Текст книги "Остров Демонов"

ГЛАВА 70

Под сводчатым потолком с изогнутыми и перекрещивающимися балками – председатель суда, судьи и адвокаты, служители, свидетели, темные и безликие, как надутые тени… Картье, загорелый, с шелушащейся кожей, холодно сверкающими глазами, глядящими вдаль… Сен-Терр, нервный, беспокойный, возмущенный… Адмирал, поседевший и молчаливый – в его взгляде смешались жалость и отвращение… обвинитель, его племянник – бледный, как бы светящийся изнутри…

Ненависть и презрение!.. Они обрушились на него и давили…

Элен!.. Она больше не смотрела на него. Она сидела прямо, закрыв глаза, а ее руки сжимали спинку стула.

Королевский адвокат:

– И когда вы нашли их, вы решили?..

– Моя племянница совершила грех – против Бога, против своего обета…

– Монсеньер де Шабо говорит, что они были повенчаны… что он говорил вам об этом…

– Никто их не обручал. Она всегда находилась под моей опекой. Пусть он представит свидетелей, документ!

– Он заявляет, что документ был в его вещах.

– Там не было никакого документа. Я обыскал все.

– Что произошло после того, как вы застали свою племянницу и графа в каюте?

– Граф вытащил шпагу и напал на меня. Мы дрались на корме, а потом на палубе. Я споткнулся о снасти, и он ранил меня, но мне удалось придти в себя… – его голос дрожал. Слишком много ему приходилось напрягаться, чтобы увязать одно с другим. – Матросы пришли мне на помощь… лейтенант де Бомон… Я…

– Продолжайте.

– Я умолял свою племянницу… Она не раскаивалась. Она призналась, что давно была шлюхой, что крутила интрижки с Бомоном и другими офицерами…

– Казнить его! Убить его!

Он поднял удивленные глаза на мертвенно-бледное лицо юноши, выкрикивающего эти слова. Он слышал голос адмирала:

– Успокойтесь, сын мой, он сам подписал себе приговор!

Но его внимание тут же привлек взгляд Элен, которая смотрела на него с отвращением. Роберваль провел ладонью по губам и обнаружил, что его рука мокра от слюны. Неужели все его слова обращались против него, если даже собственная жена его ненавидела? Он не мог стоять и прислонился к стражнику, находившемуся рядом.

Королевский адвокат:

– Потом вы приказали выпороть ее.

Голова Роберваля поникла, и слова были едва слышны.

– Говорите громче!

– Он сказал «чтобы пристыдить ее», монсеньер, – объяснил стражник.

– Сам великий король не посмел бы выпороть французскую дворянку, а тем более вы…

– Это был бред… из-за моей раны. Она не была выпорота.

– Ее не выпороли, но обрекли на явную смерть на этом проклятом острове.

– Она не умерла, он говорит, что она не умерла. Так в чем же мой грех?

– Вы спрашиваете о своих грехах? Неужели я должен их перечислить, монсеньер?

Роберваль ничего не ответил – он был просто не в силах.

– Приговор монсеньера графа к смерти через повешение; ложь, сказанная адмиралу о его племяннике и вашей племяннице; казнь ваших офицеров в Франс-Руа; ссылка монсеньера де Сен-Терра на остров посреди океана, где он был оставлен в кандалах на верную, смерть от голода или от рук дикарей-язычников; причастность к смерти маркиза де Турнона, друга и советника короля…

– Нет, нет, нет! Это было не так! Альфонс! Приведите Альфонса!

– Он здесь!

Роберваль подавил стон и успокоил дыхание. До этого им не удавалось разыскать Альфонса, чтобы привести его в суд. Теперь он здесь, со своим шустрым языком и сообразительным умом. Сможет ли он спасти его? Он узнает это по голосу Альфонса. Хватит ли рулевому смелости признаться в том, что он подстрекал Роберваля?..

– Вы не видели жестокой сцены на палубе, мэтр Альфонс?

