Текст книги "Рука мертвеца"

9.00 вечера

Анна-Мария девятый месяц как от него беременна. Они занимались любовью медленно и осторожно, Бреннан стоя на коленях, она на боку, одна нога вытянута, другая приподнята. Она, стройная и худощавая, сейчас превратилась в созревший, набухший плод из-за ребенка в ее чреве. Маленькие груди налились молоком, соски потемнели и заострились, стали мучительно чувствительны к прикосновениям его пальцев, к ласке его губ. В ее лице было больше вьетнамского, чем французского, и она была прекрасна, и она жаждала его ласк.

Они занимались любовью томно, медленно, гармонично соединяя ритм и модуляцию движений в каждой их мелочи, и в это время Анна-Мария менялась. Бреннан наблюдал, как пропадала кожа и исчезала ее плоть, пока не проступали кружевная сеть покрывавших ее тело кровеносных сосудов, и ее кости, и расположенные вокруг матки с их сыном органы. Но вот и ребенок стал меняться и растаял, и вместе с ним изменилась и Анна-Мария. Она стала больше, сильнее, выросли грудь и бедра, оставаясь невидимыми за исключением пронизывающих их вен и темных сосков. Вдруг поменялась поза, Бреннан оказался лежащим на спине, Хризалис на нем, ее загадочное лицо приобрело выражение мечтательной страстности, ее соски подпрыгивали на своей невидимой основе, в то время как она размашисто, вращая бедрами, насаживалась на него, каждый раз исторгая из него стон.

Он протянул было руки, чтоб ухватить ее за теплые мягкие невидимые груди, но они испарились как дым. Хризалис медленно исчезала, хотя он продолжал чувствовать теплоту и влажность на своих чреслах, затем она медленно, как признак, материализовалась снова, но плоть ее стала темной, груди маленькими и твердыми, тело длинным, худощавым и мускулистым.

– Дженифер, – прошептал Бреннан, а она грустно улыбнулась и пропала, унеся с собой теплоту и оставив его одиноким и нагим. Он рыдал оттого, что его вновь и вновь жалила боль утраты, когда она, в муке и слезах, пропадала из вида.

Бреннан не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но продолжал их ощущать. Он почувствовал, как человек охватил его предплечье, и тут же ощутил боль, когда в него вонзились в разные места сразу три или четыре иглы. Бреннан открыл было рот, чтоб запротестовать, но ни губы, ни язык его не слушались. Он пробормотал нечто невнятное, сам не понимая, что хочет сказать. Через одну или две секунды Бреннан внезапно почувствовал, что сердце стало биться все чаще и чаще. Зрение запульсировало, меняясь от мутного до предельно отчетливого, будто в свете стробоскопической лампы. Он хотел было подняться, закричать, убежать, но вдруг осознал, что привязан кожаными ремнями к стулу. Он попытался от них освободиться, но ремни держали крепко. Он сжал зубы и дернулся взад-вперед, но стул не шевельнулся, а ремни крепче врезались в тело. Он взвыл, задыхаясь от дикой беспричинной ярости. Ему надо встать, а этот чертов стул не дает! Надо освободиться, надо идти! Он сконцентрировал все свои силы в правой руке и дергал ее вновь и вновь, пытаясь высвободить. Он почувствовал, как по руке бежит кровь, но лишь удвоил усилия.

– Сожалею, – произнес кто-то. – Иногда сложно дать правильную дозу.

Он ободряюще улыбнулся, и внезапно Бреннан ощутил, что от его пожатия в него вливается мир и удовлетворение. Бреннан узнал его. Он его видел у Ласточек днем ранее. Это был Квинси, химик Кина. Квин-Эскимос. У него был очень добрый вид. Когда входил Квин-Эскимос, все были готовы запрыгать от радости. Бреннан взглянул на свою правую руку и удивился, отчего та кровоточит.

– Так-то лучше, – одобрительно сказал Квинси. Он улыбнулся и убрал руку с предплечья Бреннана. При этом Бреннан увидел, что из кончиков трех его пальцев выступают острые иглы. Затем они скрылись, втянувшись в пальцы. – Добро пожаловать в Ксенеду, г-н Йомен.

Бреннан сосредоточился на нем.

– Что я здесь делаю?

Квинси пожал плечами:

– Это лучше вас самого спросить. Один мой механический часовой вас застукал, когда вы прокрались в цветник.

