Текст книги "Время милосердия"

На исходе дня родственники и друзья погибшего собрались в просторном железном ангаре добровольной пожарной бригады Пайн-гроув. На поминках полагалось сытно есть, поэтому местные дамы привезли противни с жареной курицей, миски с картофельным и капустным салатом, подносы с сэндвичами и с кукурузными початками, запеканки, жаркое, пироги и торты. Коферы, стоя около стены, пропускали вереницу скорбящих, стоически внимая их пространным соболезнованиям. Пастора Вифонга поблагодарили и поздравили с прекрасной службой, юного племянника расхвалили за стихотворение. Голосистый ковбой явился со своей гитарой и спел несколько песен, пока толпа наполняла тарелки и рассаживалась за столики.

Эрл вышел покурить. Около пожарной машины его обступили друзья. Один вынул из кармана бутылку виски и пустил ее по кругу. Половина отказалась, половина хлебнула. Эрл и Сесил были в числе отказавшихся.

– Это сучонок никакой не псих, верно? – произнес в разговоре один из кузенов.

– Его уже выставляют психом, – буркнул Эрл. – Вчера отвезли в Уитфилд. Сам Оззи Уоллс отвез.

– Ему некуда было деваться.

– Не доверяю я ему.

– На сей раз Оззи на нашей стороне.

– Говорят, мальчишку увезли по распоряжению судьи.

– Так и было, – подтвердил Эрл. – Я видел судебное постановление.

– Проклятые адвокатишки и судьи!

– Нельзя так, это я вам говорю!

– Как сказал мне один адвокат, его продержат взаперти до восемнадцати лет, а потом отпустят на свободу.

– Пусть только попробуют! Мы сами им займемся.

– Брайгенс не заслуживает доверия.

– Они хотя бы станут его судить?

– Психов не судят, говорит адвокат.

– Чертова система! Кто ее придумал?

– Может, кто-нибудь потолкует с Брайгенсом?

– Он будет драться за мальчишку как лев.

– Адвокатам иначе нельзя. Вся система заточена нынче на защиту преступников.

– Брайгенс применит одну из своих уловок и вытащит его.

– Если бы я встретил его на улице, то надрал бы ему задницу!

– Мне нужно одно – справедливость, – заявил Эрл. – Но нам ее не видать как своих ушей. Брайгенс выставит мальчишку невменяемым, и он избежит наказания, как раньше Карл Ли Хейли.

– Так нельзя, это я вам говорю! Нельзя, и точка.

15

Наполнявшие округ Форд слухи не могли не дойти до Лоуэлла Дайера. В воскресенье днем ему трижды звонили домой незнакомцы, утверждавшие, что они за него голосовали, и теперь жаловались на развитие дела Гэмбла. После третьего звонка он отключил телефон. Номер его служебного телефона фигурировал во всех справочниках 22-го судебного округа, поэтому тот телефон, надо думать, надрывался весь день. Рано утром в понедельник секретарь убедилась, что звонили более двух десятков раз, и почтовый ящик забит доверху. В обычные выходные звонков поступало менее полудюжины, а порой могло и вообще не быть.

За кофе секретарь, сам Лоуэлл и его помощник Д. Р. Масгроув слушали сообщения. Многие звонившие диктовали свои имена и адрес, некоторые оказались скромнее – эти, похоже, считали, что, звоня окружному прокурору, поступают нехорошо. Горячие головы прибегали к брани, не называли себя и прозрачно намекали, что если юридическая система и дальше будет трещать по швам, приводить ее в чувство придется им, звонящим.

Но все соглашались в том, что парень на свободе и косит под сумасшедшего, а его чертов адвокат снова затевает недоброе. Сделайте что-нибудь, мистер Дайер, это ваша обязанность!

Никогда еще у Лоуэлла не было дела, привлекающего столько интереса, поэтому он приступил к действиям. Он позвонил судье Нузу, который находился дома и «знакомился с пояснительными записками» – так он обычно характеризовал свое пребывание вне суда. Они согласились, что по данному делу следует созвать специальное заседание большого жюри. Лоуэлл, окружной прокурор, контролировал все относившееся к его большому жюри и не нуждался ни в чьем одобрении для его созыва. Но, учитывая сенсационность дела Гэмбла, желал согласия председательствующего судьи. Несмотря на скоротечность их разговора, Нуз ввернул что-то про свои «длинные выходные», из чего прокурор заключил, что телефон надрывался и в доме судьи.

