Текст книги "Танцующая на лепестках лотоса"

Глава 3
В поисках вчерашнего дня

Лошади вели себя беспокойно. Даже Аджадеви, которая до этого никогда не ездила верхом, чувствовала их тревогу. Когда она жила в Ангкоре, то либо ходила пешком, либо передвигалась в украшенном драгоценными камнями палантине. Сейчас, сидя позади Джаявара на шелковой подушке, привязанной к спине животного, она приложила ладонь к широкому крупу их коня. Закрыв глаза, она ощущала тепло, исходившее от крепкой плоти, которое напомнило ей прошлое, далекое и по времени, и по месту событий. Толчком к воспоминанию из прошлой жизни было тепло. Там было что-то сгоревшее и обугленное. Дерево? Солома? Она мотнула головой, и картина стала более четкой: это была ткань, тлеющая в огне.

Их лошадь заржала, и видение тут же исчезло. Аджадеви открыла глаза. Они продвигались сквозь густые джунгли, и над их головами высились громадные фиговые и тиковые деревья. Стволы многих из этих чудищ на первых двухстах футах от земли были лишены веток, зато вверху находилась раскидистая крона. Более мелкие деревья, кустарники, папоротник и цветы отчаянно боролись за лучи утреннего солнца, которым удавалось пробиться сюда сквозь плотную крышу из листьев. На невообразимой высоте верхушек деревьев прыгали черные белки, серые обезьяны и разноцветные птицы, отчего на землю летели листья и сломанные ветки. От излучины реки к излучине, от холмов к долинам по джунглям разносились запахи разложения и новой жизни.

Джаявара и Аджадеви сопровождало десять конных воинов. Принц со своей женой ехал в середине группы, которая растянулась в цепочку длиной в бросок камня. Это были самые сильные из выживших кхмерских воинов. Каждый из них был бы рад отдать свою жизнь за принца или его жену, и каждый жаждал отомстить чамам.

– Мне было короткое видение, – тихо сказала Аджадеви.

Джаявар обернулся, и глаза их встретились.

– Какое видение?

– Горящий шелк.

Привыкший к ее видениям, он только кивнул.

– А из-за чего возник огонь?

– Думаю, из-за страсти.

– Из-за страсти?

– Пламя… огонь возникает от страсти.

– Ты видела там еще что-нибудь? Что-то такое, что могло бы нам помочь?

Аджадеви подумала о чамах и о том, как тепло из прошлой жизни могло бы помочь им заглянуть в то, что их ожидало.

– Чамы… жаждут нашей красоты, но могут разрушить ее.

– Я знаю это.

– Они разрушают наше будущее.

– Наших детей? Моих детей?

Солнечный свет, пробившийся через прореху в густой листве девственного леса, согрел плечи Аджадеви.

– Чамы похожи на тени, но некоторые из них… немногие… они подобны свету. И им можно доверять.

– Единственный чам, которому могу доверять я, – это мертвый чам.

– Не говори так, Джаявар. Наш мир состоит не только из черного и белого, он цветной. Некоторые чамы заслуживают смерти от твоего клинка, а другие – нет.

– Если мои дети живы, я буду милостив.

Она обняла его за талию и нашла его руку.

– Я тоже люблю твоих детей. Я всегда любила их так, как если бы сама их родила.

– Я знаю это.

– И у меня тоже были свои собственные дети, – сказала она, чувствуя тепло в своем животе. – Задолго до того, как я пришла в это тело, я была матерью.

– Значит, ты понимаешь, что я сейчас чувствую. Боль. И пустоту.

– Понимаю.

Джаявар кивнул:

– Одна моя часть рвется в Ангкор, чтобы проверить, живы ли они. А вторая не хочет торопиться, так как я боюсь того, что могу там узнать, и цепляюсь за еще оставшуюся у меня надежду.

– А надежда цепляется за тебя.

– Как это?

– Надежда твоего народа. Наших неродившихся сыновей и дочерей. Моя надежда.

Он посмотрел на людей, ехавших впереди него, и подумал, что у большинства из них тоже были дети, и бремя их горя не легче, чем его.

