Текст книги "Зачем убивать дворецкого?"

Ширли неуверенно ответила, что, наверное, так оно и есть.

Мистер Кокрейн сразу повеселел.

– Что ж, это даже к лучшему. Лично я просто не переносил этого проклятого дома! Однако до сих пор так и не понял: за что убили Доусона и Коллинза? Какое они имели ко всему этому отношение? Давайте же, сержант, объясните! Похоже, вы все знаете. Раскройте нам тайну!

Губбинс заметил, что куда лучше это сделает мистер Эмберли. Тот необычайно вежливо попросил сержанта не скромничать.

Полицейский кашлянул и окинул его укоризненным взглядом:

– Я не большой мастер говорить, сэр. Ну и потом, боюсь, два момента так и остались для меня неясными.

– Фрэнк расскажет нам все, – заявила леди Мэттьюз. – Пусть кто-нибудь даст мистеру Кокрейну выпить. И сержанту – тоже. Или вам нельзя, сержант?

Губбинс призадумался. Можно, конечно, сослаться на то, что сейчас он не при исполнении, причем уже с шести вечера.

Эмберли прислонился спиной к камину и смотрел на Ширли сверху вниз, та сидела на диване рядом с леди Мэттьюз.

– Не думаю, что могу поведать вам всю историю, – начал он. – Есть тут пара моментов, о которых сержанту лучше не знать и не слышать. Или моему дяде…

– Но Фрэнк, дорогой, что за глупости! – раздраженно воскликнул сэр Хамфри. – Почему это я не могу выслушать всю историю целиком? Ты просто обязан рассказать все!

– Хочу, чтобы вы поняли: в этом случае мне пришлось бы разгласить тайну, поведать о некоторых противозаконных действиях и вынудить тем самым сержанта произвести еще два ареста.

Губбинс заулыбался:

– Вы, должно быть, шутите, сэр! Не знаю, что вы там натворили, но всегда говорил и буду говорить: вы настоящая гроза для преступников всех мастей.

– Гм… – буркнул Фрэнк.

Сержант, который к этому времени предпочел бы скорее сам совершить преступление, нежели оказаться не посвященным в суть дела, напомнил, что находится сейчас не при исполнении.

– И все, что вы скажете здесь, сэр, дальше не пойдет, – заверил он Эмберли.

– Что ж, прекрасно, – кивнул Фрэнк. И несколько секунд пыхтел трубкой, словно собираясь с мыслями. – Придется вернуться к самому началу. – Он достал из кармана измятый листок с завещанием и прочел вслух дату: – Подписано одиннадцатым января, два с половиной года тому назад, как раз тогда Джаспер Фонтейн и составил новое завещание. Вот оно, перед вами. Он написал его собственноручно на стандартном листке писчей бумаги, а засвидетельствовано оно было дворецким Доусоном и камердинером Коллинзом. Согласно этому завещанию, он оставлял все своему внуку Марку, а если тот не сможет по каким-либо причинам вступить в права наследства, оно переходило его внучке Ширли. Из всего этого я сделал вывод, что Джаспер Фонтейн лишь незадолго до смерти узнал об их существовании. Или, возможно, просто передумал в пользу брата и сестры. Такое тоже случается. Вся его собственность переходила Марку Фонтейну, а сумма в десять тысяч фунтов – его племяннику Бэзилу, который, согласно предыдущему завещанию, должен был унаследовать все. Я выяснил, что Джаспер Фонтейн скончался через пять дней после этого, а потому сей документ не успел попасть к стряпчим. Очевидно, Джаспер Фонтейн, очень торопился, знал, что смерть его близка. Как именно, я не знаю, но завещание оказалось в руках двух его слуг. Видимо, они решили порвать его на две половинки и спрятать. Дворецкий хранил у себя одну половинку, а камердинер – вторую. Бэзил Фонтейн унаследовал все состояние Джаспера, согласно предыдущему завещанию, и наверняка эти двое стали шантажировать его. Показали новое завещание и потребовали вознаграждения. – Тут он умолк и взглянул на Ширли. – Ты должна рассказать нам, почему к тебе обратился Доусон.

