Текст книги "Гнев ангелов"

Харлан вновь покосился на самолет. Пол взялся за ручку дверцы.

– Ты готов заглянуть внутрь? – спросил он.

– Не готов, – проворчал Харлан, – но полагаю, что заглянуть в любом случае стоит. Мы зашли достаточно далеко. Заодно выясним, не осталось ли там кого внутри.

Повернув ручку, Сколлей дернул дверцу. Безрезультатно. Либо заклинило, либо заперта изнутри. Пол попытался еще разок, его лицо исказилось от натуги. И дверца со скрежетом приоткрылась. Харлан поднес ладонь к лицу, ожидая, что в нос ударит зловоние смерти, но оттуда выплыл лишь плесневелый запах пропитанных влагой ковров.

Пол заглянул в люк и прошелся лучом фонарика по салону. Через пару секунд он забрался внутрь.

– Да ты только погляди, что здесь такое! – раздался его голос.

Собрав все свое мужество, Веттерс последовал за другом в самолет.

В пустой самолет.

– Пустой? – удивился я.

– Пустой, – подтвердила Мариэль Веттерс. – Они не обнаружили никаких трупов, никаких останков. И это, по-моему, способствовало их дальнейшим действиям. Поэтому им стало легче забрать оттуда деньги.

Глава 05

Деньги обнаружились в большом кожаном портпледе, который лежал, как догадался Харлан, за спинкой бывшего кресла пилота. Во всех известных ему фильмах пилот сидел слева, а второй пилот – справа, и он не видел причины считать, что в этом самолете могло быть по-другому.

Харлан и Пол долго взирали на деньги.

Рядом с портпледом обнаружился холщовый ранец с пачкой бумаг, помещенных для сохранности в пластиковую папку. Среди них находились списки каких-то имен – большей частью напечатанных, хотя некоторые имена были приписаны от руки. Напротив многих фамилий были указаны денежные суммы – как некрупные, так и весьма солидные. А также, опять же иногда печатным, а иногда рукописным текстом к фамилиям были добавлены заметки, в основном состоящие из слов «принято» или «отклонено», но встречались замечания, состоящие всего из одной буквы – «Т».

Не придав спискам особого значения, Харлан вновь обратил внимание на деньги. В основном на глаза попадались пачки далеко не новых пятидесятидолларовых купюр, беспорядочно смешанных с двадцатками. Некоторые были завернуты в бумагу или стянуты аптечными резинками. Пол взял одну из пачек с купюрами по пятьдесят долларов и быстро прикинул сумму.

– По моим подсчетам, тут пять тысяч, – сообщил он.

Луч фонарика скользнул по остальным деньгам. Там было, вероятно, еще пачек сорок такого же номинала, не считая двадцаток.

– Похоже, тут наберется тысяч двести, – заключил он. – Господи, мне в жизни не приходилось видеть таких деньжищ!

Да, Харлану тоже не приходилось. Самая большая сумма наличных, которую он когда-то давно держал в руках, составляла три тысячи триста баксов – он их получил после продажи пикапа Перри Риду из конторы «Подержанные автомобили Перри». Рид тогда здорово обманул его с машиной, но никто и не ожидал от Перри Извращенца честной сделки: к нему шли те, кто попадал в отчаянное положение и срочно нуждался в деньгах. Получив на руки кучу долларов, Харлан впервые почувствовал себя богачом. Хотя и ненадолго, поскольку все богатство сразу ушло на погашение долгов. И сейчас Харлан понял, что они с Полом подумали об одном и том же:

«Известно ли кому-то?..»

Ни один из них не считал себя вором. Да, частенько, бывало, они утаивали от налоговой службы некую сумму баксов, но это священный долг любого разумного американского налогоплательщика. Однажды кто-то объяснил Веттерсу, что налоговики в своих подсчетах учитывают жульничество, то есть вроде как ожидают его, и вы нарушаете их систему, если ничего не утаиваете от них. «Не мухлюя с налогами, вы скорее нарветесь на неприятности, если тупо по-честному заполните свою декларацию, – добавил тот знаток. – И если ваша честность будет очевидной, то налоговики как раз подумают, что вы наверняка прячете нечто солидное. В следующий раз вам придется узнать, какие острые у них коготки, и вы будете ломать голову над тем, где раздобыть последние девяносто девять центов, чтобы избежать тюрьмы».

