Текст книги "Мистерия ярких чувств"

Глава 10

Тяжелый рок громыхал на нижнем этаже склада. Тайк поднял забрало сварочной маски и увидел, что мигает лампа на стене, служащая ему вместо дверного звонка. Кого это принесло в одиннадцатом часу холодной мартовской ночи? О том, что он тут живет, знает всего несколько человек. Отложив электрододержатель и сняв маску, Тайк подошел к небольшой двери сбоку от огромных откатных ворот.

Открыв, он нахмурился, увидев Сэйдж с порозовевшим от холода носом, переминающуюся с ноги на ногу.

– Что ты тут делаешь?

Тайк распахнул дверь шире. Сэйдж скользнула в помещение, вынула руки из карманов и начала разматывать шарф, в который куталась.

– Поднимайся наверх. Там гораздо теплее, – предложил Тайк, покачав головой.

Он взял гостью за руку и повел ее к железной лестнице. Поднявшись на второй этаж, Тайк помог Сэйдж снять шарф и пальто, гадая, для чего она пришла. Только бы не для того, чтобы продолжить ссориться!

Сэйдж подошла к камину и протянула руки к пламени, чтобы согреться. Затем она медленно повернулась, и Тайк напрягся, ожидая очередных обвинений.

– Прости, я повела себя как неразумная, вздорная девчонка, и у тебя было полное право рассердиться на меня.

Тайк в изумлении потер подбородок. Извинений он не ожидал.

А Сэйдж продолжала:

– Меня пугают перемены, потеря контроля над происходящим. Мне нелегко было встретиться с Локлин.

– Ты великолепная, успешная женщина. Почему же встреча с Локлин вывела тебя из равновесия?

– Обычно я держу людей на расстоянии. Меня всегда беспокоит, если я начинаю сходиться с ними ближе, и я теряю самообладание.

Это многое объясняло.

– Ты затеяла со мной ссору, чтобы оттолкнуть и меня тоже?

Сйэдж кивнула.

– Да, наверное, это у меня лучше всего получается.

Впервые Тайк увидел в ней не принцессу из клана Баллантайнов, не успешного богатого ювелира-дизайнера, а просто женщину, столкнувшуюся с невероятными переменами, чья жизнь перевернулась с ног на голову.

Тронутый ее искренностью, Тайк кивнул и впился губами в ее губы. Сэйдж выдохнула, попыталась отстраниться, но, едва он нежно провел языком по ее нижней губе, она подалась к нему. Они начали жадно целоваться, лаская друг друга. Тайк все еще не мог поверить, что Сэйдж снова вернулась в его жизнь, в его постель. Она хочет его! От этой мысли он почувствовал себя слабым, словно новорожденный, и одновременно сильным, как бык. Сэйдж была для него и спасением, и разрушением, и наслаждением, и болью. Тайк отчаянно хотел ее, но это не означало, что им нужно тут же упасть в постель, – предстояло еще очень многое выяснить и обсудить. Они оставили позади недавнюю ссору, и теперь, когда Тайк понял, что вызвало гнев Сейдж, увидел, что она искренне сожалеет о случившемся, ему было что ей сказать.

Он отстранился и шагнул назад.

– Послушай, мы планируем присутствовать в жизни друг друга долгое время, и потому нам нужно стать хорошими друзьями. А это значит быть друг с другом честными. Если тебя что-то раздражает, если тебя переполняют какие-то чувства, я хочу об этом знать. Я тоже постараюсь быть таким же искренним с тобой. – Тайк сделал глубокий вдох. – Я хочу кое-что тебе сказать. Этот склад – все, что у меня есть. На моем банковском счете очень мало денег.

Похоже, Сэйдж это абсолютно не расстроило.

– Можно спросить: почему? Ты ведь самый высокооплачиваемый художник в мире.

– Акции Баллантайнов очень дорогие. Я работаю над парочкой скульптур, которые смогу продать через месяц или два. Я хочу оплатить твои медицинские счета за роды и купить все, что нужно ребенку.

Тайк понимал, что никогда не сможет сравниться богатством с Баллантайнами, – не стоит даже пытаться, но тоже хотел, по мере своих сил, обеспечивать Сейдж и малыша.

