Текст книги "Определение области юриспруденции. Часть 1. О пользе изучения юриспруденции"

Превосходство часто является синонимом первенства или преимущества. Мы говорим о лицах, имеющих превосходство в ранге, превосходство в богатстве, превосходство в добродетели, сравнивая одних людей с другими и подразумевая, что первые идут впереди или превышают последних по рангу, богатству или добродетели.

Но, рассмотренный в том значении, в каком я здесь его понимаю, термин "превосходство" означает силу: способность воздействовать на других посредством зла или страдания и принуждать их, через страх перед этим злом, выстраивать поведение в соответствии со своими желаниями.

Например, Бог, несомненно, превосходит Человека. Ибо его способность причинять нам страдание и заставлять нас подчиняться его воле безгранична и непреодолима.

В ограниченной мере суверенное Лицо или Группа лиц обладают превосходством в отношении подданного или гражданина, господин – в отношении раба или слуги, отец – в отношении ребенка.

Короче говоря, тот, кто может обязать другого подчиняться своим желаниям, является превосходящим в отношении этого другого, насколько позволяет соответствующая способность – сторона, которая противоположна грозящему злу, в той же мере, будет подчиненной.

Сила или превосходство Бога просто или абсолютно. Но во всех или в большинстве случаев человеческого превосходства отношение превосходящего и подчиненного, а также отношение подчиненного и превосходящего взаимны. Или (меняя выражение) сторона, которая является превосходящей, если смотреть с одной стороны, является подчиненной, если смотреть с другой.

Например, до неопределенной, хотя и ограниченной степени монарх обладает превосходством по отношению к тем, кем он управляет: его власти обычно бывает достаточно, чтобы принудить к подчинению его воле. Но подвластные, коллективно или в своей массе, также превосходят монарха, который в злоупотреблении своей силой сдерживается страхом вызвать их гнев и пробудить к деятельному сопротивлению силу, дремлющую в данном множестве.

Член суверенного собрания занимает превосходящее положение по отношению к судье: судья связан законом, который исходит от данного суверенного органа. Но в качестве гражданина или подданного он подчинен судье: судья является служителем закона и вооружен властью его принудительного исполнения.

Таким образом, оказывается, что термин «превосходство» (как и термины «обязанность» и «санкция») подразумевается термином «команда». Ибо превосходство есть сила принудить к исполнению желания, а выражение или намек на желание вместе с властью и целью принудительного обеспечения являются составными элементами команды.

"То, что законы исходят от обладающих превосходством лиц" есть, следовательно, суждение, содержащее в себе тождество. Ибо смысл, который оно стремится передать, присутствует в его субъекте.

Если я отмечаю особый источник данного закона, или если я отмечаю особый источник законов данного класса, возможно, что я говорю нечто, что может чему-либо научить слушателя. Но утверждать о законах всеобщим образом, что "они исходят от обладающих превосходством лиц" или утверждать о законах всеобщим образом, что "подчиненные обязаны им повиноваться", – это чистейшая тавтология и тривиальность.

Законы (называемые так ненадлежащим образом), которые не являются командами

Как и большинство основных терминов в науке юриспруденции и нравов, термин «законы» крайне многозначен. Рассмотренный в своем наиболее широком значении, которое можно дать этому термина, понятому надлежащим образом, законы есть разновидность команд. Но указанный термин неправильно применяется к различным объектам, которые не имеют повелительного характера: к объектам, которые не являются командами и которые, следовательно, не являются законами, называемыми так надлежащим образом.

Соответственно, суждение о том, что "законы суть команды" должно приниматься с ограничениями. Или, скорее, мы должны отличать разные значения термина «законы» и ограничивать соответствующее суждение тем классом объектов, который охватывается наиболее широким значением, которое можно сообщить данному термину в его надлежащем смысле.

