Текст книги "Опасные маршруты"

Подняв и понюхав горлышко флакона, Фэнг воскликнул:

– Мой господин отравился!

И бросился в комнату давно уже уснувшей Лэна-Пра.

– Госпожа! Несчастье! Пробудись, госпожа! – кричал он.

В мгновение ока весь дом был на ногах. Но единственным не потерявшим голову человеком оказалась Лэна-Пра:

– Послать гонца за… Нет, не нужно знахарей! Я знаю, в соседнем доме живет третью неделю европейский врач, к которому днем приходят сотни бедняков-больных. Позовите европейца.

Никому не пришло в голову ослушаться этого приказания, и через пять минут европейский врач вошел в спальню отравившегося старого вождя. А когда лучи солнца позолотили остроконечные верхушки причудливых крыш храмов Бангкока, на веранде дворца Лакон-Тая можно было видеть трех человек: еще очень слабый, но словно чудом вырванный из когтей смерти Лакон-Тай, держа руку не отходившей ни на мгновенье от него дочери, слабым, но прочувствованным голосом благодарил спасшего его европейца.

– Ты вернул меня к жизни, друг, – говорил старик, – и я дал тебе слово, что не возобновлю попытки самоубийства. Но едва ли на радость остался я жить… Я поведал тебе все. Едва ли что-либо спасет меня от погибели. В лучшем смысле, если император смилостивится, он на долгие годы сошлет меня в какую-нибудь глухую провинцию.

– Так что же? – отозвался врач. – Будто бы люди живут только в столице Сиама? Я дорого дал бы, чтобы иметь возможность проникнуть вглубь неведомого миру края, и если ты пожелаешь, я охотно последую за тобой в изгнание.

При этих словах глаза молча слушавшей разговор девушки загорелись. Она посмотрела благодарным взором на врача, потом потупилась. И, словно почувствовав ее взгляд на своем лице, молодой европеец, в свою очередь, впился взглядом в лицо Лэна-Пра.

Ночью, когда ему приходилось возиться с долго не приходившим в себя старым вождем, Роберто Галэно, так звали европейского врача, не имел времени разглядеть девушку, ловко и толково помогавшую ему. Теперь он видел ее прекрасное лицо при ясном свете дня, на это лицо ложились золотые лучи солнца юга, и Роберто Галэно едва сдержал возглас восхищения.

Эта сцена была прервана появлением слуги, который доложил старому вождю о приходе гонца из дворца.

– Введите гонца! – распорядился Лакон-Тай.

– Послание нашего великого повелителя, царя над царями, божественного, непобедимого! – возгласил гонец, державший над головою обернутый в желтый шелк ящичек.

Дрожащими руками взял этот ящичек Лакон-Тай: он не знал, что в нем заключалось… Как часто в таком ящике гонец повелителя приносил кому-нибудь кинжал, флакон с ядом или шелковый шнурок! Тот, кто получал такое послание, должен был через три часа, не позже, покончить с собою, и именно способом, указанным самим императором: вспороть себе живот по образцу японского «харакири», отравиться в присутствии того же гонца или удавиться…

Но как ни взволнован был старый боец, кроме легкой бледности, проступившей на его щеках, ничто не выдало его чувств.

– Слава богам! – вздохом облегчения вырвалось восклицание из его груди. – Тут, в самом деле, послание моего повелителя ко мне, а не…

Он не докончил фразы и, сорвав восковые печати с лежавшего внутри шкатулки письма, вслух прочел его содержание.

«Пра-Бард Сомдеца, Непобедимый, повелитель Сиама, своему военачальнику Лакон-Таю. Внимай!

Велики твои прегрешения и велик гнев мой на тебя, Лакон-Тай, но чужд сердцу моему грех неблагодарности, и не ступит моя нога на стезю несправедливости во веки веков. Внимай!

По твоей вине погибли доверенные тебе священные белые слоны, и осиротел край наш, лишившись покровительства богов. И потому заслуживаешь ты великой казни, а дочь твоя – позорного рабства. Но помнит сердце мое, что ты спас от вражеского копья почившего отца моего и сберег мне трон, когда был я малолетним, и потому мольба твоя о пощаде нашла тропинку, ведущую к слуху моему. Внимай!