Нуз был каким-то неуверенным, даже взволнованным, и когда разговору уже пришла пора завершиться, он его продлил, произнеся:

– Знаете, Лоуэлл, пусть дальнейшее останется сугубо между нами.

Повисла пауза. Прокурор пробормотал:

– Конечно, господин судья.

– Я ищу другого адвоката для защиты этого парня. Никто в округе не хочет браться за дело. У Пита Хэбшоу в Оксфорде сейчас целых три процесса о тягчайших преступлениях, четвертый он не потянет. Руди Томас в Тупело проходит курс химиотерапии. Я переговорил даже с Джо Френком Джонсом в Джексоне, он тоже наотрез отказался. Как вы знаете, я не могу навязать дело кому-то вне моей юрисдикции, поэтому я их просто просил – и ничего не добился. Какие у вас предложения? Вы хорошо знаете наших адвокатов.

Действительно, Лоуэлл отлично знал их и ни одного не нанял бы, если бы речь шла о его собственной жизни. В округе имелись неплохие адвокаты, но большинство сторонились процессов, особенно если обвиняемые были неимущими. Прокурору пришлось ответить:

– Я не уверен, господин судья. Кто был защитником по последнему тягчайшему делу в нашем округе?

Последнее дело о тягчайшем убийстве в 22-м судебном округе разбиралось три года назад в округе Милберн, в городе Темпл. Обвинителем по нему выступал Руфус Бакли, до сих пор не оправившийся после поражения в деле Карла Ли Хейли. В тот раз он без труда добился обвинительного приговора ввиду чудовищности фактов: 21-летний наркоман убил своих бабушку и дедушку, чтобы забрать у них 85 долларов на покупку кокаина. Теперь осужденный ждал смертной казни в Парчмане. На процессе председательствовал Нуз, на него не произвел впечатления местный адвокат, которого он сам привлек к защите.

– Не пойдет, – сказал судья. – Этот, как его там, Горди Уилсон, был не очень хорош, к тому же он, как я слышал, прикрыл лавочку. Кого бы вы сами наняли, Лоуэлл, если бы вам предъявляли подобные обвинения? В пределах двадцать второго судебного округа?

По очевидным эгоистичным причинам Лоуэлл предпочел бы на адвокатском месте простака, однако он знал, что это неразумно, да и недостижимо. Слабый или неумелый адвокат запорол бы дело и подбросил бы работу апелляционным судам на предстоящие десять лет.

– Я бы, наверное, предпочел Джейка, – сознался Лоуэлл.

– И я! – воскликнул Нуз. – Предлагаю не сообщать ему о нашей беседе.

– Разумеется. – Лоуэлл вполне ладил с Джейком и не хотел никаких трений. Если бы адвокат узнал, что окружной прокурор и судья сговорились никем его не заменять, то затаил бы обиду.

После этого Лоуэлл позвонил Джейку и застал его на рабочем месте. Целью звонка являлась не новость, что адвокату больше никуда не деться от дела Гэмбла, а нечто более профессиональное.

– Хочу сказать тебе, Джейк, что завтра днем я собираю в суде большое жюри.

Джейк был доволен: это выглядело благородно.

– Спасибо, Лоуэлл. Уверен, заседание продлится недолго. Не возражаешь, если я тоже приду?

– Сам знаешь, Джейк, это невозможно.

– Шучу. Может, позвонишь мне, когда будет принято решение о предъявлении обвинения?

– Непременно.

У Оззи был один-единственный дознаватель, и никакого другого он не хотел бы. Кирк Рейди являлся ветераном департамента и пользовался всеобщим уважением. Оззи умел отыскивать факты лучше большинства шерифов, и на пару с Рейди они справлялись с большинством серьезных преступлений в округе.

В понедельник ровно в четыре часа они пришли на работу к Джейку и поздоровались с Порсией. Та с присущим ей профессионализмом попросила их немного подождать.

Шериф, считавший теперь, что сражается с Джейком, гордился тем, что в одной из юридических контор на главной площади трудится умная и целеустремленная чернокожая девушка. Он знал Порсию и ее семью и был в курсе ее планов стать первой в округе чернокожей женщиной-адвокатом; с таким наставником, как Джейк, она уверенно шла к успеху.

