Текст книги "Великая война и деколонизация Российской империи"

Карта 3. Сражение в Галиции. 1914 год

Карпаты – самая протяженная горная цепь в Европе. Не столь впечатляющие, как Альпы (высшая их точка составляет 2655 метров и находится на современной границе между Польшей и Словакией), Карпаты все же стали крупнейшим естественным барьером на пути русского вторжения во внутренние территории Австрии и Венгрии. Их было трудно форсировать даже в хорошую погоду и практически невозможно зимой. Тем не менее этому внушительному горному массиву предстояло стать главным полем боя зимой 1914-1915 годов. У русских имелась убедительная причина продолжать наступление: победа в Карпатах позволила бы им в сражениях двигаться под гору до самого Будапешта, где они надеялись вынудить Габсбургов выйти из участия в войне. Однако, к их удивлению, именно австро-венгерские силы решили исход этой кампании. После позора 1914 года, когда австрийцы потерпели поражение и от России, и от Сербии, Конрад понял, что ему нужна победа. Он считал, что наилучшая для него возможность – это отвоевать захваченное русскими путем контрнаступления, выдавив их из Карпат и сняв осаду Перемышля.

Наступление Конрада началось 10 (23) января. Уже первые результаты оказались плачевными. Люди и транспорт с трудом продвигались по ледникам, целые подразделения замерзли до смерти в своих палатках; в итоге самое большее, чего удалось достичь, – это отвоевать перевалы. В феврале контратака русских свела на нет все усилия. Тысячи солдат попали в плен. Но русские, как и австрийцы, также не могли быстро перемещаться по снегу. В феврале последовала еще одна серия наступлений и контрнаступлений – и опять без особого результата для обеих сторон, кроме потерь в личном составе. Армия Австро-Венгрии потеряла примерно 800 000 человек, которые в основном умерли от болезней [Tunstall 2010: 12]. Линия фронта осталась на прежнем месте, и 9 (22) марта крепость Перемышль наконец сдалась, устранив тем самым последнюю помеху для массированного сосредоточения русских сил для вторжения на Карпатах. К весне созрели условия для решающего удара.

Точно так же зимние бои между Россией с Германией принесли гораздо больше людских потерь, чем стратегических результатов. В сентябре Германия попыталась развить победу при Танненберге, вторгнувшись в русскую Польшу.

Русские с боями вытеснили немецкие войска обратно в Германию, и довольно быстро, благодаря успешному контрнаступлению 10-й армии. В октябре была предпринята еще одна попытка общего наступления Центральных держав в центральной Польше, но провалилась. Россия планировала аналогичное наступление в центре, нацеленное прямо на Германию, но эти планы так и не воплотились в жизнь. И снова неумение армейских командиров координировать военные действия стало причиной неопределенности в стратегических целях, а солдатам оставалось только ждать, сражаться да создавать проблемы гражданским. Варшава, основной центр штабной и снабженческой деятельности, быстро сделалась неуправляемой, поскольку толпы раненых солдат и напуганных жителей обернулись непосильным бременем для городских служб.

Ощущение неминуемой опасности стало нарастать в ноябре, когда 29 октября (11 ноября) немцы начали более успешное вторжение в Северную Польшу, продвинувшись в глубь российской территории более чем на 75 километров – после того как их победы в приграничных стычках вынудили 2-ю русскую армию за неделю отступить до промышленного города Лодзь. Русские армии были до опасной степени ^доукомплектованы личным составом, во многих батальонах насчитывалось всего по 300 человек – треть обычного штатного состава. А теперь, когда близилась зима, войскам на Северо-Западном фронте недоставало 500 000 пар обуви, винтовки и артиллерийские снаряды тоже почти кончились[32]32
  Журнал совещания, состоявшегося в Бресте 30 ноября 1914 года // HIA. Коллекция: Россия – Штаб Верховного главнокомандования. Коробка 1. Папка «Основные директивы». Б/н.


