Текст книги "Обман"

Глава 6

Отъехав на квартал от дома Фиделлы, Майло припарковался у обочины и позвонил в департамент, чтобы узнать, нет ли за Сэлом каких-нибудь мелких грешков. Ничего не нашлось – лишь управление автомобилем в состоянии опьянения полтора года назад, первое такое нарушение, всего лишь штраф.

– Надо проверить все, что он рассказал о своих перемещениях в тот день. Только сначала завезу тебя домой.

– Ты серьезно считаешь его подозреваемым?

– Я считаю, что его рассказ следует проверить.

– Поедешь по бульвару Ван-Найс в сторону Беверли-Глен?

– Угу.

– Тогда мы как раз проедем мимо того бара.

Бар Арни Джозефа «Дела идут» обнаружился к северу от Риверсайд. Неприхотливое заведение для любителей хорошенько выпить, темное и насквозь прокуренное. Бармен, на вид лет за восемьдесят, подтвердил то, что мы услышали от Фиделлы. В вазочках на стойке обнаружились и упомянутые Фиделлой вяленые креветки, на вид больше напоминавшие сухой корм для рыб, а также горох и миндаль. Когда прозвучало его имя, вдоль стойки послышались смешки. Женщина, неторопливо потягивавшая пиво, оторвалась от своего занятия и сообщила:

– Везунчик Сэл везде поспел.

– Везунчик? – переспросил Майло.

– Сорвал джекпот в Рино. Неужто он вам не рассказывал? Вечно хвастается направо и налево…

– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит, – подтвердил еще один завсегдатай.

Женщина поставила кружку на стойку. Лет пятидесяти, приземистая, седовласая, в официантской розовой униформе, к дизайну которой явно приложил руку тот же садист, что шьет стандартные платья для подружек невесты.

– Чего он там свидетель-то?

– Преступления.

– Какая-то из этих схем – потрать сто долларов – заработай миллион?

– Сэл занимается подобными вещами?

– Сэл много болтает.

– О чем?

– Как бы мы с тобой быстро разбогатели, если б удачно вложились, и все такое. Так чего за преступление?

– Это еще предстоит установить.

Женщина пожала плечами и отвернулась. Майло шагнул к ней поближе:

– Больше ничего не хотите добавить?

– Хватит с вас и этого, – пробурчала женщина и занялась своим пивом.

– Будь у Сэла деньги, он вложился бы в торговлю по телевизору, товар тоннами отгружал бы, – вступил в разговор еще один посетитель. – Спросишь его, что отгружал-то, – говорит, да какая, на фиг, разница?

– Дескать, дело не в деньгах, была бы голова на плечах, а деньги приложатся, – ядовито добавил мужчина с высоким стаканом, полным янтарной жидкости.

– Сэл что, не слишком-то башковит? – уточнил Майло.

– Выиграть десять штук и все проиграть обратно в тот же день – это, по-вашему, признак башковитости?

– Как в унитаз спустил, – подтвердил его сосед. – Странно, что он до сих пор не на госслужбе.

По небольшому помещению волной прокатился смех.

Майло достал пачку визиток и принялся раздавать каждому по одной, как крупье за игорным столом. Мало кто озаботился тем, чтобы хотя бы взглянуть, что на них написано.

– Мы любим старину Сэла, – рассмеялся кто-то. – Иногда он даже угощает всех за свой счет. Во всяком случае, предлагает угостить.

– Одним рассказывает одно, другим – другое, при этом даже последний алкаш в баре держит его за лузера, – сказал Майло, когда мы снова сели в машину. – А Элиза – образованная, и у нее достаточно интеллекта, чтобы преподавать в Академии и репетиторствовать для SAT. Что она в нем нашла?

– Любовь зла, – откликнулся я.

– Алекс, я серьезно. Я пытаюсь разобраться в характере жертвы.

– Считается, что люди выбирают партнеров, которых, как им кажется, они заслуживают.

– То есть Элиза была не слишком высокого о себе мнения?