– Знаю, что ты сама можешь оплатить это все без моей помощи, но позволь мне это сделать, ладно?

Сэйдж кивнула.

– Хорошо, этот вопрос мы решили. – Она неуверенно улыбнулась. – Так мы помирились?

У Тайка стало светло на душе. Казалось, один из воздвигнутых между ними барьеров рухнула. А может, сейчас так легко на сердце и пусто в голове потому, что он никак не может насмотреться на Сэйдж, жадно пожирая ее глазами? Тайк изо всех сил пытался заставить себя трезво соображать, понимая, что должен что-то ответить. Но на языке вертелась лишь фраза: «Как считаешь, между нами возможно что-то большее, чем дружба?»

«Нет, это чересчур, – сказал себе Тайк. – Все это – не более чем плод твоего воображения. Ты сейчас слишком усталый, тебя переполняют эмоции. Утром ты посмотришь на ситуацию иначе. Сделай глубокий вдох и успокойся, черт тебя побери!»

– Хочешь кофе? – предложил он. – У меня есть без кофеина.

Сэйдж кивнула и последовала за ним в маленькую кухню, расположенную у дальней стены второго этажа. В этом же углу располагались две спальни, столовая и художественная студия.

Тайк понимал, что Сэйдж, которая очень интересуется искусством, обязательно попросит разрешения побывать в его студии, но нельзя ее туда пускать – ведь там столько ее портретов.

Так и вышло. Оглядевшись по сторонам на втором этаже, Сэйдж подняла брови и поинтересовалась:

– А где же твоя студия?

Вместо того чтобы отказать ей, как собирался, Тайк указал на дверь в углу.

– Студия в другой стороне здания. За этой дверью – коридор, который приведет тебя туда.

Глаза Сэйдж загорелись любопытством.

– Можно взглянуть?

Тайк хотел было отказать, но ведь он сам заявил, что им нужно быть честными друг с другом. Кивнув, он взял кружку с кофе в одну руку и стакан виски в другую и кивком пригласил Сэйдж следовать за собой.

Затаив дыхание, он открыл дверь студии и протянул спутнице кружку с кофе, а сам, отхлебнув виски, подумал о том, что Сэйдж – первый человек, которого он пустил в свою студию. Надо попробовать взглянуть на обстановку ее глазами: огромные окна, пропускающие много света, полки, заваленные кистями, тюбиками с краской и шпателями, чистые холсты, стоящие у одной из стен. Напротив них – еще незаконченный холст в голубых тонах.

Сэйдж долго рассматривала эту картину, потягивая свой кофе, а затем повернулась к уже готовым холстам, стоящим у стены.

Черт! Этого следовало ожидать.

– Можно я взгляну?

Тайк кивнул. Она опустилась на пол, поставила кружку рядом с коленом и повернула лицевой стороной первый холст. Тайк выдохнул с облегчением. Это был набросок углем – портрет Локлин. Он изобразил сестру читающей книгу. Ничего не сказав, Сэйдж повернула следующее полотно. На нем была изображена женщина, очень похожая на Локлин, сидящая на полу рядом со своей кроватью, с согнутыми коленями, с пустыми глазами.

– Это твоя мама?

Тайк кивнул:

– Да, это она. Как я уже говорил, она страдала от хронической депрессии и могла сутками сидеть в такой позе.

К счастью, Сэйдж ничего не сказала в ответ, продолжив перебирать холсты. Увидев свой портрет, на котором Тайк изобразил ее работающей за верстаком, она сморщила нос. Посмотрев на дату написания картины, стоящую внизу, она вскинула взгляд и удивленно подняла брови.

Тайк почувствовал, что кровь прилила к его щекам.

– Я увидел твое фото в журнале и решил скопировать его.

Сэйдж снова ничего не ответила и продолжила перебирать портреты, на многих из которых была изображена она. Закончив их рассматривать, она уперлась руками в колени и гневно взглянула на Тайка:

– Почему, черт возьми, ты никогда не выставлял эти работы? Они очень хорошие. Возможно, даже лучше, чем те полотна и скульптуры, которые ты представляешь публике. Эти портреты исполнены эмоций, на них иногда трудно смотреть, но они потрясающе реальные!

Тайк потеребил край поношенной толстовки и признался:

– Я не могу их выставлять.