– Думаю, он просто боялся Коллинза, тот хотел прибрать к рукам и вторую половинку. На меня Доусон произвел впечатление человека робкого, ему не слишком подходила роль шантажиста. Я не знаю, каким образом ему удалось нас разыскать. – Девушка покраснела. – Видите ли, мой отец был… не слишком достойным уважения человеком. Когда он умер, мама уехала из Йоханнесбурга и взяла себе фамилию Браун. После ее смерти мы с Марком носили ту же фамилию, Браун, и вскоре переехали в Англию. У меня не имелось причин гордиться настоящей своей фамилией. А Марку было все равно. Тем не менее Доусон каким-то образом разыскал нас. И написал письмо Марку. Очень странное то было письмо, с недомолвками и намеками на существование наследства в его пользу, в нем Доусон также предупреждал моего брата о разных опасностях. Сейчас оно лежит в банке. Я подумала, что лучше держать его там. Марк считал, что все это обман и ерунда какая-то. А вот я так не считала. Приехала в Верхний Неттлфолд и стала узнавать, не сдаются ли где меблированные комнаты. Нашла коттедж «Плющ» и сняла его. Сочла, что он больше нам подходит… из-за пагубных… привычек Марка. А потом я заставила брата написать письмо Доусону и договориться с ним о встрече. Дворецкий страшно перепугался, он не хотел видеть нас здесь, считал, что это крайне опасно. Всего один раз приезжал в коттедж, но весь так и дрожал от страха, боялся, что кто-то может его тут увидеть, и сказал, что больше он сюда ни ногой. Доусон и рассказал нам с братом о наследстве, но эту часть истории вы уже знаете от Фрэнка. Дворецкий сообщил, что хочет выйти из игры. У меня тогда создалось впечатление, что он куда больше боялся Коллинза, чем полиции. Затем Доусон предложил нам выкупить его половинку завещания. – Тут Ширли умолкла и взглянула на сержанта. – Конечно, я понимала, это было противозаконно – вступать с ним в подобные переговоры, но и обратиться в полицию я не могла, и не только потому, что это была лишь оторванная половинка текста. Боялась, что Коллинз пронюхает, что в дело вмешалась полиция, и сразу уничтожит свою половину завещания.

– Да, положение, конечно, щекотливое, – согласился с ней Губбинс, все это время слушавший Ширли как завороженный.

– Проблема была в том, – продолжила она, – что Доусон запросил просто непомерную сумму, и мы не могли заплатить ему такие деньги, по крайней мере до тех пор, пока не вступим в права наследства. Получался замкнутый круг. Но в конце концов мы все же пришли к компромиссу и договорились с Доусоном о встрече. Думаю, дворецкий согласился лишь потому, что боялся: если он будет упираться и дальше, у него могут возникнуть неприятности с полицией. Доусон должен был встретиться с Марком в свой выходной на Паттингли-роуд и отдать ему свою половинку завещания – для нас все лучше, чем ничего. А взамен Марк вручил бы ему долговую расписку на пять тысяч фунтов.

– Погодите минутку, мисс! Так ваш брат был на месте преступления, когда с дворецким расправились? – осведомился сержант.

– Вы не при исполнении, Губбинс, – напомнил ему Эмберли. – Теперь перейдем к обсуждению моего нечестивого поведения. Помните, как я сказал вам, что далеко не уверен, что нахожусь на вашей стороне?

– Помню, сэр. – Сержант округлил от удивления глаза.

– Я сообщил вам, что обнаружил тело убитого мужчины в салоне автомобиля «остин-семь» на Паттингли-роуд. Но умолчал о том, что на дороге рядом с этой машиной видел мисс Ширли Браун.

– Получается, вы утаили от полиции ценные сведения, так, мистер Эмберли? – печально произнес Губбинс.

– Именно так. Но, если б я все рассказал, Фрейзер бы наверняка повесил Ширли за убийство. Теперь вы понимаете, почему меня так заинтересовало это в общем-то скучное преступление. Доусон был жив, когда ты нашла его, верно, Ширли?

– Едва дышал. Он узнал меня. Он не привез свою половинку завещания. Не знаю почему. Возможно, потому, что хотел выжать из нас больше денег. Однако он все же успел сказать мне, где она находится.