– Низкая самооценка нередко приводит людей в неподходящую компанию. Кроме того, она часто связана с депрессиями, – и как причина, и как следствие. Фиделла говорит, что Элиза пряталась от людей, только если хотела напиться, однако кто знает, как оно было на самом деле. На видео у нее язык не заплетается; наоборот, она выглядит очень сосредоточенной. Так что одно из двух – либо Элиза со временем так хорошо научилась пить, что опьянение стало совсем незаметно, либо у нее была депрессия не только от алкоголя.

– Например, от сексуальных домогательств?

– В любой другой ситуации ты уже душу вытряс бы из тех троих учителей.

Майло нахмурился и некоторое время молча ехал на юг, на бульваре Вентура свернул на запад и вырулил на Беверли-Глен.

– Значит, у каждого такой партнер, какого он заслуживает? И что это означает применительно ко мне и Рику?

– Рик – умный, обеспеченный, хорошо выглядит. Держу пари, что ты тоже считаешь себя красавцем, прячущимся под маской мрачного полицейского-ирландца.

– Не чаще раза в месяц, – усмехнулся Майло. – А что под своей маской чувствует Рик, для меня вообще загадка.

Пикап Робин стоял у входа. Сама Робин была в студии – небольшой постройке позади дома, где она вытачивала корпус мандолины. Еловая стружка покрывала пол у ее ног мягким кремовым ковром. Бланш нашла местечко поудобней и закопалась там в стружку.

Как Элиза Фримен – в замороженную углекислоту.

В студии пахло хвойным лесом после дождика.

Волной нахлынули воспоминания. Я снова шел по лесочку позади маленького домика в Миссури. Я снова был ребенком, растерянным и испуганным, выскочившим из дома, потому что мама заперлась в своей комнате, а пьяный отец продолжает бушевать.

И я надеялся, что наконец потеряюсь навсегда.

Я улыбнулся и поцеловал Робин. Она отложила стамеску и принялась разминать пальцы:

– Ты вовремя, я как раз закончила.

Корпус был гладкий, округлый, со слегка выгнутым животиком. Сразу понятно, почему мандолина – женского рода.

– Красота!

Робин постучала по еловой поверхности. В ответ раздался негромкий музыкальный звон.

– Музыка – она уже в дереве. Все, что от меня требуется – не навредить.

– Это относится к любому серьезному делу.

Мы перешли в дом, ненадолго задержавшись у прудика, чтобы покормить японских карпов. Бланш вертелась рядом, радуя взгляд своей странноватой, совершенно человеческой улыбкой.

За кофе я рассказал Робин про тело в сухом льду.

– Кто-то хотел показать, какой он холодный убийца? – высказала она предположение.

– Любопытная идея.

– Проведя день с деревом и стамеской, я начинаю мыслить символами.

Я рассказал ей про шефа. Она не удивилась.

– Политики – это низшая форма жизни.

– Шеф полиции – не выборная должность.

– Но он принадлежит к тем, кто во власти. Уже не микроб, хотя до уровня плесени ему еще расти и расти.

– Моя подружка – анархистка…

– Хотелось бы, – вздохнула Робин.

– Быть анархисткой?

– Хотелось бы, чтобы идеи анархии хоть как-то сочетались с реальностью.

* * *

Вечер я провел за компьютером, вводя разные фразы наподобие «виндзорская академия» в строку поиска. Ничего, кроме официальных пресс-релизов и рекламы.

Я переключил внимание на личность жертвы. Нашел красочную страничку одиннадцатилетней Элизы Фримен из Грейт-Нек, штат Нью-Йорк, ознакомился с тем, как она рисует пастелью, и ее новой проволочной сеткой на зубах. Прочитал о том, как Элиза Фримен из Пеппер-Пайк, Огайо, получила на свой девяносто шестой день рождения открытку от баскетболистов из «Кливленд Кавальерс». Ничего об Элизе Фримен, покойной репетиторше.

В девять сорок позвонил Майло, и я сказал ему:

– В киберпространстве ее не существует. Фиделла был прав: она не хотела, чтобы о ней много знали.

– Все остальное, что сказал Фиделла, покамест тоже подтверждается, включая его звонки Элизе в день смерти. Запрос в телефонную компанию был только на его звонки за последнюю неделю; сейчас я делаю другой запрос, на звонки Элизы – может, удастся добыть данные хотя бы за месяц. Я вывожу Сэла из числа основных подозреваемых.