– Гусеница на грибе, – сказал Бреннан, внезапно вспомнив.

– Совершенно верно, – сказал Квинси. – Она из моих любимцев. Стоит целое состояние, пришлось нанять инженеров-аниматоров из Диснейленда, но чем был бы наш храм удовольствий, если бы в нем не было того, чего хочется?

Бреннан помотал головой. Он вдруг вспомнил все. Странную записку, полученную им в «Благородных тузах», цветник, гусеницу, свой сон. Сон.

Он закрыл глаза. Все было так реально. Анна-Мария. Они в последний раз занимались любовью как раз перед тем, как ее и их нерожденного сына убили люди Кина. Хризалис ожила. Дженифер.

– Так чего же вы хотите? – спросил Квинси.

Бреннан открыл глаза.

– Убийцу Хризалис.

– Ого, – сказал Квинси. – Хорошо, но здесь вы его не найдете. Это мой храм удовольствий. Сюда редко приходит насилие.

Бреннан осмотрелся. Они были одни в комнате, которая выглядела в стиле фантазий на тему тысячи и одной ночи. Яркие красочные ковры устилали пол, обои из парчи и шелка с рисунками, изображающими попеременно стройных юношей и девушек в греческих одеяниях либо нагих, резвящихся в парах и группами. Многочисленные скульптуры в том же духе украшали собой дорогую изящную мебель, кровать под балдахином покрывали шелковые и бархатные подушки, там и сям разбросаны декоративные подушечки.

– Но, боюсь, – задумчиво сказал Квинси, – сейчас наступил именно такой редкий момент. Мне осталось лишь нанести последние штрихи, чтобы закончить важный проект. Мы не можем вам позволить здесь вынюхивать. Извините, сделаю звонок.

Из кончиков пальцев опять выдвинулись иглы. Они были белыми, как кости, – которыми, возможно, и являлись, – и полыми. Через мгновение, когда из центральной начала сочиться прозрачная жидкость, он опять их вонзил в руку Бреннана.

– Больно будет лишь мгновение, – заверил он.

Когда Джэй вернулся в поминальную залу, там стояла глубокая тишина. Он с удивлением обнаружил, что Джори покинул свой пост у двери. Его место занял Вальдо Косгроув, который потирал потные ладошки и вид имел очень скорбный. Джэй миновал его, вступив в атмосферу напряженного ледяного молчания. Провожающие явственно отпрянули от двух стоящих в центре людей, внимательно за ними наблюдая.

Джори стоял в проходе между рядами складных стульев с потемневшим от гнева лицом.

– Что вы сказали, сэр? – спросил он.

Пришедший стоял у гроба, являя собой воплощенную смерть. Высокий и стройный, он был облачен в плащ с капюшоном поверх черного шерстяного костюма. Сначала Джэй решил, что он в маске, удивительно, кстати говоря, безвкусной маске. Но вот он заговорил, и Джэй понял, что вот это, с желтоватым черепным оскалом обнаженных зубов, безносое, тронутое мертвенной зеленью, это и есть настоящее лицо.

– Я утверждаю, – повторил джокер глубоким холодным голосом, – это не Хризалис. – И он указал на гроб затянутой в перчатку рукой.

От его слов что-то внутри Джэя запрыгало. Если в гробу не Хризалис, если он почему-то ошибся, когда обнаружил тело, значит, она, может быть, где-то живая, а голос в телефоне…

– Я не спрашивал вашего мнения, – сказал Джори, его акцент усилился под действием момента. – Сэр, вы вызываете беспокойство, я был бы вам признателен, если бы вы ушли.

– Не согласен, – ответил человек в черном плаще. – Я пришел, чтобы в последний раз увидеть Хризалис, чтобы сказать ей последнее прости. И что я вижу? В гробу – какая-то мечта натурала, а собравшимся запрещают произнести ее имя.

– Ее звали Дебра-Йо, и она была мне дочерью! – На шее у Джори запульсировала вена.

– Ее звали, – холодно ответил джокер, – Хризалис.

К нему подошел отец Сквид.

– Чарльз, он из Оклахомы, он не все знает. Следует уважать его скорбь.

– Так пусть он уважает нашу.

– Он не хочет никого оскорбить, – сказал священник. – Это не делает фарс менее оскорбительным. – Глаза джокера, глубоко сидящие на череповидном лице, не отрывались от Джори.