Вернувшись, Порсия направила их к одной из дверей дальше по коридору. Войдя, шериф и дознаватель увидели, что адвокат в комнате не один. Поздоровавшись с ними за руку, он представил им Джози и Киру Гэмбл и их священника Чарльза Макгерри. Все трое расположились по одну сторону стола. Джейк предложил Оззи и Рейди сесть напротив. Порсия закрыла дверь и устроилась рядом с Кирой. Судя по открытым блокнотам, полупустым чашкам с кофе и бутылкам с водой, по разбросанным по столу ручкам и по ослабленному галстуку Джейка, адвокат уже провел со свидетелями немало времени.

Шериф не видел Джози с тех пор, как ненадолго заглянул к ней в больницу на следующий день после убийства, неделю назад. Джейк говорил ему, что операция прошла успешно и Джози поправляется. Ее левый глаз оставался заплывшим, синяк не прошел, челюсть слева была опухшей, пострадавшая еще не могла обойтись без повязки на лице. Она пыталась вежливо улыбаться, но получалось у нее неважно.

После короткого натужного разговора Джейк нажал кнопку на стоявшем посредине стола магнитофоне и спросил:

– Не возражаете, если я буду записывать?

– Нет, – пожав плечами, ответил Оззи.

– Да, но допрос станете вести вы. Не знаю, принято ли у вас делать это под запись.

– Иногда под запись, иногда нет, – промямлил Рейди. – Что у нас не принято, так это допрашивать свидетелей в кабинете адвоката.

– Мне позвонил шериф, – возразил Джейк. – Это он попросил меня организовать такой разговор. Если хотите, можем переместиться куда-нибудь еще.

– Нам и здесь хорошо, – произнес Оззи. – Записывай, что хочешь.

Джейк назвал дату, место, имена всех присутствующих. Когда он закончил, шериф сказал:

– Теперь о ролях всех собравшихся. Мы – сотрудники, расследующие преступление. Вы, две леди, – потенциальные свидетели. Какова ваша роль, пастор Макгерри?

– Я просто водитель, – с улыбкой сообщил Чарльз.

– Ну и хорошо. – Оззи взглянул на Джейка. – Он должен здесь находиться?

– Сам решай, шериф. Допрос провожу не я. Я просто ему поспособствовал.

– Я бы предпочел, чтобы вы вышли, – обратился Оззи к пастору.

– Никаких проблем. – Чарльз снова улыбнулся и покинул помещение.

– А ты, Джейк? Ты же не представляешь этих двух дам, насколько я понимаю?

– Технически – нет. Меня назначили представителем Дрю, а не его семьи. Однако, если считать, что рано или поздно будет судебный процесс, Джози и Кира выступят на нем важными свидетелями – штата или защиты. Я, возможно, останусь адвокатом, а их показания могут иметь ключевое значение. А значит, для меня представляет большой интерес то, что они вам скажут.

Оззи не был юристом и не собирался спорить с Джейком Брайгенсом о стратегии процесса.

– Мы можем допросить их без тебя?

– Нет. Я уже дал им совет не сотрудничать с властями в мое отсутствие. Как ты знаешь, вы не можете заставить их говорить. Вы можете вызывать их в суд повесткой, но заставить их говорить сейчас – нет. Они всего лишь потенциальные свидетели. – Тон Джейка стал агрессивнее, слова резче. Напряжение ощутимо усилилось.

Порсия, ведя запись, подумала: «Жду не дождусь, когда сама стану адвокатом!»

Все перевели дух. Шериф изобразил лучшую политическую улыбку, на которую был способен, и произнес:

– Ладно, начнем.

Рейди открыл блокнот и улыбнулся Джози – так бездарно, что Джейку захотелось его пнуть.

– Сначала, мисс Гэмбл, – начал Рейди, – хочу вас спросить, способны ли вы говорить, и если да, то как долго? Как я понимаю, вас прооперировали всего несколько дней назад.

Джози неровно кивнула и ответила:

– Спасибо, я в порядке. Сегодня утром сняли швы и удалили проволоку, так что я могу немного говорить.

– Вы испытываете боль?

