Текст книги "Общество контроля. Как сохранить конфиденциальность в эпоху тотальной слежки"

Датчики фирмы ShotSpotter обучены распознавать то, что Сэм Клеппер, ее исполнительный директор, который сопровождал меня в тот день, называет громкими пульсирующими звуками в диапазоне от 120 до 160 децибел. Тормоза Джакобса очень часто вызывают ложные срабатывания – наряду с вертолетами и фейерверками, а также автомобилями, которые движутся задним ходом или проезжают по металлическим пластинам. По этой причине компания использует смесь искусственного и человеческого интеллекта: ИИ распознает жанр звука, а человек различает, что это – тормоз грузовика, фейерверк или выстрелы.

Если бы это была стрельба – как, например, в тот пятничный вечер в Ньюарке, штат Нью-Джерси, о чем я писал вначале, – Сьюзен отправила бы сигнал тревоги в соответствующий полицейский участок. Ее сообщение включало бы количество выстрелов, количество стрелков или единиц оружия (то есть звучало ли это как одиночный выстрел или перестрелка, когда выстрелы из одного оружия отвечают на выстрелы из другого) и был ли это автоматический или крупнокалиберный пистолет. К сообщению прилагался бы звуковой файл, чтобы офицеры сами могли услышать выстрелы. На карте стояла бы пометка, где происходила стрельба. Клеппер хвастается, что система работает с точностью до двадцати пяти метров, а официально ShotSpotter утверждает, что весь процесс, от выстрела до оповещения офицеров по мобильным телефонам, занимает меньше минуты.

Мы переходим из затемненной комнаты в вестибюль, к сенсорной карте с маркерами, показывающими, в каких городах мира есть ShotSpotter. Клеппер открывает карту США, затем увеличивает масштаб до тех пор, пока на сетке среднего города Ржавого пояса не появляется кружок с номером 14. Клеппер нажимает кнопку пуск, и я слышу четырнадцать выстрелов подряд. Для меня это звучит как два пистолета: одиннадцать быстрых выстрелов из одного (а следовательно, это мощное оружие, запрещенное законом в этом городе), и в ответ – три более низких из другого. В качестве места ShotSpotter определяет пустырь в конце тупиковой улицы. Звонков службу 911 не поступало.

Как показали Карр и Долеак, это вполне обычное дело. Возможно, выстрелов не слышал никто, кроме стрелявшего и потерпевшего, а потерпевший мертв. Возможно, свидетели были, но испугались и не захотели вмешиваться. А может, каждый, кто слышал выстрелы, думал, что полицию вызовет кто-то другой, и в итоге этого не сделал никто. Стрельба могла произойти в районе, где люди не доверяют полиции. Или кто-то нелегально покупал пистолет и хотел испытать его.

Если же люди все-таки звонят, они часто ошибаются с локацией. В городах звук отражается от зданий и эхом разносится по переулкам. Человеку трудно определить местоположение по звуку в искусственной среде. ShotSpotter запрограммирован решать эти проблемы: сообщать о стрельбе, не дожидаясь, пока кто-то позвонит в службу 911; точно определять локацию, чтобы полиция знала, куда ехать; предупреждать о присутствии автоматического или крупнокалиберного оружия.

Некоторые из моих собеседников в Ньюарке (Нью-Джерси) сказали, что эта технология им нравится. Однако после уточняющих вопросов выяснилось, что они больше очарованы идеей, чем результатами. Общий смысл их ответов заключается в том, что лучше знать о стрельбе, чем не знать о ней, хотя сигнал тревоги редко приводит к аресту. Кроме того, далеко не всегда обнаруживаются жертвы или фактические доказательства стрельбы. Иногда полицейские выезжают на место происшествия и ничего там не находят: либо стрелявший никого не задел и скрылся, либо это была ложная тревога.

