Текст книги "Определение области юриспруденции. Часть 1. О пользе изучения юриспруденции"

Рассматриваемый отдельно вредоносный поступок может показаться полезным или безобидным. Рассматриваемый сам по себе полезный поступок может показаться пагубным.

Например, если бедняк украдет горсть чего-либо, чего у его богатого соседа имеется в избытке, то данный поступок, рассматриваемый отдельно, является безвредным или положительным. Собственность одного человека увеличивается за счет излишков богатства другого человека.

Но предположим, что кражи были бы в порядке вещей (или же что право собственности часто нарушалось), и оценим последствия.

Без обеспечения защиты прав собственности отсутствовал бы стимул к накоплению. Без привычного накопления со стороны собственников, отсутствовало бы накопление капитала. Без накопления капитала отсутствовали бы средства для выплаты заработной платы, отсутствовало бы разделение труда, не было бы прогрессивного и дорогостоящего оборудования – отсутствовали бы эти вспомогательные факторы труда, которые повышают его производительность и, тем самым, преувеличивают радость каждого человека в обществе. Частные случаи нарушений права собственности привели бы к тому, что богатые оказались бы в нищете, и что еще хуже, к тому, что это усугубило бы и без того плачевное финансовое состояние бедняков.

Если единичная и отдельно взятая кража кажется безвредной и положительной, то данная ложная видимость возникает всего лишь из-за того, что преобладающее большинство тех, кто склонен к воровству, воздерживаются от посягательств на собственность (и урон, нанесенный защите прав собственности, который возникает в результате единичной кражи, восполняется и скрывается суммой богатства, накопление которого происходит за счет общей гарантии прав собственности).

Еще раз: если я уклоняюсь от уплаты налога, который взимается хорошим правительством, то конкретные последствия такого вредоносного уклонения являются, без сомнения, полезными, поскольку деньги, которые я ненадлежащим образом удерживаю, пригодятся мне самому, и по сравнению с объемом государственных доходов эта сумма слишком мала, чтобы ее недосчитались. Однако необходимо регулярно уплачивать налоги для того, чтобы правительство могло существовать. И я, и все остальные члены общества пользуемся гарантиями, которые оно нам предоставляет, поскольку случаи уклонения от уплаты налогов являются редкими.

В представленных выше примерах акт уклонения от действия, рассматриваемый как единичный и отдельный, является положительным, но если рассматривать его относительно иных действий в категории, то он является злостным. В иных случаях действие или бездействие, рассматриваемые как единичные и отдельные, являются злостными, но при рассмотрении их вкупе с иными деяниями, они являются положительными.

Например, наказание, как единичный факт, является злостным: боль, причиненная преступнику, добавляется к вреду, причиненному его преступлением. Но, если рассматривать наказания как элемент системы, то они являются полезными тем, что десять или двенадцать случаев их применения способны предотвратить тысячи преступлений. Безопасность большего количества лиц обеспечивается тем, что страдает малое количество виновных. В результате отсечения больной конечности все тело спасается от загнивания.

Таким образом, по общему правилу (поскольку суждение допускает наличие исключений), для того чтобы определить общую направленность действия, уклонения от него или бездействия, нам действительно необходимо решить следующий вопрос: каковы бы были возможные последствия для всеобщего счастья или блага, если бы такие действия, уклонения от них или бездействия были бы общепринятыми или частыми?

Критерий, к которому мы должны обычно обращаться, если хотим выявить действительную направленность, является таковым: под истинной направленностью действия, уклонения от него или бездействия понимается совокупность их возможных последствий для всеобщего счастья или блага или же их соответствие или несоответствие принципу общей полезности.

Согласно теории полезности, Божьи команды суть в большинстве своем правила.

Однако если таковым является критерий для определения направленности действий и если направленность действий является показателем Божественной воли, то следует вывод, что большинство команд Бога являются общими или универсальными. Полезные поступки, им предписанные, и вредные поступки, им запрещенные, Бог поощряет или же запрещает по большей части во всей совокупности, а не по одному, не с помощью определенных и направленных на отдельные случаи команд, а с помощью законов или правил, которые являются общими и, как правило, негибкими.

