Текст книги "Джокертаунская комбинация"

Но она смотрела в сторону, на воду, на паром Кольцевой линии, на оцепление из лодок полиции гавани, которые окружали Рокс, но сейчас урча удалялись к крайней плоти оконечности Манхэттена.

– Что… – он подавился, сплюнул песок, имевший вкус гниющей пищи, которую достаешь изо рта с помощью зубной нити. – Что такое Комбинат?

Она кивнула своим острым подбородком в сторону парома.

– Они. Прямые. Натуралы. Внешний мир. Правительство. Все, кроме нас, жалкого мусора, ютящегося здесь, на Роксе, брат.

О, в этом не было ничего нового… все прояснилось.

– Эй, чувак, я вспомнила. Рэндал Мак-Мерфи! Он один из Комбината. Как сестра Рэтчед и прочие. – Она рассмеялась. – Ты первый человек на этом проклятом острове, который знает об этом. – Она ушла, насвистывая.

Какой-то социальный работник дал ей маленького розового плюшевого слона в одном из этих мрачных, холодных мест с громким эхом. Теперь он лежал на металлической кровати распоротый, его ватные внутренности были разбросаны повсюду.

Слезы наполнили ее глаза. Она не понимала. Не понимала издевательств и смешков других девочек, заботу докторов, заставлявшую верить в лучшее, грубое безразличие обслуживающего персонала, который на самом деле делал для нее столько, сколько не делал больше никто. Она выросла в любви, теплоте, в постоянном ощущении счастливой безопасности. И лишь теперь, спустя несколько месяцев, она научилась ценить безразличие. Она начала собирать разбросанные части мягкой игрушки.

Она не понимала, что делает здесь. Другие девочки говорили, что попали сюда потому, что делали плохие вещи, но она никогда не делала ничего плохого. Ее папа всегда говорил, что она хорошая девочка. Доктора говорили, что она особенная. Когда она спрашивала, не поэтому ли ее держат здесь, они отвечали – нет, это потому, что твой папа был плохим человеком.

Она всхлипнула. Ее папа не был плохим человеком. Он был папой.

Она бросилась на кровать. Ее соседки по комнате не было. Та не нравилась ей. Она к ней не приставала. Она вообще не обращала внимания на нее.

Слезы душили ее. Больше всего она скучала по папе, высокому и сильному, всегда готовому прийти на помощь. Он не был плохим человеком. И она знала, что он не оставит ее здесь навсегда. Однажды он придет за ней. Что бы ни случилось.

А голос в ее голове твердил ей: ты то, что говорят о тебе другие девочки. Просто дура. Ты останешься здесь на веки вечные.

Одна.

Она прижала печальную пустую голову слона к щеке. Его черные зрачки в пластиковых глазах закатились. Она прижала его к себе и провалилась в сон, оплакивая смерть своего друга.

Запрокинув голову, чтобы позволить утреннему ветерку ерошить его рыжие, коротко остриженные волосы своими вонючими пальцами, Блез шел по серой свалке Рокса. Он только что прибыл с Харон Экспрессом из очередного ночного набега джамперов. Просто случайная поездка, чтобы посмотреть, как поживают их инвестиции в недвижимость Манхэттена, и сейчас он был на вершине мира.

Ты всегда читал мне лекции о надлежащем использовании силы, дедушка, думал он, и его улыбка становилась резкой и отталкивающей. И я должен отдать должное: ты действительно научил меня этому.

Он подумал, что, возможно, пришло время спуститься на нижние этажи медицинского корпуса, чтобы получить новые уроки использования силы. Он все еще был довольно бодр, с его шестнадцатилетней выносливостью, а эти прогулки в город всегда оставляли его несколько неудовлетворенным, они казались слишком скучны. Его джамперы были слишком просты, по-американски просты. Это не значит, что он не разделял их веселья. Просто их забав ему не хватало надолго.

И он хотел большего. Испытать на прочность холеное тело дочери миллионера, заставив его хозяйку смотреть на это, было приятно. Но как правило, это лишь разжигало его аппетит, натянутый и тугой, словно кожа на ребрах голодного. Он мог вкусить настоящей власти. Вот чего он хотел от своих жертв, вот по какому принципу он выбирал их.