Велика скорбь страны всей, моя и народа моего, но светится огонь надежды, ибо одному из мудрых земли нашей приснился вещий сон. Внимай!

Явилась ему во сне махар, великая священная змея с рубиновыми глазами и алмазными зубами, и изрекла, что тогда будет отыскан „живой Ганеша“, когда будет в руках моих ку великого последнего короля-кудесника народа Нгам.

И явилась потом вещая орлица харуд, та, которая похищает людей и относит их в ад, – орлица со стальными перьями, стальным клювом и медными когтями. И изрекла она, что ку, священный скипетр Короля Прокаженных, находится в Городе Прокаженных, на берегах таинственного озера Тули-Сап, в дебрях Верхнего Сиама, куда в течение столетий уже не заглядывал ни единый сын земли.

Внимай же повелению моему!

Ты отыщешь скипетр Короля Прокаженных и доставишь его мне. И тогда я верну тебе милость мою, и народ воздаст тебе все почести, и когда придет смертный час твой, я, Пра-Бард Сомдеца, царь царей, великий, я прикажу сжечь тело твое на костре из красного дерева и сандала, как приличествует князю дома моего. Я кончил».

Прочитав императорское послание, Лакон-Тай огляделся вокруг, словно только что очнувшись от тяжелого сна.

– Священное озеро Тули-Сап! – произнес он глухим, взволнованным голосом. – Это там, куда, говорят, не может теперь проникнуть человек, потому что реки кишат крокодилами, а леса – гигантскими человекообразными обезьянами. Развалины Города Прокаженных… Говорят, тот, кто переступит порог ворот этого города, погиб безвозвратно, потому что в этих развалинах ютятся мириады ядовитых змей. Говорят, там живут злые призраки, кровожадные тени каких-то чудовищ. Они, эти призраки, сторожат храм, где стоит монумент Короля Прокаженных…

Ну, что же? Или так, или этак…

Гонец императора, молча присутствовавший при прочтении послания, подал признаки жизни, сказав Лакон-Таю:

– Итак, что должен сказать я повелителю?

– Скажи, – ответил старик, – скажи, что верный слуга его сегодня вечером отправляется в далекий путь и не вернется, если не отыщет скипетра последнего короля народа Прокаженных! Иди!

И гонец исчез.

В тот же вечер маленький караван из вернейших, испытанных слуг Лакон-Тая, вооруженных с ног до головы, шел по направлению к Верхнему Сиаму, поднимаясь вверх по течению реки Мэ-Нам.

В огромной, довольно тяжелой барке, медленно подвигавшейся под дружными ударами массивных двуручных весел, с которыми управлялись опытные гребцы из старых соратников Лакон-Тая, находились сам старый вождь, его красавица дочь Лэна-Пра и молодой европейский врач.

Старик дремал в небольшой каюте. Лэна-Пра и Роберто сидели на носу барки и оживленно разговаривали.

– Я не помню даже лица моей покойной матери, – говорила задумчиво девушка, – но мне грезятся далекие страны Запада, тех краев, где родилась давшая мне жизнь… И меня тянет туда.

– За чем же дело стало? – отозвался Роберто. – Вот лишь бы только удалось нам отыскать этот таинственный Город Прокаженных и мистический скипетр. Тогда Лакон-Тай снова обретет милость повелителя. А тогда это будет уже вашим делом, Лэна, уговорить его отпроситься поехать в Европу. Предлог можно отыскать всегда, а важно лишь выбраться из пределов досягаемости… И ваш отец, и вы найдете в Европе новую родину или, во всяком случае, отыщете убежище, где вам не будут грозить никакие беды.

Девушка вздрогнула.

– Но удастся ли нам еще вернуться живыми из этого путешествия? – слабым, чуть слышным голосом ответила она. – Что ждет нас в дебрях и трущобах?

– Будем надеяться на лучшее! – ответил Роберто.

А барка плыла и плыла, удаляясь от Бангкока.