– Не так, чтобы очень.

– Вы принимаете обезболивающие?

– Только ибупрофен.

– Хорошо. Предлагаю начать с вашего прошлого, если не возражаете.

– У меня есть предложение, – вмешался Джейк. – Сейчас мы составляем полную биографию семьи Гэмблов: даты и места рождения, адреса, браки, работа, родственники, судимости, все-все. Что-то они помнят хорошо, что-то не очень. Все это нам нужно. Это приоритетное задание поручено Порсии. Когда она закончит, мы предоставим экземпляр вам. Ничего не утаим. Если после прочтения вы захотите снова допросить данных свидетелей, мы это обсудим. Так мы сэкономим сегодня как минимум час и ничего не пропустим. Согласны?

Рейди и Оззи скептически переглянулись.

– Что ж, попробуем, – сказал со вздохом шериф.

Рейди перевернул страницу и продолжил:

– Вернемся к вечеру субботы двадцать четвертого марта. Прошла неделя с небольшим. Можете рассказать, что тогда произошло? Что вы помните о той ночи?

Джози потянула через соломинку воду и нервно покосилась на Джейка, четко проинструктировавшего ее, о чем говорить, а о чем нет.

– Было поздно, – произнесла она, – Стью не было дома. – Как ей велели, она говорила медленно, буквально спотыкаясь на каждом слове. Отек на лице представлял дополнительную помеху. Джози описала, каково это – бесконечно ждать, опасаясь худшего. Она находилась внизу, дети – наверху, в своих спальнях, бодрствуя и трясясь от страха. В два часа ночи Стью наконец заявился вдрызг пьяный, как обычно, и воинственный, и они сцепились. Он сильно ее ударил. Она очнулась в больнице.

– Вы сказали «пьяный, как обычно». Стью часто возвращался домой пьяный?

– Да, он собой не владел. Мы прожили вместе примерно год, и его пьянство было настоящей бедой.

– Вы знаете, где он провел весь вечер?

– Нет, он мне никогда не рассказывал.

– Вы знали, что он посещал бары и подобные заведения?

– Да. В первое время несколько раз ходила с ним, а потом перестала, поскольку Стью постоянно ввязывался в драки.

Рейди помнил об осторожности, потому что шериф с помощниками все еще искали пропавшие рапорты. Джози дважды звонила диспетчеру из-за побоев, наносимых ей Стюартом Кофером. Но когда копы приезжали, она отказывалась подписывать протокол. Соответствующие рапорты куда-то подевались. Джейк все равно об этом узнал бы, и Оззи заранее морщился, представляя его расспросы. Пропажа документов, попытки замять скандал, нежелание признать, что один из своих вконец распоясался… В суде Джейк сделал бы из них отбивную.

– Вы познакомились в баре?

– Да.

– В каком-то из местных?

– Нет, в Холли-Спрингс.

Рейди замолчал, чтобы кое-что записать. Неправильные вопросы разозлили бы Джейка.

– Вы не помните стрельбу?

– Нет. – Джози покачала головой и уперлась взглядом в стол.

– Вообще ничего не слышали?

– Нет.

– Вы говорили с сыном после стрельбы?

Она глубоко вздохнула и попыталась справиться с волнением.

– Вчера вечером мы первый раз общались по телефону. Он в Уитфилде, но вам и так, наверное, это известно. Сын сказал, что шериф отвез его туда в пятницу.

– Можно вас спросить, как он?

Джози пожала плечами и опустила голову. Джейк пришел ей на помощь:

– Скоро узнаете. Я переговорил с местным руководством. Завтра священник отвезет Джози и Киру в Уитфилд, они повидаются с Дрю и с теми, кто его лечит. Очень важно, чтобы врачи побеседовали с родными пациента и поняли, что к чему.

Оззи и Рейди согласно кивнули. Дознаватель снова перевернул страницу и просмотрел свои записи.

– Стью когда-нибудь брал Дрю на охоту?

– Разок взял его на рыбалку, и то все пошло не так, – ответила Джози.

Продолжительная пауза. Все ждали подробностей.

– Что там произошло? – спросил Рейди.

– Дрю забросил одну из удочек Стью, клюнула крупная рыбина, она дернула, Дрю выронил удочку, и рыбина утащила ее под воду. Стью уже насосался пива, распсиховался и ударил Дрю, тот заплакал. Больше они на рыбалку не ездили.