Он устал дегустировать их по одному. Это было все равно что есть суп через соломинку. Он завернул за угол. Справа река лизала берег, словно зализывала рану. Узел перепутанных семенных коробок дрейфовал по холодному сырому песку к столикам для еды, серые формы были едва различимы в неверном свете. Он не обращал на них внимания. Это был просто мусор, который этот дурак Блоут так заботливо прижимал к своей груди, или что там у него было. Джокеры, монстры для чувствительного таксианца. Блез унаследовал многое от деда: благодаря или вопреки ему, натуралы казались ему не намного привлекательнее. Тот сорт отбросов, который он с удовольствие пнул бы, если б увидел спящим на улице, пропитанной выхлопами и лишенной освещения, доведись ему родиться обычным человеком.

Потом Блез увидел его.

В первой вспышке узнавания он отшатнулся от нескладной формы косо посаженной головы и вздернутых плеч, возвышающихся над потоком мусора. Ужас вопил в голове Блеза и бился в виски, словно обезумевшая птица, желающая выбраться на свободу. Прыжком, достойным мастера боевых искусств, Блез разделил себя и это кошмарное видение холодными стенами здания. Горящее небо, он мог увидеть меня.

– Блез?

Словно нежный нож, голос обрезал стук в его висках. Он поднял взгляд и увидел КейСи, странно обрамленную его коленями, понял, что сжался в комок, припав спиной к холодной цементной стене.

– Блез, в чем дело? Выглядишь так, будто тебя сейчас вывернет наизнанку.

Он почувствовал укол ярости, и желтый ледоруб прошел сквозь пульсирующий фиолетовый туман в его мозгу. Как смеет она вмешиваться? Как смеет она спрашивать? Но ярость вспыхнула и исчезла, как искры от огня, разожженного в бочке.

Другие джамперы боялись и уважали его, испытывали трепет, даже Молли Болт, ненавидевшая его до глубины души. КейСи беспокоилась о нем. Никогда раньше рядом с ним не было людей, которые бы о нем беспокоились – деда и одноглазую сучку он в расчет не брал. Единственной целью Таха было не дать ему стать тем, чем он в действительности был, а Коди просто играла с ним. В последние несколько лет он пришел к пониманию, осознанию, что для своего любимого «дяди Джорджа» он всегда был не больше чем средством к достижению цели: он был своего рода революционным талисманом для тех террористических ячеек, что он создал, перед тем как его проклятый дед схлестнулся с ним. КейСи была единственной из всех, кого он знал, кому он был небезразличен.

Возможно, именно поэтому он держал ее рядом, несмотря на ее острый язычок. Она была милой. Но с его плечами, осанкой, скульптурным телом и всей его силой, он мог иметь любую милую девочку в любой момент и любым способом.

Он испустил долгий рыдающий вздох.

– Это он. Он пришел за моим дедом.

– Кто?

– Он. Он постригся, оделся иначе, но это он. Я его чую. Я чую его разум. Он здесь, чтобы спасти Тахиона.

– Не будь смешным.

Он бросил на нее разъяренный взгляд, который она проигнорировала.

– Никто не знает о Тахионе, кроме нас… и Блоута, потому что он знает обо всем, что творится на Роксе. Но у Блоута, в отличие от нас, есть яйца, чтобы действовать напрямую. Он бы…

– Это не важно. Он туз. У него свои методы.

– Теперь вернись в начало и скажи мне, кто он.

– Марк Медоуз, – сказал он голосом, в котором звучал юношеский напор. Капитан Глюкс.

– Марк Медоуз? – она рассмеялась. – Ты потеешь из-за пустяка, любимый мой. Потому что я встречалась с ним вчера. Он просто безобидный старый… Как ты его назвал?

– Капитан Глюкс. Туз, у которого есть друзья. Джек Попрыгунчик, Звездный Свет, Дочь Луны… И я не уверен, сколько еще. Он был одним из лучших друзей деда. – Он посмотрел на нее с лицом, искаженным, как у мучеников с картин Греко. Я должен остановить его. Он нас уничтожит.