И вдруг позади плывущих все небо озарилось багровым заревом. Там словно вспыхнул колоссальный пожар, сразу охвативший огромную площадь.

– Что это? Бангкок горит! – воскликнул тревожно итальянец, машинально схватывая руку девушки.

– Нет! – тихо засмеялась та. – Разве вы забыли, что сегодня вечером совершается церемония сожжения священного слона?

Странные нотки зазвучали в голосе девушки. Что-то насмешливое, дерзкое…

Роберто обернулся к ней и заглянул в ее лучистые глаза.

– Слушайте, Лэна! – сказал он. – Мне кажется… Мне кажется, вы не очень-то верите в то, что белый слон – священное животное?

Девушка пожала плечами.

– Моя мать была христианкой! – чуть слышно прошептала она. – И я… я ношу на груди… один амулет.

Что-то блеснуло в полумгле. Роберто Галэно наклонился, и его взор упал на маленький золотой крестик, лежавший в руке дочери старого вождя сиамцев…

Первые дни путешествия в бэлоне – так зовут сиамцы плавающие по величественному Мэ-Наму большие многовесельные барки с каютами – прошли как сон, полный красивых грез.

Роберто Галэно, итальянец родом, скиталец и врач по призванию, уже успел-таки побродить по миру и наглядеться на его диковинки, хотя он оставил Европу только семь или восемь лет назад. Он видел берега Нила и плавал по водам Ганга, священной реки Индии, но то, что представлялось его взорам тут, на лоне таинственного и совершенно неисследованного в те дни Мэ-Нама, буквально очаровывало его.

Вблизи от Бангкока река разливалась на необозримое пространство, образуя колоссальную дельту, но несколько выше она текла могучим глубоким потоком, берега которого были покрыты чуть ли не первобытными лесами. Лесные гиганты, растущие на вечно влажной почве, достигают в Сиаме поистине сказочных размеров, и растительность отличается пестротой и разнообразием. Растительному миру, его фантастическому богатству вполне соответствует и мир животных, населяющих лесные поросли на берегах Мэ-Нама.

Едва взойдет солнце, в воздухе яркими разноцветными искорками мелькают бесчисленные насекомые. Огромные пестро окрашенные бабочки пролетают над лениво катящим свои воды потоком, словно несомые ветром лепестки причудливых, сказочных цветов.

Крикливые попугаи шумными стайками перелетают с одного берега на другой. Кажется, они торопливо рассказывают друг другу все лесные новости…

Миг, и в листве мелькают темно-коричневые тельца, слышатся крики, какое-то стрекотанье, словно на банане приютилась целая колония белок. Но это не белки – это целое племя маленьких длиннохвостых обезьянок. Они издалека увидели плывущее судно и избрали банан в качестве наиболее удобного места для наблюдения, а теперь, когда бэлон вошел в тень банана, они струсили и торопятся удрать в глубь леса, неистово крича, кувыркаясь с ловкостью первоклассных акробатов и награждая друг друга пощечинами и пинками…

Наблюдая пестрый и разнообразный мир, Роберто Галэно имел возможность удовлетворять вполне свое любопытство: Лакон-Тай, исходивший страну вдоль и поперек, обладал неистощимым запасом рассказов о нравах людей и животных, об особенностях растений. Он знал бесконечное множество местных легенд, зародившихся в дни глубокой древности и сплошь и рядом заключающих в себе отголоски давно минувших исторических событий…

Лэна-Пра присутствовала при этих разговорах и, в свою очередь, по целым часам допрашивала Роберто Галэно, желая знать, как строится, как течет жизнь далеко-далеко от тинистого Мэ-Нама, в Европе. Беседуя с нею, молодой европеец невольно удивлялся ее восприимчивости, способности схватывать мысли на лету, ее сообразительности и любознательности. Что особенно нравилось молодому натуралисту в девушке, это ее хладнокровие, ее находчивость и вместе с тем ее женственная чуткость и деликатность.

Между прочим, разговаривая об окружающих странников чудесах природы, Лакон-Тай, его дочь и Роберто Галэно не могли упускать из виду и последних происшествий, перевернувших жизнь старого сиамского вождя.