– Сидел дома, пил пиво и смотрел телевизор – не самое железобетонное алиби.

– Его Милость сказал то же самое. Я поинтересовался насчет остальных подозреваемых; он ответил в совсем уж мирских выражениях и бросил трубку. Через десять минут перезвонила его секретарша. Для нас организована встреча с президентом Академии Эдгаром Хелфготтом.

– Видел его имя на школьном сайте. Президент – это у них глава родительского комитета так называется?

– Нет, в Академии есть настоящая должность президента. Раньше Хелфготт был там директором, потом специально для него организовали президентскую должность и провели инаугурацию. Директором теперь его бывшая заместительница, доктор Ролинс. У нее тоже есть заместитель, и дальше иерархия вплоть до самого низа, как в транснациональной корпорации. Так или иначе, завтра в одиннадцать господин Хелфготт даст нам аудиенцию. Угадай где?

– Какой-нибудь особняк, который Академия выделила ему под резиденцию? В просторечии именуемый Белым домом?

– Бери выше.

Глава 7

Эдгар Хелфготт сошел к нам с борта самолета «Гольфстрим-V».

Вслед за ним по трапу спустился поджарый пилот с каменной челюстью, сгибаясь под тяжестью двух чемоданов из лакированной кожи. Самолет был белый и элегантный. Как и Хелфготт. Уже почти сойдя с трапа, он остановился, вытащил из ушей затычки, спрятал их в карман, посмотрел на серебристое небо и несколько раз повернул голову, чтобы размять шею.

В аэропорту Санта-Моники в этот час было затишье: множество частных самолетов на бетонных дорожках, но никто не взлетал и не садился. После некоторых препирательств полицейский значок Майло оказал наконец свое действие, и нас пропустили на взлетное поле. Мы стояли в пяти метрах позади черного «Кадиллака» – внедорожника, прибывшего за Хелфготтом. Незадолго до посадки мы вдвоем попытались разговорить шофера «Кадиллака».

Да, шофер несколько раз возил мистера Хелфготта, однако ничего о нем не может сказать, поскольку сам Хелфготт не слишком разговорчив и в машине обычно читает книгу. В отличие от владельца самолета и автомобиля, на которого шофер, собственно, и работает.

– Вот мистер Вайдетт разговаривает с тобой по-простому, ничего не скрывает.

– Как его звать по имени?

– Майрон, – ответил шофер. – Для меня, конечно, мистер Вайдетт.

– Чем же он занимается, что разжился таким самолетом? – поинтересовался Майло.

– Фруктами.

– Фруктами?

– Персиками, абрикосами, все такое… У него огромные садовые угодья, подробностей не знаю.

– И часто на самолете летает кто-то, кроме него?

– Да нет. Его семья, иногда мистер Хелфготт.

– А Хелфготт – насколько часто?

Шофер нахмурился.

– Я что, учет веду?

Он направился к «Кадиллаку». Мы с Майло поспешили следом.

– А откуда Хелфготт сегодня прилетает?

Шофер открыл дверь:

– Моя работа – встречать. Кроме времени, мне ничего не докладывают.

Он влез в машину. Дверь захлопнулась, стекла поехали вверх. Тогда Майло обратил взгляд на здание, рядом с которым мы стояли. Компания «Даймонд эвиэйшн», обслуживание частных самолетов. Симпатичная молоденькая девушка за стойкой в зале для пассажиров – сплошь стекло и мрамор – оказалась еще тверже, чем служба охраны аэропорта:

– Мы предоставляем данные о полетах только по запросу от контртеррористических служб. Не хотите выпить кофе?

Хелфготту оставалась одна ступенька, и тут он наконец увидел нас с Майло. Никакой реакции. Забрал у пилота чемоданы, отнес к «Кадиллаку» и загрузил в багажник. Снова повертел шеей и направился к нам, поправляя на ходу манжеты. На лице – по-прежнему никаких эмоций.

– Доброе утро. Очевидно, вы из полиции. Я – Эд Хелфготт.