КейСи рассмеялось. Лицо Блеза окаменело. Она потрепала его по голове. Ее пальцы справились с задачей лучше, чем ветер. Пока она ерошила его волосы, он немного расслабился, вновь поняв, за что он ее терпит.

Он также понимал, что однажды отплатит ей за каждую дерзость, и сделает это с удовольствием. Но он учился откладывать удовольствия. Иногда. Дедушка бы гордился им.

– Расслабься. Он просто безобидный старый чудик.

– Говорю тебе, он туз…

Она снова рассмеялась.

– Возможно, он был козырным тузом, детка. Теперь он ничто, усек? Когда я наткнулась на него, его тощую задницу пинали Тайрон и Четырехглазый с компанией. Отменные тупицы. Они почти вытряхнули его мозги через его огромный птичий клюв, пока крошечная девочка-подросток с игрушечным ножом не пришла к нему на помощь. – Она присела рядом и принялась играть с аксельбантом, висевшим на спине бомбера Блеза. – И это туз, да?

С некоторым раздражением он затряс головой.

– Он под прикрытием. Ему приходится скрывать свои силы. Ты никогда не жила под прикрытием. Ты бы знала.

– Ну послушай, я просто жила на улице с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, я и не должна знать ничего такого, я же просто девчонка.

– Вот именно.

Она отстранилась, готовая ужалить его, словно кобра. Но прежде чем она успела что-то сказать, за что ему пришлось бы ее уничтожить, он обнажил свои зубы в дикой усмешке. Она моргнула, улыбнулась ему, обхватила руками за шею и покачала головой.

– Сукин ты сын.

Это наша игра, подумал он, самодовольно улыбаясь. Я толкаю ее, чтоб посмотреть, как сильно она толкнет в ответ. Она толкает меня, чтоб узнать, как далеко я зайду.

А ставка – ее жизнь. Она удивится, когда узнает это? Он вспомнил о Марке и вдруг потерял интерес к играм. Несколько грубо он снял ее руки с шеи и начал вставать.

– Хватит, милашка.

– О, мне нравится, когда ты груб.

Он резко тряхнул головой, словно хорек, сбрасывающий мышь. Она поняла намек.

– Твой Марк Медоуз сыграл в дурацкую игру и проиграл. Пора взыскать с него…

– Андриё.

Он поднял взгляд. Перед ним стояли Мастелина и Андрион. Мастелина баюкала в своих пушистых лапах «АКМ» – не тот полуавтоматический, о котором так тупо рассуждают либералы, а настоящую штурмовую винтовку, полный автомат, предназначенный для балтийских призывников, согласно польскому Варшавскому договору, и проданных нелегально. Андрион был без оружия. Он просто постукивал друг о друга своими жесткими зеленовато-черными предплечьями, издавая легкий звон, словно гантели, катающиеся по ковровому покрытию спортзала.

Блез вскочил, прищелкнул каблуками и исполнил поклон в полуфранцузском, полутаксианском стиле.

– Чем обязан такою честью?

Монстры, подумал он, невольно ежась.

– Губернатор хочет тебя видеть, – сказала Мастелина.

Блез улыбнулся ужасному джокеру своей самой красивой улыбкой.

– Ах, я сожалею, но срочные дела требуют моего…

Руки Андриона, лишенные кистей, зазвенели как колокола.

– Немедленно, – сказал он.

Блез сощурился.

– Я могу заставить тебя провальсировать до реки и утонуть там.

– Конечно, можешь, – с легкостью согласилась Мастелина. – Но не станешь.

Блез выдержал паузу, губы его так натянулись, что он боялся, как бы они не лопнули.

– Когда-нибудь, – прошипел он.

Мастелина двумя громкими щелчками перевела «АК» с автомата в безопасное положение.

– Когда-нибудь, – согласилась она.

Блез повернулся к КейСи, схватил ее за руку.

– Иди найди Медоуза. Познакомься с ним поближе. Узнай, чего он хочет.

Она кивнула и скользнула прочь.

Он повернулся к двум охранникам Блоута, выпрямился, расправил плечи, поправил куртку.

– Ну? Мы теряем время.