[Я уже указывал и буду далее более полно описывать объекты, неправильно называемые законами, которые не входят в область юриспруденции (будучи либо правилами, навязанными мнением и во многом аналогичными законам, называемым так надлежащим образом, либо законами, названными так в силу лишь метафорического применения этого термина). Есть и другие объекты, неправильно называемые законами (не являющиеся командами), которые все же могут быть надлежащим образом включены в область юриспруденции. Я постараюсь рассмотреть их по отдельности.]

1. Акты законодательных органов, разъясняющие положительное право, вряд ли можно назвать законами в надлежащем значении этого термина. Не внося никаких изменений в имеющиеся обязанности подвластных, но лишь заявляя, каковы эти обязанности, они, в надлежащем смысле, являются актами толкования, осуществляемого законодательной властью. Или, позаимствовав выражение у исследователей римского права, они представляют собой акты аутентичного толкования.

Но, несмотря на это, их часто именуют законами, деклараторными законами или деклараторными статутами. Поэтому следует отметить, что они составляют исключение из суждения о том, что «законы являются разновидностью команд».

В действительности (как я покажу в соответствующем месте), часто случается так, что законы, деклараторные по названию, повелительны по сути: законодательные, как и судебные толкования, часто вводят в заблуждение и устанавливают новый закон под видом разъяснения старого.

2. Законы, объявляющие недействительными другие законы и освобождающие от существующих обязанностей, также должны быть исключены из суждения о том, что "законы являются разновидностью команд". В той мере, в какой они освобождают от обязанностей, налагаемых существующими законами, они являются не командами, а их аннулированием. Они разрешают или дозволяют сторонам, затронутых аннулированием, совершать действия, от которых им приказано было воздержаться, либо воздерживаться от действий, которые им приказано было выполнить. И, рассмотренные в связи с этим, с их непосредственной или прямой целью, такие законы часто называют дозволяющими законами, или, короче и правильнее, дозволениями.

Действительно, отдаленно и косвенно, дозволяющие законы часто или всегда носят повелительный характер. Ибо стороны, освобожденные от обязанностей, восстанавливают свободы или права, а также, следовательно, создаются или возрождаются обязанности, соответствующие этим правам.

Но это вопрос, который я рассмотрю с тщательностью, когда буду анализировать выражения "юридическое право", "дозволение со стороны суверена или государства" и "гражданская или политическая свобода".

3. Несовершенные законы, или законы несовершенной обязанности, также подлежат исключению из суждения о том, что "законы есть разновидность команд".

Несовершенный закон (в том смысле, в каком этот термин употребляется римскими юристами) – это закон, который нуждается в санкции и потому не имеет обязывающей силы. Закон, объявляющий определенные действия преступлениями, но не присоединяющий какое– либо наказание к совершению действий данного класса – самый простой и очевидный здесь пример.

Хотя творец несовершенного закона обозначает желание, он не проявляет никакой цели принудить к исполнению этого желания. Но там, где нет цели принудительно обеспечить исполнение желания, выражение желания не является командой. Следовательно, несовершенный закон – это не столько собственно закон, сколько совет или увещевание, обращенное от лиц, обладающих превосходством, к лицам подчиненным.

Примеры несовершенных законов цитируются римскими юристами. Но у нас, в Англии, законы, считающиеся повелительными, всегда (я полагаю) совершенны или обязательны. Там, где английский законодательный орган издает приказ, английские суды не без основания предполагают, что законодательный орган требует повиновения. И если к данному закону не присоединяется какая-либо специфическая санкция, то такая санкция предоставляется органами правосудия в соответствии с общей максимой, которая применяется в подобного рода случаях.