К ним нервно устремился Вальдо Косгроув.

– Господа, господа, не ссорьтесь, пожалуйста. Не время и не место, так ведь? Наша горячо любимая Хризалис, ох, ах, Дебра-Йо то есть, ну, конечно, не хотела бы…

– А вот я бы хотел, – вдруг сказал Джори, – чтобы вы вышвырнули этого мерзкого сукина сына, Косгроув. Вы слышите? Либо вы обеспечите здесь то, что положено по закону, либо я, но эта жопа окажется на улице.

Вальдо беспомощно оглядывал залу, пытаясь понять, как положить конец смятению. Джэй даже пожалел его. Наконец директор похоронного заведения повернулся к джокеру и произнес:

– Чарльз, прошу тебя, в таких вопросах принято считаться с мнением семьи.

– Правильно, – сказал Чарльз. Он обвел рукой собравшихся в зале джокеров. – И ее семья – это мы. Не он. Он даже не знает, как ее звали. – Он повернулся спиной к Джори и направился к сидящему на стуле Космо. Космо поднял взгляд и поправил очки в круглой проволочной оправе. На тыльной стороне ладони рос грибок, как и на нижней стороне подбородка. Он ничего не говорил.

– Я хочу ее видеть, Космо, – сказал ему Чарльз. – Покажи мне ее. Покажи мне ее такой, какой она была на самом деле.

– Нет! – выкрикнул Джори. – Запрещаю! – Он устремился вперед, уставив палец на Космо. – Слышишь меня, парень?

Космо посмотрел на него, ничего не сказал, взглянул на Чарльза.

Кто-то ахнул. Все взгляды обратились к гробу.

Краска стала сходить с нежной кожи Дебры-Йо.

– Черт бы вас побрал! – выругал Космо Джори. Он повернулся в сторону Вальдо. – Вы еще здесь! Вызывайте полицию! Немедленно!

Подбородок Вальдо затрясся, губы его бесшумно шевелились.

– Ну так я сам это сделаю, – сказал Джори. Он направился к телефону.

Раздался звук, который производит стопка ломающихся деревянных брусьев пять на десять. Все замерло. Джори поднимал взгляд выше и выше. Пока не уперся им в красные глаза, уставившиеся из-под огромного надбровья. С девятифутовой высоты на Джори взирал Тролль, который, еще раз хрустнув костяшками пальцев, сложил их затем в кулак размером с деревенский окорок.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – сказал он голосом, исходившим, казалось, со дна глубочайшей шахты.

По зале прошел ропот одобрения со стороны прощающихся. С ее кожи сошли все краски, и теперь стали выступать кровеносные сосуды, тенями обозначились очертания костей и внутренних органов.

Джори обернулся к гробу и со стуком захлопнул его крышку.

– Убирайтесь отсюда! – завопил он, не в состоянии подобрать слов от волнения. – Все вон! – С отвращением он оглядел лица джокеров. – Эх, вы, – сказал он. – Вы все заодно, не так ли. Проклинаю вас. Ведь это из-за вас она… вы, тухлые…

Джэй вынул из кармана руку и указал на него. Джори исчез. Когда провожающие осознали, что произошло, напряжение мигом исчезло из залы. Отец Сквид покачал головой, отростки на лице раскачивались в такт движениям.

– Куда ты его отправил, сын мой? – спросил он.

– К Благородным тузам, – ответил Джэй. – Хорошая еда, немного выпивки – может, ему станет лучше. А не то дело приняло чертовски дрянной оборот.

Джокер по имени Чарльз подошел к гробу и открыл крышку. Теперь там была Хризалис. Кожа как тончайшее стекло, идеально прозрачна, под ней призрачно-бледное переплетение мышц и сухожилий, еще ниже кости и органы и сине-красная паутина кровеносных сосудов.

Тоже иллюзия, как и перед тем, но это то, что они хотели бы видеть. Это Хризалис, какой она была при жизни. Последние затаенные сомнения оставили Джэя, когда он смотрел на это тело, а вместе с ними и все потаенные надежды. Хризалис мертва; голос в телефоне кто-то подделал.

