Текст книги "Наша лучшая зима"

Глава 10

Дверь захлопнулась.

Ди-Эй смотрела на нее, зажав рот рукой.

Что произошло? Всего минуту назад она была центром его мира, и вдруг он закрылся, будто она была ему совсем чужой. Минуту назад ей казалось, что у них одно сердце, одна душа на двоих. Но потом раздался этот странный телефонный звонок, и все исчезло.

Кто такая Эмили?

Ди-Эй понимала, что у него есть жизнь помимо нее, но неужели это такое уж преступление – спросить, что там у него происходит в этой жизни? Это что, так ужасно?

Она вспомнила, что Мэтт почти никогда не говорил о своем детстве и тем более о своих чувствах.

Ди-Эй открыла ему свой главный секрет, обнажила перед ним душу, рассказала ему о своем отце, о его уходе, о том, как это повлияло на ее отношение к мужчинам. Она рассказала ему о выкидыше и о тех запутанных чувствах, которые из-за этого испытывала, она рассказала ему о Фенелле.

Мэтт теперь знал о ней все. Она не знала о нем ничего.

Ди-Эй услышал, как отворяется дверь, и ее сердце замерло – она подумала, что Мэтт вернулся. Он вернулся, чтобы извиниться!

Но это была Дарби.

– Все в порядке? – спросила она. – Я увидела в окно Мэтта, он мчался как на пожар.

Ди-Эй бессильно опустилась на диван и помотала головой.

– Понятия не имею.

Дарби нахмурилась, закрыла за собой дверь и села рядом с ней.

– Что случилось? Я разговаривала с ним полчаса назад, все было в порядке.

– Я рассказывала ему про Фенеллу – она пригласила нас на ужин сегодня вечером, – как с ней было тяжело…

– Ты рассказала ему про маму? – перебила ее потрясенная Дарби. – Это прорыв! Так ты и до отца доберешься.

Ди-Эй опустила глаза, и Дарби ахнула.

– Ты что, и про отца ему рассказала? Боже, Ди-Эй, ты даже нам никогда о нем не рассказывала!

– Прости, Дарби.

Дарби отмахнулась.

– Да ладно, я не в обиде. Важно, что ты в принципе на это решилась. Молодец, Мэтт! – выпалила она, потом снова посмотрела на поникшую Ди-Эй и нахмурилась. – Или нет, не молодец. Скажи мне, что случилось, милая.

– Ему позвонила какая-то женщина. Он называл ее Эмили.

– Черт возьми! – выдохнула Дарби.

– Я спросила, кто это, а он мне чуть голову не оторвал. Он ясно дал понять, что я не имею права расспрашивать его, что у нас не такие отношения.

– Вот мерзкий крысеныш, подлый…

Ди-Эй прервала возмущенную тираду Дарби:

– Он прав. Если вдуматься, мы не более чем знакомые. Наши отношения были основаны на сексе. Мы же почти никогда не разговаривали.

– Но, насколько я понимаю, теперь все изменилось?

– Да. Для меня да. Но для него, кажется, нет.

Ди-Эй опасалась, что этот разговор зашел слишком далеко. Но почему бы и нет? Дарби была ее лучшей подругой, кому же доверять, как не ей.

– Знаешь, мне кажется, он единственный, кого я могу… – Ди-Эй умолкла.

– Можешь что? – тихо спросила Дарби.

Ди-Эй колебалась. Как только она скажет это вслух, это станет реальностью. Живой, неотвратимой реальностью, которую уже нельзя будет игнорировать…

Обе подпрыгнули, когда дверь распахнулась и в офис влетела Джули. Она встала посреди комнаты, с любопытством переводя взгляд с одной на другую.

– Что новенького?

Дарби взвилась:

– Ну почему ты всегда приходишь не вовремя?! Ди-Эй почти призналась мне, что влюблена в Мэтта.

– Я совсем не… Я не думаю…

Но на самом деле это была правда. Ди-Эй закрыла глаза, вздохнула и призналась:

– Да, я влюблена в Мэтта, и это ужасно. Мы поссорились, он не стал со мной разговаривать. И сегодня мы идем к моей матери на ужин.

– О господи! Откажись, Ди-Эй. У тебя и без Фенеллы проблем хватает.