– Я был внизу, но слышал об этом от монсеньера де Бомона.

– И?..

Тишина была угнетающей: зал замер, подобно сердцу Роберваля.

– Он сказал, что это был позор: преступление против короны в лице вице-короля, приговорившего мадемуазель к такому наказанию. Я умолял вице-короля отменить приговор, но ничто не могло смягчить его. Бомон и я решили, что не будем поднимать мятеж; а лучше расскажем генералу Картье о бедственном положении мадемуазель.

– И вы рассказали?

– Монсеньер, я был в руках вице-короля. Он приказал высадить колонистов в Кап-Бретон и вернуться во Францию. Я молил, я советовал…

Предательство Альфонса было невероятным. Окончательно лишившись дара речи, Роберваль смотрел на нарядную фигуру рулевого.

– Потом, когда мы были невдалеке от побережья Франции, он показал мне бортовой журнал, в котором внес мадемуазель и графа в список погибших от чумы… там не было упомянуто об острове.

– И все же, мэтр, вы не рассказали об этом во Франции?

Альфонс развел руками.

– Кто поверил бы слову рулевого против слова вице-короля?

– Ты лжешь! Ты лжешь!

– Нет, это он лжет! Он заставил меня сделать это! Все это! Он сказал мне…

– Значит, вы признаете, что сделали это?

– Нет!.. Нет! Но этого он хотел…

Зал завертелся перед глазами Роберваля, ему казалось, что он был окружен темно-серыми тенями с яйцевидными головами.

– Что вы можете сказать о маркизе де Турноне, монсеньер?..

– Он пытался убить меня… он угрожал мятежом… он…

– Взять его, – приказал председатель. – Это может продолжаться бесконечно. Пусть Никола…

– Нет! Боже мой! Монсеньер! Позвольте мне поговорить с королем! Я все расскажу его Величеству!

– Тогда уж сперва расскажите нам. Мы передадим Его Величеству.

– О нет! О нет! – Роберваль обхватил голову руками и заверещал, как заяц. Он почувствовал, как к нему потянулись руки, и отчаянно сопротивлялся. Потом, вследствие внутренней опустошенности, под действием предательства Альфонса, массивное тело Роберваля обмякло, и стражники выволокли его из суда.

В широком горне ярко пылал огонь, освещавший круглую комнату, заполненную зловещими приспособлениями: скамья для пыток, испанские сапоги, кандалы. В огне лежали железные инструменты – щипцы, клещи, кочерга, чьи рабочие части раскалились до зловещей белизны. Стражники Бастилии выстроились вдоль стен. Секретарь с пером и чернилами пристроился за письменным столом. Перед горном сидели на корточках два карлика: один качал меха, а другой переворачивал на огне инструменты для пыток. Королевский адвокат занял позицию позади секретаря.

Когда дрожащего и рыдающего Роберваля втащили в камеру, Никола поднялся с подстилки, на которой отдыхал.

– Добро пожаловать, монсеньер. Судьба уготовила нам эту встречу.

Стражники сорвали с Роберваля одежду. Когда он понял, что они собираются делать, то начал отчаянно отбиваться, пытаясь вырваться из их рук. Один из них так ударил Роберваля ногой, что тот упал на пол. Никола тут же схватил стражника и притиснул его в углу.

– Обращайся повежливее с моим гостем. Он мой. Разве не так, монсеньер? – насмешливо спросил палач Роберваля.

Обнаженный Роберваль стоял на коленях на каменном полу перед человеком, о котором думал, что тот похож на него. Он поднял умоляющий взгляд на людей, находящихся в комнате, на хирурга, лечившего его, на королевского адвоката. Потом, в сводчатой галерее он увидел темный силуэт, который тут же узнал.

– Мой адмирал! – закричал он.

Никола поднял его, как ребенка.

– Не надо так бояться. Мы сделаем это нежно. Чуть-чуть. Как только вы заговорите, мы прекратим. Но не заговаривайте слишком быстро, а то игры не получится.