Президенту Академии на вид было за шестьдесят. Метр восемьдесят роста, угловатый и худой, хотя и несколько тяжеловат в пояснице. Тонкая восковая кожа лица – намекает на долгие вечера, посвященные научным изысканиям, да и брить такую легко. Длинные рыжеватые с проседью волнистые волосы, почти достающие до плеч, зачесаны назад и открывают высокий лоб. Очки в черепаховой оправе делали его несколько похожим на филина. Из жилетного кармана коричневого клетчатого костюма, сшитого так, чтобы плечи казались пошире, свисала золотая цепочка от часов. Светло-зеленая рубашка из натуральной шерстяной ткани, шелковый галстук ручной работы цвета охры завязан широким узлом. В нагрудный карман небрежно засунут желтый платок в коричневую крапинку, того и гляди вывалится.

– Спасибо, что нашли время встретиться с нами, сэр.

Хелфготт глянул на визитку Майло, думая о чем-то своем.

– Не за что, лейтенант. Надеюсь, мы ненадолго. – И неожиданно – широкая улыбка. – А то я что-то вымотался.

– Тяжелый перелет?

– Не перелет, а перелеты, – уточнил Хелфготт. – Понедельник – конференция в Вашингтоне, потом – Нью-Йорк, встречался кое с кем из наших выпускников, потом – через океан, в Лондон, и обратно с остановкой в Кембридже, Массачусетс[4]4
  В Кембридже (США) находится престижный Массачусетский технологический институт.


[Закрыть]. В Лондоне пришлось особенно нелегко. Все кругом в лесах, размах новостроек, невзирая на нынешние финансовые затруднения, титанический. Увы, транспорта тоже стало больше в соответствующей пропорции, повсюду – пробки. Я остановился на Мейфэр, но нужно было посетить несколько мест, куда пешком не дойдешь. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы везде успеть.

– Дела Академии требуют присутствия в Лондоне? – невинным тоном спросил я.

Уголки тонких губ Хелфготта приподнялись. Так выглядит улыбка на тыквенной голове, пока ее не расширили вторым надрезом.

– Вы интересуетесь, не была ли поездка развлекательной? Отнюдь. Я встречался с руководством Оксфорда, обоих Кембриджей и Лондонской школы экономики.

Академия – не более чем школа, а ее президент встречается с руководством престижнейших университетов…

– Переговоры по изучению перспектив для выпускников? – уточнил я.

– Это трудно назвать переговорами, так как я в основном слушал, а мне расписывали перспективы. В нынешнем глобальном мире выпускники Виндзорской академии считаются чрезвычайно ценным продуктом с точки зрения интеллекта. Творцы собственной судьбы, а не ее пленники, с вашего позволения. Один из наших выпускников поступил в Оксфорд двадцать лет назад, сейчас живет в Шотландии. На днях объявили шорт-лист Букера, там – его имя.

– Можно вас поздравить, – вмешался Майло. – Действительно, чрезвычайно ценный продукт. Вроде мраморной говядины.

– Прошу прощения? – Хелфготт покосился на него.

– Мраморная говядина – это…

– Я знаю, что это такое. Просто пытаюсь уловить, в чем соль вашей аналогии.

– Коров для мраморной говядины содержат лучше, чем обычных, не так ли? Японцы дают им пиво, кормят отборнейшей пищей, делают массаж… Все, что угодно, лишь бы мясо стало понежней. Ну а потом – коровы отправляются навстречу судьбе.

Хелфготт снял очки, выдернул из кармана платок и принялся усиленно протирать линзы. Бросил многозначительный взгляд на «Кадиллак», вытащил часы из кармана. Я стоял довольно близко и разглядел, что они уже часов шесть как остановились. Тем не менее, глянув на циферблат, Хелфготт прицокнул языком.

– А рейс-то припозднился… Давайте пройдем в зал ожидания, закончим необходимые формальности, а потом каждый займется делами в свое собственное удовольствие.

Потолки в зале ожидания «Даймонд эвиэйшн» были добрых десять метров высотой, стены стеклянные, воздух приправлен освежителем с ароматом корицы. Мужчина в белом комбинезоне насухо протирал шваброй пол из черного мрамора. В креслах бордовой кожи – ни одного пассажира, только в сторонке двое пилотов со скучающим видом что-то изучали на компьютерном терминале. Один из них отпустил замечание насчет погоды в Розвилле.