[Закрыть]. На северном окончании новой линии фронта немцы оказались всего в 50 километрах от Варшавы. Складывалось ощущение, что русские войска оказались на грани катастрофы, однако у немцев опять возникли трудности с развитием успешного наступления. Грамотное отступление 2-й армии спасло Лодзь —город, полный припасов. Пока у немцев истощались запасы снаряжения и прочего, русские перебросили дополнительные силы из 1-й армии с севера и сформировали из них войсковые части. То, что казалось победой, обернулось едва ли не катастрофой для Германии: ее войскам пришлось отступать с кровопролитными боями, чтобы не оказаться в капкане. Еще раз две противоборствующие стороны обменялись неэффективными ударами, принесшими лишь потери. Русские потеряли в сражениях 100 000 человек, что нанесло серьезный урон не только штатному составу дивизий, но и поддерживающей их инфраструктуре. В Лодзи для раненых имелось всего 5000 госпитальных коек; 50 000 человек следовало отослать для лечения куда-нибудь еще [Stone 1999: 107]. В любом случае, надолго оставлять там нельзя было никого. Генерал Рузский, чувствуя уязвимость своего положения, в начале декабря решил и дальше отступать на позиции вдоль рек Бзура и Равка в глубь Польши, оставив город, который защищало столько солдат.

Немецкая 9-я армия под командованием генерала Августа фон Макензена несколько раз пыталась вытеснить войска Рузского с их позиций. В декабре все попытки провалились. 18 (31) января немцы в первый раз на всех фронтах войны применили новое оружие – ядовитый газ. Это произошло возле города Болимов на реке Равке, всего в 50 километрах к западу от Варшавы, куда должны были дойти газы. Атака провалилась – ветер изменил направление, и было слишком холодно для того, чтобы газ сработал как планировалось; однако контратака русских тоже закончилась провалом – за три для было потеряно 40 000 жизней [Stone 1999: 112].

В феврале солдаты не получили передышки. Оказавшись в безвыходном положении в центральной Польше, Людендорф решил с боями прорываться из Восточной Пруссии, с севера. Так началась «Зимнее сражение в Мазурии». И снова плохая координация русских стала причиной невыносимых страданий. Масштабное наступление, целью которого было уничтожить 10-ю русскую армию, началось 25 января (7 февраля), однако русское командование ошибочно приняло его за диверсию, обходной маневр, продвижение на восток к Ковно, а не на юг к Варшаве, – в общем, за что угодно, кроме того, чем оно являлось на самом деле. И все же русские солдаты бились достаточно умело, чтобы армия не сдала свои позиции, за исключением 20-го корпуса в центре линии фронта: корпус получил приказ оставаться на месте, чтобы поддержать контрнаступление, которое так и не случилось. Немцы загнали его в ловушку в Августовском лесу и взяли солдат в плен. По итогам сражения 110 000 человек попали в плен, еще 100 000 были ранены [Fuller 2006: 132]. Еще одна чистая победа Германии – однако, как справедливо указывает Н. Стоун, это был «тактический успех, наподобие многих других в течение Первой мировой войны, не имевший стратегических последствий» [Stone 1999 [1975]: 118]. Немцы не могли двигаться дальше, не ставя под угрозу собственные фланги, а непрекращающиеся бои в течение следующих двух недель показали, что даже новые позиции удерживать было невозможно. В начале марта немцы вернулись к своим рубежам.

Бои в Мазурии ввергли российскую элиту в порочный круг взаимных упреков, подогреваемых недовольством общества. Ошибки командования были настолько серьезными, что обвинения в предательстве штабных становились все громче. Вскоре был найден козел отпущения – полковник С. Н. Мясоедов, бывший начальник железнодорожного жандармского отделения на пограничной станции, подозреваемый в шпионаже и тесно связанный с военным министром генералом В. А. Сухомлиновым. Мясоедов попал в опалу после публичной стычки с видным членом Государственной думы А. И. Гучковым, однако во время войны восстановил свое положение и до ареста за измену успел стать переводчиком в 10-й армии. Несмотря на то что его обвиняли в мародерстве, а не в продаже секретов, 19 марта (1 апреля) 1915 года он был повешен. Новейшие исследования, посвященные тем неприглядным событиям, убедительно демонстрируют невиновность Мясоедова [Fuller 2006]. Но в то время, однако, его вина считалась доказанной.

