Текст книги "Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи"

Слагаемые разнообразия

Ориентироваться в огромном море исследовательских работ, посвященных проблеме терроризма, непросто, особенно когда пытаешься ответить на центральный вопрос, поставленный в этой главе. Для решения этой задачи полезно будет воспользоваться методом дезагрегирования – разделения конкретного феномена на составляющие{202}202
  A pioneering study in this area is from Arie Perliger, Gabriel Koehler-Derrick, and Ami Pedahzur, "The Gap Between Participation and Violence: Why We Need to Disaggregate Terrorist 'Profiles,' " International Studies Quarterly 60, no. 2 (2016): 220–29.


[Закрыть]. Рассмотрим пример. Работа Пола Гилла и его коллег, в которой рассматриваются террористы-одиночки, показала, что разнообразие данных и появление определенных закономерностей не стоит считать взаимоисключающими тенденциями{203}203
  Paul Gill, John Horgan, and Paige Deckert, «Bombing Alone: Tracing the Motivations and Antecedent Behaviors of Lone-Actor Terrorists,» Journal of Forensic Sciences 59, no. 2 (2014): 425–35.


[Закрыть]. Бо́льшую часть выборки Гилла по-прежнему составляли мужчины, но в ходе анализа профилей 119 террористов-одиночек удалось выделить три подгруппы: террористы с крайне правыми взглядами; террористы – борцы с одной проблемой (к примеру, те, кто пытается методами террора решить узкоспециальные, конкретные проблемы в области экологии, защиты прав животных или борьбы с абортами) и террористы, связанные с «Аль-Каидой». При дезагрегировании по признаку идеологии выявились интересные различия. Террористы-одиночки из «Аль-Каиды» чаще всего оказывались студентами, почти ни у кого из них не было криминального прошлого, и они, как правило, были в среднем на 10 лет моложе террористов из других подгрупп. Все они жили вдали от дома, а экстремистские убеждения начали формироваться у них в процессе онлайн-общения{204}204
  Там же, 431.


[Закрыть]. Террористы – борцы с одной проблемой в основном были семейными людьми, имели детей и участвовали в тренировочных операциях, отрабатывая будущие теракты. Более чем у половины террористов – борцов с одной проблемой в анамнезе были психические заболевания{205}205
  Strentz, «A Terrorist Psychosocial Profile,» 432.


[Закрыть].

Тот факт, что у террористов из этой подгруппы обнаружились психические заболевания, был несколько неожиданным, и многие ученые пытались его объяснить. Голландские исследователи Жанин де Рой ван Зейдевейн и Эдвин Баккер установили, что у 35 % из 120 террористов-одиночек в изучаемой выборке наблюдались признаки какого-либо психического расстройства{206}206
  De Roy van Zuijdewijn and Bakker, «Analysing Personal Characteristics of Lone-Actor Terrorists,» 42–49.


[Закрыть]. Отметив, что, согласно статистике Всемирной организации здравоохранения, примерно четверть взрослого населения Европейского союза и соседних стран в предшествующем году страдали по крайней мере одним психическим расстройством, исследователи сделали вывод, что обнаружение этой тенденции у террористов-одиночек не стоит считать чем-то из ряда вон выходящим. Напротив, этого как раз следовало ожидать, учитывая распространенность психических заболеваний среди населения в целом{207}207
  Там же, 44.


[Закрыть]. Исследователи также сделали важное уточнение, которое подтверждается сотнями психологических исследований: из-за стигматизации, связанной с психическими заболеваниями и психотерапией, в реальности процент людей с психическими отклонениями, скорее всего, гораздо выше{208}208
  Там же.


[Закрыть].