– Если задержат надолго, успеем попробовать тот суши-бар, – откликнулся второй.

Все та же милашка из-за стойки принесла Хелфготту стакан содовой с лаймом – кстати, Хелфготт ни о чем ее не просил, – обратившись к нему при этом по имени.

– А вы, господа, не передумали насчет кофе?

– Спасибо, нет.

– Подать вам еще что-нибудь, мистер Хелфготт?

– Пока не надо, Эми, спасибо.

– Всегда к вашим услугам, мистер Хелфготт.

Девушка удалилась походкой манекенщицы. Хелфготт отпил содовой и снова повертел шеей.

– Болит, сэр? – учтиво спросил Майло.

– Хроническая проблема, лейтенант. С возрастом становится только хуже; частые полеты тоже на пользу не идут. Одно время помогала йога, но затем все усугубилось неудачной травмой во время занятий физкультурой.

Взгляд Хелфготта, прямо сквозь стакан, упал на самолет Майрона Вайдетта – к нему как раз подогнали заправщик. Хелфготт какое-то время смотрел, не отрываясь, потом сделал глубокий вдох – как будто страстно желая вновь подняться в воздух.

– Красивая машина, мистер Хелфготт.

– Произведение искусства, лейтенант. Не стану притворяться – летать этим самолетом неизмеримо лучше, чем коммерческими авиарейсами, однако, в конечном итоге, полет есть полет. Конечно, достойная пища, возможность размять мышцы, выбор напитков… но все равно часами сидишь в неподвижности, и для организма это даром не проходит. Как только мы закончим обсуждать все то, что вы хотели бы обсудить, я проплыву дистанцию в бассейне, приму теплую ванну – и сразу спать.

– Неплохой план, сэр… Вы знаете, по какому поводу мы искали с вами встречи?

– Около полуночи мне позвонили из офиса мистера Вайдетта и сообщили, что бедняжка Элиза Фримен мертва и со мной хочет побеседовать полиция. Я сделал вывод, что смерть была противоестественной.

Эмоций на лице у Хелфготта при этих словах было не больше, чем у терракотовой статуи.

– Если под противоестественной понимать смерть, вызванную любой причиной, кроме старости, то вы не ошиблись, сэр, – подтвердил Майло.

– Прискорбно. Могу я поинтересоваться, где и когда умерла мисс Фримен и при каких обстоятельствах?

– Несколько дней назад у себя дома, сэр. Что до обстоятельств, то они пока под вопросом.

– Не уверен, что понимаю вас, лейтенант.

– Причина смерти пока не установлена.

– То есть она не является однозначно криминальной?

Майло не ответил. Взгляд Хелфготта наконец-то оторвался от летного поля.

– Итак, вы искали встречи со мной, потому что…

– Элиза Фримен работала в Академии.

– Вы же не хотите сказать, что работа имеет отношение к ее смерти?

– Была ли она довольна своей работой?

– Почему нет?

– Работа может быть источником стресса. Любая работа, сэр.

Хелфготт наконец поставил стакан и снял очки. У него оказались маленькие глазки, светло-карие, водянистые, а тяжелые веки делали их еще меньше.

– Обычно я не занимаюсь организацией учебного процесса, но если по этой линии у нее были бы мало-мальски серьезные проблемы, мне наверняка доложили бы. После звонка от мистера Вайдетта я позвонил доктору Ролинс, и она подтвердила, что Фримен полностью устраивала занимаемая должность и никаких конфликтов у нее ни с кем не было.

– Похоже, вы тоже сразу задались вопросом, нет ли связи между смертью Элизы Фримен и Академией.

Очки вернулись на переносицу.

– Отнюдь, лейтенант. Просто я не слишком быстро соображаю и обычно стараюсь компенсировать этот свой недостаток тщательностью в деталях. Жизненный опыт, который я в меру сил стараюсь передать нашим ученикам из числа не слишком одаренных. Хотя в Академии это и редкие птицы.

– На сайте Академии сказано, что вы с отличием окончили Университет Брауна.

– Вы навели обо мне справки? – Хелфготт улыбнулся.

– Просто заглянул на сайт.