Чарльз долго разглядывал ее, затем, удовлетворенный, отвернулся. Он похлопал Космо по плечу, перед тем как удалиться. Горячая мама упала на колени, размахивая дымящимися руками, и вновь заплакала. Остальные в молчаливом благоговении сгрудились вокруг гроба. Чудо-Юдо стоял в углу и смотрел.

Джэй настиг череполикого джокера, когда тот выходил из залы.

– Вы Чарльз Даттон, как я полагаю.

Смерть обернулась и глянула ему в глаза.

– Да.

– Джэй Экройд, – сказал он, протягивая руку. – Хотел бы задать вам несколько вопросов.

10.00 вечера

– Боюсь, не слишком много смогу вам сообщить, г-н Экройд, – сказал Чарльз Даттон. По Бовери навстречу им дул горячий июльский ветер, отбрасывающий назад поля длинного черного плаща джокера. – Хризалис и я были партнерами по бизнесу, но не стану утверждать, что я ее хорошо знал. Она была привязана к своим маленьким тайнам.

– Кое-что все же знаете, ведь вы – одна из них, – сказал Джэй. – Как так случилось, что никто не знал о существовании у Хризалис партнера? – Ему приходилось идти быстро, чтобы поспевать за длинноногим джокером.

Они дошли до «клуба хаос», где Даттон вежливо махнул привратнику.

– Свет рампы – для Хризалис, я же его предпочитал избегать, – сказал он. – Сегодняшний вечер скорее исключение.

– Хотел тихо отдать последнюю дань, но когда увидел, что наделал благонамеренный дурак, не смог сдержать чувств.

– Джори был ее отцом, – сказал Джэй.

– Возлюбленным ее отцом, – сказал Даттон, – который заключил на годы ее пленницей в собственном доме из-за того, что глубоко стыдился ее вида. Я, понимаете, немного знаком с ее прошлым. Она про него говорить не любила, но когда впервые приехала в Джокертаун, ей понадобилась моя помощь, чтобы открыть «Хрустальный дворец», и я настоял на том, что мне следует больше знать о партнере по бизнесу.

– Вы дали ей денег?

Даттон кивнул.

– Когда она появилась в городе, у нее было значительное состояние в облигациях на предъявителя. Но она захотела купить чуть не полквартала, не только здание, где сейчас «Хрустальный дворец», но и соседние развалюхи. Думаю, вам не надо напоминать, что недвижимость на Манхэттене дорога, даже в Джокертауне. Ну, и прочие расходы. Реставрация, ремонт, меблировка, лицензия на спиртное…

– Взятки, – предположил Джэй. Их обогнала машина и устремилась далее по Бовери. Джэй наблюдал, как ее задние огни отражаются в витрине прачечной-автомата.

– Городская инспекция работает жестко, – сказал Даттон, – как и полиция, как и пожарные. Периодические знаки внимания всегда были мудрой политикой, особенно для джокера. Хотя и дорогой.

– Значит, вы ей дали взаймы кучу баксов, – сказал Джэй. При этом он не отрывал глаз от отражения в витрине прачечной. – Какая часть заведения принадлежит вам?

– Треть, – сказал Даттон. – Контрольный пакет был у нее.

– Не останавливайтесь и не оглядывайтесь, – тихо сказал Джэй. – За нами следят.

– Правда? – Даттон молодец, даже бровью не повел.

– Он через улицу от нас, примерно с полквартала сзади, пытается красться от двери к двери, – сказал Джэй. – Явный любитель. Завалил бы экзамен по прокрадыванию в школе сыщиков. Избегает уличных фонарей, да все время попадает в свет фар от проходящих машин.

– Вы его знаете? – спросил Даттон.

– Это Чудо-Юдо, – ответил Джэй. – Ваш друг?

– Боюсь, нет. Знаю его лишь по… репутации.

– Примените свои выдающиеся способности или мне заняться? – спросил Джэй.

Даттон рассмеялся:

– Следует ли богатство считать способностью?

– Может быть, – сказал Джэй. – Если Чудо-Юдо на нас набросится, попытайтесь его завалить стодолларовыми бумажками, и посмотрим, что получится.

У меня идея получше, – сказал Даттон. Он внезапно остановился. Они стояли перед знаменитым десятицентовым музеем Диких карт на Бовери. Даттон подошел к входу.

– Что вы делаете? – спросил Джэй. – Здесь закрыто.