Давайте рассмотрим эти вопросы более подробно. Чрезвычайно важно понимать, что указанные различия проявляются в довольно узкой группе (или в группе определенного типа). Исследователи предупреждают, что террористы (даже в отдельных ячейках) не похожи друг на друга, и напоминают о присущем терроризму и террористам разнообразии. Более того, с помощью систематических исследований эти различия можно было бы проверить на достоверность и в случае ее подтверждения использовать полученные знания в следственной практике; в долгосрочной перспективе они пригодились бы при разработке превентивных мер. Меня и моих коллег из Массачусетского университета в Лоуэлле заинтересовали возможности, которые открывает дезагрегирование выборок террористов по указанному принципу, и в 2014 и 2015 годах мы решили более детально изучить, кто именно состоял в джихадистских террористических группировках в Соединенных Штатах и кого из граждан США завербовали джихадисты. Призвав на помощь 35 студентов-практикантов и вооружившись кодовой книгой для расшифровки статистических кодов для 121 показателя, мы собрали судебные материалы, новостные репортажи в открытом доступе и информацию из тысяч других общедоступных источников. В итоге мы отобрали 183 дела террористов, осужденных в Соединенных Штатах с 1995 по 2012 год за деятельность, связанную с «Аль-Каидой» или ее филиалами за пределами США. В 2016 году наше исследование было опубликовано в Journal of Forensic Sciences{209}209
  John Horgan, Neil Shortland, Suzzette Abbasciano, and Shaun Walsh, «Actions Speak Louder Than Words: A Behavioral Analysis of 183 Individuals Convicted for Terrorist Offenses in the United States from 1995 to 2012,» Journal of Forensic Sciences 61, no. 5 (2016): 1228–37.


[Закрыть].

Выборка состояла в основном из мужчин. В этом как раз не было ничего удивительного. Почти у всех были семьи, дети и гражданство США. Различия выявились, когда мы стали изучать преступления, в которых их обвиняли и за которые судили. Большинству были предъявлены обвинения в среднем по 14 пунктам, а осудили их впоследствии на основании 5 пунктов. Обвинение, по которому были осуждены большинство из них, звучало так: оказание материальной поддержки террористической организации. Из этого можно сделать вывод, что по крайней мере в рамках нашего исследования большинство осужденных за терроризм не совершали (или не пытались совершать) насильственных действий. Мы также обнаружили, что семейное положение помогает с довольно высокой точностью предсказать, действовал ли террорист в составе ячейки или в одиночку. Террористы-одиночки также гораздо чаще вступали в филиалы «Аль-Каиды» – в отличие от террористов, связанных с ячейками и стремившихся к прямому контакту с этой организацией (или уверенных в том, что контактируют непосредственно с головной организацией).

Полученные результаты нас заинтриговали. Мы видели, что необходимо более тщательно все проанализировать и постараться не только понять, кто может стать террористом, но и разобраться в том, в какие виды террористической деятельности вовлекают новобранцев (или какие роли новобранцы выбирают). В следующей совместной работе с коллегами из Лоуэлла Нилом Шортлендом и Сюзетт Аббашиано мы еще более тщательно изучили нашу группу джихадистов{210}210
  John Horgan, Neil Shortland, and Suzzette Abbasciano, «Towards a Typology of Terrorism Involvement: A Behavioral Differentiation of Violent Extremist Offenders,» Journal of Threat Assessment and Management 5, no. 2 (2018): 84–102.


[Закрыть]. Нам хотелось выяснить, наблюдаются ли в нашей выборке заметные вариации, как в исследованиях Гилла, посвященных террористам-одиночкам. Результаты исследований позволили предположить, что в выборке можно было выделить три основные поведенческие группы, которым мы присвоили следующие наименования: акторы, помощники и фасилитаторы{211}211
  Там же, 91.


[Закрыть].

● Акторы непосредственно участвуют в теракте (или пытаются его совершить). Они изготавливают, устанавливают или взрывают бомбы. Кроме того, они ищут конкретные инструкции по совершению всех этих действий. Как правило, при слове «террорист» мы представляем себе именно входящих в эту группу. Однако в нашей выборке доля акторов составила всего лишь около 9 %.

● Помощники выполняют вспомогательную работу, в основном используя мошеннические схемы и различные правонарушения, а также уголовщину в широком смысле. Помощники отвечают за изготовление или хранение поддельных документов и незаконные финансовые операции в интересах террористической организации. Помощники оказались самой многочисленной группой – их доля в нашей выборке составила почти 33 %.

● Фасилитаторы, как следует из названия, поддерживают тех, кто стремится участвовать в терактах. Они предоставляют им необходимые ресурсы – денежные средства, информацию и связи. Доля фасилитаторов составила почти 16 %.

Мы выделили и четвертую группу, гибридную. Эта группа, по общему признанию, оказалась наименее упорядоченной. Мы отнесли к ней тех, чью деятельность не удалось классифицировать однозначно и чью роль в организации мы так и не смогли четко определить. Однако собранные нами данные позволили дополнительно выделить еще четыре подгруппы: актор-помощник, помощник-фасилитатор, актор-фасилитатор и актор-помощник-фасилитатор. Последняя подгруппа оказалась довольно необычной: почти 2 % нашей выборки составляли те, кого, по сути, можно было бы назвать «мастерами на все руки» в области терроризма – они выполняли все функции в террористической группировке.