Марк уселся, подперев задом почти горизонтальный кусок асфальта, часть из кучи обломков мостовой была свалена в самом конце южной части массивной буквы U, образованной островом Элис прямо рядом с устьем маленькой гавани. Было прозрачное, ясное утро. Его дыхание вилось словно дыхание дракона, пока он пытался пристроить свою пластиковую тарелку с бобами на коленях.

– Эй там!

Он замер при звуках голоса, осмотрелся украдкой, готовый бежать. Он все еще не был уверен, что имеет право поесть. Система распределения еды на Роксе была довольно жесткой и устоявшейся: несколько украденных столов с паровым подогревом стояло в стороне на песке, и пара действительно страшных, привлекающих внимание джокеров в покрытых пятнами бумажных шляпах черпали какую-то мерзость для очереди потрепанных, неприветливых жителей Рокса. Другой джокер, такой же большой и уродливый, как и любой из тех двоих, что истязали его вчера, стоял на страже с парой тощих, хмурых ребят – и это значило, что они, вероятно, были джамперами, – вооруженных битами. Они внимательно изучили его, когда он занял свое место в очереди за кем-то с головой, похожей на подгорелый гриб, растущий из горла черной кожаной куртки, но не вмешались. Он предположил, что испытание заключалось в том, что если кто-то выглядел слишком знакомым, а значит, пытался встать в очередь во второй раз, то его тут же били.

На мгновение он решил, что они передумали и решили вернуться за ним, но тень, заслонившая встающее солнце, была слишком маленькой. И знакомой.

– Не возражаешь, если я присяду? – спросила КейСи.

– Нет-нет. Если хочешь, давай.

Она присела на корточки рядом с ним. Он изо всех сил старался не замечать ее ноги, обтянутые черным спандексом. Было не время, не место, и он ее точно не интересовал. Он был просто изгоем. Просто старым натуралом.

Он протянул ей свою тарелку. Она отмахнулась.

– Любишь воду? – спросила она.

– Никогда не думал, что запах Гудзона станет для меня таким желанным.

Он мгновенно пожалел о своих словах. Она казалась фанатом Рокса. Но она засмеялась.

– Ну, это не ваш мир белых булочек, это точно. – Она взглянула на него. – Хорошо спал?

– Бывало и хуже. – Сразу после суда он провел несколько дней на улице, просто скитаясь. Спал в аллеях или в случайных ночлежках, пока Преториус делал все, что мог, чего, к сожалению, было недостаточно. Это было летом. Импровизированное общежитие на Роксе пахло так же скверно, вонь стояла стеной, и в развалинах что-то постоянно шумело, но они защищали от холодного зимнего ветра. Его не заботило, что некоторые тела, жавшиеся к нему, были человеческими только по происхождению. Они были теплыми.

– Подумала, мне стоит проверить, как ты. В конце концов, не с каждым здесь я могу поговорить о «Пролетая над гнездом кукушки».

– Даже со своим, ну, э-э-э, парнем?

– Зачем ты это спросил, идиот? – завопил маленький парень, сидевший на чердаке в его черепушке. Когда-то там царили Джек Попрыгунчик и Странник, они не давали ему спуску. Теперь там остался лишь маленький серый парень, никому не известный, как и любой в Нью-Йорке. В любом случае у Марка не было готового ответа.

Она посмотрела на него краем глаза. У нее были серые глаза, бледные, почти серебристые.

– Он не очень-то много читает. Что привело тебя на Рокс?

– Имел некоторые… проблемы с законом.

Это было забавно. Большую часть своей жизни он был членом контркультуры, даже когда те, кто стоял у ее истоков, начали присоединяться к брокерским фирмам, истязать себя диетами и участвовать в курсах саморазвития в рамках проплаченных телевизионных шоу. И теперь, когда он наконец-то на самом деле попал в настоящий андеграунд, его это смущало до чертиков. К тому же он понимал интуитивно, что, если он хотел выжить, ему не стоило рассказывать о своих проблемах посторонним. Это девяностые, а Гилберт Шелтон, бывало, говорил, что шпионы есть везде.

Она рассмеялась.

– Да ладно. Здесь должно быть что-то большее.

Он упрямо выпятил нижнюю губу. Она рассмеялась громче.