Мускулы Роберваля напряглись, когда Никола стал пристраивать его на скамью для пыток. Он сжал кулак и ударил палача в живот. Никола согнулся и шумно выдохнул. Роберваль бросился к двери. Рука палача схватила его словно тисками.

– Ооо! – оценивающе протянул Никола. – Нам не будет скучно, – обхватив Роберваля, он уложил его на скамью. Руки и ноги допрашиваемого были тут же привязаны кожаными ремнями. Роберваль устремил взгляд в потолок и начал отчаянно молиться.

– Вот так хорошо, – весело сказал Никола. – Не туго и не свободно.

– Маркиз де Турнон, – начал адвокат. – Расскажите нам о его смерти.

– Он… он пытался ударить меня. Это был мятеж…

– Он упрямый, – сказал Никола. – Мы будем наслаждаться этим вместе, он и я.

Ремни натянулись, и Роберваль выгнулся на дыбе, подобно арке. Дыхание вернулось к нему, и он обнаружил, что мог расслабиться, что ему еще не было больно.

– Остановитесь! Остановитесь! Во имя Господа!

– Вы будете говорить правду?

– Да, да!

– Ваша племянница, мадемуазель де Коси…

– Она виновна в прелюбодеянии… – его руки и ноги начали вытягиваться в стороны. – Не надо! О, Господи, не надо! – напряжение ослабло.

– Вы нашли брачный документ?

– Нет… – видимых изменений не произошло, но он почувствовал усиление растяжки. – Да, я нашел его.

– И что вы с ним сделали?

– Я… – это была капитуляция перед палачом. Он сжал зубы. – Это была ничего не стоящая фальшивка. Он ничего не значил. Я знал… О, не-е-ет! – Роберваль застонал, почувствовав, что его мышцы были близки к разрыву.

– Что вы с ним сделали?

Его палец вывихнулся со звуком, похожим на выстрел из аркебузы.

– Выбросил его, выбросил, выбросил! – зарыдал Роберваль.

– Вы знали о замужестве своей племянницы до того, как высадили ее на острове? Граф сказал вам об этом до вашей драки?

– Да! О да!

Ремни ослабли, и облегчение было таким же болезненным, как и напряжение.

– Что с маркизом? Скажите нам правду – и вы свободны.

«Я не могу, не могу, не могу», – подумал Роберваль. И снова почувствовал натяжение ремней.

– Я не могу, не могу, не могу, – закричал он уже вслух.

– Не можете сказать правду? Не можете сказать правду – вы это имеете в виду?

Роберваль думал, что ничто не могло повлиять на него больше, чем судороги его растянутых конечностей, но неожиданно он был встревожен запахом, который заставил его напрячься и обострил его чувства, – запахом жженых волос, его собственных волос. Он дико посмотрел на Никола, склонившегося над ним с раскаленной кочергой. Тот с видом знатока подпаливал волосы на животе Роберваля. Их глаза встретились – и Никола не отвел взгляда, на мгновение опустил кочергу и тут же поднял ее.

– Говорите правду.

– Я убил его. Я кинул его на спинку стула.

– Почему?

– Не-ет! – палач скользнул кочергой по животу Роберваля. – Я рассказал ему… о своей племяннице…

За этим последовало молчание. Роберваль тревожно следил за кочергой, отдалявшейся от его тела.

– Ты сделал все, что нужно. Этого достаточно! – это был голос адмирала.

– Вы подпишете это? – настаивал адвокат. – Все, в чем признались?

Роберваль не мог произнести ни звука. Он лежал, чувствуя, что его тело взмокло от пота. Никола быстро поднял кочергу и поднес ее к глазам Роберваля. Роберваль закричал.

– Да! Да! Да!

– Он оказался не таким уж упрямым, – заключил Никола и бросил инструмент в чан с водой.

Послышалось шипение.