– А на охоту?

– Тоже нет. Поймите, Стью вообще не хотел иметь отношения к моим детям, и чем дольше они оставались под его крышей, тем сильнее он их ненавидел. Положение становилось все хуже: его пьянство, мои дети, ссоры из-за денег. Дрю и Кира просили, чтобы мы съехали, но нам некуда было податься.

– Вам известно, стрелял ли Дрю раньше из огнестрельного оружия?

– Да, однажды Стюарт отвел его за сарай, пострелять по мишеням. Не знаю, из какого оружия. У него, чтоб вы знали, был целый склад оружия. Получилось не очень, потому что Дрю боялся оружия, он никуда не попал, и Стью поднял его на смех.

– Вы рассказали, как он ударил Дрю. Это случалось не раз?

Джози укоризненно посмотрела на Рейди:

– Сэр, это происходило постоянно. Он всех нас колотил.

Джейк подался вперед.

– Сегодня мы не развиваем тему физического насилия. Его было много, мы напишем обо всем в нашем отчете. Может, это станет фактором в суде. Пока пропустим данный аспект.

Оззи не возражал. Доказательства в суде – забота окружного прокурора, а не шерифа. Но судебный процесс вырисовывался еще тот.

– Значит, так, – произнес он. – Это наша первая встреча, давайте подытожим главное и двинемся дальше. Мы установили, что вы, Джози Гэмбл, в момент выстрела находились без сознания. Мы этого не знали, а теперь знаем, это прогресс. Теперь мы зададим несколько вопросов Кире и закончим.

– Валяйте, – разрешил Джейк.

Рейди изобразил еще одну дурацкую улыбку и обратился к девочке:

– Что ж, мисс, можете рассказать нам вашу историю? Что произошло в ту ночь?

Рассказ Киры был гораздо подробнее, потому что она все помнила: страх того субботнего вечера, ожидание допоздна, свет фар, возню в кухне, вопли, звучные удары кулаком по лицу, ужас от топота сапог на лестнице, его пыхтение, сальный голос, с сюсюканьем произносившееся ее имя; удары в дверь, повороты дверной ручки, крик, страх, заставивший брата и сестру крепко обняться. Потом тишина, его спуск по лестнице. Хуже всего было то, что их мать не издавала ни звука. Они знали, что он ее убил. Целую вечность в доме было тихо, и с каждой минутой они все больше убеждались, что мама мертва. Иначе она бы попыталась их защитить.

Рассказывая, Кира утирала слезы, что не мешало повествованию. Сжимая в каждой руке по платку, она говорила эмоционально, но убежденно. У Джейка по-прежнему не было плана дотянуть до процесса Дрю Гэмбла, но как судебный адвокат он не мог не оценить Киру как свидетеля защиты. На него произвела впечатление ее твердость, зрелость, решительность. Она была на два года младше брата, но выглядела взрослее.

Заговорив об умершей якобы матери, Кира запнулась и выпила воды. Затем вытерла лицо, сурово взглянула на Рейди и продолжила: они нашли маму в кухне на полу, бесчувственной, без пульса, и она заплакала. Дрю позвонил диспетчеру 911. Казалось, прошли часы. Он закрыл дверь в спальню. Она услышала выстрел.

– Вы видели Стюарта Кофера на кровати перед тем, как он был застрелен? – спросил Рейди.

– Нет.

Это Джейк научил обеих коротко отвечать на прямые вопросы.

– Вы видели Дрю с пистолетом?

– Нет.

– Брат что-нибудь вам сказал после того, как вы услышали выстрел?

Джейк поспешил вмешаться:

– Не отвечай. Это похоже на показания с чужих слов и может быть неприемлемо в суде. Уверен, позднее мы к этому вернемся, но сейчас не стоит.

Оззи устал слушать свидетелей и адвоката. Он резко встал и произнес:

– Это все, что нам нужно. Спасибо, что уделили время. Будем на связи, Джейк. Или не будем. Уверен, в скором времени к тебе обратится окружной прокурор.

Джейк поднялся, дождался, пока оба выйдут, и снова сел. Порсия закрыла дверь.