– Я боюсь… что я недостаточно сильный, – прошептал он. – Люди будут умирать за меня, но я ведь такой же человек, как и они, из плоти и крови.

– Люди будут умирать за веру. Не за тебя, а за веру в то, что ты преследуешь какие-то благородные цели. Ангкор-Ват был построен как раз благодаря такой вере. Индуисты создали этот храм как дом для своих богов, для своей веры. Хотя буддизм ведет меня по другому пути, я до сих пор люблю смотреть на индуистские статуи и вглядываться в лица их богов.

– Почему?

Аджадеви вспомнила про Ангкор-Ват, крутизну ступеней, ведущих к его вершине, которые должны напоминать индуистам, что подъем к вершинам духовности является очень непростой задачей.

– Когда я поднимаюсь по лестнице храма, – сказала она, – я понимаю, что древние индуисты хотели, чтобы я при этом чувствовала, будто взбираюсь на гору, стремясь к чему-то прекрасному.

– Возможно, в своей прошлой жизни ты помогала им его строить.

– Может быть. У меня всплывают воспоминания… о резьбе по камню. О мозолях на руках и мучительных болях в спине.

Джаявар обвел окрестности взглядом.

– Думаешь, я поступил безрассудно, разделив наши силы? Уведя десять самых сильных мужчин, тем самым украв их у женщин и детей, которых мы оставили в лагере?

– Там достаточно воинов, чтобы защитить их.

– Что мне делать, когда мы достигнем Ангкора? Как я могу узнать о судьбе моих детей? Я планировал проникнуть в город под видом священника, но, наверное, есть способ и лучше.

Аджадеви взглянула на громадную паутину, натянутую между стволами соседних деревьев. В ее центре ждал добычу большой, размером с ее кулак, желто-черный паук.

– Прошлой ночью мне приснилось, что я нищенка, – ответила она. – Я была на виду, но меня никто не видел.

Он сжал губы.

– Да, это лучше, мы действительно будем незаметными. Мы можем перемазаться в грязи и начать просить милостыню под городскими стенами. Мы будем выглядеть убогими и униженными, но сможем заговорить с кхмерами и, рассказав им, кто мы на самом деле, расспросить о моих детях.

– Мы так и сделаем.

– А что, если… если они убиты?

– Тогда ты, где бы мы ни оказались, пообещаешь своим детям построить храм в их честь. Ты будешь думать о них, будешь о них молиться, будешь их любить. А потом мы уйдем.

Он покачал головой.

– Лечебница. Если они погибли, я когда-нибудь построю на месте их гибели лечебницу. Лечебницу для детей.

Она крепко обняла его.

– Вот видишь! Именно поэтому люди и готовы умереть за тебя.

– Все, чему я в жизни научился, я научился у них. И у тебя.

Она отвела глаза в сторону.

– И все же я подвела тебя.

– Каким образом?

– Тебе необходим наследник, а я не могу его тебе дать. Возможно, вместо меня должна была выжить другая твоя жена. Возможно, я…

Обернувшись, он осторожно взял ее пальцами за подбородок и приподнял его.

– Без тебя я – ничто. Без тебя чамы будут торжествовать победу.

Она поцеловала его в запястье.

– Я не хочу, чтобы ты был ничем.

– Тогда оставайся рядом со мной, Аджадеви. Всегда оставайся рядом со мной.

На губах ее затеплилась едва заметная улыбка.

– Я являюсь частью тебя. И я не рядом с тобой, а внутри тебя. Как и твои дети. Они ведь остаются внутри тебя, так всегда было и так всегда будет. Точно так же и я буду внутри тебя.

– Я чувствую тебя там.

– Прошу тебя, не забывай о моих словах и в последующие дни. Это будут для тебя дни таких испытаний, каких у тебя никогда в жизни еще не было. Так что ты должен быть уверен, должен верить, что в самые тяжелые моменты ты не окажешься один.

* * *

Утреннее солнце залило башни и лестницы Ангкор-Вата янтарным светом. До прихода чамов храм этот в основном заполняли индуистские священники и пилигримы. В его просторных залах можно было встретить и кхмерских воинов, и чиновников, и все они приходили сюда молиться. Однако после нашествия все переменилось. По всей территории Ангкор-Вата стояли на посту чамские воины, а кхмерских священнослужителей стало в несколько раз меньше, чем раньше.