– Но почему?! – воскликнула Сейдж. – Они великолепны! Эмоции так и брызжут с холста!

Хотя Тайк еще до конца не определился со своими чувствами к этой женщине, она была матерью его будущего ребенка и заслуживала знать правду. Всю правду.

Тайк заговорил, меряя шагами пол перед незаконченной картиной и крепко сжимая в руке стакан с виски:

– Когда мне было лет тринадцать, я обнаружил, что могу рисовать людей и затем продавать им их портреты. Я брал с собой альбом в Центральный парк, рисовал прохожих, а потом совал свои рисунки им под нос. До сих пор не знаю, почему мне платили за мои работы: потому, что находили их хорошими, или потому, что жалели слишком тощего пацана в поношенной одежде.

Сэйдж продолжала молча потягивать кофе, и ее молчание помогло Тайку продолжить.

– Я зарабатывал этим несколько лет. Когда я закончил школу, мне предложили стипендию для обучения в художественной школе, но мне пришлось забыть об учебе и пойти работать. Меня взяли только подсобным рабочим на стройку. Ради дополнительного заработка я согласился позировать обнаженным для художественного класса, состоящего в основном из женщин, желающих немного попрактиковаться в изобразительном искусстве.

Сэйдж еле заметно пожала плечами, как бы говоря: «Ну и что?»

– Я рисовал их портреты, которые они у меня покупали, а потом эти женщины приглашали меня к себе домой, говорили, что хотят подарить свой портрет мужу или любовнику и позировали мне без одежды.

– И ты в конце концов начал спать с ними, – прозаическим тоном констатировала Сейдж.

Тайк потер затылок.

– Я продал много портретов и переспал с большим количеством женщин.

Склонив голову набок, Сэйдж промолчала в ответ, и Тайк озадаченно посмотрел на нее.

– Извини, – сказала она наконец, – но я не могу найти связь между тем, что ты с кем-то там спал, и тем, почему ты не можешь продавать написанные тобой портреты.

Неужели она не понимает?

– Я спал с теми, кто мне позировал, Сэйдж!

– Тебе было девятнадцать, и в том возрасте ты бы переспал даже с гориллой, если накрасить ей губы, – нетерпеливо возразила она, но тут взгляд ее прояснился. – Подожди-ка, я поняла! Ты боишься, что они заказывали тебе свои портреты лишь в качестве повода, чтобы заняться с тобой сексом?

«Наконец-то до нее дошло», – мрачно подумал Тайк, отвернувшись. Он услышал, как Сэйдж встала, поставила кружку на стол, а затем ощутил прикосновение ладони к своей спине. С бешено бьющимся сердцем Тайк ждал, что скажет Сэйдж.

– Так ты даже не представляешь, насколько ты хороший художник, да? Вот почему ты никогда не посещаешь свои выставки и не даешь интервью? Ты считаешь, что не достоин всех этих наград и денег.

Тайк повернулся и указал на незаконченную картину:

– Я написал это всего за полдня. Просто нашлепал краску на холст, не раздумывая ни о чем. А какие-то идиоты заплатят мне за эту мазню четверть миллиона долларов. Или даже больше. На скульптуры уходит больше труда, но все равно они не достойны тех ценников, которые вешают на них в арт-галереях. Написанные мной портреты, возможно, чего-то и стоят, но, каждый раз, выставляя в галерее портрет или продавая его, я снова чувствую себя запутавшимся юнцом, пытающимся выжить в этом жестоком мире, не знающим, платят ему из жалости или за то, что использовали его в качестве жеребца. – Он судорожно выдохнул и продолжил: – Искусство… Я погружался в него с головой, оно служило мне отдушиной и убежищем. Когда моя мама переставала с нами разговаривать и часами сидела неподвижно, я притворялся, что все в порядке, и убивал время, рисуя. Лишь погружаясь в творчество, я чувствовал себя уверенно. В такие моменты мне казалось, что никакие тучи не могут собраться над моей головой.

– Разве ты по-прежнему не поступаешь так же? – Сэйдж указала на незавершенную картину. – Прячешься от самого себя в своем творчестве.

– Потому что это проще всего.

Она положила руку ему на грудь и подняла лицо. Ее глаза были полны тепла и… Симпатии? Любви?