Здесь нет ничего необычного. В 2016 году Forbes глубоко изучил коэффициент полезного действия устройств ShotSpotter и обнаружил, что в двух с лишним десятках городов от 30 до 70 % сообщений не содержали доказательств стрельбы. Различия поразительны: например, за 30-месячный период в Сан-Франциско 4385 предупреждений от ShotSpotter привели к двум арестам, в то время как около трети попали в категории не обосновано, не удалось найти, исчезли по прибытии. В Омахе (штат Небраска) за 32 месяца аналогичным образом были классифицированы 737 сообщений из 1181, и только 14 привели к арестам[41]41
  Matt Drange, “ShotSpotter Alerts Police to Lots of Gunfire, but Produces Few Tangible Results”, Forbes, November 17, 2016, www.forbes.com/sites/mattdrange/2016/11/17/shotspotter-alerts-police-to-lots-of-gunfire-but-produces-few-tangible-results/#c6dc0e5229ed.


[Закрыть].

Кто-то возразит: для городов такая ситуация не хуже, чем обычный статус-кво, при котором лишь отдельные перестрелки приводят к аресту и вообще регистрируются в полиции. Но развертывание системы ShotSpotter требует времени и ресурсов. А стоит она недешево: как правило, затраты на квадратную милю составляют от 65 000 до 90 000 долларов в год вместе с разовым взносом за начало обслуживания в размере 10 000 долларов за квадратную милю[42]42
  “ShotSpotter Frequently Asked Questions”, January 2018, www.shotspotter.com/system/content-uploads/SST_FAQ_January_2018.pdf.


[Закрыть]. Эти цены ставят города перед неудобным выбором: заплатить, чтобы покрыть бо́льшую территорию, но съесть часть полицейского бюджета – или попытаться сэкономить, расположив устройства только в горячих точках, но с риском выбрать неправильные места или покрыть слишком малую область.

Тем не менее дела у компании идут достаточно хорошо: в октябре 2018 года она за наличные деньги купила фирму по полицейскому прогнозированию HunchLab. Клеппер назвал прогностическое моделирование HunchLab естественным продолжением обнаружения выстрелов. По его словам, клиенты HunchLab могут использовать схемы инцидентов со стрельбой для планирования будущих локаций патрульных ресурсов, и он считает это полупроработанным способом прогнозирования преступлений. Клеппер полагает, что ShotSpotter в основе своей является реактивным, в то время как прогностическая полиция, по крайней мере теоретически, проактивна.

Расширение ShotSpotter до предиктивной аналитики – это часть более крупной и изощренной истории, связанной с внутренней технологической трансформацией деятельности полиции и расширением спектра полицейских технологий. Немногие государственные органы получают больше информации, чем полиция. Но эта информация часто разрозненна и плохо организована, а потому используется не так эффективно и продуктивно, как должна. Таким образом, полиция не только покупает продукты, дающие более обширную и новую информацию – например, локации перестрелок или видеосъемки событий, которые произошли за смену, – но и создает платформы для систематизации полученных сведений.

Одна из фирм, купленных компанией ShotSpotter, производит прогностические программы, которые помогают полиции действовать на основе информации, собранной детекторами выстрелов. Axon и Panasonic предлагают и нательные камеры, и системы управления доказательствами, то есть технологии для сбора данных и для их организации. Motorola, которая тоже производит нательные камеры, в январе 2019 года купила Vigilant. Кроме того, она продает платформы для управления цифровыми доказательствами. Благодаря приобретению HunchLab, компания ShotSpotter предлагает не только системы обнаружения выстрелов, но и способ интегрировать эти сведения в программу полицейского прогнозирования.

Клеппер – энергичный и эффективный представитель своей компании. С заразительным рвением он, как искусный политик, умеет оставаться в курсе событий. Трудно не разделить его энтузиазм, когда он говорит о возможных будущих итерациях ShotSpotter, например о камере с поворотом и зумом, которая направляется на выбранную локацию и начинает делать снимки, как только слышит предупреждение, и об устройстве, в котором вместо камеры используется дрон (пока это только теории – ни того ни другого еще нет на рынке).

