Текст книги "Наша лучшая зима"

Глава 11

Когда Ди-Эй выскочила из дома Фенеллы, она знала, что никогда больше сюда не вернется. Никогда больше ей не придется волноваться, что она говорит не то, что надо, выслушивать унизительные остроты, терпеть язвительные комментарии. Она больше никогда не будет корить себя, что она недостаточно хорошая дочь для своей матери. Ее мать не любит ее, наконец-то она это усвоила и не собирается больше лезть из кожи вон, стараясь заслужить хоть тень одобрения.

С этим покончено.

Она услышала шаги Мэтта за спиной, но не стала оглядываться. Перед самым Локвуд-Хаус он нагнал ее и удержал за локоть. Ди-Эй повернулась к нему. В морозном воздухе их дыхания сливались в белесые облачка. Она смотрела на любимое лицо, освещенное мерцающим светом рождественских гирлянд, и понимала, что с ним покончено тоже.

Ей нужно было посмотреть в лицо реальности, и впервые Ди-Эй чувствовала себя достаточно сильной, чтобы это сделать. Ее отец предал ее, мать ее не любила, а для Мэтта она была лишь способом приятно провести время. Она не винила его за это. Они оба использовали друг друга. Они брали друг от друга то, что им было нужно, и возвращались в свои жизни.

Проблема в том, что теперь она хотела большего.

Глубоко внутри себя она всегда хотела чувствовать, что она центр чьей-то вселенной, что она на первом месте для кого-то. Мэтт не мог дать ей этого, и Ди-Эй знала, что она уже не может удовольствоваться меньшим.

Она обвела глазами разукрашенные дома, мерцающие гирлянды, ледяные фигуры среди деревьев. Было Рождество, праздник, про который говорят, что в это время все становится возможным. С ней так и было, хотя вряд ли говорившие имели в виду это. В Рождество ее бросил отец, в Рождество она забеременела, рассталась с матерью, и вот теперь прощается с Мэттом.

Ди-Эй смотрела на большой, богато украшенный венок, который Дарби повесила на двери.

– Мэтт… – Ди-Эй сунула руки в карманы пальто. Зимняя улица – не лучшее место для общения, но это даже хорошо, не будет искушения вступать в долгие дискуссии. – Послушай…

Но Мэтт осторожно приложил холодные пальцы к ее губам, и она умолкла. В любом случае она все равно еще не придумала, что ему сказать. Она никогда не умела облекать свои чувства в слова.

– Я хочу объяснить про Эмили.

– Мэтт, это уже не важно.

– Это важно. Я должен перед тобой извиниться, но сначала я хочу объяснить. Эмили – моя дочь.

– Что?

Ди-Эй застыла с открытым ртом.

– Мне было семнадцать, когда я влюбился в ее мать. Джемма сказала мне, что у нее выкидыш, потом уехала, и я не знал, что у нас родилась дочь. Джемма отдала ее на усыновление. Я ничего не знал о ней до последнего времени. Эмили написала мне в начале этого года, и мы стали общаться. Вот та причина моего приезда в Бостон, которую я не мог тебе открыть. Я приехал в Бостон, чтобы познакомиться с Эмили. Но она испугалась и попросила дать ей время. Сегодня она наконец решилась на встречу. Она позвонила мне и предложила приехать немедленно, потому что не была уверена, что не передумает. Я не мог не пойти.

Ди-Эй понадобилось время, чтобы понять смысл того, что он сказал. Потом в ней разом поднялись раскаяние, сочувствие и гнев.

– Ты поехал к дочери и не сказал мне об этом? Вместо этого ты намекнул, что у меня есть повод для ревности?

Мэтт нервно провел рукой по волосам. Он выглядел смущенным.

– Слушай, у тебя есть право сердиться, я знаю, что тебе хочется меня убить. Но прежде чем ты это сделаешь, мне нужно сказать тебе, что я…

Ди-Эй подняла руку. Она должна была разобраться, и прямо сейчас.

– Подожди секунду, Мэтт!

Ди-Эй обхватила плечи руками и приплясывала на месте. Ей было очень холодно в шелковом платье и короткой шубке. Но этот холод был пустяком по сравнению с ледяными иглами, пронизывающими ее сердце. Это было страшнее декабрьского мороза.