Ди-Эй собиралась так и сделать, но потом передумала. Она пойдет туда. Наденет шикарное платье, туфли на высоченных шпильках, сделает эффектную прическу – пусть Мэтт поймет, что теряет!

Ди-Эй склонила голову набок и пристально посмотрела на своих подруг.

– Мне нужна ваша помощь.

Они разом кивнули.

– Чем тебе помочь? – азартно спросила Джули. – Фургон, лопата, веревка?

– Это не шутки, Джули! – перебила сестру возмущенная Дарби. – Что мы можем для тебя сделать, Ди-Эй?

Ди-Эй была тронута. Хорошо, что есть друзья, которые готовы прийти тебе на помощь.

– Вы должны пойти со мной по магазинам.

Ди-Эй стояла в белой-белой, обставленной белой мебелью гостиной своей матери. Джим, правая рука Фенеллы на протяжении последних пятнадцати лет, как всегда, предложил Ди-Эй бокал красного вина. Ди-Эй, как всегда, отказалась. Она знала, какую кучу денег Фенелла выложила за белый жаккард, которым были обиты стены. И белый ковер под ногами был таким же дорогим. Красное вино, белая мебель и взвинченные нервы – опасная комбинация.

– Я же просила тебя пригласить Мэтта, – раздраженно сказала Фенелла вместо приветствия.

– И я рада тебя видеть, мама. Мне жаль, но он не смог прийти.

– Он объяснил свой отказ?

Ди-Эй не разговаривала с ним после его ухода. Гордость не позволила ей позвонить Мэтту. Адрес он знал, захочет – придет. Она до последней секунды надеялась, что он зайдет за ней, но он так и не появился. Ди-Эй ничего не оставалось, как отправиться к Фенелле одной. Наверное, даже представителей налоговой службы Фенелла встретила бы радушнее.

Ди-Эй огляделась. Ни елки, ни украшений, ни малейшего намека на Рождество. Забавно, но раньше она никогда не обращала внимания, что ее матери тоже совершенно чужд дух Рождества.

Раздался дверной звонок, и Фенелла пошла встречать гостя.

В дверях стоял Мэтт и поверх белокурой головы хозяйки смотрел Ди-Эй прямо в глаза. Потом он скользнул взглядом по ее фигуре, обтянутой черным шелковым платьем, улыбнулся, увидев на ее ногах изысканные красные туфли на высоких шпильках. Его горячий взгляд был похож на ласку.

Ди-Эй удовлетворенно улыбнулась. Покупка этого наряда пробила огромную брешь в ее бюджете, но, судя по реакции Мэтта, оно того стоило. Если уж он надумал оставить ее, она не собирается облегчать ему задачу.

Ди-Эй была немного удивлена, увидев его. Да, он сказал, что они встретятся здесь, но она подумала, что Мэтт использует ссору как предлог, чтобы не приходить. Но потом она вспомнила, что этот человек по роду своей деятельности не боялся конфликтов. Он привык иметь дело с государственными преступниками, так что наверняка справится и с ее матерью.

Мэтт держал в руках бутылку неприлично дорогого шампанского, которую передал Фенелле, прежде чем снять кашемировое пальто. Его темно-серый костюм был безупречен, рубашка – ослепительна, галстук – сама изысканность. Каждая деталь его облика вопила, что он влиятельный юрист и успешный человек.

Но когда он вошел в гостиную, Ди-Эй увидела, что он расстроен. Что бы там ни случилось на встрече с загадочной Эмили, Мэтту это далось нелегко. Ди-Эй проклинала свое глупое сердце за то, что оно откликнулось на его боль. С чего бы ей сочувствовать ему, если их не связывает ничего, кроме секса?

Мэтт пожал руку Джиму и принял от него бокал красного вина. Ди-Эй усмехнулась. Несмотря на трудный день, он не нервничал и не беспокоился о белой мебели Фенеллы. Мэтт сделал глоток и на секунду закрыл глаза, прежде чем повернуться к хозяйке дома.

Ди-Эй вздернула подбородок и прищурила глаза. Он может игнорировать то, что произошло между ними днем, но она не собирается этого делать. Она уже не та, что год назад.

Но что толку?