Например, определенные действия являются пагубными при рассмотрении их в совокупности или (иными словами) частое повторение определенных действий противоречит всеобщему счастью, однако в некоторых случаях такое действие может быть полезным или безвредным. Более того, мотивы или побуждающие факторы к совершению действий определенного вида таковы, что если бы мы не были намерены воздерживаться от таких деяний из страха перед наказанием, то часто бы их совершали. Теперь, если мы объединим эти положения с мудростью и великодушием Бога, то мы должны сделать вывод, что он запрещает такие поступки, все без исключения. В десятом или сотом из всех случаев его совершения действие может быть полезным, а в девятом или девяносто девятом – пагубным. Если бы данные деяния были разрешены или с ними бы мирились в редких или исключительных случаях, то мотивы для воздержания от них в иных случаях были бы ослаблены или уничтожены. В спешке или суматохе при совершении действия сложно сделать правильный выбор. Для всех людей типичным является стремление к чувству наслаждения моментом и избегание чувства беспокойства. И таким образом, из-за слабости наших рассуждений и, что еще более страшно, из-за слабости нашей воли, мы часто распространяем действие исключения на все случаи, подпадающие под правило.

Следовательно, в тех случаях, когда действия, входящие в категорию, являются полезными или пагубными, мы должны сделать вывод, что Бог предписывает или запрещает их в соответствии правилом, которое скорее всего не допускает исключений.

Из теории полезности не следует, что всякое полезное действие является предметом Божественного предписания, а всякое пагубное действие – предметом Божественного запрета

Я бы сказал, что таким является вывод, к которому мы должны прийти, учитывая, что страх наказания необходим, чтобы побуждать к выполнению действия или удерживать от его совершения.

Так, направленность действия представляет собой одну категорию, а полезность предписания или запрета – другую. Существуют группы полезных деяний, которые бессмысленно было бы предписывать, и группы пагубных деяний, которые было бы бессмысленно запрещать. Санкции были бы излишними. Мы имеем достаточную склонность к полезному и достаточно отвращены от пагубных поступков и без мотивов, которые содержатся в воле законодателя. Естественные или спонтанные мотивы (или мотивы, отличные от тех, которые создаются посредством предписаний или запретов) побуждают нас к действиям в одном случае и побуждают нас от них воздерживаться в ином. Как говорил господин Локк, «злонамеренное бездействие или действие навлекло бы на нас зло, которое является естественным его следствием, и которое, будучи естественным неудобством, действует вне закона».

Введение и констатация современного и обманчивого возражения против теории полезности

Так, если мера или критерий, применение которых я попытался объяснить, представляют собой обычные меры или критерии для определения направленности наших действий, то наиболее актуальное и показательное из возражений относительно теории полезности основано на грубой ошибке и открыто для триумфального опровержения.

Теория, про которую никогда не следует забывать, заключается в следующем:

Наши мотивы для подчинения законам, данным нам Богом, являются первостепенными по отношению ко всем остальным. Так, временные удовольствия, которым мы можем придаться, или временные страдания, которых мы можем избежать путем нарушения обязанностей ими налагаемых, – ничто по сравнению со страданиями, которыми данные обязанности санкционируются.

Величайшее возможное счастье для всех способных испытывать чувства существ является целью и направленностью данных законов. Так, благожелательность, которая является их мотивом, и мудрость, с которой они были задуманы, соответствуют силе, претворяющей эти законы в жизнь.

Но преследуя данную цель, они охватывают все наше поведение настолько, насколько оно может способствовать или мешать ее достижению, и настолько, насколько предписания и запреты необходимы для исправления наших желаний.