– Я хочу выяснить это прямо сейчас. Ты приехал в Бостон, нашел меня, настоял на встрече, стал допытываться, что у меня случилось. Я рассказала тебе, что была беременна от тебя, рассказала про выкидыш. Я рассказала тебе про отца. Я рассказала тебе про свои сложные отношения с матерью. Я рассказала тебе всю свою жизнь, я открыла тебе душу, чего я никогда в жизни ни с кем не делала, а ты не мог даже признаться, что у тебя есть дочь?!

О боже, он действительно видел в ней только сексуальную партнершу! Он не считал ее даже своим другом. Ди-Эй покачала головой. Она не чувствовала себя настолько несчастной, с той минуты, как смотрела в спину уходящему отцу. Нет, что-то не получается у нее с Рождеством.

– Дилан-Энн!

– Не смей! – закричала Ди-Эй. – Не смей говорить мне всякие банальности вроде того, что ты просишь прощения!

– Но я прошу прощения! И мне очень жаль, – убеждал ее Мэтт. – Прошу тебя. Давай зайдем в дом, сварим кофе, спокойно поговорим. Ди-Эй, мы можем все исправить, я могу все исправить, просто выслушай меня.

Мэтт протянул руку, но Ди-Эй отшатнулась от него. Она не хотела его извинений и тем более не хотела его жалости. Собрав последние силы, она заставила себя сделать шаг назад, потом еще один. Отбросив с лица волосы, она вытерла слезы, которые даже не пыталась сдерживать.

– Давай, я скажу это, Мэтт. Между нами все кончено. Мы ошиблись, когда попытались пустить друг друга в свою жизнь. Невозможно смешивать мечты и реальность. То, что между нами было, не выживет в реальном мире. Все это слишком сложно, поэтому давай… все упростим.

Мэтт подумал, что не понял ее.

– Что?!

– Наверное, нам пора попробовать что-то другое, кого-то другого. Я для тебя развлечение. Но я хочу быть для кого-то центром вселенной. Ты не можешь мне этого дать.

Мэтт нахмурился и раздраженно сказал:

– Ты решаешь за меня?

Ди-Эй подняла голову.

– Мэтт, ты даже не смог рассказать мне о своем прошлом, не рассказал мне о дочери. И не надо говорить, что ты не нашел подходящего момента. Когда я сказала тебе о выкидыше, это был отличный момент сказать мне, что у тебя уже было в жизни что-то подобное. Если ты не смог рассказать мне это после всего, через что я прошла, как я могу надеяться, что ты когда-нибудь доверишься мне, что будешь относиться ко мне, как я того хочу? – Ди-Эй схватилась за голову. – Мне все говорят, что у меня проблемы с доверием, но посмотри на себя! Я хоть попыталась!

Ди-Эй еще раз посмотрела ему в глаза, но не смогла понять их выражение. Да это и не важно, пора разрубить этот узел. Несмотря на то что она не могла представить себе мир, в котором нет Мэтта, ей пора это сделать.

– Прощай, Мэтт. Надеюсь, ты пожалеешь меня и не будешь вторгаться в мое пространство, пока ты в Бостоне. Счастливого Рождества!

– Ты не веришь в Рождество!

– Смешно, но почти поверила.

Ди-Эй побежала к дому, надеясь добраться до своей комнаты прежде, чем разрыдается.

– Ди-Эй, – позвал ее Мэтт.

Никто никогда не произносил ее имя с такой болью и нежностью. Ей так хотелось вернуться к нему, согреться в его объятиях, выплакаться…

Ди-Эй заскочила в дом, захлопнула за собой дверь и разрыдалась.

Мейсон услышал пронзительную трель дверного звонка и удивился, кто мог прийти к нему в пол-одиннадцатого вечера.

Он надеялся, что кто-то из его сыновей откроет. Это наверняка пришли их друзья, потому что только подросткам придет в голову шататься по улице в морозную ночь.

Но дверной звонок разрывался, а никто не шел. Мейсон раздраженно распахнул дверь и замер.

– Калли?

Он даже несколько раз моргнул, но это определенно была Калли – замерзшая и возбужденная.

– Что ты здесь делаешь? – растерянно спросил Мейсон.

– Твои мальчики дома? – выпалила она.

– Наверху.

– Тогда я пошла.

Мейсон поймал ее за руку. Его мальчишки не интересовались его гостями, а Калли совсем замерзла.

– Мы можем проскользнуть тихо, они не заметят.

– Если… когда я приду к тебе на свидание, Мей-сон Джеймс, я хочу сделать это открыто. Я слишком стара, чтобы прятаться.