Но насколько ощутима новизна разработок ShotSpotter? Похоже, что они нравятся властям Чикаго: город расширил зону покрытия до ста с лишним квадратных миль (в 2012 году было всего три квадратных мили), а с 2016 по 2018 год число инцидентов и жертв стрельбы заметно сократилось. ShotSpotter разослал пресс-релиз, полный похвал от начальника чикагской полиции Эдди Джонсона. Конечно, система сообщала о перестрелках, которые иначе в полиции пропустили бы, иногда за сообщениями следовали аресты и конфискация оружия.

ShotSpotter расширил покрытие и в других городах, и число убийств и перестрелок в них сократилось. Но точно так же, как росту преступности способствует множество причин, ее снижение тоже обусловлено целым рядом факторов. И наши субъективные попытки вычислить, какой именно фактор несет за это главную ответственность, почти ни к чему не ведут (увы, для реальности не найти контрольной группы).

Рекламные материалы ShotSpotter пестрят гордыми заявлениями, что не существует ни одного города, где ShotSpotter не работал бы технически, и ссылаются на обнаружение незаконной стрельбы, определение ее локаций и оповещение о ней. Однако некоторые города расторгли свои контракты с ShotSpotter – в частности, власти Фолл-Ривера в штате Массачусетс решили, что покупка за 120 000 долларов услуги, которая, по словам начальника городской полиции, срабатывает менее чем в половине случаев – и при этом пропускает семь выстрелов с жертвами в центре города, – не является рациональным использованием государственных средств.

ShotSpotter признает, что у некоторых городов не было положительного опыта, и винит в этом неоптимальные стратегии развертывания и неправильные методы. В том числе упоминается слишком малая область развертывания (похоже на цитату из какого-то анекдота: «Не нравится наш товар? Так вы просто купили слишком мало!»). Фирма называет свой продукт важнейшим компонентом любой комплексной стратегии по сокращению числа преступлений с применением огнестрельного оружия. Точно так же частью питательного завтрака могут быть бекон и сладкие хлопья, а весь остальной объем – это стероиды и грузовик отрубей. Я говорю это в шутку, не называя ShotSpotter бесполезным. Хотелось бы побудить людей не принимать трюки маркетологов за нечто проверенное и доказанное.

Прежде чем двигаться дальше, я хочу сделать два заключительных замечания о ShotSpotter, оба из которых применимы к миру полицейских технологий в целом. Первый касается, скажем так, умения продавать. Представьте, что вы возглавляете полицейское управление в городе средних размеров, где случается достаточно перестрелок, чтобы мэр регулярно кричал на вас по телефону. Ваши текущие полицейские стратегии не работают. Люди, живущие в бедных и цветных кварталах, где больше всего стрельбы и криминала, не доверяют полиции по причинам, которые сложились задолго до вашего назначения. И все ваши попытки улучшить ситуацию увенчаются успехом с такой же вероятностью, с какой Сизиф вкатит наконец свой камень на вершину горы. Вам нужно что-то делать: люди погибают, и мэр при каждой встрече смотрит так, будто выбирает для вас наиболее унизительный способ увольнения.

Итак, где-то на пятый месяц вашей бесконечной изжоги и сна, измеряемого минутами, а не часами, город отправляет вас на одну из тех полицейских конференций, где руководство департамента, ученые и продавцы разных устройств вместе пьют, сплетничают и время от времени посещают семинары.

На вас наседает один из продавцов: «Эй, у нас есть отличный продукт, который поможет вам раскрывать преступления!» По его словам, продукт делает то, чего не делает больше никто на рынке (обнаруживает выстрелы, каталогизирует видео с нательных камер или обрабатывает данные о преступлениях за десятилетия…), и долг собеседника – подсказать вам, куда направить силы. Причем сегодня вам ничего не нужно за это платить, а через год у вас в офисе появится пара новых сотрудников и немного оборудования. «Уже подписались главные мегаполисы – Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Чикаго, – но с небольшими городами мы только начинаем работать, и вам предложили первому!» Как вы поступите?

