Текст книги "Краткая история Франции"

Французы чувствовали уверенность. Во-первых, они превосходили противника в численности – у англичан было 10 000–12 000 человек максимум. Во-вторых, имелись все основания полагать, что захватчики испытывают серьезные проблемы с продовольствием. Остаток дня стороны изучали позиции друг друга и готовились к сражению, пока кардинал Эли де Талейран-Перигор, присланный папой попытаться уладить дело миром, тщетно сновал между двумя лагерями. Черный Принц, который конечно же с удовольствием избежал бы боя, будь у него такая возможность, предложил отпустить всех пленников без выкупа и освободить все захваченные им замки, но Иоанн потребовал, чтобы принц сдался сам с сотней своих рыцарей – такой ультиматум английский принц рассматривать не стал. В итоге на рассвете следующего дня битва началась.

Поразительно, что французы не вынесли уроков из своего поражения при Креси и не предприняли шагов для подготовки достаточного количества лучников дальнего боя, чтобы отплатить англичанам той же монетой, ведь Иоанн прекрасно знал, какую опасность представляют собой английские стрелы. По всей видимости, он планировал направить небольшой отряд, примерно в 300 конных рыцарей, прямо в центр английских порядков, смять их, а затем пустить в прорыв основные силы армии пешим строем, поскольку болотистая местность с бесчисленными кустами и оврагами не давала простора для действий конницы. Эта тактика оказалась провальной. Рыцари (самый цвет французской армии, среди них был и коннетабль Франции, и оба маршала) полегли под уже привычным градом стрел, а после этого исходного побоища сражение было практически проиграно. Французы бились самоотверженно, но англичане их подавили. Когда битва завершилась, среди пленных оказался и сам король Франции. Черный Принц обошелся с ним подчеркнуто учтиво. Фруассар рассказывал, что в вечер после битвы он устроил в честь Иоанна ужин, на который пригласил и других знатных пленников, включая тринадцать графов, архиепископа и шестьдесят шесть баронов. «Он сам, выказывая смирение, подносил блюда французскому королю и другим благородным господам… заявляя, что не достоин сидеть за одним столом со столь могущественным правителем и доблестным воином». Семь месяцев спустя принц лично сопроводил Иоанна в Лондон.

Пленение Иоанна II, передавшее Францию в руки девятнадцатилетнего дофина[49]49
  Он стал первым наследником французского престола, носившим титул дофина. В 1349 г., когда Умберт II дофин Вьеннский продавал Дофине Филиппу VI, он поставил условием сделки сохранение титула за правителем этой области – французским сувереном или его наследником.


[Закрыть], вполне могло бы означать окончание войны. Король Эдуард, однако, смотрел на ситуацию иначе. Ему она казалась прекрасной возможностью для финального решающего удара, который принесет французскую корону. Следующие четыре года он настойчиво воевал, иногда блестяще, но, вопреки ожиданиям, не продвинулся к своей цели, и в начале 1360 г. согласился на мирные переговоры. 8 мая в небольшой деревушке Бретиньи недалеко от Шартра Черный Принц и дофин Карл согласовали условия договора, подлежащего утверждению их отцами. Они решили, что французы признают притязания Эдуарда на Гасконь и Пуату вместе с различными графствами и городами в Северной Франции, включая Кале, а также уступают Ла-Рошель, имевший жизненно важное значение для Англии как центр торговли солью. Выкуп за короля Иоанна установили в 3 миллиона крон золотом: его освободят после уплаты первого взноса, составляющего одну пятую часть общей суммы. Не менее сорока титулованных французов в качестве заложников будут гарантировать выплату остатка ежегодными взносами в течение шести лет. Эдуард, в свою очередь, отказывается от притязаний на французский трон и все другие области страны.