Это звучало многообещающе, но не объясняло ее прихода.

– Ты можешь накинуть пальто и выйти на минутку? – спросила Калли.

Было жутко холодно, но Мейсон сунул ноги в ботинки, схватил пальто и шарф и вышел на мороз.

– Что случилось, Калли?

Она сунула замерзшие руки под его пальто и положила ему на грудь. Потом встала на цыпочки и осторожно поцеловала его. Губы были холодные, но поцелуй – самый горячий в его жизни. Не отрывая губ от его рта, она прошептала:

– Я собралась позвонить тебе, но поняла, что не хочу разговаривать, я хочу целоваться. Я не хочу секса по телефону, я хочу просто секса. Что ты об этом думаешь? – спросила она, вцепившись в лацканы его пальто, чтобы не упасть.

«Я думаю только об этом».

– Тогда поцелуй меня, – ответил он, стараясь успокоить дыхание. Кажется, ему это никогда не удастся. Он отдался в ее власть и закрыл глаза, только слегка приобнял ее, когда она стала нежно посасывать его нижнюю губу. Ему хотелось накинуться на нее, прижать к себе, целовать ее, но он понимал, как нелегко ей было решиться, и не хотел ее спугнуть. Но через минуту этой сладкой пытки он не выдержал.

– Пусти меня внутрь, Калли, я хочу чувствовать твой вкус.

Ее рот открылся, ее язык выскользнул навстречу его. Мейсон застонал, запустил обе руки ей под одежду и крепко прижал ее к себе, давая почувствовать его возбуждение. Он собирался сделать это медленно, но потерял контроль над собой, он целовал ее жадно, их языки сталкивались и боролись.

Калли хотела его так же, как он ее.

От этой мысли у него кровь закипела, а ласки стали почти грубыми. Он так хотел ее, он хотел ее немедленно, в своей кровати, стоявшей прямо за этой стеной. Он оторвался от ее рта, наклонился к ее уху и, слегка покусывая мочку, прошептал:

– Пойдем ко мне, Калли. Я не выдержу, если ты меня оттолкнешь.

– Мейсон!

Он отклонился, чтобы посмотреть ей в глаза. Она была согласна, он видел это в ее взгляде, слышал в голосе, которым она произнесла его имя.

– Скажи «да», Калли, пожалуйста. Я умоляю тебя. Калли нежно улыбнулась ему, открыла рот, чтобы ответить…

Раздался звонок.

Мейсон еле удержался, чтобы не выругаться, когда Калли стала рыться в карманах в поисках телефона. Она ткнула в экран дрожащим пальцем. Мейсон решил не сдаваться и провел большим пальцем по ее губам. Он хотел чувствовать ее губы в каждом уголке его тела, и он почти добился этого.

– Да, да. Буду через десять минут.

Мейсон не знал, кто ей позвонил и что сказал. Он знал только, что этот звонок убил чудо, происходившее между ними. Чудеса кончились, момент был упущен. Кажется, весь мир восстал против него, не подпуская его к женщине, которую он так страстно желал.

– Прости, мне нужно бежать.

Мейсон смотрел, как она идет к своему спортивному автомобилю, и сердце его с каждым ударом билось все тяжелее.

– Калли!

– Да?

Она повернулась, и Мейсон увидел, что она очень нервничает. Наверное, думает, что он будет упрекать ее, обвинять, что она его дразнит. Ее лоб наморщился, а губы задрожали. Она посмотрела на него, потом на свою машину и снова на него.

– Мне нужно уйти. У девочек что-то случилось.

С этим он не мог конкурировать. Калли бросит все ради своих детей. Как бы Мейсон ни был разочарован, он уважал это.

– Решись на что-нибудь, Калли! Я не прошу у тебя многого. Одну ночь, или две, или сколько ты сама захочешь. Я брежу тобой. Я все время представляю, что ты голая лежишь в моей постели, в моих объятиях.

– Ты давишь на меня, Мейсон.

Ну, кто-то должен был.

Но он хотел, чтобы она сама приняла решение, поэтому только улыбнулся и сказал:

– Я отправил письмо Санте. Все, что я хочу на Рождество, – это ты. Поэтому, когда он позвонит тебе, не отказывайся.

Благодарная улыбка озарила лицо Калли.

– Увидимся завтра у тебя.