Несовершенные законы, о которых я сейчас говорю, – это законы несовершенные в понимании римских юристов, то есть законы, которые говорят о желаниях лиц, обладающих политическим превосходством, но которые их творцы (по недосмотру или намерению) не обеспечили санкциями. Многие авторы, писавшие о нравах и о так называемом «законе природы», придавали термину «несовершенный» иное значение. Говоря о несовершенных обязанностях, они обычно подразумевали обязанности, которые не являются юридическими: обязанности, налагаемые Божьими велениями, или обязанности, налагаемые положительной моралью, в противоположность обязанностям, которые налагаются положительным правом. Несовершенная обязанность, в понимании римских юристов, в точности равнозначна полному отсутствию обязанности. Ибо термин «несовершенный» просто означает, что закон нуждается в санкции, соответствующей законам подобного рода. Несовершенная обязанность в другом значении этого выражения выступает религиозной или моральной обязанностью. Здесь термин "несовершенный” не означает, что закон, налагающий обязанность, требует надлежащей санкции. Он означает, что закон, налагающий обязанность, не является законом, который установлен лицом, обладающим политическим превосходством: что он нуждается в такой совершенной, в такой более надежной или убедительной санкции, которую придает суверен или государство.

Законы (называемые так надлежащим образом), которые, как может казаться, не имеют повелительного характера

Полагаю, что теперь я рассмотрел все классы объектов, в отношении которых неправильно применяется термин "законы”. Законы (называемые так ненадлежащим образом), которые я наконец здесь перечислил, (по моему мнению) суть единственные законы, которые не являются командами, но которые, тем не менее, могут быть должным образом включены в область юриспруденции. Но хотя они, вместе с так называемыми законами, установленными мнением, и объектами, метафорически именуемыми законами, суть единственные законы, которые на самом деле не относятся к командам, существуют определенные законы (называемые так надлежащим образом), которые, как может показаться, не имеют повелительного характера. Соответственно, я присовокуплю несколько замечаний к законам этого сомнительного свойства.

1. Можно сказать, что существуют законы, которые просто создают права, и, поскольку полагается, что каждая команда налагает обязанность, законы такого рода не носят повелительного характера.

Но, как я уже указывал ранее и полностью покажу в дальнейшем, нет законов, просто создающих права. Это правда, что существуют законы, которые просто создают обязанности – обязанности, которые не соотносятся с соответствующими им правами, и которые поэтому могут именоваться абсолютными. Но всякий закон, действительно наделяющий правом, явным или молчаливым образом налагает соответствующую обязанность или обязанность, взаимосвязанную с данным правом. Если закон оговаривает средство правовой защиты, предоставляемое в случае нарушения установленного права, то он явно налагает соответствующую обязанность. Если средство правовой защиты, подлежащее предоставлению, не оговорено, он молчаливо ссылается на предшествующий закон и снабжает право, которое он намеревается создать, средством защиты, предусмотренным этим законом. Следовательно, всякий закон, действительно наделяющий правом, носит повелительный характер: столь же повелительный, как если бы его единственной целью было создание обязанности или как если бы соответствующая обязанность, которую он с неизбежностью налагает, была просто абсолютной.

Значения термина «субъективное право» различны и запутанны. Рассмотренный в своем надлежащем значении, он вбирает в себя идеи, которые многочисленны и сложны, в связи с чем поиск и развернутый анализ, которых требует этот термин, заняли бы больше места, чем ему можно было бы отвести в настоящей лекции. Однако здесь нет необходимости проводить такой анализ. В своих более ранних лекциях я предлагаю определить область юриспруденции или отграничить законы, установленные лицами, обладающими политическим превосходством, от различных законов, в их точном и неточном смыслах, с которыми их часто путают. А это я могу сделать с достаточной точностью, без требующего тщательности исследования значения термина «субъективное право».

2. В соответствии с мнением, которое я должен здесь попутно заметить, хотя предмет, к которому оно относится, будет непосредственно рассматриваться в дальнейшем, обычное право должно быть исключено из суждения, что «законы являются разновидностью команд».