– Это другой Браун, лейтенант, не из Лиги плюща[5]5
  Речь идет, скорее всего, о частном христианском колледже Университет Джона Брауна, штат Арканзас.


[Закрыть]. У вас есть еще вопросы?

– Когда вы предложили Элизе Фримен контракт?

– Она начала работать в Академии четыре года назад на почасовой ставке. Через год мы предложили ей более стабильный контракт. Лейтенант, меня озадачило ваше замечание по поводу причины смерти.

– Этим в настоящее время занимается коронер.

– Следовательно, причина может быть чисто медицинской – например, один из этих несчастных случаев, от которых никто не застрахован? Аневризма?

– В настоящий момент ничто не исключено, сэр.

– Тогда, спрашивается, почему я разговариваю с полицейским из отдела по раскрытию убийств?

– Мы занимаемся всеми необычными смертями.

Хелфготт засунул платок поглубже в карман.

– Понимаю. И когда можно ожидать официального заключения о причине смерти?

– Я не в силах ответить на ваш вопрос, сэр.

– Речь о днях, неделях, неопределенном сроке?

– Я действительно не знаю, сэр.

– Но хоть какая-то определенность должна быть!

Майло подался поближе к Хелфготту.

– Сэр, на сайте Академии написано, какая у вас прекрасная команда юных юристов. Возможно, лучшая в стране – в прошлом году Академия разгромила все другие школы на учебных процессах. Ничего удивительного, у вас учатся дети лучших адвокатов страны. Вот только… здесь и сейчас гораздо лучше, если вопросы буду задавать я.

Хелфготт потеребил свой платок наманикюренными пальцами.

– Простите, лейтенант. Я вовсе не хотел вмешиваться в процесс расследования; моя главная забота – ученики и учителя Академии. Смерть Элизы для них – повод для беспокойства, особенно если ее обстоятельства… противоестественны. А чем скорее выяснятся все обстоятельства, тем меньше будет беспокойство. – Слабая улыбка. – Хотел бы также отметить, что капитан этой великолепной команды юристов – дочь нейрохирурга, а вовсе не адвоката.

– Признаю ошибку, сэр. Итак, у Элизы Фримен ни с кем конфликтов не было?

– Мы хорошо ей платили, обязанности были не слишком обременительны – на что ей жаловаться?

– И сколько именно ей платили?

Хелфготт предупреждающе помахал рукой:

– Я не занимаюсь такими подробностями, но, в общем и целом, заработок наших учителей лучше, чем в любой другой школе. Вы много общаетесь с шефом полиции, лейтенант?

– При необходимости случается.

– Я спрашиваю потому, что, когда Майрон – мистер Вайдетт – сообщил, что мне следует как можно скорее поговорить с вами и что просьба исходит от шефа полиции, я был удивлен.

– Почему, сэр?

– Мистер Вайдетт подчеркнул, что шеф полиции очень благодарен Академии за все, что мы сделали для его сына Чарли. Если вы не в курсе, тот оканчивает школу в этом году.

Майло промолчал.

– До сих пор родители Чарли, шеф полиции с супругой, не принимали активного участия в жизни Академии.

То есть – не собирали и не платили пожертвований и вообще не лизали задницу руководству школы.

– Вы знакомы с Чарли, лейтенант?

– Нет, сэр.

– Он не слишком общителен, но очень одаренный парень.

Одаренностью нас не удивить, так что передайте боссу, чтобы не слишком высовывался.

Майло вытащил блокнот.

– Выходит, насколько вам известно, у Элизы Фримен не было никаких жалоб на учеников или учителей Академии.

– Лейтенант, такое чувство, что мы застряли на одном частном вопросе, и наша беседа никуда не движется. Вы хотите сказать, что узнали о какой-то жалобе? Нет, подождите, я обещал не задавать вопросов, поэтому сделаю утверждение: по-моему, вы хотите выразить сомнение в правдивости моих слов о том, что у Элизы Фримен не было никаких связанных с работой неприятностей. – Глаза Хелфготта за стеклами очков теперь сверкали холодом.

– Никоим образом, сэр, и приношу извинения, если дал основания для такого вывода. Вы же сами сказали, что не занимаетесь вплотную делами учителей. К сожалению, именно этим в ближайшее время предстоит заняться нам.