– Тайк, у тебя было очень тяжелое детство. Тебе пришлось заботиться о матери и сестре, и ты многим пожертвовал ради них: годами своей юности, возможностью обучаться в художественной школе, своими деньгами, потраченными на акции Баллантайнов. Разве ты не заслужил небольшой отдых в жизни? Небольшую передышку. Ты так талантлив. Ты – самый потрясающий художник из всех, кого я знаю.

– Ты судишь предвзято, – пробормотал Тайк, отчаянно желая поверить Сэйдж.

Она шагнула назад и посмотрела у него.

– Помнишь, когда ты создал «Усталую балерину»?

Это та картина, что висит в пентхаусе Сэйдж? Боже, Тайк уже и забыл, когда ее нарисовал, – это было в самом начале его карьеры.

– Она написана девять лет назад. Я всегда была одержима балетом и хотела бы иметь талант, чтобы стать профессиональной танцовщицей. Едва я увидела эту картину, сразу влюбилась в нее. Сколько мне тогда было? Девятнадцать? Двадцать лет? Я упрашивала Коннора купить ее для меня, но он отказался. Когда мне исполнилось двадцать один год, Коннор перевел деньги в мой трастовый фонд, и я наконец смогла сама распоряжаться ими. Тогда я выяснила, у кого в тот момент находилась «Усталая балерина», и выложила за нее в три раза больше того, что заплатил при ее покупке тот человек. Это картина мне была нужна как воздух.

Тронутый ее словами, Тайк открыл рот, чтобы что-то сказать, но Сэйдж жестом остановила его и продолжила:

– Я убедила своих братьев купить Джегеру одну из твоих скульптур в качестве подарка на день рождения. А еще Коннор по моему настоянию купил три твои картины для своей частной коллекции – одно из тех полотен висит сейчас на стене вестибюля «Баллантайн интернэшнл». Коннор сказал, что, хотя ему никогда не нравилась «Усталая балерина», твои другие полотна ему по душе. Он заявил, что ты станешь одним из самых влиятельных художников двадцать первого века. И что же случилось дальше? Ты им стал. Твои работы стоят каждого цента, который за них заплачен. Если ты не веришь ничему из всего, что я тебе когда-либо говорила, пожалуйста, поверь в эти слова.

Тайк закрыл глаза, чтобы Сэйдж не прочла в них обуревавшие его чувства, и коснулся ее лица, надеясь, что она не заметит, как дрожат его пальцы. Он ощущал себя усталым до изнеможения, но обновленным. А еще – свободным, не связанным никакими ограничениями, исполненным сил. Казалось, он в одиночку способен покорить весь мир. Хотелось сказать Сэйдж, как много для него значат ее слова, как они изменили его, но горло перехватило, и Тайк лишь кивнул, надеясь, что сможет передать свои чувства, начав благоговейно ласкать ее тело. Однако Сэйдж опередила его: она встала на цыпочки и нежно провела языком по его губам, которые тут же раскрылись, поддавшись немому приказу.

Тайк притянул ее к себе, одновременно пытаясь стянуть с нее майку. Руки Сэйдж скользнули под его толстовку, пальцы пробежались по животу, и Тайк невольно напрягся от этого прикосновения. Сэйдж застонала от удовольствия, и ее поцелуй стал более страстным. Затем она потеребила пуговицу на джинсах Тайка, расстегнула их и запустила ладонь в его трусы. Тайк мгновенно возбудился.

Прежде Сэйдж была робкой, порой стеснялась рассказывать Тайку о том, что ее заводит, но сегодня она точно знала, чего хотела. Сэйдж сняла с него толстовку и начала ласкать его грудь губами и языком, спускаясь все ниже. Затем она стянула с Тайка джинсы и трусы, и прохладный воздух коснулся его возбужденного члена.

Тайк запрокинул голову назад, грудь его вздымалась, капли пота выступили на коже. Ему казалось, что все его мечты и фантазии разом исполнились. Это был не просто секс, хоть и потрясающий, но это был секс с Сэйдж, и она была здесь, в его студии, сказала такие замечательные слова о его творчестве, открыла для него новый мир, показав новые перспективы в искусстве. Он хотел, чтобы Сэйдж была все время рядом с ним, хотел вместе с ней воспитывать ребенка. Она нужна ему. Всегда была нужна.