В той части, в которой законы Бога явлены ясно и бесспорно, мы обязаны руководствоваться в наших поступках их четкими положениями. Когда же они не явлены, мы должны обратиться к иному руководству, а именно к возможным последствиям нашего поведения для всеобщего счастья или блага, достижение которого является целью Божественного Законодателя в его законах и заповедях.

В каждом из этих случаев источник наших обязанностей является одним и тем же, хотя доказательства, с помощью которых мы их определяем, являются различными. Принцип общей полезности является показателем многих из этих обязанностей, но он не является их источником. Так, обязанности происходят из команд и санкций. А команды, очевидно, возникают не из абстрактных источников, а происходят от живущих и рациональных существ.

Признайте эти предположения и неизменно придете к следующему выводу: все наши поступки должны руководствоваться принципом полезности в той части, в которой поведение человека, к которому необходимо стремиться, не было определено Откровением. Так, подчинение принципу или максиме, которые совпадают с предписаниями закона, равносильно повиновению этому закону.

В этом заключается теория, которую я представил, боюсь, чрезмерно обстоятельно, в различных формах с целью, чтобы мои молодые слушатели могли понять ее с должной ясностью.

Современные и обманчивые возражения, к которым я обращался, можно изложить следующим образом:

Удовольствия и страдания (или благо и зло) неразделимо связаны между собой. Каждое положительное действие и каждое воздержание от действия или бездействие влекут за собой в качестве последствий обе эти категории сразу или в будущем, прямо или косвенно, для нас или для других людей.

Следовательно, если мы будем строить наше поведение в соответствии с принципом общей полезности, то каждому нашему выбору между совершением действия или воздержанием от него будет предшествовать следующий процесс. Во-первых, мы оцениваем последствия нашего действия, а также последствия воздержания от него. Именно они являются конкурирующими составляющими того расчета, который мы должны провести в соответствии с нашим руководящим принципом. Во-вторых, мы сравниваем последствия совершения действия с последствиями воздержания от него и определяем совокупность последствий, которые являются более предпочтительными – которые с большей вероятностью принесут благо или (если мы выскажем ту же самую мысль, иными словами) с меньшей вероятностью повлекут за собой зло.

Теперь давайте предположим, что мы действительно прибегли к данному процессу прежде, чем принять решение. А затем давайте укажем абсурдные и вредные последствия, которые неизменно повлекут за собой наши попытки.

Говоря общим языком, период, отведенный на обдумывание, является коротким и продление данного раздумывания за указанные сроки является равносильным воздержанию от действия или бездействию. Следовательно, если бы мы выполнили данный сложный процесс полностью и с соблюдением всех правил, то мы бы в большинстве случаев не достигли его цели. Мы воздержались бы от действий в целом, хотя принцип полезности предполагает, чтобы мы их совершили, или же возможность произвести полезное действие ускользнула бы из наших пальцев, пока мы бы нервно и скрупулезно взвешивали положительные черты действия или воздержания от него.

Но чувствуя необходимость принять решение быстро, мы бы не выполнили этот процесс полностью и с соблюдением всех правил. Мы бы поспешно сделали предположения или построили догадки о последствиях действия или воздержания от него и с аналогичной поспешностью сравнили эти соответствующие последствия. Наши предположения были бы ложными и несовершенными, а наши выводы – некачественно сделанными. Трудясь над тем, чтобы подстроить наше поведение под принцип общей полезности, мы были бы вынуждены творить неизбежное зло.

И таковыми были бы последствия следования принципу полезности, хотя мы и стремились к истинному и полезному результату с простотой и добросовестностью. Но поскольку мы обычно отдаем предпочтение собственным интересам, а не интересам иных лиц, и нашим непосредственным интересам, а не косвенным, ясно то, что мы бы исказили этот принцип для его соответствия нашим эгоистичным и злостным целям.