На мгновение Мейсон подумал, что она имеет в виду свидание, но потом вспомнил, что ее семья приходит завтра к нему в кофейню печь пряники.

Калли помахала ему рукой, села в машину и уехала. Но он еще долго стоял на крыльце, прежде чем вернуться в тепло своего дома.

* * *

Ди-Эй лежала на диване. Ее голова покоилась на коленях Дарби, а ноги – на коленях Джули. Калли сидела перед ней в кресле и гладила ее дрожащую руку. Ди-Эй не могла вспомнить, когда в последний раз столько плакала.

– Кажется, у меня обезвоживание, – выговорила она между всхлипами.

– У тебя не может быть обезвоживания, Ди-Эй, ты уже бутылку вина выпила, – успокаивающе похлопала ее по ноге Джули.

– Тогда, наверное, я пьяная? – предположила Ди-Эй.

– Скорее всего, – сочувственно ответила Калли. Она наклонилась к Ди-Эй и вытерла ее слезы.

Всю дорогу от дома Мейсона телефон у Калли разрывался: ей звонила то Джули, то Дарби и требовали, чтобы она поторопилась. И вот теперь все они сидели вокруг Ди-Эй. Так и должно быть, когда просишь своих друзей, свою семью о помощи. Никто не задает вопросов, никто не уточняет подробности – все всё бросают и бегут к тебе.

Ди-Эй посмотрела на Джули, которая, наверное, примчалась прямо из кровати Ноя. На ней была только клетчатая рубашка и угги. Калли? Калли выглядела так же прелестно, как обычно, но на подбородке у нее было раздражение, какое бывает, когда целуешься с небритым мужчиной. Ди-Эй вспомнила, как утренняя щетина Мэтта щекотала ее шею, ее щеки, и снова завыла. Она больше никогда этого не почувствует. Она никогда больше не будет спать в его объятиях, скользить руками по его бедрам.

Боже, что она наделала?

– Это нормально, милая, поплачь, – обняла ее Калли. – Ты же не только порвала с Мэттом, ты и с Фенеллой порвала, и ребенка недавно потеряла – это все нелегко.

– Плевать я хотела на эту стерву, и я не была готова завести ребенка, но Мээээт… – заливалась слезами Ди-Эй.

– Не выдумывай, Дилан-Энн, – мягко возразила Калли. – Ты всегда надеялась, что у вас с матерью наладятся отношения. И я уверена, что в глубине души ты всегда хотела ребенка. И о Мэтте ты плачешь потому, что он единственный человек, с которым ты могла бы создать семью. Все это связано, дорогая!

– Я просто хочу его, – возразила Ди-Эй между всхлипами.

Если она будет почаще это повторять, то, может быть, и сама поверит.

– Ты действительно думаешь, что стала бы встречаться с ним все эти годы, если бы речь шла только о сексе? Это бы кончилось уже давно!

– Я не уверена, мама, ты же его видела, он конфетка, – протянула Джули. – Я бы и ради чистого секса с ним осталась.

Калли проигнорировала замечание дочери.

– У тебя все будет хорошо, Дилан-Энн, с Мэттом или без него – у тебя все будет хорошо.

Ди-Эй смотрела на Калли, отчаянно желая поверить ей.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, когда Рэй умер, я тоже плакала. Мы с ним прожили вместе много лет, после его смерти я не могла понять, что я делаю на этой земле и как мне быть дальше. – Она слышала, как ее дочери вздохнули, и подняла руку, прося ее не прерывать. – Я просто перетекала изо дня в день.

– Я знаю, что моя боль не сравнится с твоей, Калли. Вы прожили с Рэем тридцать лет. Но мне все равно больно оттого, что я потеряла Мэтта.

– Да, любовь ранит. Но пойми, если ты можешь так глубоко чувствовать боль, то и любовь ты можешь чувствовать так же глубоко. Это как инь и ян, детка.

– Я хочу, чтобы Мэтт любил меня, – наконец призналась Ди-Эй. – А он меня не любит.

Калли взяла руки Ди-Эй в свои.

– Детка, это не значит, что он единственный человек, которого ты сможешь полюбить. Конечно, это так романтично – думать, что для каждого из нас предназначен кто-то, с кем тебе суждено прожить жизнь. Но иногда отношения не складываются, люди умирают, сердца разбиваются. Это часть жизни. Но я прошу тебя, Ди-Эй, не сдавайся. Не позволяй этой боли остановить тебя. Будь открыта любви, и рано или поздно она придет к тебе.