Тайк обхватил ее плечи, заставил подняться и впился в ее губы жарким поцелуем. Продолжая целоваться, они до конца раздели друг друга, разбросав вещи вокруг, на забрызганном краской полу. Затем Тайк подхватил Сэйдж под ягодицы, ее стройные ноги обхватили его бедра, и, не в силах долее медлить, он вошел в нее. Она ахнула, и Тайк увидел звезды в ее глазах. Чувствуя, что ноги не держат его, он прислонил Сэйдж к мольберту с незавершенным полотном. Голова ее запрокинулась.

Тайк замер, жадно разглядывая Сэйдж: ее закрытые глаза, длинные волосы, разметавшиеся по еще не просохшей масляной краске, плечи, сияющие белизной на фоне различных оттенков синего. Понимая, что долго не сможет сдерживаться, Тайк приказал Сэйдж открыть глаза. Когда она послушалась, он вздохнул и, кажется, еще больше влюбился в эту женщину.

– Я хочу смотреть в твои глаза, когда ты кончаешь, только сделай это поскорее, пожалуйста, – попросил Тайк.

Сэйдж прижалась к нему низом живота, ее ягодицы скользнули по холсту, и Тайк вошел в нее еще глубже. Она вскрикнула от наслаждения, а его увлекло в водоворот из миллиона синих оттенков…

Когда на следующее утро Тайк вышел вместе с Сэйдж на улицу, чтобы поймать для нее такси, она заметила, что в его глазах скачут веселые чертики.

– В чем дело? – спросила она, думая о том, что он сейчас выглядит в десять раз сексуальнее, чем прошлой ночью. Под его глазами залегли тени, потому что и ему, и ей было не до сна. Зато тени наконец-то исчезли из глаз Тайка.

– Я подумал о полосах французского ультрамарина на твоей попке, – ответил он смеясь.

– А я куда больше расстроилась из-за того, что уничтожила твою новую работу, чем из-за нескольких пятен краски на своей заднице.

Прошлой ночью, занимаясь любовью в студии Тайка, Сэйдж почувствовала, что вляпалась в краску, и оглянулась посмотреть на картину, которая была испорчена отпечатком ее спины и ягодиц. Тайк, вместо того, чтобы расстроиться, разразился смехом.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал он, лаская Сэйдж. – Или, может, просто оставлю все как есть – пусть напоминает о лучшем сексе в моей жизни. И о самом лучшем разговоре.

Сэйдж улыбнулась и обхватила пальцами его сильные запястья.

– Помни, что я считаю тебя великолепным художником.

Тайк высокомерно приподнял бровь, но в глазах его мелькнула неуверенность.

– Великолепным художником? – переспросил он.

– Самым великолепным. Лучшим в мире!

Тайк улыбнулся и нежно поцеловал Сэйдж в ответ.

– Каковы твои планы на сегодняшний день? – спросил он, оторвавшись от ее губ.

– У меня встреча с клиенткой в офисе «Баллантайн интернэшнл», затем я отправлюсь домой, потому что мне нужно закончить кольцо для принцессы из Саудовской Аравии. – Сэйдж кинула взгляд на ожидающего ее водителя такси. Кажется, тот никуда не торопился, так что можно было поболтать с Тайком еще пару минут. – А каковы твои планы?

– Когда ты уснула, я начал думать о том, над чем бы мне хотелось поработать дальше. Так что я, наверное, закроюсь здесь и буду просто творить.

Сэйдж улыбнулась:

– Значит, если ты не ответишь на мои звонки или эсэмэски, мне не нужно паниковать?

– А ты не возражаешь, если я не буду на них отвечать?

Все еще улыбаясь, она покачала головой:

– Нет, я не против. Дай мне знать, когда сделаешь перерыв, но лучше, если это случится до утра четверга, потому что в десять часов у меня встреча с акушером – доктором Чарльзом.

– Послезавтра в десять? Хорошо. Уверен, что тяга к тебе заставит меня выбраться из своего убежища гораздо раньше.

Сэйдж встала на цыпочки, горячо поцеловала его и сказала:

– Буду ждать с нетерпением. Ну, хорошего тебе дня!