Главной предпосылкой или целью Божественных законов является всеобщее счастье или благо. Но изучение последствий нашего поведения для всеобщего счастья или блага не является способом для познания этих законов. Путем обращения к Божественным законам и соблюдения их положений мы способствуем становлению нашего счастья и счастья других людей. Но если бы всеобщее счастье являлось нашей целью, то мы не обращались бы к законам Бога и не подчинялись бы им, а помешали бы их благому замыслу. Кратко говоря, мы бы, по существу, сильно отклонись от принципа общей полезности, принимая его в качестве руководства для нашего поведения.

Краткое представление двух подходящих ответов на вышеприведенное возражение

Я полагаю, что таковой является мысль тех людей, которые отрицают принцип полезности, как «опасный принцип поведения».

Поскольку лицам, которые выдвигают такие возражения, зачастую несвойственно ясное и определенное мышление, я не совсем уверен, что полностью понял смысл данного возражения. Но я максимально добросовестно постарался понять суть их мысли и как можно убедительнее изложить ее или же представить наиболее рациональное ее значение, которое можно вывести из их слов.

В ответ на данное возражение было сказано, что в его терминологии присутствуют противоречия. Опасность – альтернативное наименование для возможного зла, и, конечно, нам лучше всего предотвращать потенциальное зло в результате нашего поведения путем предположения или оценивания его возможных последствий. Утверждать, что «принцип полезности является опасным принципом поведения» равносильно тому, чтобы заявить, что «обращаться к принципу полезности противоречит самой полезности».

Так, хотя мое пояснение является настолько кратким и лаконичным, что мне остается только искренне надеяться, что оно является убедительным, я должен признать, что оно едва ли затрагивает само возражение и далеко не сводится к доказательству его абсурдности. Данное возражение очевидно предполагает, что мы не можем предвидеть и оценить возможные последствия нашего поведения, что если бы мы попытались оценить его положительные и негативные последствия, то наша самонадеянная попытка подсчета привела бы нас к ошибке или греху. (Имеется в виду, что при заведомо неуспешной попытке действовать в соответствии с принципом полезности, мы бы отошли от этого принципа. Предположение, в котором отсутствует противоречие в тех случаях, когда оно надлежащим образом сформулировано.)

Но, хотя вышеизложенное и не является опровержением возражения, такое опровержение все же существует.

Изложение первого ответа на вышеприведенное возражение

Во-первых, если полезность является нашим единственным показателем для определения молчаливых команд Бога, то нет смысла оспаривать ее несовершенство. Мы даже должны извлечь из него максимум пользы.

Если бы у нас было нравственное чувство или здравый смысл или практический разум, то едва бы мы толковали его команды в соответствии с принципом полезности. Если бы в наших душах изначально были заложены врожденные практические принципы, то едва бы мы читали Божественные команды в направленности действий людей. Ибо по предположению у человека должен был бы быть определенный орган, способный определить его обязанности. Обязанности, налагаемые Богом, незамедлительно бы определялись с помощью сознания и не входили бы в область наблюдения и индуктивного мышления. Попытка вытеснить это сознание и на его место поместить принцип полезности является просто невозможной для выполнения и попросту абсурдной. Попытка ощутить вкус или запах с помощью силлогизма была бы не менее обнадеживающей и благоразумной.

Но так как мы не наделены этим специальным органом, мы должны обратиться к принципу полезности, и пусть же никогда он не будет столь неполноценным. Мы должны по мере возможностей выводить наши обязанности из направленности человеческих действий или же оставаться на свой страх и риск в неведении относительно таких обязанностей. Мы должны избрать наш нелегкий путь с помощью мерцающего света или же блуждать в глубокой темноте.

Краткое представление второго ответа на вышеприведенное возражение

Вопрос о том, существуют ли у гипотезы нравственного чувства какие-либо основания, я подробно рассмотрю в следующей лекции, но здесь не буду уделять ему внимание. Сейчас стоит рассмотреть новый вопрос о том, что те, кто выдвигают рассматриваемое возражение, неправильно понимают теорию, которую они намереваются оспорить.