Приближалась весна 1915 года. Германия и Россия оказались практически на тех же границах, с которых начинали войну. Германия проявила неспособность победить в войне, а Россия встала на путь саморазрушения. Война проходила в условиях крупных военных столкновений, но начинало казаться – передвижение войск не поможет ее закончить. Война изменила поведение и мировоззрение такой масштабной группы подданных империи, что фундамент «старого режима», ancient regime, пошел трещинами. «Первые ласточки» краха государственности и социального коллапса – двух основных стадий процесса деколонизации, о которых мы рассказывали во введении, – были видны уже в 1914 году. И одной из наиболее важных и сильнее всего затронутых происходящим групп подданных были солдаты Русской императорской армии.

Психологическое воздействие войны

Для солдат, участвующих в боях, первые дни сражений стали настоящим потрясением. Их рассказы и письма родным шокируют и удивляют; однако историки, изучающие строевых солдат XX столетия, скорее обратят внимание на то, насколько схожи их истории по всей Европе. Боевой опыт этих солдат заключал в себе привычную смесь страха, вины и возбуждения. Вот один из типичных примеров – рассказ ротного командира 1-й армии Ренненкампфа в 1914 году А. А. Успенского:

Вспоминаю мое личное впечатление и самочувствие в этот первый момент боевого крещения. Враг не виден, но огонь его ужасен: сверху сыплются осколки рвущейся шрапнели, с каким-то особенным блеянием звучащие в воздухе (подполковник Соловьев по этому звуку прозвал их «козодуями»), нежные, жалобные звуки летящих и больше всего разящих пуль, свист и вой гранат, разрывающихся при ударе с особенным треском! Огромные фонтаны земли, камней, песку и дыма от взрыва «чемоданов» [самые большие немецкие снаряды], крики и стоны раненых, корчи и агония умирающих… И вот, чувство ужаса и страха смерти невольно овладело мною! Мысленно я прощался с жизнью и исступленно молил Бога, (вот когда ярко вспыхнула вера!) если на то Божья воля, – сразу отнять мою жизнь, чтобы не мучиться тяжело раненым… [Успенский 1932: 28].

Эти ужасающие впечатления сочетались для Успенского с гораздо более приятными; он с любовью вспоминал о трепете, охватившем его, когда была одержана первая победа; о благоговении при виде русских солдат, которые в отдалении «красиво» бежали боевым строем; и о сердечном обмене военными рассказами со своими товарищами после боя. Но через несколько дней начались кошмары, когда поздно вечером перед его глазами снова возникали образы убитых и искалеченных. Успенский провел ужасную ночь в сарае, наблюдая, как его солдаты вскакивали и кричали во сне, что производило тягостное ощущение, будто они остановились на ночлег в сумасшедшем доме [Успенский 1932: 32-37].

Комментарий относительно «чемоданов» – один из самых распространенных в русских батальных рассказах, и он привлекает внимание к другому очевидному факту, который, однако, часто упускают из виду: русским солдатам было хорошо известно, что победа зависит не только от возводимой в идеал отваги солдат крестьянского происхождения, но от того, чем они вооружены. Солдаты составляли собственный каталог страхов и ощущения опасности. Пули свистели в воздухе, создавая особую музыку, артобстрелы ужасали, а грохот немецких «чемоданов» был почти невыносимым. Более того, они знали, что и немцы испытывают то же самое. Когда начиналась война, русские солдаты ощущали определенную нервозность при мысли о противнике, поскольку, как и все, были привержены стереотипам, а немцы давно славились своей точностью, любовью к порядку, жестокостью и военной эффективностью. Если бы русские проиграли все первые сражения, это вполне могло бы сформировать у них постоянный комплекс неполноценности. Конечно, у некоторых солдат он появился и усиливался с течением войны. Однако большинство поняло, что немцы в конечном итоге такие же солдаты. Это открытие было достаточно поразительным, чтобы заслужить упоминания о нем в дневниках и мемуарах. Тем, кто сражался в 1-й армии, особенно запомнился разгром 17-го корпуса Макензена при Гумбиннене. Русские вспоминали, что солдаты Макензена маршировали как будто на параде, строем и без прикрытия – этакая атака Пикетта[33]33
  Атака Пикетта – эпизод Гражданской войны в США (1861-1865 ). Атака пехоты Конфедерации против северян на Кладбищенском хребте в последний день битвы при Гёттисберге. Эта неудачная атака, предпринятая в июле 1863 года, по мнению многих военных историков, считается фатальной ошибкой, изменившей ход войны. – Примеч. пер.