Тайк открыл дверь такси, и, когда Сэйдж села на сиденье, он снова ее поцеловал. Его сказочные глаза были полны озорства.

– Кстати, должен заметить: у тебя даже в волосах голубая краска.

Тайк закрыл дверь, и сквозь нее до Сэйдж донесся его смех. Она стянула шапку с головы, перекинула волосы на лицо и тут же увидела пряди цвета французского ультрамарина. Сэйдж повернулась и посмотрела в окно. Тайк смотрел на экран своего телефона и, похоже, набирал текст. Десять секунд спустя телефон Сэйдж звякнул, сообщив о входящей эсэмэске. В ней было написано: «Хочешь вернуться? У меня есть идея: мы нанесем краску на холст и будем кататься по нему. Это произведение станет частью моей личной коллекции».

Сэйдж, ощутив порыв желания, улыбнулась и кинула еще один взгляд через плечо. Но Тайк уже исчез из поля ее зрения. Испытывая огромный соблазн принять предложение и вернуться, Сэйдж напечатала ответ: «Сомневаюсь, что арабская принцесса или мой властный братец поймут меня, если я пропущу встречу с одним из самых важных клиентов ради того, чтобы повозиться с тобой в краске. Может, займемся этим в другой раз?»

Глава 11

– Хочешь кофе? – спросил Тайк у сестры, когда они вышли на улицу, продуваемую ледяным ветром, из теплого помещения новой арт-галереи, куда Локлин пригласила Тайка, думая, что брату понравятся эклектичные полотна, собранные со всего мира. И ему действительно тут понравилось.

– Хочу. – Локлин огляделась. – В конце квартала есть кафе.

– Тут за углом живет Сэйдж. Она сейчас на встрече в «Баллантайн интернэшнл», но у нее потрясающий кофе. Зайдем к ней?

Локлин кивнула, и они направились к дому Сэйдж.

– Как ее здоровье? – спросила Локлин.

– Все нормально. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что, переехав к ней после того несчастного случая, ты уверял меня, что проживешь у нее не больше двух дней. Прошло уже две недели, а ты по-прежнему там. Она что, позвоночник сломала? Или у нее рука парализована?

Тайк сощурился:

– Все-то тебе нужно знать!

Но ответ на этот вопрос интересовал и его самого. Почему он по-прежнему живет у Сэйдж и каждый день отправляется из ее пентхауса в Бруклин, где работает в своей студии, а ночью возвращается обратно в Сохо? Наверное, потому, что заниматься любовью с Сэйдж – это словно наркотик, на который он подсел. Тайк уже не мог себе представить и дня без нее: без того, чтобы просыпаться рядом с ней, а каждую ночь исследовать ее тело. Боже, да он, кажется… Нет! О влюбленности и речи быть не может! Тайк запретил себе об этом думать. Его потребность быть все время рядом с этой женщиной не имеет ничего общего ни с любовью, ни с тем будущим, которое им предстоит, и с тем, что готовит им жизнь. Он по-прежнему все такой же сдержанный, молчаливый, нуждающийся в одиночестве художник, каким был всегда. Вот только его действия каждый раз противоречат его словам.

– Понравился ли тебе особняк Баллантайнов? – спросил Тайк, пытаясь сменить тему разговора.

До сего момента у него не было времени обсудить с сестрой ее впечатления от семейного ужина и узнать ее мнение о новоиспеченных родственниках.

– О, это самый потрясающий дом, который я когда-либо видела! – Локлин взяла брата под руку и прижалась к нему. – На стене гостиной висит настоящий Пикассо и, клянусь, кажется, там хранится даже яйцо Фаберже! Ты видел только зал для приемов и парадную столовую, но Линк и Тэйт в основном используют свои огромные комнаты так же, как и обычные люди: на полу разбросаны игрушки, на холодильнике прикреплены детские рисунки. Ну да, возможно, у большинства людей рисовальные мелки разбросаны не по персидским коврам, но мне понравилось, что эта комната выглядит по-настоящему жилой.

Локлин продолжала увлеченно описывать особняк Баллантайнов, которым пользовалось несколько поколений этой семьи. Тайк не прерывал сестру, потому что ему и самому было интересно узнать больше о доме, в котором выросла Сэйдж. Он навострил уши при упоминании о современном тренажерном зале Линка и о винном погребе с климат-контролем в подвале.