– У меня должны быть могущественные враги! – твердил Лакон-Тай опечаленно. – Но я не могу понять, кто они! Император, по существу, очень добр, и он был всегда исключительно милостив ко мне. Что сделалось с ним теперь? Но ведь вы видите сами, он не допустил моей гибели. Он предоставил мне выход…

– Ну, едва ли то, что он предложил вам, вождь, многим лучше простой расправы! – отозвался итальянец.

– Нет, не говорите так. Да, мы отправляемся в очень рискованную экспедицию, и только боги одни знают, как она закончится. Но ведь мы сейчас свободные люди. Лэна-Пра со мною, под моим покровительством. А могло быть иначе.

Легкая дрожь пробежала по телу молодой девушки.

– Свободны ли мы? – сказал, в свою очередь, Роберто Галэно. – Да, мы плывем на просторе Мэ-Нама, и за нами как будто никто не следит. Но можно ли поручиться, что это так в действительности? У меня из памяти не выходят последние часы нашего пребывания в Бангкоке. Особенно это таинственное нападение на меня. В самом деле, если вы, Лакон-Тай, можете опасаться, что у вас завелся какой-то могущественный и беспощадный враг, – откуда могут появиться враги у меня? А ведь мне была приготовлена форменная ловушка! Подумайте сами: меня приглашает к будто бы заболевшей жене какой-то оборвыш, ползающий у моих ног. Я отправляюсь с ним к его хижине. По дороге мы болтаем. И вдруг он набрасывается на меня и пытается задушить… Счастье, что за секунду до этого во мне зародилось подозрение, и убийца получил такой тумак, который заставил его закрутиться волчком. Но у него было четверо сообщников – я видел их, я уложил двух выстрелами из неразлучных револьверов. И что дальше? Когда на выстрелы прибежали ваши слуги, мы нашли многочисленные следы, отыскали место, где разбойники сидели с полчаса в засаде, поджидая именно меня, но раненые исчезли. Их товарищи увели или, правильнее, унесли их, чтобы мы не могли допросить…

– Да, это столь же загадочно, – согласился Лакон-Тай, – как и явно насильственная смерть всех белых слонов моего всемилостивейшего повелителя!

– А я не могу забыть того малайца, который, как ты знаешь, отец, допытывался у наших гребцов о цели нашего путешествия, а потом бежал, когда мы приблизились! – вмешалась Лэна-Пра. – И я думаю, что все эти явления можно связать в одно: те самые враги твои, отец, которые убили слонов императора, они же внушили Пра-Барду мысль послать тебя на поиски скипетра Прокаженного Короля в город на берегах священного озера Тули-Сап. Зачем? Потому что надеются, – ты погибнешь там.

– А покушение на мою жизнь? – сказал доктор.

– Те же враги отца проведали, не знаю, каким именно образом, что вы отправляетесь с нами. Они знают, что европеец пользуется большим престижем среди туземцев как гость императора. Кроме того, они знают, как вы смелы и находчивы. Вы, доктор, в их глазах стоите целого отряда оруженосцев моего отца. И вот они пытались устранить вас, чтобы легче справиться с нами… А тот субъект, который допытывался у лодочников, куда мы направляемся, – он явно лазутчик…

– Очень похоже на истину. Удивляюсь вашей проницательности, Лэна! – отозвался врач. – Но смотрите: тут тоже происходит что-то неладное…

– О чем вы говорите? – поднялся на ноги озабоченный Лакон-Тай.

– Посмотрите на эту лодку, плывущую нам навстречу! – показал рукою Роберто на небольшое судно, сравнительно быстро приближавшееся к бэлону.

– Да, – согласился Лакон-Тай после минутного наблюдения, – тут, во всяком случае, что-то происходит, и необходимо держать ухо востро.

– Боже! Что это такое? – воскликнул в это мгновение итальянец, вооружившийся превосходным биноклем. – Я вижу на этой лодке человеческие трупы… Постойте! Так и есть! Это тела не менее трех детей, и, кажется, девочек в возрасте девяти-десяти лет… Но трупы истерзаны, словно…

Он не договорил, потому что Лакон-Тай закричал:

– За ружья! Фэнг! Смотри в оба!