У них никогда не было ничего, кроме редких уик-эндов, проведенных вместе. Они были сладкими, как шоколадный мусс. Но шоколадным муссом невозможно насытиться. После того что произошло между ними в последние дни, невозможно будет удовлетвориться эпизодическим сексом в гостиницах. Она хотела большего, и боль от невозможности это получить убила бы то немногое, что их связывало. Это всего лишь вопрос времени. Зачем оттягивать неизбежное? Почему бы просто не позволить ему уйти? Они не общались почти год, прежде чем Мэтт приехал в Бостон, и ничего – выжили. Они могли просто притвориться, что эти недели – затянувшийся уик-энд, и потом разойтись без боли и слез.

Ну, может быть, с болью и слезами, но их все равно будет меньше, чем если бы эта связь продлилась дольше, пока он не встретит, наконец, женщину, без которой не сможет жить.

Ей нужно уйти первой, пока ее не бросили. Она сама должна его бросить.

– Дилан-Энн.

Услышав голос Мэтта, она независимо вскинула подбородок и выпрямила спину.

– Мэтт?

Он наклонился, поцеловал ее в щеку, и Ди-Эй ужасно захотелось обнять его и уткнуться лицом ему в грудь.

Все кончено, все должно быть кончено.

Риск был слишком велик, а выигрыш – уик-энд в отеле – слишком мал.

– Ты злишься на меня?

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, понизив голос.

– Я не мог отправить тебя на войну, не прикрыв тебе тылы.

Как же она ненавидела его за то, что он такой милый, так заботится о ней и так быстро понял все про Фенеллу. Стоило Ди-Эй решить, что она готова его оттолкнуть, как он заставил ее страстно желать, чтобы он остался.

– Я могу справиться с собственной матерью.

– Но зачем тебе это делать в одиночку?

«Потому что ты скоро уезжаешь! Потому что я всю жизнь все делала в одиночку!»

Ди-Эй не успела ответить, потому что к ним подплыла Фенелла. Эта женщина не могла прожить ни минуты, не являясь центром всеобщего внимания.

– Я так рада, что вы пришли, Мэтью, хоть вы и опоздали. Пойдемте в столовую. Я не хочу, чтобы моя говядина «Веллингтон»[3]3
  Говядина «Веллингтон» (англ. Beef Wellington) – праздничное блюдо из говяжьей вырезки: мясо, запеченное в слоеном тесте. Вырезка обычно запекается целым большим куском.


[Закрыть] остыла.

Ее говядина «Веллингтон»? Фенелла в жизни ничего сложнее яичницы не готовила.

Она взяла Мэтта под руку и, даже не взглянув на дочь, повела его в столовую.

Все, как всегда. Дом, милый дом.

Мэтт смотрел на Ди-Эй поверх изысканно сервированного стола, пытаясь встретиться с ней глазами. В новом, экстравагантном платье она казалась ему чудесным рождественским подарком, который не терпелось развернуть.

Он сделал глоток вина. Неужели этот проклятый день никогда не закончится? У него и раньше бывали трудные дни – у него вообще была нелегкая работа, – но сегодняшний день затмил все.

Он отлично понимал, как он ранил Ди-Эй, уйдя от нее без объяснений. Но тяжелее всего то, что теперь его голова спорила с его сердцем – о его карьере, об Эмили, о Дилан-Энн, обо всей его жизни.

Эмили была именно такой, как он себе представлял: умная, веселая, уверенная в себе. Он пытался сохранить ясную голову, но Эмили его совершенно покорила. Она сразу ему понравилась, а что еще удивительнее – ему понравилось, что она появилась в его жизни. Ему нравилось, что есть кто-то, кто является его частью, кто связан с ним навечно.

Может быть, он наконец стряхнул с себя оковы прошлого. Может быть, он наконец действовал, как взрослый человек, каким давно себя считал. Возможно, на него подействовало появление Эмили, или Ди-Джей, или Бостон, или все вместе, но сейчас он чувствовал себя более свободным, способным непредвзято смотреть на мир.

Единственное, с чем согласились его сердце и голова, – раньше вел себя как дурак. Да к тому же и нечестный.

Разве Ди-Эй была виновата в том, что он испугался, обнаружив, что она стала ему ближе, чем просто сексуальная партнерша? Разве она была виновата в том, что он одновременно боялся и желал этих новых отношений? Честно говоря, он хотел большего, но не знал, чего именно.

Он решил начать с того, что расскажет Ди-Эй про Эмили и про то, что он вернулся в Бостон из-за нее.