Ди-Эй не могла себе представить, что ее будет обнимать, целовать, ласкать кто-то, кроме Мэтта. Головой она понимала, что слова Калли имеют смысл, но все внутри ее восставало при этой мысли.

Но она знала, что Калли желает ей добра, поэтому попыталась улыбнуться.

– Может быть, к следующему Рождеству я опять буду готова ходить на свидания.

– Это слишком долго. За это время мне Джули уже внуков нарожает.

– Можно я сначала замуж выйду? – спросила Джули. – И почему ты не достаешь этим моего брата?

– Я денно и нощно молюсь, чтобы Бог послал ему девушку, на которой он захочет жениться. С тех пор как Танна разорвала помолвку…

– А точнее, бросила его прямо у алтаря, – поправила ее Джули.

Калли отмахнулась.

– В любом случае ваш брат с тех пор сторонится женщин.

– Что касается тебя, Дарби Броган, у меня предчувствие, что ты все-таки получишь то, что тебе нужно.

Ди-Эй почувствовала, что Дарби улыбнулась.

– Я надеюсь, что это будет ребенок.

– Ты получишь то, что тебе больше всего нужно, Дарби Бринн Броган, – повторила Калли, прежде чем похлопать ее по колену и встать. Затем она наклонилась и поцеловала Ди-Эй в лоб. – Я люблю тебя, детка. Я могла бы разорвать глотку Фенелле за то, что она причинила тебе боль, и еще я хотела бы накостылять твоему отцу. Но с тобой все будет хорошо, Ди-Эй.

– А с Мэттом ты ничего не хочешь сделать? – удивилась Дарби.

Калли кинула быстрый взгляд на Ди-Эй.

– Нет, не хочу. Я думаю, этот парень еще удивит нас. А я пошла спать.

Девушки проводили ее взглядом.

Джули склонила голову набок.

– А что это такое у нее на подбородке? Как вы думаете, это Кофейный Мачо?

Глава 12

Ди-Эй была права. И его это страшно бесило.

Он явился в ее жизнь и потребовал, чтобы она ему все рассказала. Он сделал это, потому что привык задавать вопросы и получать ответы.

Он не понимал, что отнесся к Ди-Эй как к клиенту. Несмотря на то что он был привязан к ней, он все равно предпочитал держать дистанцию – получать информацию, но не подпускать к себе. Он старался контролировать ситуацию, но оставаться вне ее. Он вел себя с ней как… Боже, он вел себя с ней так, как его родители – с ним самим.

Эта мысль потрясла Мэтта. Он искренне считал, что он был лучше.

Он сидел напротив Эмили и пытался вникнуть в то, что она говорит. Ее планы на Новый год, ее соседка по комнате, ее лучшая подруга. Мэтт слушал, но мыслями все время возвращался к вчерашнему вечеру. Он не спал всю ночь, и теперь у него болела голова, першило в горле, а мысли разбегались в разные стороны.

Он думал, что он сильнее.

– Поэтому я подумываю бросить колледж и поехать в коммуну в Перу.

Мэтт понял, что Эмили решила проверить, действительно ли он ее слушает. Ну, это была слишком наивная ловушка: он мог одновременно слушать трех человек и при этом читать книгу.

– Через мой труп, – сказал Мэтт, делая знак официанту принести еще кофе.

– Так ты все-таки слушал! – рассмеялась Эмили. – А я была уверена, что ты думаешь о чем-то своем. И ужасно злилась. Должна признаться, что поскольку я только что появилась в твоей жизни, то претендую, чтобы ты считал меня центром вселенной.

Мэтт искренне пытался раскаяться, что не уделяет ей должного внимания, но он уже и так чувствовал себя настолько отвратительным, что дальше некуда.

– Извини, так много всего в голове.

– Например?

Мэтт собирался поменять тему, как делал всегда, когда хотел избежать ответа на вопрос. Но Эмили, как и Ди-Эй, не была случайным человеком. Эмили была его дочерью. И если он собирается впустить ее в свою жизнь, то пора начинать.

– Я встречался кое с кем. Время от времени, но на протяжении многих лет. И теперь она хочет порвать со мной.

– Если ты так расстроен из-за этого, то, вероятно, у тебя более глубокие чувства к ней, чем тебе кажется. А у нее есть чувства к тебе?

– Думаю, да.