Идя рядом с Тидой, Воисанна старалась не смотреть чамам в глаза. А когда все же ловила на себе их взгляды, каждый раз ускоряла шаг, чтобы побыстрее уйти от них, и не переставала удивляться, почему этот чамский военачальник не тронул ее. Большую часть ночи она думала, не убить ли его, однако в конце концов уступила усталости и заснула как можно дальше от него, насколько это позволяли размеры его комнаты.

Воисанна шла по длинному коридору в юго-западном крыле Ангкор-Вата. Слева от нее выстроились в ряд квадратные колонны из песчаника, обрамляя вид на запад, открывавшийся из этой галереи. С другой стороны тянулся огромный барельеф, изображавший едва ли не тысячу сражающихся воинов. Конные колесницы противостояли пешим солдатам с копьями, саблями, щитами и флагами в руках. Это была картина битвы на Курукшетре, и хотя Воисанне всегда нравилась эта легенда, она все же отвернулась от барельефа, не желая смотреть на оружие и смерть. Потом она бросила взгляд на потолок с раскрашенным резным изображением цветков красного лотоса, а затем, свернув налево, прошла через главный вход в Ангкор-Ват и ступила на мощеную дорожку, которая вела ко рву.

Тида шла в нескольких шагах позади Воисанны, а их чамский сторожевой пес держался еще дальше, положив на плечо древко своей секиры. Тида потупила взгляд, а руки сложила перед собой, соединив ладони. Она, вероятно, была самой красивой женщиной из всех, кого Воисанна когда-либо видела, но при этом она, казалось, плыла по жизни без всякой цели, словно облачко по небу в безветренный день.

Мощеная дорожка, широкая и прямая, была заполнена людьми самого разного положения, хотя большинство из них были чамами. Воисанна прошла между двумя статуями нагов – мифических семиглавых змей. Каменные ступеньки между этими изваяниями вели на улицу, где вражеских солдат было еще больше. Расположенные поблизости кхмерские дома, построенные на сваях для защиты от тигров и змей, все были заняты чамами. Кхмеры здесь тоже были, но они зачастую ютились просто под деревьями, готовя на кострах рис и пойманную рыбу.

Пройдя еще немного на запад, Воисанна миновала ворота в прочной стене, окружавшей весь Ангкор. Еще несколько десятков шагов – и они подошли ко рву шириной почти в шестьсот футов. Здесь она впервые после нападения врага улыбнулась, потому что в воде, как и всегда, было полно ее соотечественников.

С обоих берегов рва в воду спускались ступени из латеритовых блоков, и Воисанна сразу пошла к воде, чувствуя босыми ногами тепло почерневших каменных плит. Сняв юбку и прикрыв ладонью интимное место, она шагнула в воду. Тида последовала ее примеру, повторив ее действия, а Воисанна тем временем зашла поглубже, туда, где вода была прохладнее. Здесь она посмотрела по сторонам. На север от нее в воде купались тысячи кхмеров. Вид на юг загораживала дамба через ров с мощеной дорогой, уходящей в сторону джунглей. Немногочисленные кхмерские дети смеялись и баловались, а все взрослые были угрюмыми и мрачными. Обычно здесь можно было увидеть парочки, прильнувшие друг к другу или моющиеся после занятия любовью, но сегодня Воисанна любовников здесь не заметила. Люди просто сидели на ступенях или же плавали вдали от берега.

Воисанна плеснула водой в лицо, а затем начала тереть его, очищая от пыли и грязи. Она периодически окуналась в воду, чтобы хорошенько помыть волосы и все тело. Как и большинство кхмеров, в жаркий сезон она купалась по нескольку раз в день, и чтобы поддерживать чистоту, и чтобы немного охладиться.

Закончив мыться, Воисанна обернулась к Тиде, которая даже не сдвинулась с места. Окидывая взглядом свою компаньонку, Воисанна снова задала себе вопрос, почему им приказали купаться вместе. Зачем Индраварман настоял на том, чтобы именно она пошла с Тидой, когда в королевском дворце были тысячи других наложниц?