Бледно-восковая кожа Хелфготта стала белей бумаги.

– Объясните, что именно вы имеете в виду?

– В нашем распоряжении находится сообщение от Элизы Фримен, в котором она утверждает, что подвергалась сексуальным домогательствам со стороны других учителей Академии.

На впалых щеках Хелфготта проступили красные пятна, губы дернулись.

– Это абсурд!

Майло принялся листать блокнот.

– Троих учителей, если быть точным. Энрико Хауэр, Джеймс Уинтерторн, Пат Скэггс. Они работают в Академии?

– Совершеннейший абсурд! – Хелфготт по-прежнему не повышал голоса, чтобы не привлекать излишнего внимания к нашему разговору, но что-то в его мимике все же заставило одного из пилотов посмотреть в нашу сторону.

– Я уверен, что вы правы, однако смерть Элизы Фримен не позволяет нам игнорировать эту информацию, – сказал Майло.

– Энрико, Джим… нет, невозможно!

– Итак, они всё еще в Академии?

– Разумеется, в Академии, у нас не было ни малейшей причины… – Хелфготт вскочил на ноги, покачнулся и ухватился за ручку кресла, чтобы удержать равновесие. – Прошу прощения, лейтенант. Я понимаю, что вы выполняете свои обязанности, но у меня тоже есть обязанности перед Академией. Как следствие, я не имею возможности поддерживать беседу в таком ключе, не посоветовавшись с юристом. И дело здесь не в том, что я считаю эти вздорные обвинения чем-либо помимо клеветнической чуши, которой они, безусловно, и являются. – Пауза, чтобы подчеркнуть последнюю фразу. – А в том, что моя ответственность перед Академией не позволяет мне делать школу мишенью для столь безосновательной клеветы… без консультации юриста.

– С точки зрения закона, организация не может быть мишенью клеветы, сэр. Только частные лица.

– В таком случае мишенью клеветы являются Энрико, Джим и Пат. И я этого не потерплю!

Майло тоже встал.

– Никто не утверждает, что обвинения имеют под собой хоть какую-то почву; тем не менее ответственность перед обществом не позволяет мне их игнорировать. Я совершенно уверен, что все три упомянутые персоны будут только рады возможности опровергнуть эти обвинения.

– Не понимаю, почему они должны…

– Сэр, целью нашей встречи в первую очередь было оказать услугу вам, а равно и Академии. Этим троим учителям придется побеседовать с полицией, и мне казалось, что будет намного лучше организовать эту беседу за пределами школы, тогда и там, когда и где это не вызовет ненужного интереса. – Майло шагнул вплотную к Хелфготту; рядом с его тушей тот даже стал ниже ростом. – А еще крайне важно, чтобы за счет этой услуги Энрико, Джим и Пат не получили возможности отрепетировать свои показания. Иными словами, я ожидаю, что они не узнают от вас, о чем нам предстоит с ними разговаривать.

Хелфготт отступил на два шага. Его ноздри раздувались, за стеклами очков под оправой виднелись капельки пота.

– И вы получили на это одобрение шефа полиции?

– Шеф полиции очень серьезно относится к своим обязанностям.

– Как… любопытно. – Хелфготт вдруг протянул руку, положил ее на плечо Майло и слегка похлопал. – Я уверен, что вы – прекрасный лейтенант полиции и всего лишь выполняете свою работу. Но я тоже должен выполнять свою. Я не могу ничего обещать, пока не посоветуюсь с профессионалами. После этого мы поговорим опять.

Хелфготт направился к дверям, которые вели на взлетную полосу. Девушка за стойкой предупредительно нажала на кнопку, двери открылись, и Хелфготт прошествовал к «Кадиллаку». Шофер, выскочив наружу, торопливо распахнул перед ним пассажирскую дверь.

– А еще говорят, что у учителей неблагодарная работа, – заметил Майло.

Когда мы проходили к выходу мимо стойки, девушка, поглощенная чтением «Элитного путешественника», подняла глаза, улыбнулась и проворковала:

– Всего вам доброго, господа.

Впрочем, во взгляде ее читалось, что после нашего визита неплохо было бы почистить мебель.