– То есть вы хотите сказать, сэр, – вставил сержант, – что знали о завещании и обо всем остальном с самого начала и не удосужились рассказать нам?

– Ничего подобного. Тогда еще я ничего не знал. Но заинтересовался. Единственное, что я знал: убийство совершено с целью ограбления. А когда я выяснил, кто такой этот Доусон, понял, что вряд ли у него были при себе деньги, к тому же и из особняка ничего ценного не пропало. Стало ясно: возможно, у дворецкого имелся какой-то документ. Я познакомился с Бэзилом Фонтейном. Произошло это при моем первом визите в особняк, и я сразу же заподозрил Коллинза. Слишком уж он старался подслушать, что я говорю. Какая между ним и Фонтейном существовала связь, я понятия не имел. Но что-то все-таки связывало этих двоих, в чем я был просто уверен. Фонтейн знал, что камердинер постоянно подслушивает под дверью, но не хотел, чтобы кто-нибудь об этом догадался. Имелся еще один момент: алиби Коллинза основывалось лишь на слове Фонтейна. И я стал осторожно наводить справки о Бэзиле Фонтейне. Но еще до того как я начал связывать его с убийством дворецкого, не кто иной, как вы, тетя Мэрион, заметили, что вам не нравится этот человек. А я всегда прислушивался к вашему мнению, поскольку знал, что вы наделены потрясающей интуицией. А от Энтони я узнал о любви Фонтейна к морю. Помнишь, ты описывал мне его бунгало в Литтлхейвене, упомянул также и о том, что у него имеется мощная моторная лодка, на которой можно переплыть Английский канал? Тогда я не придал этому особого значения. Информация пригодилась позже. Ты также рассказал, как он просил тебя остаться в особняке, движимый, по твоему мнению, страхом. Фонтейн вроде бы не хотел остаться в одиночестве. Действительно, присутствие в доме гостей служило для него определенной защитой. Пока вы с Джоан находились там, Коллинз был вынужден соблюдать осторожность. Фонтейн начал его бояться. Он знал, что Коллинз убил Доусона, но не осмеливался выдать его полиции – из страха, что слуга проболтается о настоящем завещании. Фонтейн же считал, что наследство принадлежит ему по праву. А тот факт, что он не предпринял тогда попытки устранить Коллинза, по моему глубокому убеждению, был продиктован его болезненным восприятием трупов, ничуть, заметьте, не наигранным. Если помнишь, Энтони, Джоан упомянула об этом во время первой моей с ней встречи. Сама мысль о мертвом теле была ему невыносима, пусть даже речь шла о щенке. После слушаний вы, сержант, рассказали мне о деньгах Доусона. Это обстоятельство не давало вам покоя. Вы не могли найти ему сколько-нибудь убедительного объяснения. Именно тогда мне и пришла в голову мысль, что Доусон мог шантажировать Фонтейна. Но какое отношение ко всему этому имела Ширли, я понятия не имел, пока в особняке не состоялся бал-маскарад. Ты пришла на бал без приглашения, в костюме итальянской крестьянки.

– Бог мой, так это была ты?! – воскликнула Фелисити. – Мы с Джоан просто головы сломали, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Ведь к двенадцати, когда все стали срывать маски, ты уже успела ускользнуть. О, как это романтично, как загадочно и волнующе!

– Поняв, кто она такая, эта хорошенькая крестьянка, – продолжил Фрэнк, – я решил, что стоит немного понаблюдать за ней. Казалось маловероятным, что Ширли пробралась в особняк на бал лишь из желания повеселиться. И мне не стоило особого труда догадаться, что девушка просто воспользовалась удобным моментом, решила проникнуть в этот дом с вполне определенной целью. А потом вдруг я увидел в коридоре Рейнольдса.

– Прошу прощения, сэр?..