– Не смеши меня. У нас тут нет информаторов, даже если президент Джордж прибудет в город, чтобы призвать каждого стучать на соседа. Посмотри-ка туда. – Она указала подбородком. Смутный силуэт взрезал воды миниатюрной гавани, оставляя за собой разноцветные нефтяные разводы: полупрозрачная гладкость, португальские боевики размером с Годзиллу. – Это Харон. Опаздывает. Обычно он не ходит при свете дня. Ты переправился сюда на нем, так?

– Ну да.

Он не знал, как его зовут. Все, что он знал, что джокер, похожий на скопление водорослей, в кепке с балтиморской Иволгой и в куртке с эмблемой пива Coors Light просочился в музыкальный магазин, чтобы предупредить о наркоконтроле, идущем за ним по пятам. Он сказал ему, что, если он думает найти убежище на Роксе, он должен развернуть пакет, который лежал у джокера в сумке поверх продуктов, купленных в каком-то ночном винном погребе, спуститься к реке, зажечь сигнальный огонь и думать, усиленно думать, как сильно он хочет перебраться на Рокс. Джокер щелкнул своими крошечными каблуками и трижды напел «Нет места лучше дома», но псы нарковойны напали на его след и взяли его. Они никогда не освободили бы Спраут, так что он сделал то, что ему посоветовали.

И что самое худшее – это сработало.

– Так сюда попадает большинство людей. А теперь присмотрись внимательнее. Что ты видишь внутри?

Марк всмотрелся в солнечные отблески. Отсюда Харон выглядел как гротескно-увеличенное стекло, елочное украшение работы Оливера Харди. На его вершине можно было рассмотреть слабый намек на лицо. В свете восходящего солнца, пронизывающего его тело, было видно…

– Ничего.

– Хороший ответ. Но подумай об этом. Харон никогда не плавает порожняком.

Он почувствовал, как сальные застывшие бобы, которые он с трудом протолкнул в себя, начали проситься наружу.

– Но…

– Да. И когда ты приближаешься к стене – стене Блоута, которая окружает это место, – ты начинаешь испытывать огромный страх. И тогда тебе лучше хотеть попасть сюда действительно сильно. Потому что, если твое желание недостаточно сильно, ты залипнешь. А Харон никогда не останавливается. Так что Стена держит тебя на месте, а он вроде как обволакивает тебя и растворяет. Типа обратного космоса.

Марк закусил губы и положил тарелку на мокрый песок. Но он был достаточно аккуратен, чтоб не опрокинуть ее, его аппетит мог вернуться через некоторое время. Он научился этой практичности в последние несколько месяцев.

КейСи прикрыла глаза от солнца ладонью и посмотрела на него. Она была довольно хорошенькой, если не считать корону из поставленных колом волос.

– Так что ты делаешь на Роксе на самом деле? Ты не просто в бегах за ограбление магазина.

– Это моя маленькая девочка. Моя дочь. Мне нужно вернуть ее.

– Она на Роксе? Джокер или джампер, я скажу тебе, чувак, что, если она здесь, тебе не захочется увидеть ее. Усек?

– Нет, она не здесь. Она где-то в ювенальном изоляторе. Я не знаю в каком. Мне нужно найти и вытащить ее.

Что-то мелькнуло за ее льдисто-прозрачными глазами. А потом лицо ее застыло. Хлюпик среднего класса, разменявший тридцатник с чем-то планирует побег из тюрьмы? Дай мне передохнуть. Да ты даже не знаешь, с чего начать.

– Эй, я могу это сделать! – возмущенно воскликнул он. – По крайней мере я могу сделать что-то, – пробормотал он, вдруг охваченный сомнением.

– Да? И что, например? – Ее улыбка была насмешливой.

– Ну… – его уши запылали. Сообразив, что сказал слишком много, он отвернулся.

– Ну так скажи мне, – прошептала она прямо ему в ухо, – где твои друзья, Капитан Глюкс?

Когда он развернулся, ее уже не было.

– Теперь, Блез, – сказало существо по имени Блоут и хихикнуло. – Я слышал, ты плохо думаешь об одном нашем госте здесь, на Роксе. Так не пойдет. Совсем, совсем не пойдет.