Скажете ли вы: «Нет, спасибо, у нас в городе все хорошо»? Или задумаетесь над тем, каким активным и передовым вы будете выглядеть, если скажете да? Знакомые стратегии – те, что вы придумали сами, и те, что позаимствовали у друзей из других городов, – не работают. Может быть, сработает эта?

Если вам кажется, будто я подшучиваю над гипотетическим руководителем или осуждаю его, что, не будучи искушенным в технологиях, он попадает в лапы ушлого продавца – нет, это абсолютно не входит в мои намерения. Руководить полицейским управлением – сложная, напряженная и зачастую неблагодарная работа. Вас критикует пресса, на вас срывается мэр, все ваши заместители знают, что справились бы лучше вас. И вот появилась компания, готовая вам что-то подарить. Не знаю, что делал бы я в такой ситуации.

Но надеюсь, наивность и стремление к хорошим результатам не помешали бы мне учесть два соображения. Во-первых, ничто не дается даром. Если компания предлагает полицейскому управлению какие-либо услуги бесплатно – обратите внимание, кто ее собственник и кто сможет использовать данные, которые она генерирует или накапливает. Какую ответственность несет эта компания перед гражданами, о которых собирает сведения, – такую же, как и перед платным клиентом? Не исключено, что некий отдел полиции готов сыграть роль подопытного кролика в обмен на какую-нибудь технологию, которая – возможно – принесет пользу. Если это так, он должен открыто объявить о своем решении и отвечать за его последствия.

Второй момент проще. Полицейские управления и критически настроенные граждане, наблюдающие за их работой, должны думать не только о том, поможет ли предлагаемая технология снизить уровень преступности. Но и о том, принесет ли это в целом более значительные результаты по сравнению с другими методами – при эквивалентных расходах. Если цель – сделать город более безопасным для всех жителей, имеет ли смысл тратить деньги на технологии или лучше направить средства на школы, психиатрическую помощь и жилье? Очевидно, одно не исключает другого, но затраты на технологии важно учитывать и оценивать по сравнению с расходами, не связанными с технологиями. Не стоит слепо принимать все обещанные новшества.

Мое последнее предложение – провести еще один мысленный эксперимент. Время от времени бывая в Ньюарке (Нью-Джерси), Окленде (Чикаго) или Вашингтоне (округ Колумбия), я беседовал с каким-нибудь активистом или просто обычным гражданином – попутчиком в поезде, водителем такси или барменом, – который был уверен, что ShotSpotter записывает разговоры людей. Я слышал это утверждение на обоих побережьях и посередине между ними, от стариков и молодых, мужчин и женщин самых разных национальностей. Это не звучало как мнение большинства, но не было и музейной редкостью.

В ShotSpotter настаивают на том, что их технология этого делать не может. То же самое говорят и все мои собеседники из полиции, знакомые с ShotSpotter: голоса людей не звучат как фейерверки или моторные тормоза, мы не издаем громких пульсирующих звуков в диапазоне от 120 до 160 децибел, а датчики обучены распознавать именно такие сигналы. К тому же ни одна запись в системе ShotSpotter не хранится дольше семидесяти двух часов. Я знаю, что еще никто не обвинял ShotSpotter в перехвате каких-либо разговоров. Если многочасовой просмотр видео с нательной камеры истощает ресурсы отдела полиции, во сколько обошелся бы мониторинг каждого разговора в пределах досягаемости сигнала ShotSpotter?

Следовательно, либо и сам ShotSpotter, и полиция, использующая его технологию, обманывают или обманываются, а значит, мы имеем дело с заговором, охватывающим девяносто городов, тысячи полицейских и сотни сотрудников государственной компании, которые общими усилиями отстаивают недоказанную ценность и безопасность этих технологий, либо ShotSpotter действительно не распознает и не записывает разговоры граждан.

Но прежде чем возмущенно закатить глаза при виде очередной теории заговора, представьте себя снова в городе средних размеров, где много перестрелок и отравлены отношения между полицией и населением – только на этот раз вы не начальник. Вы обычный цветной рабочий из захудалой части города.