– Что свело нас с тобой? – спросила Воисанна, искоса взглянув на стражника, остававшегося на берегу рва.

Тида, казалось, не слышала ее.

Воисанна подошла к этой женщине поближе. Когда Тида и теперь не предприняла попыток заговорить с ней, Воисанна подумала про того чамского воина. Если бы он силой овладел ею, как она того ожидала, она бы сначала убила его, а потом себя. И сейчас была бы на пути к возрождению в новой жизни, на пути к близким ей людям. Вместо этого она стояла сейчас в воде, страдая от душевных ран. Ее младший брат снова и снова умирал у нее на руках. Ее возлюбленный погибал, даже не успев обменяться с нею хотя бы одним-единственным последним нежным словом.

Внезапно слезы хлынули из ее глаз – это произошло помимо ее воли. И уже сквозь завесу слез, из-за которых все вокруг расплывалось, она вдруг заметила, что Тида тоже плачет. Воисанна протянула к ней руку, их пальцы встретились и переплелись.

– Что с тобой случилось? – спросила Воисанна.

Тида замотала головой, словно прогоняя страшное видение.

– Индраварман.

Воисанна все поняла. Участь, которой она избежала, выпала на долю Тиды. Чамский король воспользовался ею для удовлетворения своих прихотей. И красота Тиды, которую большинство окружающих воспринимало как благословенный дар богов, стала для нее проклятьем.

Тида наклонилась вперед и упала Воисанне на руки. Та держала ее, не давая свалиться в воду, а сама думала, что, может быть, будет лучше, если они как-то утопят друг друга.

От раздавшегося вдруг громкого смеха сердце Воисанны замерло. Обернувшись, она увидела, что это смеется чамский охранник, к которому присоединились еще двое воинов.

Внезапно Воисанна пожалела, что она не родилась мужчиной. Будь это так, она схватила бы оружие и убила бы этих чамов, отомстила бы за своих близких. Долгое время она мечтала о том, как даст начало новой жизни, став свидетельницей появления на свет собственного ребенка. Но сейчас, глядя на пялящихся на них чамов, ей, наоборот, хотелось отобрать чужую жизнь и отослать души этих демонов обратно в преисподнюю, откуда они явились.

Но Воисанна не могла этого сделать. Поэтому она просто поддерживала Тиду, глядя, как в воду, вызывая рябь, капают их слезы; их тела и мысли льнули друг к другу в поисках утешения, найти которое было невозможно.

* * *

Поимка гигантского сома оказалась для них хорошей встряской. Боран сначала даже хотел обрезать бечевку, чтобы отпустить эту слишком большую рыбину, но потом решил, что его сыновьям полезно принять такой вызов. Эту ночь они провели на берегу большой реки, рискнув развести костер, чтобы отпугивать москитов и мошек. Боран забросил три снасти, нацепив на крючок каждой из них по дохлой лягушке. Он особо не надеялся что-то поймать, но теперь, когда Вибол и Прак постепенно отпускали тонкую бечевку, он по тому, как бурлила поверхность воды, мог с уверенностью сказать, что они подцепили настоящее чудище. Боясь, что сыновья быстро стравят всю веревку, он ринулся в джунгли, нашел там лиану толщиной с его единственный оставшийся на руке большой палец и сдернул ее с ветвей дерева. Затем он привязал конец их снасти к этой лиане.

– Будьте терпеливы, – сказал он своим сыновьям. – Потяните слишком сильно – упустите его.

– Жаль, что это не чам, – отозвался Вибол. – Тогда бы ты увидел здесь настоящую схватку.

Прак сделал несколько шагов влево и вошел в воду на отмели. Он чувствовал, что сом пытается уйти вниз по течению.

– Он умнее любого чама. Посмотрите, куда он рвется.

– Тогда и ты иди за ним по течению, – посоветовал Боран. – Против течения вам такую рыбину ни за что не вытащить.

Сыновья сделали так, как сказал их отец, – двинулись вслед за рекой. Прак дважды натыкался на невидимые под водой коряги, но в обоих случаях он удержался на ногах. И он, и Вибол все время старались перехитрить сома.