Когда два короля в октябре встретились в Кале, Эдуард, однако, заявил, что откажется от прав на корону Франции только после передачи оговоренных в Бретиньи земель до 1 ноября 1361 г. Условие было крайне непорядочным, и обе стороны прекрасно понимали это. Подобные уступки сложны и требуют времени: их невозможно совершить за один год. На самом деле Эдуард просто хотел сохранить свободу действий. Он с готовностью согласился облегчить условия уплаты выкупа, хотя, как показал ход дальнейших событий, деньги лучше было бы не платить совсем. Летом 1363 г. один из заложников, второй сын Иоанна, герцог Анжуйский, нарушил слово и бежал. Шокированный отец немедленно объявил о намерении добровольно вернуться в Лондон. Советники прилагали все усилия, чтобы отговорить короля от такого шага, но он остался непреклонен. «Если честность и честь, как говорят, должны исчезнуть из остального мира, – сказал он, – то их следует сохранять хотя бы в сердцах и словах государей». Иоанн покинул Париж через неделю после Рождества, пересек Ла-Манш в самый короткий день года и сошел на берег в январе 1364 г. Четыре месяца спустя он скончался от неизвестной болезни. Эдуард повелел отслужить по нему величественную панихиду в соборе Святого Павла, затем отправил тело короля во Францию, где он был похоронен в усыпальнице Сен-Дени.

Бывший дофин, а теперь Карл V, наверное, не обладал обостренным чувством чести своего отца, но он был более умным человеком и более хорошим королем. Он видел так же ясно, как каждый из его подданных, что французская армия безнадежно устарела. Ее решительную перестройку он доверил рыцарю незнатного рода из Бретани Бертрану дю Геклену, который постоянно проявлял отвагу в бесчисленных схватках и которого он сделал своим главнокомандующим. В результате трудов дю Геклена появилась первая французская постоянная армия, регулярно получающая жалованье, – огромное облегчение для крестьян, которых больше не грабили и не разоряли шайки безработных солдат. До конца столетия крупных сражений больше не случалось: новая политика заключалась в том, чтобы оказывать на англичан постоянное давление, безжалостно изнуряя их набегами. Замысел сработал: к 1380 г., когда трон унаследовал Карл VI, англичане потеряли интерес к войне и энтузиазм, большинство из них вернулись домой.

Увы, главные надежды не оправдались: Столетняя война еще не закончилась, и очень скоро оказалось, что новый король Франции безнадежно безумен.

6. Закономерный итог. 1380–1453

 
The cause of all the poor in ‘93:
The Cause of all the world at Waterloo;
The shouts of what was terrible and free
Behind the guns of Vengeance and her crew;
The Maid that rode so straightly and so true
And broke the line to pieces in her pride —
They had to chuck it up; it wouldn’t do;
The Devil didn’t like them, and they died[50]50
  Дело всех бедных в девяносто третьем, / Дело всего мира при Ватерлоо, / Крики ужаса и свободы / за орудиями корабля «Возмездие» и всей команды, / Дева, которая скакала так неудержимо и преданно / И разбила врагов, вызвав гордость, – / Всем им пришлось отказаться от дурного; / Сатана не любил их, и они умерли.


[Закрыть].
 

Хилэр Беллок. Баллада о неудачниках

Новое правление началось достаточно благополучно. Карлу VI тогда было всего двенадцать лет, соответственно управление государством передали Регентскому совету, в который входили, наверное, полдюжины ведущих представителей французской аристократии во главе с дядьями короля – Филиппом Смелым, герцогом Бургундии, и Людовиком, герцогом Орлеанским. Между братьями не осталось и следа привязанности, но они старательно скрывали взаимную враждебность, а когда период регентства завершился, начали смертельную схватку за власть.