– Тогда в чем проблема?

«Проблема в том, что я боюсь».

Он знал, что значит жить с кем-то, кто тебя не любит, быть частью жизни человека, который тебя не ценит. Любовь – не панацея, не гарантия счастливой жизни. Но разве у отношений могут быть гарантии?

Может быть, и лучше, что он не поставил свое сердце и все свои надежды на одну карту – Ди-Эй. По крайней мере, он сохранил свою гордость. Но гордость не согреет ни твою душу, ни твою постель в зимнюю ночь.

– Это не имеет значения. Пусть живет своей жизнью. У меня есть ты.

– Дочь, которую ты видишь время от времени? Это, по-твоему, семья? Неудивительно, что твоя подруга тебя бросила.

Эмили наклонилась к нему через стол, пристально посмотрела на него и сморщила носик:

– Ты вообще хочешь семью, Мэтт?

– У меня есть ты.

– Я тебя спросила не об этом.

Конечно, он хотел семью. Он хотел, чтобы кто-то встречал его, когда он приходит домой, чтобы он мог взять на руки ребенка, чтобы жена будила его поцелуем, и еще много-много поцелуев по ночам. Но это все лишь красивые мечты… У него было две семьи, и обе были ужасны. Он был уверен, что он с его графиком тоже будет ужасным семьянином.

– Я много работаю, Эмили. У меня сложная жизнь.

– Так упрости ее! Ты же сам решаешь, сколько тебе работать? Нет закона, который обязывал бы тебя работать сутками?

«Юношеский максимализм», – с улыбкой подумал Мэтт, а вслух сказал:

– Не все так просто, Эмили.

– Все просто. Это ты все усложняешь. Знаешь, почему ты хочешь считать меня своей семьей?

– Потому что это на самом деле так?

– Не совсем. Я знаю, что тебя это может обидеть, и заранее прошу меня простить, но у меня уже есть отец. Он катает меня на мотоцикле, посылает мне несмешные шутки и однажды провел за рулем восемь часов, чтобы увидеть мое выступление на конкурсе бальных танцев. Не сердись, но, если у меня что-то случится, я обращусь за помощью к нему. И когда я буду выходить замуж, он поведет меня к алтарю. Я очень надеюсь, что мы с тобой подружимся, но мой отец – он.

Мэтт понимал, что она права, но очень больно быть отвергнутым второй раз за сутки.

– Но ты хочешь всего этого, я по глазам вижу. Тебе нужна дочь, которую ты будешь водить в танцевальный класс, сын, которого ты сможешь взять на футбол, жена, которая тебя любит. Ты хочешь семью.

Мэтт молчал.

– Я не знаю, что там у тебя за женщина, но тебе не кажется, что вы должны попробовать?

– У нас у обоих есть проблемы…

Это звучало неубедительно, но больше ему нечего было сказать.

– Вы, старики, такие смешные! У всех есть проблемы. Забей!

Его восемнадцатилетняя дочь учит его жить. Она была наивной, нахальной, отважной, и он безумно гордился ею.

– Твои родители отлично воспитали тебя, Эмили.

Она усмехнулась.

– Я знаю.

Мэтт посмотрел на часы.

– Хочешь с ней познакомиться?

– С женщиной, которую ты чуть не упустил? Конечно!

– Только там придется печь пряники.

– Моя мама – королева пряников. Я тебе таких пряничков напеку – пальчики оближешь. А заодно прослежу, чтобы ты не смылся в последнюю секунду.

У него умная дочь. И дерзкая. Совсем как он в ее возрасте.

Ди-Эй изо всех сил старалась проникнуться духом Рождества, правда, старалась.

Мейсон переставил столики в кофейне в один длинный ряд. Леви, Эл и Бен замешивали тесто под контролем Калли. Мейсон и Найджел – раскатывали. Джули вырезала формочками пряники, а Дар-би выкладывала их на противни, которые Калли ставила в печь. Поскольку Ди-Эй приехала поздно, ей было поручено смешивать глазурь разных цветов и раскладывать в кондитерские мешочки, чтобы потом все разрисовали готовые пряники.

Близняшки с их острым чувством цвета считали нужным контролировать каждый ее шаг. Они десять минут колдовали над красной глазурью, прежде чем оттенок удовлетворил их обеих. Ди-Эй безропотно следовала всем их указаниям, ей было плевать на оттенок глазури. Красный останется красным, а ее сердце останется разбитым.