Минуту спустя увлекаемая потоком лодка с окровавленными трупами подошла к бэлону и проплывала на расстоянии не более трех-четырех метров от него.

– Онг-унап! Спасайся, кто может! Онг-унап! – завопили гребцы барки.

– Ни с места! Застрелю каждого, кто покинет свое место! – загремел старый боец, схватывая великолепный карабин.

Роберто Галэно успел разглядеть, что внезапно из-за довольно высокого борта лодки мертвых появилось могучее животное, напоминающее гигантскую кошку.

«Тигр! Но как он попал в лодку?» – молнией мелькнула мысль в голове европейца.

Да, это был царь лесов Сиама – великолепный королевский тигр. Должно быть, он подобрался к лодке, или плывшей около берега, или, еще вернее, стоявшей где-нибудь у пристани на привязи. В лодке были дети, беззаботно игравшие и не подозревавшие, какая опасность грозит им… Когда тигр обрушился на них, они не имели времени бежать и достались в добычу грозному хищнику. Но и этот оказался в незавидном положении: сорвавшаяся от могучего толчка с привязи лодка отошла от берега и понеслась, влекомая довольно сильным течением, вниз по реке…

И вот теперь лодка проходила в непосредственной близости от огромного бэлона, который вел за собой на буксире еще пару лодок меньшего калибра, и притом последние, когда бэлон огибал мыс, были прибиты течением почти к самому берегу. По-видимому, гигантская кошка в мгновение ока сообразила все это, и, раньше чем Лакон-Тай успел спустить курок, а Роберто схватиться за револьвер, тигр могучим прыжком перемахнул отделявшее его от барки пространство, упал среди ошеломленных гребцов, поднялся, снова прыгнул – на этот раз в тянувшуюся за бэлоном лодку, свалив ударом лапы ее рулевого, и опять прыгнул, и опять…

Коротко сказать, в несколько секунд, пользуясь шедшими на буксире лодками, как ступеньками или перекладинами моста, тигр благополучно добрался до берега и скрылся в прибрежных тростниках. Преследовать его было абсолютно бесполезно.

Тем временем служившую тигру убежищем лодку прибило к бэлону, и успевшие несколько оправиться от панического ужаса гребцы зацепили ее баграми. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что суденышко буквально залито кровью. Тела трех девочек-подростков, погубленных тигром, были истерзаны и отчасти сожраны царем лесов.

В глубоком молчании глядел на это ужасное зрелище взволнованный итальянец.

– Несчастные! Несчастные дети! – бормотал он глухим голосом.

– Весь Сиам одинаково несчастен! – отозвалась Лэна-Пра. – Разве жизнь любого из сиамцев не находится ежеминутно в опасности?

– Знаете ли вы, доктор, что ни один из подданных нашего повелителя Пра-Барда не осмелится оказать сопротивление, если подвергнется нападению слона?

– Это почему? – удивился европеец.

– Потому что все слоны, находящиеся на территории Сиама, составляют личную собственность императора, – ответил задумчиво и угрюмо Лакон-Тай. – Раньше, двести лет назад, было иначе. Люди могли охотиться на слонов, но императору Кру-Турабу, прапрадеду нашего повелителя, было виденье… Люди разно говорят об этом. Во всяком случае, с той поры императорским эдиктом под страхом смертной казни воспрещено охотиться на слонов и причинять им какой-либо вред. Результатом этого эдикта явилось то, что многие местности буквально обезлюдели, потому что спускавшиеся с гор в дни жатвы на пажити и огороды слоны обращали эти возделанные участки земли в настоящую пустыню. Что могли сделать беззащитные сельчане? За каждого убитого слона им грозили свирепые казни… Ну, и они предпочли покинуть свои поселения и разбежаться…

– Неужели же и теперь остается в силе этот нелепый закон? – удивился Роберто Галэно.