Мэтт тяжело вздохнул. Таким растерянным он не чувствовал себя с самого детства, когда не мог найти себе места ни в беспутном мире своих родителей, ни в пуританском мире своего деда. Это чувство было главным кошмаром его детства, вероятно, именно из-за него и еще из-за Джеммы во взрослой жизни он так и не отважился кого-нибудь полюбить. До того, как появилась Дилан-Энн.

Он знал, как любовь может ранить. Во всяком случае, с ним было именно так. Ему было больно, когда его родители забывали о нем ради своих примитивных удовольствий и покупали выпивку или наркотики вместо еды и теплого пальто ему на зиму. Ему было больно, когда дед с бабкой взяли его в свой роскошный дом и попытались превратить энергичного, любознательного подростка в предмет викторианской мебели. Он так отчаянно жаждал любви, но и они, и родители поставили его в самый дальний угол их жизни и запретили высовываться. Он был никому не нужен. Вот почему, когда он встретил Джемму, то отдал ей всего себя без остатка. В семнадцать лет он мечтал, что они поженятся, создадут семью и будут любить друг друга до конца своих дней.

В тот день, когда она прислала ему записку, что у нее был выкидыш и она расстается с ним, он запер свое сердце на сто замков. С того дня с женщинами его связывал только секс.

И теперь он не знал, что делать с той бурей чувств, которую подняла в нем Ди-Эй. Она пробудила в нем – взрослом искушенном мужчине – юношеские мечты. А то, что сейчас она была невозможно красива, только усложняло его жизнь.

Он мог бы предаваться такому самоанализу до самой смерти, но надо было принимать какое-то решение и следовать ему. Он хотел бы рассказать Ди-Эй о своих противоречивых чувствах и узнать – может быть, она их разделяет? Он хотел бы поделиться с ней радостью, что видел свою дочь.

Но сначала ему пришлось прийти на этот проклятый ужин.

Он поднял глаза. Фенелла предложила ему, а затем Джиму свою говядину «Веллингтон». Ди-Эй, вероятно, еды не полагалось. Мэтт нахмурился. Тщательно подкрашенная, причесанная, моложавая, продуманно одетая Фенелла, кажется, все еще пыталась конкурировать с красотой дочери. То, что борьба была безнадежной, злило ее еще больше.

Что бы она ни говорила дочери, тон ее был снисходительным, даже пренебрежительным. Что бы ни говорила Ди-Эй, Фенелла ее сразу перебивала.

У Мэтта было огромное искушение поставить ее на место, но он догадывался, что Ди-Эй это не понравится, поэтому старался держать язык за зубами. В результате его язык был буквально весь искусан.

Но он надеялся, что этот ужин все-таки даст ему возможность поговорить с Ди-Эй, и этот момент наконец настал. Он терпеливо отвечал на обычные расспросы о его самых громких процессах и с облегчением вздохнул, когда Фенелла встала и попросила Джима помочь ей подать десерт.

Как только они вышли из комнаты, он поймал взгляд Ди-Эй.

– Как тебе ужин? – спросила она бесцветным голосом.

– Так же ужасен, как ты и предупреждала, – ответил он. – Нам нужно поговорить.

Ди-Эй повертела в пальцах серебряную десертную ложку.

– Ладно. Думаю, нам пора расставить точки над i. Хорошо. Он справится. Во-первых, он извинится и расскажет ей про Эмили и почему он так быстро сбежал сегодня. После того как он все это ей объяснит, он скажет, что у него есть чувства к ней. Чувства, которые были для него новыми и, как он надеялся, взаимными. Они проведут Рождество вместе и разработают план, который позволит им видеться чаще, договорятся общаться каждый день. Они что-нибудь придумают.

У каждой проблемы есть решение.

Но, на самом деле, он не был в этом уверен. Он чувствовал, как у него земля уходит из-под ног. Ни один военный преступник, ни один самый суровый судья не мог довести его до такого состояния. С ними он как-то справлялся.

Мэтт посмотрел в глаза Дилан-Энн и почувствовал, как паника отступает. Успокоившись, он стал гадать, что сейчас чувствует она. Ди-Эй выглядела расстроенной, но собранной, испуганной, но готовой к обороне. Мэтт так хотел уверить ее, что все будет хорошо, что он все для этого сделает, он собрался сказать ей об этом… Но тут дверь открылась, и в комнату вошли Фенелла и Джим с маленькими горшочками в руках.