Ди-Эй подняла голову и заметила, с какой теплотой Найджел смотрит на Джули, какие нежные взгляды она бросает в ответ. Не в силах этого вынести, Ди-Эй повернулась к Калли только для того, чтобы увидеть страсть и смущение на лице разговаривавшего с ней Мейсона.

Ди-Эй завидовала счастью Джули, завидовала браку Калли и Рэя.

Калли была права, когда сказала, что Ди-Эй требует от отношений больше, чем сама готова в них вложить. Ди-Эй всю жизнь прожила в одиночестве, ей казалось, так безопаснее, и что она сможет удовольствоваться мимолетными отношениями. Но когда Мэтт приехал в Бостон, все изменилось. Он наполнил ее мир смехом, радостью, теплом и по-настоящему прекрасным сексом.

Но Мэтт не считал, что может доверять ей, что может на нее положиться. Она хотела, чтобы он видел в ней друга, близкого человека, любимую женщину. Его молчание красноречивее любых действий свидетельствовало, что она всегда была для него просто сексуальной партнершей.

Ди-Эй взяла зеленый пищевой краситель и, осторожно наклонив пузырек, капнула на белую глазурь. Сперва капля казалась черной, но потом, растворяясь в глазури, превратилась в блестящий зеленый глаз Мэтта.

Будто в замедленной съемке Ди-Эй увидела, как ее рука сметает стеклянную чашу с глазурью со стола, как та летит вниз и разбивается о пол.

Она посмотрела на лужу на полу и разрыдалась. Это было слишком. Рождество, ее отец, ее мать, Мэтт, разбитая чаша…

Она ненавидит Рождество!

Ди-Эй почувствовала, как чьи-то теплые руки обнимают ее, кто-то вынимает ложку из ее пальцев, ее лицо уткнулось в крепкую мужскую шею.

– Не плачь, Ди-Эй! – прошептал Мэтт ей на ухо.

Это он? От облегчения она расплакалась еще сильнее.

– Какой кошмар. Я тут все перепачкала. Мне надо прибраться.

– Мейсон уберет.

Ди-Эй обвила руками шею Мэтта. Он что-то говорил Калли, но она не могла понять ни слова. Она так устала…

– Пойдем, Ди-Эй.

Мэтт повел ее к дверям, крепко держа за талию. У входной двери он снял ее пальто с крючка, надел на нее один рукав, потом другой, застегнул все пуговицы, потом завязал пояс. Сквозь слезы Ди-Эй разглядывала его сосредоточенное лицо. Он взял ее за руку, вывел на улицу, повел к своей машине, помог сесть. Захлопнул дверь, включил печку, откинулся на сиденье и, наконец, посмотрел ей в глаза. Он смотрел на нее и молчал.

– Куда мы едем? – спросила Ди-Эй.

– Никуда. Ты еще должна напечь пряников и кое с кем познакомиться.

Она не хотела никаких пряников и никаких знакомств.

– Если ты не заметил, я сейчас не в лучшей форме.

– Это все из-за меня. Прости, Ди-Эй.

– Я хотела бы сказать, что все в порядке, но это не так. Напрасно ты приехал. Мы можем сейчас поцеловаться, сделать вид, что помирились, но это не уничтожит ту дистанцию, которую ты между нами установил.

– Я не хочу больше никакой дистанции. Я хочу быть с тобой.

Боже, если это шутка, то она убьет его. Если он сейчас удержит ее, а потом все пойдет по-прежнему, у нее уже не хватит сил уйти.

Мэтт взял ее холодную руку и поцеловал в ладонь. Его губы дрогнули в улыбке.

– Ты сладкая. В прямом смысле слова.

– Мэтью.

Это прозвучало как мольба. Она просила его объясниться или уйти.

Мэтт откинулся на спинку сиденья, прижал ее ладонь к губам и зажмурился. Когда он снова открыл глаза, Ди-Эй все по ним поняла.

– Я хочу большего, Дилан-Энн. Я хочу все.

Ди-Эй смотрела на него, желая и боясь услышать продолжение. И еще она боялась, что все это ей только снится.

– Пожалуйста, не говори того, от чего потом откажешься, – прошептала Ди-Эй. – Пожалуйста, не удерживай меня, если собираешься снова уйти.

Он гладил ее по лицу, по шее, по губам.

– Я не уйду, Дилан-Энн. Обещаю тебе.