Пока сыновья тянули за бечевку, Боран попросил Сорию дать ему оружие. Она подала ему чамскую секиру, и теперь он держал ее наготове. В этом месте река разливалась вширь, становясь медленной и ленивой.

– Это ваш шанс, – сказал Боран. – Теперь упирайтесь и напрягите спины.

Близнецы дружно потянули за веревку. Через несколько секунд над поверхностью появился спинной плавник сома, а затем и его выгнутая спина. Боран видел, что рыба эта весит больше любого из них, и внезапно ему передалось возбуждение сыновей. Редко кому удавалось поймать в Меконге гигантского сома. Если бы они попытались вытянуть его с лодки, у них были бы большие проблемы.

Оказавшись на мели, сом направился в сторону упавшего в воду дерева. Боран крикнул, предупреждая сыновей об этом, но Вибол и Прак ничего не могли поделать, потому что бечевка зацепилась за ветку под водой. Рыба как бы оказалась привязана к дереву, однако теперь она могла, собрав последние силы, оборвать тонкую веревку. Прежде чем Боран успел что-то сказать, Вибол вырвал у него секиру и, высоко поднимая ноги, ринулся по мелкой воде к дереву. Он зацепился за невидимый под водой корень, споткнулся, но все-таки сумел обрушить удар боевого топора на широкую морду сома. Вода вокруг кипела, когда сом пытался уворачиваться от нападавшего. А Вибол наносил один удар за другим, пока Боран не крикнул, чтобы тот остановился. Рыба уже была мертва.

Они выволокли свою добычу на берег. Размеры ее поражали. Этим серым в пятнах сомом, длиной в пять футов и толстым, как свинья, можно было накормить пятьдесят человек. Сория сокрушенно заметила, что еще очень много голодных кхмеров прячется сейчас в джунглях, и Боран решил нарезать мясо сома тонкими полосками, чтобы его можно было закоптить и таким образом сохранить. Пока Боран и Сория готовили раму для копчения, братья принялись орудовать своими ножами. Вскоре оба они были перепачканы в крови и внутренностях рыбы.

В джунглях было полно тигров и других хищников, поэтому Боран действовал быстро. Он развел огонь у подножия большой акации, потом сделал прорезь в коре на стволе дерева и вставил туда горящую ветку. Вскоре из этого пореза должна была начать выделяться смола, которую Боран собирался использовать для заделывания щелей в лодке.

– Мы можем остаться в этих местах навсегда, – сказал он. – Мы вчетвером, и больше никого.

Вибол перестал разделывать сома и поднял глаза на отца.

– Но…

– Но мы не сделаем так, как хотел бы поступить я, – закончил за него Боран.

Установив каркас для копчения рыбы возле огня, Сория подошла к мужу. Она сделала себе гирлянду из цветков жасмина, и при ее движениях нежные лепестки трепетали.

– И что, по-твоему, нам следует делать? – спросила она.

Боран взглянул на своих сыновей.

– Чамы приплыли в Ангкор на лодках. Это королевство мореплавателей. Можно не сомневаться, что по реке поплывут новые лодки, доставляя в Ангкор людей и провизию. Скорее всего маршрут пройдет через Великое озеро. Так что, похоже, им понадобится перевалочный пункт возле Ангкора.

Прак опустил свой нож.

– Ты считаешь, что мы должны шпионить за ними?

– А ты как думаешь?

– Мы могли бы следить за ними издалека, – предложил Прак. – А потом сообщать об их действиях нашим кхмерским братьям.

– Да, – сказал Вибол, вставая. – А если мы вдруг встретим нескольких чамов, мы можем…

– Убивать их мы не будем, – перебил его Боран. – Любая смерть подвергнет нас риску быть раскрытыми. Лучше просто следить за ними и сообщать об увиденном своим. Это принесет больше пользы, чем смерть нескольких чамов. – Он ткнул своим шишковатым пальцем в сторону Вибола. – Согласен?

Сначала закивал Прак, а потом и Вибол.

– Итак, мы будем шпионить за ними, – подытожил Боран. – Мы знаем, как находить рыбу, мы изучили ее повадки. С людьми у нас должно получаться примерно так же. Только в этом случае мы предоставим другим ловить их.