– У меня есть ключ, – сказал Даттон. Он открыл дверь и впустил Джэя внутрь. – Дирекция не будет против.

– Вы здесь владелец? – догадался Джэй, когда Даттон запер дверь.

– Боюсь, что да, – сказал Даттон. Он набрал несколько цифр на настенном пульте. Красный мигающий сменился на зеленый. – Все в порядке, – сказал Даттон. – Следуйте за мной.

Внутри было прохладно и сумрачно. Они прошли через открывающуюся в обе стороны дверь и миновали служебный коридор.

– Имеете хороший доход? – спросил Джэй.

– Неплохой, – сказал Даттон. – Бывали здесь, конечно?

– Давно, – сказал Джэй. – Еще очень молодым. Помню только банки. Десятки больших банок, в которых были изуродованные младенцы джокеров. Это буквально повредило мой рассудок. – Память об этом хранилась глубоко, но в этот момент всплыла столь явственно, что Джэй буквально пережил ее заново: бесконечный ряд маленьких телец, изуродованных, ужасных, плавает в формальдегиде за стеклянными стенками. Один, побольше остальных и особо уродливый, был помещен на специальный вращающийся пьедестал, и Джэй запомнил свой нарастающий страх по мере того, как лицо поворачивалось в его сторону. Когда оно открыло глаза и взглянуло на него, он закричал, и никакие уговоры со стороны отца не могли его успокоить.

– Это от него мой кошмар, – сказал Джэй, пораженный внезапной догадкой. Он не мог сдержать дрожь. – Господи, – сказал он Даттону. – Ведь этого давно уж нет, так ведь?

– К сожалению, есть, – сказал Даттон. – Выставка джокерских младенцев-монстров – одна из тех, что были с самого начала. Туристы приходят, чтобы на нее посмотреть. Но я, унаследовав музей от предыдущих владельцев, предпринял значительные усилия, чтобы сделать его более приемлемым, и теперь мы привлекаем посетителей несколько иным образом. Позвольте вам показать.

Он подвел Джэя к витрине.

– Вот, – сказал Даттон. – Здесь диорама Сирии.

Джэй рассматривал драматичную сцену сквозь стекло. В центре ее Палач вырывал у террориста «узи», а беременная Пилигрима полосовала его лицо металлическими когтями. Тахион, переодетый каким-то арабским хлыщом, лежал бездыханный на полу. Тут же Джек Браун рванул к одному из стреляющих, и пули от него со звоном отскакивают. Одна из них рикошетом ранит сенатора Хартмана; видно, как кровь сочится сквозь спортивную куртку. На заднем плане Хирам Ворчестер испепеляет взглядом огромных размеров арабского Рембо, в то время как женщина в чадре занесла окровавленный нож над павшим пророком.

– Вы, конечно же, помните этот инцидент, – сказал Даттон.

– Да, – сказал Джэй. – Это было во время турне. Это ранение самым замечательным образом повлияло на президентскую кампанию Хартмана.

– Никому не вредит прослыть героем, – согласился Даттон.

Джэй указал на панель с кнопками перед диорамой:

– А это что?

– Современные экспонаты – произведения искусства, – сказал Даттон. – Звуковые эффекты, световые, аниматроника. Одна кнопка включает золотистое силовое поле вокруг Брауна, другая заставляет Нур светиться зеленым. От этой крайней падает Саид. Он огромен. Ворчестер его сотворил слишком большим, чтоб тот мог выдержать собственный вес.

– Не знал, что восковые фигуры могут двигаться, – сказал Джэй.

– Мы ушли от воска в анимированных экспонатах, – сказал Даттон. – Саид на три четверти из пластика.

– А он не сокрушит прочие фигуры?

– Он не падает до конца, – сказал Даттон. – Детишкам это так нравится. Они тут сжимают свои кулачки, воображая себя тузами.

– Хирама бы это потрясло, – сухо сказал Джэй.

– Пойдемте, проведу вам экскурсию, – сказал Даттон.

– Только если пропустим джокерских младенцев-монстров, – сказал Джэй. – У меня и без них хватает проблем.