– А что ты думаешь о Сэйдж? – спросил наконец Тайк.

Ведь эта женщина, как и его сестра, будет рядом с ним всю жизнь. Очень важно, чтобы Сэйдж и Локлин поладили друг с другом. Они теперь – одна семья.

– Она немного колючая, – нахмурилась Локлин. – Хотя, может, это не самое подходящее слово. Испуганная. Уязвимая.

– Но она тебе нравится?

– Да, кажется, нравится. – Локлин снова нахмурилась. – Мы должны были пообедать с ней на этой неделе, но она отложила нашу встречу. Я послала Сэйдж пару сообщений, пытаясь назначить другое, более удобное время, но она пока занята.

Тайк нахмурился, различив в голосе Локлин боль. Пытаясь ободрить сестру, он обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Да, Сэйдж много жаловалась на чересчур капризную заказчицу – принцессу из Саудовской Аравии, которая никак не может решить, как должно выглядеть ее новое кольцо.

Они повернули за угол, и Тайк увидел в конце улицы знакомую стройную фигуру. Сэйдж в черных брюках, черных сапогах и алом пальто стояла на тротуаре, глядя на экран своего телефона и не обращая внимания на то, что происходит вокруг.

Тайк подтолкнул сестру локтем.

– Наверное, клиент перенес встречу на другое время, и Сэйдж вернулась домой раньше, чем должна была. Давай ее догоним!

Локлин с беспокойством взглянула на брата.

– Может, ты сначала предупредишь Сэйдж о том, что я тут?

– Нет, идем! – настаивал Тайк. – Сегодня слишком холодно, чтобы болтаться по улице.

Локлин покачала головой, вытащила телефон и набрала номер Сэйдж.

Та, увидев, кто звонит, недовольно поморщилась. Вместо того чтобы ответить Локлин, Сэйдж сунула телефон обратно в карман пальто.

Увидев несчастное выражение лица сестры, Тайк разозлился. Локлин попыталась улыбнуться сквозь слезы, набежавшие на глаза.

– Видишь, она переносит нашу встречу вовсе не из-за того, что занята. Все дело во мне.

– Лок…

Тайк и не знал, что сказать. На мгновение на лице сестры отразилось то же выражение, что и в далеком детстве, проведенном с их матерью: «Я ведь люблю тебя! Что со мной не так? Почему ты не любишь меня в ответ? Я в чем-то виновата?»

Локлин поцеловала брата в щеку.

– Все в порядке. Может быть, Сэйдж просто не готова общаться со мной. – Она похлопала его по руке. – Поговорим позже, ладно?

Тайк смотрел, как сестра идет прочь по улице, и его душу переполняли гнев и разочарование. Он снова кинул взгляд на Сэйдж, которая подходила к двери своего дома, вынул телефон и набрал ее номер.

Сэйдж посмотрела на экран телефона и увидела высветившееся на экране имя. Тайк! Приложив телефон к уху, она остановилась и повернулась спиной к ветру.

– Привет!

– Привет! Я с Локлин. Подумал, не забежать ли нам к тебе попить кофе. Ты скоро будешь дома?

Его голос звучал странно, почти сердито. Сэйдж помассировала затылок, пытаясь снять сковавшее шею напряжение. День сегодня не задался. Принцесса явилась на встречу с опозданием на десять минут и уже через пять минут впала в гнев, заявив, что дизайн Сейдж никуда не годится, потому что он плебейский. Сэйдж чувствовала себя уставшей и измотанной. Сейчас ей хотелось лишь принять горячую ванну и пораньше лечь спать. Сегодня вечером она не желала никого видеть – даже Тайка. Похоже, за последний месяц она и минуты не побыла одна. Все, что ей сейчас требуется, – это пустая квартира и немного покоя.

– Ты меня слушаешь?

– Я все еще на работе.

Ложь легко сорвалась с губ Сэйдж. Если сейчас сказать Тайку правду, он потребует объяснить, почему ей нужно побыть одной, почему она избегает его и Локлин. А у нее просто нет сил сейчас ни с кем общаться.

– Я сегодня буду работать допоздна. Может, ты переночуешь у себя?