[Закрыть] в XX столетии, и с тем же результатом. Русская артиллерия разнесла вражеский строй, стрелки перестреляли противников одного за другим, пулеметчики выкосили оставшихся, и тогда все русские солдаты увидели, насколько проще убивать людей, которые бегут в беспорядке, вместо того чтобы стойко держаться [Успенский 1932: 46-50].

Для русских уроки были ясными, хотя и очень болезненными. Они могли бы побить немцев, будь у них хорошие командиры и вооружение, но и того, и другого недоставало[34]34
  Это чувство только нарастала по мере того, как развивались военные действия. Даже в самые мрачные дни отступления 1915 года солдаты утверждали, что могут выиграть войну, будь у них достаточно оружия. См.: «Обзор писем из действующей армии». 24 августа 1915 г. РГВИА. Ф. 2067. On. 1. Д. 3845. Л. 66.


[Закрыть]. Первые битвы привели к значительной нехватке военного снаряжения, и эта гигантская недостача только усиливалась вплоть до конца 1915 года, когда ситуация стала улучшаться. Рассказы солдат первого года войны – это рассказы о растущем беспокойстве. Слишком много дней они находились под обстрелом, не имея достаточно боеприпасов, чтобы стрелять в ответ. Слишком мало было ружейных патронов, слишком много солдат оставались без ружей. Армия сумела преодолеть некоторые из этих трудностей, сражаясь с австро-венгерскими войсками, однако наложение таких факторов, как нехватка снаряжения и плохое руководство очень скоро принесло горькие плоды в Восточной Пруссии. Солдаты 1-й армии, яростно сражавшиеся, чтобы прорваться на эту территорию, и ликовавшие при виде бегущих пруссаков, пришли в негодование, когда ошибки командования вынудили их самих отступать практически без боя. Дни катастрофических, деморализующих поражений на полях сражений придут позднее, в 1915 году. Деннис Шоултер в своей авторитетной работе о сражении под Танненбергом также отмечает, что при мало-мальски пристальном взгляде на ход первых сражений той войны становится ясно, что немцы не имели изначального превосходства. Сами немцы породили нарратив о своем естественном превосходстве как часть мифа о Танненберге, однако боевая мощь русских неизменно впечатляла не только Шоултера, но и немцев, которые им противостояли. Руководство и снабжение – вот те области, где немцы демонстрировали превосходство, а вовсе не в том, как хорошо они стреляли или какую храбрость демонстрировали [Showalter 2004 [1991]].