Блез позволил своему носу и верхней губе сморщиться в отвращении от зловония, что источала мерцающая полупрозрачная червеобразная масса. Оно было так же ощутимо, как и злобные, вооруженные клинками подонки, протянувшиеся бесконечной цепочкой по обе его стороны. Нет смысла скрывать свою реакцию, хотя КейСи говорила, что так он похож на летучую мышь. Блоут мог читать его мысли.

Блез ненавидел это. Пусть тошнота сверкает словно маяк. Он заполнил голову образами блевотины, желтые рвотные гейзеры.

Кружащийся рядом большой таракан Кафка издал серию звуков, похожих на звук щелкающих костяшек. Кафка при Блоуте был чем-то вроде великого визиря и всегда старался убедиться, что его босс получал то отношение, которого он достоин как правитель Рокса, а не то, которое он заслуживает с его внешностью. Кафка недолюбливал джамперов. А Блеза он любил меньше всего.

– Полагаю, ты собираешься попробовать сказать нам, что нам думать теперь, – ответил Блез вызывающе. – Власть ударила тебе в голову, где бы твоя голова ни находилась.

– Нет, – сказал Блоут, забыв хихикнуть. – Мне хотелось бы, чтоб я мог велеть тебе, что думать. Более того, я б хотел велеть тебе не думать вообще. Но ты не можешь удержаться от мыслей, точно так же, как и я не могу перестать слышать тебя.

Он слегка запнулся, потому что Блез вызвал в памяти яркую картинку, как он опускается на КейСи. Странно. Ее лобковые волосы росли редко, были темного блондинистого оттенка и выглядели очень мило. Ее плоть была розовой, и когда он проводил языком, она отзывалась на его прикосновения.

– Тогда зачем ты послал своих ручных монстров, чтобы притащить меня сюда? – спросил Блез.

– Ах, Марк Медоуз. Человек, который был когда-то Капитаном Глюксом. Ты хочешь причинить ему вред.

– Что с того?

– Он жертва ненависти и страха обычного мира. Я решил предложить ему убежище. Если его способности все еще с ним, он будет бесценным союзником, когда натуралы попробуют сокрушить нас. Если нет… он все еще жив. Он может привлечь пули, которые в противном случае достались бы джокерам. Я запрещаю тебе трогать его.

Блез рассмеялся.

– Что дает тебе такое право, жирное нечто?

– Он правитель Рокса, – прошипел Кафка, и голос его звучал, словно шелест змеиной чешуи в сухих листьях.

Блез начал было ругаться, но Блоут уже прочитал все возможные ругательства в его голове.

– Дай мне подумать. Мы уже говорили об этом раньше. Тебе нужен Рокс, а это значит, тебе нужен я. И если ты думаешь, что сможешь это изменить, у Лэтхема найдутся иные соображения на этот счет.

Лэтхем. Эта холодная рыба. Он нутром вспомнил ощущение боли и вздрогнул. Он не был готов свести счеты с Лэтхемом. А это значило, что и вопрос с Блоутом приходилось отложить, и что хуже, монстр знал это.

– Очень хорошо, губернатор. – Он отвесил шутовской поклон. Блоут просто хихикнул. – Я преклоняюсь пред вашей властью… на Роксе. Если Марк Медоуз предпримет что-то против меня тут, я оставлю за собой право самозащиты.

– Пожалуйста, Блез, не усложняй все. У тебя и так есть это право. Но Медоуз не собирается ничего предпринимать против тебя. Он даже не знает, что ты сделал с одним из его друзей, твоим дедом. Я читаю его мысли, помнишь?

– Он туз, помнишь?

– Он считает тебя своим другом, Блез.

– Как бы там ни было, у меня с ним свои счеты. Как только он оставляет Рокс, он выходит из-под твоего покровительства, и он мой.

– Материк – опасное место, – прохрипел Кафка. Блез нахмурился. Он не был настолько наивен, чтобы принять согласие таракана за чистую монету. – Даже с тобой может что-нибудь случиться там, Блез.

К его собственному удивлению, Блез развеселился, а не разозлился.