– Чего же вы хотите? – пожал плечами старик. – Когда наш теперешний император, да продлят боги его дни, однажды под моим влиянием решился было отменить этот закон, влиятельные жрецы возмутились. По их словам, отмена отжившего и нелепого воспрещения убивать слонов являлась бы нарушением священных заветов предков, оскорблением святой памяти императора Турабу, святотатством… Они грозили Сиаму неисчислимыми бедами…

– И что же?

Вместо ответа Лакон-Тай только пожал плечами и отвернулся.

– Хэй, люди! – скомандовал он гребцам, с любопытством и вместе с робостью глядевшим на истерзанные тела жертв тигра. – Возьмите лодку на буксир и дотяните ее до виднеющейся там, впереди нас, деревни у берега. Может быть, эти погибшие дети оттуда?

Когда гребцы одной из лодок исполнили приказ старого вождя, Лакон-Тай заговорил снова:

– Да, дела в Сиаме идут все к худшему и худшему. Многие видят это, но… Трудно надеяться на изменение! Если бы жрецы не образовывали сплоченную касту! Если бы они не имели такого влияния на темный, невежественный, суеверный народ! Но теперь они делают что хотят. Они пользуются огромным влиянием на Пра-Барда, и притом влиянием особого рода: они забрали в свои руки женщин гарема, любимых жен и фавориток повелителя. Пра-Бард не замечает, что часто, слишком часто, он сам оказывается только послушною игрушкой в руках какого-нибудь мага, выходца из Индии, или буддистского отшельника, под рясой которого скрывается, может быть, шпион Китая. С одним еще не сумели справиться эти мерзавцы: с приверженностью императора к европейцам. И хотя в стране на это смотрят косо, но я-то питаю надежду, что вы, выходцы из далеких культурных стран, рано или поздно окажете благотворное влияние на нашу страну. Но – увы! – и тут часто приходится натыкаться на отрицательные явления, потому что сплошь и рядом с берегов Европы приплывают к нам отчаянные алчные авантюристы, торгаши, готовые продать все и всех… И, кроме того, Индия так близка, а ее пример слишком поучителен: европейцы проникли туда под видом скромных и мирных торговцев, а теперь Индия стонет, задыхаясь в цепях рабства. И кто поручится, что та же участь не постигнет наш край?

Лакон-Тай задумчиво вздохнул.

– Отец. Твои речи оскорбляют нашего друга! – тихо тронула его за руку Лэна-Пра.

Лакон-Тай живо обернулся к Роберто Галэно.

– Правда? Я оскорбил тебя? – произнес он испуганно.

– Нисколько! – отозвался молодой итальянец. – В ваших словах, Лакон-Тай, звучит сама истина. Но я не англичанин! Моя страна – Италия – не мечтает о захвате чужих земель и о порабощении кого-либо! Она сама стонет под чужеземным игом! Двадцать миллионов человек влачат жалкое существование, потому что Италии, как единого целого, не существует. Вся страна изрезана на куски, поделена между десятком различных владык… Не будем говорить об этом!

– Не будем! – согласился Лакон-Тай.

Тем временем бэлон, проплывший уже довольно значительное пространство, втянулся в особый бассейн, напоминавший большое озеро. Но это было не озеро: капризный Мэ-Нам, течение которого чрезвычайно извилисто, встретил на своем пути глубокую долину и наполнил ее своими водами.

Присматриваясь к окружающему, Роберто обратил свое внимание на то обстоятельство, что у одного из берегов находилось какое-то странное колоссальное сооружение, состоявшее из нескольких отдельных построек. Эти постройки возвышались на помостах, опиравшихся на бесчисленное множество вбитых в илистое дно бамбуковых столбов.

– Что это такое? – осведомился европеец у своих спутников.

– Затон для разведения крокодилов! – ответил Лакон-Тай. И потом добавил: – Если я только не ошибаюсь – нам представится, пожалуй, возможность присутствовать при интересной сцене. Обладатели затона собираются покончить с парочкою своих питомцев!

– Убить гавиалов? Но зачем?