Их возражение основывается на следующем предположении: если бы мы привели наше поведение в соответствие с принципом общей полезности, то каждому выбору, который бы мы делали между совершением действия или воздержания от него, предшествовал бы расчет – попытка предположить и сравнить соответствующие возможные последствия действия или воздержания от него.

Или же (иными словами) их предположение является следующим: если мы приведем наше поведение в соответствие с принципом общей полезности, то наше поведение всегда будет определять непосредственное и прямое обращение к этому принципу.

И представив их предположение, я соглашаюсь с их выводом. Я допускаю, что принцип полезности был бы неверным и недальновидным руководством.

Однако их предположение является безосновательным. Они опровергают (и достаточно успешно) свое собственное неправильное суждение, воображая, что они усердно трудятся над оспариванием теории, которую ненавидят.

Так, в соответствии с этой теорией, наше поведение должно соответствовать правилам, выведенным из направленности действий, но не будет определяться прямым обращением к принципу общей полезности. Полезность должна выступать в роли критерия оценки нашего поведения в конечном счете, но не изначально; полезность является первичным критерием оценки правил, которым соответствовало бы наше поведение, но не первичным критерием оценки определенных или частных действий. Наши правила должны основываться на полезности, а наше поведение – на наших правилах.

Вспомните истинный критерий для проверки направленности действия и в результате короткого и незамысловатого дедуктивного анализа вы поймете, что их предположение является безосновательным.

Если бы наше поведение действительно было настроено на принцип общей полезности, оно, по большей части, соответствовало бы правилам - правилам, которые исходят от Божества, и по отношению к которым направления человеческих действий выступают руководством или указателем.

Если мы хотим проверить направленность определенного и частного действия, то мы не должны рассматривать данное действие как единичное и отдельное, но должны рассмотреть категорию действий, к которым оно относится. Мы должны сделать предположение относительно того, совершаются ли или же избегаются ли действия данной группы, по общему правилу, и рассматривать возможные их последствия для всеобщего счастья или блага.

Мы должны предсказать последствия, которые могут возникнуть, если бы данные действия были общепринятыми, а также последствия, которые могли бы возникнуть, если бы их общепринято избегали. Затем мы должны сравнить последствия с положительной и отрицательной точек зрения и определить на какой стороне лежит преимущество.

Если перевес будет на стороне положительных последствий, то направленность действия является хорошей, или (применяя более широкое, но равносильное выражение) всеобщее счастье требует, чтобы действия данного вида совершались. Если же преимущество лежит на стороне негативных последствий, то направленность действия является плохой, или (вновь прибегая к более широкому выражению) всеобщее счастье требует, чтобы действия данного вида не совершались.

Кратко говоря, если мы действительно делаем попытку оценить направленность определенного или частного действия, то мы оцениваем направленность категории действий, к которой оно принадлежит. Частный вывод, к которому мы приходим по отношению к единичному действию, подразумевает общий вывод, охватывающий все схожие действия.

Но на основе умозаключения о том, что действия определенного вида являются полезными или вредными, мы также вынуждены сделать еще один вывод. Ссылаясь на известную мудрость и благосклонность Бога, мы делаем вывод, что он предписывает или запрещает эти действия посредством общих и непреклонных правил.

Таковым является вывод, к которому мы неизменно приходим, предполагая, что характер действий требует вмешательства законодателя.

Если бы наше поведение было бы настроено на полезность, то оно изначально соответствовало бы правилам, выведенным таким образом и запечатлённым в нашей памяти. Рассмотрение конкретных последствий единичного или частного действия редко будет соответствовать этому конечному принципу. Следовательно, наше поведение руководствовалось бы общими выводами или же (если говорить более точно) правилами, составленными на основе этих выводов.