Многие почитатели обычного права (и особенно его немецкие почитатели) считают, что правовые обычаи налагают юридические обязанности (независимо от суверена или государства), поскольку их соблюдают или придерживаются граждане или подданные. Согласно этому мнению, правовые обычаи не являются творениями суверена или государства, хотя суверен или государство могут упразднить их по своему желанию. Согласно этому мнению, они составляют положительное право (или право, называемое так строгим образом) в той мере, в которой они приводятся в исполнение судами. Но, несмотря на это, они существуют в качестве положительного права в силу самопроизвольного принятия подвластными, а не в силу положения или установления со стороны лиц, обладающих политическим превосходством. Следовательно, правовые обычаи, рассматриваемые в качестве положительного права, не являются командами. И, тем самым, правовые обычаи, рассматриваемые в качестве положительного права, не относятся к законам или правилам, называемым так надлежащим образом.

Мнение менее загадочное, но в чем-то близкое к предыдущему, нередко высказывается противной стороной – стороной, которая выступает решительно против обычного права и против всякого права, созданного в судебном порядке или путем судебного законотворчества. Согласно этому последнему мнению, всякое судейское право или всякое судейское право, установленное подвластными судьями, является исключительно творением судей, которыми оно непосредственно установлено. Вменять его суверенному законодательному органу или предполагать, что оно выражает волю суверенного законодательного органа, – это одна из глупых или жульнических выдумок, посредством которых юристы в любую эпоху и в любой стране запутывали и затемняли самые простые и ясные истины.

Я думаю, что после минутного размышления окажется, что оба эти мнения беспочвенны: что обычное право носит повелительный характер в надлежащем значении этого термина; и что всякое судейское право является творением суверена или государства.

По своему происхождению обычай есть правило поведения, которое подвластные соблюдают самопроизвольно или не во исполнении закона, установленного лицами, обладающими политическим превосходством. Обычай превращается в положительное право, когда он принимается как таковой органами правосудия и когда принятые на его основе судебные решения принудительно обеспечиваются властью государства. Но до того, как он принят судами и облечен юридической санкцией, он будет просто правилом положительной морали: правилом, обычно соблюдаемым гражданами или подданными, но выводящим единственную силу, которой, как можно сказать, оно обладает, из общего неодобрения, падающего на тех, кто его нарушает.

Так вот, когда судьи превращают обычай в юридическое правило (или создают юридическое правило, не предполагаемое обычаем), устанавливаемое ими юридическое правило устанавливается суверенным законодательным органом. Подчиненный или подвластный судья является просто представителем. Та часть суверенной власти, которая находится в его распоряжении, просто делегируется. Правила, которые он устанавливает, получают свою юридическую силу от власти, данной государством – власти, которой государство может наделить явно, но которую оно обычно предоставляет путем молчаливого согласия. Ибо, поскольку государство может отменить правила, которые создаются судьей, и, тем не менее, позволяет ему приводить их в исполнение силой политического сообщества, суверенная воля государства, согласно которой "созданные судьей правила должны соблюдаться в качестве права", ясно проявляется пусть и не в его четко выраженном заявлении, но в его поведении.

Почитатели обычного права любят наделить своего кумира таинственными и впечатляющими свойствами. Но для тех, кто видит разницу между положительным правом и моралью, в нем нет ничего таинственного. Рассмотренные в качестве правил положительной морали, правовые обычаи возникают в силу согласия подвластных, а не в силу положения или установления лицами, обладающими политическим превосходством. Но понятые в качестве моральных правил, превращенных в положительные законы, правовые обычаи устанавливаются государством – устанавливаются государством прямо, когда обычаи провозглашаются в его статутах, и устанавливается государством окольным путем, когда обычаи принимаются его судами.

Мнение стороны, питающей отвращение к создаваемым судьями законам, проистекает из неудовлетворительного понимания ее представителями природы команд.

Как и другие варианты обозначения желания, команда может быть явно выраженной или молчаливой. Если желание обозначается словами (письменно или устно), то команда выражена явно. Если желание обозначается с помощью поведения (или какими-либо иными признаками желания, которые не являются словами), то команда носит молчаливый характер.