Вас – и многих других людей, похожих на вас, – всю жизнь без веской причины останавливала полиция. С вами неуважительно разговаривали, без разрешения обшаривали карманы и пару раз выписали изрядный штраф за незначительные нарушения. Может быть, кого-то из ваших близких даже упрятали за решетку. В последнее время дела пошли лучше, согласитесь, похоже, департамент либо прилагает реальные усилия, либо находится под федеральным контролем. Но неприятности происходили годами, даже десятилетиями. У каждого, кто похож на вас, есть история о пугающем или огорчающем столкновении с правоохранительными органами.

Поэтому когда на углу улицы стоят машины с включенными мигалками, а вокруг серьезные офицеры с руками на кобурах, и вы спрашиваете одного из них, что случилось, а он указывает на маленький белый ромб на столбе со светофором и отвечает, что эти штуки вызывают полицию, когда слышат выстрелы, примете ли вы это объяснение за чистую монету? Или вы, помня о неудобствах, которые случались с вами и вашими близкими, подумаете, что полицейский отвечает не совсем честно? Вы задаетесь вопросом: разве подслушивание не является нарушением закона? Но когда они остановили вашу машину и обыскали ее без ордера – они ведь тоже не слишком заботились о букве закона.

Когда правительство внедряет новые технологии наблюдения, каждая из них может и ухудшить, и улучшить его отношения с обществом. И результат часто зависит от того, насколько прозрачны действия властей. Для граждан – и для меня, конечно, – весьма важно, как именно это происходит: то ли однажды на улице просто появляются акустические датчики, то ли полиция проходит через (как всем известно) раздражающий, обременительный процесс ведения долгих общественных форумов, без устали объясняя, что это за датчики, что они могут делать, чего не могут и почему там находятся. Второй вариант явно лучше. Городские власти должны объяснять, какие технологии используются и почему. Это не менее важно, чем сама технология.

3. Следим друг за другом

Все честные магистраты должны быть крайне заинтересованы в том, чтобы их дела рассматривались открыто и обсуждались публично.

Мужчина, сидящий напротив, говорит, что его семь раз били электрошокером. Он высокий, крепкий, восторженный и открытый, в хорошей одежде, с густыми седеющими волосами и выпуклыми веками. Мы находимся не в полицейском участке и не в психиатрической больнице, а в офисе WeWork на Таймс-сквер. Насколько мне известно, у этого человека нет судимостей, он не кажется мне мазохистом или любителем острых ощущений. Его зовут Рик Смит, и его бьют электрошокером по той же причине, по которой пекарь ест хлеб. Он руководит компанией, которая исследует, как полиция и граждане следят друг за другом. В этой главе мы будем наблюдать за наблюдающим и узнаем, как новые способы мониторинга поведения меняют работу полиции.

Смит управляет компанией Axon. Сегодня она наиболее известна своими нательными камерами, которые производит и продает полиции. До 2017 года компания называлась Taser – это марка основного продукта и источника дохода. Сменив название, руководство фирмы тем самым подчеркнуло, что смещает акцент с электрошоковых устройств (слово тэйзер, как и ксерокс, и клинекс, успело стать общим названием всех товаров этой категории) на растущий бизнес по производству видеокамер.

В 1993 году Смит, которому тогда было двадцать три года, окончил бизнес-школу и отправился в Тусон (Аризона), чтобы познакомиться с Джеком Кавером, 73-летним изобретателем нелетального оружия. В юности Каверу нравилась книга «Том Свифт и его электрическая винтовка» – о мальчике, который изобретает пистолет, стреляющий электрическими разрядами. Аббревиатуру из заглавия этой книги Кавер превратил в название оружия, которое должно было выводить людей из строя при помощи электричества, но не убивать: TASER.

Я познакомился со Смитом, когда он находился в турне по городам с презентациями своей новой книги «Конец убийства». Это отчасти мемуары и отчасти аргументы в пользу широкого применения нелетального оружия (и против огнестрельного), а по сути – пространная, наводящая на размышления, увлекательно написанная реклама продукции его фирмы[43]43
  Rick Smith, The End of Killing: How Our Newest Technologies Can Solve Humanity’s Oldest Problem (Vancouver, BC: Page Two Books, 2019).