Она улыбнулась дочери и гостю, но улыбка показалась Мэтту плотоядной. Фенелла подала десерт дочери, затем обошла стол и наклонилась над плечом Мэтта, чтобы поставить блюдо на стол перед ним. Она легла на его плечо грудью, а губы оказались так близко у его уха, что он слышал ее дыхание. Мэтт пристально посмотрел на Ди-Эй, надеясь, что она не заметила поползновений матери.

Она, слава богу, была занята десертом. Она не заметила и того, как мать слегка потрепала Мэтта по затылку. Мэтт жестко посмотрел на Фенеллу, но та лишь ответила ему улыбкой, которая ей самой казалась сексуальной. Фенелла вернулась на свое место и обменялась с Джимом взглядом, который, как показалось Мэтту, не предвещал ничего хорошего.

– Я уверена, что ты забыла об этом, Дилан-Энн, потому что ты редко помнишь о вещах, которые для меня важны, но я возглавляю «Общество бостонских женщин».

Ди-Эй настороженно взглянула на мать. Она беззвучно положила ложечку на тарелку и сложила кончики пальцев.

Фенелла выразительно посмотрела на Мэтта, но он никогда не слышал о таком обществе.

– Извините, я должен быть впечатлен?

Фенелла развернулась к нему с очень серьезным видом.

– Мы являемся исключительно влиятельной группой женщин-единомышленниц: интеллектуалок, профессионалов, которые собираются для обсуждения интересующих их тем.

«Звучит жутковато», – подумал Мэтт.

– Мы – аналитический центр, дискуссионная группа, но раз в год мы устраиваем благотворительное мероприятие. Это наш Рождественский бал. Это чрезвычайно элитное мероприятие, на которое собираются все столпы бостонского общества. Кроме того, в этом году на балу я собираюсь официально объявить о своем намерении баллотироваться в сенат.

– Поздравляю, – пробормотал Мэтт. А что еще он мог сказать? И почему он чувствовал, что сейчас взорвется бомба?

– Мы рассылаем только двести приглашений и очень разборчивы в выборе гостей. Разумеется, все мечтают их получить. Будут присутствовать влиятельные люди.

Она уже это говорила. Господи, скорей бы это все кончилось, ему не терпелось поговорить с Ди-Эй. Это его сейчас интересовало, а не светская болтовня о каком-то бале.

– Каждый год у нас есть основной докладчик, и в этом году это будете вы!

Что?

Мэтт вздрогнул и уставился на Фенеллу.

– Я? Почему?

– Вы умный, успешный и интересный. Вы молоды и красивы. У вас весьма впечатляющие успехи в области международного права. Все помнят вашего замечательного дедушку, он легенда юриспруденции. Людям будет интересно вас послушать. А вы сможете завести там важные связи.

Вообще-то он работает не в Бостоне, он работает в Гааге. Зачем ему в Гааге бостонские связи? Он посмотрел на Ди-Эй:

– Ты пойдешь?

– Нет, – бесконечно терпеливо ответила она. – Я не настолько важная персона, как ты. Меня не приглашают.

– Дорогая, я просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя не в своей тарелке, – сказала Фенелла с покровительственной улыбкой.

Мэтт стиснул зубы.

– У Ди-Эй магистерская степень, думаю, эта тарелка ей вполне подходит, – процедил он.

В разговор вступил Джим:

– Это поднимет ваш авторитет. Там будет много знаменитостей. Ваша фамилия очень известна, вы – один из самых ярких юристов в своем поколении. Мы стараемся окружить Фенеллу самыми успешными и влиятельными людьми. То, что вы поддерживаете ее, может произвести хорошее впечатление на инвесторов, которые слегка обеспокоены ее консервативными взглядами.

– Разве я поддерживаю ее?

Джим проигнорировал вопрос Мэтта.

– Мы, конечно, не ожидаем, что вы будете кричать об этом на площади. К тому же открытые политические заявления на этом мероприятии не приветствуются. Люди предпочитают что-то более оптимистичное и вдохновляющее. Но члены комитета убеждены, что вы – отличный выбор. Люди будут знать, что Фенелла связана с вами. Это повысит кредит доверия.

Они что, действительно рассчитывают, что он пойдет на задних лапках прыгать через обручи, которые они держат? Размечтались.