Еще один миф, который можно легко развеять, заключается в том, что русские солдаты, привыкшие к низкому уровню жизни, в меньшей степени были выбиты из колеи суровостью и переменчивостью условий походной жизни, чем их более культурные противники. Однако никому не нравятся вши, голод, холод и босые ноги. Русские солдаты жаловались на эти лишения (проявляя стойкость) примерно в той же степени, что и другие участники войны, – едва ли кто бы сказал, что чувствует себя «как дома». Напротив, все свидетельства подчеркивают, насколько изменился образ жизни. Теперь он был обусловлен войной и жизненными неудобствами, но в нем присутствовала особого рода мужская солидарность, перед которой меркли все довоенные ограничения и дисциплинарные меры военного времени. Эта новая форма социального взаимодействия проливает свет на один важный факт из области процесса деколонизации Российской империи во время Первой мировой войны. Война, разрушая традиционные политические и социальные взаимоотношения в империи, в то же время создавала новые формы политики и социального взаимодействия. Это было, конечно, верно и для людей в военной форме, которые энергично создавали сообщество нового типа на фронте – с собственными практиками, нормами и ожиданиями. Некоторые из этих практик наглядно проявляются в военных событиях, о которых рассказывается в этой книге: как люди ведут себя на марше, роют окопы, воруют, едят, убивают и умирают. Ожидание – еще одна практика, влиявшая на армейскую жизнь. Застряв на раскисших полях и в разрушенных городишках фронтовой зоны, солдаты пили, играли в карты, пели и шутили, укрепляя узы связи друг с другом и усугубляя различия между своим сообществом и всем остальным миром.

Спиртное играло особенно важную роль «смазки» и «закрепителя» фронтового братства, несмотря на тот факт, что власти в пылу воодушевления, финансовой безответственности и нереалистичных ожиданий запретили продажу и употребление крепких напитков. Предполагалось, что этот закон должен распространяться в равной мере и на штатских, и на военных, однако его применение, как водится, было плохо продумано. Офицеры, самые злостные нарушители, практически ничего не сделали, чтобы ввести запрет в большинстве своих частей. Выпивка была традиционной и неизбежной составляющей военного сообщества России; военные пили, если могли добыть выпивку: купить либо добыть путем грабежа на занятой территории. Другое любимое солдатами средство – табак – не было воспрещено (кроме как при несении караула, хотя часовые зачастую курили, за что их регулярно штрафовали командиры, а случалось, и убивали вражеские стрелки). Табак присылали с тыла в патриотических посылках, а местные жители передавали его солдатам на марше.

Азартные игры во время войны были запрещены, но процветали. Не нужно быть психологом, чтобы понимать, насколько привлекательны игры с высокими ставками для мужчин, живущих в мире, где правят бал слепая удача и смерть. В равной мере достаточно элементарных представлений о русской культуре, почерпнутых из великих произведений XIX века, чтобы знать, что азартные игры были обычным занятием представителей высших кругов. И все-таки практически у каждого автора и в грудах донесений о нарушениях дисциплины упоминается широчайшая распространенность и масштаб азартных игр среди солдат и офицеров. Вот два очень ярких примера: первый из отцензурированного письма прапорщика Богоявленского другу в Москву, написанного в конце 1915 года:

…с 7 по 16 ноября мы стояли в одной деревне, вот тут мы отдохнули: вина, водки, спирту, коньяку, всего чего хочешь, попойки были каждый день. Все ночи напролет играли в карты, я было выиграл рублей 950 и хотел отослать, да позавистничал и сел опять на другой день и, как обыкновенно бывает, не только эти, да и своих 260 р. проиграл и кончил играть совсем, а нашел другое удовольствие – тут много сестер «специальных», на каждой попойке они присутствуют и выпивают заодно; кроме того, тут много женок-варшавянок и т. п., они строят тыловые окопы, над ними есть надзирательницы (десятницы), эти уже не простые, а гимназистки и курсистки из Варшавы и др. городов, вот эти-то десятницы и есть «офицерские», а работницы «солдатские» Есть прямо писаные красавицы, как вообще все польки[35]35
  Прапорщик Богоявленский. Отцензурированное письмо В. А. Величкину от 11 декабря 1915 г. РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3845. Л. 355 об. «Сестры» – медсестры, приписанные к Красному Кресту или медицинским частям под началом Союза городов и Союза земств (Земгор). Их называли сестрами милосердия. Были ли эти «особые» сестры действительно приписаны к медсестринским службам – это уже другой вопрос.


[Закрыть].

Это общение русских солдат с полячками не одобряло ни армейское командование, ни местное польское население. Обе стороны вяло пытались налагать запреты, но безуспешно. Как разъясняет Богоявленский, вино, женщины и карты были главными видами развлечений для солдат.