[Закрыть]. Если это читается как насмешка, прошу заметить: у меня не было такого намерения. Смит является основателем и генеральным директором[44]44
  CEO, или Chief Executive Officer – высшая управленческая должность, существующая в странах с англосаксонской экономической моделью. – Прим. ред.


[Закрыть] публичной компании. У него есть фидуциарные обязательства перед акционерами, и его долг – убеждать людей покупать его продукцию. Он окончил Гарвард с ученой степенью в области неврологии. Первоначально его фирма занимала гараж в Аризоне, но со временем превратилась в ведущего поставщика нательных камер и электрического оружия для американской полиции. В 2002 году он стал предпринимателем года по версии Ernst & Young.

В «Конце убийства» Смит благодарит физика Кавера за блестящий, изобретательный и плодовитый ум, преисполненный идей и энтузиазма. Однако он добавляет, что Кавер споткнулся, когда пришло время взять идею из головы и превратить ее в продукт, за который люди будут платить. Смит понял, как продавать нелетальное оружие полицейским управлениям. Сначала им с Кавером пришлось сменить дизайн. В первоначальной версии Кавера для запуска наэлектризованных дротиков использовался порох, и федеральное правительство классифицировало ее как оружие раздела II, то есть отнесло к той же категории, к которой принадлежат и пулеметы, и обрезы, и ракетные установки – все это запрещено иметь без специальных лицензий. Это, конечно, далеко не идеальное обозначение для оружия, призванного составить относительно безопасную альтернативу тому, которое обычно носит полиция.

В следующей итерации использовался не порох, а сжатый азот. Продажи выросли: такие устройства покупали и правоохранительные органы, и частные лица. Сегодня электрошокерами пользуются не менее пятнадцати тысяч полицейских служб по всему миру. В 2017 году компания переименовала себя в Axon, чтобы подчеркнуть растущую важность той части своего бизнеса, которая не связана с электрошокерами, а именно – нательных камер. Выручка Axon в 2018 году составила 428 миллионов долларов, 84,5 % которых пришлись на нательные камеры (а оставшаяся часть – на электрошокеры)[45]45
  Ежегодный отчет Axon 2019, доступный по ссылке: https://investor.axon.com/financials/Annual-Reports-Proxies/default.aspx.


[Закрыть].

Смена концепции стала удачным бизнес-решением: теперь Axon является ведущим поставщиком нательных камер в Америке. Электрошокеры приносят этой компании деньги один раз – когда их покупает полиция. Но с камерами дела обстоят по-другому. Сначала Axon зарабатывает на продаже камер отделениям полиции, а потом – на хранении отснятого материала. Кроме прочего, компания продает систему управления данными Evidence.com, которая позволяет полицейским загружать аудио– и видеозаписи, упорядочивать их, маркировать, быстро находить и совместно использовать.

Начальница IT-отдела при полицейском департаменте небольшого округа на Восточном побережье (около 1200 кадровых сотрудников, не все из которых постоянно пользуются нательными камерами) сказала мне, что ее агентство генерирует около четырех терабайт данных в месяц. Это около четырех тысяч полнометражных фильмов. Как и у большинства агентств, у них нет места на сервере для размещения этой быстро растущей информационной массы, и потому они хранят ее в облаке. Для агентства это постоянные расходы. Кроме того, встают острые вопросы о цепочке доступа и о частном хостинге для конфиденциальной информации, которая является общественным достоянием.

Но эти вопросы не острее многих других, связанных с нательными камерами. Что записывают эти устройства? Что они должны записывать? Как они меняют отношения между полицией и обществом? Где хранятся отснятые материалы и как долго? Кто их видит? Кто использует и с какой целью? Когда их могут принимать суды и как должны оценивать присяжные заседатели? Как нам реагировать, если нас снимают? Как должна вести себя полиция, оказавшись по ту сторону камеры? В общем, как относиться к камерам, которые смотрят на нас?