Первые признаки несчастья появились в августе 1392 г., когда король, уже двадцати трех лет, скакал через лес с группой рыцарей. Юного пажа сморил сон, и он выронил королевское копье. Карл неожиданно впал в исступление, выхватил из ножен клинок и закричал: «Вперед на предателей! Они хотят сдать меня врагу!» – без разбора кроша людей направо и налево. В конце концов его спешили и разоружили, но вокруг уже лежали бездыханными несколько его рыцарей. С этого момента у короля регулярно происходили приступы безумия. Проявления болезни были разными: иногда он забывал, как его зовут, и не помнил, что он король; иногда думал, что он святой Георгий, а иной раз верил, что сделан из стекла и разобьется даже от легкого прикосновения. Отрешить его от трона законным образом было невозможно, поскольку случались довольно продолжительные периоды, когда он выглядел совершенно здоровым. Однако все понимали, что необходимо новое регенство, которое продлится, по всей вероятности, на всю оставшуюся часть его правления.

Новый регентский совет возглавила королева Изабелла Баварская. И, естественно, в нем снова оказались герцоги Орлеанский и Бургундский, но на этот раз они поменялись ролями. Если предыдущий совет по малолетству короля контролировал Филипп Бургундский, то теперь его влияние сократилось, а главное место занял Людовик Орлеанский. Женатый на Валентине Висконти, дочери герцога Джана Галеаццо Миланского, Людовик отличался умом и хорошо знал искусство и культуру Италии, однако прославился распутством – весьма вероятно, был любовником королевы и отцом некоторых из ее двенадцати детей. Через несколько лет он стал официальным опекуном дофина и его потомков, что еще больше укрепило влияние Людовика при дворе. Герцог Филипп, как легко себе представить, следил за этими событиями с бешенством, но когда, в 1404 г., он умер и ему наследовал сын Иоанн, больше известный как Бесстрашный, ситуация окончательно обострилась. Отношения между домами Бургундии и Орлеана полностью разрушились и перешли в открытый конфликт. Дядя короля герцог Жан Беррийский уговорил враждующих торжественно поклясться в примирении 20 ноября 1407 г., но всего три дня спустя Людовика Орлеанского подстерегла на парижской улице банда убийц. Иоанн Бесстрашный пытался отрицать свою причастность к делу – по его мнению, это был совершенно допустимый акт «тираноубийства», – но предусмотрительно бежал на некоторое время из Парижа, пока не уляжется шумиха. Уже через шестнадцать месяцев по Шартрскому договору его официально оправдали, вернули ко двору и возобновили его опекунство над королевскими детьми.

Однако к этому времени уже начались боевые столкновения, которые переросли в гражданскую войну между соперничающими династиями. Хотя в момент убийства Людовика его наследнику Карлу Орлеанскому было всего четырнадцать лет, он твердо решил вернуть все владения, которые бургундцам удалось конфисковать у его отца за последние годы. Для такого дела он нуждался в сильных союзниках, главным из которых стал его будущий тесть Бернар д’Арманьяк[51]51
  Карл Орлеанский потом женится на дочери Бернара Бонне, а брат Валентины Карло был женат на сестре Бернара Беатрисе.


[Закрыть]. Именно поэтому группировка орлеанцев стала известна как арманьяки. Франция снова оказалась глубоко и опасно расколотой.

Такая ситуация весьма радовала молодого Генриха V Английского, когда он в 1413 г. наследовал трон отца Генриха IV. Казалось, что раздираемая междоусобной борьбой Франция, во главе которой находился полоумный монарх, а управлял которой юный и дружелюбный дофин, вся к его услугам, только протяни руку. По сути, Генрих, как сын узурпатора трона (Генрих IV сверг с престола своего предшественника Ричарда II), имел мало оснований претендовать на французскую корону, но он рассчитывал укрепить собственные позиции, заключив брак с дочерью короля принцессой Екатериной. В начале 1415 г. он направил ко двору Франции своего дядю Томаса Бофорта во главе внушительной делегации высших духовных лиц и знати, вооружив его списком трудновыполнимых требований. Эта тактика стара, как сама дипломатия: намеренно запрашивать у более слабой страны то, чего она не может дать, а потом использовать неизбежный отказ в качестве предлога для войны. Первым пунктом в списке Генриха стояла корона Франции. Когда французы не согласятся, а в этом никто не сомневался, Бофорт должен был затребовать Нормандию, Мен, Анжу, Турень и все территории, которые Франция уступала по договору, подписанному в Бретиньи в 1360 г. Затем ему следовало запросить половину Прованса с замками Бофор и Ножан, поскольку это было частью ланкастерского наследства по деду Генриха, Джону Гонту. Территориальные требования составляли львиную долю Французского королевства, но ими дело не ограничивалось. Генрих, кроме того, настаивал на немедленной выплате долга по выкупу за Иоанна II – 1 600 000 золотых крон. И наконец, он требовал руки принцессы Екатерины, желая получить приданое в 2 миллиона крон.