Она хотела поверить ему, но чувствовала себя так, будто идет по тонкой жердочке над страшной пропастью и эта жердочка вот-вот сломается.

– Я хочу быть с тобой, Дилан-Энн, потому что ты единственный человек, с которым моя жизнь обретает смысл. Сейчас Рождество, и, хотя ты его не любишь, это время чудес. Ты мое чудо, знай это. Я хочу жениться на тебе, завести с тобой детей, спать с тобой, ссориться с тобой, любить тебя всю оставшуюся жизнь. Мне нужна только ты. – Мэтт помолчал, перед тем как продолжить: – Будь моим подарком на Рождество.

Затем Мэтт произнес слова, которые она ждала больше всего:

– Я люблю тебя, Дилан-Энн. Ты для меня центр вселенной.

Все страхи, терзавшие ее на протяжении многих лет, отступили. Слезы заструились по ее лицу, но она их не замечала. Мэтт хорошо знал ее, поэтому просто ждал, когда она наплачется.

– Ты уверен? – спросила Ди-Эй сквозь слезы. Мэтт улыбнулся.

– Что я люблю тебя? Да. Что я никогда тебя не покину? Да. Что ты моя единственная? Да.

– Я не знаю, что сказать, – прошептала она с улыбкой.

– Тогда позволь говорить мне. Мы поженимся, и чем раньше, тем лучше. Я пока не понял, как мы будем жить на два континента, но я уверен – мы что-нибудь придумаем. И мы будем проводить много времени вместе, это не обсуждается. Мы больше не будем разлучаться на многие месяцы, мы найдем решение. Может быть, будем жить часть времени тут, часть времени в Гааге. Но мне не важно, где мы будем жить, главное, что мы будем вместе.

Ди-Эй почувствовала, что ее слезы высохли. Она хотела ответить ему, но Мэтт ее опередил:

– Я не знаю, насколько хорошим мужем и отцом я буду, у меня нет достойных примеров для подражания, но я буду стараться, клянусь тебе. Я никогда не буду обманывать тебя, и ты всегда будешь центром моей вселенной, я обещаю.

Но этого Ди-Эй не могла от него требовать. У него была дочь, и она должна быть для него на первом месте. Это был первый шаг к тому, чтобы стать хорошим отцом.

– У тебя есть Эмили, Мэтт. Я понимаю, что она должна быть для тебя важнее всего.

– У Эмили уже есть отец, Ди-Эй, и семья, которую она обожает. И это очень хорошо, я рад этому. Но я хочу свою семью, нашу семью. Я хочу стать лучше, ответственнее, и, уж конечно, я хочу, чтобы мы были лучшими родителями, чем наши. Ты хочешь пройти все это вместе со мной? – спросил он голосом полным надежды.

Ди-Эй медленно кивнула, пристально глядя на него.

– Я тоже хочу ребенка, Мэтт, может быть, двух. Но до этого я хочу, чтобы мы научились жить вместе. Я хочу быть твоим светом, когда у тебя в глазах потемнеет от всяких международных преступлений, твоим убежищем, когда вокруг тебя все будет рушиться. Это будет сложно, потому что жизнь – тяжелая штука, но если мы будем крепко держаться друг за друга и наших детей, то у нас все получится, мы справимся с чем угодно.

Мэтт прислонился лбом к ее лбу, она чувствовала его дыхание на губах.

– Я люблю тебя, Дилан-Энн.

Это были самые прекрасные слова, которые она слышала в жизни.

– Я люблю тебя, Мэтт!

– Ты хочешь выйти за меня замуж?

– Больше всего на свете, – прошептала Ди-Эй. Губы Мэтта наконец встретились с ее губами.

– Знаешь, я, кажется, передумала насчет Рождества. Замечательный праздник!

Мэтт рассмеялся. Смех у него был низкий и очень сексуальный. Ди-Эй почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете оттого, что будет слышать этот смех всю свою жизнь. Она отстранилась и посмотрела на Мэтта. Она хотела рассказать ему, что он сделал ее очень счастливой, но внезапно почувствовала, что у нее нет слов.

Мэтт понимающе улыбнулся. – Я знаю. Голова кругом, да?

Ди-Эй кивнула:

– Я чувствую себя потрясающе, фантастически! Мне тесно в своей коже, в этом автомобиле. Я чувствую себя так, будто весь мир могу обнять. И теперь никогда ничего не будет прежним.