– Портрет, сержант. Портрет дамы, написанный в конце восемнадцатого века Рейнольдсом. Просто поразительное сходство, Ширли! Фонтейн подошел ко мне, как раз когда я изучал тот портрет. Его не слишком интересовала данная картина, однако он заметил – и это истинная правда, – что у дамы, изображенной на нем, характерные семейные черты – выступающие надбровные дуги. И добавил: Рейнольдс изобразил, по всей видимости, его прабабушку. В тот момент фактов на руках у меня было не так уж много. И вот вкратце основные: мотив убийства дворецкого – ограбление; таинственная гостья, явившаяся инкогнито на бал-маскарад, обладает потрясающим физическим сходством с одной из основательниц рода Фонтейнов; у Джаспера Фонтейна был сын, к тому времени уже покойный, которого он лишил наследства из-за чрезмерного пристрастия к алкоголю; ну и еще несколько мелочей. Все они ничего не доказывали, но потом я подумал: интересное совпадение – Марк Браун тоже пьяница. Уж не наследственное ли это? – Эмберли умолк и стал набивать трубку табаком, приминая его кончиком большого пальца. – И вот теперь мы подошли к предосудительному поведению мисс Ширли Фонтейн. От Доусона она узнала, что его половинка завещания спрятана в старинном высоком комоде, и отправилась на поиски. Но помешало ей неожиданное появление Коллинза, тот с большим интересом наблюдал за действиями юной леди. Затем оба они отошли от комода, который стоял в коридоре, ведущем к картинной галерее, и спустились вниз. Когда они ушли, я заглянул в комод и нашел половинку завещания. На листке бумаги сохранились часть подписи Джаспера Фонтейна и большая часть подписей двух свидетелей. Имена и фамилии наследников, в пользу которых было составлено завещание, оказались на другой половинке бумаги. Но несмотря на это, мне все сразу стало очевидно. Через некоторое время Ширли вернулась к комоду. И, не найдя клочка бумаги, подумала, что Коллинз ее опередил. Верно?

– Ну конечно. Что ж еще мне оставалось думать?

– Коллинз, появившийся через несколько минут, тоже не нашел бумаги и, естественно, предположил, что ее забрала Ширли. Они подозревали друг друга в похищении фрагмента завещания.

Тут Фрэнка перебила Ширли:

– Все это так, не сомневаюсь. Но почему ты сразу не сказал мне, что забрал ту бумажку?

– Дитя мое, это был несомненный плюс, что и ты, и Коллинз заблуждались по поводу того, где теперь находится заветная половинка. Вам пришлось начать переговоры, и это мне здорово помогло. Ну и еще одна причина, касающаяся только нас двоих… Итак, позвольте продолжить. На следующий день ко мне заявился полковник Уотсон и уговорил заняться расследованием убийства Доусона. Теперь в руках у меня оказались все ниточки. Я знал о существовании более позднего завещания, завладеть которым жаждали как минимум двое. Твое поведение, Ширли, позволяло предположить, что завещание составлено в твою пользу. Волнение, которое выказывал Коллинз, лишь подтверждало мои предположения о том, что он шантажирует этим документом Фонтейна. И еще казалось вполне вероятным, что вторая половинка находилась у него. Первым делом надо было установить твою личность, Ширли; главная проблема сводилась к тому, чтобы завладеть второй половинкой завещания, в существовании которой я не сомневался. Полиции такое дело не по зубам, нужен был особый подход. И тогда я поехал в Лондон и убедил своего слугу Питерсона попроситься на работу в особняк, на освободившуюся должность дворецкого. Я снабдил его поддельными рекомендациями… Кстати, тогда, сержант, вы проявили бдительность и заставили Питерсона поволноваться.

– Ага… – глубокомысленно буркнул Губбинс.

– Я надеялся, что, возможно, Питерсону удастся напасть на след, узнать, где спрятана вторая половинка, но главной целью его появления в особняке было другое. Я хотел, чтобы он понаблюдал за действиями Фонтейна. Мне казалось, что это лишь вопрос времени, когда Фонтейн наконец выяснит, кто живет в коттедже «Плющ». Стоит только ему об этом узнать, и может случиться что угодно. Во время поездки в Лондон я также зашел в редакцию «Таймс», просмотрел старые выпуски в надежде увидеть некролог на смерть твоего отца, Ширли. Единственный случай на моей памяти, когда вы меня подвели, дорогая тетушка Мэрион. С датами дела у вас обстоят неважно. Выяснилось, что он умер пять лет тому назад, а вовсе не три года, как вы утверждали.

– Прости, что доставила тебе столько хлопот, мальчик мой дорогой.