– Что думаешь? – спросил ее Джейк.

– Ты молодец.

16

Длинный день начался на рассвете, когда свет фар автомобиля Чарльза Макгерри скользнул по задней стене сельской церквушки. Фары осветили кухню, и он понял, что Джози и Кира давно встали и готовы ехать. Он встретил их в дверях, поздоровался – впереди были часы дорожных бесед – и запер церковь. На заднем сиденье тесной семейной машины Кире пришлось поджать длинные ноги; Джози устроилась на переднем сиденье. Чарльз указал на цифровые часы:

– Запомните время: шесть сорок шесть. Дорога займет три часа.

Его жена Мэг собиралась поехать с ними, но отправляться вчетвером в такую даль было бы слишком тесно. К тому же приболела бабушка, обещавшая посидеть с детьми.

– Мэг приготовила нам сэндвичи, – произнес пастор. – Они сзади, в сумке.

– Меня укачало, – предупредила Кира.

– Ей нехорошо, – сказала Джози.

– Меня сейчас стошнит, мама.

– Серьезно? – спросил он.

– Скорее остановитесь!

Они проехали всего полмили, еще не скрылась из виду церковь. Чарльз затормозил на обочине. Джози уже распахнула дверцу и тащила наружу дочь. Ту вырвало, потом она еще несколько минут боролась с тошнотой. Священник следил, не появится ли встречная машина, и старался не слушать. Кира плакала и просила у матери прощения, потом они что-то обсуждали. Обе вернулись в автомобиль в слезах и долго молчали.

Наконец Джози выдавила улыбку:

– Вечно ее укачивает в машине. Никогда не видела ничего подобного. Еще двигатель не заработал, а ее уже тошнит.

– Как ты там? – спросил Чарльз.

– Нормально. – Кира запрокинула голову и сидела с закрытыми глазами, держась за живот.

– Может, музыку включить? – предложил он.

– Конечно, – одобрила Джози.

– Религиозные гимны?

«Лучше не надо», – подумала она.

– Как ты, Кира? Хочешь послушать госпелы?

– Нет.

Чарльз включил радио и настроился на клэнтонскую станцию, передававшую музыку кантри. Они выехали из города и покатили по шоссе на юг. В семь часов стали передавать новости: сначала прогноз погоды, затем сообщение, что окружной прокурор Лоуэлл Дайер подтвердил назначенный на этот день разбор большим жюри реестра судебных дел. Намечалось и обсуждение убийства помощника шерифа Стюарта Кофера. Чарльз поспешил выключить радио.

Всего в нескольких милях южнее Клэнтона Киру опять укачало – на сей раз прямо на шоссе, в гуще утреннего транспорта. Чарльз свернул на чью-то гравийную дорожку, и Кира едва успела выскочить, чтобы не испачкать салон. Когда она вернулась, Джози сказала:

– Наверное, это из-за запаха сэндвичей. Может, убрать их в багажник?

Как ни хотелось Чарльзу перекусить, он не стал спорить. Отстегнул ремень, взял с заднего сиденья сумку, открыл багажник и спрятал там завтрак. Мэг встала в пять часов утра, чтобы его приготовить.

В пути священник каждую минуту смотрел в зеркальце салона. Кира сидела бледная, с мокрым лбом. Ее глаза были закрыты, она пыталась дремать.

Джози было неудобно, что Чарльз так переживает за ее дочь. Желая сменить тему, она произнесла:

– Вчера вечером мы говорили с Дрю. Спасибо, что позволили нам воспользоваться телефоном в церкви.

– Как он?

– Там ему неплохо, он в маленькой палате, есть хороший сосед – парню семнадцать лет. Дрю говорит, что люди – врачи – добрые, заботятся о нем. Ему дают антидепрессанты, и он чувствует себя лучше. Вчера его осмотрели два разных врача, они задавали много всяких вопросов.

– Как долго они его там продержат?

– Пока об этом нет речи. Дрю лучше там, чем в следственном изоляторе в Клэнтоне. Джейк считает, что его не вытащить, что в таком деле ни один судья в штате не разрешит выпустить его под залог.

– Уверен, адвокат знает, о чем говорит.

– Нам так нравится Джейк! Вы его хорошо знаете?

– Нет. Не забывайте, Джози, я здесь новичок, как и вы. Я вырос в округе Ли.