Но сейчас друзья не обсуждали, как утаить от кошелька дяди Сэма сотню долларов. Обнаруженная сумма могла быть связана с серьезным преступлением, что порождало второй вопрос: откуда она взялась?

– Ты думаешь, это деньги от наркоты? – спросил Пол.

Он часто смотрел по «ящику» полицейские расследования и мгновенно связывал любую пачку бешеных денег с наркосделками. Однако было не похоже, что где-то здесь запрятали наркотики: конечно, они текли через границу как снежная лавина, но в основном их доставляли на машинах или кораблях, а не на самолетах.

– Возможно, – отозвался Харлан. – Хотя я не вижу тут никаких наркотиков.

– А может, их уже продали и это вырученная сумма, – предположил Пол.

Он щелкнул по банкнотам указательным пальцем, и деньги, казалось, возмущенно зашелестели.

В сумке с наличными Пол вдруг заметил еще какие-то бумаги и вытащил их на свет. В руках у него оказался экземпляр монреальского издания «Газетт», выпущенный 14 июля 2001 года, то есть всего лишь в прошлом году.

– Взгляни-ка сюда, – предложил он Харлану.

– Это невозможно, – заметил тот. – Самолет провалялся здесь гораздо дольше. Он же почти зарос.

– Ну да. Если только «Газетт» не доставляют в места аварий, то она приземлилась здесь во второй декаде июля прошлого года, – возразил Пол.

– Что-то я не помню никаких сообщений о подобной аварии, – с сомнением произнес Харлан. – Если исчезает целый самолет, то логично предположить, что кто-то заметит его пропажу и начнет поиски, особенно если на борту имеется пара сотен тысяч долларов. Я имею в виду…

– Да помолчи ты! – воскликнул Пол.

Он явно пытался что-то вспомнить. Что-то об одной журналистке, которая…

– По-моему, кто-то его искал, – наконец заявил он.

Чуть погодя вспомнил и Харлан.

– Какая-то журналистка, – сказал он и поморщился, когда Пол прибавил:

– С ней еще тот странный тип приходил.

Эрни Сколлей поерзал на стуле. Его тревога теперь стала очевидной. И спровоцировало ее упоминание о той женщине.

– Она представилась? – спросил я.

– Да, она назвала какое-то имя, – ответила Мариэль. – Но если оно было настоящим, то эта журналистка никогда не писала для газет и журналов, которые смог отыскать мой отец. Она назвалась Дариной Флорес.

– А упомянутый вами странный тип?

– По-моему, он из тех кадров, которые обычно скрывают свои имена, – проворчал Эрни. – И вообще они заявились сюда по отдельности и при наших не общались друг с другом, но Харлан потом видел, как они разговаривали возле мотеля, где остановилась та женщина. Уже давно стемнело, и эти двое сидели в ее машине. Салон был освещен, и Харлану показалось, что они о чем-то спорили, хотя он не мог сказать наверняка. Харлан и так уже думал, что в них обоих есть что-то подозрительное. А их спор только подтвердил его мысли. На следующий день они уехали, и та женщина больше не появлялась.

Женщина больше не появлялась.

– Но мужчина возвращался? – уточнил я.

Сидевшая рядом Мариэль передернулась, словно по ее коже проползло противное насекомое.

– О да, – сказала она. – Он уж точно вернулся.

Веттерс еще не видел таких красавиц, как Дарина Флорес. Он всегда хранил верность жене, и оба они расстались с девственностью лишь в первую брачную ночь, но если бы Дарина Флорес сделала Харлану соблазнительное предложение – предположение столь невероятное, что Харлан скорее поверил бы в собственное бессмертие, – то оно стало бы дьявольским испытанием для его верности, и, возможно, он как-то смог бы примириться со своим грехом. Каштановые волосы обрамляли красивое лицо оливкового оттенка, разрез глаз намекал на восточное происхождение. Насыщенного темно-коричневого цвета – при определенном освещении – глаза казались почти черными. Они могли произвести обескураживающее, даже зловещее впечатление, но вместо этого Харлан нашел их очаровательными, и он оказался не одинок. Не было в ту ночь в Фоллс-Энде мужчины – и, пожалуй, с ними согласились бы пара женщин, – который после встречи с Дариной Флорес не отправился в кровать с непристойными мыслями. Ее прибытие бурно обсуждали в «Пьяной щуке» и, быть может, также у Лестера. Харлан и Пол редко посещали его заведение, поскольку считали Лестера Лефоржа кретином высшего порядка. В молодости он нагло развлекался с кузиной Пола Анджелой, и друзья так и не простили ему тот грех, хотя сын Харлана, Грейди, приезжая в Фоллс-Энд, всякий раз напивался у Лестера, просто чтобы позлить отца.