Братья еще раз подтвердили свое согласие с планом отца, после чего вернулись к работе. Они сбросили скелет сома в реку – на корм крокодилам и каймановым черепахам. Когда течение унесло его, близнецы тщательно вымылись.

Сория кивком подозвала Борана к себе.

– Эта слежка за врагом беспокоит меня, – прошептала она мужу. – Я готова ко всему, но только не к тому, чтобы потерять кого-то из своих близких. Прошу тебя, пожалуйста, не веди нас туда, где я могу лишиться одного из вас.

Боран понимающе кивнул.

– Я тоже беспокоюсь об этом. Но если мы никуда не пойдем, если ничего не предпримем, Вибол просто покинет нас. А если нас не будет рядом с ним, мы не сможем направить его.

Должно быть, где-то наверху пробежала белка или обезьяна, потому что на голову им посыпались листья. Сория прикусила нижнюю губу.

– Если бы они не были такими взрослыми, я бы предложила всем нам убежать.

– Я знаю.

– И действовать противоположно тому, что мы сейчас делаем.

– И оставила бы свою родину врагам?

– Для меня лучше уж потерять родину, чем близких мне людей. – Она ткнула в него пальцем. – Прошу тебя, Боран, будьте осторожны. Один неверный шаг – и все, что нам удалось сберечь, рухнет. А то, что мы создали, не менее ценно, чем любой храм.

– Ничего не рухнет.

– Сердце подсказывает мне, что нужно бежать. Бежать без оглядки. Поэтому, Боран, поклянись мне, что, если опасность станет слишком велика, мы оставим эту затею. И убежим, вместо того чтобы драться.

Сверху посыпались новые листья. Боран снова кивнул, а затем потер болевшую шею. Эти боли постоянно беспокоили его, от восхода до заката. Он подумал о своих детях, жалея, что они уже не маленькие, – тогда бы Вибол и не помышлял бы о мести.

Боран продолжал растирать свою шею, чувствуя, что просто разрывается между желанием поддержать своих сыновей и защитить их.

– Если опасность станет слишком велика, – наконец ответил он, – мы побежим, как испуганный олень, не оглядываясь назад. А Вибол станет мужчиной в другой раз.

* * *

Схватка была короткой, но очень ожесточенной.

По Рейм обнаружил западнее Ангкора значительный отряд кхмеров, которые стояли лагерем на дальнем конце западного барая – огромного прямоугольного искусственного резервуара длиной в четыре мили, шириной в милю и глубиной до двадцати футов. Когда-то кхмеры вырыли его, чтобы собирать в нем дождевую воду. Во время засухи воду оттуда можно было подавать на соседние поля, и это позволяло крестьянам выращивать рис и другие культуры круглый год. Западный барай был самым большим из кхмерских резервуаров, помогавших королевству прокормить свой многочисленный народ.

Через сеть своих осведомителей По Рейм узнал, что на дальнем конце этого рукотворного водоема укрывается до трех тысяч кхмерских воинов. Убежденный, что они наконец нашли место, где прячется Джаявар, Индраварман отправил пять тысяч чамов в обход этого громадного водохранилища. Они зашли к кхмерам с тыла, прижав их к берегу. Хотя для кхмеров это не было полной неожиданностью, все же их застали врасплох. Нескольким удалось ускользнуть, других взяли в плен, но большинство приняли бой и были убиты.

После этого сражения Индраварман лично допросил пленных и был взбешен, выяснив, что никто из них не знает, где сейчас находится Джаявар. Кхмерами командовал старый военачальник, и когда его труп был брошен в воду, Индраварман позвал Асала. Сейчас, сидя на боевом слоне и глядя, как к нему на таком же животном приближается его молодой военачальник, король вспомнил, как Асал ворвался в самую гущу кхмеров, насаживая их на свое длинное копье, точно рыбу на вертел. Слон Асала растоптал нескольких кхмеров и причинил бы им еще больше вреда, но махут – маленький человек, который сидел на шее слона и направлял его, – был убит, и Асал был вынужден спрыгнуть с платформы на спине слона, чтобы самому управлять зверем. Его сразу же атаковали несколько кхмеров, одновременно загоняя слона на мелководье. Асалу каким-то образом удалось приземлиться на ноги и, отбиваясь от нападавших, убить двоих из них, прежде чем на помощь ему пришли другие чамы.