Франция не хотела воевать и с готовностью заплатила бы немалые деньги, чтобы избежать столкновения, однако такие требования выходили за рамки разумного. Французские переговорщики во главе с герцогом Беррийским предложили значительную территориальную прибавку к английскому герцогству Аквитания, а беспрецедентное приданое Екатерины в 600 000 крон увеличили до 800 000, но пойти дальше они не имели права. Бофорт без колебаний отверг предложение французов и вернулся в Лондон доложить своему господину. Генрих не скрывал радости. Он получил именно то, чего хотел. Дипломатия была в состоянии принести ему ценные территории, но предоставить корону могла только война. Теперь король Англии приступил к основательной подготовке. Не прошло и полугода, как он уже имел около 1500 судов, стоящих на якоре вдоль побережья от Саутгемптона до Портсмута. За это время он нанял примерно 2500 тяжеловооруженных рыцарей с оруженосцами, пажами и лошадьми, около 8000 лучников, а также пушкарей, подрывников, оружейников, конюхов, медиков, поваров, шорников, кузнецов, мастеров делать стрелы для луков, капелланов и даже менестрелей. Естественно, требовались огромные деньги: в долг Генрих взял у богатых граждан, отдав в залог практически все ценное, чем владел, включая даже часть королевских регалий.

Пока столь громадная армия сосредоточивала силы, Генрих совершил паломничество к мощам святой Винифреды в Холиуэлле (Уэльс) – в оба конца около 400 миль [644 км] – и, прежде чем отправиться к южному побережью, сделал краткую остановку в Винчестере, чтобы принять делегацию французского двора, направленную в качестве последней отчаянной попытки предотвратить вторжение. Король встретил посланников со всеми почестями, соответствующими их высокому рангу, преподнес им подарки, но отверг новое предложение французов – 900 000 крон в качестве приданого Екатерине. Армия, объяснил он, уже в пункте отправки, пути назад нет. И в воскресенье 11 августа 1415 г., взяв с собой еще не заложенные королевские драгоценности и массивную часть Креста Господня, Генрих поднялся на борт корабля «Королевская Троица» (La Trinite Royale) и двинулся через Ла-Манш в направлении Арфлёра.

Арфлёр, лежащий в устье Сены, примерно в миле-двух [1,6–3,2 км] к востоку от Гавра, считался неприступным. Стены крепости тянулись на две с половиной мили [4 км], их защищал широкий и глубокий ров, а также двадцать шесть башен. Английский флот бросил якоря в устье реки далеко за пределами досягаемости арфлёрских пушек, армия высадилась на мягкую, болотистую низину немного восточнее городка и выкатила на позиции осадные орудия. На следующий день операция началась. Ей предстояло длиться пять недель, которые для осаждающих быстро превратились в кошмар. Болота, пагубные в самые благоприятные времена, при августовской жаре плодили тучи мух, а рацион состоял в основном из подгнивших фруктов и сомнительных моллюсков с сырым нефильтрованным сидром, что приводило к лихорадке и дизентерии, которые быстро распространились среди солдат. За месяц умерли епископ Нориджский и граф Саффолк, много знатных рыцарей и около 2000 пехотинцев; еще 5000 человек, включая брата короля Томаса Ланкастера, герцога Кларенса, на носилках отправили обратно в Англию.