Есть апокрифическая фраза лжет, как очевидец – я слышал, что это русская поговорка, но, возможно, ее придумал Джулиан Барнс. Сюжет замечательного фильма «Расемон», снятого в 1950 году, вращается вокруг противоречивых описаний одного и того же инцидента (или преступления, как утверждают некоторые свидетели). Четыре персонажа видят одно и то же убийство, но каждый интерпретирует его по-своему. Сегодня нательные камеры и камеры мобильных телефонов фиксируют столкновения граждан и полиции. Где раньше были только письменные и устные показания людей, там появились наглядные доказательства, которые можно просматривать много раз. Но такие кадры не всегда дают объективное представление о случившемся, и вдобавок при их просмотре не все видят одно и то же.

* * *

Как и многое другое в этой книге, вопросы о том, каким образом нательные камеры полицейских и камеры смартфонов граждан фиксируют наше общение с правоохранителями, касаются не только юридической сферы. Они относятся и к ожиданиям, и к процедурам, и к информационной безопасности. Эти камеры снимают в публичном пространстве ситуации, участники которых практически не ожидают конфиденциальности. В последние годы нательные камеры и видеорегистраторы на лобовых стеклах автомобилей стали стандартным оборудованием для многих полицейских.

Полицейская нательная камера – это небольшое устройство, немногим крупнее колоды игральных карт, которое офицер обычно прикрепляет к нагрудному карману. Есть и совсем маленькие модели, их можно носить как гарнитуру на солнцезащитных очках. Они могут записывать огромные объемы видео высокой четкости и рассчитаны на работу в течение всей смены, поэтому батареи держат заряд до двенадцати часов. Обычно наверху есть широкая выступающая кнопка, чтобы полицейский включал и выключал камеру с минимальными усилиями или вообще без них. Некоторые отделы синхронизируют нательные камеры и видеорегистраторы с сиренами и мигалками: как только офицер включает и то и другое, обе камеры начинают запись. Их также можно синхронизировать с кобурой, чтобы камеры включались сами, когда полицейский достает оружие. В отделении полиции все камеры хранятся в специальном отсеке, который заряжает их и сгружает информацию.

У большинства камер есть постоянный буфер предварительной записи: они снимают в цикле от тридцати секунд до двух минут, чтобы было видно, что произошло непосредственно перед тем, как сотрудник полиции решил включить камеру.

Весной 2018 года я внедрился в полицейское управление Западного побережья. В то время его руководители требовали от патрульных офицеров записи всей рабочей смены. Казалось, сотрудники смирились с камерами (или просто приспособились). Но я провел дневную смену с одним офицером, и тот сказал мне, что камера начинает записывать сразу, как только полицейский снимает ее с док-станции, и потому офицеры вынуждены привыкать забирать свои камеры после того, как примут душ перед сменой.

Широкое применение полицией нательных камер во многом является побочным продуктом одной трагедии. Около полудня 9 августа 2014 года в Фергюсоне (штат Миссури) офицер Даррен Уилсон застрелил 18-летнего Майкла Брауна. События, приведшие к смерти Брауна, остаются туманными. Во время их первого разговора Уилсон попросил Брауна и еще одного мужчину не идти посреди улицы. Затем, согласно показаниям Уилсона перед советом присяжных, он заметил в руках у Брауна пачку сигарилл и заподозрил, что тот причастен к недавней магазинной краже. (В отчете Министерства юстиции сказано, что Браун украл несколько упаковок сигарилл из супермаркета Фергюсон[46]46
  “Investigation of the Ferguson Police Department”, US Department of Justice, Civil Rights Division, March 4, 2015, www.justice.gov/sites/default/files/opa/press-releases/attachments/2015/03/04/ferguson_police_department_report.pdf.


[Закрыть].) Уилсон припарковал свой внедорожник под углом, перегораживая Брауну проход.