Конечно, подобные исследования всегда имеют определенные ограничения. Предлагаемая классификация вовсе не претендует на то, чтобы считаться единственно правильной. Мы знаем, как легко увлечься процентными долями и общими категориями. Тот факт, что треть входящих в нашу выборку относятся к категории помощников, еще не означает, что полученные результаты отражают реальную картину террористической деятельности в Соединенных Штатах. Эти данные свидетельствуют только о том, что террористы, отнесенные к этой категории, с наиболее высокой вероятностью (по тем или иным причинам) будут арестованы и, следовательно, их доля в выборке будет выше, чем в действительности. Кроме того, стоит учитывать, что терроризм все-таки довольно редкое явление, и поэтому дезагрегирование, которое и мы, и другие ученые проводили в ходе подобных исследований, может существенно повлиять на модели и данные, а значит, следует соблюдать осторожность и не слишком полагаться на четко определенные типы или наименования. Мы предостерегаем от этого и в нашей работе{212}212
  См., например: Там же, 96–97.


[Закрыть]. Но (и это на самом деле самый важный вывод, который можно сделать на основе нашего исследования), если мы будем изучать терроризм именно так, то есть двигаясь к пониманию феномена снизу вверх (от частного к общему), а не сверху вниз (от общего к частному), мы сможем оценить не причины разнообразия террористов, а только роли последних в террористической организации. Рассматривать поведение террористов именно в таком разрезе – значит признавать, что мы предпочитаем искать тех, кто изготавливает бомбы, а не тех, кто вербует новобранцев, совершает теракты или проворачивает финансовые операции для террористической сети.

Несмотря на все предосторожности, о которых мы упомянули, такой подход к исследованию разнообразия терроризма все чаще встречается в современных научных работах. Робин Симкокс и Эмили Дайер выделили пять ролей террористов из «Аль-Каиды», осужденных в Соединенных Штатах: активные акторы, кандидаты в исполнители терактов, фасилитаторы, обученные кандидаты в исполнители терактов и идеологи{213}213
  Simcox and Dyer, «Al-Qaeda in the United States.»


[Закрыть]. Эксперт по терроризму Одри Александер в работе, посвященной американским джихадисткам, выделила три основных группы террористок{214}214
  Audrey Alexander, «Cruel Intentions: Female Jihadists in America,» Program on Extremism, George Washington University (November 2016).


[Закрыть]: заговорщицы либо планируют, либо осуществляют теракты на территории США; помощницы добывают материалы или распространяют пропаганду; путешественницы выезжают или пытаются выехать за границу, чтобы принять непосредственное участие в движении{215}215
  Alexander, «Cruel Intentions,» vii.


[Закрыть]. Как уже говорилось в нашем исследовании 183 джихадистов, осужденных в Соединенных Штатах, типология полезна только в том случае, если она подтверждается надежными данными. Разумеется, указанные особенности и различия заставляют нас искать ответы на гораздо более серьезные вопросы. Можно ли с уверенностью утверждать, что у того, кто изготавливает и взрывает бомбу в общественном месте, такая же (или схожая) мотивация, что и у того, кто отправляет (или не отправляет) $20 на благотворительный счет, связанный с террористической группировкой? Возможно, вопрос поставлен недостаточно корректно. Понять, почему фасилитатор не устанавливает бомбу, не такая уж сложная задача. Гораздо сложнее выяснить, что мешает ему заниматься другой деятельностью. Мотивация «делать что-либо» может быть общей для всех. А вот различия в действиях террористов, возможно, связаны с конкретными обстоятельствами, психологическими стимулами и потенциальными возможностями. Но не стоит заблуждаться: изучение и использование таких всеобъемлющих категорий, как «террорист», «религиозный террорист», «правый террорист» и «левый террорист», гораздо менее информативны и полезны, чем размышления о том, на что конкретно способны люди во имя выбранной ими цели, идеологии или движения{216}216
  Horgan et al., «Towards a Typology of Terrorism Involvement,» 86.


[Закрыть]. Слово «террорист», как и слово «преступник», удобно для краткого обозначения изучаемых нами людей, но у него есть очевидные ограничения. В ходе нашего типологического исследования выяснилось как минимум следующее: хотя мы еще не способны отличить террористов от обычных граждан, подобные научные исследования по крайней мере помогут нам различать типы террористов{217}217
  Там же, 87.