Однако жителям Арфлёра тоже было нелегко. У них кончалось продовольствие, и 18 сентября командующий гарнизоном послал к Генриху гонца за условиями соглашения. В первый момент король хотел потребовать безоговорочной капитуляции, затем, понимая, что его армия в существующих условиях долго не протянет, смягчился и дал разрешение городу отправить делегацию в Руан, чтобы просить помощи у дофина, но при одном условии: если подмога не придет в течение четырех дней, Арфлёр прекратит сопротивление. Делегация отправилась, но получила ответ, что поблизости готовых к бою французских частей нет; и 22 сентября, как было условлено, гарнизон капитулировал. Последовало торжественное вступление англичан в город со всей пышностью и великолепием, которые Генрих смог организовать, однако в воротах король спешился, снял обувь и босым пошел в церковь Святого Мартина, чтобы возблагодарить Господа.

С горожанами Генрих обошелся скорее сурово, чем жестоко. Арфлёр не отдали на разграбление, как это вполне могло случиться. Знатных горожан взяли в плен, чтобы получить выкуп. Что касается остальных, то тем, кто согласился присягнуть на верность английской короне, позволили остаться в своих домах, а тех, кто отказался (примерно 2000 человек, включая женщин и детей), изгнали из города. (Большинство из них впоследствии были подобраны французской армией и поселились в Руане.) Генрих тем временем отрядил к дофину гонца с вызовом на личный поединок, победитель которого и получит корону Франции после смерти Карла VI. Но это было чистой воды манипуляцией. Девятнадцатилетний дофин, неисправимый развратник, уже подхвативший болезнь, которая убьет его в течение года, против профессионального воина на восемь лет старше его и в самом расцвете сил.

Арфлёр стал в определенном смысле победой, но одновременно и катастрофой. Смерть и болезни лишили короля почти трети его армии. Из 2500 рыцарей, которые отплыли с ним во Францию, осталось только 900 и, по всей видимости, 5000 лучников. Запланированное наступление на Париж теперь было совершенно исключено. Единственным разумным решением для Генриха было бы сразу возвращаться в Англию, оставив в завоеванном городе сильный гарнизон. Но для короля приключение еще не закончилось: он объявил оставшимся в живых командирам о своем намерении двигаться в направлении Кале.

Большинству военачальников такой план, должно быть, показался почти безумием. От Арфлёра до Кале было 150 миль [241 км] по сложной местности, усеянной вражескими крепостями и укрепленными городками, пересеченной несколькими реками, которые вот-вот разольются от осенних дождей. Французская армия, получив, как уже стало известно, долгожданное пополнение от арманьяков, теперь превосходила в численности поредевшие английские войска и вполне могла преградить им путь. Король прекрасно осознавал все возможные риски, но он уже принял решение. 8 октября Генрих дал приказ выступать.

Не успела английская армия пройти за Сомму, как прискакали французские герольды с сообщением, что их войска стоят немного впереди, и англичане должны приготовиться к яростной схватке на позиции (в соответствии с законами средневекового рыцарства), одинаково удобной для обеих сторон. На самом деле до столкновения прошло еще три дня, но на рассвете 24 октября англичане наконец увидели французский лагерь на противоположном берегу небольшой реки Тернуаз. Потратив время на поиски моста, Генрих благополучно преодолел водную преграду, однако теперь король понимал, что дальше наступать без борьбы ему не дадут. Скоро стало ясно, где состоится сражение – на поле примерно в 30 милях [ок. 48 км] северо-западнее Арраса, между двумя соседними деревнями Трамкуром и Акенкуром[52]52
  Теперь эта деревня называется Азенкур.