– Очень просто! Вы же, европейцы, создали большой спрос на крокодилью кожу, и теперь редкое судно, уходящее из Бангкока, не увозит с собою тонны-другой кож крокодила. Но, кроме того, в самом Бангкоке найдется немало любителей, предпочитающих мясо крокодила любому другому. И в самом деле, если животное не старо, то куски мяса, вырезанные из хвоста и груди, могут показаться кое-кому настоящим лакомством. Ради этого бедняки, прибрежные обыватели, часто рискуют собственною шкурою, охотясь на гавиалов.

– Надеюсь, – засмеялся Роберто Галэно, – что, по крайней мере, крокодилы не объявлены императорскою собственностью, и охота на них не воспрещена законами Сиама?

– Да, покуда… покуда жрецы не обратили своего благосклонного внимания и не объявили и крокодила священным животным! – с чувством явной горечи ответил старый вождь, пожимая плечами.

Видя приближение большого бэлона с каютами, на крыше которого громоздился причудливый вызолоченный шпиль, знак того, что судно принадлежит высокопоставленному лицу, обитатели крокодильего садка вышли из своих воздушных хижин. Как только бэлон причалил к отмели у берега, навстречу к прибывшим посетителям вышел тучный старик, отрекомендовавшийся старшиною поселения и управителем садка, принадлежавшего какому-то негоцианту из Бангкока. Лакон-Тай изъявил желание посмотреть, как производится ловля гавиалов, – и старшина поспешил отдать соответствующее приказание своим ловцам.

В сущности, процедура ловли оказалась очень незамысловатою: молодой мускулистый парень с бронзовою кожею и правильными чертами лица уселся в какую-то клетку или корзинку, подвешенную к блоку. В руках у него была крепкая веревка, заканчивавшаяся подвижною петлею, как у лассо или аркана, а за поясом торчал остро отточенный тяжелый квадратный нож.

Под крик этого смельчака: «а-ох, а-ох-о-ох» – другие ловцы стали спускать клетку в воду затона, где крокодилы буквально кишели. Не прошло и минуты, как около готовой окунуться в воду клетки уже собралось множество гавиалов, по-видимому, предполагавших, что в клетке находится осужденная на гибель жертва. Отвратительные животные до половины тела выскакивали из мутной воды с широко разинутыми пастями, дрались, громоздясь друг на друга, рассыпая вокруг жестокие удары могучими хвостами.

Оборвись веревка, на которой висела клетка, – и, нет никакого сомнения – смелого арканщика разорвали бы в мгновение ока на клочки… Но он мастерски знал свое дело: мелькнула в воздухе петля аркана, послышался гортанный крик «ха-о-хо!» – и в то же мгновенье другие ловцы стали тянуть к берегу конец аркана. Огромный гавиал, толстую шею которого охватила петля, оказался словно выдернутым из воды и поднятым на воздух, так как канат был перекинут через толстый сук могучего дерева. Подвешенный гавиал, ошеломленный воздушным путешествием, сначала замер, но потом принялся с такою яростью извиваться и биться, колотя по стволу дерева могучим хвостом, что звуки, напоминающие выстрелы, разносились далеко вокруг. При этом гавиал, уже полузадушенный, издавал странное рычание, напоминающее грохот барабана. Затихнув на несколько минут, животное, словно собравшись с силами, снова принималось бешено извиваться и колотить хвостом по стволу дерева-виселицы, но пароксизмы ярости с каждым разом становились короче и короче. И вот, наконец, огромное веретенообразное туловище повисло безжизненно. Тогда какой-то смельчак подскочил к висящему гавиалу и одним ударом распорол его беловатое брюхо. В то же мгновенье гавиал снова заметался неистово, грозя оборвать душащую его веревку. Но этот пароксизм был короток: животное истекало кровью. Еще пять минут – и тело гавиала было изрублено на куски…

Лакон-Тай наградил смелых ловцов пригоршней медных монет и подал знак к отправлению в путь.