Даттон рассмеялся и повел его лабиринтом полутемных коридоров, где были выставлены герои и злодеи прошедших лет. Они миновали Джетбоя, Короля-Ящера, застывших в вечном единоборстве Шлема и Радикала, взвод Джокерской бригады, стойко оборонявшийся от толпы Чарли где-то во Вьетнаме. В Зале бесславия со стены глядел Астроном, целиком, за исключением лица и рук, замурованный в кирпич. Кладка покраснела от его крови. А рядом Гэри Джилмор, окруженный соляными столбами, и Гимли, увещевающий толпу поднятым кулаком. Стеклянные глаза гнома, казалось, следили за ними.

– Потрясающее чучело, – сказал Джэй. – Как живое.

– Это так, – сказал Даттон. – Опустевшую шкуру Гимли нашли в переулке неподалеку отсюда. У него не было семьи, и мы, хм, унаследовали останки.

Джэй рассмотрел его.

– Вы его набили.

Он уже где-то слышал эту историю, но как-то подзабыл. Даттон прочистил горло.

– Да. Так. И он изрядно привлекает посетителей.

– Думаю, я осмотрел достаточно, – сказал ему Джэй.

– Прекрасно. – Даттон провел его через зал-пещеру, где с потолка свисали старые панцири Черепах. Прилегающая галерея находилась в работе. Даттон, минуя нагромождение лестниц, брезентовых покрывал и козел, провел его в расположенный по центру здания квадратный буфет. Он включил освещение и остановился перед рядом торговых автоматов.

– Вам кофе или прохладительное? – спросил он.

А здесь прохладно, внезапно понял Джэй. Должно быть, кондиционеры на ночь не выключают, чтобы сохранить восковые фигуры.

– Кофе было бы неплохо, – ответил он.

Даттон скормил несколько четвертаков кофейному автомату и, неся два бумажных стаканчика, направился к столику. Они сели.

– Ну и что вы думаете про мой маленький музей?

– Музеи – как кладбища, – сказал Джэй. – Полно мертвечины. А мертвечина меня гнетет.

– Знаменитый десятицентовый музей Диких карт на Бовери – лицо Джокертауна.

Джэй подул на кофе.

– Как и «Дворец».

– Да, – сказал Даттон. – Но иного рода.

– Теперь и он ваш.

– По условиям нашего партнерского соглашения, оставшийся в живых партнер становится полным собственником «Хрустального дворца», так.

– Поэтому вы ее и убили, – небрежно бросил Джэй.

И снова сны, но на сей раз смутные, бесформенные, они как сквозь туман назойливо следовали за Бреннаном, когда он старался отыскать путь домой, а дома-то не было. Безмолвный пейзаж, лишь невнятное перешептывание преследующих его предметов; затем он услышал, как кто-то мягко, но настойчиво повторяет его имя. Голос был женским. Это была Дженифер.

Он почувствовал на лице ее прохладные руки, она стояла перед ним на коленях. Сейчас она была в купальнике, и она вновь и вновь повторяла его имя. Он потянулся к ней, но был все еще привязан к стулу. Она протянула руки и коснулась пут, которые исчезли. Он опрокинулся вперед. Она задержала его падение, и они оба приземлились на пол, Бреннан сверху.

Она была прекрасна. Он впился в нее долгим поцелуем, но затем она увернулась.

– Нам нужно уходить, Даниэль, нам нужно выбраться отсюда, пока они не вернулись.

Бреннан кивнул.

– Уйдем, – сказал он, – уйдем, – и попытался опять поцеловать ее.

Она оттолкнула его. Он упал на пол рядом с ней и посмотрел на нее с болью в глазах.

– Точно как в том сне, – сказал он и почувствовал непреодолимое желание заплакать.

– Это не сон, – ласково, но твердо сказала Дженифер. – Это явь.

Она схватила Бреннана за руку и пожала ее. Ее руки были теплыми и твердыми. Бреннан высвободился и коснулся ее лица.

– Ты настоящая, – с удивлением сказал Бреннан.

– Да. – Она встала и обняла Бреннана за плечи.

Он также попытался встать и немедленно ощутил сильное головокружение. Он оперся на Дженифер, которая зашаталась, но начала тащить его к двери.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Спасаю тебя. Нет времени на разговоры.

Лук с колчаном Бреннана лежал у двери вместе с разбросанными ножами и другими предметами, которые Квинси отобрал у него. Они остановились, чтобы подобрать лук и колчан, на прочее не было времени.