– Тем не менее я все же нашел некролог и выписал адрес в Йоханнесбурге. Затем отправил телеграмму в частное сыскное агентство с просьбой выяснить: остались ли у умершего наследники и если да, то кто именно. Чтобы немного ускорить дело, нанял еще и частного детектива в Лондоне, дабы тот установил, где находятся Марк и Ширли Брауны. Ну а вернувшись в Грейторн, я нашел тебя здесь, Энтони. И ты, сам того не ведая, дал мне весьма ценную информацию. Ты рассказал, что Фонтейн получил от какого-то частного детективного агентства письмо и что оно страшно его огорчило. А это могло означать только одно: он тоже пытался выяснить, остались ли дети у его кузена, и если да, то где они находятся. И тот факт, что он страшно расстроился, говорил о том, что Марк и Ширли Фонтейны пребывают где-то поблизости. На следующий день ты рассказал мне, что между ним и Коллинзом разгорелся страшный скандал. Думаю, Фонтейн пришел к заключению, что Коллинз его обманывает. События начинали развиваться стремительно, но проблема заключалась в том, что действовать решительно было опасно, ведь жизненно важная часть нового завещания могла находиться у Коллинза. Проведя кое-какие расследования, я решил обратиться к тебе, Ширли. Счастливое совпадение. Ты считала, что теперь у Коллинза все завещание целиком, вознамерилась как-то перекупить его и послала за ним, попросила зайти в коттедж «Плющ». Коллинз пришел, будучи уверен, что половинка, принадлежавшая Доусону, находится у тебя и это может разрушить игру, которую он затеял. Я видел, как камердинер выходил из коттеджа «Плющ». Могу лишь вообразить, как осторожно вы разыграли эту партию, как обменивались ударами, уклоняясь от прямых ответов. Ни один не был уверен в исходе этого поединка, оба считали, что вторая половинка находится у противника.

Ширли грустно улыбнулась:

– Да уж. Разыграли целое представление. Умудрились ни разу не произнести вслух слово «завещание».

– Мне страшно хотелось поговорить с тобой начистоту. И как только Коллинз ушел из коттеджа, появился я. Возможно, ты помнишь, что я тогда говорил. Я пришел за информацией, которую уже получил. Я убедился в том, что ты была в Южной Африке. Плед из шкур королевского шакала и болтовня твоего брата помогли мне сделать этот вывод. Еще не доказательство, конечно, но было с чего начать. Следующий ход в этой партии сделал Фонтейн. Позвонил и попросил меня о встрече. И на протяжении всей беседы украдкой наблюдал за моей реакцией. Он нервничал, как и большинство людей в подобном положении. Фонтейн хотел сбить меня со следа. Сочинил вместе с Коллинзом совершенно неправдоподобную историю о том, откуда вдруг у Доусона оказались большие деньги. Определенную пользу она принесла, я поручил расследовать это обстоятельство инспектору. Он обрадовался, наконец-то ему было чем заняться. Я находился в особняке, когда случилось крайне неприятное происшествие. Марк Фонтейн, находясь под воздействием алкоголя, заявился в особняк, одержимый совершенно безумной идеей – заставить Коллинза отдать свою часть завещания под угрозой пистолета. Камердинер попал в весьма щекотливое положение.

– Но тогда, ради всего святого, объясни, почему он так настойчиво просил Бэзила отпустить паренька? – спросил Кокрейн.