Перед вечером этого дня бэлон Лакон-Тая, быстро подвигаемый вперед могучими ударами весел, стал приближаться к тому месту реки, где густые леса низовой дельты уступили место подходившим к самому берегу с обеих сторон нивам, пажитям и садам, прерываемым довольно людными поселками. Во всем сказывалась близость города Айутиэх, прежней столицы Сиама. По реке и по отходящим от нее в глубь страны бесчисленным каналам двигались сотни барок и лодок всех сортов и размеров, причем некоторые своими стройными легкими формами напоминали молодому итальянцу боевые галеры Древнего Рима, другие – грузовые барки, столь обычные на европейских реках.

Вот показалось на берегу грузное здание с удивительно легким, уходящим ввысь шпилем причудливой формы, словно полсотни отдельных мал мала меньше пагод с кривыми крышами насажены одна на другую. Шпиль заканчивался статуей Будды, и его же изображение во множестве украшало крыши главного здания.

– Святилище Соммон-Кодома! – пояснил спутникам Лакон-Тай, не в первый раз плывущий у этих берегов. И потом, обернувшись к итальянцу, принялся рассказывать о существовавшем в Сиаме вплоть до дней царствования Пра-Барда Сомдецы кровавом обычае «укреплять» каждую новую постройку храма, дворца или крепости путем человеческих жертвоприношений.

– Я сам лишь чудом, а вернее, благодаря быстроте своих ног, спасся от ужасной смерти! – говорил старый вождь. – По обычаю, тщательно поддерживаемому жрецами, приступая к постройке какого-нибудь храма, распорядители в одну ночь выходят на назначенное место и хватают первых трех проходящих мимо, будь то ребенок или старик, женщина или мужчина, богатый или вельможа или последний бедняк. Жертву приводят к вырытому рву, готовому для кладки фундамента, перерезают горло и носят по рву труп, истекающий кровью, покуда не будет окроплено все пространство. Потом безжизненное тело бросают в яму в углу постройки и начинают кладку фундамента. Все это делается в предположении, что души жертв будут сторожить сооруженные на костях здания и придавать сверхъестественную крепость стенам…

– Какое варварство! – воскликнул Роберто Галэно.

– Таков Сиам! – задумчиво отозвалась Лэна-Пра.

Еще через час, когда близились уже сумерки, бэлон должен был войти в боковой канал, и Лакон-Тай предупредил управлявшего баркою Фэнга, чтобы тот соблюдал возможную осторожность, так как канал должен быть переполнен разного рода судами.

И в самом деле, бэлону скоро пришлось буквально проталкиваться, лавируя среди множества лодок и барок. Казалось, на воде здесь вырос целый город, так много разнообразнейших судов было тут. На большинстве барок зажжены были огни. Тут горели висячие бумажные фонари, какие китайцы употребляют при своих празднествах, там пылали разложенные на очагах маленькие костры, наполняя воздух клубами смолистого дыма. Здесь кто-то пел гортанным голосом, в другом месте плакал ребенок, в третьем глухо ворчал высокий барабан, а рядом с лодками, откуда неслись эти звуки, два дюжих рыбака переругивались на расстоянии, осыпая друг друга замысловатыми проклятиями и страшными угрозами:

– Я кулаком вышибу твои мозги из черепа, твои глаза из орбит, твое сердце из груди и твою поганую душу из живота! – кричал первый.

– Я бритвою соскребу с твоего гнусного тела всю кожу, вырву у тебя ногти, выщиплю волосы с головы, обрежу тебе уши и нос, вытащу из твоей зловонной пасти все зубы! – отзывался другой.

– Попробуй сунуться ко мне, сын паука и бородавчатой жабы!

– Подойди только ты ко мне, племянник болотного червяка!

Еще несколько ударов веслами, и бэлон Лакон-Тая пристал к берегу. Странники добрались до знаменитого в истории Сиама города Айутиэх, основанного императором У-Фонгом в 1360 году и насчитывающего и теперь свыше четырехсот тысяч обитателей.

Роберто Галэно был не прочь отправиться на ночь в этот город, куда в те дни проникали лишь немногие европейцы, но Лакон-Тай попросил его не удаляться от бэлона, ссылаясь на возможность новых осложнений. Поэтому на ночь все расположились на палубе бэлона, причем не позабыли выставить охранявшую судно стражу.