Снаружи было темно. Бреннан как в тумане пытался сообразить, сколько времени он был без сознания. Они успели уже пробраться за высокую густую изгородь, когда завидели подходившего к передней двери Исчезника в сопровождении пары вервольфов. Бреннан глубоко вздохнул. Или ночной воздух здесь виною, или закончилось действие наркотиков, но он стал оживать. Через цветник он уже следовал за Дженифер сам. Они миновали лужайку и были уже за деревьями, когда в доме поднялась тревога.

– Моя машина там, – сказал Бреннан. – Я помню. Припарковался здесь рядом. Как ты меня нашла? – спросил Бреннан.

Дженифер взглянула на него на ходу, они пробирались меж деревьями в свете почти полной луны.

– Пришлось постараться. Вчера и сегодня я искала тебя по всем твоим старым укрытиям, пока не добралась до отеля. Но ты, конечно, уехал, и, если бы не телефонный звонок, я бы тебя ни за что не нашла.

– Телефонный звонок?

– Да. Она сказала, что ты здесь, что тебя схватили.

Они выбежали на обочину из-за деревьев. Ключи Бреннана исчезли, так что они сели в машину Дженифер и устремились по дороге с ней за рулем.

Бреннан проделывал упражнение для дыхания, стараясь очистить голову. Дженифер сосредоточилась на дороге, бросая время от времени на него взгляд.

– Забавный был звонок, – сказала она. Она замолчала и вновь взглянула на Бреннана.

– Да? – осведомился он.

– Могу поклясться, что на другом конце линии была Хризалис.

Бреннан сполз по сиденью. Тысячу разных вещей хотелось бы сказать Дженифер, но он не мог говорить. У него кружилась голова как от ее признаний, так и от наркотиков, которыми Квинси его накачал. Что-то здесь не то, все очень неправильно, и, возможно, лишь одно существо в состоянии внести ясность, поскольку лишь оно точно знало, принадлежало ли на самом деле Хризалис растерзанное тело, найденное в ее офисе.

Тот человек, который его обнаружил.

Даттон чрезвычайно спокойно пил кофе.

– Вы что предпочитаете: чтоб я расплескал кофе от неожиданности или мне побледнеть от чувства вины?

– Как угодно, лишь бы признались, – сказал Джэй. – Я не привередлив.

– Предположим, я виновен; не наивно ли ожидать признания в ответ на обвинение?

– Э, это как у Перри Мэйсона, – сказал Джэй. – Нельзя винить за намерения.

Даттон поставил кофе, снял плащ и развесил его на спинке стула. В свете люминесцентных ламп его кожа была отвратительно желтой, тут и там проступали высохшие омертвевшие коричневыя пятна.

– Выгляжу как люди воображают смерть с косой, – сказал джокер. – Иногда это побуждает людей беспричинно подозревать меня. Я не убивал Хризалис.

– Не вы лично, – сказал Джэй, – но у вас хватает баксов нанять исполнителя. И у вас есть мотив.

– Так ли? – Даттона это, видимо, забавляло. – Земля, на которой стоит «Дворец», кое-чего стоит, согласен. А само заведение на грани, из-за налогов. Могу оставить его работающим, могу закрыть, но вряд ли убью за него.

– Но другой ее бизнес был прибыльным, – указал Джэй. – И беспошлинным к тому же. – Он отхлебнул кофе. Тот был настолько горячим, что обжег небо. – Там вы тоже были в доле?

– Нет, – сказал Даттон. – Скажем, она по своей воле делилась кое-какой информацией, когда ей случалось узнать что-то такое, что могло повлиять на мои дела, и никогда не брала с меня платы. Это входило в наше соглашение. А в остальном это маленькое хобби было ее собственностью.

– Только вот сейчас оно ваше, по умолчанию, – предположил Джэй. – Вы же не хотите лишить работы всех этих доносчиков.

Может, и так, – сказал Даттон. – Конечно же, в ее папках много интересного и многие дорого стоят, я этого не отрицаю. Но все же ничего там такого, за что бы я взял кровь на руки. Я мог десятки раз купить и предать Хризалис, убивать ее мне не было нужды.

– Так кто же? – спросил Джэй.

– Это для меня загадка, – сказал Даттон. – Она была, конечно, посвящена в множество опасных тайн, но именно это обеспечивало ей безопасность. С ней живой можно было договориться. Убей ее, и кто знает, какие скелеты найдешь в шкафу.