[Закрыть]. Наблюдая за подготовкой французской армии к бою, Генрих, похоже, окончательно осознал всю опасность своего положения. Прежде всего, он чрезвычайно уступал в численности войск – примерно в пять-шесть раз. Кроме того, противник был бодр и полон сил, а его люди после двух недель марша находились на грани полного физического истощения. Поэтому король принял решение, о котором обычно не вспоминают английские историки (и, разумеется, Шекспир): Генрих предложил мирное соглашение – он возвращает Арфлёр и все другие завоеванные территории с компенсацией ущерба, нанесенного его войсками, в обмен на беспрепятственный проход в Кале. Конечно, английский король не особенно рассчитывал, что его предложение будет принято, но оно, по крайней мере, могло отсрочить начало сражения, предоставив воинам ночной отдых, в котором они отчаянно нуждались.

Уже неделю почти непрерывно шли дожди. Весь день на небе снова собирались грозовые тучи, и вечером грянул ливень, продолжавшийся всю ночь. Большинство англичан устроилось на ночлег под открытым небом, поэтому немногим удалось хорошо выспаться. Мало кто понимал, что в свете предстоящей битвы этот непрерывный дождь был наилучшим, что могло случиться. Потом, оглядываясь назад, они будут считать его благословением Господа.

К утру пятницы 25 октября (это был день памяти святых Криспина и Криспиниана) ливень прекратился. Недавно вспаханные луговины между лесами Трамкура на востоке и Акенкура на западе превратились в раскисшую трясину. На предложение Генриха ответа не поступило, и обе стороны начали готовиться к сражению. Английский король разделил свои войска на три дивизии и выстроил в одну линию. Сам возглавил центр, облачившись в сюрко, в четырех частях которого три английских леопарда соседствовали с французскими лилиями, и шлем, увенчанный тонкой золотой короной. Все три дивизии со спешенными латниками с флангов поддерживали отряды лучников.

Французские командующие, коннетабль Франции Шарль д’Альбре и маршал Жан Бусико, избрали другой план. Для такой большой армии, как французская, ограниченное пространство между двумя перелесками с каждой стороны – в целом примерно 1200 ярдов [1,1 км] – не позволяло использовать развернутый строй: они соответственно сформировали колонну из спешенных рыцарей в три ряда, один за другим, но по флангам первого ряда поставили отряды тяжеловооруженной конницы. Между рядами находились арбалетчики – вопреки всем урокам предыдущего столетия Франция по-прежнему не имела на вооружении длинных луков. Французы в основном рассчитывали на свое подавляющее преимущество в численности и напор кавалерийской атаки по флангам, с которой намеревались начать сражение.

Поразительно, но они, судя по всему, не взяли в расчет погодные условия. Рыцарь в полных доспехах на мощном коне весит немало, и для успешного удара конницы требуется твердая почва. В одиннадцать часов д’Альбре подал сигнал к атаке, наступающие бросились вперед и скоро увязли в липкой грязи. Спешенные латники продвигались немногим лучше. Английские лучники в это время обрушили на них тучи стрел, нанеся большой урон и коннице, и тяжелой пехоте, а потом сменили стрелы на короткие мечи, топоры и палицы, которыми быстро добили тех немногих, кому удалось прорваться к английской линии. Вторая волна атаки во главе с герцогом Алансонским тоже захлебнулась, англичане перебирались через горы убитых и раненых, чтобы продолжить бойню. Третья волна, видя судьбу предшественников, с поля боя бежала.

Именно в момент, когда победа была уже обеспечена, Генрих отдал приказ, который в глазах потомков составляет самое черное пятно на королевской репутации. Он приказал немедленно убить всех пленных, исключая только самых знатных воинов, за которых можно было взять большой выкуп. Что заставило короля Англии принять решение, полностью противоречащее всем обычаям войны? Может, как заявлялось позже, французская конница совершила какой-то неожиданный маневр, который Генрих счел за удар с тыла? Возможно, но никакой атаки не было. Многие английские воины решительно отказались выполнить приказ, даже когда король пригрозил повесить всех, кто уклонится. В итоге ему пришлось выделить две сотни собственных лучников специально для выполнения этой задачи. Такой, увы, была победа, которую считают одной из самых славных страниц в английской истории.