– Скажите, а мое приглашение предполагает, что я могу взять с собой Ди-Эй в качестве моей дамы?

Фенелла поджала губы.

– Боюсь, что нет. За главным столом все места уже заняты. И все приглашения разосланы несколько месяцев назад.

Мэтт сложил свою салфетку и положил ее на стол.

– Мне это не интересно.

Он кинул взгляд на Ди-Эй – на ней лица не было. Неужели ей пришлось жить среди этих людей? Он провел с ними всего два часа, но его терпение уже иссякло.

Фенелла улыбнулась.

– Мэтью, Дилан-Энн вряд ли будет уютно на нашем балу, среди людей, которые намного более успешны, чем она.

Мэтт был ошеломлен таким отсутствием материнских чувств и какой бы то ни было деликатности. Мэтт почувствовал, что теряет самообладание. Такое с ним редко происходило, но все его сотрудники знали, что, когда это случается, лучше держаться от него подальше. Глубоко вздохнув, он сосчитал до десяти, затем до двадцати, но ему так и не удалось унять свою ярость.

А почему он должен сдерживаться? Он собирается защитить свою женщину, это первичный мужской инстинкт. Но прежде чем он успел открыть рот, Ди-Эй встала, с шумом отодвинув стул, оперлась на стол руками и с вызовом посмотрела на мать.

– Подавись своим пригласительным, Фенелла! Я скорее в ад отправлюсь, чем на твой бал, слушать, как ты меня унижаешь. Я не намерена больше это терпеть. Никогда!

Фенелла разрумянилась, как упырь, только что напившийся свежей крови.

– Зачем такие драмы, дорогая? Такой был приятный вечер, а ты его испортила.

– Ты испортила много лет моей жизни, так что переживешь. На этот «приятный» вечер ты меня позвала только потому, что хотела заполучить Мэтта. Ты терпишь меня только потому, что мой любовник – успешный, уважаемый адвокат.

Фенелла и Джим обменялись долгим взглядом, и Мэтт на минуту подумал, что сейчас она станет разубеждать дочь, говорить, что любит ее. Но не такова была Фенелла Карью.

Она пожала плечами и откинулась на спинку стула.

– Ну извини. Я прежде всего думаю о своей карьере – профессиональной и политической.

– Нет, мама, ты прежде всего думаешь о себе. И так было всегда.

– Прекрати этот спектакль, Дилан-Энн.

– Посмотри на меня, мама. Я – партнер в стремительно развивающейся фирме. Я хорошо зарабатываю, меня уважают мои сотрудники…

– Близняшки Броган? – расхохоталась Фенелла. – Я тебя умоляю! Калли Броган, может, и имела какое-то влияние, но с тех пор, как ее муж скончался, она уже не так социально активна и совершенно бесполезна. У Найджела Локвуда громкая фамилия, но сам он абсолютный ноль. Что мне эти люди?

Мэтт решил, что с него хватит и им пора уходить.

Но Дилан-Энн еще не закончила. Она усмехнулась и с презрением посмотрела на мать.

– Знаешь, я благодарна тебе, Фенелла.

Фенелла недоуменно нахмурилась.

– За что?

– За это. Теперь меня не будет мучить чувство вины за то, что я ухожу.

– Ну, знаешь, с меня хватит!

Ди-Эй кивнула:

– И с меня! Хватит с меня тебя, твоего нарциссизма, хватит с меня унижений. Я не нужна тебе, мама. Теперь и ты мне не нужна. Так что я пошла. Надеюсь больше никогда тебя не увидеть.

Фенелла застыла с открытым ртом. У Мэтта возникло ощущение, что впервые в жизни кому-то удалось ее удивить.

– Давайте не будем принимать поспешных решений, – подал голос Джим, но осекся под холодным взглядом Ди-Эй.

– Это слишком долго копилось, Джим. Я должна была сделать это много лет назад. Прощай, мама! И не рассчитывай, что я буду за тебя голосовать.

Ди-Эй взяла со стола бутылку и спокойно направилась к дверям, щедро поливая красным вином все, что попадалось ей на пути.

Мэтт любовался ею и яркими пятнами, расплывавшимися на пушистом белом ковре, на белой обивке мебели, на белых стенах. Может быть, это была мелкая месть, но забавная и эффектная.

Ему с самого начала показалось, что этой комнате не хватает цвета.