ГЛАВА 71

И когда великие тоже страдают. Иногда некоторые из них падают с громадной высоты, и вы рады разглядеть в них себе подобных: плоть, которая сдается, кости, которые трещат на дыбе, язык, который стонет, глаза, которые лезут из орбит от боли. Выдумаете: под шуршащим бархатом, драгоценностями и мехами они такие же, как я.

Не так обстояло дело с адмиралом. Он был как прежде далек от простых смертных, и будто не замечал ничьего взгляда, выходя из своих апартаментов, когда скакал на лошади по мостовой, его голова всегда была высоко поднята, и он оставался гордым, как и подобает фавориту короля. Вы не могли радоваться его падению, потому что, падая, он не становился вам ровней и не терял своего величия.

А вот вице-король, проклятый Роберваль, вел себя прямо-таки на радость обывателю. Во Дворце Правосудия он был скован ужасом, из его рта текли слюни, а язык присох к глотке. Зрители радовались этому – потому, что он должен был страдать, как заставлял страдать других, трусливый, замученный до безумия, каким мог бы быть каждый. Все смеялись, когда при общих криках «Свинья!», «Убийца!», «Грязная скотина!», он закатывал глаза от ужаса.

Народ знал его преступления лучше, чем судьи. Это был ваш отец, ваш брат, муж, возлюбленный, кого он вытаскивал из тюрем Парижа на этот проклятый корабль, чтобы пополнить ряды колонистов.

Люди знали, как он обрек на несчастья свою племянницу, невинную и прекрасную, как ангел…

Все знали о больных чумой, которых он выбрасывал, живых и молящих о пощаде, в бездонное и безжалостное море…

…о брошенных колонистах…

…об участи команды, с которой он вернулся и которая была послана на галеры, чтобы там, прикованной к огромным веслам, ловить короткие передышки в монотонном ритме…

Люди знали, потому что Тигр все рассказал им!.. Он видел все это – начиная с убийства его любимой Жаннет и до того момента, как они сняли с него кандалы и бросили больного в волны океана…

Теперь негодяй ждал, и публика ждала вместе с ним. Ждала приговора для этого чудовища. Толпилась в зале суда, ловя каждое слово, не обращая внимания на стражников, отпихивающих любопытных алебардами.

В этот момент Пепин, маленький трубочист, закричал со своего места у окна:

– Его повесят на Гревской площади!

– Повесят! Повесят! – кричали зрители. И их крики подхватывались и разносились по дворцу, пока не останавливались, ударяясь в стены.

Потом по толпе пронесся шепот. Этого не достаточно. Тигр говорит, что этого недостаточно. Народ знает, что нужно делать в таких случаях. И, конечно, припомнит все убийства, включая убийство этого доброго горбуна, маркиза. Повешение – это слишком легкая смерть. Подонки заставляли нас умирать другими способами. Мы покажем им, что хорошо усвоили урок!

Конвоиры вывели его. Преступник был бледным, как смерть – не считая губ, которые были слишком яркими, чтобы потерять свой цвет. Его пунцовый рот и рыжие волосы делали его похожим на восковую куклу, наряженную для праздника. Стражники выстроились в две шеренги, образуя коридор. Он посмотрел на них, потом на толпу, в глаза каждого и во все глаза, заполнявшие Дворец. Он с радостью бы остался внутри здания, но стражники держали его слишком крепко, потому что тоже ненавидели его.

Они смотрели на собравшихся и удивлялись, потому что те молчали. Едва дыша, публика выдерживала ожидание. Потом стражники повели его вниз по лестнице.

Вы двигались вперед, приводимый в движение другими. Не было слышно никаких звуков, кроме криков стражников. Люди заключали их в такое ограниченное пространство, что они не могли воспользоваться своими алебардами. Их оттесняли – одних в одну сторону, других в другую – и они перекликались друг с другом через весь Дворец. И Вице-короля подхватывало людоворотом. Стражников отжимали назад, а его уносили вперед, пока около Дворца не образовалось пространство в форме полумесяца. Роберваль смотрел на публику в ужасе, а потом в изумлении, когда вдруг почувствовал свободу. Он был один. Толпа разглядывала его.