К полудню оставалось только посчитать и, если возможно, опознать убитых. Потери французов были огромны: из примерно 20 000 человек погибло более трети – около 7000, включая д’Альбре, герцогов Алансонского и Барского, двух братьев герцога Бургундии, герцога Антуана Брабантского и графа Филиппа Неверского. С ними оказалось 1560 рыцарей, около 5000 тяжеловооруженных всадников и неизвестное количество ополченцев. Маршал Бусико с герцогами Бурбонским и Орлеанским попали в плен. Английские потери, напротив, составляли самое большее 1600 человек, а возможно, и значительно меньше. Погибло всего два знатных англичанина: молодой граф Саффолк, чей отец умер в Арфлёре, и сорокадвухлетний герцог Йоркский, который был очень тучен, и его тяжелые доспехи, по-видимому, спровоцировали сердечный приступ.

Принимая во внимание состояние почвы и избранную французами тактику, победа англичан при Акенкуре – закономерный итог сражения, однако были и другие причины, почему оно закончилось именно так. Английской армией командовал один военачальник, уже зарекомендовавший себя как прекрасный полководец. Он и сам сражался как лев в течение всей битвы и лично спас жизнь своему брату герцогу Глостерскому. Французы же были разобщены: ни один из французских генералов не имел полного контроля над ситуацией, а на слаженности их командной структуры, какова бы она ни была, сказывалось междоусобное противостояние в стране. Кроме того (приходится повторять, потому что нам это представляется совершенно необъяснимым), несмотря на опыт при Креси и Пуатье, французы так и не признали превосходство длинного лука и в результате оказались беспомощны против английских лучников. Уже по одной этой причине они заслуживали поражения, но, вне всякого сомнения, не заслуживали того чудовищного зверства, с которым к ним отнеслись после поражения.

Акенкур добавил масла в огонь ненависти (а это была именно ненависть!), которая существовала между бургиньонами и арманьяками. В мае 1418 г. Иоанн Бесстрашный, не растративший свои войска при Акенкуре, захватил Париж и объявил себя защитником безумного короля, дофина вынудили спасаться бегством. Иоанн старался не афишировать свой союз с англичанами, опасаясь потерять популярность у простого народа, но теперь стало очевидно, к чему он тяготеет: когда англичане в 1419 г. брали Руан, он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить город. Уже почти вся Северная Франция находилась под властью англичан, а Париж принадлежал бургиньонам, и дофин решил, что единственная надежда для него – примирение. Было согласовано, что он встретится с герцогом Бургундии 10 сентября 1419 г. на мосту в Монтеро, где сливаются Йонна и Сена. Иоанн прибыл с открытой душой, но через несколько минут пал бездыханным от руки введенного в заблуждение друга дофина[53]53
  Много лет спустя дижонский монах показал Франциску I пролом в черепе Иоанна. «Вот, сир, – сказал монах, – дыра, через которую англичане вошли во Францию».


[Закрыть]. Сын и преемник Иоанна, ставший известным как Филипп Добрый, обострил гражданскую войну и в 1420 г. вступил в союз с Англией, заключив договор в Труа. Через три года альянс подтвердили, когда после смерти Генриха сестра Филиппа Анна вышла замуж за герцога Бедфорда, брата Генриха и регента малолетнего Генриха VI. Однако заключенный в Труа договор имел и другие последствия, куда более незамедлительные и важные: брак Генриха с дочерью Карла VI Екатериной и признание несчастным безумным отцом невесты английского короля законным наследником французского престола.