Дарина Флорес сняла номер в мотеле «Северные ворота» на окраине городка. Она заявила, что намерена собрать в журнале все статьи о Большом Северном лесе, дабы постичь его величие и тайны, ради тех читателей, которые подписываются не только на глянцевые туристические журналы, но имеют деньги, чтобы посетить описанные в них места. Ее особенно интересуют, как она подчеркнула, давние или даже недавние истории исчезновений: первых поселенцев, нечто вроде отряда Доннера[4]4
  Согласно известной истории, зимой 1846–1847 года группа из восьмидесяти семи переселенцев под предводительством Джорджа Доннера оказалась отрезанной от мира снегами в горах Сьерра-Невада на севере Калифорнии; запасы пищи закончились, и от голода умерли сорок человек, из них тридцать девять детей, оставшиеся в живых стали каннибалами. Удалось спасти только половину членов группы.


[Закрыть], только в лесах Мэна, или пропавших туристов… В том числе истории о пропавших самолетах, добавила она, поскольку ей, мол, рассказывали, будто здешние леса настолько густы и заповедны, что в них могут безвозвратно пропадать даже приземлившиеся самолеты.

Харлан сомневался, что истории о пропавших людях или склонность к каннибализму привлекут в их леса богатых туристов с приличным, после уплаты налогов, доходом, но, с другой стороны, он же не знал журналистской кухни. И вообще тупость людей давно перестала его удивлять. Поэтому они с Полом, Эрни и еще несколькими приятелями, к восторгу Дарины Флорес, предоставили ей все пришедшие им ум истории, приукрашивая их, где требовалось, особыми подробностями или дополняя в случае необходимости собственными фантазиями. Дарина усердно все записывала, поставила всем выпивку за свой счет, отчаянно флиртовала с мужчинами, годившимися ей не то что в отцы, а буквально в деды, и с приближением вечера исподволь опять перевела разговор на самолеты.

– Вы думаете, может, она вроде как имеет слабость к самолетам? – спросил Джеки Штраус, один из трех местных евреев, когда они с Харланом стояли бок о бок в мужском туалете, освобождая пространство в своих мочевых пузырях для очередной пинты пива и для продолжения общения с божественной Дариной Флорес.

– Бог ты мой, неужели вы прячете у себя никому не известный самолет? – спросил Харлан.

– Нет, я лишь подумал, что мог бы раздобыть один и предложить ей полетать на нем, посмотреть окрестности.

– Может, вам стоит вступить в клуб «Небесная миля»? – предложил Харлан.

– Я боюсь полетов, – признался Джеки. – Надеялся только, что мы сможем приятно посидеть в самолете, не взлетая с грешной земли.

– Джеки, простите, сколько вам лет?

– Скоро стукнет семьдесят два.

– Не забывайте, у вас слабое сердце. Любые приятные занятия с такой дамочкой могут вас прикончить.

– Понятно, но разве не чудесна такая смерть! В любом случае, если я выживу, меня прикончит женушка. Лучше уж я отдам концы в руках той чаровницы, чем доставлю моей Лоис удовольствие прибить меня после того до смерти.

В общем, компания бравых аборигенов вдосталь накормила Дарину Флорес как реальными историями, так и выдуманными байками, а она в свою очередь разнообразно подпитывала их воображение. Все наслаждались отличным вечером, за исключением Эрни Сколлея, который тогда не мог выпивать из-за приема лекарств, а потому заметил, что сама Дарина чуть пригубила водку с тоником, а ее улыбка едва касалась губ, не играя в потрясающих глазах, еще очаровательнее потемневших с приближением ночи, и что она давно перестала записывать и теперь только делала вид, что слушает, так же фальшиво, как улыбалась и выпивала.

