними было темное и незнакомое море. Они молчали.

Наконец послышались быстрые шаги. Не успел Пьер постучать, как Маргерит открыла дверь. Пьер проскользнул в каюту, и они прижались друг к другу, затаив дыхание. Его губы были жесткими, а объятья – крепкими, но Маргерит этого было недостаточно: она хотела дотрагиваться до его тела, его плеч, его шеи. Она немного отстранилась, чтобы глотнуть воздуха, но ее руки продолжали ласкать его.

– Жена моя! Любовь моя!

Она не могла говорить, и без сил прижалась к его груди.

– Что с тобой? – тревожно спросил он. – Бастин, дайте ей вина.

Он подвел девушку к кровати. Она посадила его рядом, не разжимая объятий даже для того, чтобы взять бокал с вином. Пьер поднес бокал к ее губам.

– Тебе лучше? – спросил он.

– Мне хорошо. Очень хорошо, особенно если ты останешься со мной навсегда!

– Милая моя! – Пьер снова обнял и поцеловал ее.

Бастин подошла к ним.

– Довольно! – неодобрительно сказала она.

– Бастин! – Пьер протянул к ней руки, в его голосе чувствовался смех.

– Вы станете причиной нашей смерти! – сурово изрекла Бастин, но под конец решила смягчить тон. – Из-за своей любви!

– Надеюсь, что нет! – пылко возразил Пьер.

– Нет, маменька! – воскликнула Маргерит. – Расскажи мне… расскажи нам все!

Ее рука скользнула под его камзол, чтобы ощутить тепло его тела.

– Не надо! – запротестовал он, отстраняясь.

– Как ты похудел!

– Расскажите нам, – попросила Бастин. – Расскажите нам, как вам удалось воскреснуть.

Пьер некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

– Я был в Турине, в тюрьме. Меня нашел отец Бенито. Ему сообщили, что я мертв. Сначала я думал, что это он предал меня, но потом оказалось, что люди коннетабля преследовали меня от Шамбери, ожидая, что я приведу их к бумагам моего дяди. Но они были недостаточно расторопными, и мне удалось сжечь некоторые бумаги прежде, чем они ворвались в комнату. «Именем короля вы арестованы, монсеньер де Шабо!»Я бросил лампаду в лицо одного из них и побежал по лестнице. В замке подняли тревогу, и за мной в погоню бросилась вся охрана. Но страх делал мои ноги длиннее, чем у Баярда. Они окружали меня, и мне ничего не оставалось, как поспешить к башне. Там я поднял перекидной мост, и один из стражников чуть было не поцеловался с мостовой внизу… – Пьер рассмеялся и посмотрел на Маргерит. Она внимательно его слушала. Это был ужасный рассказ, но теперь Пьер был рядом. – В башне я попал в ловушку. Стражники преследовали меня по пятам. Я выбрался на самый верх и пожалел, что у меня нет крыльев. Мне полагалось спрятать бумаги… они должны были спасти моего дядю… но стены башни были гладкими, ни одной трещины… ничего, кроме осиного гнезда под выступом водостока. Я слышал, как они приближались, поэтому разрезал гнездо кинжалом и сунул туда бумаги. Я очень торопился, потому что осы вылетали из гнезда, как предки императора из ада. В этот момент из люка показался первый стражник. Я даже не посмотрел… – он засмеялся. – Осы кружили вокруг меня. Я прыгнул на голову стражника и сбил с ног остальных. Потом меня оглушили, и это все.

– А потом? – Маргерит тоже засмеялась, хотя это было так невероятно и жутко.

– Меня заперли в подвале. Каждые несколько часов они приходили ко мне и требовали сказать, что я сделал с бумагами. Я говорил, что сжег их. Они пытались заставить меня сказать правду…

– Они пытали тебя?!

– Немного.

Маргерит охнула.

– Совсем немного, моя дорогая. Не до смерти. Понимаешь, они поверили мне. Они видели, что я жег бумаги. Это тянулось недолго, а потом они забыли про меня…

– Сколько же времени ты там провел?