Тем не менее, если мы соглашаемся с этим положением, то необходимость в остановке и проведении расчетов, наличие которых предполагает данное возражение, является мнимой. Предварение каждого действия или воздержания от него предположением или сравнением его последствий было бы очевидно излишним и вредным. Оно было бы очевидно излишним, если бы результат данного процесса заключался в уже известном правиле. Оно было бы очевидно вредным, если бы надлежащий результат процесса заключался в этом правиле, в то время как сам процесс возможно был неправильным, если бы он был проведен необдуманно.

Теория и практика неразделимы

В целом поведение человека, включая его поведение, которое подчиняется командам Бога, неизменно основывается на правилах, принципах и максимах.

Если наш опыт и соображения относительно частных вопросов были бы обобщены, то они были бы нам полезны только на практике. Необдуманное рассмотрение множества частных вопросов и получение на их основании вывода, применимого к данному вопросу было слишком затянутым и неопределенным процессом, чтобы отвечать потребностям нашей жизни. Таким образом, умозаключения, сделанные на основе повторяющегося опыта и суждений, превращаются в принципы или сжимаются в максимы.

Мы всегда их держим наготове к применению, и используем их в отдельных случаях быстро и без колебаний, без обращения к процессу, с помощью которого они были получены, и не вспоминая и не перебирая в уме многочисленные и сложные соображения, удобными сокращениями которых данные принципы и максимы и являются.

Это основной, но не единственный способ применения теории, которую невежественные и слабые люди зачастую противопоставляют практике. Однако данная теория необходима на практике, так как основывается на опыте и изучении.

«Это верно в теории, но ложно на практике» – такие заявления являются нередкими. Об этом же говорит и Нудл наиболее смехотворно глубокомысленным видом.

Но при всем должном и осмотрительном уважении к этому почтенному и значимому человеку, все же то, что верно в теории, также верно и на практике.

Поскольку истинная теория является сводом частных истин, она обязательно истинна при применении в конкретных случаях. Положения теории являются общими и абстрактными, иначе частные истины, которые подразумевает теория, не были бы сокращены или сжаты. Но если она не истинна в вопросе частностей и не истинна на практике, то в ней вообще нет истины. Истина всегда является частной, хотя язык ее изложения обычно является общим. Если положения теории не могут быть сведены к частным истинам, то эта теория является просто непонятными словами: совокупностью тех бессмысленных абстрактных положений, которые зачастую заманивают в ловушку просвещенных, и в которых несомненно запутается разум невежд, которые сбиваются с авторитетного пути и осмеливаются думать самостоятельно.

Те, кто говорят о том, что теория противоречит практике, или о чем-то верном в теории, но неверным на практике, имеют в виду (если у них есть точка зрения), что рассматриваемая теория является неправильной, что конкретные истины, в ней содержащиеся, рассматриваются плохо или ненадлежащим образом, и что если бы она применялась на практике, то могла бы ввести в заблуждение. Они заявляют, что истинность в теории не является истинностью на практике. Они считают, что ложная теория не является истинной, и она может привести нас к практическим ошибкам.

Если бы наше поведение действительно было настроено на принцип общей пользы, оно, по большей части, руководствовалось бы чувствами*, связанными с правилами -правилами, которые исходят от Божества, и по отношению к которым направления человеческих действий являются руководством или указателем.

Так, говоря общим языком, поведение человека неизменно руководствуется правилами, принципами и максимами.

Поведение человека, подчиняющееся командам Бога, руководствуется не только правилами, но также и моральными чувствами, которые связаны с этими правилами.

Если я верю (не имеет значения почему), что действия, подпадающие под один вид или описание, предписываются или запрещаются Богом, то моральное чувство (или чувство одобрения или неодобрения) неразрывно связано в моей голове с мыслью о таких действиях или с их концепцией. И это побуждает меня совершить их или удерживает от их совершения, хотя я не обращаюсь к причинам возникновения такой уверенности и не вспоминаю Божественное правило, которое я вывел из этих причин.

Теперь, если причина, благодаря которой возникла моя уверенность, заключается в полезной или пагубной направленности действий определенного вида, то мое поведение действительно настроено на принцип общей полезности, но оно не определяется непосредственным обращением к данному принципу. Оно непосредственно определяется чувством, связанным с действиями определенного вида или с правилом, которое я вывел из их направленности.