– Если кто-нибудь захочет причинить мне вред, я узнаю это. И причиню ему еще больший вред. – Конечно, он блефовал. И это помогало держать монстров в напряжении. И даже если Блоут был достаточно стоек, чтобы выдержать образ тощих бедер КейСи, обхвативших его голову, он поймет лишь то, что Блез блефует. Но не поймет, до какой степени.

– Твоя сила велика, Блез, – сказал Кафка, – но далеко ли она простирается? Есть такая штука, называется Barrett Light Fifty. Снайперская винтовка. Стреляет такими же пулями, что и пулемет пятидесятого калибра. Радиус поражения – свыше мили. Твои силы простираются так далеко, Блез? – Он пошевелил своими хитиновыми конечностями в жесте, который заменял ему пожатие плечами. – Думаю, кому-нибудь может прийти в голову снять тебя прямо на Роксе, стреляя с материка. У Медоуза много друзей среди джокеров, Блез.

Блез посмотрел на него, крепко сжав губы. Гнев вскипел, но оставался Лэтхем.

– Не угрожай мне, – сказал он мрачно.

– Он не угрожает тебе, Блез, – сказал Блоут откровенно. – Я бы этого не потерпел. Он беспокоится о тебе. Ты ведь тоже один из моих людей.

Черта с два.

– Ты думаешь, как использовать его, не так ли? Ты думаешь, он поможет тебе, когда натуралы придут за тобой. – Блоут ничего не ответил. Неясные звуки раздавались из его глубин. – Хорошо. Но если что-то случится с Медоузом, к чему я не буду иметь никакого отношения? – Боже, как он ненавидел заискивать перед этими тварями. – Его разыскивают власти.

– Ты умен, Блез, – сказал Блоут. Его голос звучал почти резко. – Я ненавижу, когда ты поступаешь умно. Но если Медоуз вдруг умрет при не зависящих от тебя обстоятельствах, у нас не будет причин привлекать тебя к ответу.

– Тогда мы достигли взаимопонимания. Марк Медоуз может меня не опасаться. – Блез снова поклонился, гораздо глубже, чем до этого. – Джентльмены, желаю вам приятного дня.

Пушистый джокер и натурал с татуировкой в виде закрученного спиралью дракона и выбритыми полосками волос по обеим сторонам черепа шли по щиколотку в илистой воде. Начался дождь, капли выстукивали мелодию Butthole Surfers. Марк рефлекторно втянул голову в плечи и просто шел, сунув руки глубоко в карманы своей старой доброй ветровки. Другие обитатели Рокса, не настолько ушибленные Летом любви, сгрудились, словно стая морских чаек на камне, и смотрели с любопытством.

Он особо не думал о том, что КейСи знает слишком много его секретов, больше, чем он ей рассказал. Он был переполнен желанием сделать что-то для Спраут, чтобы освободить место для прочих эмоций. Но он понятия не имел, что он может сделать. Он горел желанием выбраться сюда, на Рокс, и добрался сюда живым лишь потому, что действительно желал этого, а теперь он с такой же страстью хотел вернуться обратно. Но ему больше некуда было идти.

Что-то новое в шуме толпы заставило его остановиться и поднять взгляд. Отряд молодых людей, выглядящих как натуралы, двигался боевым маршем, предводительствуемый высоким парнем в черной футболке, узких джинсах и кожаной куртке. Его волосы были потрясающего красного, кроваво-красного цвета, стрижены ежиком. И он выглядел как-то знакомо.

Копьеносцы остановились и хрустнули костяшками на почтительном расстоянии в три ярда. Красноголовый прошел, не спеша, но целенаправленно, между своими бойцами. Плетеный хвост лежал на спине поверх его куртки.

Ситуация перешла в другие руки. Джокер всхлипнул и попытался ударить пришельца с разворота. Тот блокировал удар предплечьем, дважды всадил кулак в живот джокера, опрокинул его и добил ударом в голову прямо в полосе прибоя.

Татуированный натурал бросился на спину красноголового. Пришелец с полоборота провел удар ногой в его солнечное сплетение. Парень с драконами отшатнулся. Его противник наступал и бил ногами, наступал и бил, загоняя его дальше в глубь грязной, густой воды. Наконец он исполнил изящный удар ногой с разворота, его коса взметнулась над головой, и вышел на берег, оставив противника качаться на волнах.