Эрни эти игры надоели раньше, чем всем прочим. Извинившись, он удалился из бара. По пути к своему пикапу он увидел Эйприл Шмитт, владелицу другого местного мотеля – «Отпускной рай». Она стояла у входа в свою контору и курила с явно расстроенным видом. Насколько знал Эрни, Эйприл курила редко, и знание его основывалось на том, что они с удовольствием проводили вместе ночи, когда испытывали сходные сексуальные желания. Оба они любили одиночество, однако иногда им хотелось легкого общения. Эйприл курила только в плохом настроении, а Эрни предпочитал видеть ее в хорошем настроении, поскольку тогда она легче склонялась к любовным свиданиям, ведь заигрывания Дарины Флорес, пусть даже фальшивые, возбудили в нем тягу к женскому обществу.

– Что-то случилось, дорогая? – спросил он, приобняв Эйприл за талию, завершавшуюся округлостями изящных аппетитных ягодиц.

– Да пустяки, – бросила она.

– Но ты закурила… А ты никогда не куришь по пустякам.

– Да приперся тут ко мне в мотель один тип, номер хотел снять. Выглядел он на редкость омерзительно, и я решила сказать, что у нас нет свободных мест.

Шмитт затянулась сигаретой, потом глянула на нее с отвращением, бросила на землю, не докурив до половины, и затоптала окурок. Обхватив себя руками, она поежилась, несмотря на то, что стоял теплый вечер. Эрни неуверенно обнял ее за плечи, и Эйприл прижалась к нему. Женщина дрожала, а она явно не из тех, кого легко напугать. Очевидность ее страха разом вытеснила все плотские мысли из головы Сколлея. Эйприл что-то сильно напугало. Эрни по-своему любил ее, и ему не хотелось, чтобы она чего-то боялась.

– Он поинтересовался, почему же на табло горит надпись «свободные номера», если все заняты, – продолжила Эйприл. – Я ответила, что просто забыла выключить его. Он окинул взглядом парковку. Короче, там стояло всего четыре машины, и он понял, что я соврала. Тогда этот мерзкий урод молча ухмыльнулся. Ухмылочка не сходила с его губ, и вдруг он начал как-то странно жестикулировать, словно раздевал меня, при этом сдирая кожу до костей. Клянусь, я почувствовала прикосновение его пальцев! Они шарили по моему телу, проникали… в самые сокровенные места. Даже не касаясь, он сумел причинить мне жуткую боль. Господи, просто кошмар какой-то!

Она заплакала. Эрни еще не приходилось видеть подругу в слезах. И они потрясли его больше, чем ее слова, включая клятвенное признание, поскольку Эйприл крайне редко клялась. Он покрепче обнял женщину и почувствовал, что ее тело сотрясается от рыданий.

– Жирный, плешивый мерзавец, – всхлипывая, выдавила она. – Из-за какого-то проклятого номера в мотеле этот мерзкий урод как-то умудрился облапать меня, оскорбить и унизить.

– Хочешь, я вызову полицейских? – спросил Эрни.

– И что мы им скажем? Что какой-то мужик странно пялился на меня, что он изнасиловал меня, даже не прикоснувшись?

– Ну, не знаю. А как выглядел тот тип?

– Жирный. Уродливый толстяк. У него отвратительная жирная шея, распухшая, как у жабы, и татуировка на запястье. Я заметила ее, когда он показывал на вывеску. Татуировка в виде вилки, трезубца, точно он мнит себя настоящим дьяволом. Мерзавец. Убогий, паршивый насильник…

– В чем дело? – не договорив, спросил меня Эрни. – Что с вами?

Он заметил мой изумленный взгляд. Мне не удалось скрыть свои чувства.

Я знаю, кто он. Знаю его имя.

Ведь я сам убил его.

– Ничего, – ответил я.

Сколлей понял, что я солгал, но предпочел пока не делать разоблачений.

Брайтуэлл[5]5
  В русском переводе романа Дж. Коннолли «Черный ангел» («Эксмо», 2013) имя этого персонажа звучало как Хеллвиль.


[Закрыть]. Брайтуэлл Поборник.

– Продолжайте, – попросил я. – Закончите эту историю.