Так вот, когда обычаи превращаются в юридические правила решениями подвластных судей, юридические правила, появившиеся из обычаев, суть молчаливые команды суверенного законодательного органа. Государство, способное упразднить такие правила, позволяет своим представителям приводить их в исполнение, и поэтому оно выражает свое желание своим намеренным молчаливым согласием о том, что «данные правила будут служить законом для подвластных».

Моя нынешняя цель состоит лишь в том, чтобы доказать, что положительное право, именуемое обычным (и все положительное право, созданное в судебном порядке), устанавливается государством прямо или косвенно и, следовательно, носит повелительный характер. Я далек от того, чтобы оспаривать, что право, созданное в судебном порядке (или путем ненадлежащего законотворчества), и закон, установленный статутом (или надлежащим законодательным способом), имеют весомые различия. В будущих лекциях я исследую, в чем заключаются эти различия и почему подвластные судьи, которые являются в надлежащем смысле служителями закона, обычно вместе с сувереном участвуют в деле правотворчества.

Перечисление законов, которые не являются командами

Итак, я предполагаю, что единственные законы, которые не имеют повелительного характера [и которые относятся к предмету юриспруденции], таковы: 1. деклараторные законы, или законы, объясняющие значение существующего положительного права; 2. законы, аннулирующие или лишающие действительности существующее положительное право; 3. несовершенные законы, или законы несовершенной обязанности (в том смысле, в каком это выражение употребляется римскими юристами).

При этом пространство, занимаемое в науке этими ненадлежащими законами, сравнительно узкое и незначительное. Соответственно, хотя я и буду принимать их во внимание по мере непосредственного к ним обращения, я буду исключать их из рассмотрения в иных случаях. Или (меняя выражения) я буду ограничивать применение термина "право” законами, которые носят повелительный характер, кроме тех случаев, когда я не буду распространять его ясным образом на законы, которые таковыми не являются.

Лекция II

Связь между первой и второй лекциями

В первой лекции я обозначил или предположил цель моей попытки по определению области юриспруденции, а также способ для ее реализации: отграничить позитивное право, надлежащий предмет юриспруденции, от иных категорий, с которыми оно находится в отношениях сходства, и с которыми оно соотносится близко или удаленно, путем сильной или слабой аналогии.

Преследуя эту цель и придерживаясь данного способа ее достижения, я излагаю основы закона или правила (взятых в наиболее широком значении, которое можно придать рассматриваемому понятию надлежащим образом).

Преследуя эту цель и придерживаясь данного способа ее достижения, далее я провожу различие между законами, созданными человеком и Божественными законами, которые являются главным критерием для человека.

Божественные законы или законы Бога

Божественные законы представляют собой законы, созданные Богом для его человеческих созданий. Как я уже указал ранее, они являются законами, называемыми так надлежащим образом. Данный вопрос будет также подробнее рассматриваться далее.

В отличие от обязанностей, налагаемых человеческим законом, обязанности, налагаемые Божественным законом, являются религиозными.

В отличие от нарушения обязательств в соответствии с человеческим законом, нарушения религиозных обязанностей именуются грехом.

В отличие от санкций, указанных в человеческих законах, в Божественных законах присутствуют санкции, именуемые религиозными. Они являются злостными или болезненными, могут налагаться непосредственно или в дальнейшем по воле Божьей и представляют собой последствия за нарушение его заповедей.

Из Божественных законов некоторые явлены, другие – не явлены

Некоторые из Божественных законов явлены людям или обнародованы, в то время как другие – не явлены. Те Божественные законы, которые входят в категорию неявленных для людей, как правило, имеют следующие наименования: «закон природы», «естественное право», «закон, дарованный людям природой или разумом», «законы, наставления и веления природной веры».