Песни были популярны, как на марше, так и в лагере, и некоторые даже дали себе труд разучить местные народные песни и включить их в свой репертуар [Simpson 1916: 146]. Физические упражнения и подвижные игры тоже были привычными занятиями. Один наблюдатель оставил отчет о том, чем занималось подразделение, которое он посетил. Солдаты играли в разные игры, включая олимпийские виды спорта, такие как прыжки в длину и в высоту, и ярмарочные, например лазанье по смазанному жиром шесту, бег в мешках и разбивание горшков битами, а также разновидность состязания, где несколько солдат должны были провезти тележку со стоящим в ней товарищем с палкой в руках под аркой, увенчанной ведром воды. Солдату нужно было попасть палкой в отверстие, расположенное под аркой, а неловкость приводила к «охлаждающему результату» [Simpson 1916: 145].

И все же эти занятия в свободное время зачастую диктовались отчаянием, порожденным духовной пустотой и глубоким унынием солдат, о чем говорит намного менее жизнерадостное письмо из 8-й армии, написанное в 1916 году:

Опишу тебе нашу незавидную жизнь в окопах и настроение, как среди офицеров, так и среди солдат. В настоящее время маленькое затишье, которое продлится недолго, как этот постоянно бывает. Сидим покуриваем или газеты старые перечитываем, как вдруг где ни возьмись часовой врывается в наши землянки и заявляет, что немцы выпускают клубы удушливых газов, конечно, вскакиваем, и все облачаемся в маски. Это, так сказать, предвестник атаки, ну конечно, сейчас и начинается баталия, которую, конечно, начинаем мы, дабы предупредить атаку. Так и теперь сидим и ждем с минуты на минуту какой-либо выходки со стороны немцев. Настроение у всех подавленное, грустное, хотя бывает иногда и веселье, собирается компания, достанут бутылочку-две чего-нибудь, приготовят незавидный ужин, ну конечно, после такого ужина и захочется побаловаться и в картишки, если, конечно, ничего не помешает. В общем, спокоя почти никогда нет, постоянно шум-гам от разрывающейся шрапнели или гранат. Надоело все это, право, хотелось бы уже отдыха, и такого постоянного. Солдаты тоже все устали, просят отпуск. У нас теперь снег выпал аршина полтора, стало холодно и на душе тоскливо. Все было бы хорошо, если быть хоть успехи были [36]36
  Отдел военной цензуры начальника интендантской службы штаба 8-й армии.
  Сводка отчетов военных цензоров 8-й армии за период с 31 октября по 15 ноября с. г. 15 ноября 1916 г. РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 2937. Л. 188.


[Закрыть].

Таким образом, настроение русских солдат зависело от обычных вещей: погоды, пищи и боевых успехов. Они были не в большей и не в меньшей степени склонны к стоицизму или полны энтузиазма, чем другие солдаты. И точно таким же совершенно типичным было их желание найти виновного в своих несчастьях. В этом многие солдаты были склонны проводить сравнения. В начале войны у солдат было очень много законных жалоб. Они вполголоса сыпали крепкими ругательствами, видя на поле боя немецких врачей (и стреляя в них), в то время как у них самих почти не было медицинского персонала. Как мы увидим из главы 4, и солдаты, и гражданские с полным правом винили правительство и военных за неготовность медицинских служб. Точно так же многие русские солдаты и в лагерях военнопленных, и за их пределами знали, что русских пленных ждет самая тяжкая участь, потому что их правительство не заключило договоров с противниками. С течением времени Красный Крест смог улучшить ситуацию, но многие военнопленные были потрясены тем, как мало власти были озабочены их участью[37]37
  Эти вопросы будут рассмотрены подробнее в главе 3.


[Закрыть]. Наконец, что важнее всего, солдаты сравнивали снабжение. Они знали, что могут на равных состязаться в честном бою, но им было известно и то, что практически никакого честного боя им не предлагалось (по крайней мере, против Германии) с битвы при Танненберге и до 1916 года, и винили своих командиров в том числе и за это.