Дарина Флорес уехала через два дня, мало удовлетворив свой интерес и заполучив большую дыру в своих представительских расходах, наряду с запасом старых баек, слабо связанных с реальностью. Если она и испытала разочарование, то не показала его. Вместо этого журналистка раздала свои визитки с отпечатанным телефоном, попросив каждого, кто вспомнит через пару дней или даже недель после ее отъезда что-то интересное или уместное для журнальной статьи, позвонить ей на этот номер. Впрочем, на все звонки отзывался автоответчик, который любезным голосом Дарины Флорес просил звонившего назвать свое имя, номер телефона и оставить краткое сообщение, обещая перезвонить при первой возможности.

Дарина Флорес никому, однако, так и не перезвонила, и постепенно людям надоело без толку названивать ей.

И вот, сидя на корточках в рухнувшем самолете посреди Большого Северного леса, Харлан и Пол впервые с тех пор вспомнили Дарину Флорес. Из открывшихся шлюзов памяти хлынул целый поток последовавших за ее отъездом событий, казавшихся тогда незначительными, но сейчас вдруг, после лесной находки, обретшими весомое значение: парочки странных горожан нанимали проводников для охоты, туристических прогулок, или, как было однажды, для наблюдения за птицами. Причем все они мало обращали внимания на природу, зато определенно указывали интересующие их места, весьма точно отметив их в виде заштрихованных участков на карте. Веттерс припомнил, как Мэттью Ризен, ныне покойный, рассказывал ему об одной туристке. Вся ее кожа представляла собой настоящую галерею татуировок, которые в лесном освещении словно оживали. За многочасовую оленью охоту она не произнесла ни единого слова, да и сама охота ограничилась случайным бессмысленным выстрелом в появившегося вдалеке самца. Такой выстрел напугал разве что белку, поскольку пуля попала в стол дерева, по которому она взбиралась к дуплу, а больше никакой живности ничего не грозило. Зато ее приятель, ни разу не вскинувший винтовку, оказался настоящим болтуном. Его влажный красный рот не закрывался ни на минуту, а своим бледным лицом он напомнил Ризену изможденного клоуна. Этот тип беспрестанно острил, даже когда мягко отвергал предложенное проводником направление, предлагая отправиться в те места, где олени сроду не водились…

Почему? Ризен тогда не мог этого понять, но сейчас Харлан и Пол осознали, что именно искали те охотнички.

– Они искали этот самолет, – уверенно заявил Пол. – Все они искали этот самолет и деньги.

А вот Харлан усомнился, что их слишком интересовали деньги. Особый интерес для них могли представлять списки с именами и цифрами из холщового ранца. Веттерс поведал о своих сомнениях другу, когда они уже сидели у разведенного костра и языки пламени скудно отражались в маслянисто-черной воде. Из головы никак не выходили те списки, хотя друзья уже обсуждали, как быть с такими деньжищами, и вспоминали тех, кто их искал. Списки вызывали у Харлана смутную тревогу, причину которой он вряд ли сумел бы объяснить.

– Эти деньги могли бы тебе помочь, – заметил Пол. – Сам понимаешь, Анжелина болеет и предстоят большие расходы.

У жены Харлана появились первые симптомы болезни Паркинсона. Ее состояние усугублялось средней стадией болезни Альцгеймера, и Харлану становилось все труднее обеспечивать ей нормальный уход. Между тем и сам Пол вечно экономил, чтобы оплатить те или иные счета. Им обоим придется затянуть пояса, когда старость схватит за горло не только близких, но и их самих. Так кто же откажется от нежданного богатства, которое позволит легче справиться с любыми трудностями?

«Конечно, – подумал Харлан, – эти деньги могли бы мне помочь». Им обоим они пригодились бы. И все же имели ли друзья на них право?..

– Слушай, мы просто спасем их, – внезапно заявил Пол. – Если они пролежат здесь еще немного, то вовсе провалятся под землю вместе с самолетом, либо их отыщет кто-то еще менее достойный, чем мы.

Он пытался превратить все в шутку, но она не прокатила.

– Наше ли дело их спасать? – возразил Харлан. – Надо сообщить о находке в полицию.