– Да, вот именно, почему? Дело в том, что Фонтейн, не знавший Марка в лицо, твердо вознамерился вызвать полицию. И Коллинзу пришлось намекнуть, кто он такой, этот незваный гость. Если помните, он сказал следующее: «Молодой джентльмен из коттеджа “Плющ”». И Фонтейн сразу все понял. Этот инцидент лишний раз подтвердил мою версию о том, что он действительно получил письмо из детективного агентства. Во всяком случае, она прекрасно сюда вписывалась. Но дурацкое поведение Марка могло привести к нешуточным осложнениям. Не могу сказать, что я всерьез опасался, будто Фонтейн попытается его устранить; мне казалось, он не из тех людей, кто способен легко совершить убийство. Однако такая возможность все же существовала, и игнорировать ее было нельзя. И вот я приставил к Марку человека, чтобы тот повсюду следовал за ним по пятам и не скрывал этого. Понадеялся, что сам факт, что парнишка теперь под наблюдением, остановит Фонтейна. Тот, конечно, был не в восторге, но отпугнуть его оказалось не так-то просто, как я думал. Я, между прочим, специально нанес визит в Нортон – дал Бэзилу понять, что к Марку приставлен человек, а заодно убедился, что Питерсон благополучно обосновался у него в качестве дворецкого. Тем же вечером я получил ответ на телеграмму в Йоханнесбург. Теперь у меня уже не осталось никаких сомнений относительно твоего происхождения, Ширли. И я подумал, что пора бы повидаться с сержантом Губбинсом – предупредить, чтобы приставленный к Марку полицейский глаз с него не спускал. Но к сожалению, было уже слишком поздно. Я как раз находился в полицейском участке, когда поступило сообщение о смерти Марка… – Эмберли умолк, взглянул на Ширли. – Прости. Я понимаю, тебе больно это слушать. Но я должен рассказать все.

– Продолжай, – коротко бросила она.

– Марк упал в реку вовсе не потому, что был пьян. Да, он напился, очень сильно напился, но в реку его столкнули. А вот захлебнулся он потому, что был очень пьян. Убийство оказалось столь тщательно спланировано, что я сомневался, смогу ли доказать причастность Фонтейна. Ведь пагубные привычки Марка уже стали притчей во языцех в Верхнем Неттлфолде; а кое-кто из завсегдатаев паба удивлялся, как это он раньше не свалился в реку, возвращаясь домой пьяным в стельку. К тому же все знали, что в это время года после наступления темноты туман особенно сгущается над впадиной, тем местом, где совсем рядом с дорогой протекает река Неттл. Фонтейн решил рискнуть – а может, просто знал, что Такер следует за Марком на определенном расстоянии. И я считаю, что ответственность за смерть Марка, пусть и косвенную, следует целиком возложить на инспектора Фрейзера. Ведь именно он дал Такеру понять, что направляет его на это задание лишь для того, чтобы потрафить моим капризам.

Сержант кашлянул:

– Наверное, будете писать докладную, да, сэр?

– Буду, сержант, только прошу, не перебивайте. Затем Фонтейн распространяет слух о том, что едет в Лондон. Он действительно выезжал в тот день из дома, но только не в Лондон. И если б ему не повезло, если б не удалось совершить задуманное, не сомневаюсь, он бы повторил этот маневр на следующий день. Но удача сопутствовала ему. Все вышло так, как он рассчитывал. Бэзил оставил свой автомобиль за поворотом, рядом с главной дорогой, что проходила вдоль реки, в том месте туман был особенно густой, и стал ждать Марка. И когда на дороге появился молодой Браун, Бэзилу оставалось лишь столкнуть его с берега в реку. Не думаю, что для этого потребовалось много усилий, к тому же Фонтейн был мужчиной физически крепким. Глубина реки в том месте значительная. Марк утонул, был слишком пьян, чтобы выплыть и спастись.

– Ну а если б, допустим, он не утонул, тогда что? – осведомился Энтони.

– Фонтейн, конечно, расстроился бы, но особой опасности для него ситуация не представляла. Если бы парнишка сказал, что его столкнули в реку, кто бы ему поверил?

– Ты, – сказал Кокрейн.

– Возможно. Но, хотя Фонтейн и подозревал меня, ему было неизвестно, как много мне удалось разузнать. Нет, ситуация для него сложилась вполне безопасная, и все получилось. Если б туман не был такой густой, если б Коллинз на время не упустил Марка из виду, тогда бы, конечно, ничего не вышло. Но Коллинз появился слишком поздно, и все его усилия откачать Марка ни к чему не привели, хоть он и очень старался, прилагал почти нечеловеческие усилия. Ведь с того момента, как Фонтейн узнал о присутствии брата и сестры в Верхнем Неттлфолде, Коллинз все время был начеку. Он-то знал Фонтейна куда лучше, чем я. Его история о портсигаре, якобы подаренном ему Марком, была чистой воды враньем. Тем не менее мисс Фонтейн ее подтвердила, не так ли, Ширли?