– А шкафов в «Хрустальном дворце» хватало, – сказал Джэй.

– Так что вы меня понимаете, – сказал Даттон. Он пожал плечами. – Хотелось бы, чтобы я мог вам еще чем-нибудь помочь. В самом деле.

– Все в порядке, – сказал Джэй. Он сделал последний глоток кофе и встал. – Что ж, пора двигать домой, в постель. Здесь есть задняя дверь?

– Боковой, в переулок, – сказал Даттон, вставая. – Пойдемте, покажу.

Джокер повел его лабиринтом мимо безмолвных чучел, шаги их гулко отдавались в длинных коридорах. Когда они пересекали круглую залу, Джэй услышал что-то позади.

Он остановился, оглянулся. Ничто не двигалось.

– Мы здесь одни?

– Вполне, – сказал Даттон. – Что-то не в порядке?

– Что-то послышалось, – сказал Джэй. – И странное чувство. Будто кто-то следит за нами.

Даттон улыбнулся.

– Это здесь обыкновенно. Чучела. Многие говорят, что их глаза за ними следят.

Джэй огляделся. Они были в Галерее красоты. Из тени проступала Пилигрима: Аврора, Цирцея.

– Глаза Пилигримы всегда со мною, – усмехнулся он, но что-то ему подсказывало, что дело не в этом.

– Сюда, – сказал Даттон.

Они повернули за угол. Джэй тихо, но твердо схватил руку Даттона и втащил его в темную нишу рядом с макетом Детройт Стил[25]25
  Детройт Стил – персонаж комиксов издательства «Марвел Комикс», противник Железного Человека.


[Закрыть] из металла и воска. Джэй поднес палец к губам. Даттон тут же кивнул слегка.

В тишине Джэй услышал тихие осторожные шаги. Направляющиеся к ним.

Это не могло быть Чудо-Юдо. Что бы то ни было, оно ступало бесшумно, как кошка. И к тому же, судя по звуку, было босиком.

Джэй сложил пальцы пистолетиком.

Тень метнулась мимо них быстрее, чем казалось возможным Джэю. Она была маленькой, не более чем по колено, и скрылась прежде, чем Джэй отреагировал. Он выскочил из укрытия, заметил ее – безволосую, напоминающую обезьяну – и направил палец. Только та оказалась быстрее. Она взобралась на витрину диорамы, карабкаясь по стеклу, как ящерица, и Джэй отправил в продуктовый холодильник «Козырных тузов» воскового джокера, выдернув его из происходящей оргии.

– Черт, – выругался он. Он опять направил палец, но обезьяноподобное существо прыгнуло прежде, чем он успел прицелиться, покачалось на люминесцентной лампе и сделало кульбит прямо над головой у Джэя. Он хотел было погнаться за ним, но уперся в Даттона.

– Куда оно направилось? – спросил он.

– В круглый зал, – сказал джокер, – но…

Джэй побежал. Когда он вбежал в круглый зал, оно уже выскочило оттуда, но он уловил движение в коридоре. Он устремился следом, свернув за угол как раз вовремя, чтобы заметить, что оно ухватилось за трубу под потолком. На время остановилось, зашипело, как дикая кошка, и устремилось по трубе в совершенно темный зал. Джэй последовал за ним. Сосредоточившись на трубах, он не смотрел перед собой. И не заметил пьедестала с экспонатом.

Ударился, будто наткнувшись на бегу на телефонный столб. Джэй схватился за живот и сел, задыхаясь от боли. Пьедестал закачался взад-вперед и упал на него. Стекло разбилось. Его облило жидкостью, и на его груди, влажно чавкнув, оказалось что-то бледное, мягкое и склизкое. Все забил запах формальдегида. Он закрыл глаза.

Сзади раздались шаги.

– Вы в порядке? – послышался голос Даттона.

– Нет, – ответил Джэй.

– Я пытался вас предупредить, – сказал Даттон. Он включил свет.

– И где же я, как вы думаете? – спросил Джэй, не открывая глаз. Он подумал, что голос звучит на удивление спокойно, будто так и надо.

– Боюсь, так и есть, – ответил Даттон. – Добро пожаловать к джокерским младенцам-монстрам. Могу я что-нибудь для вас сделать?

– Да, – сказал Джэй. – Можете снять с меня это!

Когда его просьба была выполнена, обезьяна была уже далеко.