Индраварман на своем слоне также вступил в бой с противником и был легко ранен стрелой, оцарапавшей ему плечо. Он был доволен: теперь по его руке струилась кровь, и каждый мог видеть это. Многие его люди стали свидетелями того, как ранее он один на один сражался с каким-то кхмером, сидевшим на громадном слоне. Они с ним долго обменивались ударами, пока Индраварману наконец не удалось достать соперника за его щитом своим копьем.

Теперь этот громадный боевой слон принадлежал ему. Индраварман приказал махуту искупать его на мелководье. Худой погонщик уперся коленом в основание правого уха слона и зацокал языком. Зверь, пошатываясь, двинулся вперед и продолжал идти, пока вода не начала доходить ему до бивней.

Новый махут Асала вел их слона рядом со слоном Индравармана. Король взмахом руки прогнал обоих погонщиков, и те, поклонившись, тут же вброд побрели к берегу. Как обычно, Асал не делал попыток нарушить молчание первым, а Индраварман, окидывая его взглядом, заметил, что у того разбиты в кровь костяшки пальцев.

– Тебе пришлось бить их кулаком? – спросил король.

Асал кивнул.

– Терять свое оружие в бою непростительно. – Индраварман согнал муху, севшую на его рану. – Когда ты теряешь свой клинок, ты даришь противнику надежду.

– Этот противник уже мертв, мой король. Какую бы надежду я ему ни подарил, я же ее у него быстро отнял.

Индраварман рассмеялся:

– Лев среди щенков, вот на кого ты был там похож.

– Как и вы, мой король.

– Это все потому, что там не было Джаявара. Без Джаявара кхмеры всегда будут выглядеть щенками.

В каких-то двадцати шагах от слона Асала по мутной воде проплыла змея. Он почувствовал, как громадный зверь под ним напрягся, и, наклонившись вперед, провел рукой по жесткой толстой щетине у него на спине, которая говорила о зрелом возрасте животного.

– Сведения По Рейма оказались достоверными, – сказал Индраварман. – В очередной раз я в долгу перед ним.

Асалу пришло на память, как этот мясник когда-то убил чамского старшего командира и всю его семью. Человек этот был противником Индравармана, но другом Асала. Яд был любимым оружием По Рейма, и Асал нашел детей друга корчившимися от боли – их животы были раздутыми и горячими. Он попытался спасти их, но лишь стал свидетелем их смерти в страшных мучениях; их предсмертные крики напомнили ему крики его умирающих братьев и сестер. Через несколько дней, когда Асал узнал, кто убил друга и его семью, он пришел в ярость. Он разыскал По Рейма и обозвал его трусом, однако, опасаясь гнева Индравармана, не посмел обнажить свою саблю. Не решился ответить ему и По Рейм – видимо, из тех же соображений.

– Что мне делать с пленными? – спросил Индраварман, указывая большим пальцем в сторону группы кхмеров, стоявших по шею в воде.

Асал знал, что король собирался убить их, но не хотел подталкивать Индравармана к тому, чтобы попробовать стать менее предсказуемым.

– Заставьте их работать, мой король, – ответил он. – На полях или кузнецами. Нам необходимо кормить и вооружать тысячи наших воинов. А сытые и с острыми саблями они будут лучше воевать.

Индраварман нахмурился.

– Это верно. Но этих кхмеров не так просто сломить. Они поднимутся вновь. И можешь мне поверить: лучше на пустой желудок воевать с одним человеком, чем на полный с двумя.

– Как вам будет угодно, мой король.

– Ты слишком великодушный, Асал. И в этом твоя слабость. На поле битвы тебе практически нет равных. Но вне его ты не опаснее, чем малое дитя.