– Ты спрашивал о моем бойфренде, – сказали позади. – Вот он.

Он повернулся, тогда как джамперы побежали вылавливать татуированного парня. Она сидела на корточках на ржавых зубцах фронтального погрузчика, упершись руками в бедра.

– Ты, наверное, заметил, что вещи здесь не очень-то хорошо работают, – сказала она. – Кажется, они не работают вообще. – Она кивнула. – Он пытается изменить это. Навести некоторый порядок.

– Кажется, тут наблюдается некоторый перевес в сторону разбития голов.

– Многие из этих бездельников не понимают ничего другого. – Она пожала плечами. – Он также нечто вроде туза, у него продвинутые ментальные силы. Тем не менее, он часто дерется. Чтоб показать, что он сила. Это как раз тот лидер, который нужен Роксу.

– Встречайте нового босса, такого же, как и старый босс.

Она мягко спрыгнула на песок.

– Мне не нужно все это старое дерьмо в стиле хиппи.

Он улыбнулся ей. Почему-то он наслаждался этим.

– А я и есть старый усталый хиппи.

– Да. Созревший до срока. Как Рон Рейган, только более сногсшибательный. Ну и больше похожий на ананас, если смотреть сбоку. Что ты сделал с волосами? Ты выглядишь словно член.

Они шли теперь вдоль линии самодельных конструкций из ДВП и пластика. Пара детей – натуралов или джокеров, невозможно было понять под слоем грязи – готовили нечто, что, как искренне надеялся Марк, на самом деле не было кошкой на металлическом стержне, жарящейся над огнем, разведенным в бочке.

– Я постригся для суда об опеке над Спраут – это моя дочь, решали, кому она достанется, моей бывшей жене или мне. Моя бывшая сделала все возможное, и мои адвокаты сказали мне обрезать волосы, чтоб меня не отымели прямо в зале суда. Я обрезал.

– И что в итоге?

– Меня отымели прямо в зале суда.

Она сплюнула.

– Комбинат справедливости. А почему у тебя двухцветная голова?

– Я подумал, что никто в мире не свяжет Капитана Глюкса, объявленного в федеральный розыск, с его длинными распущенными локонами и козлиной бородкой, и какого-то панка с помойки. – Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Он был высок, но в шестьдесят четвертом он был на добрый фут выше. – Но ты связала, – сказал он. – Как ты меня узнала?

– Я… Я читаю газеты время от времени. А ты сказал мне свое имя. Тебе еще нужно подучиться осторожности.

– О, – сказал он удрученно. – Но я думал… Я имею в виду, ты сказала, что здесь я среди друзей.

– Да. Именно поэтому, когда я нашла тебя, тебе отбивали твой тощий зад.

В ее руке вдруг возник нож, его маленький острый кончик ткнулся ему под подбородок.

– Нет никаких друзей, нигде. Усек?

Он осторожно кивнул. Рукоять ножа разлетелась и резко повернулась, пожирая лезвие.

– Запомни это и сделаешь большой шаг к тому, чтобы выжить на улице, – сказала она, двинувшись дальше. Он чуть задержался, все еще находясь под впечатлением того сумасшедшего напряжения, что он заметил в ее серебряных глазах.

– Сказать тебе по правде, я тебя не сразу по имени вычислила. Только после того, как ты понял слова про Комбинат. Я вдруг подумала: кто еще, кроме престарелых детей цветов, может знать о Кене Кизе? И тогда все сложилось.

– А ты тогда откуда знаешь? Ты не дитя цветов. Ты едва ли старше Спраут.

– Ей тринадцать, а я намного старше. Возможно, на века. Не смотри с таким удивлением. Я тебя проверяла. – Она засмеялась, и смех был ломким и острым, словно старая медь. – Тайрон и его пустоголовые приятели будут гадить живыми крысами, если узнают, с кем они связались. У тебя есть внушительные связи с некоторыми влиятельными джокерами. Они все еще помнят, что ты сделал для Золотого Мальчика, ты в своем роде герой-мученик или что-то вроде того.

Он отвернулся в смущении. Он кое-что слышал об этом, но никогда не принимал всерьез. И тем не менее, был джокер, который предупредил его о наркоконтроле…