Уилсон и некоторые свидетели говорят, что Браун просунул руку через окно патрульной машины и ударил офицера кулаком. Другие свидетели утверждают, что это Уилсон протянул руку через окно и схватил Брауна за шею. Уилсон потянулся за своим пистолетом, Браун пытался ему помешать. После борьбы Уилсон выстрелил и попал Брауну в руку с близкого расстояния. Затем Уилсон вышел из внедорожника и погнался за Брауном. Он говорит, что Браун бросился на него во время стрельбы. Некоторые свидетели сообщили, что у Брауна были подняты руки. Уилсон сказал, что боялся за свою жизнь, потому что Браун тянулся к кобуре за пистолетом.

На самом деле Браун был безоружен и погиб, получив не менее шести пуль. За смертью Брауна последовали многодневные беспорядки, вызванные не только ужасом от убийства безоружного парня, но и годами напряженных отношений между полицией Фергюсона, состоящей в основном из белых, и горожанами, в большинстве своем чернокожими. Расследование, проведенное Министерством юстиции, показало, что по федеральным законам применение Уилсоном силы не было объективно необоснованным. Еще одна волна протестов вспыхнула три месяца спустя, когда присяжные отказались предъявить Уилсону обвинение. После этого офицер покинул полицию Фергюсона.

В тот же день семья Брауна опубликовала петицию с требованием, чтобы каждый полицейский, работающий на улицах в этой стране, носил нательную камеру. Если бы утром 9 августа Уилсон был с камерой, то и присяжные, и общественность знали бы, спровоцировал ли Уилсон конфликт, когда схватил Брауна за шею, или Браун залез в машину и начал бить его кулаками, а также был ли Браун застрелен при попытке напасть на полицейского или при попытке сдаться.

Министерство юстиции прислушалось к призыву этой семьи. В мае 2015 года оно объявило о пилотной программе, в рамках которой было выделено около 20 миллионов долларов в виде грантов для покрытия стоимости 21 000 нательных камер для 73 правоохранительных органов (гранты пошли на сами устройства, на техническую поддержку и на программы для изучения последствий использования нательных камер)[47]47
  “Body-Worn Camera Program Fact Shee”, US Department of Justice, Bureau of Justice Assistance, n. d., https://bja.ojp.gov/sites/g/files/xyckuh186/files/bwc/pdfs/BWCPIP-Award-Fact-Sheet.pdf.


[Закрыть]. Это небольшая часть от общего числа правоохранительных органов в Америке, но их число растет, и после ухода Обамы этот поток финансирования продолжался при администрации Трампа. По данным газеты «Вашингтон пост», в период с 2015 по 2018 год Министерство юстиции выделило более 70 миллионов долларов в виде грантов на нательные камеры и через Бюро содействия правосудию открыло центр информации о передовом опыте использования камер[48]48
  Kimberly Kindy, “Some U. S. Police Departments Dump Body-Camera Programs amid High Costs”, Washington Post, January 21, 2019; “Body-Worn Cameras (BWCs),” US Department of Justice, Bureau of Justice Assistance, June 26, 2015, https://bja.ojp.gov/program/body-worn-cameras-bwcs/overview.


[Закрыть].

Благодаря финансированию нательные камеры превратились из интересного эксперимента в стандартную продукцию для большинства крупных отделов полиции. В апреле 2018 года Исследовательский форум руководителей полиции (PERF) провел на национальном уровне опрос репрезентативной выборки из 893 полицейских агентств (все из разных мест и разных размеров – в основном небольшие, со штатом до 99 сотрудников, как и большинство агентств Америки). В результате 35,2 % сообщили, что используют нательные камеры, еще 46,6 % заявили, что планируют использовать их в будущем. Подразделения, насчитывающие более 250 сотрудников, используют или планируют использовать нательные камеры несколько чаще, чем мелкие агентства[49]49
  “Cost and Benefits of Body-Worn Camera Deployments”, Police Executive Research Forum, April 2018, www.policeforum.org/assets/BWCCostBenefit.pdf.


[Закрыть].