Явленные Божественные законы и некоторые из неявленных становятся доступными человеку различными путями или с помощью различных знаков.

Явленные Божественные законы

Что касается тех законов, которые Бог желает явить человеку, то способ их открытия обществу является наиболее простым для восприятия. Такие законы представляют собой прямо выраженные повеления, слово Божье: предписания, передаваемые человеку с помощью языка непосредственно от Бога или же через его служителей, которых он посылает с этой целью.

Неявленные Божественные законы.

Те Божественные законы, которые являются неявленными, представляют собой законы, созданные Богом для человека, но передающиеся ему не с помощью языка и не напрямую.

Это единственные законы, которые Бог создал для той части человечества, на которую не распространяется свет Божественного Откровения.

Эти законы являются для нас обязательными (для тех, кому доступны истины Откровения) в той части, в которой наши обязанности не определены явленным законом. Так, хотя прямо выраженные Божественные предписания являются наиболее яркими свидетельствами его воли, нам необходимо искать многие обязанности, возложенные на нас Богом, в знаках и символах его благоволения, которое именуется светом природы. Пейли и иные богословы, вне всякого сомнения, доказали, что целью Откровения не являлось раскрытие всех этих обязанностей.

Некоторые из данных обязанностей мы не могли бы познать без помощи Откровения, а в явленных законах они изложены ясно и точно. Остальную же их часть мы можем познать, если того пожелаем, при помощи света природы или разума, и наличие данных обязанностей предполагается явленным законом. Этот закон молчит о таких обязанностях или же указывает на них посредством кратких или случайных замечаний.

Что выступает указателем на неявленные Божественные законы? Гипотезы или теории, касающиеся природы этого показателя. Гипотеза или теория морального чувства или врожденных практических принципов; практического разума; здравого смысла и т. д.

Но если Бог наделил нас законами, которые он не явил или не обнародовал, то как мы их узнаем? Каковы же те признаки его благоволения, которые мы именуем светом природы и противопоставляем с помощью этого образного наименования прямому выражению его воли?

Я считаю, что гипотезы и теории, с помощью которых можно постараться разрешить этот вопрос, сводятся к двум.

Согласно одной из них, существуют действия человека, которые одобряет все человечество, и действия человека, которые все человечество не одобряет, и эти всеобщие чувства возникают при мысли о данных поступках спонтанно, единовременно и неизбежно. Будучи общими для всего человечества и неотделимыми от мыслей о таких действиях, данные чувства являются знаками Божественного благоволения. Они выступают в роли доказательств того, что действия, которые влекут за собой возникновение таких чувств, предписаны или запрещены Богом.

Вывод о правильном или ненадлежащем человеческом поведении или же его соответствии или несоответствии установлениям Божественных законов можно сделать незамедлительно, руководствуясь этими чувствами, причем возможность допущения ошибки сводится к нулю. Бог решил, что наше счастье будет зависеть от того, выполняем ли мы его заповеди, поэтому мы должны получить о них представление сразу и безусловно, что явно соответствует неопровержимой Божественной мудрости и добродетели. Соответственно, он решил, что мы не должны руководствоваться лишь нашим нерасторопным и подверженным ошибкам разумом. Он мудро наделил человека чувствами, которые предостерегают нас на каждом шагу и преследуют нас своими назойливыми упреками, когда мы сбиваемся с пути выполнения обязанностей.

Эти простые и необъяснимые чувства сравнивают с теми, которые мы испытываем с помощью органов чувств, и относят их к определенной способности, именуемой моральными чувствами, хотя, признавая, что эти чувства существуют и являются доказательством Божественного благоволения, я не могу найти аналогию, в результате которой появилось такое сравнение и наименование. Объекты и явления, которые должным образом воспринимаются через органы чувств, осознаются незамедлительно или без заключений разума. В соответствии же с гипотезой, которую я кратко изложил или предложил, выводы разума имеют место во всех случаях, хоть они и являются короткими и неизменными. На основании чувств, которые мы испытываем, думая об определенных действиях, мы делаем вывод о том, предписаны ли данные поступки Богом или же запрещены им.