Он бросился бежать. Упал и оглянулся, прежде чем вскочить на ноги. Но люди не двигались, соблюдая линию. Роберваль поднялся на ноги, и на его лице появилась надежда. Он устремился к аллее – и вот тогда толпа двинулась в ту сторону, чтобы преградить ему дорогу. Надежда умерла, и он остановился в неуверенности и отчаянии.

Потом из многоустой глотки вырвался звук: это был смех. Смеялись так, что эхо отражалось от стен и поднималось в небеса.

Он смотрел на вас. По его панталонам растекалось темное пятно, на мостовой разливалась лужа.

Сосед хватался за соседа и безумно смеялся.

Наказуемый отвернулся от людей, как от исчадий ада. Северная сторона дворца была свободной, и он побежал туда. Он бежал, а люди соблюдали линию, смотрели на него и смеялись.

Из-за угла здания появился мужчина.

Сеньор де Роберваль остановился как вкопанный. Послышался необычно мягкий голос Тигра.

– Должно быть, эта жизнь слишком дорога вам, если вы так боитесь смерти… монсеньер.

Вице-король смотрел на него, и его тело теряло силу. Он бросился к Тигру.

– Спаси меня! Все мое будет твоим!

Каторжник поднял его и потащил.

Смех застрял в глотках, переходя в рыдание.

ГЛАВА 72

В лабиринте улиц, которые окружали церковь Непорочности, никакой свет не пронзал пурпурные сумерки, кроме случайного мерцания ламп ночных сторожей, появлявшихся на улицах. Хозяева домов, державшие сторожей, боялись грабителей и убийц, как и все благородные дворяне.

На углу одной из улиц виднелся кружок света, отбрасываемого факелом, горящим в подставке перед статуей Богородицы. Вокруг статуи сгустились непроницаемые сумерки.

В этом пятне света Тигр осторожно положил Роберваля на землю. Он зачерпнул воду из святого источника и плеснул ее в лицо вице-королю. Роберваль шевельнулся и застонал. Его руки инстинктивно прикрыли лицо, но он по-прежнему не понимал происходящего.

Тигр достал факел из подставки и, убрав руки Роберваля, провел им перед глазами.

– Проснитесь, монсеньер!

Свет отразился в зрачках вице – короля, и они широко открылись при звуках вкрадчивого голоса. Роберваль дико уставился на изуродованное шрамом лицо, склонившееся над ним.

– Кто ты? Что случилось?

– Мы одни, монсеньер. Я принес вас из Дворца Правосудия. Я Тигр, который плавал с вами.

– Тигр?

– Вы не помните меня, монсеньер.

Роберваль не помнил, а ему нужно было запомнить тех немногих, которые могли сохранить ему верность. При виде этого учтивого незнакомца к нему снова вернулась надежда. Если его спасла и не преданность человека, сейчас это не имело значения.

Он сел и схватил руку Тигра.

– Ты должен вывести меня отсюда… из Парижа!

Тигр поставил факел на место и вернулся. Он кивнул.

– Я могу это сделать… и сделаю, монсеньер.

– У меня есть деньги, они спрятаны… золото!

– Золото, монсеньер? Много?

– Достаточно, – неожиданно лукаво сказал Роберваль. – Да, там много золота, столько, сколько можно унести, но ты не можешь взять все.

– Нет? – флегматично спросил Тигр.

«Он идиот, – подумал Роберваль. – Но он силен как Геркулес, и может быть полезен…»

– Нет, послушай. У меня есть план. Мы возьмем его с собой. Потом, когда мы доберемся до Испании, ты можешь взять оставшееся. Испанский король сделает меня богаче, чем я был раньше. Он будет рад вице-королю Франс-Рояль… Эспань-Рояль! – Роберваль предвкушал новое название. – И все мое будет твоим…

– Вы не можете плыть в Испанию, монсеньер.

Роберваль вопросительно посмотрел на него.