[Закрыть].

И наконец, утверждения типа «Террористы – это в основном молодые мужчины» и «Террористы очень разные» на первый взгляд противоречат друг другу. Представленные в этой главе результаты демографического анализа подтверждают давно известный вывод, сделанный в ходе многочисленных исследований терроризма: террористы в каком-то смысле совершенно не похожи друг на друга. Но важно понять, чем обусловлены эти различия и почему на индивидуальном уровне профили (даже агрегированные) могут со временем меняться. Что означает это относительное разнообразие? С одной стороны, оно означает, что на данный момент лучше избегать широких обобщений в рамках террористических группировок, типов групп или когорт. Обратите внимание: из этого не следует, что нам не удастся обнаружить никаких закономерностей.

Новые исследования, освещающие роли участвующих в деятельности террористических организаций и типы их вовлеченности в эту деятельность, показывают, что даже внутри, на первый взгляд, узких типов террористов, таких как террористы-одиночки или джихадисты-боевики из Соединенных Штатов, по-прежнему наблюдается разнообразие по демографическим характеристикам, семейному положению, образованию, состоянию психического здоровья и поведению перед терактом. По-видимому, дезагрегирование даже самых маленьких выборок поможет нам еще многое узнать и понять.

Выводы

Вот уже несколько десятилетий психологи, психиатры, криминологи и многие другие специалисты трудятся над созданием профиля террориста. Попытки составить психологический портрет террориста были предприняты еще в 1970-х годах, когда терроризм как феномен всерьез заинтересовал ученых. Те первые исследования были далеко не идеальными. Впрочем, то же самое можно сказать обо всех исследованиях в этой области, несмотря на то что качество данных с годами растет, а методы исследования становятся все более надежными. Главная ценность первых исследований состояла в том, что с них началось систематическое осмысление проблемы терроризма. Любой профиль террориста должен давать подробные и осмысленные ответы хотя бы на два вопроса: кто становится террористом и почему? Как мы уже писали выше, ответ на вопрос «Кто?» – первый шаг к ответу на вопрос «Почему?». Можно читать отчеты террористов об их деятельности или брать у них интервью, чтобы задать им эти вопросы лично, а можно сделать очень простую вещь – найти, собрать и проанализировать данные о половой принадлежности, возрасте, семейном происхождении и родственных связях (например, узнать, есть ли у террориста родные братья и сестры, каков порядок рождения детей в его семье и был ли кто-либо из его братьев и сестер также вовлечен в террористическую деятельность), об образовании, о трудовой деятельности и правонарушениях до вступления в террористическую организацию. Эту информацию можно получить без особых усилий, а главное – она понятна и доступна для изучения. Такие данные, как правило, гораздо меньше зависят от субъективной интерпретации, чем, к примеру, сведения о психологических травмах, психических заболеваниях, целях или взглядах, которые в совокупности влияют на мотивацию, – это более сложные вещи, которые мы будем рассматривать в следующих двух главах. И все же, несмотря на то что демографические данные становятся все более доступными, интерпретировать их не так просто, как кажется на первый взгляд. Все зависит от контекста. Проводя совместные исследования с сотрудниками правоохранительных органов, я всегда старался донести до коллег основополагающую идею, касающуюся экстремистской психологии: терроризм разнообразен. Совершенно не похожие друг на друга люди из разных социальных слоев становятся террористами по самым разным (по крайней мере, на первый взгляд) причинам. Ситуация осложняется тем, что мы обнаруживаем это разнообразие даже внутри самой маленькой террористической группы, не говоря уже о терроризме в целом. Какой из этого следует вывод? Раньше я вечно твердил, что профиля террориста попросту не существует. Сегодня, оглядываясь назад, я признаю, что это было не совсем корректное утверждение. С технической точки зрения профили террористов существуют. Просто они не очень стабильны, их почти невозможно прогнозировать, и, вне всякого сомнения, они скорее запутывают исследователей, чем направляют их на верный путь. Вы скажете, что я придираюсь к мелочам? Возможно, но конкретика очень важна. Томас Штренц пишет о том, как следует рассматривать профиль террориста в историческом контексте: «Терроризм сегодняшний отличается от вчерашнего, и, как и любой динамично развивающийся феномен, завтра он снова изменится»{218}218
  Strentz, «A Terrorist Psychosocial Profile,» 14.