Тем не менее, гипотеза морального чувства заключается в ином.

Законы Бога, показателем которых являются эти чувства, нередко именуют врожденными практическими принципами или постулатами практического разума, или же считается, что они навсегда выгравированы крупными буквами на наших сердцах рукой нашего великого Создателя.

Для представления рассматриваемой гипотезы выведено и применяется понятие здравого смысла (наиболее податливый и уступчивый из терминов). Считается, что человечество при вынесении всех решений относительно того, является ли поведение правильным или нет (соответствует оно неявленному закону или же нет) руководствуется здравым смыслом, который в данном случае означает простые или необъяснимые чувства, которые я попытался описать.

Данные чувства или эмоции, которые рассматриваются как оказывающие влияние на душу человека, в частности, когда он размышляет о своем поведении, зачастую называют сознанием.

Теория или гипотеза полезности

В соответствии с другой из противоположных друг другу теорий или гипотез, неявленные и необнародованные законы Бога должны быть выявлены человеком из Божьей добродетели и из направленности человеческих поступков. Иными словами, благосклонность Бога вместе с принципом общей полезности являются нашим единственным указателем или руководством к его неявленному закону.

Краткое обобщение теории полезности

Бог дарует возможность испытывать счастье всем способным к чувствам существам. Некоторые поступки человека способствуют достижению этой благостной цели или же их направленность является благотворной и полезной. Другие же поступки человека противоречат данной цели или же их направленность является вредной и пагубной. Бог предписывает совершать поступки первой категории, которые содействуют достижению его цели. Поступки же второй категории Бог запрещает, поскольку они этой цели противоречат. Он наделил нас способностью созерцать, запоминать, рассуждать, и мы можем выявить направленность наших действий, должным образом применяя данные способности. Познав направленность наших действий и благостную цель Бога, мы познаем и его молчаливые команды.

Краткое представление нижеследующих объяснений этого обобщения

Таковым является краткое обобщение этой известной теории. Если бы я представил все пояснения, вкупе с которыми данное обобщение должно быть изложено, то мне пришлось бы отойти неизмеримо далеко от основной цели моих лекций. Но с тем, чтобы устранить все основные заблуждения, которым подвержена данная теория, я приведу столько пояснений, сколько укладывается в цель и рамки моего повествования.

Теория заключается в следующем. Поскольку добродетель Бога является безграничной и беспристрастной, он замышляет величайшее счастье для всех чувствующих созданий: он желает, чтобы их совокупное счастье не было ограничено ничем, кроме пределов, неизменно присущих их ограниченной и несовершенной природе. Мы можем вывести законы, данные нам Богом, но не выраженные им или неявленные, из возможных последствий наших действий для великого всеобщего счастья или же из направленности действий человека на увеличение или же уменьшение этого счастья.

Истинная направленность человеческого действия и истинный критерий проверки такой направленности

Итак, направленность человеческого действия (как она, таким образом, понимается) является его общей направленностью – совокупностью его возможных последствий, которые являются важными и существенными; совокупностью его как непосредственных, так и далеко идущих и косвенных последствий, если какие-либо из них могут оказать влияние на всеобщее счастье.

Предпринимая попытки выявить его направленность (как она, таким образом, понимается), мы не должны рассматривать действие с точки зрения того, было ли оно единичным и отдельным, но должны обратить внимание на категорию действий, к которым оно относится. Возможные конкретные последствия совершения данного деяния, уклонения от него или бездействия не являются объектами исследования. Вопрос, который необходимо решить, заключается в следующем: если действия, относящиеся к определенной категории, по общему правилу, совершаются или же, по общему правилу, запрещены или не выполняются, то каковы бы были их последствия для всеобщего счастья или блага?