Положение Франции никогда не было настолько отчаянным. Как независимое государство она практически перестала существовать. Гражданская война продолжалась, и ничто не говорило о ее завершении: бургиньоны и арманьяки по-прежнему набрасывались друг на друга. Посредством династического брака Генрих стал не только регентом, но и наследником трона. Дофин находился в Бурже, фактически в ссылке, а Парижем управлял Бедфорд. Когда же в 1422 г. Генрих и Карл один за другим умерли, королем Франции объявили Генриха VI Английского восьми месяцев от роду. Конечно, страна все равно имела французского короля – Карла VII, которому тогда было девятнадцать лет! Юноша отличался благочестием, всегда решительно настаивал на собственной невиновности в убийстве герцога Иоанна, но его постоянно терзали сомнения, действительно ли он является продолжателем династии Валуа: его мать Изабо (Изабелла) периодически изменяла мужу (по вполне понятным причинам). Однако он знал, что подавляющее большинство его подданных, если их можно так назвать, будут рады признать его, они ведь не хотят, чтобы ими правил чужеземец. Как же отстоять свои права? Англичане уже господствовали в Северной Франции, теперь они осадили Орлеан. Город мужественно сопротивлялся, но надежд выстоять было немного.

Здесь в марте 1429 г. на историческую сцену выступила любимая героиня Франции – Жанна д’Арк. Жанна родилась в крестьянской семье в лотарингской деревне Домреми. В возрасте тринадцати лет она впервые услышала «голоса», а ранней весной 1429 г., преодолев активное противодействие близких, покинула родную деревню и отправилась в Шинон ко двору дофина[54]54
  Несмотря на то что Карл VI к этому времени уже семь лет лежал в могиле, Карл VII все еще назывался дофином и не короновался.


[Закрыть]. 8 марта после того, как она сразу узнала его в группе придворных, дофин удостоил девушку аудиенции. В разговоре Жанна убедила его, что он сын короля и настоящий наследник престола, и рассказала ему о своей священной миссии: снять осаду с Орлеана и сопроводить его на коронацию в Реймс. Засомневавшись, дофин отослал Жанну в Пуатье на освидетельствование комиссией богословов; только после их безусловного одобрения он решился направить ее в Орлеан.

Город находился в осаде с предыдущего октября. Английскими войсками сначала командовал граф Солсбери Томас Монтегю, который недавно возвратился во Францию с личной армией в 2700 человек, собранной на его деньги. Однако в ноябре он погиб от случайного удара французского пушечного ядра, когда стоял у окна. Его место заняли сразу два военачальника – граф Саффолк Уильям де ла Поль и граф Шрусбери Джон Талбот, которые решили заморить город голодом. Наступившая зима не прошла без событий. 12 февраля 4000 французов и шотландцев атаковали вооруженный конвой с провиантом и снаряжением. Нападавших отбили, но их пушка разнесла бочки с соленой рыбой, которая во множестве разлетелась по всему полю. Вскоре после этой так называемой Селедочной битвы защитники Орлеана, серьезно страдавшие от нехватки продовольствия, предложили сдать город герцогу Бургундскому, который участвовал в осаде со своими войсками. Бедфорд, который до сих пор оставался при своем штабе в Шартре, естественно, отверг предложение[55]55
  Бедфорд ответил посланцам герцога, что «не честно да и против здравого смысла, если король Англии будет поднимать дичь, а птица достанется герцогу Бургундии» (Эдвард Холл).


[Закрыть], а герцог страшно обиделся и ушел со всеми своими людьми.

Именно тогда Жанна добралась до города. Ее появление вдохнуло в горожан новые силы, и 4 мая началось контрнаступление. Жанна получила ранение стрелой в шею, но отказалась покидать поле битвы до полной победы. Через день-два англичане отступали уже по всему фронту, французы их преследовали. Во время ожесточенных уличных боев в плен попали и де ла Поль, и Талбот. Жанна, которую теперь обе стороны почитали непобедимой, встретила Карла в Туре и убедила его больше не откладывать коронацию в Реймсе. Церемония состоялась при ее присутствии 17 июля 1429 г. Работа была сделана, «голоса» молчали, ее миссия завершилась – и девушка очень хотела вернуться в свою деревню. Если бы ей позволили так поступить, это спасло бы ее жизнь, но люди просили остаться, и она, на свою беду, подчинилась воле народа. Теперь она сподвигла Карла выступать на Париж. В сентябре он решился, но попытка взять город не удалась, а Жанну снова ранили, на этот раз в бедро.