[Закрыть]. В 1991 году, размышляя об изучении террористов, израильский психолог Ариэль Мерари заявил, что разнообразие терроризма не позволяет делать обобщения{219}219
  Ariel Merari, «Academic Research and Government Policy on Terrorism,» Terrorism & Political Violence 3, no. 1 (1991): 88.


[Закрыть]. Перефразируя невролога и эксперта по терроризму Джеффа Виктороффа, можно сказать, что демографический маятник раскачивается из стороны в сторону{220}220
  Jeff Victoroff, «The Mind of the Terrorist: A Review and Critique of Psychological Approaches,» Journal of Conflict Resolution 49, no. 1 (2005): 7.


[Закрыть]. Можно в таком случае представить профиль террориста, не учитывающий изменчивость и разнообразие?

Существуют сотни исследований террористических группировок и конкретных террористов. Мы могли бы просто пренебречь результатами анализа и составить общий для всех среднестатистический профиль. Это может понравиться правоохранительным органам и тем, кто надеется получить быстрые результаты. Но описание террориста получится настолько упрощенным и расплывчатым, что дискредитирует саму идею профиля, что, скорее всего, не так уж и плохо. Обобщенный профиль террористов в настоящее время, скорее всего, будет выглядеть примерно так: «Террористы – это в основном молодые мужчины, которые приходят в терроризм разными путями и, вероятно, вследствие целого ряда различных причин». Профиль может быть одновременно и точным, и совершенно бесполезным.

Мы могли бы также систематизировать результаты по различным идеологическим установкам или по типам группировок. Возможно, это помогло бы понять, существуют ли какие-либо различия между, скажем, теми, кто вступает в националистические или крайне правые группировки, и теми, кто выбирает экологический терроризм. Но такой подход тоже может скорее запутать, чем направить по верному пути, особенно если мы не примем во внимание, что даже в рамках отдельно взятых группировок определенные демографические показатели соответствуют разным ролям или функциям участников. Кроме того, не стоит забывать, что со временем все эти данные могут меняться внутри одной и той же группировки. Возможно, сравнивать такие группировки вообще нецелесообразно. Действительно, как провести черту между Временной ИРА 1972 года и Временной ИРА 1994 года или «Аль-Каидой» 1999 года и «Аль-Каидой» 2023 года? И можно ли проводить осмысленное сравнение джихадистов, которые стекались в Афганистан в 1990-х годах, с теми, кто переехал на территорию «Исламского государства» в 2010-х годах? Или, чтобы еще больше сузить фокус внимания, можно ли осмысленно рассматривать (или игнорировать) различия между городскими и сельскими боевиками в рамках одного и того же движения? Мерари подверг жесткой критике исследование Рассела и Миллера, посвященное профилям террористов. Он отмечает, что, хотя работы этих авторов претендуют на универсальность, террористы из их выборки нерепрезентативны как внутри своих группировок, так и для террористических группировок в целом, а кроме того, исследование страдает систематической ошибкой отбора{221}221
  Merari, «Academic Research and Government Policy on Terrorism,» 91.


[Закрыть]. Мерари поясняет, что изучаемые террористы в большинстве своем были либо арестованы, либо рассекречены{222}222
  Там же, 93.


[Закрыть]. Критика вполне обоснованна, и напрашивается довольно неприятный вывод: даже самые амбициозные и благонамеренные исследования терроризма могут поддерживать «распространенные заблуждения в этой области»{223}223
  Там же, 92.


[Закрыть]. В то же время из-за подобных недостатков и ошибок легко упустить из виду тот вклад, который первые исследования внесли в изучение терроризма. В работе Рассела и Миллера не упоминается о том, что тенденции меняются в зависимости от текущих потребностей. Изменчивый и непостоянный демографический профиль террориста зависит в том числе и от того, как террористические группировки и движения предлагают различные роли и функции совершенно не похожим друг на друга людям.

Ответить на вопрос, кто становится террористом, непросто даже в рамках конкретной террористической группировки. Далеко не все группировки существуют довольно долго. Как правило, группировки-долгожители время от времени кардинально меняют демографические показатели своего состава, если это необходимо для продолжения террористической деятельности. Бессмысленно пытаться отыскать общие черты у десятков различных террористических группировок (фактически разных типов группировок), каждая из которых вербует новобранцев из определенных кругов и находится на определенном этапе развития. Полученные результаты будут настолько противоречивы, что сама мысль о том, чтобы сравнивать различные террористические группировки, покажется бессмысленной.