– Вот еще! Если бы это были честные деньги, то честные люди уже давно сами заявили бы в полицию. Тогда бы всем стало известно о пропавшем самолете. Полицейские прочесали бы лес и нашли этот упавший самолет и тех, кто в нем выжил. А вместо этого к нам заявились прикинувшаяся журналисткой дамочка и свора подонков. Из них такие же охотники и птицеловы, как из меня – снежный человек.

Кожаная сумка лежала между ними. Пол не стал закрывать ее, вероятно, намеренно, чтобы Харлан видел денежное содержимое.

– А что, если узнают? – срывающимся голосом произнес Веттерс.

«Неужели именно так искушает нас дьявол? – мысленно спросил он себя. – Мало-помалу, тихими шажками завладевая твоей душой, пока ты сам не убедишь себя в том, что ложь оправданна, а правда обманчива, осознавая, что сам ты – не преступник и потому не можешь совершить преступление…»

– Давай воспользуемся ими только в случае крайней необходимости, – предложил Пол. – Мы слишком стары, чтобы покупать роскошные спортивные тачки и фирменные шмотки. С их помощью мы просто немного облегчим себе оставшиеся годы и жизнь нашим родным. И если будем осторожны, то никто ничего не узнает.

Харлан еще сомневался. Конечно, ему хотелось бы верить в правильность такого предложения, но в глубине души он не верил. И именно поэтому в итоге, хотя они забрали деньги, он предпочел оставить холщовый ранец с именными списками в самолете. Харлан чувствовал, что они имеют важное значение. Он надеялся, что если те искатели все-таки найдут самолет, то удовлетворятся этими бумагами, сочтя их своего рода компенсацией за кражу денег и признав заслуги того, кто оставил им нечто поистине важное. Возможно, обнаружив списки, они не станут заморачиваться поисками пропавших долларов.

Та ночь тянулась ужасно долго. Перестав спорить о деньгах, друзья перешли к судьбе пилота или пилотов. Куда они подевались? Если выжили после крушения, то почему, отправившись за помощью, не забрали с собой сумки с баксами и бумагами? Почему оставили их в самолете?

Пол еще раз вернулся в салон, обследовал одно из пассажирских сидений и обнаружил, что у него сломаны подлокотники. А еще Пол нашел под креслом пилота две пары раскрытых наручников. Он позвал Харлана и показал ему свою находку.

– Как думаешь, что тут произошло?

Веттерс опустился в кресло и, нагнувшись, поднял сломанные подлокотники. Потом обследовал наручники с ключами в замочках.

– По-моему, кто-то мог быть прикован наручниками к этому креслу, – сказал он.

– И освободился после крушения?

– Или до него. Может, он сам и спровоцировал крушение.

Когда охотники выбрались из самолета, в пруду отражалась лишь чернота леса. Лучи фонариков проглотила кромешная лесная тьма. Друзьям удалось заснуть, но сон был прерывистым и тревожным. В очередной раз вынырнув из дремотного состояния, Харлан увидел, что Пол, по-стариковски ссутулившись, стоит над тлеющими угольками костра с винтовкой в руке и напряженно вглядывается в окружающий мрак.

– Что там такое? – спросил Харлан.

– Мне показалось, я что-то слышал. Чей-то голос.

Веттерс прислушался. Тишина стояла мертвая, и все-таки он тоже взялся за винтовку.

– Я ничего не слышу.

– Да говорю же тебе, там кто-то есть.

И в тот же миг Харлан ощутил, что все волосы на теле встали дыбом. Он вскочил на ноги с проворством юноши, тоже почувствовав чье-то присутствие. Полу ничего не показалось: кто-то действительно следил за ними из-за деревьев. Он понял это с такой же ясностью, с какой знал, что его сердце еще колотится, а кровь струится по жилам.

– Господи Иисусе, – прошептал Харлан.

Его охватило осознание полнейшей уязвимости, и вместе с ним пришло черное отчаяние. Дыхание сперло. Харлан почувствовал жуткий голод неведомого соглядатая. Если там и затаилось животное, то такое, с каким он никогда не сталкивался.

– Ты видишь, кто там? – спросил Пол.

– Нет, не вижу, но чувствую, что там кто-то есть.