– Ну да… Честно вам скажу, иметь такого адвоката, как мистер Брайгенс, большое облегчение. Мы будем должны ему заплатить?

– Разве не суд его назначил?

Джози кивнула и что-то пробормотала, словно вспомнила вдруг о чем-то ином. Кире, сжавшейся в комок на заднем сиденье, удалось наконец уснуть. Через несколько миль Джози оглянулась на нее и прошептала:

– Ты в порядке, детка?

Кира не ответила.

Прошел час, прежде чем их зарегистрировали и направили из одного корпуса в другой. Там их усадили в комнату ожидания, которую сторожили две вооруженные надзирательницы. Одна из них, взяв планшет с зажимом для бумаги, подошла к Чарльзу и спросила с неестественной улыбкой:

– У вас свидание с Дрю Гэмблом?

Священник указал на Джози и Киру.

– У них, это его мать и сестра.

– Прошу следовать за мной.

Они зашагали по расширяющемуся коридору, минуя одну дверь с сигнализацией за другой. Вскоре их подвели к железной двери без окна.

– Очень жаль, но к нему можно только близким, – предупредила надзирательница.

– Я подожду, – произнес Чарльз. Он едва знал Дрю и не рвался провести следующий час в его обществе.

Джози и Кира вошли в маленькую палату без окна. Все трое стали обниматься и утирать слезы. У Чарльза, смотревшего на них через открытую дверь, разрывалось от сочувствия сердце. Надзирательница попятилась, закрыла дверь и сообщила:

– С вами хочет поговорить наша сотрудница.

– Конечно. – Что еще он мог ответить?

Женщина ждала его в двери тесного кабинетика в другом крыле комплекса. Она назвалась доктором Сэйди Уивер и извинилась за беспорядок в кабинете, не принадлежащем ей, но пригласила туда Чарльза и закрыла дверь.

– Вы их священник? – спросила доктор Уивер, не тратя время на мелочи. У нее был вид чрезвычайно занятого человека.

– Будем считать, что да. Официально они не принадлежат к нашей общине, мы их, так сказать, приютили. Им больше некуда идти. Никаких родственников в наших краях.

– Вчера мы провели с Дрю несколько часов. Судя по всему, этой семье сильно не повезло. Он никогда не видел своего отца. Я беседовала с их адвокатом, мистером Брайгенсом, а также с доктором Кристиной Рукер из Тупело. Она общалась с Дрю в четверг и просила суд направить его на освидетельствование. Поэтому мне известна подоплека. Где они живут?

– В нашей церкви. Там безопасно, они сыты.

– Благослови вас Бог. Похоже, за матерью и сестрой есть уход. Меня, конечно, больше беспокоит Дрю. Мы проведем сегодняшний и завтрашний день с ним и с его матерью и сестрой. Как я понимаю, это вы их привезли?

– Да.

– Как надолго вы можете их здесь оставить?

– Я не тороплюсь. У меня нет планов.

– Хорошо. На сутки? Заберете их завтра.

– Годится. Дрю долго у вас пробудет?

– Трудно сказать. Неделю-другую. Но не месяцы. Как правило, тут им лучше, чем в окружной тюрьме.

– Естественно. Продержите его как можно дольше. В округе Форд напряженная обстановка.

– Я понимаю.

Чарльз вышел из корпуса и направился к своей машине. Миновав посты, он поехал в северном направлении. К полудню, купив в мини-маркете содовой и достав из багажника сэндвичи, он с аппетитом поел.

Большое жюри округа Форд собиралось дважды в месяц. Реестр его дел выглядел банально: мелкая наркоторговля, угоны автомобилей, поножовщина в питейных заведениях. Последним по счету убийством была перестрелка в стиле Дикого Запада после «черных» похорон, когда две соперничающие семьи принялись выяснять отношения при помощи огнестрельного оружия. Погиб один человек, но выяснить, кто в кого стрелял, было невозможно. Большое жюри указало на наиболее вероятного подозреваемого в неумышленном убийстве, однако дело зависло, потому что никто не торопил разбирательство. Подозреваемого выпустили под залог.