Если мое поведение действительно настроено на принцип общей полезности, то оно косвенно руководствуется расчетом. Однако сразу или непосредственно в момент совершения действия мое поведение определяется чувством. Я подчиняюсь чувству так же, как я и должен был бы ему подчиняться, если бы я был совершенно неспособен определить причину моего поведения, и если бы меня направляли своевольные чувства, которые именуются моральными.

Например, вполне весомые, но многочисленные и запутанные доводы убеждают меня в том, что институт собственности необходим для общего блага. Будучи убежденным в этом, я верю, что кражи являются губительными. Будучи убежденным в этом, я делаю вывод, что Бог запрещает их посредством общего и твердого правила.

Так, цепочка индуктивных рассуждений, с помощью которой я прихожу к этому правилу, является длинной и сложной. Но я не обязан повторять этот процесс до тех пор, пока я не буду уверен, что я должен воздержаться от того, чтобы украсть ваш кошелек. Благодаря моим прежним привычкам и образованию в моем сознании с мыслью о краже стало связано чувство отвращения; и не обращаясь к доводам, которые убедили меня в том, что кражи пагубны, и не обращаясь к правилу, которое я вывел из их пагубной направленности, благодаря этому чувству я намерен держать свои руки подальше от вашего кошелька.

Убежденность в том, что в теории полезности расчет заменится чувством, является грубой и вопиющей ошибкой; ошибкой, возникшей в результате поверхностного и поспешного понимания. Тот, кто противопоставляет расчет чувству, противопоставляет штурвал парусу или ветру, который раздувает парус. Подсчет является руководством для чувства, а не его противоположностью. Чувство без расчёта является слепым и непредсказуемым, а подсчёты без чувств были бы инертными.

Подавление моральных чувств не является ни сферой, ни целью истинной природы полезности. Она стремится придать этим чувствам надлежащее и благотворное направление, освободить нас от беспочвенных симпатий и от мук бессмысленных антипатий, направить нашу любовь на полезное, а нашу ненависть – на пагубное.

Если бы наше поведение действительно было настроено на принцип общей пользы, оно, по большей части, соответствовало бы Божественным правилам, а также, по большей части, руководствовалось бы чувствами, связанными с этими правилами. Но в аномальных и исключительных случаях (возникающих сравнительно редко) наше поведение строилось бы непосредственно на принципе общей пользы и руководствовалось бы предположением и сравнением особых и частных следствий.

Таким образом, если бы принцип полезности был руководящим принципом нашего поведения, то оно незамедлительно определялось бы Божественными правилами или, скорее, моральными чувствами, связанными с этими правилами. И следовательно, применение принципа полезности к определенным или частным случаям не влекло бы за собой ошибок или вреда, наличие которых предполагает рассматриваемое возражение.

Но эти выводы (как и большинство выводов) не следует считать абсолютными.

Конечно, есть случаи (которые возникают сравнительно редко), в которых конкретные соображения равнозначны общим или же перевешивают их; случаи, которые (говоря языком Бэкона) «погружены в вопрос»; случаи, запутанные особенностями, от которых их опасно абстрагировать и на которые было бы направлено наше внимание, если бы мы были верны нашему руководящему принципу. Было бы вредно отступать от правила, которое распространяется на какой-либо из этих случаев, поскольку любое отступление от правила ослабляет его значимость. Но и конкретные последствия, которые повлекли бы наши решения, были бы настолько важны, что зло в результате соблюдения правила могло бы превзойти зло в результате его нарушения. Рассматривая доводы, благодаря которым мы вывели правило, было бы абсурдным считать, что оно негибкое. Поэтому мы должны отвергнуть это правило, обратиться непосредственно к принципу, в соответствии с которым наши правила создаются, рассчитать конкретные следствия в меру наших знаний и способностей.