Прежде чем перейти к следующей главе, рассмотрим еще одну проблему, связанную с очевидной особенностью большинства современных исследований: мы изучаем только тех, кто в итоге стал террористом. Если мы поддадимся искушению и все-таки попытаемся выяснить, что общего у этих людей, нам, возможно, удастся получить важные результаты, но, как мы уже видели, все эти потенциальные открытия могут с тем же успехом легко ввести нас в заблуждение. В любом случае наличие общих черт у террористов не объясняет, чем они отличаются от тех, кто не стал террористом. Как напоминает Барт Шурман, вступление в террористическую организацию – «маловероятный итог процессов радикализации»{224}224
  Bart Schuurman, «Non-Involvement in Terrorist Violence: Understanding the Most Common Outcome of Radicalization Processes,» Perspectives on Terrorism 14, no. 6 (2020): 14; см. также: Leena Malkki, «Learning from the Lack of Political Violence: Conceptual Issues and Research Designs,» Perspectives on Terrorism 14, no. 6 (2020): 27–36.


[Закрыть]. Известно, что очень немногие из тех, кто подвергся радикализации, участвуют в насильственных действиях. Чтобы отличать радикалов, которые становятся террористами, от радикалов, которые террористами не становятся, следует разобраться, что представляют собой те, кто оказался в условиях, вынуждающих вступить на путь терроризма, но предпочел не участвовать в террористической деятельности. Эта задача на первый взгляд кажется невыполнимой. Судите сами: если бы вы захотели участвовать в террористической деятельности, но, поразмыслив, решили отказаться от этой затеи, разве стали бы рассказывать о своих намерениях? Что бы подумали о вас окружающие, узнав, что вы «чуть не стали» террористом? В связи с этим у читателей невольно может возникнуть и другой вопрос: насколько достоверны результаты исследований, приведенные в этой главе? Такие сомнения могут показаться обидными, но мы, по крайней мере, должны помнить об ограничениях в области интерпретации доступных нам данных.

Получить ценную информацию по этой проблеме можно, анализируя данные о тех, кто, предположительно, находится на пути к насильственному экстремизму, но сознательно уклоняется от него. В Великобритании работает программа «Предотвращение» (Prevent) – межведомственная инициатива, направленная на поддержку граждан, которые, по мнению экспертов, рискуют быть вовлеченными в насильственный экстремизм. Цель программы как инициативы раннего вмешательства – выявить наиболее уязвимых, входящих в группу риска, а также определить, «можно ли считать индивидуальный пакет поддержки необходимым и достаточным условием устранения факторов уязвимости»{225}225
  «Individuals Referred to and Supported Through the Prevent Programme, England and Wales, April 2018 to March 2019,» Home Office Statistical Bulletin 32 (2019), 19.


[Закрыть]. С 2018 по 2019 год программой были охвачены почти 6000 человек. Этим гражданам в дальнейшем в рамках раннего вмешательства была предоставлена помощь в области образования и здравоохранения, поддержки семей и т. д. Однако стоит отметить, что почти 90 % охваченных программой были мужчинами, причем большинство не старше 20 лет. Схожая тенденция наблюдалась среди кандидатов на участие в программу независимо от их идеологических предпочтений (в том числе среди приверженцев таких опасных идеологических течений, как исламизм, правый экстремизм и так называемая смешанная, меняющаяся или неясная идеология){226}226
  Там же, 12.


[Закрыть]. Дела некоторых потенциальных участников программы подлежали дальнейшему рассмотрению, были классифицированы как «пограничные случаи». Для таких участников проводилась оптимизация конкретного вмешательства, направленного на устранение факторов уязвимости, предположительно связанных с риском вовлечения в насильственный экстремизм. К указанным факторам относятся воздействие определенной среды (включая интернет), группы, сообщения или влиятельной фигуры. Фигурантами большинства дел, требующих вмешательства, тоже были мужчины. Конечно, сказать наверняка, сколько человек, включенных в программу, стали бы террористами, если бы не инициатива раннего вмешательства, невозможно. Но, рассматривая подобные случаи, мы получаем дополнительную информацию для сравнения и продолжаем двигаться по пути изучения проблемы терроризма. С учетом всего вышеизложенного давайте попытаемся найти ответ на вопрос «Почему?». Что движет террористами?