– Монсеньер великодушен… насчет золота. Но мне нужна жизнь…

– Жизнь?

Тигр снова взял факел и осветил свое лицо со сверкающими глазами. Это расшевелило память Роберваля.

– Вы не помните Тигра… и девушку, которую расстреляли?

Роберваль покачал головой. Он не помнил. Но его надеждам пришел конец. Он прислонился спиной к стене, подняв руки.

Тигр потянулся и привлек Роберваля к себе, сдавив его звериной хваткой. У Роберваля так перехватило дыхание, что он не мог даже вскрикнуть. Эти ужасные объятия великана, пахнущего дичью, были хуже дыбы. Раздался хруст, и острая боль пронзила его бок. Тигр разжал руки, и Роберваль скорчился на земле, отчаянно хватая ртом воздух.

Когда ему удалось заговорить, он обнял колени Тигра и зарыдал.

– Ты можешь взять все золото. Все золото, ты слышишь?

– Значит, это ради золота ты убил Жаннет, – печально сказал Тигр, – ради этого золота ты обрек на смерть мадемуазель и ее няню.

Он покачал головой и, не изменившись в лице, схватил руку Роберваля. Поднял ее, выкрутил и медленно сломал, перегнув через свое плечо.

Роберваль закричал.

Тигр зажал ему рот, обрывая крик. Он подставил ногу и перекинул Роберваля через свое мощное колено.

«Теперь очередь моей спины», – в агонии подумал Роберваль.

– Это хорошо! Жаннет это бы понравилось! Это понравилось бы мадемуазель и старой няне!

Раздался крик, и Тигр поднял глаза. К нему бежал ночной сторож. Каторжник надавил всем весом на Роберваля, но почувствовал, что тело вице-короля обмякло.

– Мертв! – сказал он. – Слишком рано!

Он бросил Роберваля и встал. Вытянул руки, показывая, что был безоружен.

– Я сделал свое дело, месье, – спокойно сказал он.

ГЛАВА 73

Это убийца, ваша светлость.

Адмирал и Пьер оторвались от карты, которую им показывал Картье.

– Введите его, – приказал Шабо.

Двое стражников ввели арестованного. Он стоял спокойно, глядя на присутствующих сверкающими глазами, в которых не было ни ужаса, ни сожаления о содеянном.

Пьер внимательно посмотрел на это обветренное лицо со шрамом. Когда стражники подвели человека ближе, Пьер узнал его.

– Я знаю тебя! – закричал он. – Ты был на корабле и помог мне бежать.

Тигр посмотрел на Пьера.

– Вы тот молодой офицер, который поплыл…

– Да, да!.. – возбужденно оборвал его Пьер.

– Как твое имя, друг мой? – спросил адмирал.

– Меня зовут Тигр.

– Почему ты убил его? – Тигр пожал плечами. – Почему ты не пытался сбежать?

– Теперь мне все равно, – равнодушно отвечал Тигр.

– Расскажи ему, – попросил Пьер, – расскажи ему, почему ты убил вице-короля.

Тем же спокойным голосом, словно повторяя урок, Тигр рассказал о расстреле Жаннет, о других казненных, о высадке на остров племянницы вице-короля и ее няни, а потом он рассказал о том, чего они не знали: о покинутой колонии и об остатке команды, сосланной на галеры.

Шабо махнул рукой.

– Ничего удивительного. Зная о его первых преступлениях, можно было ожидать дальнейшего.

– От острова Демонов мы направимся в Кап-Бретон. Мы заставим Альфонса показать нам брошенную колонию, – сказал Картье. – Может быть, там кто-то выжил.

– А что с ним? – спросил Пьер, кивнув в сторону Тигра.

Шабо выглядел озадаченным.

– А что с ним? Он только орудие в руках судьбы.

Пьер повернулся к Тигру.

– Ты поплывешь со мной к пустынному острову, чтобы спасти мою жену, ребенка и нашу няню?

– Еще бы, монсеньер, – невозмутимо развел руками Тигр.