Девушка кивнула:

– Я была полностью в его власти. Если б часть завещания оказалась у него, я бы ни за что его не выдала. Вот одна из причин, по которой я тебе не доверяла. Он заподозрил тебя с самого начала. Думал, что тебе известно куда больше, чем полиции.

– И потому ты сочла, что довериться мне небезопасно, раз я скрываю то, что знаю? Ладно… продолжим. На следующий день после убийства Фонтейн заявился ко мне в Грейторн. Под тем предлогом, что его якобы очень интересует сам факт появления на месте происшествия Коллинза. Но на самом деле он хотел выяснить, что я обо всем этом думаю и по-прежнему ли Ширли живет в коттедже «Плющ». Я дал ему понять, что подозреваю Коллинза. Ну и намекнул, что ты все еще обитаешь в коттедже. Поскольку он устранил Марка, я опасался, что ты станешь следующей его жертвой, вот и решил взять его с поличным, арестовать его и Коллинза, но предъявить им разные обвинения. И план бы мой, несомненно, удался, если б не вмешательство Кокрейна, хоть он и действовал с самыми лучшими намерениями. Когда я отвез тебя в коттедж, Ширли, чтоб ты могла забрать свои вещи, я специально снял засов и цепочку с задней двери и вынул ключ. Затем, разместив тебя в гостинице «Голова вепря», я помчался обратно в Грейторн, позвонил Питерсону и велел ему глаз не спускать с Фонтейна и уведомить меня, если тот покинет особняк ночью. В середине нашего разговора в комнату вошла Фелисити и прошлась насчет моей манеры говорить по телефону. Помнишь? Питерсон перезвонил мне сразу после полуночи, сообщил, что Фонтейн вышел из особняка и отправился куда-то на велосипеде. Тогда я заехал за вами, сержант, и мы вместе поехали к коттеджу «Плющ», чтобы ждать его там. Казалось бы, все было предусмотрено и план непременно сработал бы, но тут появляется Кокрейн. Он спугнул Фонтейна, тот улизнул через заднюю дверь. Наверное, всем вам изрядно поднадоело слушать, как я все время упускаю этого хитрого лиса? Но что поделаешь, брать его надо было только с поличным. Ведь никаких доказательств против него у меня не имелось, ну разве что его застукали бы при попытке вторгнуться в чужой дом. Так что довольно комичная вышла история. И преследовал тогда Фонтейна не только ты, Энтони, но и Питерсон. Он заметил, как ты гонишь на велосипеде по дороге, и помчался следом. Оба проявили чрезмерное, но бесполезное усердие. Питерсон не узнал тебя, Энтони, испугался, что мне придется иметь дело с двумя преступниками вместо одного, вот и пришел на помощь. Я увидел его, когда пошел запереть заднюю дверь, он хотел подойти и поговорить со мной, но в этот момент заметил тебя, Энтони, и тактично удалился. То была первая попытка покушения на жизнь Ширли. Лично мне кажется, Фонтейн хотел представить все это как самоубийство. И причина напрашивалась сама собой – трагическая гибель Марка. В целом неплохая идея. Но я дал вам ключ, сержант, и думаю… думаю, вы могли бы проявить большую догадливость. Я сказал, что тот, кто проник в коттедж, не знал, что у мисс Фонтейн есть бультерьер. Коллинз знал, поскольку бывал там прежде. Я разочарован, сержант, опечален и разочарован.

– Да, неплохой то был ключ, не так ли, сэр? – с горечью откликнулся Губбинс. – Хочу заметить, об этом не знали никак не меньше полусотни людей.

– Но Коллинз-то знал, – заметил Эмберли.

– Да, сэр, и могу сообщить вам: именно поэтому я его и исключил из числа подозреваемых. – Сержант вперил в Фрэнка, как ему самому казалось, гипнотический взгляд.

– Ну-ну, – пробурчал Эмберли. – У меня просто нет слов. – Он отложил трубку на каминную доску, засунул руки в карманы брюк. – А затем, – вдруг произнес Фрэнк, – в дело у нас вступает сэр Хамфри.

– Что?! – изумленно воскликнул хозяин Грейторна.

Эмберли взглянул на него с лукавой улыбкой:

– Да, именно вы, сэр. Вы пришли к Фонтейну поговорить о браконьерах, а вышли от него с пропавшей половинкой завещания.