– Ладно.

Тайк дал отбой. Сэйдж посмотрела на телефон и поморщилась. Она терпеть не могла лгать. Надо было все объяснить Тайку – он бы ее наверняка понял. К чему было его обманывать? Но что сделано, – то сделано. Сэйдж было ужасно стыдно. Придется позднее признаться в своей лжи, хоть это будет нелегко. Но она большая девочка. Если совершила проступок, надо принимать его последствия.

Сэйдж еще раз взглянула на экран телефона и почувствовала раскаяние, увидев напоминание о намеренно пропущенном ею звонке от Локлин.

«Зачем я столько раз придумывала отговорки, чтобы не встречаться с ней? – подумала Сэйдж. – Врала, что мне некогда, что у меня куча работы. Но ведь у меня и в самом деле сейчас нет времени на то, чтобы заводить новые отношения. Приходится тратить столько времени на общение с Тайком, а тут еще постоянно одолевает усталость из-за беременности, и ужасная погода, и голод в Судане, и теракт в Пакистане, и луна не в той фазе… Может, я просто ищу себе оправданий? А правда в том, что я боюсь. Нет, не просто боюсь, а до ужаса напугана своими чувствами к Тайку. А еще мне страшно, что меня бросят, причинив мне боль. Но больше всего я боюсь жить. И любить…»

Сэйдж обхватила себя за талию. В голове вспыхнуло несколько воспоминаний о последнем отпуске, который она провела со своими родителями. Они тогда полетели на Гавайи, где все вместе брали уроки сёрфинга. Братья Сэйдж очень быстро научились кататься на доске, но она и ее папа никак не могли научиться держать равновесие. Зато ее мама, которая выросла в Калифорнии, легко скатывалась с огромных волн. Ее темные волосы развевались на ветру, она громко кричала от радости и широко улыбалась.

Отец Сэйдж смотрел на жену, улыбался в ответ и говорил дочери:

– Это твоя мама – раскованная и свободная, так сильно любящая жизнь!

Сэйдж стерла слезу, скатившуюся по щеке, и подумала: «Может быть, внешне я похожа на мать, но характером совсем не в нее. Я слишком осторожная и скрытная. Я – раба собственных страхов».

Да, она потеряла в жизни нескольких близких людей, но, если еще раз случится то же самое, она опять это переживет. Сердце может разбиться, но это не убьет тебя физически. Сэйдж внезапно поняла, что может так и провести остаток своей жизни в клетке – пусть безопасной, но скучной. Либо у нее есть другой путь: разрушить свою тюрьму и начать исследовать мир. «Я молодая, богатая, неглупая. У меня может быть замечательная жизнь, если я найду в себе хоть немного храбрости – такой, какая была у мамы», – сказала себе Сэйдж и решила, что когда-нибудь, не сегодня, она обязательно попробует так поступить.

– Значит, сегодня работаешь допоздна?

Сэйдж негромко вскрикнула, внезапно обнаружив Тайка, стоящего на крыльце ее дома.

– Ненавижу, когда ты меня пугаешь!

– Неужели? – Взгляд Тайка был жестким, глаза напоминали остывшие угли. – Какое совпадение! А я ненавижу, когда ты мне лжешь.

Черт! Вот это она вляпалась! Сэйдж потерла лоб, подыскивая нужные слова, но Тайк не дал ей шанса ответить.

– Кого ты хотела обмануть? Меня? Локлин? Нас обоих?

Сэйдж сунула дрожащие руки в карманы пальто. И тут зазвучал рингтон ее телефона. Она вытащила его, увидела, что звонит Линк, и с облегчением подумала, что этот звонок даст ей небольшую передышку, чтобы придумать подходящие извинения.

Линк собирался сегодня поужинать в ресторане вместе с женой и хотел попросить Сэйдж посидеть с их детьми.

– Прости. Только не сегодня. Я абсолютно вымотана. У меня болит голова, и все, о чем я сейчас мечтаю, – это просто залезть в горячую ванну, а после завалиться спать пораньше. Мне просто нужно немного побыть одной.

Сэйдж заставила себя посмотреть на Тайка и вздохнула, увидев жесткое выражение его лица. Ведь именно эти слова она должна была ему сказать вместо того, чтобы лгать.