– Я насчитал сто восемнадцать дней, а потом потерял счет. Вскоре они решили, что я умираю, и послали ко мне священника… Я не помню этого… который сообщил падре Бенито, что я жив, но при смерти. Падре Бенито отправился к монсеньеру де Ноайлю. Оказалось, что я был арестован и возвращен во Францию. Он приказал перевести меня из подвала в одну из комнат замка и обеспечить надлежащий уход. Через три недели я пришел в себя. Падре Бенито рассказал мне, что дядя был признан виновным и осужден. Я объяснил ему, где находятся бумаги, и святой отец достал их для меня. Потом меня отпустили в Париж под честное слово, а там… благодаря заступничеству одного из друзей короля, вставшего на мою сторону… никто не обращал на меня никакого внимания после изгнания моего дяди – и они отпустили меня. Я слышал о готовящемся плавании… ты уже уехала из Парижа. Я отвез бумаги дяде в Пойто и рассказал ему о нашем венчании. Конечно, он не мог помочь нам, но устроил меня на корабль вице-короля и дал письмо к генералу Картье. Он говорит, что Картье поможет нам…

– Слава Богу! – воскликнула Бастин.

Пьер нервно встал и повернулся к ним.

– Он также сказал, что мы должны немедленно довести наш брак до конца.

– Ах! – Бастин уставилась на него.

– О, Бастин! – Пьер посмеялся над ее воинственным видом. – Вы знаете, что мы обвенчаны. У меня есть бумага. Но все это ничего не значит, если брак не доведен до конца.

Неприязнь Бастин, казалось, заполнила маленькую каюту.

– Вы сделаете это лишь после того, как генерал Картье встретится с ее дядей. Вы приносите только несчастье. Вы появляетесь на минуту, а потом исчезаете прежде, чем она успевает вас коснуться. Было бы лучше, если бы вы умерли…

– Маменька! – Маргерит вскочила на ноги.

– Это правда. Что он принес тебе, кроле бед?

– Счастье! – воскликнула девушка. – Счастье, несмотря ни на что. Он мой муж. – Они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. – Подожди снаружи.

– Снаружи? – Бастин не двинулась с места. – Милая!

Маргерит нашла свою бархатную накидку и набросила ее на плечи Бастин.

– Я позову тебя.

Бастин нащупала дверь и вышла, ничего не видя перед собой.

– Она права, – мрачно заметил Пьер. – Я приношу одни несчастья.

Маргерит покачала головой.

– Нет, Пьеро, мы в этом не виноваты. Но наша любовь так прекрасна, что преодолеет все трудности.

Он ничего не ответил, но Маргерит почувствовала его нервозность и протянула к нему руки.

– Маргерит, это должно произойти. Я…

Маргерит посмотрела на него и поняла, что теперь роли переменились. Всегда было так, что она ждала его и о чем-то просила, но теперь ждал Пьер, боясь просить у нее одолжения, казавшегося ему чрезмерным. Чувство власти возбудило ее, и она расслабилась, желая дать ему все, что он хотел.

Маргерит взяла его руки в свои, долго держала, а потом обвила их вокруг себя. Внезапно он ощутил, что она уже сняла свой халат. Его тело запылало от их близости. Его руки в темноте исследовали изгибы ее тела. Он чувствовал, как ее груди напрягались и приподнимались от его прикосновений, как будто бы он давал им жизнь. Пьер ахнул и прижал ее к себе, целуя и лаская ее тело.

– Пьеро! – требовательно воскликнула она.

Он подхватил ее на руки и отнес в кровать. Встав над ней на колени, он стаскивал с себя одежду.

«Тише, тише», – уговаривал он себя.

Он лег рядом с ней, и Маргерит обняла его. Пьер крепко прижал ее к себе, чтобы успокоить ее тело, но она не могла успокоиться. Неожиданно ими овладела такая страсть, словно их тела срослись в одно целое.

Она оттолкнула его, чтобы вдохнуть воздуха, а Пьер еще крепче прижался к ней и перекатился вместе с ней на спину. Она извивалась и стонала в его объятиях.

Его руки ласкали ее, прижимая ее тело к себе.

– Я люблю тебя!

– Жена моя!

– Теперь я твоя жена!

– Еще нет, моя дорогая.

– Еще нет?

Он прижимал ее к себе так, что они долгое время были вместе. Они не видели и не слышали ничего, кроме захлестнувшей их страсти. Теперь она была его женой!