– О чем это ты, черт возьми, толкуешь, Фрэнк?!

– Которую, – не моргнув глазом, продолжил Эмберли, – Коллинз спрятал в корешке той самой книги, каковую вы одолжили почитать. Интересно, видел ли Коллинз, что вы взяли именно эту книгу?

– Да! – воскликнула Фелисити. – Он видел и, как мне кажется теперь, твердо вознамерился забрать ее у папы хотя бы ненадолго. Предложил стереть с нее пыль, затем – завернуть, но папа отказался.

– И тогда ему ничего не оставалось, как ограбить этот дом, – заметил Эмберли. – Но, поскольку дядя унес книгу к себе наверх, в спальню, почитать перед сном, попытка завладеть ею не удалась. Я чувствовал: что-то не так в этом странном ограблении, пытался понять. И тут подсказку мне дала тетя Мэрион. Она все время удивлялась, зачем это грабитель переворошил книги в библиотеке. Тут наконец я догадался, попросил принести мне «Литературные курьезы». Но сколько ни старался, листка с половинкой завещания в книге не нашел. Ни вы, сэр, ни Фелисити не удосужились тогда упомянуть, что на несколько минут оставляли эту книгу в руках Ширли. Нет, просто непростительно с вашей стороны! А следующим утром мне позвонил Питерсон и сообщил, что Коллинзу звонила какая-то женщина. Ему показалось, что это Ширли Браун…

– Да, помню, – перебил его Кокрейн. – Я рассказал Бэзилу, и братец страшно рассердился.

– Нимало в том не сомневаюсь. Этим и объясняется, что тем же вечером он отправился следить за камердинером, а я следил за Ширли. У нее была назначена встреча с Коллинзом, в павильоне возле озера. Целый день я старался не выпускать ее из виду, страшно утомительное занятие. Встреча состоялась, но под присмотром Фонтейна. И Питерсон тоже был неподалеку – исполнял мое задание, следил за Бэзилом. Если б Фонтейн тогда мог добраться до Ширли, думаю, он бы убил ее прямо там. Но к счастью, Бэзил ее не нашел. Нашел я. Сам факт, что встреча состоялась, побудил Фонтейна принять самые крайние меры. Если Коллинз его обманывает, тогда и от него тоже надо избавиться. И тут, сам того не ведая, мой дядя подсказал ему, как лучше и безопаснее это сделать.

Сэр Хамфри так и подпрыгнул в кресле:

– Я?!

– Да, вы, сэр. Все эти разговоры о браконьерах… Нет, я вас нисколько не виню. Я даже думаю, что Коллинз получил по заслугам, поскольку – и это несомненно – именно он убил Доусона. Однако доказать сие у нас не имелось ни малейшей возможности, что тоже не вызывает сомнений. Но до того как Фонтейну удалось осуществить свой план, Коллинз совершил еще одну попытку вернуть злосчастную книгу. А Питерсон тем временем методично и совершенно безуспешно просматривал книги в библиотеке. И все участники, с позволения сказать, этого действа страшно нервничали. Завещание словно испарилось, и если б попало в руки Фонтейна, тот бы сразу его уничтожил. И вот Коллинз, обнаружив, что в книге завещания нет, приходит к заключению, что оно теперь у меня, обыскивает мою спальню в Грейторне, и я сразу же чувствую облегчение. Поскольку это означает, что к Фонтейну оно не попало. В противном случае он бы наверняка дал Коллинзу понять, что сжег его. Вечером Коллинз возвращался из этого дома в особняк, на дороге его подстерег Фонтейн и застрелил. Тот самый Фонтейн, который, если помните, сержант, весь вечер провел у себя в библиотеке, писал там письма. И тут в очередной раз Бэзил проявил излишнюю осторожность. Не удержался и позвонил в полицию тем же вечером. Более чем правдоподобно объяснил свою озабоченность. А я, знаете ли, никогда не доверял слишком правдоподобным объяснениям. Питерсон сообщил, что он долго обыскивал комнату Коллинза в поисках половинки завещания, но так ничего и не нашел. Думаю, сержант, во время его допроса вы заметили, как он сказал мне, что ничего не нашел.