– Я…

– Враги повсюду. Зачастую в руках у них не сабли, а пергамент, мотыга или шелк. Каждый кхмер для нас – враг, и я буду обращаться с ними соответственно. Это не доставляет мне особой радости, но именно так и можно сломить врага, именно так и можно управлять покоренным королевством. Нужно отнять у них гордость, покой, притязания. Нужно показать им, что смерть может настичь их в любой момент, – только в этом случае они будут благодарны за то, что просто продолжают жить. – Индраварман вытер кровь, которая продолжала сочиться из раны на его плече. – Я вижу сомнение на твоем лице, Асал. Да, кхмеры – тоже индуисты и поклоняются тем же богам, что и мы. Я восхищаюсь их храмами и считаю, что нас с ними многое связывает. Но наш народ живет у моря. Мы торгуем, пиратствуем. Мы выживаем, но не благоденствуем. К северу от нас с каждым днем крепнет Вьетнам, а здесь, на юге, кхмеры строят города, которые превосходят все, что построили мы. А с запада на наши территории вторгаются сиамцы. Мы зажаты со всех сторон. И если мы не вырвемся, как сделали это сейчас, наш народ просто прекратит свое существование.

Асал кивнул, хотя на самом деле ему казалось, что Индраварман все же получает удовольствие от своих военных кампаний, а его философские рассуждения являются всего лишь попыткой оправдать или даже как-то облагородить решения, которые он уже принял.

– Тогда почему вам не нанести удар по вьетнамцам, мой король? – спросил Асал. – Они кажутся более слабыми, чем кхмеры.

– Потому что у кхмеров есть золото и серебро. Потому что они размякли в своем стремлении ублажать богов. Чтобы построить Ангкор-Ват, потребовалось пятьдесят тысяч кхмеров и тысяча слонов. Только представь себе все это! Такая сила могла бы нас рассеять, но вместо этого они построили какой-то храм. По Рейм был прав – пришло время завоевать их. Лучше сразу нанести удар и сокрушить врага, не упустить представившийся шанс.

– Так что же делать с пленниками, мой король?

Индраварман стиснул зубы.

– Пленниками или врагами? Они собирали армию, чтобы напасть на нас. За это я закопаю их по горло в грязь, в их драгоценную землю. И пусть все кхмеры видят, что будет с теми, кто выступает против меня.

Асал взглянул на мужчин, продолжавших стоять в воде. Наверное, кое-кто из них только что умер от ран, потому что их, похоже, стало меньше. А в глазах тех, кто выжил, Асал увидел упрямство и вызов. Им было бы лучше, подумал он, не показывать так открыто свою ненависть.

– Расскажи мне о твоей женщине, – сказал Индраварман, снимая головной убор в форме перевернутого цветка лотоса, который он всегда надевал перед битвой, как и все его люди.

Большинство из этих доходивших до плеч головных уборов было сверху украшено цветным шелком и раскрашенными бусинками, а у короля на нем был еще и ряд золотых шариков.

– А что о ней сказать, мой король?

– Мой подарок ублажает тебя?

– Да, ублажает.

– Не повезло ей, этой кхмерской женщине. Когда мы атаковали, она как раз собиралась выйти замуж. Ее будущий муж был убит.

Асал покачал головой:

– Я этого не знал.

– Но мы подоспели как раз вовремя, чтобы сделать ее мужем тебя, – рассмеявшись, добавил Индраварман.

– Она…

– Думал ли ты когда-нибудь, что у тебя будет кхмерская жена? Да еще и такая красавица, как эта? – Индраварман хлопнул себя по бедру, продолжая усмехаться. Затем он позвал своего махута, приказав ему выводить слона на берег. – Этим-то и хороша власть, Асал, – сказал он. – Видишь что-то красивое и берешь это. Будь то королевство или женщина.

– Да, мой король.

– Тогда доставляй мне радость, как она доставляет радость тебе. Делай это, и тогда будешь жить счастливо.

Асал смотрел, как Индраварман возвращается на берег, по пути отдавая приказы. Глядя, как пленных выволакивают из воды, он подумал о Воисанне. Он вспомнил ее слезы, вспомнил, как она боялась его, хотя он не собирался причинять ей никакого вреда. Внезапно ему захотелось сказать ей, что он сожалеет о ее горе, что он тоже пережил много страданий и понимает, как ей больно. Конечно, она ненавидит его, но он не хотел, чтобы его ненавидели, – по крайней мере она.