В состав жюри входило восемнадцать членов – зарегистрированных в округе избирателей, назначенных два месяца назад судьей Нузом. Они заседали в маленьком зале, дальше по коридору от большого, и посторонние туда не допускались – ни зрители, ни пресса, никто из обычной для судов скучающей толпы, жаждущей мелкой драмы.

Как правило, в первый месяц после назначения члены большого жюри хвастались своим положением, но после нескольких заседаний им становилось тоскливо. Им предъявляли только одну сторону картины – отстаиваемую силами правопорядка, и возражений почти никогда не возникало. Пока это жюри выносило только требуемые вердикты. Понимая или не понимая этого, оно быстро превратилось в штамп, проставляемый полицией и обвинением.

Внеочередные заседания созывались нечасто. Все шестнадцать человек, собравшиеся днем во вторник 3 апреля, знали повод для созыва. Двое отсутствовали, но кворуму это не нарушало.

Лоуэлл Дайер поприветствовал присяжных, поблагодарил их (как будто у них был выбор!) и объяснил, что им предстоит разбирать чрезвычайно серьезный вопрос. Он изложил главное в деле об убийстве Кофера и попросил шерифа Уоллса занять свидетельское место в конце стола. Оззи привели к присяге, и он начал рассказ: дата, время, действующие лица, звонок в службу 911, сцена, которую застал помощник шерифа Мосс Джуниор Тейтум, первым прибывший на место преступления. Оззи описал спальню и окровавленный матрас, передал присяжным увеличенные цветные фотографии Стюарта с развороченной головой. Несколько человек, взглянув, отвернулись. Причина смерти не вызывала сомнения: один выстрел в упор в голову.

– Парень в гостиной сказал помощнику Тейтуму, что Стюарт Кофер лежит в своей спальне и что он, вероятно, мертв. Тейтум вошел в спальню, увидел тело и спросил парня, Дрю, что произошло. Ответа не последовало. Девочка Кира, находившаяся в кухне, на вопрос полицейского о произошедшем ответила: «Дрю его застрелил». Простейшая ситуация.

Дайер, расхаживавший по комнате, остановился и произнес:

– Благодарю вас, шериф. Вопросы?

Члены большого жюри сидели тихо, придавленные тяжестью столь ужасного преступления. Наконец мисс Табита Грин из Карауэя подняла руку и спросила Оззи:

– Сколько детям лет?

– Парню, Дрю, шестнадцать. Его сестре Кире – четырнадцать.

– Они были дома одни?

– Нет, с матерью.

– Кто она?

– Джози Гэмбл.

– В каких отношениях она была с потерпевшим?

– Сожительница.

– Прошу меня простить, шериф, но вы не изложили нам всех фактов. У меня ощущение, будто я вытягиваю их из вас, это весьма подозрительно. – Говоря, мисс Табита озиралась в поиске поддержки, но ее пока не нашлось.

Оззи посмотрел на прокурора, словно нуждаясь в помощи.

– Джози Гэмбл – мать, она прожила с двумя детьми у Стюарта Кофера примерно год.

– Благодарю вас. Где находилась мисс Гэмбл, когда раздался выстрел?

– В кухне.

– Чем она занималась?

– Как говорят, она была без сознания. Когда Стюарт Кофер вернулся в ту ночь домой, у них вспыхнула ссора, в которой Джози, очевидно, получила телесные повреждения и лишилась чувств.

– Он избил ее до потери сознания?

– Именно так.

– Почему же вы нам этого не сообщили, шериф? Что вы пытаетесь от нас скрыть?

– Ничего. Стюарт Кофер был застрелен Дрю Гэмблом, и мы собрались, чтобы предъявить ему обвинение.

– Это понятно, но у нас здесь не детский сад. Вы хотите, чтобы мы вынесли обвинение в тяжком убийстве, что означает газовую камеру. Разве вы не считаете естественным наше желание знать все факты?

– Считаю.

– Не заставляйте нас гадать, шериф. Это произошло в два часа ночи в субботу. Правильно ли предположить, что Стюарт Кофер не был трезв, когда вернулся домой и избил свою сожительницу?

Оззи смутился, сейчас он выглядел, скорее, виноватым. Снова взглянув на Дайера, он ответил:

– Да, это правильное предположение.

На помощь к мисс Табите пришел Норман Бьюэр, парикмахер на пенсии, проживающий в старой части Клэнтона.