Так они и стояли, Харлан и Пол, два испуганных старика с винтовками, вглядываясь в скрытое мраком, неумолимое и незримое существо. Потом оба почувствовали его исчезновение, однако теперь уже друзья решили, что до рассвета будут по очереди нести дежурство. Первым выпало спать Полу, а Харлан остался нести вахту, но он даже не представлял, насколько устал. Глаза сами собой закрылись, плечи поникли. Перед внезапным пробуждением ему привиделся странный сон. В том кратком сне из леса выбежала девочка. Лицо ее виделось расплывчато. Она приблизилась к костру и сквозь дым и голубоватые язычки пламени настороженно разглядывала двух спящих стариков. Потом, осмелев, подошла к ним настолько, что коснулась рукой лица Веттерса. Он даже рассмотрел, что некоторые ногти у нее сломаны, а под остальные забилась грязь. Вдобавок от нее пахло какой-то гнилью.

После этого Харлан уже не спал. Он поднялся на ноги, надеясь прогнать сонное наваждение.

Сонное наваждение вместе с той девочкой.

Ведь после пробуждения гнилостный запашок никуда не пропал.

Сон обернулся реальностью.

Однако деньги они забрали. В конце концов друзья пришли к согласию в этом вопросе. Взяв те доллары, они постарались облегчить себе жизнь. Когда от рака начали сходить с ума клетки Пола, точно разум обманутого Отелло, превращаясь из белых в черные, Сколлей осторожно испробовал ряд лечений, традиционных и оригинальных. Он не терял надежды, даже когда в итоге сунул дуло дробовика себе в рот, потому что видел в этом не выражение крайнего отчаяния, а использование своей последней, лучшей и проверенной возможности.

И за женой Харлана Веттерса сначала хорошо ухаживали в ее родном доме, а когда Паркинсон, объединившись с Альцгеймером, достигли сокрушительных результатов, он был вынужден передать ее на попечение в городской дом престарелых. Из всех приютов, что Веттерс смог найти в окрестностях Фоллс-Энда, этот предоставлял лучшие услуги. Анжелину поселили в отдельной светлой комнате с видом на лес, ведь она любила природу не меньше мужа. Харлан ежедневно навещал ее, а летом порой сажал в кресло-каталку, и они вместе отправлялись в город полакомиться мороженым. Бывали дни, когда разум ее просветлялся. Она ненадолго узнавала супруга, брала его за руку, а он с трепетом чувствовал возвращение былой силы. Бо`льшую часть времени, правда, взгляд ее оставался отстраненным. Харлан не мог решить, что лучше: эта отстраненность или те моменты, когда взор ее вдруг становился осмысленным и она в очередной раз пугалась неведомого окружающего мира – города, мужа, даже самой себя.

Когда сестра Пола Сколлея обнаружила, что ее муж проиграл все их сбережения, Пол взял дело в свои руки и положил деньги на ее счет с твердым процентом, к которому имела доступ только сестра. Ее мужа между тем удалось склонить к лечению от столь пагубной страсти. Стимулом послужил разговор с Полом, убедительность слов которого выразительно подчеркивало заряженное ружье.

Живя в небольшом городке, друзья многое знали о чужих проблемах – потеря работы, пережитые травмы, подброшенный на попечение бабушек и дедушек ребенок, с содержанием которого мать не могла справиться, – и каким-нибудь вечером просто подкладывали на нужное крыльцо конверт, в результате чего небольшие затруднения горожан получали анонимную помощь. Таким способом они пытались успокоить совесть, хотя обоих продолжали преследовать странные сны. В тех видениях за ними по лесу гналось невидимое существо, загоняя в итоге к тому черному водоему, где что-то поднималось из глубины, вечно угрожая выбраться на поверхность, но так и не появляясь до самого момента пробуждения.

Редкий день в те годы проходил без того, чтобы Харлану и Полу удавалось отделаться от страха, что обнаружат самолет – и следы их присутствия на месте крушения. Они не знали даже, чего боятся больше: закона или тех, кто мог быть тайно заинтересован в том борте и его содержимом. Впрочем, страхи постепенно ослабли, и ночные кошмары стали менее частыми. Деньги неуклонно убывали, и когда от них остались жалкие крохи, Харлан и Пол уже начали верить, что, возможно, от их своеобразного преступления никто не пострадал.

И тут в Фоллс-Энде вдруг объявился тип с жабьей шеей.